Глава 9

Он ворвался в лагерь подобно урагану, поднимая тучи пыли. Рассвет едва лишь брезжил, кофе еще не был готов, и столь раннее появление всадника вызвало полнейший переполох.

Адам Вуд почти на полном скаку соскочил с седла. Игнорируя удивленные вопросы друзей, даже не оглядываясь, он направился прямо в палатку, стоявшую в центре лагеря.

Отвернувшись от зеркала, перед которым он брился, Лон Фоукс взглянул на Адама, когда тот отодвинул полог, слегка кивнул ему и снова взялся за бритву.

— Так я и знал, — проворчал он. — Судя по переполоху, можно было догадаться, что это ты. От тебя всегда столько шума, как от целого полка. В чем дело? Твой подопечный сбежал?

— Нет, сэр, — отрапортовал Адам по-военному, хотя не был солдатом. Ни один мускул не дрогнул в его лице, оно казалось окаменевшим, но глаза возбужденно бегали. — Подопечный доставлен куда надо и передан в руки закона, сэр.

Фоукс наклонил зеркало, чтобы оно лучше ловило свет.

— Тогда в чем дело? — осведомился он, проводя бритвой по щеке, отчего вопрос прозвучал немного невнятно. — Что-то явно случилось, просто так ты бы не стал загонять свою лошадь! Ты ведь, насколько я понял, всю ночь скакал во весь опор?

Адам сделал еще один шаг к Лону. По всему было видно, что он нервничает, хотя и прилагает огромные усилия, чтобы не показать этого.

— Да, — кивнул он, — я скакал всю ночь, и вы, сэр, прекрасно знаете, почему. Так что там случилось с Итаном Кантреллом?

Бритва слегка дрогнула в руке Лона, но это было единственным, что указывало на его собственное волнение.

— А что ты слышал?

— Что он — ренегат. — Адам выплюнул эти слова так, словно они были какой-нибудь гадостью, которую ему было противно держать во рту. — Что он сбежал, застрелил шерифа в Уэйко и что ты поймал его, чтобы повесить.

Лон закончил бриться и аккуратно вытер бритву.

— Да, все это так, — подтвердил он.

Обветренное загорелое лицо Адама мгновенно побледнело, взгляд еще пристальнее вперился в Лона. До сих пор он отказывался этому верить, и даже сейчас, когда капитан все подтвердил, ему по-прежнему с трудом в это верилось.

— Не может быть! — пробормотал он.

Лон обернулся к нему, пожав плечами. На мгновение его суровое лицо расцветилось чем-то похожим на симпатию.

— Послушай, сынок. Я знаю, какие чувства ты испытываешь к Итану, но факты есть факты. Все свидетельства налицо, он сам почти что признался. Не знаю, что на него нашло. Может, просто повредился умом. Такое бывает.

— С кем угодно, но не с Итаном! — Адам замолчал, снова вспомнив те годы, когда они с Итаном сражались плечом к плечу, делили и хлеб, и кров, и радости, и горести. За эти годы они успели стать гораздо ближе, чем братья. Сколько раз каждому из них приходилось рисковать жизнью ради друга!

— Нет, черт побери. — Адам сжал кулаки. — С кем угодно, только не с Итаном.

Лицо капитана снова стало непроницаемым.

— Да, ты знал его много лет, но все равно не знал о нем всего.

— Того, что я о нем знаю, достаточно! — горячо воскликнул Адам. — Я знаю, что он не убийца!

Капитан слегка покачал головой:

— В нашем захолустье легко тронуться умом. Работа однообразная и не очень интересная, жалованье не бог весть какое… Человек устает, срывается. Вот твой Итан и сорвался.

Адам молча слушал капитана. На лбу его залегла глубокая складка.

— Хорошо, — наконец заговорил он. — Если это правда, то где он сейчас? Почему не повешен?

Капитан явно почувствовал себя неловко.

— Если уж ты так много знаешь, — проворчал он, стоя к Адаму спиной и натягивая рубашку, — так уж и быть, скажу. Он сбежал.

— Прямо из петли? Не может быть, тем более если везли его к месту казни ты и твои ребята.

Капитан холодно посмотрел на Адама, застегивая рубашку:

— Ты же сам отлично знаешь Итана! Для него нет ничего невозможного.

Адам знал Итана. Итан мог сбежать не то что из петли,а и с того света.

Глаза Адама сузились.

— И ты это допустил? — напрямую спросил он.

— Что значит «допустил»? Ты ведь знаешь, что в этой местности нам постоянно угрожают нападения индейцев, так что все, как говорится, под Богом ходим. Но как бы то ни было, я рад, что ты здесь. — Лон заправил рубашку в брюки и потянулся за курткой. — Мне нужен любой человек, тем более такой, как ты. Скажу без обиняков: теперь, когда Итан сбежал, ты у меня лучший. Отдохни немного, но не очень расслабляйся — скоро ты мне понадобишься. Поди-ка сюда. — Капитан склонился над картой. — Надо обсудить кое-какие детали предстоящей операции.

Но Адам почему-то не торопился подходить к капитану. Лицо его приняло вдруг спокойное выражение, лишь глаза оставались по-прежнему напряженными.

— Знаешь что, Лон? — решительно произнес вдруг он. — Лучше будет, если об индейцах будешь заботиться ты, а я позабочусь об Итане.

Фигура капитана над картой вдруг резко выпрямилась:

— Ничего не понимаю! О чем ты?

— Я сам найду Итана, чтобы он предстал перед судом. В конце концов, не в этом ли заключается моя работа?

В глазах капитана отразилось нечто похожее на тревогу:

— Ты с ума сошел! Да твоего Итана, поди, уже след простыл!

Адам усмехнулся.

— Не волнуйся, я найду его, не будь я Адам Вуд! Не зря же он сам когда-то обучил меня всему. — Адам решительно направился к выходу.

— Адам, вернись! Ты находишься на службе, в конце концов!

Но тот даже не обернулся.

— Адам, это приказ!

Адам вышел. Капитан в бешенстве выскочил за ним, но Адам уже был далеко.

Лон вернулся в палатку. Ему хотелось швырнуть Адаму вслед чем-то тяжелым, но, разумеется, это было бы бесполезно. Капитан лишь бессильно опустился на стул, рассеянно ероша волосы руками. Теперь оставалось лишь надеяться, что Итан Кантрелл, как и всегда, сам сумеет позаботиться о себе.

Ранчо Каса-Верде представляло собой пышный оазис зелени в гористой и пустынной местности. Оно казалось пятном зеленых чернил, оставленным кем-то на скучной серой странице. Широко раскинувшиеся луга вольно простирались на тысячи акров никто в точности не знал, где границы ранчо, а уж оспаривать эти границы решился бы разве что безумец, исключая, разумеется, Диего, но тот был единственным человеком в окрестности, могущество которого вполне могло бы поспорить с могуществом Кэмпа Мередита. С севера ранчо было защищено высоким горным хребтом, расположенным полукругом, острые вершины его день и ночь были бдительно нацелены на возможного врага. Зато внизу, словно на гигантской ладони, мирно паслись неисчислимые, множимые с каждым годом стада коров и табуны овец. Что же до числа работников, занятых на ранчо, то оно превышало сотню. Среди них были такие одиозные личности, как Билл Пистолет, разыскиваемый за убийства в Нью-Мексико, Аризоне и Вайоминге, Бриг Мансон — организатор ограбления поезда в Саутфилде и двое его подельников, один из которых во время этого ограбления совершил убийство. Что касается остальных, то в основном это были дезертиры с Гражданской войны — причем с обеих сторон, — бывшие конокрады и тому подобный сброд. Все это были вспыльчивые, агрессивные люди, с которыми Кэмпу приходилось постоянно быть начеку.

В середине ранчо возвышался хозяйский дом, в окружении небольших по сравнению с ним сарайчиков и амбаров казавшийся огромным замком. Его неприступные стены надежно защищали хозяина, его близких и его сокровища.

Дом был огромным, и его никак нельзя было назвать изящным. Площадь его насчитывала почти пол-акра, бревенчатые стены были как минимум в два фута толщиной. Огромные комнаты с высокими потолками были всегда холодными. Парадная лестница казалась перенесенной сюда из какого-нибудь дворца. Камины были такими огромными, что в них легко мог войти человек. Различные предметы крепкой, добротной мебели из дуба, обитые кожей домашней выделки, плохо сочетались друг с другом. Полы были покрыты простыми индейскими коврами. Вместо штор окна закрывали массивные деревянные жалюзи. В каждой комнате имелось по бойнице, из которой в сторону улицы торчало ружье. Все в доме носило суровый отпечаток, во всем виделось отсутствие женской руки. Чувствовалось, что хозяин дома привык жить в постоянном страхе, хотя вряд ли Кэмп признался бы в этом даже самому себе.

Сейчас Кэмп сидел на крыльце своего огромного дома, как и обычно в последние дни. Взгляд его был выжидающе устремлен вдаль.

Выйдя на крыльцо с подносом, Консуэло задержалась на миг, глядя на Кэмпа — точнее, на то, что сейчас от него осталось.

За несколько дней Кэмп очень изменился. Консуэло привыкла видеть его сильным, уверенным в себе, но сейчас лицо его было осунувшимся, волосы приобрели какой-то неопределенный цвет, словно их посыпали пеплом, а глаза… В глазах читалось что-то похожее на признание своего поражения.

За последние годы Кэмпу пришлось многое пережить, однако он всегда мужественно встречал неудачи. Но потеря дочери, по-видимому, оказалась последней каплей. Человек, в сущности, способен пережить многое — потерю имущества, чести, здоровья, надежд, — но не потерю самого близкого человека. Пока у тебя есть сын или дочь, у тебя всегда есть надежда. А ведь надежда умирает последней.

Консуэло нарочно погремела посудой, чтобы дать Кэмпу знать о своем присутствии и хоть немного вывести его из тяжелой задумчивости. Когда она поставила поднос на квадратный деревянный столик перед ним, Кэмп, очевидно, немного пришел в себя, ибо, как обычно, проворчал:

— Это еще что за пойло?

— Чай, — спокойно ответила она. — Выпей, он тебя взбодрит.

— Что я, баба, что ли, — чаи гонять? — снова фыркнул он. — Пей сама, коли тебе охота.

Консуэло тем не менее налила ему чашку и опустилась в кресло-качалку, глядя на закат. Она уже почти забыла, как выглядит закат с крыльца этого дома. Времена, когда она еще надеялась назвать этот дом своим, а его хозяина — мужем, были ею уже почти забыты.

Консуэло давно не появлялась здесь и сейчас бы не пришла, если бы не исчезновение Виктории. Дело было не только в том, что избалованная дочь Кэмпа недолюбливала ее — не это останавливало Консуэло, в чем-то она даже понимала девушку. Просто жизнь слишком сложна. Так сложна, что иной раз Консуэло впадала в отчаяние и ей казалось, что она больше не выдержит.

В последние дни Кэмпу все сложнее стало выбираться в город, но Консуэло чувствовала, что она нужна ему по-прежнему, даже больше прежнего. Поэтому-то она и перебралась к нему.

Глаза Консуэло, за минуту до того рассеянно смотревшие в пространство, вдруг стали напряженно вглядываться в даль.

— Кто-то сюда скачет.

Кэмп, взяв чашку, посмотрел туда, куда показывала Консуэло. Тревоги он не испытывал — никто не мог проникнуть на ранчо без тщательной проверки со стороны его людей, но не испытывал и радости или даже особого интереса — скорее всего это просто кто-нибудь из работников с вопросом по работе.

Всадник приближался. Это действительно был один из работников, но, судя по всему, новости, которые он привез, были важными. Не доехав до крыльца, всадник уже начал что-то кричать. Кэмп привстал, не расслышав его слов, но ему все уже было ясно.

— Она вернулась, сэр! — снова прокричал всадник. — Мисс Виктория вернулась! Они только что въехали в северные ворота!

Глаза старика засветились от радости.

— Моя дочь вернулась! — Голос Кэмпа срывался. — Она в безопасности! — Он перевел взгляд на всадника. — Ты сказал «они»? Кто с ней?

Тот сделал круг перед крыльцом, чтобы немного успокоить лошадь.

— Этот парень, сэр, которого вы посылали, как его… Кантрелл. — Пришпорив лошадь, вестник умчался.

От радости Кэмп не находил себе места. Он распахнул двери в дом:

— Розита! Санчо! Приготовьте ужин и ванну! Мисс Тори вернулась!

Дом сразу наполнился суетой, радостными голосами, топотом ног.

Консуэло знала, что должна пойти в дом, заняться соответствующими делами, но она не хотела оставлять Кэмпа. Она знала, что так же нужна ему в радости, как и в горе.

Кэмп снова вышел на крыльцо и оперся на перила, вглядываясь вдаль.

— Он справился! — воскликнул он. — Этот Кантрелл справился, я в нем не ошибся!

— Я рада за тебя, — мягко обронила Консуэло. Сцепив руки за спиной, Кэмп возбужденно ходил взад и вперед.

— Кантрелл справился! — снова повторил он. Консуэло нахмурилась.

— Означает ли это, что ты дашь ему работу?

— Почему бы и нет? Я свое слово держу! Такие парни мне нужны!

— А тебе не кажется, что от него могут быть неприятности?

— Что ж, если так, то лучше, чтобы он был у меня под носом — тогда мне проще будет это предотвратить.

— Подумай, нужны ли тебе сейчас лишние проблемы? На минуту в глазах Кэмпа мелькнула тревога, но тут же погасла.

— Да в чем, собственно, проблемы? Что он приведет сюда рейнджеров? Да они сами разыскивают его! А если и приведет, то у меня столько людей, что они сумеют справиться с целым полком. Может быть, он и опасный тип, но мне ли привыкать ко всякого рода опасным типам?

— Нет, — добавил он, помолчав с минуту, — я думаю, что Итан Кантрелл может мне пригодиться.

— О чем ты? — не поняла Консуэло.

Лицо Кэмпа приняло озабоченное выражение, но Консуэло это не очень пугало: она знала, что теперь, когда Тори вернулась, все остальные проблемы должны казаться Кэмпу мелкими. Даже лучше, если он будет думать о каких-нибудь делах — это отвлечет его от того напряжения, в котором он пребывал последние дни. А то еще, чего доброго, старый дуралей велит оседлать лошадь и поскачет навстречу дочери. А из этого вряд ли выйдет что-нибудь хорошее.

— Я долго думал. — Кэмп посмотрел на Консуэло. По его взгляду она поняла, что эти мысли для него очень важны. — И пришел к выводу, что мне здесь нужен какой-нибудь абсолютно новый человек, не связанный ни с кем из тех, кто здесь работает. Всем этим типам нельзя доверять, мне нужен свой человек. — Кэмп прищурился. — И Кантрелл кажется мне наиболее подходящим.

Сердце Консуэло забилось от радости. Раз Кэмп уже начал строить планы на будущее — значит, он снова обрел вкус к жизни. Это хороший знак.

Но это не означало, что она одобряла его решение. В Кантрелле было что-то такое, что ее настораживало.

— Не слишком ли ты спешишь? — осторожно спросила она. — Ты знаешь этого типа без году неделя и уже строишь такие планы! Будь осторожен, Кэмп!

В глазах Кэмпа, как в прежние времена, мелькнул задорный огонек.

— Я всегда строил грандиозные планы. — Взгляд его тут же погрустнел. — И никогда не был осторожен, — добавил он.

Консуэло посмотрела на него, и между ними снова встали все эти годы, что связывали и разделяли их, все обиды, все ошибки, которые уже невозможно было исправить… В глазах Кэмпа стояла такая боль, что Консуэло поспешила переменить тему:

— Я хочу тебе кое-что сказать. Твоя дочь вернулась из дальнего путешествия, где наверняка много натерпелась. Умоляю тебя, будь с ней помягче!

Кэмп нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— По крайней мере не накидывайся на нее сразу с обвинениями во всех смертных грехах. Не пытайся вытянуть из нее все ответы, если она вдруг не станет отвечать на твои вопросы. Она еще почти ребенок, а пережила, может быть, такое, что не каждому взрослому под силу. Дай ей хотя бы время прийти в себя.

Кэмп уже не в первый раз задумывался о том, какие испытания могла пережить его дочь и осталась ли она тем же восторженным, жизнерадостным ребенком, каким он привык ее видеть. Но сейчас ему не хотелось об этом думать. Главное — она в целости и сохранности, и он ее очень скоро увидит.

Чтобы как-то разрядиться, Кэмп решил выместить раздражение на Консуэло.

— Не учи меня, как обращаться с собственной дочерью! — проворчал он.

Консуэло с достоинством поднялась.

— И все-таки будь с ней помягче. Я все сказала. Ухожу.

— Нет! — Пальцы Кэмпа сжались на ее запястье. В голосе его смешались требование и мольба. — Останься.

Консуэло колебалась.

— Нет, — покачала она головой, — так будет только хуже. В такой момент ты должен побыть с дочерью наедине.

Кэмп сжал ей руку еще сильнее, но Консуэло знала, что это проявление нежности.

— Будь моя воля, — с жаром воскликнул он, — я оставил бы тебя здесь навсегда! И ты это знаешь.

Консуэло поспешила отвести глаза, борясь с нахлынувшими воспоминаниями.

— Это невозможно, — сказала она как отрезала. Кэмп отпустил ее руку, но продолжал умоляюще смотреть на нее.

— Останься хотя бы сейчас, — попросил он. — Ты мне нужна.

Консуэло посмотрела на него и грустно улыбнулась. Однако все же осталась.

Загрузка...