10.

По траве пробежала белка, покосилась на них и прыгнула на дерево. Издали доносились веселые детские голоса. По дорожке прошла девушка-нянька, толкая перед собой коляску, к коляске был привязан красный воздушный шар, который прыгал и плясал на ветру, словно жил своей, особой жизнью. Ветерок ворошил желтые, красные и бронзовые листья, и они сухо шелестели, будто перешептываясь.

— Дуг, — сказала Эмми, — ты ведь не поверил, что она его убила?

— Что ты! Как я мог! Конечно, Диана импульсивна и непредсказуема. Да, она могла влюбиться в Гила, но убить его… Я думал, что она на такое не способна, пока не появилась эта записка. Ди все отрицала, но по стилю это так на нее похоже…

«Эта корова Коррина», — снова вспомнила Эмми. Вслух она произнесла:

— Ди ведет себя так, словно тюрьма — не более чем забавное, хотя и утомительное, приключение. Она великолепна.

— Знаю, — кивнул Дуг. — Она жива и здорова, и я должен радоваться этому. Я и радуюсь. — Он вскочил, отошел в сторону — стройный, грациозный, с непокрытой головой — и отвернулся, чтобы Эмми не видела его лица. Он поворошил траву ногой, сунул руки в карманы, наконец обернулся и посмотрел на Эмми.

— Прости меня за все, что я наговорил тебе, Эмми. Это была правда, это и есть правда, но я не должен был ее открывать. Такое больше никогда не повторится, обещаю. Ты сможешь забыть? Сможешь жить, как раньше? Пойми, я должен с тобой видеться! Ты — единственное, что держит меня в этой жизни! Не покидай меня только из-за того, что я потерял голову и вел себя как последний идиот!

«Спокойнее! — снова предостерегла себя Эмми.— Без драм». Она встала.

— Конечно, я тебя не оставлю. Пойдем же погуляем!

— Я не имею права видеть тебя. Я не имею права так часто приходить в твой дом. Я не должен больше…

— Что за чушь! — резко оборвала Эмми.— Мы — твоя семья, Джастин и я. Конечно, ты будешь к нам приходить!

Он медленно покачал головой, на лицо набежала тень.

— Это несправедливо по отношению к тебе. Я не хочу отпугивать от тебя мужчин. Мне хочется, чтобы ты жила полной, счастливой жизнью. А о каком счастье можно говорить, если такой человек, как я, попавший в такую историю, будет вечно держаться за твою юбку?

«А ведь он прав, — шепнул Эмми внутренний голос. — Не стоит видеться с Дугом так часто. А еще лучше — не видеться вовсе…» Однако она оживленно произнесла:

— Ты вовсе не держишься за мою юбку, Дуг. Уверяю тебя, если мне случится встретить… встретить кого-нибудь, кто мне понравится, я всеми правдами и неправдами устрою так, чтобы он на мне женился! — Эмми ужасно хотелось, чтобы слова ее прозвучали легко и в то же время убедительно. Она взяла его за руку. — Пойдем! Между прочим, шампанское до сих пор не выветрилось у меня из головы!

— Милая… — пролепетал Дуг.

— Не смей! — ответила Эмми резко, даже слишком, и пошла вперед.

Дуг догнал ее. Они снова вышли на широкую дорожку, добрели до Девяносто второй стрит и повернули назад. Небо уже затянулось вечерней дымкой, повсюду начали загораться волшебные нью-йоркские огни…

Проводив Эмми до ее парадного, Дуг взял ее за руку, сказал:

— Спасибо тебе, — и, повернувшись к швейцару, спросил: — Тут можно поймать такси?

Швейцар вынул свисток. Эмми ждала. Когда подошло такси, Дуг, не оглядываясь, плюхнулся на заднее сиденье, и автомобиль влился в поток машин. В тот самый момент, когда швейцар открыл перед Эмми дверь, ей показалось, что фигура человека, проходящего мимо дома, ей чем-то смутно знакома. Она замедлила шаг и пристально посмотрела на него. Ничем не примечательный, маленького роста прохожий обернулся, в его огромных очках вспыхнул отблеск закатного солнца.

Да ведь это тот самый человек, который преследовал ее от дома Дианы в день убийства Гила! Тот самый, которого Диана видела у входа в подвал, когда он прятался за живой изгородью!

Человечек прошел мимо, не ускорив шага, не изменившись в лице, не удостоив Эмми каким-то особенным взглядом. Значит, она ошиблась: это просто житель одного из соседних домов, а никакой не полицейский в штатском. Впрочем, они никогда не были уверены, что это полицейский в штатском, но ведь после ареста Дианы он исчез! Так или иначе, все это ужасно не нравилось Эмми.

Она вошла в лифт, полная решимости не думать о Дуге и о его словах, но никак не могла унять смятение.

В этот вечер они с Джастином ужинали холодными бутербродами с индейкой и клюквенным соусом. «Интересно, — вскользь подумала Эмми, — сколько семей в Нью-Йорке едят сейчас на ужин то же самое?» Однако Джастин с мрачным видом принес еще и шампанское.

— Может быть, это нас немного взбодрит. Ну не смотри ты на меня так! Точно как твоя матушка. Всего полбутылки, подумаешь! Это еще никому не повредило.

Шампанское действительно пришлось Эмми весьма кстати, чего нельзя было сказать о Джастине, которого время от времени осеняли вспышки проницательности.

— Дуг очень любит тебя, Эмми. Ну почему ты позволила Ди его заграбастать? Эта девица всегда добивалась своего — не мытьем, так катаньем. В целом свете для нее нет ничего важнее денег. Она всегда лелеяла мечту, что в один прекрасный день Дуг станет знаменитым и тогда… А, ладно! — оборвал себя Джастин, и в голубых его глазах (Эмми вдруг показалось, что они стали совсем-совсем блеклыми) блеснули слезы. — Бедная девочка, она расплачивается за все это. И будет платить до конца своих дней… — Джастин отхлебнул шампанского и добавил: — Давай на Рождество уедем куда-нибудь на юг. Я не вынесу еще одного такого «праздника».

Эти его слова стали отправной точкой их путешествия на Ривьеру. Сначала речь зашла было о Флориде, но Джастин отверг эту идею: во-первых, слишком близко, во-вторых, чересчур много знакомых…

— Лучше как-то отделить все, что с нами было, от того, что будет дальше, положить какую-то прослойку… вроде как в сэндвиче, — сказал он несколько загадочно, но Эмми прекрасно поняла его.

Она согласилась без всякого энтузиазма — просто понимала, что Джастин прав. Может быть, это и трусость, но подобное бегство даст им возможность приноровиться к обстоятельствам.

На следующий день к Эмми пожаловали лейтенант Хейли и представитель страховой компании — поговорить об исчезнувших браслетах. О пропаже сообщил им мистер Уорд. По настоянию обоих мужчин и в их присутствии Дуг обыскал банковский сейф: браслетов там не оказалось. Кроме того, выяснилось, что именно за эти два браслета Диана продолжала платить страховку, поскольку носила их особенно часто.

Эмми не смогла поведать им ничего, кроме голых фактов: сестра вызвала ее, вручила список драгоценностей, сказала, что они хранятся в сейфе в доме Уорда, и попросила проверить их по списку и перенести в банковский сейф.

— А она знала, что… вернее, могла ли, по вашему мнению, миссис Уорд подозревать, что часть драгоценностей пропала?

Нет, ответила Эмми. Знай сестра о пропаже браслетов, она попросту не включила бы их в список. Но дом выставлен на продажу, в него часто приходят самые разные люди… Вообще-то ее сестра обычно держала ценности в банке, но в тот день… И Эмми объяснила, каким образом украшения попали в домашний сейф.

Оба мужчины, потупясь, слушали ее с самым серьезным видом. Наконец лейтенант Хейли спросил:

— Как, по-вашему, удивился ли мистер Уорд, обнаружив пропажу?

— Конечно, удивился! — с жаром воскликнула Эмми.— Да и я удивилась! — До нее не сразу дошел смысл вопроса. Поняв, на что намекал Хейли, она вспыхнула. — Лейтенант, уж не предполагаете ли вы, что мистер Уорд похитил браслеты собственной жены?!

— Я ничего не предполагаю, — кисло ответил Хейли, — но вот страховая компания много чего захочет выяснить, прежде чем раскошелиться… Я хотел сказать, прежде чем выплатить страховую сумму. А она, по словам мистера Уорда, весьма значительна.

— Да, браслеты очень дорогие.

Хейли попросил ее описать браслеты, и Эмми сделала это со всей точностью, на какую была способна. На лицах мужчин ничего не отразилось, их не шокировала цена побрякушек, которыми украшала свои запястья хорошенькая женщина, точнее, несколько поколений хорошеньких женщин. Эти люди давно привыкли к причудам богатых граждан.

— Хорошо,— Хейли встал.— Благодарю вас, мисс Ван Сейдем. Если вы вспомните что-нибудь еще, будьте любезны, дайте мне знать!

— Конечно, — сказала Эмми и проводила их к выходу.

Когда дверь за ними закрылась, из столовой вышла старуха Агнес. Скрывать от нее что-либо не было ни малейшего смысла.

— Я все слышала, — сказала она. — Глупо было с ее стороны оставлять драгоценности где попало. Но я же приходила в дом! Я унесла ее одежду, я прибирала в комнате. Теперь они скажут, что это я взяла браслеты!

— Не скажут!

Каменное лицо Агнес приобрело особенно суровое и непреклонное выражение. Нижняя губа ее слегка выпятилась, глаза цветом напоминали гранит, нос, казалось, сделался еще длиннее, даже узел стального цвета волос на затылке стал тверже на вид.

— Никогда не знаешь, что взбредет в голову полицейским!

— Агнес, они не могут обвинить тебя во взломе сейфа! Между прочим, мне казалось, ты хотела провести уик-энд со своей племянницей.

— Я решила вернуться раньше, — отрезала Агнес и поджала губы.

Эмми заподозрила, что Агнес не поладила с племянницей, точнее, с ее мужем, которого недолюбливала и никогда не скрывала этого. Расспрашивать старуху было бессмысленно. Эмми подумала о том, что все эти годы Агнес верно служила Джастину, матери, Диане, ей самой, и произнесла:

— Ты всегда была предана нам, Агнес.

Но задобрить Агнес было непросто.

— Это мой долг, — сурово ответила она и, смахнув краем белого передника невидимую пылинку со стола, неожиданно добавила: — Вы очень добры ко мне. Я не допущу, чтобы эта семья попала в беду.

И Агнес удалилась.

Браслеты не обнаружились, как и их похититель. Сэнди сказал Эмми по телефону, что они скорее всего появятся в каком-нибудь ломбарде и что полиция умеет отыскивать украденные драгоценности. Эмми снова пригласила его на ужин, и он снова отказался, сославшись на занятость. Сэнди явно не хотелось приходить к ней, и хотя в глубине души Эмми не винила его в этом, она все больше и больше чувствовала себя изгоем.

На следующий день позвонила тетушка Медора.

— Я слышала, что ты отклоняешь все приглашения. Это же глупо!

— Знаю. Но пока я не могу…

— О, я понимаю. Но ты же не можешь всю жизнь прятать, как страус, голову в песок! Тем более что ты ничего не сделала. Ты просто пришла туда сразу после того, как… как она его застрелила.

— Но Диана не…

— Знаю, — перебила тетушка Медора. — Но ты должна решиться. Диана твоя сестра, но это не значит, что вы с Джастином имеете какое-то отношение к этой истории. Наоборот, вы должны показать всем, что вы ни при чем. Не нужно жить затворниками! Выходите в свет, как обычно. Люди вскоре обо всем забудут.

— Мы с Джастином собираемся уехать на Рождество, — устало сказала Эмми. — Когда мы вернемся, я обещаю вести себя лучше.

Повисла пауза. Потом без всякого перехода тетушка Медора вдруг спросила:

— А как там Уорд?

По крови тетушка Медора не принадлежала к роду Ван Сейдемов, однако апломба в ней было хоть отбавляй, ее уважали и порой побаивались. Эмми поняла, о чем сейчас пойдет речь, и ощутила противную дрожь в коленках.

— С ним все в порядке, — ответила она, — хотя, конечно, ему сейчас очень тяжело.

Но тетушка Медора не страдала излишней деликатностью.

— Мне сказали, — бесцеремонно заявила она, — что тебя видели с ним в обществе. Прекрати это делать.

— Но, тетя…

— Не надо, Эмми! Сострадание — это одно дело, а я говорю о другом. Он — муж твоей сестры, он не смеет с ней развестись. Если он так поступит, никто не подаст ему руки — и тебе тоже!

— Но я не…

— Я знаю, что ты скажешь! Что ты просто жалеешь его. Естественно, всякий пожалел бы его на твоем месте. Но у него есть жена, приговоренная к пожизненному заключению. Он не может жениться ни на ком другом. У него, разумеется, будут интрижки, но не с тобой, Эмми! Ты не должна никуда с ним ходить!

— Да я вообще не собираюсь с ним видеться, пока мы с Джастином не вернемся после праздников! — огрызнулась Эмми и только тут поняла, что разозлилась не на шутку. Обменявшись с тетушкой еще парой не слишком дружелюбных реплик, она наконец повесила трубку, дрожа от негодования. Эта Медора во все сует свой любопытный нос!

Но хуже всего в том, что тетка Медора права! Эмми совершила ужасную ошибку, позволив Дугу говорить, что он ее любит, всегда любил и хотел жениться на ней, а не на Диане!

И она позвонила в бюро путешествий.

— …Тебе необходимо сменить обстановку, — внушал Джастин. — Пейзаж за окном, окружение, да все! Ты ведь живешь как отшельник с тех пор, как Диану упекли за решетку.

— Ты тоже, — мягко сказала Эмми, зная, как дорожил он своей клубной жизнью.

— А как я могу сидеть и играть в бридж, зная, что все вокруг думают, будто моя падчерица — убийца! Да я сразу начинаю отвлекаться и проигрывать… Нет, все-таки лучше всего поехать в Ниццу. Там побольше народу и поменьше знакомых. Ах, — вздохнул он, — в дни моей молодости Ницца была самым модным курортом!

На этом они и порешили, хотя, по правде говоря, ни Джастину, ни Эмми не хотелось никуда ехать.

Потом Джастин без ведома Эмми предложил Дугу присоединиться к ним.

— Он говорит, что пока не может, — с довольным видом докладывал Джастин после разговора с Дугом, — но приедет к нам накануне Рождества и останется надолго.

Эмми вскочила.

— Ох, только не это!

Джастин явно удивился.

— Ты хочешь сказать, что я не должен был приглашать его? Но я уже сделал это.

— В таком случае… в таком случае отмени свое приглашение! — в отчаянии потребовала Эмми.

— Но почему? — искренне недоумевал Джастин. — Ему тоже нужно сменить обстановку, Эмми. И он — член нашей семьи.

— Джастин, прошу тебя…

— Это не похоже на тебя, Эмми, — нахмурился отчим. — Ты что, боишься пересудов? Но там не будет никаких знакомых…

— Не в этом дело… Джастин, ради Бога, скажи ему, что мы передумали ехать или что… Ну выдумай что-нибудь!

— Значит,— сказал Джастин, пристально глядя на нее, — ты боишься в него влюбиться?

— Нет! Нет!

— Ну тогда позволь ему приехать! Подумай только, каково будет Дугу в одиночестве отмечать Рождество.

— Почему — в одиночестве? У него есть приятели…

— Приятели — это не семья. Мы для него самые близкие люди. Пойми, Эмми, я не могу ни с того ни с сего заявить ему, что ты не хочешь его видеть!

— Значит, это сделаю я! — отрезала Эмми.

Джастин смешал себе коктейль и заговорил о подготовке к путешествию. Он, конечно же, хотел лететь самолетом — он никогда еще не летал на реактивном лайнере. И, разумеется, ему нужно было купить новую одежду…

Постепенно Эмми поняла, что у нее не хватает духу сказать Дугу, чтобы он не приезжал. Джастин так радостно суетился, так бегал по магазинам — «Данхилл», «Брукс бразерс»… Он стал почти похож на себя прежнего.

Эмми забронировала билеты. Все было решено.

Только по ночам, когда сон к ней не шел, она думала о Дуге и о собственном неблагоразумии. Со дня памятной прогулки в День благодарения она видела его всего три-четыре раза, но неизменно в час коктейлей, когда Джастин был дома, и потому она не могла прямо сказать Дугу, что он не должен приезжать к ним на Рождество. Джастин и Дуг говорили о поездке как о деле вполне решенном и совершенно естественном, и Эмми никак не могла набраться храбрости.

В день накануне отъезда позвонила одна из сиделок тетушки Медоры и сказала, что та желает видеть Эмми. Наверняка, с тоской подумала Эмми, тетка пронюхала, что Дуг собирается на Рождество в Ниццу. Она очень вежливо, но непреклонно велела передать тете Медоре, что шлет ей наилучшие пожелания. Прийти она никак не может, но непременно позвонит, когда вернется из поездки. Сиделку явно не удовлетворил такой ответ, но Эмми учтиво попрощалась и повесила трубку, искренне надеясь, что тетушка Медора не огреет бедную сиделку тростью по голове.

На самом же деле в этот день, восемнадцатого декабря, Эмми отправилась в центр за покупками. Шел легкий снежок, но в морозном воздухе ощущалось приближение сильного снегопада. Доехав до Плазы, Эмми вышла из такси и двинулась по Пятой авеню, поглядывая на залитые светом праздничные витрины. Она думала о прежних временах, когда перед Рождеством они с Дианой и порой еще с какими-нибудь приятелями бегали по магазинам, сверяясь со списком рождественских подарков и весело щебеча. «Давай заглянем!» — кричала Диана и за руку тащила Эмми в «Картье», на выставку изделий из кожи на Марк-Кросс или в Рокфеллер-Центр, где они подолгу стояли на холоде, слушая рождественские песенки и глазея на огромнейшую елку.

Эмми зашла в банк за дорожными чеками, затем в бюро путешествий — подтвердила заказ и выкупила билеты, затем в «Сакс» — за спортивной одеждой. Она выбрала несколько вещей, показавшихся ей яркими и поднимающими настроение, и направилась домой.

А снег тем временем шел все гуще, и все сильнее дул ветер. Дойдя до парка, Эмми окончательно замерзла, ноги ее в туфлях-лодочках промокли насквозь. Она очень жалела, что не поймала такси, но вряд ли это было возможно в разгар рождественских распродаж, да еще и в метель. Достаточно одной-единственной снежинки или капельки дождя, сердито думала Эмми, чтобы все нью-йоркское уличное движение превратилось в одну большую пробку. Воздух был морозный и свежий, колючие снежинки жалили ей щеки.

Когда она добралась домой, Джастина все еще не было, зато в гостиной ее дожидался Дуг. Агнес впустила его и подала ему чаю. Убежденная трезвенница, она в конце концов примирилась с обычаем угощать коктейлями, но если дело оставлялось на ее усмотрение, неизменно наливала чай.

Дуг вскочил и бросился навстречу Эмми, протягивая руки.

— Эмми! Ты совсем девчонка! Я в жизни еще не видел таких пунцовых щек! — Он радостно, как в былые времена, рассмеялся и вдруг наклонился к ней, чмокнул в щеку и, взяв за подбородок, повернул ее лицо, чтобы поцеловать вторую. — Прости, Эмми. Не удержался. Я бы и дальше это делал, да боюсь, ты будешь недовольна.— Внезапно он посерьезнел. — Эмми, я думаю, мне не стоит ехать во Францию на Рождество.

«Я тоже так думаю», — чуть было не сказала Эмми, но сдержалась.

Дуг продолжал:

— Пойдут пересуды, сплетни. Они пойдут в любом случае, с какой бы женщиной меня ни увидели. Начнутся намеки…

— Ты беседовал с тетушкой Медорой! — осенило Эмми.

— Да. До нее дошел слух о том, что я собираюсь приехать к тебе и Джастину на Рождество, она позвонила мне и заставила прийти к ней.

— Все-то она знает, — проворчала Эмми. — Старая сплетница…

— Но она права, — негромко сказал Дуг. — Я не имею права ставить тебя в двусмысленное положение, Эмми. Я уже говорил тебе об этом… тогда, в парке. И повторяю сейчас.

Назойливость и властность тетушки Медоры могли вынудить к бунту даже безропотную овечку, а Эмми отнюдь не была безропотной овечкой. Она немедленно заняла оборонительную позицию.

— С тех пор как вы с Дианой поженились, вы всегда проводили Рождество с нами. Никто ничего не скажет! — твердо сказала она и тут же поняла, что усугубляет свою ошибку. Чем меньше она будет видеться с Дугом, тем лучше будет для нее, Дуга и Дианы.

Но Дуг невероятно растрогался.

— Эмми, ты серьезно? Ты правда хочешь, чтобы я приехал?

— Не говори глупостей. И я, и Джастин — мы оба этого хотим.

— Но я… Эмми, я не уверен, что у меня хватит силы воли поступать правильно. Ты так добра, так великодушна… Мне кажется, что если бы ты любила меня, то согласилась бы даже на тайные отношения… Но это не для тебя. Твоя тетка права. Ох, милая…— Дуг прикоснулся к ее руке, затем взгляд его упал на ее промокшие туфельки. — Ты что, гуляла пешком в такую метель?! Ну-ка, сядь! — Он усадил Эмми в кресло, опустился перед ней на колени и снял с нее туфли. — Промокла насквозь! И чулки тоже. Надо переодеть… О, Эмми! — произнес он со странным всхлипом, обхватил обеими руками ее ногу и внезапно поцеловал ступню. Он хотел проделать то же самое со второй ногой, и Эмми кольнуло неведомое до того мгновения чувство — отчасти жалость, отчасти что-то иное, непонятное, — но тут с порога раздался голос Сэнди:

— Привет!

Всем троим стало до ужаса неловко. Дуг обернулся, не спеша, с достоинством встал и ответил:

— Привет!

Взгляд серо-зеленых глаз Сэнди не оставлял сомнений: он все понял. Эмми почувствовала, что щеки ее пылают.

— Эмми гуляла по снегу, — невозмутимо сказал Дуг, — и промочила ноги.

— Я не слышала, как ты вошел, — сказала Эмми и поняла, что голос ее дрожит.

— Вижу,— сухо ответил Сэнди.— Простите, что помешал. Я принес тебе рождественский подарок, Эмми.

В руке у него была большая квадратная коробка, обернутая ало-зеленой подарочной бумагой и перевязанная серебряной лентой, под ленту была просунута живая роза.

— Сэнди! — Эмми подпрыгнула и подбежала к нему. Прежде они никогда не обменивались подарками на Рождество, хотя Сэнди обычно присылал ей цветы. — Можно сейчас открыть?

— Вообще-то лучше подождать до Рождества, — сказал Сэнди,— но, с другой стороны, эта штука тяжеловата, чтобы везти ее с собой, так что лучше оставить ее дома, если, конечно, она вообще тебе понравится…

— Ну дай же! — Эмми выхватила у него коробку.

Сэнди усмехнулся. Дуг оставался безучастным. Эмми вынула розу и вставила ее в волосы, разорвала обертку и раскрыла коробку.

Это была статуэтка танцовщицы из венецианского стекла, столь прекрасная, такой тонкой работы, что Эмми невольно вскрикнула от восторга. Золотые крупинки в стекле сверкали и переливались так, что, казалось, еще миг — и фигурка наяву закружится в танце.

— Сэнди! — воскликнула Эмми.— Какая красота!

Сияя, она принялась искать достойное место для статуэтки, примеряя ее то к одному, то к другому столику. Сэнди и Дуг молча наблюдали за ней, затем Дуг произнес:

— Золотая девочка для золотой девочки. Весьма символично, Сэнди.

— Иногда ты бываешь чересчур умен, Дуг, — добродушно отшутился Сэнди. — Я рад, что тебе нравится, Эмми. Мне она тоже сразу понравилась.

Но слова Дуга неприятно задели Эмми. Ее поразило, что Дуг со своей хваленой интуицией заподозрил Сэнди в таком мотиве для выбора подарка. Да, независимый Сэнди, быть может, не хотел вступать в слишком дружеские отношения с девушкой, у которой много денег, но не в его натуре было намекать на это столь тонко и изысканно…

— Она прекрасна, — снова похвалила Эмми. — Спасибо, Сэнди. Но она же, наверное, стоит целое состояние!

— Ну не то чтобы целое…— по-прежнему добродушно ответил Сэнди. — Значит, вы скоро уезжаете? Я слышал, Дуг намерен провести Рождество с вами?

«Все-то он слышит, прямо как тетушка Медора»,— подумала Эмми и поставила статуэтку на стол, не переставая любоваться ее хрупкой прелестью.

Дуг сказал:

— Да. Эмми и Джастин любезно пригласили меня. И я очень этому рад. Эмми, с этой розой в волосах ты похожа на Кармен.

Сэнди оценивающе взглянул на Эмми.

— Я бы не сказал. Для Кармен Эмми недостаточно смугла и темноволоса. К тому же роза у нее в волосах, а не в зубах. Кстати, Эмми, тебе нужно переобуться, — практично добавил он.

— О, да! Я сейчас. Вы оба знаете, где у нас выпивка.

Она направилась к двери, а Сэнди обратился к Дугу:

— Ты, конечно, собираешься повидаться с Дианой перед отъездом?

— Конечно, — холодно подтвердил Дуг. — Она считает, что мне обязательно нужно съездить на Ривьеру. Опять же, моя постановка, похоже, доживает последние деньки. Рождественские каникулы она еще протянет, а в январе, боюсь, сойдет со сцены.

Вот почему на следующий день, думая о Томасе Такере, о пьесе Дуга, которая хоть и не провалилась, но и не стала громким событием в театральной жизни, думая еще и о Коррине, Эмми в одиночестве отправилась в театр, где и сделала странное открытие о Коррине Харрис.

Загрузка...