Две богатенькие малышки

3.

В гнетущей тишине прозвучал голос Сэнди:

— Значит, Гил сам вошел в дом. Миссис Уорд не впускала его.

— Вы уверены в этом, миссис Уорд? — учтиво осведомился мужчина.

— Еще бы! — выпалила Диана. — Я вообще не знала, что он в доме!

— Разве вы не ждали его?

— Нет! Говорю же вам — нет!

— Постой-ка, Ди,— Дуг выпрямился и принялся шарить по карманам. — Кажется, я все-таки давал ему ключ — несколько дней назад. Мне понадобились кое-какие бумаги, они лежали здесь, на столе, а Гил как раз был на репетиции и сказал, что мог бы их принести… А тебя, помнится, не было дома… Точно! Вспомнил! Я давал ему ключ.

— Могу ли я взглянуть на вашу связку ключей, мистер Уорд? — Вопрос был задан безукоризненно вежливо, но Дуг побледнел еще сильнее.

— Да… разумеется…

Ди рывком обернулась к Сэнди.

— Ты наш адвокат. Мы что, обязаны отвечать на вопросы, не посоветовавшись с тобой?

Мужчина перевел взгляд на Сэнди.

— Добрый день, адвокат. Вас пригласили?

— Здравствуйте, Хейли. Да, конечно. Миссис Уорд вызвала меня, не так ли, Ди?

— Да, — угрюмо подтвердила Диана. — Я пригласила его. Я и мой муж. Мистер Патнем наш адвокат, и я не намерена отвечать ни на единый вопрос без его совета.

— Что ж, отлично,— любезно улыбнулся Хейли. В глазах его блеснуло лукавство: — Не сомневаюсь, Патнем, вы блестяще справитесь с этой работой. — Он сжал ключ в кулаке и удалился, тщательно прикрыв за собой дверь.

— Ну так что же, Дуг? — произнес Сэнди. — Давай посмотрим на твою связку.

Дуг, поколебавшись, нехотя достал из кармана ключи.

— Да здесь мой ключ, здесь.

Сэнди взял у него из рук колечко с ключами, мельком глянул на них и вернул владельцу.

— Понимаешь, — замялся Дуг, — не мог же я позволить им допрашивать Ди да еще таким тоном, словно это она дала Гилу ключ от нашего дома!

— Д-да, — запнулся Сэнди, — конечно. Но все-таки лучше говорить правду.

— Но это и есть правда! — крикнула Ди. — Я не давала Гилу ключ! С чего бы, спрашивается, я стала это делать?!

— Мы знаем, что ты не делала этого, Ди, — с расстановкой произнес Дуг. — Но у полиции на этот счет есть сомнения.

— Что же будет, Сэнди?! — воскликнула Диана. — Что ты намерен делать? Ты знаком с этим человеком? Он называет тебя по фамилии…

— Это — Хейли, из Отдела по расследованию убийств. Хороший следователь. У меня не так уж много опыта в уголовных делах, но могу сказать наверняка: Хейли оперирует только вескими доказательствами.

Хейли снова постучал в дверь и аккуратно приоткрыл ее.

— Эта сумочка лежала в холле на столе. Если не ошибаюсь, она принадлежит миссис Уорд. На ее связке, — проговорил Хейли очень тихо,— нет ключа от входной двери.

Он просунул сумочку в дверь. Сэнди взял ее, и дверь снова закрылась.

— Но я не давала Гилу ключ! — в отчаянии выкрикнула Диана.

Только теперь стало ясно, что она по-настоящему напугана.

— Я же говорила тебе, — бросилась она к Эмми, — я его не убивала! Я знаю, они думают, что это я. Но я сказала правду. Я не стреляла в Гила. И не давала ему ключ. У меня и в мыслях такого не было!

Повисла гнетущая пауза. Сэнди, отвернувшись, глядел в окно. Дуг нервно водил носком ботинка по ковру. Наконец Эмми нарушила молчание:

— Она не убивала его, Сэнди, поверь мне. Не убивала. Сэнди вздохнул.

— Что вы делали сегодня, девочки? Вы были вместе?

— Да, — ответила Эмми, — с самого утра. Мы ходили по магазинам, потом обедали, потом…

— По каким магазинам?

— Ну, по разным. Я заказала платье и осеннее пальто. Потом мы зашли в «Уинстон» — Ди хотела взглянуть на ожерелья…

— Ой! — почти взвизгнула Ди. — Бабушкины сапфиры! Они же все там, наверху! Я вчера забрала их из банковского сейфа! Пойду принесу их. Боже, полный дом полиции…

Она метнулась к двери, но Сэнди крепко схватил ее за запястье.

— Успокойся, Ди. Уж кто-кто, а полицейские не украдут твои драгоценности, поверь.

— Но сапфиры безумно дорогие! И не все застрахованы, только те, что я часто ношу…

— Где они? — спросил Сэнди.— Я принесу, если ты, конечно, мне доверяешь.

— Понимаешь…— Диана выглядела слегка смущенной. — Сначала я хотела взять только сапфиры, а потом решила прихватить еще и бриллианты, чтобы решить, какое ожерелье заказать в «Уинстоне»…

— Где они? — строго спросил Дуг.

Ди потупилась.

— Под кроватью. В бумажном пакете.

— В бумажном… — Дуг потрясение уставился на жену. — Боже правый, Ди! Это же целое состояние!

— Ну вот, потому-то я решила: никому не придет в голову, что я положу драгоценности в пакет и засуну его под кровать…

— Да, действительно, такое могло прийти в голову только тебе, — вздохнул Дуг. — Сходи, пожалуйста, наверх, Сэнди. Принеси их сюда, если полиция тебе позволит. — Он снова с изумлением глянул на Диану.— Ведь сейф — прямо здесь, в кабинете. Почему же тй не положила их…

— Ну не положила — и все! — огрызнулась Ди.— Сэнди, они в пакете от «Бонуита». Там еще нарисованы фиалочки.

— Понял. Фиалочки, — сдавленным голосом пробормотал Сэнди и вышел из кабинета.

Все снова замолчали. «Как это похоже на Диану,— думала Эмми. — С одной стороны, она действительно уверена, что придумала очень остроумный способ хранения драгоценностей, но главное — ей просто лень открывать сейф, куда проще запихнуть под кровать бумажный пакет».

Дуг тяжко вздохнул, пересек комнату и сдвинул в сторону весьма странное живописное полотно, на котором красовалось нечто вроде свалки старых консервных банок. За картиной в стене оказался маленький сейф. Дуг набрал код.

— Я что, должна возиться с этой штуковиной всякий раз, когда хочу снять или надеть серьги? — сердито спросила Диана.

— Но хоть бриллианты-то ты могла убрать? — проворчал Дуг, открывая дверцу сейфа.

Сейф — неглубокий, но довольно вместительный — был битком набит бумагами.

— Сценарии, — сказал Дуг, вынимая несколько папок.— Сам не знаю, почему я их не выброшу. Никто никогда это не поставит, но я все думаю: вдруг придет на ум что-нибудь новенькое, или…

— Положи! Они еще пригодятся! Настанет день, когда им цены не будет! — Голубые глаза Дианы взволнованно заблестели. — Дуг! Эта история не повредит премьере! Наоборот, газеты растрезвонят об убийстве, и люди повалят в театр — хотя бы из любопытства! Будет аншлаг!

Дуг сунул папки обратно в сейф и с горечью произнес:

— Я вообще отказался бы от премьеры, если бы не труппа. Гил был настоящим другом — моим и твоим. Мне стыдно перед ним, что я не могу отменить премьеру, но выхода нет. Представление состоится.

Эмми внезапно охватила нервная дрожь.

— Состоится… если одного из вас не арестуют по обвинению в убийстве! — выпалила она и тут же устыдилась своих слов.

Впрочем, ни Дуг, ни Диана не обратили на них ни малейшего внимания. Ди спросила:

— Как ты думаешь, вся эта история не выбьет Коррину из колеи? Должна тебе признаться, эта девица никогда не казалась мне особенно смышленой. Конечно, красавица и умеет держаться на сцене. Но что касается ума…

— Да, мозги у нее птичьи,— устало кивнул Дуг.— Но Коррина умеет себя подать. В ней есть то, что нравится публике. И она уверена в себе — это хорошо. Хотя если бы она как следует учила роль, было бы еще лучше.

— В четверг… — задумчиво произнесла Диана. — Как ты думаешь, тебе придется вносить изменения в текст?

— Откуда же мне знать? Иногда кажется, что все хорошо, а через мгновение чувствуешь — не то, не так!

— Это просто тебя лихорадит перед премьерой, — сказала Диана.

Эмми, все еще чувствуя себя виноватой, подхватила:

— Ты слишком много репетировал, Дуг, поэтому уже не способен объективно оценить результат. Скорее всего все гораздо лучше, чем тебе кажется.

Дуг вздохнул.

— Это станет ясно после премьеры. Или после первых критических статей. Ну надо же было этому случиться именно сейчас… Бедный старина Гил…

«Вот именно, — подумала Эмми. — Бедный старина Гил…» Дверь открылась, и появился Сэнди. В руках его был бумажный пакет, разрисованный фиалками.

— Этот?

— Да.

Диана подошла к сейфу, сунула туда пакет и закрыла дверцу. Дуг набрал код и приладил на место картину. Сэнди бросил на нее хмурый взгляд.

— Это что, искусство?

— По-моему, да, — ответил Дуг. — Что они там делают?

— Готовятся выслушивать ваши показания.

Диана ахнула. Дуг в отчаянии запустил пальцы в свою густую шевелюру.

— Идем, Эмми,— сказал Сэнди.— Они начнут с тебя, а потом ты отправишься домой. Я договорился с Хейли.

Он положил руку на плечо Эмми и вывел ее из комнаты. Диана проводила сестру растерянным взглядом. Дуг опустился в кресло и забормотал:

— Боже, как я это вынесу… Я не могу… Что же делать…

Сэнди плотно прикрыл за собой дверь.

Лейтенант Хейли шагнул им навстречу. За его широкими плечами Эмми увидела несколько человек в форме. Тела под лестницей уже не было.

Разговор оказался кратким. Хейли тщательно выспросил, не видела ли она, чтобы кто-то выходил из дому, и не слышала ли каких-либо звуков. Затем Сэнди проводил Эмми во двор. На крыльце их окружили репортеры, засверкали фотовспышки.

— Не обращай внимания, — сказал Сэнди. — Это их работа. Сейчас я посажу тебя в такси, а сам вернусь к Ди и Дугу. Кстати, пока ты отвечала на вопросы, появился доктор. Он жутко перепугался, когда узнал, что случилось. А Диана, едва увидела его, тут же стала слабенькой и беспомощной. — Внезапно голос Сэнди стал очень серьезным: — Эмми, ты не испугалась, когда увидела Гила?

— Я была потрясена… и Ди плакала…

— Я хотел спросить: неужели ни тебе, ни ей не пришло в голову, что убийца может находиться в доме?

— Нет, Сэнди. Честно, нет. Только когда полицейский велел мне по телефону никого не выпускать из дому, до меня дошло… Понимаешь, мы были в каком-то оцепенении… Потом стали искать пистолет, потом приехала полиция.

— Да, понимаю. И все же, Эмми, раз убийство произошло за считанные минуты до твоего прихода, то… если, конечно, это не Диана…

— Это не Диана! — выкрикнула Эмми.

— …то должен же был убийца как-то выбраться из дому. Диана говорит, что обнаружила труп совсем незадолго до того, как ты позвонила в дверь. Она сначала даже боялась открывать. Значит, убийца покинул дом прямо перед твоим приходом.

Эмми судорожно сглотнула:

— Я никого не видела. Я не боялась…

— Конечно, пока ты стояла под дверью, тебе еще нечего было бояться. Возможно, он выбрался через кухонную дверь. Но тогда, чтобы оказаться на улице, ему нужно было непременно пройти мимо парадной двери, где ты стояла.

Эмми задумалась, припоминая.

— Нет, Сэнди, там никого не было. Я помню, что оглядывала изгородь и еще подумала: «Как все красиво, как ухоженно!» Нет, я никого не видела.

— Ну ладно. Это хорошо.

— Хорошо?

— Было бы не слишком приятно, если бы ты могла кого-нибудь опознать.

— Но разве это не принесло бы пользу?

— Полиции, конечно. Но не тебе. Я не хочу, чтобы ты… Ну ладно. Вот и такси…

Сэнди поднял руку, но Эмми остановила его.

— Я пройдусь пешком, — сказала она.

Он помедлил, оглядывая улицу: солнце уже не отражалось в стеклах домов, но сумерки еще не начались…

— Хорошо,— сказал он наконец.— Я буду держать тебя в курсе событий. А пока постарайся не думать об этом.

Сэнди легонько погладил ее по руке и быстрыми шагами направился к дому.

Эмми была несказанно рада свежему воздуху и избавлению от кошмара последних часов. Подумать только, совсем недавно она шла по этой улице, поднималась по знакомым ступенькам, не ведая, что ожидает ее там, за дверью…

Она вспомнила разговор с лейтенантом Хейли. Она отвечала ему просто и правдиво. Но беседа была краткой, и в ней не прозвучали те вопросы, которые, как ей представлялось, обычно задает полиция. Это был всего лишь предварительный допрос, поняла она, и по спине пробежал неприятный холодок.

Конечно, будут еще беседы. Но она уже поведала Хейли все, что знала. Все — кроме одной маленькой незначительной детали, которая не имела отношения к убийству и была легко объяснима. Эмми имела в виду истеричный вопль, которым встретила ее Диана: «Это не я!»

Эмми прекрасно понимала, чем это было вызвано: кто угодно потерял бы голову, обнаружив в своем доме убитого человека, тем более взбалмошная и непосредственная Диана. Но из страха за сестру она умолчала об этом эпизоде, ведь полиция могла истолковать выкрик Ди совсем иначе.

Эмми остановилась у светофора. Был час пик: машины с грохотом мчались мимо, увозя людей из делового центра Нью-Йорка. Она с печалью подумала о том, что все эти люди спешат домой, в нормальную жизнь, к привычным вечерним хлопотам, и никто из них, наверное, не знает, как страшно внезапное столкновение со смертью… с убийством…

Ей отчаянно хотелось, чтобы полиция нашла пистолет… и чтобы это не был пистолет Ди… Зажегся зеленый свет, и вместе с другими пешеходами Эмми пересекла Лексингтон-авеню. Дойдя до Парк-авеню, она снова остановилась на середине улицы, на островке, мимо которого сновали автомобили, и только тут осознала, что сквозь шум и рев моторов она уже давно, едва ли не с того момента, как вышла на улицу из дома сестры, слышит чьи-то размеренные шаги. Эмми резко обернулась, но увидела только двоих: пожилую женщину, которая нервно смотрела на поток машин, барабаня по сумочке пальцами в белых перчатках, да мужчину — просто мужчину, без каких-либо приметных черт: довольно молодого, невысокого, в сером костюме, серой шляпе и очках. Он совсем не смотрел на нее. «Это всего лишь игра воображения», — сказала себе Эмми. Светофор мигнул, и женщина в белых перчатках бегом устремилась на противоположную сторону улицы. Эмми подавила в себе нелепое желание побежать следом и спокойно перешла дорогу. Серый, неприметный мужчина двигался по пятам. Вслед за ней он пересек Мэдисон-авеню и дошел до Пятой. Но когда Эмми остановилась у своего парадного, человечек прошагал дальше — мимо дверей, мимо швейцара, который в этот момент помогал кому-то выбраться из такси.

Эмми прошла по вестибюлю мимо огромных сверкающих зеркал и покрытых красным плюшем скамей к лифту и поздоровалась со стариком Тимом, который работал в этом доме — то на одной, то на другой должности — ровно столько, сколько она себя помнила. Когда лифт доехал до девятого этажа, Тим сообщил Эмми, что мистер Эннсли тоже только что вернулся домой, а затем спросил, где она желает выйти — на девятом этаже или на десятом.

Эмми сказала, что на девятом, поблагодарила и достала из сумочки ключ. Они с ее отчимом занимали просторные апартаменты на двух уровнях: на десятом этаже, по обе стороны от огромного холла, служившего салоном, находились спальни, ну а Джастина Эннсли, отчима Эмми, легче всего было застать на девятом этаже, где в числе прочего располагались столовая и бар.

Эмми отперла дверь и вошла в длинный холл, из которого вела лестница на верхний этаж. Она положила сумочку на стол и мельком подумала: «Как это я вообще не забыла ее взять?» — затем вспомнила: это Сэнди вручил ей сумочку, взяв ее со стола в холле Ди, а на полу у стола мелом было очерчено место, где прежде лежал Гил… Снимая перчатки, Эмми снова осознала, что не помнит, как надевала их…

Из большой гостиной, расположенной в конце холла, доносился легкий запах сигаретного дыма.

Квартира — огромная и очень красивая — находилась в одном из первых кооперативных домов в Нью-Йорке, построенном в то время, когда в моде были высокие потолки, большие комнаты, мраморные камины, роскошный паркет… Отец Эмми купил эту квартиру, когда дочери были еще совсем малышками. Он никогда не любил старый дом Ван Сейдемов на Шестьдесят третьей стрит, однако не продал его, а сдал в аренду, как считала Эмми, весьма удачно. Свою недвижимость он по завещанию разделил на три равные части — жене и дочкам. Мать Эмми могла поступать как угодно со своей долей, включавшей дом и квартиру; после ее смерти квартира досталась Эмми, дом — Диане. Мать не забыла и о своем втором муже, Джастине: по завещанию ему достался трастовый капитал, который когда-то приносил более чем приличный доход, но это было давно. Кроме того, было оговорено, что Джастин, если пожелает, может жить в этой квартире до конца своих дней. Именно этого он и пожелал. Эмми содержала дом, расходы на который все росли, но Джастина это вовсе не заботило. Напротив, он делался несчастным всякий раз, когда Эмми намекала, что неплохо бы им перебраться в квартиру поскромнее, где не требовалась бы помощь прислуги, ведь это так странно — иметь прислугу в наши дни…

Так или иначе, эта квартира была для Эмми родным домом. Каждый раз, когда она поворачивала начищенную до блеска медную дверную ручку и попадала в просторные красивые апартаменты, где так легко дышалось, ее охватывало ощущение покоя и уюта. Она давно уже перестала огорчаться, если по какой-нибудь причине не приходила уборщица или старуха Агнес, их домохозяйка, уезжала к племяннице в Нью-Джерси. Эмми научилась управляться со старомодной кухонной утварью, махнула рукой на то, что столовое серебро блестит не так, как в ее детстве, и давно привыкла к неудобствам огромной кладовки. Она завела себе кое-какие современные приборы, электроплиту, вентиляторы и кондиционеры. Но все же квартира носила на себе отпечаток личности и стиля жизни матери и до некоторой степени отца.

Эмми вздохнула, бросив взгляд на длинную лестницу, и в который раз лениво подумала, что неплохо было бы установить лифт — если не для себя, так хоть для Джастина, который, несмотря на бодрый вид, отнюдь не становился моложе. Она медленно побрела по коридору, осознавая, что специально оттягивает момент, когда придется рассказать Джастину о случившемся…

У двери в столовую она помедлила, прислушалась, втянула носом воздух и через столовую и кладовую направилась в кухню. Там не было ни души и ни малейших признаков ужина. Значит, Агнес в очередной раз укатила к племяннице. Эмми понадеялась, что хотя бы уборщица приходила днем.

Она открыла морозильник, вынула бифштекс и положила на стол, чтобы оттаял. Ведерко со льдом куда-то запропастилось. Ясно, куда: оно наверняка в компании Джастина и графинчика с виски. Эмми вернулась в столовую, но на этот раз свернула в широкий дверной проем, ведущий в гостиную. Запах дыма стал ощутимее. Она увидела затылок отчима — волосы его, как ни прискорбно, начинали редеть… Джастин сидел спиной к ней, откинув голову на спинку кресла, и глядел в окно, на молодую зелень парковых деревьев…

Джастин услышал, как она вошла, и, не оборачиваясь, произнес:

— Уже поздно, Эмми. Я заждался тебя. Вот и решил, что самое время пропустить рюмочку-другую…

— Прекрасно. Лед у тебя?

Эмми глянула на нестройный ряд бутылок и бокалов — они, как и ведерко со льдом, стояли по правую руку от Джастина на подносе, на изысканном французском столике. Она обреченно подумала, что все в доме, даже мебель, указывает на пристрастие отчима к «алкогольной диете», как он сам беспечно это называл.

— Да, где же еще?

Джастин приподнялся в кресле, оглянулся — и брови его поползли вверх.

— Эмми! Что стряслось?

Эмми села рядом с отчимом. У нее не было причин скрывать от него свои чувства.

— Гила Сэнфорда застрелили,— без обиняков сказала она. — Сегодня днем. В доме Дианы. Они — то есть полиция — считают, что это убийство.

Джастин подпрыгнул в кресле.

— Что ты сказала?!

— Гил Сэнфорд убит. Из пистолета. В доме Дианы.

— Гил… — Он вскочил на ноги.— Откуда ты знаешь?

— Я была там,— измученно проговорила Эмми.— Я пришла к ней сразу же после того, как это случилось.

— Господи! — Джастин запустил пальцы в редеющие волосы.— Господи Боже… — Он рывком повернулся, плеснул в рюмку виски и протянул ей: — На, выпей!

Это было очень похоже на Джастина. Эмми покорно пригубила. Следующая фраза тоже была вполне в его духе.

— Да, Диана порой бывает крута!

— Ох, Джастин, она не убивала его! Наша Ди! Сам подумай, что ты говоришь!

Эмми и Диана по давней просьбе отчима называли его не отец, а просто Джастин. Тогда девочкам было двенадцать и четырнадцать лет; не успел он оглянуться, как им стало восемнадцать и двадцать, а он, Джастин, всегда искренне гордился своей моложавостью. Сейчас он, конечно, сдал, хотя был по-прежнему строен и двигался легко и грациозно: седеющая голова слегка откинута назад, плечи прямые, походка по-юному безмятежна. Джастин всегда был красив особой, изысканной красотой: серо-голубые глаза, костюмы от лучших портных, сшитая на заказ обувь, удобно облегающая небольшие изящные ступни, гвоздика в петлице — как вызов безжалостному возрасту, маленькие холеные руки с блестящими розовыми ногтями. Тонко очерченное лицо казалось, особенно издали, совсем молодым благодаря здоровому румянцу и вечно довольной улыбке.

Сейчас краска отхлынула от его щек, черты лица словно заострились, глаза потемнели. Джастин снова опустился в кресло, теребя дрожащей рукой маленькие ухоженные усики (которые он каждое утро аккуратно подкрашивал особой краской).

— Как ты там оказалась? Расскажи!

Эмми снова отхлебнула виски и принялась рассказывать. Джастин непрестанно теребил усики, мял в руках гвоздику, перекладывал одну ногу на другую, но при этом внимательно слушал. Когда Эмми закончила, он произнес:

— Они рылись в ее письмах?

— Не знаю. Какое это имеет значение? Она не получала любовных писем от Гила.

— У нее есть письмо от меня.

— От тебя?!

— А что? Она, между, прочим, моя падчерица, и у нее, между прочим, водятся деньжата!

— Ты хочешь сказать, что просил у Дианы денег? — Эмми ушам своим не верила.

— Почему бы и нет? Но она отказала. И это низко с ее стороны. Ты же знаешь, какая она скупердяйка. Ну тут я и…— Джастин скривился, подергал себя за усы и продолжил: -…тут я и написал ей гневное письмо.

— Джастин! Но у тебя же уйма денег!

Джастин скомкал гвоздику и швырнул ее в корзину для бумаг, но промахнулся. Он на миг нахмурился, затем на лице его появилась ухмылка.

— В конце концов, какая разница, что я ей писал? Убита-то не Диана, а Гил Сэнфорд!