Две жизни

7

Дороги все еще были в ужасном состоянии, но дежурный службы спасения после недолгих препирательств пообещал Генри прислать машину, чтобы отвезти мистера Рейнолдса в больницу.

Помогая мужу одеться, миссис Рейнолдс слушала его наставления и кивала головой.

— Не беспокойся, я управлюсь, — спокойно говорила она. — А если, не дай Бог, опять нагрянет циклон, обращусь за помощью к Генри и Рут.

Прибывший вездеход забрал Дага Рейнолдса, окончательно успокоенного заверениями в том, что в больнице ему придется пробыть не больше двух дней.

Миссис Рейнолдс напоила Генри и Рут на прощание чаем, не переставая благодарить и превозносить их достоинства.

Большую часть пути к дому Генри они ехали молча. Рут прекрасно понимала: как только выяснится, что дорога на другую сторону озера проходима, он отвезет ее домой, и они больше никогда не увидятся. Эти мысли не давали ей покоя, а Генри, как назло, замкнулся в себе. Рут не решалась его беспокоить, и только когда они свернули к дому, спросила:

— Как думаете, сможет ли джип пройти по дороге вдоль плантации?

— Судя по тому, что мы уже видели, там не проехать. Впрочем, через некоторое время нужно будет взглянуть на дорогу — может быть, ситуация и улучшится, тогда вы сможете вернуться домой.

Рут кивнула в надежде на лучшее.

Как все изменилось за двадцать четыре часа! Если сутки назад она не без успеха убеждала себя, что в основе ее чувств лежит неуемный сексуальный голод, потребность в физической близости, то теперь — после ночного разговора с Генри, после его опасного для жизни перехода через реку, после победного поцелуя, которым он наградил ее под потоками дождя, после того, как она видела его небритым и полуголым в утреннем свете, — Рут не знала, что и думать.

Будь это элементарным увлечением, с ним не составило бы труда справиться. Стоило лишь взять себя в руки и оно прошло бы само собой. А если это любовь, когда в одно чувство сливаются и нежное отношение к человеку, и страстное желание физической близости, и потребность в повседневном общении с ним, и надежда на счастливое будущее, и глубокое уважение к его личности?

И все-таки еще не поздно подавить свои чувства, думала Рут, когда они въезжали под навес у дома. Она, конечно, не сможет забыть Генри, но, как только он уедет отсюда, ей следует образумиться и смириться.

При этих мыслях защемило сердце, но Рут постаралась не обращать внимания на боль. Она открыла дверцу, вышла из машины и взглянула на небо. Облака начали рассеиваться, в них появились просветы.

— Похоже, мы легко отделались на этот раз. Интересно, что натворил циклон в других местах?

Генри посмотрел на часы.

— Мы можем это узнать по радио — приехали как раз к новостям.

Диктор елейным голосом уверял, что циклон, вопреки прогнозам, вызвал лишь небольшое наводнение, а достигнув холодных просторов Тасманова моря, и вовсе иссяк.

— Слава Богу… — начала было Рут.

— Тише! — прервал ее Генри.

Потрясенная, Рут уставилась на него. Генри, насупившись, слушал известия из-за рубежа.

— …антиправительственные демонстрации становятся все многолюднее, в ход пущена армия. В столице слышится стрельба. Иностранцам рекомендуется покинуть город…

Генри наклонился и выключил радио.

— Не хотите ли кофе? — Выражение его лица не изменилось, но Рут почувствовала, как Генри внутренне напрягся.

— Не сейчас. — Что-то смущало ее. — Вы как-то сказали, что почти все ваши родственники умерли. Наверное, кто-то все же остался в стране, и его судьба беспокоит вас?

Взгляд, которым он наградил Рут, был отнюдь не ласковым.

— Почему вы так решили?

— Создается впечатление, что вас глубоко волнует происходящее там.

Генри ничего не ответил.

За окном раздался долгий, тоскливый крик чайки, а затем повисла гнетущая тишина. Рут стало не по себе.

— Я там родился. — Рут изумленно уставилась на Генри. — Разве вы не догадывались? — прищурившись, спросил он.

— Нет, — с трудом выдавила она. — Честно говоря, я думала, что вы итальянец.

— До десятилетнего возраста я жил там, в небольшом горном селе. Когда схватили отца, мы с матушкой вынуждены были бежать. И после скитаний оказались в Штатах.

Внезапная догадка заставила Рут вздрогнуть от страха.

— Уж не собираетесь ли вы вернуться туда? — затаив дыхание, спросила она.

В комнате стало ужасно тихо. Лишь сердце в груди гремело набатом, и эти удары отдавались в ушах.

Рут не отрываясь смотрела на Генри и не узнавала его. Она и раньше чувствовала огромную силу его характера, но эта мощь, как бы рассеивалась в сотне мелких дел, которыми он занимался. Сейчас же его лицо выражало сосредоточенность и решимость выполнить предначертания суровой судьбы и это означало, что отныне в его жизни нет места для нее, Рут.

— Генри, — еле слышно позвала она, уже не в силах сдерживать захлестнувшие ее эмоции. — Генри, но ведь там может разразиться гражданская война.

— Я в силах предотвратить или остановить ее.

Рут схватила Генри за руку и начала трясти ее, словно призывая его опомниться.

— Но как вы сможете это сделать? Вы всего-навсего человек… Да, у вас несгибаемый характер и масса денег, но одного этого недостаточно, важна воля народа…

— Народ уже высказал свою волю, — спокойно произнес Генри.

Рут тяжело вздохнула, не зная, какими еще словами можно его убедить, но вдруг неожиданно все поняла.

— Вы тот с-самый наследный принц? — заикаясь спросила она.

Генри кивнул. Рут перевела дыхание и еле слышно произнесла:

— Если вы вернетесь туда, вас тут же убьют.

— Не думаю. Вряд ли нынешний режим видит во мне опасность для себя — даже, несмотря на последние демонстрации. У меня предостаточно власти и денег — с какой стати мне возвращаться в крохотную, бедную, нестабильную страну? — Генри улыбнулся с холодным сарказмом, но лицо его оставалось мрачным. — Я никогда не афишировал своего происхождения, да и фамилию ношу матушкину, но поразительно похож на отца. Не так давно меня разыскала группа влиятельных сановников, недовольных правящим режимом, и привела довольно весомые аргументы в пользу того, что одно мое появление сможет оказать положительное воздействие на состояние умов в стране. У меня много сомнений, и я еще не принял окончательного решения, но, — он нахмурил брови, — люди вышли на улицы, и я в ответе за них. Видит Бог, власть меня не прельщает. Дело в другом. Если сейчас сидеть сложа руки, в бессмысленной гражданской войне погибнут тысячи. А я могу остановить кровопролитие.

— Как?

Генри пожал плечами и полуотвернулся.

— Там мощная и великолепно организованная армия. Пока она солидарна с правящей группировкой, потому что не видит иного выхода из положения. Если я вернусь, убеждали меня посланцы из родной страны, армия может перейти на мою сторону и поддержать идею свободных демократических выборов.

— Но ведь этот план легко может быть разгадан, и тогда нынешние власти убьют вас! Кроме того, никто не застрахован просто от случайной пули…

Генри мягко прикрыл ей ладонью рот, сдерживая поток горячих взволнованных слов, вызванных серьезными опасениями за его судьбу. Рут отпрянула, попыталась взять себя в руки. Глаза ее были полны слез.

— Я должен быть там, Рут, — спокойно, но твердо произнес Генри.

Она прикусила губу. Готовые вырваться слова застряли в горле. Вместо этого она сухо сказала:

— Разумеется, я не имею права вмешиваться в ваши дела. И уж тем более препятствовать осуществлению ваших планов.

Генри примирительно улыбнулся и, немного помолчав, спросил:

— Вы не голодны?

— Нет, — удивленно ответила Рут. — А который сейчас час?

— Начало второго. Мы могли бы позавтракать. А затем я попробую выяснить, осилит ли джип дорогу до вашего дома.

И тогда он попрощается со мной, и я смогу видеть его разве что на экране телевизора. От этой мысли Рут стало плохо.

На кухне, оснащенной современным оборудованием, она приготовила из полуфабрикатов мясо под соусом, а Генри салат. Особого аппетита у нее не было, но, чтобы сделать приятное Генри, она потыкала вилкой в салат. Они сидели на террасе и наблюдали за тем, как возвращалось в свои берега озеро, как рассеивались облака, как все ярче светило солнце.

Зазвонил телефон, и Рут вздрогнула. Сдвинув брови, Генри поднял трубку.

— Питер? Как дела? — Выслушав ответ, сказал: — Только если сестре действительно больше не нужна твоя помощь.

Очевидно, там было все в порядке, и Питер пообещал вскоре приехать.

Рут попыталась успокоиться, но не тут-то было. Чувствовалось, что и Генри не по себе. Ему, наверное, не терпится поскорее избавиться от меня, подумала она и, чтобы не испытывать его терпения, сославшись на боль в ноге, сказала, что поднимется наверх и приляжет.

— Конечно. Дать вам таблетки?

— Нет, скоро пройдет.

Ничего со мной не случится, успокаивала себя Рут по пути в спальню. Горевать приходилось и раньше, но она со всем справлялась. Очередная неудача и только. И с ним ничего плохого не случится в этой крохотной стране на другом конце света…

Рут знобило. Она откинула покрывало и, сняв туфли и брюки, легла в просторную, удобную кровать. Закрыв глаза, девушка стала перебирать в памяти все, что произошло со времени ее первой встречи с Генри. Вспомнила каждую перемену его настроения, каждое суждение, которое теперь можно было истолковать по-новому. Вспомнила, как он целовал ее… Нет, я не стану докучать ему своей любовью, подумала Рут, и не буду плакать и горевать. Только бы смерть обошла его стороной. Только бы он жил долго! Больше ей ничего не надо.

Рут сама не заметила, как заснула.

Разбудил ее стук в дверь и голос Генри. Еще не придя в себя и не осознав, где находится, она села на кровати и хрипловатым голосом произнесла:

— Войдите.

Открыв дверь, Генри как вкопанный остановился на пороге. Его смущение передалось и Рут. Только сейчас девушка заметила, что одеяло валяется на полу, а она сидит с голыми ногами и в полурасстегнувшейся блузке.

Ей бы немедленно спрятаться от горящего взгляда Генри, поскорее одеться и лететь стрелой прочь, подальше отсюда! У их отношений нет будущего. У них разные судьбы. И ни к чему даже пытаться их соединить. Но разнеживший ее сон и близкая перспектива разлуки с Генри настроили ее совсем на иной лад.

— Генри… — В ее голосе звучали невысказанный вопрос и немая мольба.

Генри зажмурил глаза и тут же открыл их вновь. От его взгляда по спине Рут пробежал холодок.

— До чего же вы прекрасны! — севшим голосом, почти с яростью произнес он.

Рут отрицательно замотала головой.

— Это вы прекрасны! — вырвалось у нее. — Вы — самый удивительный мужчина, которого я когда-либо встречала!

Изящные руки Генри сжались в кулаки. Он весь напрягся и, чеканя каждое слово, произнес:

— Опомнитесь, Рут! Вас захлестнули эмоции.

— Знаю, — произнесла она, сглотнув комок, подступивший к горлу.

— Господи, я могу выдержать что угодно, но видеть эту печаль в ваших глазах невыносимо! — Генри в несколько стремительных и почти бесшумных шагов оказался у кровати Рут и присел на край. Кончиками дрожащих пальцев он дотронулся до уголков ее губ.

От этого невинного прикосновения голова Рут закружилась, сердце лихорадочно забилось. Она взяла руку Генри и прижала к своим губам. Их взгляды встретились. В ее глазах можно было прочесть нескрываемое, жадное желание — былая сдержанность обошлась ей слишком дорого.

Рут провела рукой по небритой щеке Генри, ощущая жар его кожи… И в следующий миг он уже целовал ее так, что она немедленно уступила этому напору и раскрыла губы навстречу его поцелуям. Робкий огонек ее любви превращался в пожар, по масштабам и силе сравнимый со стихией.

Руки Рут, лежавшие на плечах Генри, все сильнее и сильнее прижимали его к груди; ей хотелось сполна ощутить вес его тела. Она тихо вскрикнула, когда он поцеловал ее в шею, а затем прикоснулся губами к отвердевшему соску.

— Генри! — В томном голосе слышалась готовность разделить радость любви, доставить и получить наслаждение, равного которому нет ничего на свете.

— Твои волосы светятся, как солнце! Они потрясли меня с первого же взгляда. И с первого же взгляда я захотел тебя.

Генри зарылся лицом в рассыпанных по подушке волосах Рут и вдохнул их аромат. Я никогда их не обрежу, подумала она, несмотря на то, что в этот момент была едва ли способна на какие-либо связные мысли.

Генри приподнялся на одной руке, а другой нетерпеливо, но нежно провел по груди Рут, по ее животу, бедрам.

Она едва дышала от возбуждения. Но ей хотелось еще большей близости. Напряженное до предела тело ныло и с готовностью откликалось на каждое его прикосновение.

— Нет! — неожиданно воскликнул Генри и вскочил с постели, побледневший, с внезапно потухшим взором.

Пожар, бушевавший в груди Рут, мгновенно угас — остались лишь жалкие головешки. Дрожащими руками она натянула на себя одеяло, стремясь поскорее спрятать и шрам, и прелести своего тела. Она не могла заставить себя поднять взгляд на Генри. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он ушел, оставив ее наедине со своим горем. Рут отвернулась к окну, за которым раскачивались высокие деревья.

— Твоя нога здесь ни причем, — твердо произнес Генри.

— Не нужно меня успокаивать. — Рут теперь уже вполне владела собой. — Я знаю: шрам выглядит отвратительно. И довольно об этом.

Генри медленно поднял одеяло и отбросил его в сторону. Рут закрыла глаза. Легко — так, что она едва ощущала его прикосновения, — Генри стал гладить ее бедро. Приятная, возбуждающая дрожь пробежала по телу Рут.

— Нет, недовольно, — упрямо произнес он. — Посмотри на меня.

Чего он хочет добиться, черт возьми?! — уже негодуя, подумала Рут. Ему мало, что мое сердце разрывается на части. Он жаждет крови?

— Взгляни мне в глаза, — требовательно повторил он.

Рут повернулась, вопросительно приподняв брови. На его лице, словно отлитом из бронзы, застыло агрессивное выражение. Тем не менее, говорил он спокойным, размеренным тоном:

— Тот, кого может оттолкнуть твой шрам, недостоин тебя. Ты удивительная, неповторимая и вся словно светишься изнутри. От тебя исходит столько тепла, что хватит растопить все льды Антарктиды.

О, как хотелось бы ему поверить!

Ее взгляд упал на загорелую, красивую руку Генри, лежавшую поверх кошмарного шрама.

— Так почему же ты… почему отшатнулся от меня? — прошептала она.

Неловкость, стыд меркли перед желанием узнать правду.

Взгляд Генри посуровел, он сжал губы.

— Я не хочу походить на солдата перед отправкой на передовую, которому важно урвать, как можно больше удовольствий, поскольку неизвестно, представится ли еще такой случай. — Он тщательно подбирал слова, однако Рут было больно слушать его. — Я ничего не могу предложить тебе взамен. Ни красивого будущего, ни даже самого себя. Сегодня вечером я уезжаю.

Здравый смысл и раньше предупреждал Рут, что из ее отношений с Генри ничего хорошего не выйдет. Но она все равно слепо надеялась на счастливый исход. И вот настал момент, когда на смену надежде пришли боль и разочарование.

— Довольно об этом, — механически повторила Рут свои же слова. — Не беспокойся, Генри, я все понимаю.

Он хотел было что-то сказать, но запнулся.

— Генри, ты мне очень нравишься, но мы ведь почти не знаем друг друга…

— Так что легко будет обо всем забыть, не так ли? — с долей сарказма закончил за нее Генри. — Нет, Рут. Я не стал заниматься с тобой любовью только потому, что ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать. — Генри встал и направился к двери. Обернувшись от порога, он добавил: — Не думай, что я не хочу тебя. Хочу — больше, чем кого-либо когда-либо. И уверен, что мне вряд ли доведется испытывать к кому-нибудь то, что я испытываю к тебе. — Он повел плечами и совсем другим, деловым голосом сообщил: — Дорога уже в порядке, я проверил.

Дверь за ним бесшумно закрылась.

Рут зарылась головой в подушку, сердце готово было вырваться наружу. Неужели все, о чем говорил Генри, — правда? Его признание в любовной страсти жгло, как огонь, и не утоляло тот голод, от которого не было спасения. Рут отлично понимала, что большего от Генри ждать невозможно.

Однако теперь не время давать волю отчаянию. Собравшись с силами, Рут поднялась, приняла душ, оделась и собрала свои вещи. В гостиную она вошла отнюдь не в лучшей форме, хотя и с высоко поднятой головой.

Генри стоял на террасе спиной к двери. Услышав шаги, он повернулся и внимательно посмотрел Рут в лицо.

— Я готова, — хрипло проговорила она.

— Тогда в путь.

Они ехали по подсыхающей дороге, обмениваясь репликами по поводу половодья и запруд на некоторых участках реки. Раза два Генри приходилось останавливать машину и выходить, чтобы отбросить с дороги мешавшие ветки. Он делал это с таким рвением, даже яростью, словно стремился освободиться от чего-то грызшего его изнутри. Когда он возвращался, взмокший и раскрасневшийся, Рут замирала от нестерпимого желания, но тут же брала себя в руки.

Домик Рут устоял. Пострадало только огромное дерево на лужайке — обломки его ствола и ветки были разбросаны по всему участку.

— Найми кого-нибудь, чтобы вывезти этот мусор, — сказал Генри; вероятно, вид сломанного дерева удручал его.

— Хорошо.

Генри внимательно осмотрел дом внутри и с удовлетворением убедился, что все стекла целы, вода и электричество есть. Остановившись в дверях, он взглянул на Рут. Глаза, ставшие вдруг холодными и бездонными, пристально изучали ее.

— Прощай, — наконец произнес он. И, помедлив, добавил: — Пообещай мне кое-что.

Рут готова была обещать ему что угодно.

— Что именно?

— Я посмотрел один из фильмов с твоим участием. Ты рождена для моря. И ты должна преодолеть свой страх. Ради меня. Научись снова плавать в океане.

Рут кивнула. С комком в горле она наблюдала за тем, как Генри спускается по ступенькам, идет по дорожке, садится в машину. И долго еще потом она не спускала глаз с дороги, по которой стремительно умчался джип.

— Как ты себя чувствуешь? У тебя все в порядке? — Голос Риты, звучал так тревожно и нетерпеливо, что телефонная трубка, казалось, вибрировала.

— Не беспокойся, все нормально. И со мной, и с домом.

— Бог с ним, с домом. Представь, каково мне было, когда я позвонила твоему отцу и узнала, что тебя там нет! Кстати, немедленно сообщи ему о том, что жива! Он очень волнуется.

Рита внимательно выслушала отчет Рут об уроне, нанесенном ураганом, а потом, немного успокоившись, сказала:

— Может, тебе лучше перебраться к нам? Здесь не соскучишься. Мой старший увлекся рисованием — испортил все обои. А девочка, слава Богу, перестала просыпаться по ночам.

— Замечательно! — механически отреагировала Рут: сейчас ей было не до достижений крестницы. — А знаешь, я побывала в реке.

Подруга на время онемела от такой новости.

— Как? — наконец еле вымолвила она.

Рут спокойно, без лишних эмоций, рассказала о том, как спасали Дага Рейнолдса.

— Думаешь, все придет в норму?

— Да. — Рут посмотрела в сторону озера: вода вновь светилась голубым, заманчивым светом. — Думаю, так и будет, — медленно проговорила она.

Рита осталась довольна ответом.

Отца дома не оказалось, к телефону подошла мачеха и обрадовано заохала. Через секунду она уже делилась с Рут своей бедой: после ливня все ее розы покрылись черными пятнами. Рут вежливо посочувствовала ей, и они попрощались.

Затем Рут позвонила в магазин, чтобы узнать, не может ли кто-нибудь в округе распилить поваленное дерево. Ей дали телефон. На звонок ответила жена мастерового. Узнав фамилию Рут, она воскликнула:

— О, все в порядке! Ваш муж уже звонил нам по этому поводу.

— Мой муж? — в недоумении переспросила Рут, но тут же сообразила, что речь, видимо, идет об Генри.

— Да, пару часов назад. Он настаивал, чтобы Джо сегодня же заехал к вам.

— Вы еще легко отделались, — сказал ей вечером Джо. — Дерево и без урагана могло рухнуть, причем прямо на дом, и тогда урон был бы существенным.

Джо с сыном дотемна работали на участке Рут, приводя его в порядок: распилили дерево на дрова, сложили их в штабеля для просушки.

Не зная, чем заняться, она вышла из дома и направилась к озеру. Осмелев, она несколько раз входила в воду. При этом страха почти не испытывала, поскольку все мысли были заняты Генри и опасностью, нависшей над ним.

Едва дождавшись вечерних новостей, Рут включила телевизор. О маленькой стране на Балканах — ни звука.

Утром также ничего. Целый день обессилевшая от страха Рут слонялась по дому, чем-то занималась, но если кто-нибудь спросил бы потом, что она делала, не сумела бы ответить. Вечером вновь включила телевизор. Бесполезно! Казалось, никому не известная страна, поблистав на телевизионном небосклоне, вновь вернулась во мрак безвестности.

Направляясь из гостиной в кухню, чтобы заняться ужином, Рут услышала:

— …Улицы очистились от демонстрантов. Кризис разрешился почти бескровно. По неподтвержденным сообщениям, страну инкогнито посетил наследный принц, который, по мнению аналитиков, коренным образом изменил ситуацию.

Остается неизвестным, как ему удалось это сделать и где он находится сейчас.

На экране замелькали знакомые уже улицы, толпы суровых людей, полицейское оцепление. И вдруг в центре кадра на короткое время появился Генри. Рут успела заметить, что лицо его обрело еще большую властность и значительность. Отметила она и благоговение, читавшееся на лицах окруживших его людей, которые стремились пожать Генри руки, дотронуться до него.

Диктор перешел к другим темам, и Рут, обливаясь слезами, выключила телевизор.

Несколько следующих дней, терзаясь неизвестностью и дурными предчувствиями, Рут до изнеможения трудилась на участке. Она нагружала дрова на тачку, отвозила их в гараж и там складывала. Работа отвлекала от мучительных дум.

Каждый день она бывала на озере и все дальше заходила в воду. Устав за день, она спала как убитая. А утром с новой силой возвращалась тоска, пуще физической боли выматывавшая душу. Порой ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума от разлуки. Генри являлся ей во снах, и Рут просыпалась в слезах.

Она изо всех сил противилась своему состоянию. Убеждала себя в том, что ей не впервой остается одно — жить и ждать. Кроме того, она должна выполнить обещание, данное Генри. Это требовало сосредоточения всех душевных сил. Ночные кошмары с акульими зубами и кровью больше не мучили ее, но стоило наяву подойти к озеру, как желудок схватывали спазмы…

Стиснув зубы, Рут медленно вошла в воду. Научись снова плавать ради меня, говорил ей Генри на прощание…

Она набрала побольше воздуху в легкие и стала все глубже и глубже погружаться в озеро. Наконец, сделав огромное усилие над собой, она нырнула и зависла под водой с широко открытыми глазами. Зеленовато-голубую толщу пронзали золотистые солнечные лучи. Может быть, когда в ее жизни наступит новый поворот, на душе будет не так холодно?

Рут выплыла на поверхность и буквально ослепла от яркого света и слез, застилавших глаза. С ней определенно что-то произошло. Всем своим существом она почувствовала, что жизнь не стоит на месте, что ее ждут разительные перемены.