Джоанна провела ночь в комнате Надин, где Джефф и Кейт спали вдвоем на царском ложе своей матери. Сидя в глубоком кресле, Джоанна не сомкнула глаз до рассвета. Она была физически и эмоционально истощена, время тянулось медленно, словно в тумане.
Если бы миссис Уилсон не подоспела вовремя и не погасила пламя, Надин могла бы погибнуть. Она получила ожоги первой и второй степени, причем более всего пострадали руки, ноги, грудь и живот.
Джоанна решила, что важнее побыть с детьми, пережившими сильное потрясение, чем ехать в больницу к Надин. Тем не менее она уже несколько раз звонила туда.
Надин поместили в отделение интенсивной терапии. В довершение к ее проблемам, связанным с почечной недостаточностью, ожоги и сильный шок, а также возможность инфекционного заражения приближали ее состояние к критическому.
К счастью, в то время, когда произошла трагедия, дети смотрели телевизор в гостиной. Джоанна не застала Надин, ее уже увезли в больницу. Миссис Уилсон покормила детей в гостиной, но еще не успела убрать на кухне. Обнаружив недопитый джин в бокале, Джоанна поняла, что Надин проигнорировала запрет докторов.
Ее можно было понять: она очень надеялась на операцию, которая сорвалась по такой досадной причине. К тому же Надин страшно переживала, что фильм досняли без нее. И в такой ситуации еще один несчастный случай! Джоанна подумала, не оказалась ли Надин во власти каких-то темных сил, и сама испугалась своей мысли.
Она не заметила, как наступило утро. В половине восьмого пришла миссис Уилсон.
– Вы просидели здесь всю ночь, бедняжка? Как миссис Баррет?
– Я не знаю. Сейчас позвоню.
Дети заворочались в постели, Джоанна поцеловала их и пожелала доброго утра.
– Мама? – сонно жмурилась Кейт.
Джоанна промолчала, ласково прижав девочку к груди.
– Мама в больнице, – серьезно объяснил Джефф.
Джоанна приласкала и его, понимая, что Джефф старается держать себя в руках, как взрослый, и именно поэтому нуждается в поддержке более, чем его сестра.
– Она спит, – позвонив в клинику, сообщила Джоанна миссис Уилсон.
Женщины молча переглянулись. Чтобы сделать выводы о состоянии Надин, информации было недостаточно. Джоанна решила немедленно отправиться в клинику и выяснить все лично. В дверях ее задержал звонок домофона.
– Это мистер Баррет. Он уже поднимается, – сказала миссис Уилсон.
Джоанна осталась, чтобы дождаться Карла, и, когда он позвонил в дверь, открыла ему.
– Привет, – холодно поздоровался он и направился в гостиную. – Они готовы?
– Подожди, Карл. Случилось несчастье.
– Джоанна, о чем ты? – Он остановился в недоумении.
Она рассказала ему о случившемся, наблюдая за тем, как суровеет его лицо, а глаза затуманиваются гневом.
– Она сама во всем виновата, разве не так?
– Надин знала, что ты приедешь сегодня?
– Конечно. Я только что с аэродрома. Собираюсь отвезти детей на несколько дней к своим родителям во Флориду.
– Это очень кстати. Они скучают без тебя и ужасно огорчены тем, что случилось с матерью.
Джоанна чувствовала себя неловко в присутствии Карла с того самого дня, когда узнала, что он стал любовником Надин. Ей хотелось поскорее уйти, но она должна была собрать детей в поездку.
– Ты выглядишь усталой и расстроенной. Береги себя и дай мне знать, как Надин, – сказал Карл и написал ей телефонный номер на своей визитной карточке.
Неожиданно он склонился и поцеловал ее в щеку, что делал крайне редко. Джоанна смутилась, но громкие голоса детей вывели ее из мгновенного замешательства:
– Папа, папа!
В больнице ей разрешили увидеть Надин всего на несколько минут. Хотя Джоанна заранее приготовилась к худшему, зрелище, представшее ее взору, потрясло ее до глубины души. Надин была в сознании, ее губы как будто утончились и стали бескровными. До пояса ее закрывало одеяло, снаружи оставались перебинтованные руки и грудь. Сестры с минуту молча смотрели друг на друга.
– Довольно глупо, правда? – слабо улыбнулась Надин.
– Да, глупо, – эхом отозвалась Джоанна и убрала со лба Надин выбившуюся прядь волос. – Тебе очень больно?
– Нет. Меня накачали допингом. Если я выживу после всей этой истории, то наверняка стану наркоманкой. Хорошо еще, что лицо не обожжено. А то дети не узнали бы меня.
– Дети в порядке. Слава Богу, они при этом не присутствовали. Я ночевала с ними в твоей комнате. Утром приезжал Карл и забрал их.
– Хорошо. А я совсем забыла о нашем с ним уговоре. Он очень кстати объявился.
Медсестра прервала их беседу, попросив Джоанну покинуть палату.
Джоанна стала звонить Люду, но не застала его ни дома, ни на работе. Тогда она набрала номер офиса Эда Стормана и оставила сообщение.
Затем она отправилась в кабинет доктора Мака, который хотел ее видеть и просил зайти после свидания с сестрой. Она нашла врача в мрачнейшем расположении духа.
– Сюда едут доктор Грэм и доктор Хэллоран. Мы проведем консилиум.
Они не заставили себя долго ждать. Мак уселся в кресле напротив коллег и таким образом, чтобы видеть лицо Джоанны.
– Надин перенесла ожоги первой и второй степени тяжести на большой поверхности тела. В такой ситуации доступ к сосудистой системе невозможен, а значит, невозможен и диализ.
Мак помолчал, выжидая, пока смысл его слов дойдет до всех присутствующих.
Джоанну охватил смутный страх, неясный, как голос Мака, который, казалось, доносился откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды.
Мак рассказывал – преимущественно Джоанне – о том, что происходит с организмом человека, когда кровь не очищается ни через почки, ни посредством машины для гемодиализа.
– Вам все понятно, Джоанна?
– Нет, – прошептала она в ответ, заметив, что трое мужчин смотрят на нее выжидающе.
– Надин необходима немедленная операция по трансплантации почки, иначе она умрет. – Доктор Мак глубоко вздохнул и нахмурился.
Воцарилось напряженное молчание. Джоанна обвела врачей испытующим взглядом, стараясь понять, что происходит.
– Вы нашли другого донора?
– Другого донора, кроме вас, не существует, – покачал головой Мак. – После первой неудачи шансы найти подходящий орган для пересадки свелись к нулю. Чудо не может повториться дважды. Почки в большом дефиците. В США тринадцать миллионов людей страдают почечной недостаточностью, почти восемьдесят тысяч человек умирают ежегодно.
Мак замолчал и взглянул на коллег, рассчитывая на их поддержку. Кому-то из них следовало объяснить Джоанне что к чему. Мак ошеломил ее страшным фактом, но так и не достиг никакого результата.
– Вам предстоит принять очень важное решение, – мягко начал доктор Хэллоран.
Она посмотрела на него остекленевшими глазами.
– Ваша сестра умрет, если ей не сделать операцию немедленно. С ее организмом совместима только ваша почка. Она – единственный шанс Надин остаться в живых.
– Доктор Мак и раньше так говорил, но ему все же удалось найти другого донора, – возразила Джоанна.
Мак скрипнул зубами, но сдержался и промолчал.
– На поиски другого донора нет времени, Джоанна, – продолжал доктор Хэллоран.
– НЕТ! – Из самой глубины ее души вырвался этот крик боли.
Пелена оцепенения вдруг спала, и Джоанна оказалась лицом к лицу со страшной правдой. Доминик сжал кулаки, борясь с желанием подойти к Джоанне и обнять ее.
– Как вы можете просить меня, чтобы я убила своего ребенка? – плача, обвела Джоанна врачей тоскливым взглядом.
– Мы не просим об этом, – ответил Мак. – Решать вам и вашему мужу. Но я должен повторить, что без операции ваша сестра не выживет.
– Но ведь ожоги заживут, не так ли? – Джоанна отказывалась верить своим ушам. – Медсестра сказала, что все не так уж плохо.
– К тому времени, когда это произойдет, уже будет поздно, – процедил сквозь зубы Мак. – Чем дольше мы ждем, тем хуже вашей сестре.
– Это невероятно… неужели я должна решить прямо здесь… прямо сейчас… – Джоанна осеклась.
Хэллоран закрыл глаза. Как бы ему хотелось быть сейчас где угодно, только не здесь! Он готов был отдать все на свете за то, чтобы Джоанна была не его пациенткой, а чьей-нибудь еще. Хэллоран понимал, что происходит в душе Джоанны, особенно учитывая все ее предыдущие неудачные беременности. Его собственная жена была на шестом месяце своей первой беременности. Они уже придумали ребенку имя, купили детскую коляску…
Доминик не сводил глаз с поникшей Джоанны и боялся вымолвить слово, чувствуя, что может не совладать с голосом. Доктор Мак испытывал к ней искреннее сострадание, но не мог ни на миг забыть о том, что его пациентка балансирует на грани жизни и смерти.
– Обсудите это с вашим мужем, Джоанна. А еще лучше, приведите его ко мне.
– Я не могу. Он… он в Калифорнии. Я оставила ему сообщение, но… – Джоанна подняла глаза на Мака. – На самом деле он мне не муж.
– Господи, дай мне сил! – всплеснул руками Мак. – Что это, поза феминистки или что-то другое? Поймите, речь идет о жизни вашей сестры!
Доминик резко поднялся:
– Мне бы хотелось поговорить с Джоанной наедине. Прошу вас.
– Как угодно! – самоустранился Мак.
Он вышел из кабинета вместе с доктором Хэллораном. Повисло гнетущее молчание. Доминик долго не мог найти нужные слова.
Джоанна ощущала слабость во всем теле, во рту у нее пересохло от волнения. Никого, кроме Люда, не волновал ее ребенок.
– Это так несправедливо, – прошептала она. – Несправедливо. После всех этих лет, после ада, через который я прошла, наконец-то…
Джоанна сдавила рукой горло, силясь справиться с душившими ее рыданиями.
– Я знаю, дорогая моя, знаю.
Его сердце разрывалось от боли. Ему безумно хотелось обнять ее и прижать к груди. Доминик сел напротив в кресло Мака.
– Как вы можете просить, чтобы я добровольно отказалась от своего ребенка?
– На данной стадии беременности это всего лишь эмбрион, Джоанна, весом в три унции и длиной в три дюйма, – пробормотал он.
– Это для тебя он эмбрион, а для меня – человеческое существо, новая жизнь, которая зреет во мне. Я ответственна за нее и должна ее защищать. – Слезы задрожали у нее на ресницах. – Медицинскую сторону вопроса ты знаешь, но понятия не имеешь о том, что чувствует беременная женщина.
– Это правда, – признал он. – Я могу лишь попытаться представить себе, что это такое. Поверь, я полон сострадания. Тебе предстоит сделать очень трудный выбор, болезненный. Но нельзя сбрасывать со счетов критическое положение Надин.
– Я не единственная в мире, у кого есть две почки! – взорвалась Джоанна. – Доктор Мак и раньше вел со мной такую беседу, но нашел другой выход. Разве нельзя поставить Надин временную почку? На год? Или хотя бы на полгода? А потом она может взять мою.
– Это не так просто. Нужна хотя бы минимальная гистосовместимость, а Надин трудно угодить. Ведь доктор Мак не может подвергнуть ее тяжелейшей операции, чтобы вшить почку, которая наверняка не будет функционировать, правда?
– Конечно, не может, – согласилась Джоанна. – Но он отказывается видеть во мне человека. И в Надин тоже. У меня почки здоровые, у нее больные – вот и все, он не хочет больше ничего знать. Это просто негуманно!
– Напротив, Мак очень гуманен. Он пытается сохранить человеку жизнь единственно возможным способом. Двадцать лет назад люди с клинической почечной недостаточностью умирали. Поэтому теперь, когда в его власти не допустить этого, он…
– Он готов принести в жертву другую жизнь, да? Если я прерву беременность, у меня никогда больше не будет детей. Тем более когда я останусь с одной почкой.
– Это совсем не обязательно. С одной почкой у тебя столько же шансов зачать и выносить ребенка, сколько и с двумя.
– Тогда почему они не могут вырезать у меня почку теперь и оставить мне ребенка?
– Потому что операция опасна прежде всего для эмбриона. – Доминик повторил слова Мака, которые Джоанна слышала месяц назад.
– Джоанна, те выкидыши, которые у тебя были, могут объясняться множеством причин. Возможна, например, генетическая несовместимость с мужем. То, что сейчас тебе удалось зачать и беременность протекает нормально, заставляет меня склоняться именно к этой мысли.
– Я не могу сейчас думать об этом. Внутри меня развивается новая жизнь. Мой ребенок. Это будет девочка, я чувствую, и…
– Прошу тебя, Джоанна.
– Нет! Я не могу! В конце концов, это не твоего ребенка меня вынуждают убить!
Джоанна увидела, как вдруг потемнело лицо Доминика, как исказила его внезапная резкая боль.
– О, Доминик, прости меня. Я не имела права говорить так. У меня в голове помутилось.
– Я понимаю, – тяжело вздохнул он. – Ты можешь связаться с Людом? Если вы вдвоем обсудите это, то… – Он замолчал, слова горьким комом застряли у него в горле.
– Люд хочет этого ребенка так же сильно, как и я.
– Даже если так, по-моему, он должен знать правду и помочь тебе принять решение.
Джоанна кивнула. Она вспомнила, как Люд гладил ее по животу и шутил об Эсмеральде.
– Не важно, что он скажет, Доминик. Я не могу сделать это. Просто не могу. Я чувствую себя убийцей.
– А если твоя сестра умрет?
– Она не умрет. Я не верю в это. Доктор Мак может творить чудеса. Он достанет другую почку. Думаю, его главная проблема в том, что он обвиняет меня в феминизме. Мак ничего не знает о нас с Людом и о том, как Люд хочет этого ребенка.
– Не боишься ли ты того, что Люд откажется от тебя, если ты не родишь ему ребенка? – пристально вглядевшись в лицо Джоанны, напрямик спросил Доминик.
Когда Джоанна Мэгид забеременела в третий раз, она была полна оптимизма. Хотя Бен относился к этому скептически, он все же стал более нежным по отношению к ней и даже как-то воспрянул духом. И это несмотря на то, что второй выкидыш Джоанны невероятно огорчил его.
В то утро, когда ему исполнился тридцать один год, Бен в ответ на ее поцелуй сказал, что не хочет никакого празднества. Джоанна предполагала, что в этот день они пойдут в театр, а потом в какой-нибудь хороший ресторан вместе с Надин и ее мужем. Однако она давно убедилась в том, что не все ее идеи Бен воспринимает с энтузиазмом. Он недолюбливал Надин и досадовал на то, что сестры были так близки.
Когда Джоанна попыталась прильнуть к нему от полноты чувств, он не то чтобы отстранил ее, но удержал на расстоянии. Бен хотел отпраздновать свой день рождения ужином дома для них двоих. Никаких гостей.
Во время ленча Джоанна нашла время, чтобы забежать в магазин и забрать подарок для Бена – бумажник с его инициалами. В нем были отделения для кредитных карточек и записная книжка с отрывными листами. Бену никогда не хватало бумаги, когда он вдруг испытывал тягу к своей страсти – изобретательству.
Прислуга сходила в магазин за покупками и накрыла на стол. Джоанне оставалось лишь поставить цветы в воду и поместить на стол шампанское, тосты и десерт.
Бен с порога сообщил о своем приходе и прямиком направился в ванную, чтобы принять душ. Джоанна надеялась, что сразу после ванной он войдет в гостиную, но Бен пошел в спальню. Она отправилась за ним следом, стараясь справиться с разочарованием.
– Привет, дорогая, – сказал Бен, небрежно поцеловав ее в щеку. – Ты в порядке? – Он имел в виду ребенка.
– Да, спасибо. Ты переоденешься к обеду?
– Конечно. Как всегда.
– Но сегодня особенный день.
– Возможно, для тебя. А для меня нет.
– Звонил Рэй, поздравлял тебя с днем рождения. Думаю, они с Джуди хотели бы зайти хотя бы на чашку кофе.
– Я против. Мой брат пустится по обыкновению в разговоры о политике и всем надоест. А Джуди начнет рассказывать о своих детях так, словно больше ни у кого детей нет.
– Это твой день рождения, тебе решать, – вздохнула Джоанна.
Она была расстроена, потому что любила Рэя, Джуди и их детей. Возможно, если бы у Бена был собственный сын, которым он мог бы хвастаться… Джоанна чувствовала себя виноватой: она не сомневалась, что у них родится девочка, а это не так сильно порадует Бена, как если бы у них родился сын.
Бен переоделся в старую домашнюю одежду и вышел в гостиную к Джоанне. Он сел на диван и с неудовольствием оглядел шампанское на льду, десерт и цветы.
– Столько хлопот по поводу дня рождения, – хмыкнул он презрительно.
Бен не был похож на большинство людей, потому что выглядел хуже в момент полного расслабления. Вот и теперь его улыбка казалась вымученной, напоминала гримасу боли, и Джоанне стало жаль его.
– Такое ощущение, словно у меня день рождения бывает не каждый год. Я же просил тебя не делать из этого бог знает какого события.
– Я знаю, что тебе в детстве никогда не устраивали дней рождения, – сказала Джоанна, обнимая его за шею. – Это ужасно. Я хочу, чтобы этот день был для тебя особенным, непохожим на другие. Почему я не могу этого сделать? – Она поцеловала его, но безответно.
– Нам скоро предстоят сумасшедшие траты, так что нечего бросать деньги на ветер… Бог мой, мамочка! Бьюсь об заклад, что если провести тест с завязанными глазами, то твою стряпню не отличишь от кухни Тэйлора. Совсем неплохо. – Он с удовольствием прожевал кусочек тоста, намазанный паштетом, который Джоанна положила ему в рот.
– Ну давай, скажи, что очень вкусно. Признайся, что тебе нравится. – Джоанна улыбалась, видя, что Бен находится на вершине блаженства.
– Нравится. Но и обычный печеночный паштет я тоже люблю.
Джоанна промолчала и налила себе в бокал шампанского. Она никогда не понимала мелочности Бена. Он отказался жить на ее деньги и требовал, чтобы она вносила в бюджет семьи столько, сколько и он сам. На самом деле они могли бы прекрасно прожить и на его доходы – зарплату и гонорары за изобретения. Последнее изобретение принесло им полмиллиона долларов. Бен придумал способ бороться с кражами в магазинах: на обычный ярлык, прикрепленный к товару, наносится вещество, которое реагирует на электронный счетчик, установленный на двери, в том случае, если человек захочет вынести товар, минуя кассу. Даже получив такую сумму денег, Бен не перестал контролировать ее траты на хозяйство и покупать для гостей дешевое виски и вино, разливая их в хрустальные бутылки и уверяя, что никто не заметит подмены. Однако Джоанна замечала ее, и не только она одна, Уинни и Карл тоже. Впрочем, с первого дня замужества Джоанна поняла, что спорить с Беном бесполезно.
– Ты не хочешь открыть свой подарок?
Он осторожно развернул бумажник, долго вертел его в руках, разглядывая каждое отделение и изучая качество кожи.
– Он, должно быть, стоит целое состояние.
– Бен, неужели ты не можешь просто сказать «спасибо»?! Попробуй, это совсем нетрудно, – поддразнила его Джоанна.
– Хорошо, спасибо. – Он скорчил недовольную гримасу. – Бумажник очень красивый, но я вполне мог бы обойтись вещицей попроще.
От шампанского Джоанна развеселилась, а Бен, напротив, ушел в себя окончательно. Он не пошел с Джоанной на кухню, чтобы поболтать, пока она готовит, а уселся в кресло читать технический журнал.
Джоанна тяжело вздохнула. Бен не из тех мужчин, которые легки на подъем, приходится с этим мириться. Она выложила рис на блюдо и украсила его креветками в майонезе.
– Обедать! – крикнула она с порога гостиной.
Обычно Джоанна часто пробовала блюдо в процессе его приготовления, поэтому, когда все было на столе, аппетит у нее пропал.
– Ты почти ничего не ешь, – заметил Бен. – А доктор велел тебе питаться усиленно. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Прекрасно, – ответила Джоанна, положив в рот креветку.
Она с трудом сдерживала разочарование по поводу того, что Бен не похвалил ее стряпню. Если бы она сама завела речь о блюде, он неизменно отозвался бы: «Совсем неплохо. Вполне съедобно». Это была его излюбленная шутка.
А она всегда так стремилась угодить ему! В первые годы брака Бен хоть и не скрывал своей истинной сущности, все же заботился о том, чтобы Джоанна каждую минуту чувствовала, что он ее любит. Иначе зачем он стал бы на ней жениться? Разумеется, никаких меркантильных соображений, связанных с ее деньгами, у него не было.
Однако после каждой неудачной беременности Джоанна ощущала, что Бен постепенно начинает терять к ней интерес как к женщине. На какое-то время их интимные отношения полностью прекратились, а потом возобновились с отвратительной формальной регулярностью – дважды в неделю.
Джоанна сделала над собой усилие и принялась есть. Однако ее вкусы в период беременности изменились и стали непредсказуемыми для нее же самой. Ее желудок отказывался принимать жирную пищу, а Бену не нравились креветки. Оказалось, что никто из них не был доволен праздничным меню.
– Почему тебе пришло в голову приготовить креветки, Джоанна? Они сейчас так дороги. Ты слышала, что мой брат говорил по поводу того, как трудно сейчас вырастить троих детей? Они много едят, на одежду и докторов уходит куча денег, а теперь еще и детский сад для Баки…
Чем дольше Джоанна слушала Бена, тем тяжелее ей было его выносить. Она никак не могла родить одного ребенка, а он разглагольствовал о трудностях воспитания троих, как будто это входило в их планы. Как он несносен в своем занудстве!
После обеда Бен включил телевизор и стал смотреть юмористическое шоу, причем каждая, даже не вполне удачная шутка вызывала в нем взрыв хохота. Джоанна попробовала разделить его веселье, но Бен держался так, словно не замечал ее присутствия в комнате.
Джоанна предполагала, что в этот вечер Бен захочет близости с ней, но эта ее надежда быстро улетучилась. Когда они только что поженились, после двух бокалов шампанского он готов был тут же потащить ее в спальню. Но с тех пор прошло восемь лет.
Если бы ее беременность завершилась благополучно и она родила бы здорового, крепкого мальчика, похожего на Бена, тогда все можно было бы вернуть!
В этот момент раздался звонок во входную дверь, и они оба невольно вздрогнули.
– Кто это может быть? Ты ведь не приглашала Рэя, не так ли?
– Конечно, нет. Я не стала бы этого делать без твоего согласия.
Тем не менее это все же оказался Рэй, да не один, а с женой и старшим сыном.
– Мы всего не минуту, – сказал Рэй. – Решили зайти, потому что Баки захотел лично вручить свой подарок дяде Бену.
Пятилетний карапуз Баки, улыбаясь с сознанием собственной значительности, протянул Бену красивый сверток, в котором, судя по всему, была книга.
– Спасибо, – буркнул Бен в ответ с мрачным выражением лица.
Он едва взглянул на ребенка, и Джоанну впервые поразила мысль о том, что Бен не любит своих племянников.
Она хотела бы пригласить гостей выпить вина или чашечку кофе, но не посмела предложить этого, опасаясь, что Бен рассвирепеет. Они смущенно топтались в прихожей, даже не сняв пальто, пока Бен разворачивал подарок. Джоанна готова была сквозь землю провалиться от стыда.
– Зайдите на минуту, – не выдержала она наконец. – Баки, хочешь пирожное?
– Праздничный торт, – с довольной улыбкой отозвался малыш.
– Мне жаль, но праздничного торта нет. Твой дядя не любит торты, – сказала Джоанна, погладив мальчика по голове: он был так мил и непосредственен.
– Твой дядя не любит дней рождения, – без тени укоризны в голосе заметил Рэй.
Он занимал пост сенатора штата, и, хотя был на два года моложе Бена, казался старше брата, потому что рано облысел и отпустил брюшко. Ни внешнего, ни какого бы то ни было другого сходства между братьями не наблюдалось.
Бен хмуро поблагодарил родственников за подарок – великолепный альбом о спорте. Такую дорогую вещь он никогда бы не купил себе сам.
Через минуту Джуди, обменявшись взглядом с Рэем, решительно взяла Баки за руку. Джоанна обомлела.
– Не кажется ли тебе, Бен, что, коль скоро они зашли, чтобы поздравить тебя с днем рождения, следовало пригласить их на чашку кофе?
– Нет, не кажется, – равнодушно отозвался он. – Вечно ты во все суешься. Тоже мне, радушная хозяйка выискалась! Это не твое дело. Твое дело – родить ребенка!
От ярости у Бена дрожали руки. Он развернулся, ушел в спальню и громко захлопнул за собой дверь.
Джоанна осталась в гостиной, опустилась в кресло и тихо заплакала. Хочет ли Бен ребенка, чтобы их семья стала больше и крепче? Или он нужен ему, чтобы доказать брату, что он ничуть не хуже, в том числе и как мужчина?
Она проплакала полночи, а наутро проснулась больной. Джоанна легко определила уже знакомые симптомы: бессонница, головная боль, вялость и ощущение разбитости во всем теле.
Через три недели она потеряла ребенка.
Еще через месяц она потеряла мужа.
– С тобой что-то не в порядке, – сказал Бен, стоя в дверях с чемоданами. – Я не могу больше ждать год за годом безрезультатно. По моему мнению, брак без детей не имеет смысла!
Доминик пожалел, что задал вопрос, который поверг и без того расстроенную Джоанну в глубокую мучительную задумчивость. К его изумлению, она все же ответила на него.
– Согласна. Я действительно чрезвычайно чувствительна к этой проблеме, потому что мои прежние выкидыши в конце концов привели к тому, что я разошлась с мужем. Но мои отношения с Людом – другое дело.
Возникла пауза.
– Ты считаешь, что я должна сделать аборт, да? – Ее голос звучал спокойно, но внутри она содрогалась от страха.
Доминик был разумным, трезвомыслящим человеком, не то что воинственно настроенный доктор Мак. Его мнению стоило доверять.
Доминик погрузился в задумчивость, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. Часы на запястье отсчитывали время – секунда за секундой. В эти самые секунды в организме Надин скапливались шлаки, которые не могли найти выхода. Трансплантация, причем немедленная, – это ее единственный шанс на спасение.
В этом заключалось профессиональное суждение доктора Доминика Грэма. Как мужчина, Доминик испытывал к Джоанне сильнейшую тягу и не хотел, чтобы она родила ребенка от Люда. Он нашел наконец в себе смелость признать это и терзался мыслью о том, не подпал ли доктор Грэм под влияние личного чувства Доминика.
Он пришел к выводу, что не в состоянии оценить ситуацию с этической точки зрения.
Джоанна пристально смотрела ему в лицо и вдруг подумала, что беспристрастности от Доминика ждать не приходится, потому что, будучи долгое время лечащим врачом Надин, он наверняка пылал к ней тайной страстью.
– Значит, ты не можешь дать мне совет?
– Нет, не могу. – Он поднял голову и печально взглянул на нее. – Извини, мне очень жаль.
– Спасибо, что поговорил со мной, – понимающе кивнула Джоанна.
Надин перевели из отделения интенсивной терапии обратно в отделение доктора Мака. Ожоги больше не представляли опасности для ее жизни. Тем не менее состояние Надин не улучшилось нисколько.
Медсестра позволила Джоанне зайти к ней на минуту. Надин спала, и Джоанна молча просидела у ее постели, вытирая слезы.
Что ей делать? Господи, что же ей теперь делать?