Две птицы на снегу

Глава 4. Перкуссия и пальпация

Яроплет почти заставил себя задремать, чтобы как-то убить время, сквозь полусон обдумывая известные детали и пытаясь припомнить то, что ускользало от сознания. Давалось это с трудом, растущее напряжение клокотало внутри, словно в паровом котле: оно давило и подзуживало прямо сейчас бежать на место стычки с хлыстоногами. Или хоть куда-нибудь еще, главное – бежать, а не бессмысленно валяться здесь. Если бы не липкая тяжелая слабость, долго бы он в постели не продержался.

Он вообще не любил вынужденного бездействия и не умел сидеть в засаде, а сейчас состояние отягощалось не самой приятной компанией. Строго-надутая Горская давила на нервы, и от ее общества было душно. Особенно остро – острее, чем обычно в таких ситуациях, – хотелось выйти на открытое пространство и расправить крылья. Собственная идея обаять давнюю знакомую уже не казалась отличной и такой заманчивой, а спешное расставание в далеком прошлом выглядело отличным решением.

Холодная, занудная, правильная до тошноты… Как и положено аристократке, она не позволяла себе ничего лишнего. Не поддавалась на провокации, не отвечала на шутки, не реагировала на попытки сближения.

То есть нет, реагировала. Выразительно смотрела и слегка поджимала губы. Это не выглядело так уж неприятно, но с языка настойчиво рвалась гадость. Хотелось сказать, что скоро от таких гримас красиво очерченные губы превратятся в ту самую куриную гузку, которую изображают некоторые чопорные старухи. Но пока Вольнов сдерживался. Зато очень быстро вспомнил, почему он не любит аристократок. В здешнюю глушь их почти не заносит, он привык к совсем другим людям – проще, легче. А эта…

Нет, профессионализм бывшей сокурсницы не вызывал сомнений, Яр верил Бочкину на слово. И действительно хотелось искренне поблагодарить ее за спасение, и он понимал, что обязан ей жизнью, но… Стоило поймать строгий взгляд, и сразу отпадало всякое желание ей улыбаться.

Разглядеть ее потенциал и направление дара вот так, в спокойном состоянии, не получалось, а строить предположения… Силовику не нужно много сил, ему нужна аккуратность и точность, тот же Даровой в сравнении с самим Яром был редкостным слабаком, зато – талантливым. И Яроплет не пытался гадать, какой у Горской оборот, но почему-то не сомневался: что-то копытное. Лань, например. А возможно, и медведица, они тоже бывают такими упертыми занудами.

Одно не укладывалось в голове: как между ними умудрилась образоваться сцепка? Какое уж тут родство душ, привязанность, доверие и симпатия, о которых пишут во всех учебниках! Наверное, дело в том, что он стоял на краю смерти и схватился, как утопающий за соломинку, за ближайшее живое существо.

На краю сознания билась мысль, что, возможно, проблема его нынешнего отношения не в личности Горской – неужто Яр зануд раньше не встречал? Просто наложилось: она, нехорошие подозрения, вынужденное бездействие, стены госпиталя, вызывающие исключительно неприятные воспоминания…

К счастью, Бочкин отлично знал своего беспокойного пациента, поэтому долго задерживать его здесь не стал. Не прошло и получаса вязкой, скучной тишины, когда хирург возник на пороге. Правда, сначала немного растерялся, заметив дремлющего Вольнова – похоже, тот старательно игнорировал сидящую неподалеку женщину. Еще сильнее стало его удивление, когда оказалось, что Яр не спит. Сразу почувствовав появление нового лица, он вскинулся и уставился на Бочкина полным надежды взглядом:

– Ты пришел подарить мне свободу?

– И никакой благодарности за спасенную жизнь! – насмешливо качнул головой врач, взглядом пытаясь спросить у феникса, отчего тот столь неожиданно потерял интерес к привлекательной даме, на которую буквально пару часов назад только положил глаз. Однако тот сделал вид, что любопытства товарища не понимает.

– Я благодарен! Ты не представляешь, как сильно благодарен! А уж как буду благодарен, когда окажусь дома, словами не передать. Я буду самым благодарным…

– Да уймись уже и проваливай, мой самый невыносимый пациент!

Прощание и выписка много времени не заняли. Бочкин даже любезно проводил друга вместе со столичной гостьей к раздевалке для работников, где в целости и сохранности нашлись шуба, пушистый шарф и шапка Горской. Хирург помог женщине одеться, пожал Яру руку и распрощался.

– А где твоя куртка? – не выдержала Лета, когда феникс без усилия толкнул тяжеленную дверь, выходя первым, и придержал, выпуская спутницу.

Ветер успел перемениться, и здесь, на крыльце, стало тише, но обманываться не приходилось: вокруг продолжало свистеть и завывать, небо мрачно хмурилось и сеяло мелкий колючий снег. Да и мороз окреп, дохнул в лицо, попытался пролезть под капюшон и полы длинной шубы.

Причем интересовала его только Лета, Яроплет зимы словно не замечал, разве что жилетку застегнул, но вряд ли это могло помочь от холода.

– Я не мерзну, – пожал он плечами и уверенно двинулся в нужном направлении.

Летана на несколько мгновений замешкалась, недоверчиво разглядывая шагнувшего в буран феникса. Овитый искристо-белым вихрем, он выглядел живым факелом: черное древко и трепещущее слабое рыжее пламя, которое яростно пытался сорвать ветер.

Она слышала, что сильным огневикам не страшен холод, их греет собственная магия, но видеть такое воочию было странно. И тем более понимать, что нечто продолжает согревать Вольнова даже в нынешнем истощенном состоянии. Интересно, дело в сцепке и том, что они сейчас рядом, или эффект сохранится, даже если они окажутся слишком далеко?

Опомнившись, Лета поспешила догнать мужчину. Тому была нипочем не только пурга, но и снег под ногами, шагал феникс легко и уверенно, и это стало куда более значительным поводом для зависти: от метели шуба защищала, а вот оскальзываться на снежной каше ничто не мешало. Летана едва поспевала за Вольновым, который шел не оглядываясь и явно не собирался ждать спутницу, и это не добавило хорошего настроения.

Наверное, стоило бы его окликнуть, но упрямство и гордость не позволяли. И отстать – тоже. Потому что она обещала, что не доставит патрулям проблем, и самое время это доказать. Плевать, что одета она сейчас для города и совсем не готовилась к такому марш-броску; для пограничников это не станет оправданием, как и ее привычка к совсем другому обхождению.

Через десяток шагов Летана сдалась и даже плюнула на свой принцип не тратить силу попусту: резерв у нее был очень большой, но зачастую все это уходило на одного пациента, поскольку простые случаи попадали к ней очень редко, так что Лета привыкла экономить. Сейчас же она не ограничилась простым щитом, и ветер, послушный ее воле, перестал бить в лицо, залепляя его снегом, а принялся ласково и осторожно подталкивать в спину. С такой поддержкой Летана буквально добежала до гостиницы, взмокла и запыхалась, но зато от феникса не отстала ни на шаг.

Яроплету прогулка давалась тяжелее, чем он пытался показать. Его пошатывало от слабости, но упрямства ему было не занимать, так что феникс решительно пер вперед, заставляя себя продышаться назло неприятному скрежету в груди и месить снег в привычном темпе быстрой ходьбы, игнорируя подрагивающие и норовящие подогнуться колени.

О том, что он не один, Яр вспомнил только на входе в гостиницу и даже догадался придержать для спутницы дверь. К этому моменту у него уже и стоять получалось с трудом, но зато разжалась тугая пружина раздражения, клокотавшего внутри в госпитале, и он испытал громадное облегчение: дело было вовсе не в Горской, а в больничных стенах. Хорошо. Потому что затащит он Лету в постель или нет – это дело десятое, а вот существование на одной территории с человеком, от которого хочется сбежать или придушить его по-тихому, стало бы серьезным испытанием.

– Подожди меня внизу, – попросила Летана. Феникс лишь кивнул и принялся озираться в небольшом фойе, выбирая между низким мягким диваном под деревцем в кадке и миловидной блондинкой за стойкой.

Лета подошла к девушке за ключом от номера, и Яр после мгновения колебаний последовал за ней. У блондинки был легкий и звонкий голос, а еще теплая улыбка – не заученная, живая. И в рослого феникса она стрельнула взглядом с искренним интересом, который не помешал улыбаться постоялице и беседовать с ней любезно и вежливо, притом не через силу. Это говорило о неплохом характере и том, что девушка действительно милая, а не просто хорошо выполняет свою работу, и на стойку Яр облокотился с самыми серьезным намерениями, настроенный с удовольствием провести ближайшие полчаса, или сколько там понадобится Горской на сборы.

А Лета только философски вздохнула, услышав за спиной негромкое банальное воркование феникса. Из серьезного упрямого студента за десять с лишним лет вырос первостатейный бабник. Вчера едва не умер, а сегодня уже ко всем встречным девушкам липнет! Оставалось надеяться, что его совести хватит не тащить развлечения домой, когда там будет гостить Летана.

Сборы много времени не заняли, и она спустилась вниз с чемоданом на колесиках. Феникса Лета нашла там же, где оставила, и в той же компании. Отвлеклась от чемодана, чтобы вернуть управляющей ключи и расписаться в пухлой тетради с сероватыми листами, а когда обернулась, Яр уже держал ее багаж на весу. Помощи не предлагал, разрешения не спрашивал, и Лета ощутила мимолетную досаду от подобной бесцеремонности. Но промолчала, потому что колесики были слишком малы для толстого снежного ковра, и по совести стоило поблагодарить феникса за помощь.

Правда, сразу это к слову не пришлось, на улице тоже, а потом… По настоянию Яроплета они зашли в пару магазинов по дороге, чтобы купить продуктов, и благодарность опять сменилась устойчивым раздражением от манеры общения феникса с окружающими. Он флиртовал и шутил едва ли не со всеми встречными особами женского пола. В булочной встретил трех соседок и знакомую продавщицу, в мясной лавке перекинуться с ним парой слов и предложить самый лучший кусок спустилась хозяйка, зеленщица лично отобрала все самое лучшее, вдохновенно сетуя на то, какой он бледненький и как давно не показывался.

Углядеть во всем этом что-то пошлое не выходило при всем желании, ибо Вольнов одинаково расточал улыбки и хорошенькой рыжей булочнице, и немолодым соседкам, и совсем старенькой зеленщице, и весьма обильной формами и давно не юной жене мясника. Просто он – вот такой, и ничего с этим не сделаешь. Летане не было бы никакого дела до его манеры общения, если бы не приходилось торчать в это время рядом и испытывать острое чувство неловкости от собственной неуместности. Она словно стояла над душой у Вольнова и мешала ему нормально жить.

Усугубляли ощущение и любопытные взгляды всех этих незнакомых женщин, которым Яр и не думал представлять спутницу. Только на прямой вопрос зеленщицы расплывчато ответил – гостья. Лета и сама не видела смысла представляться соседкам и продавщицам, которых видела первый и последний раз в жизни, да и не вдруг объяснишь, кто она такая и как здесь оказалась. Но…

Глупые ощущения, глупая ситуация, и особенно глупо, что общался он так со всеми, кроме нее. И вроде бы радоваться должна, сама этого добивалась, но избавиться от глупого ощущения подобные рассуждения не помогали.

Когда после зеленной лавки Яроплет сообщил, что теперь можно и домой, Лета вздохнула с облегчением и всю оставшуюся дорогу мучилась вопросом: надо ли объясниться с фениксом и о чем-то его попросить или нет, а если да, то какими словами и, главное, о чем? Но так и не пришла ни к какому итогу, а там они уже добрались до места.

Квартира у Вольнова оказалась небольшой, но для одного человека – вполне просторной. Две комнаты, спальня и «вторая», как ее назвал хозяин, проводя экскурсию, а кроме того – компактная, но все-таки не тесная кухня, уборная и маленькая ванная, куда собственно ванна не влезла, только умывальник и душевая кабина. Квартира выглядела явно жилой, не пустующей, но, похоже, бывал здесь хозяин нечасто. Оно и понятно, основная часть его жизни проходит на заставе. И все равно Летана осматривалась с интересом: по жилью вполне можно составить представление о его хозяине.

Представление, правда, складывалось довольно странное. Все обставлено без изысков и оглядки на моду – светлые обои с ненавязчивым рисунком, основательная добротная мебель. Много книг, но никаких статуэток, портретов и прочих безделушек, если не считать нескольких вышитых картин на стенах, очень неожиданных рядом с этим человеком. Вообще вся обстановка не очень-то сочеталась с фениксом: здесь было просто, надежно и пустовато, при чем тут Вольнов? То ли Лета чего-то не понимала, то ли жилье это обставлял кто-то другой, а нынешний хозяин лишь поддерживал порядок, и вышитые картины на стенах подталкивали к последнему варианту и наводили на мысли о какой-то женщине. Наверное, мать позаботилась о сыне, потому что жены у него явно нет.

Неожиданно Яроплет оказался решительно не настроен на флирт. Лета, морально готовая к неизбежным шуточкам с предложением разделить достаточно широкую постель, без лишних слов получила в распоряжение диван, подушку и одеяло. Потом феникс принес из комода в спальне постельное белье и даже как гостеприимный хозяин собрался помочь с устройством ночлега.

Но когда Яр наклонился, его резко повело вперед и вбок, так что он едва не протаранил лбом стену, однако все-таки извернулся и с грохотом упал на диван, выругался и тут же, цепляясь за мягкую спинку и воздух, попытался подняться. Лета на мгновение растерянно замерла над расстегнутым чемоданом, откуда доставала в этот момент пижаму, а потом вдруг осознала: «бледненьким» феникс был не только в воображении знакомой зеленщицы, его лицо в прямом смысле отливает синевой.

– Сиди! – Летана сорвалась с места.

То ли от неожиданности, то ли она невольно задействовала сцепку, но Вольнов оставил свои неуклюжие попытки подняться, осел расслабленно, запрокинул голову. Шмыгнул носом, из которого пошла кровь.

– Тошнит? – спросила Лета, оперлась коленом о диван, ладонью – о его спинку. Второй рукой мягко обхватила горло мужчины, одновременно находя кончиками пальцев пульс под челюстью и оценивая состояние пациента диагностическими чарами.

– Да нормально со мной все, – поморщился Яроплет. Вибрация голоса под ладонью сбила со счета, но Лете и без пульса все стало ясно.

– Тебя в детстве не учили, что врать нехорошо? – мрачно спросила она и полезла в чемодан за аптечкой.

– Так то в детстве! – хмыкнул Вольнов, приоткрывая глаза, опять шмыгнул носом и, недовольно поморщившись, достал из кармана серый застиранный платок. Судя по виду, стирали его вместе со штанами.

Но с места феникс все-таки не тронулся. Его интересовало, что предпримет гостья. А еще сидя не кружилась голова, и провести так пару минут, оправдываясь перед собой любопытством, было приятно. Хотя про тошноту она зря сказала: до сих пор он об этом не задумывался, а стоило спросить, и сразу стало понятно, что головокружение и мерзкая слабость – это еще не все.

Тем временем Лета вернулась на диван с небольшим плотным чемоданчиком. Когда она его открыла, комнату заполнил характерный лекарственный запах – резкий, горьковатый, сейчас он казался неожиданно приятным.

– Зачем мы пошли по магазинам, если тебе плохо? – мрачно спросила Лета, перебирая пузырьки.

– Мне хорошо, – упрямо возразил феникс.

– То есть падать в обмороки для тебя нормально? – вздохнула она, доставая нужный эликсир и многоразовый шприц в футляре – очищающем артефакте.

– А я не упал, я присел отдохнуть.

– Как ты при таком наплевательском отношении к собственному здоровью сумел столько прожить? – Летана опять укоризненно покачала головой, а феникс опять отмахнулся:

– Сам удивляюсь. Повезло, наверное!

Жгута Лета с собой не возила, поэтому перетягивать крепкий бицепс пришлось воздушной петлей. Капризный пациент наблюдал за действиями гостьи невозмутимо и без вопросов и кулаком заработал сразу, без просьб и напоминаний, выдавая немалый опыт общения с целителями. От болезненного укола не поморщился и вновь продемонстрировал безоговорочное доверие, даже не поинтересовавшись, что именно ему колют, чем заслужил от Летаны испытующий задумчивый взгляд.

А Яроплет просто не видел смысла демонстрировать любопытство. Тем более укрепляющее зелье, показанное при кровопотере и энергетическом истощении, он и так узнал еще в шприце, по характерному насыщенно-красному цвету, а потом – по не менее характерному жжению. Родившись в месте укола, оно прокатилось от локтя к груди, пощекотало когтями сердце и ударило в голову, выступив на лбу испариной.

Зато в голове от этого удара прояснилось, растаял липкий туман, заполнявший ее почти всю дорогу. Признавать правоту Горской не хотелось, но все же он здорово переоценил свои силы, и этот день тоже стоило бы провести в больнице. Или хотя бы двинуться напрямую домой, и плевать, что в хранильнике крысокан с голоду сдохнет. Он не крысокан, и можно было бы чего-нибудь по зеркалу заказать, да и наверняка в запасах что-то есть, он давно не открывал морозилку, но…

Да чтоб ему питаться этими самыми крысоканами до конца жизни, если он об этом скажет! Ничего, дошел же как-то, сейчас немного посидит, пока кончится отходняк от зелья, и пойдет готовить еду. Вот только сперва…

– Да посиди ты хоть пару минут! – Лета надавила на его плечо, не позволяя встать. – Что случилось?

– Надо встречу перенести, – нехотя пояснил он, ленясь бороться.

Тем более от движения опять неприятно полыхнуло жаром по всему телу и бросило в пот. Для феникса, который в своей жизни ни разу не обжигался и почти никогда не температурил, это ощущение было непривычным и оттого особенно неприятным.

– Давай зеркало принесу, – через мгновение сжалилась гостья. – Где оно?

– Вон там, на полке. Спасибо.

Летана нашла разговорное зеркало на книгах, отдала хозяину, а сама вернулась к чемодану, чтобы уложить туда аптечку. Подумала, что, наверное, стоило бы выйти в другую комнату и позволить Яру провести разговор без свидетелей, но додумать и тем более воплотить в жизнь не успела, на том конце уже ответили.

– Чего еще тебе от меня надо? – страдальчески поинтересовался очень странный женский голос – звонкий и хрипловатый.

– От тебя мне надо тебя! – улыбнулся Вольнов. – Я понимаю, что ты это ненавидишь, но… Ты случайно не планируешь пробегать сегодня мимо?

– Ну и наглая же ты морда! – с восхищенным возмущением ответили из зеркала, и Лета поспешила спрятать улыбку. Но из комнаты не вышла: стыдно признаться, ей стало любопытно, чем закончится разговор и чего Яроплет вообще хочет от собеседницы.

– На том и стоим! – ничуть не смутился он. – Да я бы на завтра перенес, но если метель закончится, то сразу придется на заставу прыгать. А там Творец знает, когда еще я в город выберусь. Проси чего хочешь!

– Что, так паршиво? – неожиданно сочувственно и понимающе уточнили из зеркала. – Ладно, защитничек, приду. Кого я пытаюсь обмануть! Не могу отказаться от удовольствия лишний раз полапать твои мускулы. И кофе с тебя!

– Да хоть всю банку! Настоящего, деморского, – добавил он искушающим тоном.

– Банку оставь себе, я все равно нормально не сварю, – не соблазнилась собеседница. – Если только тебя в кофейное рабство брать и заставлять готовить. Но из тебя слишком паршивый раб.

– Это еще почему? – обиделся феникс.

– Жрешь много, – припечатали на том конце. – Часа через два приду, до встречи.

И собеседница прервала связь. Вольнов негромко щелкнул крышкой зеркальца. Лета еще пару мгновений поизображала возню с вещами, стараясь придать себе невозмутимый вид: манера общения этой парочки обескураживала, и она даже представить не могла, кого и зачем звал к себе феникс. Не любовницу же, в самом деле! Обернувшись, Горская уткнулась взглядом в широкую спину выходящего Яроплета.

– Куда ты? – растерянно спросила Лета.

– Еда, – лаконично бросил феникс через плечо и скрылся из виду.

Оставалось только вспомнить добрым словом и пониманием незнакомку из зеркала, которая, кажется, очень неплохо знает Вольнова.

Первым делом Лета закончила то, что начал хозяин дома, – постелила себе на диване. Белье оказалось чистым, свежим и безупречно выглаженным, что опять натолкнуло на мысль о заботе какой-то очень хозяйственной женщины или, в крайнем случае, неплохой прачечной. После этого Лета быстро переоделась в удобные спортивные штаны и свободную рубашку без пуговиц – свою домашнюю одежду, которую предпочитала всем халатам.

Хозяин дома ходил босиком и никакой обуви для гостей не держал, так что Летане пришлось довольствоваться теплыми толстыми носками – тапочки в чемодан уже не влезли. У такой «обуви» было единственное преимущество – беззвучный шаг, и, если бы не оно, вряд ли Лета сумела бы застать Вольнова врасплох.

Он положил руки на бортик раковины и согнулся пополам, уткнувшись в них лбом. Феникс явно все еще чувствовал себя очень плохо.

Лета несколько мгновений постояла, разглядывая его. Дома Яр снял жилетку и обувь, оставшись в одних штанах, так что сейчас открывался прекрасный вид на его спину. Полюбовавшись четко очерченными дельтовидными и роскошными широчайшими мышцами, хоть первокурсникам анатомию на нем показывай, Лета велела, подходя ближе:

– Сядь.

Яроплет вздрогнул от неожиданности, распрямился и упрямо отмахнулся:

– Издеваешься? Да я сейчас уже и на сырое согласен, после больничной кормежки, и у тебя есть все шансы стать закуской!

– Сядь, – не впечатлившись угрозой, Лета ухватила его за локоть и потянула, оттесняя от крана, лежащих в раковине овощей и завернутого в вощеную бумагу куска мяса. – Я тут все помою, а ты нарежешь салат. И мясо я уж как-нибудь пожарю.

– Вот только «как-нибудь» и не хватало! – проворчал Яр, но уступил. То ли зелье еще не подействовало, то ли одно оно не в состоянии разом поставить феникса на ноги, но облегчение оказалось мнимым и скоротечным. – Но только помой! Ни за что не доверю женщине приготовление мяса. Какой смысл покупать что-то приличное, чтобы получить подметку?! – продолжая недовольно бурчать, хозяин все-таки уселся у стола.

– Буду готовить под твоим руководством, – не стала она спорить о таком пустяке и включила воду.

Кухонную возню Летана не любила и не была талантливым кулинаром, предпочитая питаться в институтской столовой, но при необходимости вполне могла не обходиться сухомяткой. Она искренне не понимала, как можно испытывать серьезные трудности с готовкой при наличии поваренной книги, в которой все написано. Ладно там какие-то затейливые блюда с полусотней специй или капризная выпечка, но сварить простейший суп или потушить мясо – много ума не надо. А уж порезать овощи и поджарить отбивные – это и вовсе самое простое.

Во всяком случае, Лета так думала, пока не приступила к готовке. Сначала оказалось, что она неправильно режет мясо, потом неправильно отбивает, потом неправильно солит, потом никак не может подобрать правильный накал плиты…

Впрочем, надо отдать фениксу должное: он хоть и следил очень дотошно, и цеплялся за каждую несущественную мелочь, но больше на женщин и мясо не ругался, проявляя завидную выдержку. И салат настрогал сам, довольно крупно, но очень ловко.

Обстановка в кухне была скромной и такой же основательной, как везде: шкафы и полки из светлого дерева, хранильник, квадратный стол и два стула в углу. И участие женщины тут тоже ощущалось отчетливо – вряд ли феникс выбрал бы вот эти белые занавески в рыжий цветочек и сшил бы из той же ткани прихватки, так что заботливую мать точно стоило включить в биографию этого человека.

С другой стороны, и полностью переложить на эту женщину ответственность за чистоту и порядок не получалось. Слишком хорошо Яр знал, где у него что лежит и как всем этим пользоваться. Пусть посуды здесь нашлось немного и большинство полок пустовали, но у каждой вещи имелось строго определенное место. Пара сковородок, пара кастрюль, десяток разнокалиберных тарелок и всего два ножа – здоровенный, за который даже браться страшновато, и Лета уступила его хозяину, и поменьше.

Но самое главное, ножи эти были острыми. Не просто острыми, а очень острыми, и поначалу это завораживало – то, как легко, без усилия, блестящее лезвие рассекает мышечные волокна и тонкие белые прожилки.

В родительском доме Лета имела мало отношения к кухне, потому что там работала прислуга. В подростковом возрасте она проявляла любопытство, и ни мачеха, ни кухарка не осуждали этого интереса, позволяли наблюдать и даже иногда немного помогать, но тогда о подобных мелочах задумываться не приходилось. А вот после, когда началась самостоятельная жизнь, обнаружилась проблема: острые ножи в ее доме быстро заканчивались.

Она покупала всякие, завела несколько разных точилок, относила домашнее холодное оружие мастеру на все руки, который занимал каморку под лестницей в соседнем доме и выполнял любые мелкие хозяйственные дела вплоть до ремонта обуви. Но все равно казалось, что такими острыми ножи у нее не бывали никогда.

Несмотря на совместную готовку, которая вроде бы должна сближать, чувство неловкости не проходило и постоянно ощущалось – непередаваемо неприятно, словно тесная одежда или неудобная обувь, которая вроде бы не трет, но и забыть о ней не получается. Разговор, не считая команд Вольнова, не клеился.

Лета утешала себя тем, что неловкость рано или поздно иссякнет, и вполне возможно, грядущие две декады пройдут неплохо: Яроплет, несмотря на все недостатки, похоже, не настолько безалаберный, как показалось поначалу.

Хозяину же временно было не до гостьи и прочих мелочей: после укола голод, притупленный мутными предобморочными ощущениями, начал ощущаться слишком пронзительно, чтобы думать о чем-то еще. На мясо с кровью он накинулся так, словно несколько дней голодал. У Леты вид пациента вызывал смешанные чувства умиления и недовольства: не то его поведением, не то недокормленностью.

Сама она ела не спеша, хотя и приходилось бороться с легким беспокойством и даже смущением: столовых ножей не нашлось, а постоянно орудовать большим разделочным оказалось неудобно, поэтому пришлось предварительно порезать отбивную на маленькие кусочки. Неправильно, но все же лучше, чем голодным хищником вгрызаться в кусок, как Яроплет. Будто волк, а не феникс…

– И какая же у вас теория? – спросил Яр. Умяв две внушительные отбивных, он положил себе еще две и приступил к ним уже без спешки. Даже про нож вспомнил и принялся проворно разделывать мясо.

– О чем ты?

– Разлом. Какой теории придерживаетесь вы с руководителем?

– Ты для чего интересуешься? – уточнила Летана, все силы приложив к тому, чтобы это прозвучало спокойно, а не выглядело так, будто она ощетинилась иголками.

– То есть как? – Левая темно-рыжая бровь с сережками вопросительно выгнулась. – А есть варианты?

– Полно. Для поддержания разговора, для налаживания контакта, для того, чтобы еще раз меня поддеть… Продолжать?

– Как у тебя все сложно, – улыбнулся Яроплет. – Просто спросил. Я слышал с десяток разных версий, и интересно, какую именно нам предстоит проверять.

– Вариант одной из самых популярных, – после короткой паузы ответила Лета. – О том, что наш мир конечен во всех направлениях, просто по краю его очерчивают непроницаемые Границы, а там, где их нет, начинается Ничто.

– И почему, согласно вашей теории, из этого Ничто лезет всякое нечто? – с любопытством и без издевки спросил Яр.

– Круговорот. Все, что уходит наружу, преобразуется и возвращается обратно. Поток силы пронизывает наш мир мировыми линиями, а потом зацикливается через это самое Ничто, также обстоит дело и с живыми существами. Естественным путем это происходит через смерть и рождение, но Разлом нарушает обычный ход вещей. Можно сказать, выдергивает сущности на середине их перерождения. В Белый лепесток они приходят душами, а у нас души не могут существовать свободно и обретают плоть.

– И откуда они ее берут?

– Из мира, – пожала плечами Летана. – Не так уж много в них плоти.

– Хорошая версия, логичная, – спокойно заметил Вольнов, и Лета немного расслабилась и даже приободрилась: все же феникс умел быть серьезным, и это давало надежду на то, что совместное существование не превратится в кошмар. – А что именно ты хочешь измерить у Разлома? И ты говорила про вариант этой теории, какой именно?

– Ты слышал что-нибудь о «Мокрой рукописи»? «Черский дневник» иначе, – после короткой паузы все-таки решила пояснить она.

– Еще бы, – озадаченно хмыкнул Вольнов. – Дневник какого-то психа, который якобы пересек море в Белом лепестке и добрался до его края. Очень занимательный ужастик, в детстве мы его с выражением читали ночью, страшно было так, что… Кхм. Ладно. Хочешь сказать, ты подозреваешь, что он подлинный?

– Ты немного неверно ставишь вопрос, – возразила Лета. – Подлинность рукописи доказана, ее неоднократно проверяли. Дневник действительно написан примерно в то время, на которое претендует, и автор его реально существовал, и именно он все написал. Споры вызывает содержание.

– Какая ты все-таки зануда, – усмехнулся Яроплет. Сейчас, в хорошем настроении и при хорошей еде, эта черта женщины уже не раздражала, а скорее забавляла. – Я об этом и говорю. Считаешь, оно подлинное? Что это не бред свихнувшегося от жажды и одиночества бедолаги, а документальные свидетельства очевидца?

– Если подумать, этот бред слишком хорошо согласуется с разрозненными легендами лепестков. Почти никто из исследователей не сомневается, что все народы когда-то давно взаимодействовали, а потом одновременно оказались изолированы каждый в своем лепестке. Да, наверняка поначалу еще имелись полукровки, но в лепестке всегда преобладают наследственные признаки местной расы, так что вскоре следы чужаков затерялись. Изоляция продолжалась больше десяти веков, до того как мы вновь начали сталкиваться. Тебя никогда не смущал этот момент? Проходы в стенах есть, многие из них во вполне доступных местах, но долгое время обходилось без каких-либо контактов?

– Честно? – искренне улыбнулся Яроплет. – У меня по мироведению и истории всегда были плохие оценки. Очень плохие и очень заслуженные. Так что ты как-нибудь покороче и попроще, для тупых.

– Если совсем коротко, наш мир когда-то был совсем другим. Потом случилась катастрофа, в прямом смысле расколовшая его на части, и только воля и сила Творца не позволили погибнуть всем. Сначала эти куски разлетелись в разные стороны, но он удержал их, не позволил погибнуть, после – притянул ближе, так что они сомкнулись и позволили нам опять общаться. Поэтому он так рассердился на нас за появление Разлома: своей глупостью мы пустили прахом его труд, – подытожила Лета. – И потому слова «Мокрой рукописи» выглядят очень правдиво. «И позади меня сияло синью и золотом, а впереди разверзлась бездна. И иней, и пар, и пламя, и пепел, и камни, и прах, и ветер, и штиль порой проступают там из Ничто, словно медузы поднимаются к поверхности моря. И узрел я начало и конец всего, и глядел в бездну, не в силах отвести взгляда, сделать вдоха, двинуть рукой, пока бездна не уставилась на меня и не протянула ко мне руки…»

– Ты это наизусть помнишь? – Во взгляде Яроплета появилось не столько восхищение, сколько опаска, и Лету это позабавило.

– Только фрагменты, – заверила она. – Сложно не запомнить, когда разбираешь все это на детали и проводишь десятки проверок.

– И как же вернулся обратно этот бедолага? По вашей теории.

– Мне кажется, ему просто повезло попасть в обратное течение. Если все так, если наша теория верна, то прямо сейчас Творец пытается собрать мир в единое целое и, вероятно, притягивает к себе из Ничто обломки. Вероятно, и твари, которые вылезают из Разлома, откликаются на этот зов. Если разобраться, то нет ни единого действительно весомого аргумента, который позволял бы сомневаться в «Мокрой рукописи». Тот способ, с помощью которого автор «Мокрой рукописи» достиг края мира, рабочий, его пробовали и другие. Все сгинули, но даже по теории вероятности кому-то одному могло повезти. Совместить воздушный шар и лодку – это вполне логичное решение, позволяющее не улететь слишком высоко в небо и не провалиться в океан в отдалении от берега, что обычно происходит с кораблями. Мы хотим измерить кое-какие параметры возле Разлома и внутри него. Нужно сравнить с результатами, полученными с высоты и из моря коллегами из Белого и Черного лепестков. Определенные частоты и модуляции силовых потоков, они… Ну это тебе явно не интересно, – оборвала себя Лета и, поморщившись, поднялась, чтобы отнести тарелку в мойку. Вольнов слушал ее и жевал с таким отсутствующим видом, что она почувствовала себя дурой.

И ведь сам спросил! Но то ли Летана слишком увлеклась, то ли он ожидал чего-то другого…

– Основное я услышал, – ничуть не смутился Яр. – А эти все мелочи скучные и ни на что не влияют.

– Что значит – не влияют? – нахмурилась Лета.

– У тебя-то, может, и влияют, а мне… – Яроплет неопределенно взмахнул вилкой. – И так понятно, что будет весело. – Вилка воткнулась в очередной кусок мяса.

– Весело?..

– Весело, – подтвердил Яр. – Но не сразу. Добрин будет категорически против того, чтобы тащить тебя к самому Разлому, – пояснил он с явным удовольствием. – Сначала он станет отговаривать, потом грозиться, потом ворчать, потом смирится и будет долго клевать мне голову на тему ответственности, долга офицера и мужчины и так далее. Но тебе все равно туда надо, да еще и не в одно место, так? Причем я сейчас пуст, как голова прилипалы, а ты ни разу твари живьем не видела. Поэтому – да, будет очень весело!

– Прилипалы?… – спросила Лета, чтобы не спросить что-то менее нейтральное.

– Я не помню, как они по-умному. Такие чешуйчатые мячики с зубами.

– Пилозубы? – немного севшим голосом уточнила Летана.

– Ага, вроде они.

Продолжать разговор она не стала. Забрала у Вольнова опустевшую тарелку и молча отправилась мыть посуду. Мыть посуду – хорошо мыть посуду – отлично мыть посуду – великолепная альтернатива скандалу с претензиями!

Легкомысленное отношение феникса выбивало из колеи и раздражало еще сильнее, потому что Лета убедилась: он умеет вести себя иначе! Но не хочет и даже не пытается. При этом она прекрасно понимала, что любые претензии неуместны. Перевоспитывать взрослого мужчину? Нет ничего более глупого. Если он с такой насмешкой относится к своему командиру, а опасных прожорливых тварей называет «мячиками с зубами», то ее вместе с ее опасениями и вовсе поднимет на смех.

Оставалось надеяться, что дурачиться он все же предпочитает на словах. Или что отмеренного Творцом для этого феникса везения хватит и на нее, иначе с таким защитником никакие твари не нужны, он ее сам угробит. Уронит в Разлом и скажет, что сама прыгнула.

– Первый раз в жизни получаю удовольствие от болезни, – со смешком заметил Яроплет через некоторое время. – Всегда ненавидел мыть посуду, вот за это – огромное спасибо. Может, ты еще и массаж умеешь делать?

– Даже если умею, тебе его не назначали, – пожала плечами Летана, не оборачиваясь. – И даже наоборот, лучше не стоит сразу после восстановления.

– Жаль, – демонстративно вздохнул феникс. – И, наверное, бесполезно предлагать тебе плюнуть на диван и все-таки перебраться ко мне в спальню на достаточно широкую для двоих кровать?

– Жаль, – эхом откликнулась Лета. – Я уже было решила, что ты сумеешь удержаться от этой пошлости. Но нет, переоценила. Видимо, окончательно отлегло. – Она закончила с посудой, выключила воду и, не найдя поблизости чистого полотенца, слабым потоком силы смахнула воду с рук в мойку.

– Отлегло?

– Полегчало, – пояснила она, обернувшись, прислонилась к тумбочке и сложила руки на груди. – Нет, Яр. Не трать на меня, пожалуйста, свое обаяние. Мне хватило одного раза, и нет ни малейшего желания повторять печальный опыт. Нет, я ни в чем тебя не обвиняю и не держу никакой обиды, сама виновата, но… не надо, пожалуйста!

– Жестокая женщина! – с укором отозвался феникс, который после еды и отдыха ощутимо повеселел. Голос его звучал обиженно, но глаза при этом смеялись. – Как не стыдно попрекать человека прошлой неопытностью? Честное слово, в этот раз тебе понравится!

– Верю! – Лета выразительно выставила ладони перед собой. – Охотно верю, что отказываюсь от лучшего постельного приключения собственной жизни, но… я не люблю приключения. Давай договоримся, что ты будешь относиться ко мне… скажем, как к товарищу-мужчине.

– Боюсь, этот вариант понравится тебе еще меньше, – еще больше развеселился Яр. – Ты же не согласишься завтрашний день провести в компании вина и девочек, а?

– Считай меня очень старым и занудным мужчиной.

– Плохо ты знаешь старых занудных мужиков! – рассмеялся феникс. – При таком раскладе девочек не избежать, и это в лучшем случае. А то у чопорных стариков порой бывают такие вкусы…

– Ты невыносим! – Лета со вздохом закатила глаза, но продолжить этот бессмысленный диалог они не успели: мелодично тренькнул дверной звонок.

– Лора, что ли? – растерянно хмыкнул себе под нос Яр и дернулся встать, но был прерван недовольной гостьей:

– Сиди, не хватало тебе завалиться в прихожей.

Пришелица производила впечатление. Такое, что Летана чуть не забыла поздороваться и едва успела убраться с дороги: несмотря на то что новая гостья была на полголовы ниже Горской и очень тоненькой, что позволяла рассмотреть расстегнутая куртка, вперед она перла с неотвратимостью хлыстонога.

Маленького роста и мальчишеского сложения, с выкрашенными в невообразимую мешанину цветов волосами по плечи, с россыпью веснушек на лице, чуть менее ярких, нежели у Вольнова, с большими светлыми глазами в обрамлении ярко-рыжих ресниц…

Кто она такая, Лета так и не сумела представить, но явно не продажная женщина. Во-первых, одета она была в длинную мешковатую юбку безумного кроя и болотно-зеленого цвета и ярко-оранжевую блузу – совсем не то, чем можно соблазнять мужчину; а во-вторых, приглядевшись, Лета вдруг поняла, что гостья не в том возрасте, чтобы зарабатывать подобным на жизнь. Она относилась к тому типу людей, про которых говорят «маленькая собачка – до старости щенок», и хотя была еще не стара, явно разменяла шестой, а то и седьмой десяток. Возраст выдавали морщинки в уголках глаз, губ и на шее.

– Так, и где этот засранец?! Я за ним, значит, бегаю, а он тут с девицами развлекается? – возмутилась пришелица, стаскивая сапоги один о другой. – Ладно хоть девица симпатичная! – решила она, окинув Летану выразительным взглядом. – И подозрительно приличная, надо же…

– Добрый вечер, – все-таки сумела вежливо вставить Лета, проглотив вопросы и замечания и удержав спокойную мину на лице.

– Ты даже не представляешь, насколько приличная! – Яр, конечно, не усидел в кухне. Он возник в проходе, привалился к дверному косяку и поспешил наябедничать: – Она меня только ругает, воспитывает и не соглашается ни на что приятное.

– Тебе полезно, – непримиримо фыркнула Лора. Стянула большую бесформенную куртку с бездонным капюшоном, сунула в руки растерявшейся от такой бесцеремонности Летане, смерила Горскую взглядом и добавила с сочувствием: – Хотя он упертый, тут проще сразу отдаться, чем объяснить, что ему ничего не светит.

– Благодарю за совет, но не обещаю им воспользоваться, – сдержаться от замечания Лета не смогла, но зато безукоризненно выдержала тон «холодная вежливость» и даже сумела с невозмутимым видом пристроить верхнюю одежду гостьи на вешалке.

Если бы мачеха сейчас ее видела, она бы очень гордилась падчерицей, у которой в детстве и юности были большие проблемы с выдержкой.

– А, то есть тоже упертая? Ну-ну, – с непонятным выражением хмыкнула Лора и подхватила солидный и, кажется, довольно увесистый саквояж, которого Лета поначалу не заметила. Шагнув к фениксу, выразительно поцокала языком, ощупала его грудь, а после звонко шлепнула по ней ладонью и заявила: – Не обманул, гляди-ка! Вперед!

Они двинулись на кухню, и Лета сама не поняла, как оказалась там же. Она даже подумала, что не стоит навязываться и правильнее было бы уйти в комнату, заняться своими записями и переложить вещи в чемодане, но через несколько секунд уже стояла в проходе и с интересом наблюдала, как странная гостья деловито выкладывает из своего саквояжа непонятный инструментарий – нечто среднее между артефакторским, ювелирным и хирургическим.

– А почему я до сих пор не чую плату за выездную работу? – строго глянула Лора на Яроплета.

– Сейчас все будет! – заверил феникс и захлопал дверцами тумбочек и шкафов. Он бодрился, но стоял явно с трудом: постоянно норовил опереться или прислониться к чему-то.

– Ему бы нежелательно вставать, – неодобрительно заметила Горская.

– Не балуй его, на шею сядет, – предостерегла пестрая гостья. – Если он не лежит пластом и способен встать, то кофе мне тем более сварит. Я Милорада, лучше Лора.

– Лета. Что вы собираетесь делать?

– Наводить порядок. Яр, закрой ушки! – бросила Лора через плечо и, не обратив внимания на усмешку не послушавшего ее приказа феникса, доверительным тоном обратилась к Летане: – Если честно, это я с ним кокетничаю и цену набиваю. Между нами, с таким телом работать – одно удовольствие. Я бы его всего разукрасила, но жаль потраченного времени, и так слишком часто приходится латать. Вот если изобрету способ самовосстановления, тогда можно будет развлекаться.

– Вы художница? – сообразила наконец Лета. – Специалист по татуировкам?

– Ага. Специалист, – отозвалась та с непонятной интонацией. – Тебе не предлагаю, не волнуйся. У тебя совсем не тот тип и характер, а вот Яр… ну скажи – хорош же! – с гордостью скульптора или родителя заявила она.

– Понимаю. Он выглядит… целостно, – аккуратно подобрала нужное слово Летана. – Не буду вам мешать, – подытожила вежливо и все-таки вышла.

Она не заметила, каким взглядом проводила ее художница, и не обратила внимания на то, как поспешно и тихо Милорада закрыла за ней кухонную дверь и только после этого проявила любопытство:

– Ты где такую вообще откопал? Что это за возвышенное создание? Разнообразия захотелось?

– Силовик она, прибыла исследовать Разлом, а меня пристроили к ней нянькой, – отмахнулся Яр. Углубляться в тонкости их прошлых взаимоотношений он не собирался. – Я не против разнообразия, но по своей воле в это дело не полез бы.

– Ну да, расскажи мне, как ты отказался бы от общества смазливой девицы с ногами от ушей и высокой грудью! – рассмеялась художница.

– По своей воле я нашел бы кого попроще, а сейчас просто пытаюсь получить удовольствие от навязанной компании, – возразил он, поставил перед художницей чашку кофе и тяжело упал на стул. – Рисуй, я весь твой!

– Спаси Творец от такого счастья! Весь ты мне ни даром, ни с доплатой не нужен. Может, отложим на декаду? – предложила Лора, но принялась отточенными движениями протирать рабочее пространство поочередно несколькими составами.

– Почему? Ты все равно уже здесь.

– С таким довеском на закорках ты или опять к хирургам попадешь, или канешь в Разлом. В обоих случаях моя нынешняя работа будет бессмысленной.

– Спасибо за веру в мои силы! – рассмеялся Вольнов.

– Не трясись! – шикнула Лора, ткнув его острым кулаком в живот, и феникс послушно замер.

За работой Лора предпочитала молчать, он это давно усвоил. Да и самому Яру час-другой молчания тоже сейчас пришелся кстати.

Он не всегда мог говорить кратко. В бою – да, на докладе у командира по делу – тоже да, а вот в расслабленной обстановке, да еще с женщинами, Яроплета быстро начинало нести. Он прекрасно знал за собой эту особенность и чаще всего даже радовался ей, потому что на женщин отлично подвешенный язык обаятельного пограничника действовал магнетически. Но сейчас был тот редкий случай, когда многолетняя привычка мешала: тратить силы на болтовню слишком расточительно, а не тратить – не получалось, так что молчаливая Лора с ее пыточными приспособлениями подвернулась как нельзя вовремя.

Впрочем, пыточными он их называл исключительно для красного словца. Приятными ощущения было не назвать, но и мучительными – тоже. На инструментах и материалах Милорада никогда не экономила, и они неплохо обезболивали. Не настолько неплохо, чтобы задремать, а жаль. Стоило умолкнуть и прикрыть глаза, и усталость навалилась на плечи.

Нет, все. Спать. Вот сейчас Лора закончит, и никаких больше разговоров с Горской, никаких размышлений и планов, все завтра. И попозже завтра, как можно позже!