Маленькая сестренка сумерек

Как и ожидалось, для первой официальной семейной фотосессии Оуэна в домашней обстановке Тим избрал день бала.

— Пожалуйста! Скажи, что не надо прихорашиваться, — молила Мэллори. — Я не хочу одеваться как кукла два раза за день.

— Можешь одеться по-домашнему, — сказал дядя Кевин, чей друг Лео работал фотографом.

Все надели джинсы и свитера пестрой расцветки. Кэмпбелл попросила мужа и детей сесть вокруг и по возможности заслонить ее от объектива.

— Только глаза у меня в порядке, — заявила Кэмпбелл. — В этом зеленом свитере я похожа на Моби Пикл.

Тетя Кейт усаживала их так, словно выкладывала натюрморт.

— Четверо детей! — то и дело восклицал Тим.

— К счастью, людям всегда нужны футбольные мячи и спортивные носки, — ответила на это Кэмпбелл.

— И семейные педиатры, — добавил ее муж.

Лео сделал, как всем показалось, не одну сотню снимков и удалился.

Кэмпбелл принялась кормить ребенка.

— Ты превосходно справилась со своей работой! — сказал жене Тим.

— Я не припоминаю, чтобы ты на этот раз видел решительный бой, — напомнила ему Кэмпбелл.

Мэллори уже принялась натягивать на себя спортивный костюм, готовясь отправиться на пробежку, когда Кэмпбелл ее остановила.

— Значит, ты идешь вместе с Дрю на бал? Как я понимаю, между тобой и братом Эден все кончено?

— Да, пожалуй, — ответила Мэллори.

— Сожалею. Когда она сбежала с мужчиной старше ее по возрасту…

— Она ни с кем не сбегала, мама. Эден просто переехала жить в другое место. У нее есть родня повсюду, даже в Канаде. Между Эден и Джеймсом все кончено. — Мэллори посчитала, что не особо покривила душой.

— Вот и хорошо. Он слишком стар для нее.

— А я ничего хорошего в этом не вижу, — ответила дочь. — Ее словно наказывают за то, чего она не совершала.

— Я понимаю, — сказала Кэмпбелл, — ты по ней очень скучаешь.

— Я даже представить себе не могла, что так будет. Мне очень не хватает их обоих.

Мэлли вспомнила, как стояла в глубоком снегу, крепко прижимаясь лицом к мокрой куртке Купера. В ноздри бил запах бакаута[22], а Эден медленно кружила в лунном свете. Мэллори решила, что на всю жизнь запомнит подругу такой, какой та была в эту ночь.

И побежала наверх надевать кроссовки.

Мерри занималась французским.

— Стер! — сказала она сестре. — Какое красивое ожерелье!

Мэллори вытянула руки с украшением, восхищаясь его тончайшим золотым плетением, красивой штриховкой по окружности диска, пером, которое должно навевать хорошие сны, если повесить его над кроватью.

— Это прощальный подарок, памятный сувенир. Понимаю, Купер этого не планировал, нет… Но мне кажется, что он не сможет оправиться после того, что с нами тогда случилось…

Мэлли чувствовала себя опустошенной, словно от нее остались лишь кости да кожа. Если хорошенько потрясти, ее маленькое высохшее сердце задребезжит, ударяясь о ребра.

— Купер обещал мне вернуться, но я чувствую, что этому не бывать, — добавила она.

— Ой, Мэллори! Я и не знала, что у тебя с Купером все кончено.

— Ладно, проехали. Я сейчас еду на бал. Ты передала Нили мою записку? Спасибо ей за платье.

— Она рада, что смогла тебе помочь. Хочет взамен фотографии.

— Никто нас снимать не будет, — заявила Мэллори.

— Не думаю, что мама Дрю на это пойдет. В конце концов, это его праздник, — ответила Мерри.

Мэллори фыркнула и ушла на ежедневную пробежку. На этот раз она направилась в холмы, ожидая увидеть вдалеке белую тень и прислушиваясь, не трещит ли поблизости кустарник. Ничего. Мэллори взобралась на гребень хребта и ждала до тех пор, пока солнце не коснулось края горизонта. Ничего. Ей пришлось опрометью мчаться домой, в спешке принимать душ, а после сносить адские муки нанесения подводки для глаз. Линия шла вкривь и вкось. Приходилось стирать ее с помощью детского масла и снова наносить основу под макияж.

У Мерри на такое уходило не больше пяти минут.

— Ты меня с ума сведешь! Дай я тебе помогу!

Мередит взяла инициативу в свои руки. Кисточки, словно волшебные палочки, замелькали в ее проворных руках.

— А теперь займемся твоими волосами. Как ты смотришь на высокую прическу со спадающими по сторонам прядями?

— Ни за что! — отрезала Мэллори.

— Ладно. Тогда французская косичка, закрепленная сзади заколкой.

Мередит ловко заплела темные волосы сестры в тугую косу, уложила ее вокруг головы, закрепила заколкой и сеточкой из серебряных нитей. На этот раз в оба уха девочки было вставлено по гвоздику-сережке с гранатом. Мерри помогла ей надеть через голову узкое, облегающее фигуру на манер Русалочки платье от Веры Вонг. Мэллори послушно позволила сестре подвести ее к высокому зеркалу.

— Ух ты!

— Мое произведение искусства! — гордо заявила Мередит.

Мэлли была и не была похожа на себя. Она словно бы вновь родилась на свет. Казалось, ей уже исполнилось лет двадцать. Она выглядела ужасно сексуальной.

— Я и представить себе не могла, что облегающие платья шьют таких небольших размеров, — сказала Мэллори сестре.

— Когда-то оно принадлежало Кире Найтли или какой-то другой английской кинозвезде, точно не помню, — понизив голос, сообщила Мередит. — Его пришлось укорачивать. На благотворительном аукционе это платье обошлось в две тысячи долларов.

— Ой, сними его с меня побыстрее! Я в нем дышать не могу! Я на самом деле не могу. У меня что, грудь больше, чем у Киры Найтли? Я боюсь его порвать! Я в нем буду потеть, как…

— Никто бы на твоем месте не стал жаловаться! — заявила Мерри. — Ты дважды мазалась дезодорантом. К тому же ткань не касается твоих подмышек.

— Ладно. Нормально, Мерри. На моем месте должна была бы оказаться ты.

— У меня напряженка с парнями… Впрочем, ты права. На твоем месте вполне могла бы быть я. Надень туфли.

— Я даже наклониться не могу, — пожаловалась Мэллори.

Мередит помогла ей надеть сандалии серебристого цвета на высоких каблуках.

Вместе они сошли вниз. Тим притворился, что у него случился сердечный приступ. Дрю Вогхэн, который уже приехал и теперь разговаривал с Адамом, повернул в ее сторону голову. В сером смокинге он выглядел как кинозвезда из старых фильмов. Очевидно, слова, которые он заранее подготовил, чтобы приветствовать свою спутницу, застряли у него в горле. Так он и стоял с открытым ртом.

— Дрю, смотри не упади! — заметила Кэмпбелл. — Ты и прежде знал, что моя дочь красавица.

— Не упаду. Я прекрасно умею сохранять равновесие, даже когда у меня в одной руке три коробки с большими пиццами.

— Я трепещу, — улыбаясь, сказала Мэллори, — но не при виде тебя, а от осознания твоего профессионализма в деле балансирования пиццами.

— В последнее время я говорю такое, что раньше и представить не мог, что когда-нибудь скажу. Бринн, ты прекрасна!

— Все благодаря сестре. Она меня размалевала.

— Кое-кого даже косметикой изуродовать невозможно.

— Сегодня ты на своем «зеленом звере»? — спросила Мэллори.

— Нет. Папа одолжил мне «лексус», а мама горит желанием сделать не меньше сотни фотографий.

— А что я говорила! — вмешалась в разговор Мередит.

Кэмпбелл вытащила откуда-то фотоаппарат.

— Вот и замечательно! Думаю, Мэлли не станет возражать, если и я сделаю пару снимков. Быть может, я не увижу дочь такой нарядной до самого дня ее свадьбы.


Миссис Вогхэн заставила их позировать возле кустов сирени, у камина, возле автомобиля, у водопада на заднем дворе, на фоне ограды из штакетника, пока Дрю не положил этому край:

— Перестань, мама! Фотографироваться на фоне водонапорной башни я точно не собираюсь. — Когда им наконец удалось улизнуть, он заявил: — После такого не мешало бы потанцевать. Фоткаться на цифровую камеру — то еще удовольствие!

Но сначала они перекусили. Дело дошло до того, что Мэллори принялась жаловаться: либо каннеллони в нее не влезут, либо она вылезет из своего шикарного платья. К счастью, после того как Памела Доор его бросила, Дрю некоторое время страдал отсутствием аппетита, вследствие чего немного похудел, и каннеллони пришлись как нельзя кстати.

Когда «лексус» свернул на дорогу, ведущую к школе, Дрю протянул Мэллори, которая отдыхала на заднем сиденье, браслет из цветов — точнее, из одной черной орхидеи на серебристой ленте.

— Это как нельзя лучше подходит тебе… созвучно твоему имени…

— Мое имя переводится как «несчастливая», — сказала Мэллори, надевая браслет на запястье.

— Я зову тебя не Мэллори, а Бринн. Бринн значит «темная». Впрочем, сегодня «темной» тебя никто не назовет.

А потом Дрю ее поцеловал. Ее целовали и прежде, но сегодня Мэллори и думать забыла о Купере. Дрю был выше ее отца ростом. Мэлли потянулась вперед, ее руки нежно обвились вокруг его шеи, и она ответила поцелуем на поцелуй. Между ними нечто проскользнуло… нечто неуловимое… нечто похожее на обещание… нечто похожее на воспоминание… Дрю осторожно разжал объятия. Мэллори приподнялась и снова поцеловала его — не только за то, что с ним было тепло и уютно, но также и за то, что Дрю был таким прикольным, смышленым и симпатичным. Его просто хотелось целовать и целовать. Мэлли прижалась к нему теснее и почувствовала естественную реакцию его организма. Мама всегда говорила, что биология — сила серьезная. Ух ты, Мэллори Бринн, в какую же красотку ты превратилась!

— Идем танцевать! — предложила она. — Мы будем единственными людьми, которые знают, как это делается.

Спортивный зал был украшен в стиле старого Голливуда. Изображения Одри Хепберн и Мэрилин Монро в натуральную величину украшали стены, а между ними были расклеены киноафиши. Пары позировали на фоне «громовой птицы» пятидесятых годов, которую хозяин оставил стоять под неоновой аркой. Мэллори и Дрю принялись придумывать и рассказывать друг другу истории о встречающихся им по дороге парах. В одних случаях, фантазировали они, девушка пошла с парнем на свидание из жалости, но со временем они поженятся. А вон те к утру разругаются.

В полночь Дрю отвез ее домой и напоследок поцеловал в оба глаза. Мэллори так устала, словно пробежала много миль. Она повеселилась на славу и сожалела только о том, что ей не разрешат ходить на полноценные свидания еще по крайней мере год.

Мередит ждала наверху в спальне. Пришлось ознакомить известную им часть вселенной с фотографиями, которые воочию доказывают, насколько Мэллори красивее Памелы Доор, хотя ту и выбрали королевой выпускного бала.

«Ты знаешь, кто настоящая королева», — написала в ответ Нили.

«Твое платье сделало меня королевой», — не согласилась с ней Мэлли.

Она решила принять душ. Надо смыть косметику и гель для волос. Но вот руки Мэлли потянулись к застежке ожерелья, и она запаниковала.

Она его надевала?

Конечно, нет.

Оно бы не подошло к ее платью.

Когда же она его сняла? Где оно может быть? В туалетном столике Мередит полным-полно бижутерии, фотографий и косметики, а ее туалетный столик практически пуст.

Где же ожерелье?

Мэллори ощупала шею руками, потом, подняв футболку с пола, хорошенько ее встряхнула.

— Мерри, мое ожерелье пропало! Оно было на мне сегодня вечером… по крайней мере, когда я отправлялась на пробежку, было… а теперь пропало…

— Поищи в корзине для белья. Может, его бросили туда вместе с грязной футбольной формой. Не психуй. Я буду пылесосить утром. Когда ты поехала на бал, ожерелья на тебе не было… ничего, кроме сережек и заколки в волосах. Ожерелье может быть где угодно.

— Где я могла его потерять? На дорожке. Я знаю… Кто-то его уже нашел. Я не должна была надевать ожерелье… по крайней мере, когда бегаю… Оно слишком красивое, чтобы рисковать. У меня от Купера ничего не осталось. Может, мне больше ничего такого не подарят… Ладно, иду спать.

— Мне жаль, Стер.

— И мне тоже.

Они аккуратно упаковали платье Нили в мешок для одежды. Мэллори смазала лицо кремом, который нашла в выдвижном ящике туалетного столика сестры, и без сил упала на постель. Все ее мускулы болели после бега и танцев, ноги ныли после неудобных туфлей. Мэллори взбила подушку, делая ее мягче.

Ей хотелось, чтобы видения белозубой улыбки Купера и широких плеч Дрю больше ее не преследовали. Мэлли даже помолилась, чтобы ночь прошла без сновидений.

Вот только во сне она видела Эден.

На девушке было церемониальное белое платье из оленьей кожи. Волосы заплетены в тонкие косички, в которых сверкали черные и серебряные бусины. Босыми ногами Эден стояла в лужице сверкающей в солнечном свете воды. В ее руке было зажато ожерелье Мэллори. Она грустно улыбнулась и кивнула.

«До свидания, — подумала Мэллори. — Береги себя».

Проснулась она с мрачным предчувствием того, что очередная глава ее жизни подошла к концу.


Несколько недель Мэллори искала «ловца снов» во время пробежек, на которые отправлялась три раза в неделю. Снов об Эден больше не было. Ожерелья тоже нигде не было видно.

В субботу, когда закончились занятия в школе, Кэмпбелл, у которой после рождения Оуэна болела спина, решила впервые отправиться на пробежку.

— Не бег, а спортивная ходьба, — говорила она. — Медленный бег, быстрая ходьба с движением руками, не больше…

Мама настояла на том, чтобы Мэллори ее сопровождала. Кэмпбелл решила сбросить двадцать пять фунтов, причем похудеть не позднее середины июля. Пока же, по ее словам, она не собиралась появляться в купальном костюме перед Адамом.

— Ты должна меня прикрывать, — проходя мимо зеркала в передней, сказала Кэмпбелл дочери. — Люди будут думать, что меня можно снимать в рекламе о вреде пончиков. Если я упаду, звони в больницу.

Стояло великолепное утро, первое утро, за которым чувствовалось идущее по пятам лето. Хотя две ночи назад прошел настоящий ливень, солнечные, теплые деньки высушили все вокруг до состояния свежеотутюженной рубашки. С раннего утра грузовики и мини-фургоны громыхали мимо дома Бриннов, направляясь на рынок в конце дороги, где торговцы цветами сбивались с ног, осаждаемые со всех сторон садоводами, которые буквально вырывали многолетние растения у них из рук.

— Хорошо, — заявила Кэмпбелл, когда одна из знакомых провезла мимо них тележку с розовыми кустами и саженцами лилий. — Никто, кому еще не исполнилось восьмидесяти лет, не усидит в такое чудесное утро дома! Если они меня не узнáют, то только в случае, если их глаза внезапно будут поражены катарактой.

Размявшись, Мэллори и ее мать побежали трусцой.

Не добежав до конца подъездной дорожки их дома, Мэлли остановилась и опустилась на одно колено, завязывая шнурок.

А потом она увидела это… В лужице дождевой воды что-то сверкнуло… Гранат блеснул ярко-кровавым пятнышком. Сердце учащенно забилось в груди. Протянув руку, Мэллори рывком вытащила из неглубокой впадинки грязного, но целого «ловца снов». Ожерелье пролежало там несколько недель, пока на смену долгой зиме пришла слякотная ранняя весна.

Но нет, в день бала учащихся предпоследних классов было достаточно тепло. Помнится, тогда во время пробежки ей было вполне комфортно в безрукавке.

Сейчас стоял уже конец апреля. Снег в округе растаял еще месяц назад. Если бы ожерелье пролежало здесь все это время, она обязательно нашла бы его раньше.

Первой мыслью Мэлли было позвать маму, которая медленно бежала по Дороге пилигримов, пусть отнесет ожерелье домой. Но нет, она не могла рисковать потерять его повторно! Надо сначала отдать ожерелье ювелиру, пусть починит застежку. Мэллори внимательно осмотрела ее. Оказалось, застежка закрыта и, судя по всему, в порядке.

Мэлли аккуратно надела ожерелье через голову и ощутила холод металла, прикоснувшегося к коже. К нему прилипли песчинки, но ничего страшного. Главное, что оно на месте. Присев, Мэллори с интересом принялась разглядывать странного вида отпечаток в грязи на расстоянии фута от изгиба подъездной дорожки.

Весенняя грязь высыхала на солнце, и в лужице осталось не больше чайной ложки воды. Округлой формы выемка напоминала руку с четырьмя толстыми пальцами. Мэлли потянулась и положила раскрытую ладонь сверху. Это было похоже на ископаемую окаменелость лапы животного в два раза больше руки Мэллори.

Загрузка...