Двенадцать баллад

Под ремень, ремень и стремена

Звякнули о сумы — переметы,

Пальцы на поводьях, как узлы,

Желты, не велики, не малы, —

Погрызи, дружок, железо — на!

Город спит, устал, до сна охоч,

Просверкали над домами,

Над седыми ребрами дворца,

В ночь, в поля, без края, без лица,

В черную, лихую зыбь и ночь.

Ни подков, ни стойла, ни овса,

Ледяная, длинная Двина…

— Эй, латыш, лови их на прицел,

Сторонись, покуда жив и цел!

Гривы бьют о дюны, о леса.

Крик застыл у часовых во рту,

Раскололся пограничный столб,

А за киркой море и луна,

Корабли шершавей полотна,

Молниями шпоры на лету,

И рука над гривою тверда,

И над картой пролетает глаз,

Отмечает знаками черед,

Веткой — рощу, паутиной — брод,

Кровью — села, пеплом — города.

Весь избит копытом материк,

Если б жив был опытный астролог,

Он бы перечел сейчас коней,

Масть узнал — цвет глаз, копыт, ремней…

Над горами льдин прозрачный крик.

В паутине веток кровь хрустит,

Лондон под передними ногами,

Дувра меловая голова,

Франции прогорклая трава,

И в аркан свиваются пути.

Простонал над рельсами экспресс,

Под копытом шпалы пополам,

Дальше некуда, отсюда весть,

— Здесь! — сказал один, и третий: — здесь!

— Здесь! каких еще искать нам мест.

Утром встали, спавшие беспечно

На камнях, дорогах, на стенах

Кто-то выбил, выжег, положил

След разбитых кровью жил,

Точно когти звезд пятиконечных.