Дворянские гнезда

Несостоявшееся счастье

«Может быть, сходим к Каролине…» – полувопрос-полупросьба повторялась каждый раз, когда профессор Ян Богуславский оказывался в Москве. Архитектор, восстановивший Королевский замок в центре Варшавы (сколько лет на него собирались деньги в специальные копилки на площадях всех польских городов и с каким торжеством их везли в государственный банк!), выигравший конкурс на проект оперного театра в Мадриде, он заканчивал строительство комплекса польского посольства на Тишинке. И – снова и снова возвращался мыслями к москвичке Каролине, несостоявшейся супруге Адама Мицкевича.

Польские исследователи старались игнорировать «московский эпизод» встречи с будущей известной поэтессой Каролиной Павловой. За великим поэтом была утверждена единственная и непререкаемая Целина. Душевные волнения, нескончаемая память, как и постоянная тяга к московским друзьям, значения для творчества иметь не могли!

И вот дорога к Каролине… Тверской бульвар, где происходили встречи. Почти каждый день. У чудесного уютного кафе – места собрания здешних литераторов. Страстной монастырь на тогдашней площади того же названия. Густой Петровский бульвар с утонувшими в зелени широкими скамьями. Скат Петровского бульвара. Широкая неприбранная Трубная площадь с начинавшимся от нее огромным цветочным базаром. Дом на скате Рождественского бульвара. Каролина Павлова в конце жизни признавалась, сколько раз проделывала эту их общую дорогу, читая про себя его строки на его языке.

Невольно приходила на ум жизнь самого пана Яна. Блестящее окончание архитектурного факультета. Вторая мировая. Мундир офицера. Отчаянные бои, по-настоящему не имевшие смысла: немцы давно обошли их части и рвались к советской границе. Плен – «офлаг» для офицеров на годы и годы. Голодные. Унизительные. С единственной надеждой когда-нибудь оказаться дома. С женой и сыном.

«Офлаг» кончился. Мечта не сбылась. В его доме… Впрочем, это уже был дом знаменитого в будущем композитора Лютославского, имя которого носила бывшая жена. И усыновленный композитором сын. Даже умыться с дороги было негде. Жизнь начиналась с нуля. Жизнь надо было начинать с чистого листа.

Рассказ был скупым. И в ответ на впервые услышанную московскую историю великого польского поэта…

Детство Мицкевича. Стесненные материальные обстоятельства. Почти нищета. И мечты отца о сколько-нибудь приличном образовании для сыновей. Только мечты.

Отца не стало, когда Адаму едва исполнилось пятнадцать лет. Спас счастливый случай – открывшаяся возможность поступить в Виленский университет ценой обязательства стать по его окончании школьным учителем. Денег едва хватило на то, чтобы добраться до Вильно, но _. их из года в год не было, чтобы приезжать на каникулы в родной дом. Приходилось пользоваться гостеприимством одного из университетских товарищей и проводить лето в его поместье.

Дом Каролины Павловой на Рождественском бульваре. Гравюра

Вместе с беззаботной жизнью в богатом имении, прогулками по парку, верховой ездой, охотой, танцевальными вечерами приходит и первая любовь. Восторженная. Ударяющая в голову. Почти разделенная. И – совершенно безнадежная.

Прелестная Марыля, как ее звали домашние, или Пэри, какой он останется в письмах Мицкевича, уже просватана, уже принимает визиты жениха и готовится стать графиней. Все дело за устройством дома, куда она должна войти хозяйкой. Задержки с ремонтом не могут затянуться надолго.

Взбунтоваться? Бежать к любимому? Заявить во всеуслышание о чувстве к нему? Нет, Пэри не была на это способна, а нищий студент ни о чем подобном не помышлял. Разве не свидетельствовали об отчаянной смелости обоих редкие встречи наедине, хотя и под неусыпным надзором друзей. Тем более переписка – через них же. Дальше был отъезд в Вильно и робкие вопросы друг о друге у знакомых. Мицкевич пережил все страдания Вертера. Марыля узнала ответное чувство много позже. Пожалуй, тогда, когда ее Вертер стал известным поэтом. Впрочем, и это их не сблизило, ничего в их отношениях не изменило.

Окончание университета приводит поэта на предназначенную ему учительскую должность в соседнем провинциальном и оторванном от культурной жизни Ковно. До Ковно не дошли даже слухи о первых напечатанных сборниках стихов поэта. В Москве, вспоминая четыре проведенных здесь года, он будет рассказывать Каролине, что в Ковно семнадцать улиц, целых два монастыря. И главное – основал его в 1030 году отец литовской богини любви Мильды старый Конас. Дальше начались сплошные войны между Литвой и крестоносцами: слишком важным в стратегическом отношении было положение здешней крепости.

В нынешней жизни ничего не происходило. Провинциальный городок спал непробудным сном, оставалось довольствоваться несколькими местными «салонами» с карточной игрой и непременными пересудами, в том числе о местном враче пане Ковальском и его красавице жене, местной львице Каролине.

Увлечение? Простой флирт? Бедняк учитель, перебивавшийся с хлеба на квас на свое грошовое жалованье, был не единственным в окружении пани Ковальской. К тому же он продолжал усиленно переписываться с Пэри, а когда она умолкала, тревожно допытывался от приятелей новостей о ней.

Поиски революционно настроенной молодежи после завершения Россией наполеоновской кампании не могли не затронуть Западного, как его тогда называли, края. Присланный из Петербурга администратор, славившийся «железной рукой» граф Новосильцев увидел редкую возможность для служебной карьеры.

Убеждая в своих донесениях Александра I в бунтарских побуждениях дворянства и интеллигенции, Новосильцев решает для себя одновременно две задачи: подчеркивает собственное службистское рвение и сводит счеты со знаменитым Адамом Чарторыйским, в прошлом близким другом императора. Все участники студенческих событий, выступавшие против самодержавной власти, тем более высказывавшиеся за самостоятельность Польши, арестовываются. Мицкевича постигает та же участь. Его возвращают в Вильно, чтобы заключить в превращенную в тюремную камеру келью одного из виленских монастырей.

Так случается не часто, но друзья выводят Мицкевича из-под следствия, никто и ни при каких обстоятельствах не называет его имени, не упоминает об участии в собраниях. Вообще всю вину постарался взять на себя друг Мицкевича – Томаш Зан. Поэтому приговор для поэта оказался достаточно мягким. Вместо ссылки в Сибирь, заключения в крепости срочная отправка в Петербург за назначением «по народному образованию в отдаленные местности». Столица сама должна была определить место и характер ссылки бунтаря-учителя. По всем показаниям непричастен, зато по духу – тут будущий председатель Государственного совета Российской империи Новосильцев не ошибался никогда! – виновен без снисхождения.

Семьсот пятьдесят верст дороги. Без отдыха. В зябкой осенней поземке. И созвучием вихрю взбаламученных чувств, острой тоски по потерянным родным местам и товарищам – человеческая трагедия на невских берегах.

24 октября 1824 года… Первый день ссыльного Мицкевича в Петербурге – первый день после страшного наводнения. Апокалиптические картины человеческих страданий. Разнесенные по бревнышку жалкие лачуги. Сорванные кровли. Всплывшая утварь. Погибающие животные. Вереницы погребальных дрог. И – гробы. Гробы, вымытые водой из кладбищенской земли. Будущий пушкинский «Медный всадник» родится во многом под впечатлением рассказов польского поэта.

Апокалипсис примиряющий… То, что представлялось могучей и безжалостной державой, оборачивалось той безмерностью человеческого горя, перед которым не остается границ – национальных, религиозных, богатства и нищеты. И почти сразу встреча с тем, кто непонятным для современников образом предсказал день и час катастрофы – Юзефом Олешкевичем. Талантливым живописцем, рисовальщиком, бравшим первые уроки искусства в Вильно и закончившим их в мастерской прославленного Давида в Париже.

Это Олешкевич открывает для поэта Северную Венецию, «околдовывает его» петербургской красотой, вводит в столичные салоны. Еще важнее – знакомит с Пестелем, Бестужевым-Марлинским, Рылеевым. В домах столицы на Неве ссыльный гимназический учитель выступает как их доверенный друг, ими оцененный поэт. К изумлению скромного и застенчивого Мицкевича, его всюду ожидает не просто радушный – восторженный прием.

Три месяца в Петербурге проходят безо всяких обязательств. Хлопотами новых друзей Мицкевич не получает насильственного места ссылки. Более того, им удается выполнить достаточно неожиданное желание поэта – попасть на юг, в Одессу. Его ждут на берегах Черного моря и ждут нетерпеливо – слухи о новом и редком таланте доходят сюда на редкость быстро. «Все в Мицкевиче, – будет впоследствии вспоминать П. А. Вяземский, – возбуждало и привлекало сочувствие к нему. Он был очень умен, благовоспитан, одушевителен в разговорах, обхождения утонченно-вежливого. Он был везде у места, и в кабинете ученого и писателя, и в салоне умной женщины, и за веселым приятельским обедом. Поэту, то есть степени и могуществу дарования его, верили пока на слово и понаслышке, только весьма немногие, знакомые с польским языком, могли оценить Мицкевича-поэта, но все оценили и полюбили Мицкевича-человека». Стоит вспомнить, что сам Вяземский и владел разговорным польским, и свободно писал на языке поэта.

И Одесса не разочаровывает Мицкевича. Куда более пестрая, шумная, разнохарактерная, чем Петербург, она живет не менее интересной жизнью. Кто только из одесских красавиц не увлекается в эти месяцы польским ссыльным! Здесь окончательно забывается и его стесненное материальное положение, и политическое осуждение, и ссылка. Не случайно в Одессе так ярко раскрывается присущий ему дар импровизации. А дом Каролины Собаньской (еще одной Каролины!), «женщины действительно очаровательной»! Это ей посвящены пушкинские строки: «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как звук печальный / Волны, плеснувшей в берег дальний…»

В своеобразной свите знаменитой красавицы Мицкевич совершает поездку по Крыму, которая вызовет к жизни его цикл «Крымских сонетов». Крым становится его поэтической страной, миром, через природу которого он выражает свои чувства, настроения, весь романтический строй ощущения жизни.

Роман? Ничего удивительного, если бы речь шла о самой Каролине Второй, но Мицкевич…

Правда, у Собаньской положение вполне независимой женщины. Она много лет не живет с мужем, но – почти как с мужем живет с генерал-адъютантом графом Виттом, организатором тайного сыска за декабристами и Пушкиным на юге. Не знать об этом Каролина не могла. Помогала ли возлюбленному, пуская в ход свои чары? Вполне возможно.

В. Ванькович. «На скале Аю-Даг». Портрет А. Мицкевича.

1828 г. Фрагмент

В какой-то момент истина открывается и перед Мицкевичем. Как раз во время путешествия по Крыму. Время самое неудобное для решительных действий, но поэт находит выход. Он закрывается в своих комнатах. Отговариваясь нездоровьем, избегает общества товарищей по путешествию, сразу по возвращении в Одессу выезжает в Москву – его просьба о переводе в древнюю столицу оказывается – снова благодаря хлопотам друзей – удовлетворенной.

Пушкин еще будет встречаться с Собаньской в Петербурге, писать в ее альбом стихи, обмениваться письмами накануне своей свадьбы: «Я рожден, чтобы любить вас…» Мицкевич погрузится в молчание. Вертер не создан для подобных приключений. Он искал глубокого чувства и будто догадывался, что пережить его придется в Москве.

Наверно, это было самым удивительным: радушные московские дома, сиявшие созвездием не просто красавиц, любезных, обходительных, умевших поддерживать любую беседу, но женщин действительно умных, ученых без скуки, думающих и – остававшихся неотразимо прелестными. Мицкевич становится завсегдатаем дома Вяземских, и как же его увлекает беседа с супругой хозяина, многолетним довереннейшим другом А. С. Пушкина, Верой Федоровной! А что может сравниться с салоном Зинаиды Волконской, где собирается весь цвет литературной Москвы и где особенно легко и увлеченно импровизирует Мицкевич! Со стихами юной Додо Сушковой, будущей знаменитой Евдокии Ростопчиной! О литературе можно говорить и у Елагиных, и в доме Римских-Корсаковых, что на Страстной площади, где балы затягиваются на целые ночи. В середине октября 1826 года Мицкевич знакомится с Пушкиным, который, по свидетельству современников, «оказывал ему величайшее уважение». Наконец, 10 ноября в жизни поэта происходит событие, которое могло счастливо изменить всю его жизнь. Могло бы…

Да много было нас, младенческих подруг, На детском празднике сойдемся мы, бывало, И нашей радостью гремела дома зала, И с звонким хохотом наш расставался круг.

Строки юной красавицы, дочери профессора Московского университета по химии, физике и общей хирургии Каролины Яниш были известны всей литературной Москве. Поэт Николай Языков обращался к ней: «Да здравствуйте же вы и ваша творческая лира!» Каролина отличается к тому же блистательным остроумием, в совершенстве владеет несколькими живыми и древними языками и пишет стихи на восьми из них – об ее образовании отец позаботился со всей серьезностью академического ученого.

На этот раз, в непогожий день глубокой московской осени, Мицкевич находит свою мечту. Трудно поверить, но нет никого из близких, кто бы не восстал против его чувства. Из родных мест идут одно за другим негодующие и поучающие письма. Общение с русскими? После всего, что приходится переживать Польше? Светская жизнь, любовь в такое время?

Поэт отмахивается от непрошеных наставников. Здесь его сердечные друзья. Здесь он приобретает по-настоящему громкую славу: после единственного томика стихов, изданного в Вильно, выходят из печати в Петербурге и Москве его «Сонеты», которыми увлекается вся читающая Россия. И это при том, что написаны они на чужом языке, требуют перевода и осмысления. За переводы берется множество литераторов. Один из них – Петр Андреевич Вяземский.

Польским языком живо интересуется и его Малярка – Художница, как будет называть Каролину Яниш Мицкевич за ее несомненный живописный талант. Их сближало решительно все, чего бы они ни касались, чем бы ни начинали заниматься. Это мир такой духовной близости и взаимопонимания, чуткости и постоянной поддержки, о котором мог только мечтать «живой Вертер». Адам Мицкевич не колеблется – само собой разумеется, брачный союз. Он свободен в своих поступках – мать умерла, от других родственников он не зависит. Зато зависит, и полностью, Каролина.

Благополучие семьи в руках богатого дядюшки, располагающего немалым состоянием. Первая попытка Мицкевича, первый намек на сватовство – и все кончено. Профессор Карл Яниш непреклонен в своем отказе. Он полностью согласен с братом: отдать руку дочери ссыльному из литовской глуши! Нет, он уважительно относится к славе поэта, готов с симпатией отнестись и к самому соискателю, но ведь средств к существованию у Мицкевича никаких нет, а положение политического ссыльного, просто неблагонадежного человека ничего хорошего в николаевской России не сулит. Измученный и отчаявшийся Мицкевич в конце 1827 года уезжает в Петербург. Раз ему не суждена семейная жизнь, он предпочтет попытаться уехать как можно дальше. Если удастся, вообще за границу. Друзья берутся совершить немыслимое – выхлопотать паспорт для ссыльного.

«Я убедилась, что не могу жить без дум о тебе, убедилась, что моя жизнь всегда будет только цепью воспоминаний о тебе, Мицкевич! – летят вдогонку ему слова Каролины. – Что бы ни случилось, душа моя принадлежит тебе одному. Если мне суждено жить не для тебя, моя жизнь похоронена, но и это я снесу безропотно». Кто бы воспринял всерьез отчаяние двадцатилетней влюбленной. Время покажет – Каролина предсказала всю свою дальнейшую долгую жизнь.

Бороться за свое счастье, бежать с любимым, решиться на тайный брак было одинаково невозможно. Братья Яниши готовы на крайние поступки. Им ничего не стоит возбудить ходатайство о высылке «бунтаря» ради спасения дочери и племянницы. И тогда – Сибирь, глушь, если не хуже. Каролина надеется, что отъезд Адама поможет ей переубедить родных. Напрасно! Может быть, благодаря их тайной поддержке Мицкевич получает разрешение на выезд за рубеж.

В апреле 1829 года он получает долгожданный паспорт и, рискуя серьезными осложнениями, мчится не за границу – в Москву. Поэт не может себе отказать в горькой радости последнего свидания с той, которую уже видел своей женой. И потом, как знать, может быть, все как-нибудь устроится, обойдется? Об этой смутной надежде говорят прощальные строки, вписанные его рукой в альбом Каролины:

Каролина протягивает Мицкевичу свой листок: «Прощай, мой друг. Еще раз благодарю тебя за все – за твою дружбу, за твою любовь…» Она умела держаться с достоинством, эта хрупкая красавица с огромными темными глазами. «Весь свет оставался в ее очах», – с болью будет вспоминать в конце своих дней поэт. В Петербурге, куда он едет из Москвы, есть едва ли не единственный дом, где он живет душой, где может, хоть и очень сдержанно, поделиться своими переживаниями. Это дом знаменитой пианистки и композитора Марии Шимановской.

Разойдясь с мужем, пани Марья решилась на огромное концертное турне по всей Европе, доехала до Москвы, позже перебралась в Петербург, где стала давать концерты и уроки. Ее самыми знаменитыми учениками стали члены императорской фамилии. У пани Марьи, тогда уже без малого сорокалетней, словно отказавшейся от личной жизни женщины, были дочери-подростки Хелена и Целина, предмет постоянных шуток А. Мицкевича. У Шимановской в ее квартире на Михайловской площади не переводились гости. Музыка и разговоры помогали Мицкевичу отвлечься от собственных горьких мыслей.

«Наш прославленный Мицкевич» – его теперь не называют иначе. Петербургская жизнь поэта – сплошной калейдоскоп. По одному только апрелю – маю 1828 года можно судить, как тесно он сходится с Пушкиным, не говоря о множестве иных знакомых. 30 апреля Мицкевич у Пушкина в гостинице Демута «долго и с жаром говорил о любви, которая некогда должна связать народы между собой». 11 мая они вместе в гостях у А.А. Перовского, 12 мая – у поэта из крепостных крестьян Федора Слепушкина, которому А. С. Пушкин только что помог избавиться от крепостной зависимости. 16 мая у Лавалей Мицкевич присутствует на чтении Пушкиным «Бориса Годунова». Спустя четыре дня оба поэта направляются к Олениным в Приютино, а 25 мая едут в Кронштадт. На набережной Невы целая толпа прощается с отъезжающим Мицкевичем: «Он стоял на палубе парохода и махал провожающим платком. Заходящее солнце озаряло его стройную фигуру, закутанную в плащ, казавшийся медно-красным».

В целях безопасности Мицкевичу пришлось оставаться на палубе и в Кронштадте, где шел досмотр пассажиров. Подсказанная друзьями предусмотрительность оправдала себя. Мицкевич вырвался из плена.

Поэт пускается в путешествие по Западной Европе. Заводит знакомства. Не слишком часто и не слишком много занимается поэзией. Преддверие польского восстания 1831 года поглощает все его силы. Он пытается принять в нем личное участие, пробирается на земли Царства Польского, но сам не верит в успех подобного выступления перед лицом всей мощи Российской империи. И оказывается прав в своих наихудших предсказаниях. Ему остается присоединиться к политическим эмигрантам, спешно направляющимся во Францию, чтобы не оказаться в Сибири. Париж не сулит никаких перспектив. У Мицкевича нет состояния, нет и постоянного заработка. Поэзия если и расходится, книгоиздатели не спешат расплачиваться с автором. Жить приходится на гроши.

А Каролина Яниш – она ждет. Несмотря на все события, в глубине души сохраняет искру надежды на чудо. Каждый год празднует 10 ноября – день их объяснения в любви. В Западной Европе и в России начинают издаваться ее стихи и блистательные переводы на другие языки Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Языкова. Особенно ей удается немецкий язык. В Париже выходят ее «Прелюдии», где в переводе на французский представлены русские, польские, немецкие, английские и итальянские поэты. Белинский будет восхищаться «благородной простотой этих алмазных стихов, алмазных и по крепости и по блеску поэтическому». Сама поэтесса отзовется о своем поколении: «Нас Байрона живила слава и Пушкина изустный стих».

Она переживет известие о женитьбе Мицкевича, женитьбе неожиданной и непонятной, без чувства, без душевного порыва, которой не перестанут удивляться ближайшие друзья. Мария Шимановская умерла. Ее старшая дочь Хелена стала женой приятеля Мицкевича. Поэт между прочим осведомляется о младшей – Целине, которую не видел пять лет. Родные по-своему истолковывают этот вопрос. Они торопятся отправить ставшую для них обузой девушку в Париж: кто станет заниматься судьбой бесприданницы!

Знакомые поражены холодностью встречи Мицкевича и Целины: никакого волнения, никакого намека на чувство. И тем не менее Мицкевич ведет эту незнакомую ему женщину к алтарю. Последняя страница московского романа дописана.

Знает ли Каролина об обстоятельствах странного брака? Может и не знать. Тем не менее она еще несколько лет остается в одиночестве, чтобы в 1837 году так же неожиданно и нелепо, с точки зрения друзей, выйти замуж за модного, но вполне посредственного писателя Н. Ф. Павлова. Подозревать 30-летнюю поэтессу во внезапно вспыхнувшем чувстве к немолодому и внутренне неинтересному человеку трудно. Но и Павлов, как покажет время, вступит в брак только по расчету. Дядюшка, помешавший любви Мицкевича и Каролины, умрет и оставит племяннице большое состояние. Любитель вина и карт, Павлов поможет легко растратить это состояние. Каролина Павлова куда больше занята своей работой и своим салоном, в котором собирается вся литературная Москва. Гоголь, Тургенев, Герцен, Григорович, братья Киреевские, Полонский, Фет, наконец, Лермонтов одинаково дарили хозяйку уважением к ее таланту, остроумию, сердечности.

Жизненные потрясения приходят к несостоявшимся супругам почти одновременно. Жизнь с Целиной была непростой. Шестеро детей требовали постоянно растущих расходов. Болезни жены были чреваты множеством неудобств. Ее смерть и вовсе выбила Мицкевича из колеи. Он уйдет в армию и погибнет в Константинополе от холеры. Пятидесяти восьми лет…

Каролина в тех же 50-х годах разойдется с мужем: к разорению прибавились его бурные амурные похождения под крышей собственного дома. Оставшись один, Павлов при достаточно неясных обстоятельствах подвергся обыску и был сослан в Пермь за найденные у него запрещенные издания. Лишившись умершего от холеры отца, Каролина Павлова переезжает с единственным сыном в Дерпт, а после смерти Мицкевича – так совпало? – навсегда оставляет Россию.

Для своей жизни она выбирает Дрезден. Много работает. Переводит на немецкий стихи и драмы Алексея Константиновича Толстого – «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», поэму «Дон Жуан», что приносит ему широчайшую известность в Германии.

Впереди было еще тридцать лет одинокой жизни:

Умерла Каролина Павлова, отметив очередной «день Мицкевича» – 10 ноября, в 1893 году, в местечке Хлостервиц, под Дрезденом. Похоронили русскую поэтессу за счет местной общины. Чтобы покрыть расходы на скромнейшие похороны, было распродано все жалкое имущество покойной. Вместе со стихами и письмами Мицкевича.

Единственной памятью о «светлой поэтессе», ее жизни пока остается маленькая усадьба на Рождественском бульваре с удивительным видом на Трубную площадь, Покровский бульвар и вырубленный Цветной, с которым прощался с крыльца дома Каролины уезжавший в свою последнюю, роковую поездку на Кавказ М. Ю. Лермонтов.