Двойная ставка на смерть

Глава 9 О’Флинн

Доулиш улыбнулся, но это была улыбка, которую не доводилось видеть ни Фелисити, ни Триветту. Она не затронула его глаз, а линия рта была жесткой, как струна.

Маленький мужчина облизнул губы, словно что-то в лице Доулиша очень напугало его. Он был одет так же, как тот мужчина, который убежал от Доулиша в гостинице.

— У меня против вас слишком много чего есть, — как-то не очень уверенно пробормотал он.

— Да, слишком много, — согласился Доулиш. Вспышка гнева охватила его, но он попытался справиться с собой.

Мужчина съежился в комочек, прямо-таки слился с креслом, губы у него разъехались, лицо его, на котором трудно было обнаружить хоть какие-то симпатичные черточки, выражало глубокий страх.

Лицо у него было круглое и бледное, как тусклый лунный диск, с маленькими черными глазками и крупными, почти бескровными губами.

— Если Корее умрет, — сказал Доулиш, — я сдам тебя в Скотленд-Ярд. Это единственное, что могу для тебя сделать. Зачем ты полоснул его по горлу?

— Я… я… я не хотел,..

— Хватит лапшу на уши вешать, — свирепо рявкнул Доулиш. — Выкладывай, как все было на самом деле.

Мужчина пробормотал:

— Я обыскивал комнату, понимаешь, комнату Фернандеса, и вдруг откуда-то взялся этот парень. Или он, или я, понимаешь? — Он почти задыхался от страха.

— Но он же, в отличие от тебя, был без ножа.

— Да пойми ты — или он, или я!

— Кто ты такой, как тебя зовут?

— Я… Я Мики О’Флинн. — Это вырвалось у него как-то непроизвольно и потому было похоже на правду. — Я берусь за всякое, подряжаюсь на любую работу.

— Взлом, кража, грабеж, разбой, что еще?

Мужчина, назвавший себя О’Флинном, облизнул губу.

Наступила короткая пауза. Возможно, от того, что лицо у Доулиша не было теперь столь грозно пугающим, в голосе его прорезались нотки былой уверенности, казалось, он воспрял духом.

— Вам легко говорить, — чуть ли не с вызовом глумливо ухмыльнулся он.

Доулиш пристально посмотрел на плененного. Гнев его улетучился. Ему показалось, что он догадывается, что именно заставило О’Флинна выказать вдруг такую самоуверенность. Он слабо улыбнулся, точно услышал нечто забавное: да и вряд ли этого О’Флинна можно было осуждать за незнание того, что в действительности в такую минуту Доулиш куда более опасен, чем когда он выглядит свирепым.

— Почему мне легко говорить? — едва ли не ласково спросил Доулиш.

— А потому что ты дешевый святоша, гнида, нутром не лучше, чем самый худший из нас, а живешь как барин.

— Красиво говоришь. От кого набрался?

— Брось, — оборвал его О’Флинн, которою явно ввело в заблуждение спокойствие Доулиша. — Думаешь, я совсем профан? От тебя и таких, как ты, меня с души воротит. Вы никогда и ничем не рискуете, это вы оставляете мне и таким простачкам, как я, а капусту рубите сами, тут вы мастаки. Почему…

— Так ты, значит, думаешь, что я скупщик, — словно бы для себя пробормотал Доулиш.

— Не думаю, а знаю.

— Кто это тебя просветил?

— Ты что, слаб умом или как? — поинтересовался О’Флинн. — Не слышал о винограде?

Доулиш двинулся на О’Флинна, на ходу вытаскивая пистолет. В глазах О’Флинна вновь заметался страх. Очевидно, он гюнял, что ему следует опасаться гнева Доулиша, не понял только почему.

Доулиш треснул его по голове. Удар был достаточно сильный, и О’Флинн отлетел к стене. Он лежал на полу, скрючившись и прижимаясь к стене. Вид у него был жалкий.

Подойдя к двери, Доулиш крикнул:

— Загляните на минутку, Элис!

— Д-да, сэр!

— Позвоните мистеру Септимусу, в магазин, и попросите его встретить меня у черного входа, примерно через полчаса.

— Хорошо, сэр. — Голос ее звучал более напряженно, чем обычно, и это свидетельствовало о том, что жизнь для Элис еще не совсем вернулась в нормальное русло.

Когда она удалилась, на лице Доулиша обозначилась улыбка.

Доулиш решил привлечь к делу Септимуса Ли, менеджера Гейлов. Когда-то Морис Гейл уверял его, что Септимус Ли человек, на которого во всем можно положиться — и в радости, и в горести. Гейл и Доулиш познакомились в ту пору, когда Гейл испытывал большие затруднения в отношениях с одним клиентом-перекупщиком, но привлекать полицию он не хотел, а обратился к Доулишу. Тот его выручил. Впоследствии Гейл нанял Септимуса, бывшего адвоката, некоторое время сотрудничавшего в одном агентстве по частному страхованию, а позднее, после отсидки в тюрьме, уже не занимавшегося юридической практикой. Так что все, за исключением тюрьмы, говорило в пользу Септимуса Ли, но Доулиш знал его недостаточно близко, чтобы быть уверенным в том, что может довериться ему целиком и полностью. Но сейчас он был вынужден довериться ему, коль скоро нельзя было прибегать к помощи полиции.

Но готов ли сам Ли пойти на риск? Или, может быть, выслушав предложение Доулиша, он испугается и предпочтет остаться в стороне?

Скоро прояснится и этот вопрос.

Фирма Гейлов представляла собой большой магазин, расположенный на маленькой улочке; за задним двором магазина был пустырь. Товары загружались и разгружались всегда с заднего двора. Магазин Гейлов пользовался известностью во всем мире. До этого он был обставлен старой мебелью мрачного, если не сказать зловещего, вида, дорогие товары покрывал многолетний слой пыли. Морис Гейл все это решительно изменил. Морис сам был молод и старался шагать в ногу со временем, он считал, что клиенту важно видеть то, что он собирается купить. Он сделал все возможное, чтобы привлечь клиентов, и выставил на обозрение не только недорогие безделушки, но и отдельные предметы искусства, каждый из которых стоил целое состояние.

Теперь он разъезжает по всему свету в поисках ценных предметов антиквариата, а Септимус облечен всеми полномочиями первого лица, способного принять важное решение.

Септимус обладает приятной, хотя внешне и неброской наружностью, ему, как считает Доулиш, под сорок. В нем чувствуется какая-то скрытность. На худом, туго обтянутом кожей лице с тяжелыми набухшими веками резко выделяются темные глаза. Быть может, Гейлу было известно о нем все, а может, было нечто, неизвестное и Гейлу. Во всей его манере держаться было неизъяснимое «нечто», которое явственно указывало на то, что некоторое время он провел в тюрьме. Септимус хлебнул тюремной похлебки, это несомненно.

Триветт обнаружил изумруды племени «кру» в магазине Гейла, но почему-то никаких действий против Ли не предпринял.

Тем не менее, Септимус Ли, в принципе, может быть преступником.

Доулиш понимал все это и все же решил попытаться привлечь его к делу; он вынужден был поступить так, поскольку сейчас ему не приходилось рассчитывать на помощь полиции.

Когда Доулиш подъехал на своем «хамбере», Септимус поспешил к машине, чтобы распахнуть дверцу. На заднем сиденье машины он увидел большой денежный сундук эпохи короля Иакова I, предмет обстановки квартиры на Сент-Джонс Вуд.

— Привет, Сеп, — оживленно поприветствовал Септимуса Доулиш. — Помогите занести эту штуковину.

— Добрый день, сэр. Похоже, она вам изрядно надоела?

— Ну, так бы я не сказал, конечно, — возразил Доулиш, улыбаясь.

Септимус смотрел на него пристальным, задумчивым взглядом.

Они вместе внесли сундук в подсобку магазина. Здесь было почти темно. Потащили его вверх по узеньким ступенькам, сутулясь, чтобы не удариться головой о нависающие балки потолка. Эта часть магазина не была модернизирована, как, впрочем, и хранилище — просторное, пыльное и почти пустое.

Септимус Ли смотрел на Доулиша настороженным, даже подозрительным взглядом. Или это только почудилось Доулишу? Темные глаза на бледном лице были потрясающе выразительными — они отражали внутреннюю тревогу. Испанские глаза на англо саксонском лице.

Септимус все еще ждал разъяснений.

Доулиш закурил сигарету и внимательно посмотрел на него, размышляя, с чего бы начать откровенный разговор.

Наконец ему показалось, что он нашел наиболее удачный ход.

— Давайте отомкнем сундук, Сеп, парню надо подышать свежим воздухом, — вдруг предложил Доулиш.

Септимус стоял, не двигаясь, но выражение его лица ничуть не изменилось. Потом он принялся раскрывать сундук. Да, нервы у него были в порядке.

Доулиш прошел в маленькую комнатку на верхнем этаже, откуда он мог взглянуть на Джил-стрит.

Снаружи не было никого, кто интересовался магазином Гейлов.

Доулиш вернулся в подсобку. На стеках висели картины, по углам стояли старые шкафы, серванты и больше ничего.

Септимус сверху вниз смотрел в испуганные глаза человека, называвшего себя О’Флинном. Тот как раз вылезал из сундука и, похоже, никогда за всю свою жизнь не испытывал такого страха, как сейчас.

Доулиш присоединился к Септимусу, который даже не повернул головы в его сторону.

— Сеп, — сообщил Доулиш, — этот парень чуть не укокошил меня сегодня, кроме того, он знает много такого, что нам обоим интересно было бы услышать. Поэтому особенно церемониться с ним не следует. — И он улыбнулся той улыбкой, от которой застыла кровь в жилах О’Флинна. — Кстати, комната звуконепроницаемая, так что сколько ни шуми, все бесполезно, — продолжил Доулиш прежним устрашающим голосом. — Времени у нас в обрез, но я думаю, у нас он заговорит быстро, мы тут не в полиции.

Голос Сепа Ли прозвучал ласковой свирелью.

— Разумеется, сэр. Как иначе…

О’Флинн заговорил…

Доулиш услышал малоприятные для себя новости.

В течение последних месяцев его имя очень часто упоминалось в лондонском Ист-Энде, особенно в тех притонах, где встречаются профессиональные преступники. Там о нем говорили как о скупщике краденого, причем «надежном», особенно интересующимся драгоценными камнями… хотя не гнушающимся ничем, что можно выгодно толкнуть.

Его видели всего два-три человека, они-то и рассказывали о нем, описывая одинаково.

Торговлю он вел через подставных лиц… И насколько известно О’Флинну, ходил слух, что обычно он действовал через одного и того же мужчину, а может, женщину.

Рассчитывался он всегда мелкими купюрами, что затруднило бы расследование при известном повороте. Доулиш начал верить, что это вовсе не слух: мужчина, прикрывающийся его именем, именем Патрика Доулиша, компаньона антикварно-ювелирного магазина Гейлов, действительно существует и активно действует.

Сам О’Флинн никогда в лицо его не видел, ему приходилось видеть самого Гейла, входившего в магазин Гейла и выходившего из него, но он был уверен, что Доулиш и есть тот самый скупщик. Ему и в голову не могло прийти, что тут кроется ошибка. То, как он рассказал всю историю, да и сами ее подробности, свидетельствовало о том, что он говорит правду.

О’Флинн объяснил, что его наняли для наблюдения, и его основная задача состояла как раз в том, чтобы наблюдать, хотя, конечно, при необходимости, он мог бы применить — для пущей безопасности того, ради кого велось наблюдение, — и силу. Было очевидно, что он не испытывает угрызений совести, равно как и жалости, сейчас им владело только одно чувство — чувство страха, страха за собственную шкуру.

Он бы взялся выполнить любую работу, кто бы ни предложил ее, а в данном случае его наняли для того, чтобы проникнуть в отель «Литтон» и обследовать комнату Фернандеса и его багаж. Ему надлежало найти фотографию девушки и мужчины, снятых вместе.

— Нашел? — оборвал его Доулиш.

— Она… она у меня в кармане, — пробормотал О’Флинн. Он засуетился и быстро сунул руку во внутренний карман пальто. — Вот она.

Это была фотография Мепиты. Рядом с ней стоял мужчина, которого очень легко можно было принять за Доулиша.