Доулишу и раньше доводилось выслушивать подобные душераздирающие призывы. Любой актер смог бы изобразить такое, но собеседник говорил с явным испанским акцентом, да и оснований объявиться у испанца было более чем достаточно.
— Где вы? — спросил Доулиш и жестом подозвал Фелисити. Та поспешила к нему в кабинет.
— Я в отеле, на Кромвель-роуд, — быстро ответил Фернандес. — Отель «Литтон». Я был вынужден остаться, мне срочно нужно поговорить с вами, Я приношу свои извинения по поводу событий вчерашнего вечера, я действительно проявил излишнюю горячность. Пожалуйста…
— Хорошо, — прервал его Доулиш. — Ждите.
— Пожалуйста! — снова крикнул Фернандес. — Поскорей!
И повесил трубку.
Доулиш тоже положил трубку на аппарат, и в это мгновение в кабинет вбежала Фелисити, ее любящие глаза выражали крайнюю озабоченность.
— Пат…
— Отель «Литтон», Кромвель-роуд, — с рассеянным видом сообщил ей Доулиш. — Это, конечно, не «Савойя», пошиб не тот, верно?
— Ты уверен, что это был Фернандес?
— Не совсем, разумеется, но очень на него похоже.
— Тебе нельзя идти туда одному.
— Попрошу пойти со мной Эллисона, — согласился с ней Доулиш. — Если возникнут осложнения, обещаю тебе: буду осторожен, как была бы осторожна в этой ситуации ты сама.
— Пат, — озабоченно проговорила Фелисити, — я беспокоюсь насчет той испанской девушки. Я думаю, что именно это беспокоило меня вчера больше всего; она была так… мила…
— Мила? — недоуменно поднял брови Доулиш.
— Ну, действительно, в прямом значении этого слова, — зардевшись, объяснила Фелисити, — Не смейся надо мной!
— Что ты, дорогая, и в мыслях такого не держу!—воскликнул Доулиш. В это самое мгновение вновь зазвонил телефон.
Это был Эллисон.
— Я основательно порылся, — сообщил репортер, — но ничего такого, из чего бы следовало, что Фернандес отъявленный злодей, не нашел. Может, обсудим все за ленчем, как ты на это смотришь, Пат? Даю гарантию, что «Рекорд» раскошелится по такому случаю, и я знаю такое местечко…
— На углу Кромвель-роуд, тебе двадцать минут ходьбы, — коротко бросил Доулиш.
Своим «хамбером» Доулиш пользоваться не стал — тот слишком бросался в глаза, а взял в прокатной фирме, к услугам которой обыкновенно прибегал в случае необходимости, «остин-40». Через двадцать пять минут он был уже на Кромвель-роуд. Эллисон стоял на самом солнцепеке, выражение на лице — самое что ни на есть невинное.
«Остином» Доулиш его удивил.
— С какой стати такой камуфляж? — поинтересовался Эллисон.
— Можно поставить вопрос и так, — уклонился от прямого ответа Доулиш.
Эллисон забрался в машину.
— Что все это значит?
— Подробности чуть позже. Есть какие-нибудь вести из аэропорта?
— Фернандес мужского пола прибыл первым, сестра, Мепита, спустя несколько часов.
— Это точно?
— Да.
— Отлично. А теперь я тебе объясню, почему мы встречаемся именно здесь.
Доулиш медленно покатил вдоль Кромвель-роуд.
Подъезжая к отелю «Литтон», Доулиш вытащил из кармана пиджака пистолет и переложил его в карман пальто. Теперь Эллисон понял, что дело принимает серьезный оборот.
У арки отеля с газетой в руке стоял мужчина. На нем был обветшалый светло-серый костюм, шляпа с высокой тульей, туфли на высоких каблуках. Он вдруг засуетился, потом быстро зашагал прочь по тротуару: в его походке было что-то знакомое, и это насторожило Доулиша.
Он потихоньку поехал вслед за ним.
Мужчина шел, не оглядываясь; на то, собственно, и не было никакой видимой причины. Голову он слегка наклонил, точно дремал на ходу. Доулиш чуть прибавил скорости и, поравнявшись с ним, увидел на его лице массивные очки с толстыми линзами.
Доулиш словно бы невзначай поинтересовался у Эллисона:
— Ну что, Элли, нравится работенка?
— Нет, если ты имеешь в виду слежку. Но в ней кроется тайна, а это уже моя стихия.
— Следи за этим парнем, и ты получишь искомое.
— Мой дорогой Пат…
— Я не шучу, — твердо заявил Доулиш, — вчера вечером он маячил на Уайт-стрит.
— Аг-га! 8 таком случае…
У первого перекрестка Доулиш свернул налево, и Эллисон выскочил из машины. Доулиш, проехав еще несколько ярдов, припарковал машину и двинулся в направлении отеля «Литтон». Эллисон успел за это время весьма прилично удалиться, он теперь шел в нескольких ярдах позади мужчины в массивных очках с толстыми линзами.
Доулиш свернул к отелю и подошел к узкому проходу. Табличка на застекленном окне предупреждала: «Вызов по звонку». Звонить он, однако, не стал.
Тишина стояла полнейшая.
Доулиш достал из кармана перочинный ножик и вытащил лезвие, которое у Триветта наверняка вызвало бы некоторое подозрение. Полоснул по оконному стеклу. За окном размещалась контора — с приемной, кабинетами, телефонами, мебелью и всем прочим, необходимым для нормального функционирования; на одном из столов, в частности, Доулиш обнаружил объемистый гроссбух с надписью на обложке «Журнал регистрации».
Доулиш просмотрел записи последних дней. В этот день поселились два человека, накануне — несколько, среди них Карлос де Киенто и Фернандес.
Напротив его имени значился номер комнаты — 17.
Мепита здесь не регистрировалась.
Доулиш положил журнал на прежнее место и закрыл окно.
Вокруг ни души.
Он подошел к лестнице и увидел еще один пролет, ведущий, вероятно, в полуподвальное помещение. На стене табличка «Ресторан». Стрелка указателя смотрели вниз. Он поспешил вверх по лестнице, мысленно благодаря хозяев за мягкий ковер, заглушающий его шаги.
Поднявшись на первую лестничную площадку, он прочел табло с номерами комнат на этаже. Три, четыре, пять… четырнадцать.
Он стал подниматься на следующий этаж.
Было по-прежнему тихо.
Дойдя до комнаты номер семнадцать, он помедлил, пытаясь занять такое положение, которое позволило бы ему не упускать из вида и коридор. Одним глазом он приложился к дверной щели, но разглядеть смог лишь узкую полоску зеленого ковра на полу.
По-прежнему полнейшая тишина.
Он тихо-тихо постучал в дверь костяшками пальцев.
Если Фернандес в комнате и ждет его, он услышит, но если он сейчас в ресторане, Доулиш ничего не теряет: развернется и отправится вниз.
Ответа не последовало.
Он постучал снова, чуть погромче, но пока еще не настойчиво. И вдруг услышал шаги. Похоже, кто-то поднимался по лестнице. Можно было различить тяжелое дыхание. Напротив Доулиш увидел дверь с табличкой «Прачечная». Он юркнул внутрь; гам сильно пахло мылом и свежевыстиранным бельем. Он подождал секунду-другую, потом чуть приоткрыл дверь и выглянул наружу: по лестнице, пыхтя, поднималась грузная женщина в голубом джинсовом платье. Судя по дыханию, можно было предположить, что она больна астмой.
Женщина повернула направо.
Доулиш выждал несколько секунд, прежде чем вернуться к комнате Фернандеса, и опять постучал. Когда и на этот раз ответа не последовало, он взялся за ручку.
Дверь была заперта.
Он снова достал перочинный нож и вытащил то самое лезвие, которое заставило бы нахмуриться Триветта.
Замок щелкнул.
Доулиш спокойно открыл дверь.
Рядом с окном стоял туалетный столик, один ящик был выдвинут почти до отказа; внизу, на полу, валялись всякие мелкие вещицы — вероятно, из этого самого ящика. Чуть сбоку, около кровати, торчал мужской ботинок. Все это Доулиш успел выхватить взглядом в считанные секунды.
Потом он увидел поднятую руку, и в ней — матово блестящий пистолет.
Рука опускалась вниз.
Хозяин пистолета был очень маленького роста, он встал на цыпочки, словно собирался обрушить на голову Доулиша удар пистолетом. Он был в шляпе, лицо обмотано красным шелковым шарфом так, что виднелись одни глаза. Глаза как глаза, они блестели в свете, пробивавшемся в комнату через жалюзи.
Доулиш начал медленно отступать назад.
Рукоятка пистолета больно ударила его в плечо. Затем мужчина ударил еще раз. Доулиш стукнулся о стену и стал медленно сползать по ней вниз.
Он слышал, как маленький мужчина бежит по коридору, но… ничего не мог сделать, чтобы остановить его.
В глазах у него еще метались искры, но мало-помалу до его сознания стали доходить и другие звуки… Он расслышал шум мотора и шуршанье шин об асфальт.
И больше ничего.
В отеле опять воцарилась тишина. Грузная женщина не показывалась, значит, ничего не слышала.
Доулиш принялся оглядывать внутренность комнаты.
Все было в полнейшем беспорядке. Даже матрац сброшен на пол и вспорот ножом. Ковер покрыт пухом. Два новеньких чемодана из дорогой кожи исполосованы вдоль и поперек. По всей комнате валялись разбросанное белье и прочие вещи.
Из-за кровати торчал мужской ботинок.
Ботинок как ботинок… до блеска начищенный ботинок… хотя, похоже, не ботинок, а нога в ботинке.
Доулиш медленно сделал несколько шагов вперед. Голова вроде бы начала соображать, но его слегка подташнивало, а ноги не очень слушались, поэтому быстро двигаться он еще не мог.
Он был совершенно уверен, что сейчас увидит мертвого Фернандеса, и действительно: человек, лежавший за кроватью, скорей всего, был мертв, но это был не Фернандес.
Это был совсем молодой парень с черными как смоль волосами; внешностью он был очень похож на испанца, и все же… это был не Фернандес.
Горло у него было перерезано.
Тщательно обследовав тело, Доулиш пришел к выводу, что у парня есть маленький — прямо-таки мизерный — шанс: ему показалось, что тот еле-еле, но пока еще дышит.