ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ КРОНШТАДТСКИЙ МЯТЕЖ

Победоносно завершив гражданскую войну, разгромив интервентов и белогвардейцев, Советская страна получила временную передышку. Антанта вынуждена была снять блокаду. Рабоче-крестьянское государство приступило к социалистическому строительству. В марте 1920 года Совнарком утвердил план ГОЭЛРО, который предусматривал постройку 30 крупных электростанций мощностью полтора миллиона киловатт. Владимир Ильич назвал ГОЭЛРО второй программой партии. Страна начала залечивать тяжелейшие раны, нанесенные войной промышленности и сельскому хозяйству…


Уже четвертый месяц Павел Дыбенко в академии; учился с увлечением, много читал, готовился сдать досрочно за весь академический курс. Как-то поделился с Иваном Федько:

— Задумал написать книгу, обобщить боевой опыт гражданской войны. Молодежи полезно знать, как мы сражались, победили Антанту и белых; для диплома я уже выбрал тему «Военная доктрина и эволюция армии». Возможно, и книгу так назову.

— Как вы время находите? — удивился Федько.

— Растягиваю каждые сутки на четыре часа. Простая арифметика, считай. — Дыбенко писал цифры в уголке блокнота. — В неделе семь дней, в месяце — 30, в году — 365. Сколько наберется! Ого-го!

У Дыбенко поразительная работоспособность! Он активный член военно-научного общества академии, не раз выступал с серьезными работами, а его доклад «Операция 37-й дивизии на участке Лозовая — Дубовка 23–24 декабря 1919 года» был очень высоко оценен маститыми учеными. Впоследствии эту работу он опубликует…

Много внимания уделили слушатели академии изучению политической обстановки в стране. А обстановка оставалась крайне напряженной. Враги, потерпев поражение на фронтах, искали новые способы борьбы с Советским государством. Военные действия «против нас приняли форму менее военную, но в некоторых отношениях более тяжелую и более опасную для нас»[36], — говорил Ленин.

В начале 1921 года в стране возникли серьезные трудности. Политика «военного коммунизма» в мирных условиях изжила себя. Среди крестьян и мелкобуржуазных элементов в городе росло недовольство. Этим и воспользовались остатки контрреволюционных партий — кадеты, эсеры, меньшевики, анархисты, буржуазные националисты, развернули лихорадочную деятельность против Советской власти. Им удалось поднять мятежи в Тамбовской губернии, в Поволжье, в Сибири, на Кавказе, на Кубани, на Верхнем Дону; на Украине зашевелился атаман Тютюник в альянсе с остатками махновцев; в Средней Азии ожили басмачи — «хищники пустыни». По определению В. И. Ленина, это был «самый большой, — внутренний политический кризис Советской России. Этот внутренний кризис обнаружил недовольство не только значительной части крестьянства, но и рабочих»[37].

Политический кризис в стране отразился и на партии. Среди неустойчивых элементов возникли шатания. Троцкий навязал партии дискуссию о профсоюзах. В процессе дискуссии выступили и другие оппортунистические группы со своими платформами: «рабочая оппозиция», «демократический централизм», «буферная».

В обстановке огромных трудностей и мелкобуржуазной стихии, в условиях капиталистического окружения дискуссия, указывал Ленин, была непозволительной роскошью…

Дискуссии проходили и в академии. Дыбенко и большинство коммунистов, слушателей и преподавателей, горячо отстаивали ленинскую линию; выступали на предприятиях и в учреждениях Москвы против троцкистских крикунов. И дома Дыбенко приходилось спорить уже с женой, ставшей одной из лидеров «рабочей оппозиции».»

И вот ошарашивающая новость: в Кронштадте мятеж!.. Будто земля под ногами закачалась. Вначале не поверил. Быть этого не может! Кронштадтские матросы всегда служили опорой большевиков за власть Советов, геройски дрались на фронтах гражданской войны.

1 марта Кронштадт захватили мятежники — нет на острове Котлин Советской власти…

«Кронштадтцы пошли на поводу врагов, опустили красные знамена, подняли черные флаги и потребовали: «Вся власть Советам, а не партиям!», «Советы без коммунистов!» Кронштадт призывает вернуться к старому, к власти помещиков и капиталистов. Нелепость какая-то». Дыбенко не переставал думать о случившемся…

Как сумели враги готовить мятеж под носом командования, Побалта? Где была Петроградская партийная организация? Эти и многие другие вопросы не давали Дыбенко покоя ни днем ни ночью. Понял: сегодняшний Кронштадт резко отличался от революционного Кронштадта 17-го года. Пополнение гарнизона крепости и кораблей детьми зажиточных крестьян и даже деклассированными элементами способствовало возникновению мятежа, спровоцированного и подготовленного эсерами, анархистами при поддержке иностранных государств. Ожили прятавшиеся под маской «спецов» бывшие царские офицеры. Что главой мятежа стал генерал Козловский, явное тому доказательство. Дыбенко перечитывал подписанное В. И. Лениным постановление Совета Труда и Обороны РСФСР от 2 марта 1921 года: «1) Бывшего генерала Козловского и его сподвижников объявить вне закона; 2) Город Петроград и Петроградскую губернию объявить на осадном положении; 3) Всю полноту власти в Петроградском укрепленном районе передать Комитету обороны Петрограда».

В те тяжелые для страны дни Дыбенко искал ответ на многие волновавшие его вопросы. Побывал в наркомате у флотских товарищей, прочитал документы, послушал приехавших в академию делегатов X съезда РКП (б), работников ЦК. Размышлял, анализировал… Ему многое стало ясно: увидел обстановку хаоса, политической неразберихи в Кронштадте и на боевых кораблях; в новом свете увидел и руководителей Балтфлота. Многие работники Побалта и штаба флота занимались фракционной борьбой, оторвались от масс, ослабили революционную бдительность, боевой и политической учебой личного состава на кораблях и береговых частях не занимались. Все это помогло внешней и внутренней контрреволюции, используя экономические трудности в стране, подготовить мятеж…

В Центральном Комитете партии Дыбенко познакомился с телеграммой руководства Балтфлота, в которой указывалось, что личный состав флота стоит на стороне оппозиции. «Неужели такое случилось! Не верю я и убежден — будущее покажет, что это не так!» Своими мыслями поделился с Коллонтай. Александра Михайловна сказала:

— Мы вместе боролись за Советскую власть! Надеюсь, ты не забыл?

Дыбенко ответил:

— А я твердо верю — балтийцы поддерживают Ленина! Верю!

Дыбенко даже привскочил:

— Конечно, боролись, даже в одну тюрьму нас бросил Керенский. Однако прошлыми заслугами подлость не оправдаешь. Проверю, когда Красная Армия Кронштадт возвратит Советской Родине. Проверю досконально!


Просьба Дыбенко была удовлетворена, он отправился на подавление мятежа. Его примеру последовал Федько и некоторые слушатели академии. Все они спешили в Петроград, там под общим руководством командующего 7-й армией М. Н. Тухачевского были образованы две боевые группы войск: Северная — под командованием Е. С. Казанского и Южная — под командованием А. И. Се-дякина.

«Северная почти целиком состояла из курсантов, будущих командиров, — пишет М. Н. Тухачевский. — Южная группа состояла из частей разнокалиберных, мало спаянных и недостаточно стойких…

Задача на долю Северной группы выпала почти невыполнимая. Ей предстояло взять открытой силой (штурмом. — И. Ж.) пять неприступных фортов, обнесенных колючей проволокой и фугасами, и после этого ворваться в цитадель Кронштадта с северо-восточной стороны. Задачу Южной группы составляла атака Крондштадта с юго-восточной и юго-западной сторон, для чего ей необходимо занять левым флангом три форта».

Дыбенко — начальник Сводной дивизии, вошедшей в состав «южан». В его подчинении три бригады: 187-я — командира И. Федько, 167-я — Н. Боброва и 32-я — М. Рейтера… Все участники гражданской войны, имеющие богатый боевой опыт. Отличными были и политические комиссары…


…Еще надеялись, что мятежники одумаются, примут предложение сдаться без боя, не станут проливать кровь. К этому их призывали газеты, листовки, письма трудящихся, героев гражданской войны, старых матросов. «Теперь всякому ясно, что готовят красному Питеру его враги, — читал Дыбенко в «Петроградской правде». — Мы видели их немало на своем веку. Были Краснов и Алексеев, был Колчак, Миллер, Юденич, Врангель! Их разгромила Красная Армия, теперь новый козырь в руках Антанты — бывший царский генерал Козловский». «Товарищи моряки! — написал и Дыбенко в обращении к матросам мятежной крепости. — Спасайте честь славного революционного имени балтийцев, опозоренного ныне предателями! Спасайте Красный Балтфлот! Старый моряк «Республики», потом «Петропавловска», ныне начальник дивизии П. Дыбенко…»

Буржуазная пресса «подливала масло в огонь» — назвала кронштадтские события «народной революцией», «воодушевляла и подбадривала» мятежников, сулила им золотые горы. В Кронштадт спешили различные «эмиссары», «представители», «полпреды». Сбежавшие из Кронштадта моряки рассказывали, что в прибалтийских государствах собралось огромное количество виднейших врагов Советской власти, ждут сигнала, чтобы двинуться в Кронштадт, а затем и в Петроград… Первым на мятежный остров прибыл в качестве уполномоченного американского Красного Креста бывший командир линкора «Севастополь» капитан 1-го ранга Вилькен («Старый знакомый», — подумал Дыбенко). Он, как говорили перебежчики, заверил руководителей мятежа, что «все лучшее из русского общества за рубежом к их услугам», настоятельно рекомендовал «не вступать в переговоры с Советами, не соглашаться на мир, держаться до весны, когда подоспеет помощь с моря». Вилькен не назвал, чья именно помощь, только намекнул, что «и наши отечественные корабли не замедлят появиться на Кронштадтском рейде», имея в виду «бизертскую эскадру» и другие суда, украденные белыми у Советской России. Поверили островитяне, отказались капитулировать. И неудачное наступление Красной Армии, предпринятое 8 марта, внесло уверенность — Кронштадт не взять никому.

В той неудаче повинен был Троцкий. Он поспешно прибыл в Петроград и потребовал незамедлительно начать штурм. А на замечание, что войск еще мало и они не готовы к штурму, ответил: «Кронштадт «выкинет белый флаг» после первого же нашего выстрела».

Для столь поспешного наступления у Троцкого имелись свои узкокорыстные цели: навязанная им дискуссия о профсоюзах потерпела крах, вот он и решил — взятие Кронштадта в канун открытия X съезда поднимет его репутацию. Троцкого поддержал Зиновьев. Наступление сорвалось.

Девять дней красные войска усиленно готовились к решительному штурму. Дыбенко все время в подразделениях. Политработники, коммунисты — они пойдут впереди — проводили беседы с красноармейцами и матросами, разъясняли контрреволюционную сущность мятежа, призывали к бою с подлыми изменниками. Приехавшие из Москвы делегаты и гости X съезда РКП (б), в подавляющем большинстве видные военачальники, участники Октябрьской революции, герои гражданской войны, рассказывали бойцам о новом курсе в экономической политике, о переходе к которой в эти дни принимает решение X съезд партии…

В ответ на телеграмму президиума съезда от 10 марта партийные организации северо-западных и некоторых центральных губерний направили в распоряжение Петроградского комитета обороны своих лучших представителей… Около полутора тысяч большевиков влились в войска Северной и Южной групп.

Подготовка закончена… Полки к штурму готовы!

Под огнем дальнобойных тяжелых корабельных орудий и артиллерии фортов и самого Кронштадта предстояло преодолеть 8—10 километров ледяного покрова. «Это из района восточнее Ораниенбаума, откуда пойдет наша дивизия, — размышлял Дыбенко. — А от Сестрорецка, откуда будет наступать Северная группа, расстояние еще большее». Решено крепость взять ночью 17 марта. Ждать больше нельзя и так уж опоздали, на льду появилась вода, образовались озерки. Весенний лед толст, да прост: осенний тонок, да цепок. Освободившийся ото льда Финский залив откроет путь в Кронштадт вражеским эскадрам, на помощь которых так рассчитывают мятежники. Кронштадтцы отвергли предложение сложить оружие и сдаться.

…Скрытно, под покровом темноты в залив двигались заставы, разведчики пробовали прочность и толщину льда, связные тянули телефонные провода… Дыбенко побывал во многих подразделениях, расположившихся на заснеженном берегу Финского залива, разговаривал с красноармейцами и командирами. Везде много коммунистов, делегатов съезда партии. Настроение боевое. Все в белых маскировочных халатах. На санках пулеметы «максим», лестницы, доски различных размеров, шесты. Эти нехитрые приспособления помогут перебраться через пробоины, залезть на стены крепости.

…Обсудил с командирами бригад план штурма. Федь-ко, узнав, что его бригаде доверено первой ворваться в крепость, выразил удовлетворение и предложил направить головным 237-й полк под командованием буденновца Ивана Тюленева. Полк теперь укреплен петроградскими коммунистами.

Дыбенко и Федько беседовали с Тюленевым, еще раз в деталях рассмотрели план.

— Все понял. Мы выполним поставленную боевую задачу, — заверил командир…

«А вдруг подведут?» — мелькнула мысль. Для сомнения у Дыбенко имелись основания. Ведь именно 237-й Минский полк (а следом и 235-й) под влиянием «агитаторов» из мятежного Кронштадта три дня тому назад отказался идти в наступление. Узнав о случившемся, сюда поспешили комиссар Южной группы Ворошилов, Дыбенко, Федько и ряд делегатов X съезда. 14 марта около 17 часов с большим трудом навели относительный порядок, бойцов построили перед казармами в Ораниенбауме. Без особого энтузиазма слушали они выступление Ворошилова. Климент Ефремович разъяснил причины, по которым X съезд послал своих делегатов, смысл происходящих событий, назвал действительных организаторов кронштадтского мятежа. Потом объявил решение командования 7-й армии и Южной группы войск: Минский полк объявлялся вне закона, лишался знамени, разоружался, зачинщики отдавались под суд. И, не давая опомниться ошеломленным бойцам, Дыбенко громко и четко подал одну за другой команды:

— Оружие и патроны клади перед собой! Кру-гом! В казармы ша-гом марш!

Сложенное оружие оцепил караул Особого полка…

Вот об этих-то неприятных событиях и припомнил сейчас Дыбенко.

Принимая во внимание, что основная масса красноармейцев признала свою вину и обещала искупить ее кровью в бою, командование сочло возможным отменить свое решение. Командиром 237-го Минского полка назначили бывшего комбрига 1-й Конной армии И. В. Тюленева. Ночью бойцам возвратили оружие, а утром — знамя.

…Красные воины Южной группы заняли исходные позиции в районе Ораниенбаума, Мартышкина и других пунктах.

Накануне наступления Дыбенко издал приказ:

«Наступающим частям соблюдать полную тишину, точность и стремительность движения, не допуская остановок. Двигаться колоннами или резервными строями, переходя к рассыпному строю лишь в случае действительной необходимости, так как иначе сохранение направления будет затруднительным для действий в городе. При каждой колонне иметь людей, хорошо знакомых с городом. При наступлении — единый клич «Вперед!». Отступления быть не может — умереть, но победить. В городе с мятежниками ни в какие разговоры не вступать, арестовывать и направлять в тыл, в распоряжение тов. Саблина. Город к 7 часам 17 марта должен быть очищен от мятежников…»


В Кронштадте вспыхивает прожектор; луч бежит по заливу, и в его свете блестит выступившая на льду вода. Ухает тяжелый снаряд. «Это «Севастополь», — определяет Дыбенко. — Скоро наступать. На льду не укроешься, окоп не выроешь. А на фортах и кораблях у мятежников 150 орудий калибра от 3 до 12 дюймов, 100 пулеметов и около 20 тысяч солдат и матросов. Огромное количество боеприпасов, большие запасы топлива и продовольствия. Бой предстоит упорный». Все эти мысли молниеносно пронеслись в сознании.

…Последнее совещание перед штурмом. Дыбенко в присутствии комиссара Южной группы Климента Ефремовича Ворошилова слушал доклады командиров бригад дивизии.

— Как будто все предусмотрено, все мелочи учтены. — Дыбенко сообщил об этом и добавил: — С дивизией идут прославленные герои гражданской войны, делегаты съезда партии — товарищи Фабрициус, Бубнов, Затонский… Их прислал Владимир Ильич Ленин. Заверяем X съезд нашей партии, что Кронштадт будет возвращен Родине!..

Закончилась артиллерийская подготовка.

Сводная дивизия устремилась вперед. То тут, то там рвутся снаряды, вздымая каскады ледяных осколков.

Многие падают в образовавшиеся полыньи, освещенная прожекторами вода красная от крови… О больших потерях докладывают связные, да и сам Дыбенко видит: лед усеян трупами, кругом стонут раненые…


Из воспоминаний Дыбенко:

«…Момент грозной развязки приближается. Нервы напряжены. Слух невольно ловит каждый звук.

В 4 часа 30 минут на левом фланге, возле фортов, сухо и как-то растерянно затрещал одинокий пулемет. Это полк Тюленева… Еще минута, и треск десятков пулеметов и дружные залпы винтовок разорвали царившую до того тишину…

Зазвонил полевой телефон. Донесение — форт Кронштадт взят.

Алло, алло!

Телефоны не работают. Временные порывы связи. Одна за другой сметены контрольные станции, а вместе с ними и беззаветные герои-связисты…

Дружные залпы стрелков, крики «ура!» оглушили залив. Снова заработали телефоны. Геройски погибших связистов сменили другие. Уже сотни храбрецов легли мертвыми на подступах к Кронштадту… Убийственный огонь противника не остановил и не удержал храбрецов.

Через 20 минут полки 32-й бригады ворвались на Петроградскую пристань Кронштадта. Опять донесение: командир бригады Рейтер ранен, командир полка Бураков ранен. Потери огромны, но бойцы безостановочно двигаются вперед, сметая на своем пути преграды. Потери в полках доходят до 30 процентов. Потери среди командного состава — до 40 процентов.

Полк Тюленева, геройски в неравном бою дравшийся в течение часа, понес потери до 60 процентов…»

Дыбенко бежал по талому льду, увлекая за собой воинов.

— Вперед! Только вперед! — кричал он.

Вот и Котлин. Земная твердь под ногами. Южная группа ворвалась в крепость в 6 часов утра. Почти одновременно вступили и части Северной группы войск…

«…Противник, не сумевший остановить колонны красных полков на подступах к Кронштадту, с остервенением и жестокостью дрался на улицах, — вспоминает Дыбенко. — Расстроенные в атаках и на подступах к фортам и крепости Кронштадт и понесшие значительные потери, особенно в командном составе, полки не смогли быстро овладеть всем городом и очистить его от мятежников. Не было артиллерии, бронемашин и минометов — тех средств борьбы, которые ускорили бы развязку боя и сохранили бы не одну сотню лучших бойцов. Каждый! квартал, отдельные дома, военно-морские школы приходилось брать приступом. С каждым часом наши потеря увеличивались.

Во многих частях совершенно не осталось командного состава. В командование вступали оставшиеся в живых делегаты X съезда…»

…Бой за очищение Кронштадта от мятежников длился весь день и закончился только к 7 часам вечера.

Сильно огорчился Дыбенко, что не захватил руководителей мятежа, особенно Козловского. Матерый враг вместе со своим штабом бежал в Финляндию, захватив «полпреда» белой эмиграции, бывшего каперанга Вилькена. Где-то на запятках генеральских саней пристроился «предревком» Петриченко. Ревкомовцы не успели оглянуться, вожаки уже исчезли… В Финляндию сбежало около восьми тысяч мятежников; убито свыше тысячи и ранено две тысячи.

Активных главарей трибунал приговорил к расстрелу. Сдавшихся и взятых в плен рядовых не судили.

Дыбенко назначили комендантом освобожденною Кронштадта. 18 марта 1921 года в первом номере газеты «Красный Кронштадт» опубликован его приказ, в котором сказано, что после 7 часов хождение по улицам воспрещалось; всем гражданам в течение 24 часов предлагалось сдать огнестрельное и холодное оружие; собрания и митинги на улицах и в помещениях воспрещались…

19 марта Дыбенко командовал парадом войск на Якорной площади. Выступил с речью. В ней он сказал, что красные воины совершили великий подвиг, еще раз подтвердили несокрушимость воли рабочего класса к победе над своими классовыми врагами.

— Кронштадт снова стал грозной крепостью и твердым оплотом для защиты морских подступов к Советскому Союзу, — закончил он. — Зорким часовым будет стоять теперь красный Кронштадт на страже Октября…

А Петроград провожал в последний путь павших смертью при штурме мятежной крепости. Погибло в бою, потонуло в ледяной воде Финского залива 527 героев, было ранено и контужено 3258 человек. Траурный митинг состоялся в Зимнем дворце. Затем от Дворцовой площади по Невскому сплошным потоком траурная процессия двигалась к Александро-Невской лавре — месту погребения славных сынов, отдавших свои жизни за Советскую Родину…


В штабе коменданта все время люди, одни приходят с докладами, другие, получив задания, поспешно удаляются. Жители города жалуются на мародерство мятежников…

Перед отъездом в Москву в кабинете Дыбенко собрались боевые товарищи.

Иван Владимирович Тюленев вспоминает: «Он (Дыбенко. — И. Ж.) энергично приступил к установлению порядка в Кронштадте. И вот мы сидим с ним рядом в штабе, его товарищи: Иван Федько, Семен Урицкий, Юрий Саблин, я. Павел Ефимович Дыбенко делится с нами последними сведениями о мятежниках:

— Основная их масса осталась в городе. Они сознают вину перед Советской властью и обещают честным трудом искупить свое преступление. Но часть мятежников и матерые контрреволюционеры убежали в Финляндию. Жаль!.. Кое-кто из этих негодяев хотел взорвать линкоры «Севастополь» и «Петропавловск», уже заложили под орудийные башни пироксилиновые шашки, но старые моряки поймали преступников. Команда «Севастополя» арестовала своих офицеров и отправила в Петроград радиограмму: «Сдаемся». А утром 18 марта сдался и линкор «Петропавловск».


…Вместе с прибывшими из Москвы комиссиями Дыбенко опрашивал участников мятежа, просматривал груды различных документов. Вот список членов так называемого «Временного революционного комитета», читал и головой покачивал: «Подобралась уголовная шпана и вовсе не беспартийная, как афишировали себя в «Известиях» — газете «ревкома». Среди «руководящей семерки» один беспартийный учитель и, пожалуй, самый порядочный явился с повинной, сказал: «Заблуждался я». Остальные — четыре анархиста, один меньшевик, один член партии народных социалистов, а один назвал себя «люм-пен-пролетарием». Секретарь газеты «Известия» — поп-расстрига «отец Сергий».

Еще документ, разоблачающий настоящих хозяев, тех, кто финансировал мятежников. Дыбенко прочитал: «Русский административный центр в Париже…» А, старые знакомые! Эсер Чернов и кадет Милюков внесли по 10000 франков, эсер Керенский — 1000 франков.

Не скупились «деловые круги» и им подобные. Забрав «документы», Дыбенко поспешил на «Петропавловск» сообщить, что просьба группы матросов, не участвовавших в мятеже, удовлетворена: линейному кораблю «Петропавловск» присвоено новое название «Марат».

Экипаж в сборе. Дыбенко вглядывается в лица матросов, думает: «От снарядов, выпущенных вашими руками, погибли сотни прекрасных сынов Советской России. Как же вы пошли на это?» Рассказал о «беспартийном ревкоме», главаре мятежа — белогвардейском генерале Козловском и его ближайших помощниках, бывших царских офицерах Арканникове, Соловьянове, бывшем командире линкора «Севастополь», каперанге Вилькене, прибывшем из-за границы.

— Эта недобитая контра заставила вас убивать своих же братьев. — Дыбенко помедлил. — Так вот, запомните сами и передайте другим: Советская власть непобедима! Ее мы отвоевали у господ, за нее гибли лучшие люди на фронтах гражданской войны; эту родную власть мы будем защищать до последней капли крови!

В резолюции, которую читал уже немолодой боцман, говорилось: экипаж линкора опозорил славное революционное имя «Петропавловска»; нас ввели в заблуждение белогвардейские агенты. «Теперь мы знаем, что были обмануты низкими изменниками, скрывавшимися под маской беспартийности. Для нас, моряков, это был жестокий урок…»

Весь январь флотские коммунисты слушали и обсуждали доклады недавно назначенного комиссара Балтфлота Н. Н. Кузьмина, отстаивавшего ленинскую линию в вопросе о профсоюзах, и Раскольникова, занимавшего троцкистскую платформу. Моряки-коммунисты решительно поддерживали Кузьмина. 10 января на дискуссионном собрании партактива Кронштадта за ленинскую платформу проголосовало 108 человек, за троцкистскую — 30; 14 января ленинцев поддержали 525 коммунистов, троцкистов — 96; 15 января партийное собрание Укрепленного южного побережья (УРЮП) Финского залива: за ленинскую платформу подали 91 голос, за «тезисы Троцкого» — 33. На собрание коммунистов-моряков, проходившее 19 января в Петрограде, оппозиционеры вызвали на помощь Троцкого. Газета «Правда», давая информацию об этом событии, сообщила: за «тезисы Троцкого» проголосовало лишь 10 процентов — 350 из 3500 присутствовавших. Провал явный. Однако оппозиционеры послали в ЦК партии телеграмму, в которой сообщили: «личный состав Балтфлота — на стороне оппозиции».

Прочитал Дыбенко еще документы. 15 февраля 1921 года, за две недели до мятежа, флотская партийная конференция моряков в своем постановлении записала: «Побалт оторвался не только от масс, но и от активных партийных работников и превратился в бюрократический, не пользующийся авторитетом орган… Побалт уничтожил всякую инициативу мест…»

«Таковы, Шура, факты», — мысленно произнес Дыбенко.


Центральный Комитет и Совет Народных Комиссаров направили на Балтику большое число коммунистов. Раскольникова заменил герой гражданской войны Иван Кузьмич Кожанов, активный участник подавления кронштадтского мятежа.

Дыбенко встретился с Кожановым. Вспомнили проводы его в 1918 году из Москвы на Волжскую военную флотилию. Кожанов во главе отряда моряков сражался с белочехами и белогвардейцами в Поволжье и на Каспии. В августе 1920 года командовал Морской экспедиционной дивизией на Азовском море, действовавшей против войск генерала Улагая на Кубани и войск Врангеля в Северной Таврии. И вот здесь, на кронштадтском льду, проявил отвагу и геройство. Именно такой человек и должен стоять во главе Балтийского флота.

Кожанов сообщил, что в Москве его принял товарищ Ленин. Владимир Ильич сказал, что ЦК готовит решение вернуть на флот бывших моряков-коммунистов. В ближайшее время по всей стране пройдет Неделя Красного флота. Теперь народ будет участвовать в строительстве морских сил республики.

И еще сообщил Кожанов: комиссаром морских сил назначен Иван Давыдович Сладков.

— С ним работать легко, — заметил Дыбепко. — Правда, требователен до предела.

Они еще долго беседовали. Вечером Дыбенко вызвали в Москву.


…22 марта в Кремле собрались делегаты X съезда партии, принимавшие участие в ликвидации кронштадтского мятежа. Перед ними выступил Владимир Ильич Ленин. Он рассказал об итогах X съезда, о замене продразверстки натуральным налогом, об анархо-синдикалистском уклоне и борьбе за единство партии. «Как-то восприняла Шура высказывание Ленина на съезде о «рабочей оппозиции», дискуссиях, уклонах? — рассуждал Дыбенко. — Ведь это касалось непосредственно ее и ее «соратников» по оппозиции, когда Ленин говорил на съезде, «что между идеями и лозунгами этой мелкобуржуазной, анархической контрреволюции и лозунгами «рабочей оппозиции» есть связь». Ленин на съезде обратился к «рабочей оппозиции» в связи с брошюрой Коллонтай «Что такое «рабочая оппозиция»: «Вы признали, что остались в оппозиции. Вы на партийный съезд пришли с брошюрой, тов. Коллонтай, с брошюрой, на которой написано: «рабочая оппозиция». Вы сдавали последнюю корректуру, когда знали о кронштадтских событиях и поднимавшейся мелкобуржуазной контрреволюции. И в этот момент вы приходите с названием «рабочей оппозиции»! Вы не понимаете, какую ответственность вы на себя берете и как нарушаете единство! Во имя чего? Мы вас допросим, сделаем вам тут экзамен»[38].

Прочитав материалы съезда, Дыбенко решительно осудил Коллонтай.

— Мятеж мы ликвидировали силой оружия, ценой сотен потонувших в Финском заливе и павших на улицах Кронштадта, — сказал он ей. — Мятеж, восстание можно подавить оружием. А как быть с мелкобуржуазной стихией, анархической контрреволюцией? По ней из пушек стрелять не станешь. А вот Ленин нашел такую силу! Он предложил ввести новую экономическую политику. Съезд единодушно поддержал. Здорово!

— Но это отступление, Павел, — возражала Коллонтай.

— На войне тоже не всегда одни победы… — И, помолчав, резко продолжил: — Ленин сказал, что русские эмигранты, которых выгнала гражданская война, «теперь заседают в Берлине, Париже, Лондоне и во всех столицах, кроме нашей». Кронштадтский мятеж — дело их рук. Ты и твои друзья из «рабочей оппозиции» помогаете нашим заклятым врагам уничтожить Советское государство.

Дыбенко сказал, что он всегда будет отстаивать единство, как того потребовал от всех членов партии X съезд, рекомендовал Коллонтай решительно порвать с «рабочей оппозицией», встать на твердые партийные позиции, не шарахаться из стороны в сторону.

Они остались недовольны друг другом.

Все это вспомнилось Дыбенко в Кремле, когда он слушал Владимира Ильича.

Перед отъездом в Кронштадт он зашел к Коллонтай, но примирения не получилось. Александра Михайловна упорно стояла на своем, продолжала защищать Раскольникова. Расстались холодно.


Дыбенко ехал в Кронштадт уже с третьим орденом Красного Знамени.

В приказе РВСР № 112 от 24 марта 1921 года отмечалось:

«Награждается орденом Красное Знамя… начальник Сводной стрелковой дивизии тов. Дыбенко за подвиги личной храбрости, самоотверженность и искусное управление частями войск, проявленные при штурме крепости Кронштадт и взятие гор. Кронштадт».

Дыбенко имел также именное революционное оружие, золотые часы, гнедого коня Ветра — награды за участие в сражениях гражданской войны.


Дыбенко вернулся к исполнению своих комендантских обязанностей. Работы хватало. Мятежники основательно разрушили хозяйство крепости, хотя и правили немногим больше двух недель.

Вместе с Иваном Кожановым и другими моряками налаживали жизнь в Кронштадте… Из Красной Армии, советских и партийных учреждений возвращались старые матросы-коммунисты, среди них были и центробалтовцы, бывшие подпольщики.

Балтийский флот после потрясений оживал, укреплялся, набирал силы.

Загрузка...