Макак[30] (Перевод: Zanahorras)

Каспарца был мерзким — этакий «человек-капля». Он не мог запихать еду в свою жирную морду достаточно быстро. Посмотрите на него, — подумал Халл с отвращением. — Просто очередной жирный дирижабль.

Но эта девушка — она была красивая, высший класс. Она сказала, что ее зовут Дженис. Слишком старая для потрахушек без обязательств, — решил Халл. — Лет 25–30. Он слышал все эти истории; толстяк был «любителем деток» — все, что было старше 15, было слишком «старым» для него. Но как Дженис замешана в этом? Она выглядела как типичная американская бизнесвумен. Если подумать, Халл видел много американцев, толпящихся на этой шикарной вилле. Но что могли делать так много американцев здесь? Ведь это — Перу.

А этот черный парень? Халл сразу заметил его. Странный. Парень просто стоял там, возле деревьев. Что это такое? Какое-то ебаное шоу уродцев, вуду-шмуду? — подумал Халл. У парня были «дреды», свисающие до плечей, и одет он был в какую-то «дашикскую»[31] штуку, с чем-то свисающим с пояса. Халл никогда не видел такого черного человека. Черного как антрацит. И он не двигался. Он просто, с пустым лицом, смотрел на них издалека.

— Что ж, мистер Халл, — подытожил Каспарца. — Это крайне необычно. Мы очень редко договариваемся напрямую, особенно с мелкими сошками. Но я знаю некоторых из ваших людей. Они хорошо о вас отзывались. Приятно слышать, ты, жирное дерьмо.

Каспарца весил больше 180 кило. Ухмыляющееся лицо едва казалось человеческим — скорее карикатурные черты, вдавленные в тесто. Он носил нелепую белую соломенную шляпу, штаны и рубашку, которая могла бы накрыть слоненка.

— Проклятые налеты УБН[32] убивают нас, — сообщил ему Халл.

— Так же, как и основные картели, — заметила Дженис.

Голос у нее был сдержанным, приглушенным. Возможно, она была пресс-секретарем Каспарцы. У нее были прямые, светло-пепельные волосы и носила она довольно консервативное, бежевое деловое платье. На шее у нее висел крошечный кулон, но Халл не смог разобрать, что это. Она чопорно держала зажженную сигарету, хотя он еще не замечал, чтобы она затягивалась. Также, она ничего не ела. Слуги приносили еду только Халлу и Каспарце: какое-то коричневое месиво под названием «аджи»[33], вонючую, тушеную в горячем напалме, рыбу и куски чего-то, что толстяк назвал просто: — «Мясной рулет»! Мой любимый! — На десерт были «антикучо», жареные биточки из бараньих сердец на шампурах.

Халл почти ничего не ел.

— И теперь мой Амиго хочет покупать у меня, — продолжал Каспарца. Его акцент булькал, как потеки жира, стекавшие по груди.

— Верно, господин Каспарца. Мы отказываемся от наших посредников. Боливийцам нельзя доверять, а колумбийцы теряют 80 % своих заказов из-за изъятий. Весь мой регион сходит с ума.

Что было преуменьшением. Перу было производителем номер три, а теперь стало — номер один. Овладев ситуацией, командование тактической авиации разгромило колумбийские опорные пункты, а «Агент Оранж»[34]- сотню тысяч акров их лучших кокаиновых полей, и теперь ходили разговоры о том, чтобы сбросить легкую пехотную дивизию в Боливию. Это было плохо для бизнеса; у Халла были деньги, чтобы покупать/производить и клиенты, которым угождать. Ему нужно было десять кило в месяц, чтобы сохранить свой регион довольным, но теперь он был счастлив, если смог найти хотя бы два. Чертовы федералы все испортили. У него не было никакого выбора, кроме как прийти, чтобы встретится с Каспарца лично. У толстяка был секрет.

— Вы гарантируете доставку, — сказал Халл. — Никто больше так не делает. Вы стали прям легендой в Штатах. Говорят, вы не потеряли ни грамма из-за федералов.

— Это правда, мистер Халл, — огромная, черная дыра рта Каспарцы широко раскрылась и всосала кусок бараньего сердца из шампура. Мясо хрустело как орех, когда он жевал. — Однако, моя производственная прибыль не очень хороша.

— Приток заказов исчерпывает наши лимиты, — хладнокровно добавила Дженис.

— Я прекрасно это понимаю. — Халл сфокусировал свое внимание на Каспарце, хотя прямолинейность красавицы раздражала его.

Сначала он подумал, что кулон у нее на шее был медальоном; при ближайшем периферийном осмотре он увидел крохотный мешочек с чем-то или просто завязанный мешочек. Она, вероятно, какая-то чокнутая оккультистка из Калифорнии, — ехидно подумал Халл. Он ненавидел Калифорнию. Вероятно, этот мешочек полон кристаллической пыли или какого-то другого дерьма, чтобы очистить ее ебаную ауру. И, конечно же, он не сочетался с остальной ее внешностью — высший класс, аккуратной «как с иголочки». И в ее глазах было что-то… просто… что-то…

— Мы — небольшой оператор, господин Каспарца. Я хочу покупать только десять кило в месяц.

— Вы знаете мою цену?

— Да, — ответил Халл. Проклятье, он сделал правильно.

Война с наркотиками подняла цены до небес. Год назад килограмм «продукта» стоил $13,5 за кило. Теперь они хотели $25. Каспарца считает по $30 — и получает это. Никто не знал, как он избегает потерь при захватах, да и всем было все равно. Они просто хотели «дерьмо» толстяка. Даже по $30 кусков, с уменьшением прибыли, маржа оставалась огромной, учитывая цену на улице и более дорогую — «цену на кармане». Но, Каспарца был миллионером. Ему нужен был копеечный бизнес Халла, как нужна еще одна порция мясного рулета.

— Я могу платить $35 за кило, — наконец сказал Халл. Это предложение будет воспринято либо как любезность, либо как серьезное оскорбление. Халл нервно постукивал ногой под столом.

— Хммм, — заметил Каспарца. — Дайте подумать. Я думаю лучше, когда ем.

Ты должен хорошо подумать, кусок дерьма.

Солнечный свет пробивался пятнами на огромный стол через плюшевые деревья. Халл мог чувствовать свежие запахи джунглей. Он снова посмотрел на Дженис. Да, это был крошечный мешочек на конце ее ожерелья. Она кротко улыбнулась, но в глаза не посмотрела.

— Ты напоминаешь мне дом, — сказала она.

— Где он?

Она ничего не ответила. Ее глаза, казалось, умоляли его, но лицо оставалось спокойным. Халл подумал, что может угадать ее историю; многие из боссов картелей платили большие деньги за белых девушек. Это говорили ее глаза? Ее глаза, — подумал Халл. Они выглядели грустными, загнанными.

Каспарца запихнул больше жареного мяса в рот, а затем выпил третий стакан «ярчи», местного напитка, который пахнул канализационной водой, но был неплохим на вкус. Халл, вытянув шею, огляделся; негр в «дашики» все еще стоял возле деревьев. Он не мог быть телохранителем; он был как полено. Кроме того, у Каспарцы было больше пушек, чем в Белом доме. Черный парень не двигался уже час.

— Кто Ваша «тень»? — в конце концов спросил Халл.

— Рака, — хрюкнул Каспарца, напихивая щеки.

— Духовный наставник господина Каспарцы, — добавила Дженис. Духовный наставник, в рот мне ноги, — подумал Халл. Он не верил в душу. Он верил в тело и в то, чего телу недоставало. Он верил в простые объективности спроса и предложения. Душа может пойти нахуй мелкими шагами. Душа была плохим подспорьем для бизнеса.

— Рака из Африки, из провинции Шэйнайки, — Каспарца вытер толстые пальцы о скатерть. — Он помогает мне. Он мой «путеводный свет».

Определенно, тебе нужен «путеводный свет», Дамбо. Ты такой толстый, что закрываешь солнце.

Халл прищурился. Черное, безразличное лицо немигающе уставилось на него. Он смотрел на Халла или сквозь него? Плетеные «дреды» болтались, как бечевки. Халл все еще не мог опознать вещь, которая висела на поясе Раки.

Каспарца хмыкнул, покачивая щеками: — Вам интересно, как я это делаю, да? Вы задаетесь вопросом, как это может быть, что я не теряю «продукт», в то время, как все остальные теряют, в придачу со своими задницами.

Конечно, жирная голова. Мне интересно.

— Это Ваши делишки, господин Каспарца. Я просто бизнесмен, пытающийся удержаться на плаву.

Оскал Каспарцы растянулся шрамом на его огромном лице:

— Истина есть сила, а душа есть истина. Подумай об этом, Амиго. Хорошенько подумай.

Халл разбирался в дерьме, когда оно начинало попахивать. Они играли с ним? Черный парень, наблюдающий за его спиной, и ухмыляющееся, жирное лицо Каспарцы перед ним, превратили нервы Халла в натянутую струну. Но как только он убедился, что все это было ошибкой, Каспарца встал и его тень поглотила стол. Он протянул свою жирную руку.

— Мы договорились, мистер Халл. Десять кило в месяц, по $35 за кило.

Халл подпрыгнул. Он пожал руку толстяка, подавляя резкий порыв облегчения.

— Не знаю, как Вас отблагодарить, господин Каспарца. Для меня честь иметь с Вами дело.

— Просто помни, что я сказал, — просияла толстая ухмылка, — о душе.

Халл не знал, что ответить.

Каспарца рассмеялся. Его глаза выглядели как шарики, утопленные в жире.

— Мы составим соглашение утром. А пока, чувствуйте себя как дома.

— Благодарю Вас.

— Дженис покажет тебе все тут.

Толстяк неуклюже удалился. Оказывается, он сидел на упаковочном ящике — Халл заметил это только сейчас — так как ни один стул на земле не смог бы вместить его тушу. Рулоны жира свисали с его сторон и извивались, как желе.

— Готов к туру за 25 центов? — спросила Дженис.

— Конечно, — сказал Халл. Он был в восторге. Он сделал это, он заключил свою сделку. Но какой-то импульс отвлек его взгляд. Халл повернул голову с дрожащей медлительностью.

Рака, черная тень, исчез.

* * *

— Ты либо очень тупой, либо очень отчаянный, — сказала Дженис. Она провела его мимо бассейна. Несколько девушек-блондинок резвились в воде, полностью обнаженные, а еще несколько, уже «под кайфом», легли на шезлонги. Никто не был старше 16-ти.

— Всего понемногу, — ответил ей Халл. — Но, что заставляет тебя так думать?

Дженис закурила сигарету.

— У тебя железные яйца, чтобы припереться сюда. Одному. Независимому, с небольшим заказом.

Услышать, как эта чопорная и правильная женщина говорит яйца, было странно эротично. — У меня есть бизнес, который нужно запустить, — заметил Халл. — Сделка напрямую была моим последним средством. Ты не поверишь, как в Штатах сейчас «закрутили гайки». Я ненавижу думать, сколько раз я мотался всю ночь с чемоданом, полным сотенных, и никто не продал мне ни грамма. Но ваш босс гарантирует доставку. Я должен был попробовать.

Обдолбанные девушки повернулись на шезлонгах, продолжая ухмыляться в своем сладком ступоре. Еще две вылезли из бассейна, дожидаясь своей очереди; одна была такой молоденькой, что у нее едва были лобковые волосы. Халл не чувствовал даже абстрактной ответственности. Чья-то потеря всегда была чьей-то выгодой. Почему он не должен участвовать в этом? Он был просто поставщиком для нужд. Спрос и предложение, детки. Это не моя вина, что мир — кусок дерьма. Если я не продам его, это сделает кто-то другой.

Одна из блондинок улыбнулась ему, широко раздвинув свои белые ножки на шезлонге. Минет может быть, но, ни под каким предлогом, Халл не хотел бы трахнуть какую-либо девочку из бассейна. Слишком молоды; дети не в его стиле. Видишь? — подумал он, забавно свидетельствуя Богу. — У меня есть мораль. Торговец наркотиками, Халл не был новичком в сексе; больше всего ему нравилось пару раз в день загонять пару орехов в красивую, горячую коробочку. Но он любил присунуть бывалой женщине. Женщине с опытом. Женщине, которая знала себя и была уверена в себе. Такой как…

Ну, как его сопровождающая, например.

Он попытался поймать взгляд Дженис, когда она выводила его со двора. Отличная фигура, отличные ноги. Не возраст, а скорее изысканность проникла в ее лицо модели, ужесточив рот, вытравив крошечные линии в уголках глаз. Ее глаза, — задумался он снова. Наверное, когда-то они были очень красивыми. Теперь они выглядели тусклыми. Как давно она была одной из девушек в бассейне? Ее глаза показывали все сломанные части ее мечты, но Халл не чувствовал себя особо виноватым в этом. Зачем ему это? Он не собирался трахнуть ее, хотя и впрямь — почему нет? Это было бы здорово, не так ли? Хорошенько загрузить ее щель. Он мог себе это представить: мокрая и готовая, с великолепной темно-белокурой растительностью. Тогда, возможно, он развернет ее и угостит второй загрузкой через «заднюю дверь». Хммм. Хорошая мысль. Он, вероятно, теперь имеет право, так как был клиентом Каспарцы.

Но что это была за чертова штучка у нее на шее?

Она повела его вниз по склону. Как и прежде, она проигнорировала зажженную сигарету в руке.

— А вот и «предприятие», — сказала она.

Каспарца провел впечатляющую работу. Это была не кокаиновая дыра в джунглях, это был целый комплекс. Целые склады были посвящены созреванию и промывке траншей. Самосвалы один за другим грохотали с полей, их кузова были завалены листьями коки. Переработчики на большом количестве складов обрабатывали и измельчали листья до состояния пасты. Дальнейшая обработка и высушивание превращали пасту в очищенный порошок, который после дистиллирования превращался в «крэк». Его то и получали люди на «точках» в Штатах.

Затем они прошли лагерь.

Сначала Халл подумал, что это должно быть то место, где спали рабочие. Ряды замаскированных палаток выстроились вдоль поля. Посреди всего этого стояла одна, гораздо большая палатка.

Халл заприметил несколько человек в деловых костюмах, идущих вдоль рядов палаток. Очевидно, они были американцами.

— Что здесь делают все эти американцы?

— Не беспокойся об этом, — сказала ему Дженис.

Пара согнутых рабочих вытащила большие пластиковые мусорные баки из центральной палатки. Они исчезли с той стороны. У входа в палатку стоял негрила Рака.

— ОК, в таком случае, что с ним? Какая история у Раки?

— Ты задаешь слишком много вопросов, мистер Халл.

Полагаю, я приму это за намек. Халл почувствовал себя окруженным внезапной странностью. Американцы в деловых костюмах? Негрила с каменным лицом и в костюме «моджо»[35]? Это был завод по производстау кокса в центре Перу. Но, девушка была права, он не должен поднимать волну. Несмотря на подаренную сигару во рту. Пока Халл не получил свой заказ, у Каспарцы может быть тайна. Может быть своя истина, своя сила и своя душа.

Экскурсия закончилась. Здесь вечер наступал рано, джунгли мгновенно потемнели в сумерках.

— Я впечатлен, — признался Халл.

— Так и должно было быть.

Халл продолжал смотреть на лагерь. Еще больше людей в костюмах вышли из большой палатки. Также он увидел женщин, одетых, как Дженис. Все явно американцы.

— Не беспокойся об этом, — повторила Дженис. Это прозвучало как предупреждение. — Мир более разнообразен, чем мы думаем, мистер Халл. На самом деле это совсем не целый мир, а целая куча миров.

— В смысле?

— Это — это место — это не твой мир.

Халл уставился на нее.

— Просто запомни, что сказал Каспарца, мистер Халл. Хорошенько запомни.

На ее сигарете вырос дюйм пепла. Глаза Халла метнулись от кулона на ее бюсте к глазам, всегда возвращались к глазам. На мгновение он почувствовал себя захваченным или связанным. Он чувствовал себя связанным собственным замешательством. Ее глаза, — задумался он. Что-то было в ее глазах.

Ее глаза выглядели мертвыми.

* * *

Дженис мастурбировала «макаком»; казалось, он испускал тепло.

Но Дженис чувствовала холод.

Она подняла ночную рубашку и начала втирать больше желе во влагалище. «K-Y»[36], прочитала Дженис на тюбике. Она почти ничего не чувствовала. Ночной воздух парил вокруг нее, но Дженис почти не чувствовала этого. Она совсем не вспотела. Она посмотрела на свою руку и увидела сигаретные ожоги, коркой застывшие между пальцами.

Лунный свет струился через окно. Халл спал на кровати. Дженис проскользнула внутрь, все еще не уверенная в том, что делает. Сейчас было так много инстинктов — привычек, которые расположились в ее жизни, как призраки. Она завидовала Халлу и его сну. Настоящий сон, — подумала она.

Халл напомнил ей о доме, каким бы он не был. Он напомнил ей о жизни.

— Мистер Халл? — прошептала она, облокотившись на его кровать. Затем нежно его потрясла. Что я здесь делаю? — задумалась она. Почему я здесь?

Халл пошевелился, потом его глаза открылись.

— Что…? — пробормотал он. Пауза затянулась, как капающий воск. Затем: — Дженис?

Ее глаза спрашивали разрешения, как бы рассматривая не человека, а лишь частично интерпретируемое понятие или идею.

— Иди сюда, — сказал он.

Она стянула простыню и легла рядом с ним. Что она могла сказать? Мне одиноко, мистер Халл? Ты мне что-то напоминаешь? Ее пальцы сомкнулись вокруг его пениса. Он сразу же встал. Реакция ее порадовала, она обрадовалась: плоть оживает при ее прикосновении. Она вздрогнула, когда он ее поцеловал. Его руки чувствовали ее тело сквозь ночную рубашку. Опять же, ей стало интересно, это отложенное в памяти воспоминание о прикосновении или фактическое ощущение. Оно было похоже на прикосновение призрака.

— Ты мне кое-что напоминаешь, — прошептала она.

— Что? Скажи мне.

Дженис хотела заплакать. Возможно, она была, слишком плаксивой. Она задрала ночную рубашку и оседлала его. Его пенис проскользнул прямо в ее «киску» — еще один призрак.

Он потянулся к рубашке.

— Сними ее.

— Нет! — сказала она слишком быстро.

— Ты красивая женщина, Дженис. Я хочу видеть тебя.

Красивая. Женщина. Видеть тебя. Но она не хотела, чтобы он ее видел. Вместо этого она сбросила бретели с плеч и позволила платью сползти на талию. Он начал медленно трахать ее. Вверх-вниз, вверх-вниз… «Макак» качнулся между ее грудей.

— Господи, твоя киска такая классная, — задыхался он.

Но даже эта грубая реплика доставила ей удовольствие, похвалила ее. Моя киска такая клаааассная. Это заставило ее почувствовать себя настоящей.

— Я сейчас кончу прямо в тебя…

Кончать. Сперма. Трахаться. Да, ты мне кое-что напоминаешь. Однако, что? Она могла вспомнить только обрывки. Каждый толчок его члена в ее киску выталкивал маленький кусочек на поверхность ее разума. Сколько же ей было лет? 14? 15? Не такая уж необычная история. Ее отец насиловал ее годами. Затем она сбежала, но только лишь для того, чтобы ее насиловали люди намного хуже, потом появились наркотики, державшие поводья ее жизни, что особо ее не волновало. Ее передавали туда-сюда за что угодно. Было много групповух и рабства. Много флетчинга[37]. Много раз ее мужчина — его звали Рим — заставлял ее делать то, что он назвал «специальным шампанским». Ей приходилось отсасывать всем мужикам в комнате, выплевывая каждую эякуляцию в бокал шампанского; после завершения, конечно же, ей нужно было выпить содержимое бокала одним глотком. Игры с собаками были еще одним регулярным развлечением для друзей-дилеров Рима. Некоторые из собак, которых они привозили, были довольно большими и резвыми.

— Сделай Фидо счастливым, Дженис, — приказывал Рим, — или это недостаточно «по-блядски» для тебя.

Маленькие горки белого порошка были достаточной мотивацией, были ее сокровищем в конце радуги. День за днем. В конце концов, ее продали.

И в итоге она оказалась здесь.

Она была продана Каспарце в рамках одолжения. Каспарце нравились молоденькие, прежде чем они будут слишком «затасканными». У него было много девушек. Он был слишком толстым, чтобы эффективно трахаться, но ему нравились минеты и мастурбации. Обычно он лежал на спине и держал свой массивный живот, а девушки по очереди его ублажали. Он также любил «язычковые ванны».

— Ах, мои маленькие любовницы, — бормотал он, в то время, как несколько девушек медленно облизывали жирный пот со всего его «нефритового стержня».

Каспарца не мылся часто, что делало это еще хуже. Иногда он лежал на животе, две девушки держали его ягодицы, а другие лизали его яички и анус. Иногда он испражнялся на грудь девушки — присевший человек-кит — и всегда казалось, что бедная Дженис получила привилегию: есть пикантные экскременты.

Как только девушки состарились — 20 или около того — он больше не хотел их. Многие были отданы в лагеря наемников, которые патрулировали поля, другие просто исчезли. Но, счастливчики были сохранены для особых целей. Для Раки.

Рака, — подумала она, прыгая вверх и вниз.

Ритм Халла усилился.

— Ты такая горячая штучка, Дженис! Боже!

Ее киска обильно текла, шумно чавкая, будто кто-то ест. Ощущение движения, тепла и ударов, заставило Дженис почувствовать смутное удовольствие. Чувствовать проникновение — сейчас — было своего рода транспозицией, пересечением матриц. Это наложило плоть на ее память, жизнь в пространство, где раньше было ее сердце.

Халл обхватил ее; потянул ее вниз, обнимая и кончая одновременно. Она чувствовала, как его сперма хлынула в вагину. Было тепло. Это был теплый подарок, который он подарил ей, вклад из одного мира в другой.

Она легла рядом с ним. Он провел пальцем по ее груди, затем постучал по «макаку».

— Что это?

Моя жизнь, — хотела сказать она. — Просто талисман на удачу.

— Суеверная, а? Я видел здесь много людей с такими вещами. В том лагере. А что это за место? — Когда она не ответила, он толкнул ее. — Позволь мне опуститься пониже. Я хочу съесть твою пизденку.

— Нет! — возразила она.

Он стянул ночнушку, скомканную на ее талии.

— Нет! — сказала она, схватив его за руки. — Пожалуйста, не надо.

— Тебе не о чем беспокоиться.

— Просто… пожалуйста… не надо.

Халл оставил ее в покое. Он был привлекательным мужчиной, беззастенчивым в наготе. Он выглядел чисто и профессионально. Он не был похож на того, кем был, и она предположила, что именно поэтому он понравился Каспарце.

— Как он это делает? — спросил Халл.

— Делает что?

— Как Каспарца вывозит свое «дерьмо»? Он не может делать это с лодками, ВМС США по всему побережью. И самолеты наблюдения пасут основные наземные маршруты 24 часа в сутки.

— Он перевозит груз с курьерами.

Халл наклонился, удивленный.

— Что, коммерческими рейсами?

— Да.

— Это сумасшествие. Таможня проверяет каждый самолет внутри и снаружи, они просвечивают и обнюхивают каждую часть багажа и ручной клади, на каждом рейсе. Каспарца, наверное, перевозит тысячу кило в месяц. Он не может перевозить через аэропорты, не сейчас, не в наше время. Он все бы потерял.

— Просто не беспокойся об этом, — устало сказала она. Ее рука вернулась к его члену; он снова «стоял», жесткий, горячий и пульсирующий жизнью. — Сделай это снова, — сказала она.

— Да, — ответил он. — Я сделаю это с тобой, все в порядке. Тебе понравится.

Он перевернул ее, толкнул на живот и плюнул между ягодиц. Еще одно воспоминание, не удивительно. Затем он вставил свой член ей в прямую кишку и начал жестко трахать.

Рим, папочка, все остальные мужчины — ничего страшного. Это заставило ее чувствовать себя хорошо, потому, что это напомнило ей о чем-то.

Она свесилась с кровати. Луна, казалось, качалась вверх и вниз в окне вместе с неистовыми толчками Халла. Волосы Дженис растрепались; «макак» танцевал, болтаясь на шее. С каждым ударом в ее голову вбивалось все больше воспоминаний, все больше жизни. Его свирепость, казалось, что-то ей подтверждала. Это то, что делают люди, — размышляла она. Член Халла был доказательством жизни. Она хотела, чтобы он снова вошел в нее; она хотела, чтобы он мог войти в нее навсегда, ибо каждый раз, когда он это делал, было еще одним подтверждением того, что она нечто большее, чем тень, большее, чем призрак.

Он вздрагивал, стонал. Дженис была счастлива. Теплые струи в этот раз чувствовались тоньше и горячее, струясь в ее кишечник, и она была так счастлива, что хотела плакать. Но, затем…

…она замерла.

Лицо, истекающее кровью прямо на нее — черное как обсидиан и совершенно пустое.

Лицо Раки.

Голос жреца, безэховым аккордом, пробившийся в ее разум.

— Сейчас, — повелел он.

Все еще с членом внутри себя, Дженис ударила Халла лампой по голове.

* * *

Искаженные слова сочились, распространяясь повсюду. Истина есть сила. Душа есть истина.

В затуманенное сознание Халла просочился свет. Его глаза открылись. Размытые лица парили, как капли, затем сфокусировались, пристально глядя на него. Дженис и Каспарца. Он трахал девушку, не так ли? Да, а потом… потом…

Проклятье, — подумал он, когда остальная часть памяти стерлась.

Он попытался встать, но не смог.

— Ах, мистер Халл. — замаячило лицо Каспарцы. — С возвращением, Амиго.

Халл огляделся. Ублюдки привязали его к столу. Он был голый. Шипящий свет дюжины газовых фонариков облизывал серые, брезентовые стены. Лагерь, — понял он. — Палатка.

Он был в большой палатке.

Дженис стояла у стола, бледная, в ночнушке. Каспарца напротив, лавина жира, выпирающая сквозь огромную рубашку.

У брезентовой перегородки стоял Рака.

— Мы обретаем силу через душу, мистер Халл, — загадочно произнес Каспарца. — Рака — жрец Обиа[38], их еще зовут «Папалои». Он был рожден, чтобы порабощать души.

Черный жрец стоял неподвижно, застывшее лицо было лишено признаков жизни, как деревянная маска. На нем было ожерелье из человеческих пальцев или, может быть, «пуденда»[39], а на поясе висела усохшая голова младенца. Но в его руке, покачиваясь, болталось что-то еще: один из тех маленьких мешочков на шнуре, один из «макаков».

— Я думал, мы договорились, — простонал Халл.

— О, да, мистер Халл, — заверил толстяк. — Но вы ведь хотите узнать мой секрет, не так ли?

— Мне похуй Ваш секрет. Просто позвольте мне освободиться.

— Всему свое время, — оскал Каспарцы, казалось, подпирал вздутое лицо. Он кивнул Джанис.

Мне пиздец, — понял Халл. Он пытался освободиться от пут. Не нужно быть гением, чтобы сделать вывод, что они собирались убить его. Но почему? Он не вышел «за рамки». Это не имело никакого смысла. Какой-то новый перевозчик дома заказал его? Кто-то слил его как кусок дерьма?

— Послушайте, я не знаю, что я сделал, и я не знаю, что происходит. Просто отпустите меня. Я заплачу вам, сколько захотите.

Каспарца рассмеялся, покачивая жиром.

Дженис толкнула стол на колесиках, как каталку. Ебать твою маму три раза! — подумал Халл, и это были самые светлые и самые человечные мысли. Его глаза расширились. На каталке лежал труп: мужчина, американец. Он был бледный и обнаженный.

— Дженис покажет тебе, — сказал Каспарца. — Силу души.

Халл стиснул зубы. Дженис очень ловко вскрыла живот трупа большим скальпелем для аутопсии. Она погрузила руки в разрез и начала все оттуда вытаскивать. Сначала появились блестящие розовые булочки кишечника, затем почки, печень, желудок, селезенка. Она бросила каждую влажную массу органов в большой пластиковый мусорный бак. Затем она потянулась дальше, к более «высоким» вещам — сердцу, легким. Все это тоже ушло в мусорное ведро. К тому времени, как она закончила, она была по локти скользкой от темной, свернувшейся крови.

— Мы можем поместить от шести до восьми кило в среднестатистический труп, — сообщил Каспарца.

Халл нахмурился, несмотря на свою дилемму.

— Ты совсем из ума выжил. Это самый старый, азбучный трюк. Таможня раскусила его много лет назад.

Каспарца улыбнулся. Теперь Дженис упаковывала запечатанные килограммы в вычищенную полость тела трупа, а затем набивала пачки поролона, чтобы заполнить пробелы и сгладить торчащие уголки. Она работала со спокойной эффективностью. Закончив, она начала зашивать зияющий шов черными нитками для аутопсии.

— Вы не можете провозить «кокс» в Штаты в трупах, — возразил Халл. — Таможня досматривает все авиаперевозки, включая гробы, в том числе тела, помеченные для перевозки. Любой идиот это знает. Твоя девушка сказала, что Вы все перевозите с курьерами.

— Совершенно верно, мистер Халл. Мои «мулы»[40] проходят прямо перед носом ваших таможенных агентов.

Что? — подумал Халл. — Проходят?

Дженис задрала ночную рубашку. Взгляд Халла, с ужасом оценивая наготу, поднялся от ее ног, к участку лобковых волос, затем выше и остановился. На животе у нее был длинный, черный шов.

— Дженис была моим «мулом» довольно долгое время.

Боже мой, — подумал обо всем этом Халл.

Рака что-то пробормотал, как бы напевая тяжелые, непонятные слова. Слова казались ощутимыми, они словно сгущались в воздухе, как туман. Они казались живыми. Затем он поместил один из «макаков» на шею трупа.

И труп сел, а затем слез с каталки.

О, Боже! О, Боже! О…

Рака вывел труп наружу.

Каспарца протянул к Халлу свои толстые руки, его лицо, впервые, было спокойным в каком-то торжественном знании.

— Итак, видишь, Амиго, наша сделка в силе. И ты станешь своим собственным «мулом».

О, Господи! Господи! Господи!

Забрызганный скальпель блеснул в руке Дженис. Халл начал кричать, когда она начала резать.

Загрузка...