Дзэн-буддизм.Уроки мудрости учителей дзэн

С середины VIII века Китай вступил в период нестабильности, борьбы и внешних нашествий. Централизованная власть династии Тан пала, и в 907 г. ее сменила группа небольших независимых царств, известных как Пять Северных Династий и Десять Южных Царств. Ситуация на севере сложилась еще более отчаянная из-за череды опустошающих голодо- моров. В конечном счете порядок восстановился, и в 960 г. Китай снова объединился, на севере образовалось царство Сун со столицей в Кайфэне.

Нынешний Китай сильно отличается от того, который был во время расцвета танских правителей. Его политическое и военное влияние, которое иногда простиралось до Ирана, было ограничено центральными областями, страну пропитывали настроения ксенофобии. Буддизм в целом переживал тогда ужасные времена: основные школы теряли свою силу, когда гибли их богатые покровители. В первые годы правления династии Сун произошло краткое восстановление контактов с Индией, родиной Дхармы, и небольшая группа индийских монахов снова отправилась в Китай, чтобы передать и перевести новые тексты. К концу X века произошло революционное изменение, касающееся распространения буддизма, — впервые был опубликован полный буддийский канон текстов на десятках тысяч отдельных деревянных табличках. Эта новая технология печати оказала глубокое влияние на дзэн-буддизм, поскольку сделала возможной публикацию многих записей бесед и изречений дзэнских учителей танского периода.

В ту бурную эпоху, в конце золотого века дзэн-буддизма, в прибрежном городе Цзясин, к юго-западу от современного Шанхая, родился последний великий китайский дзэнский учитель Юньмэнь Вэньян. В молодости его жизнь следовала образцу: поступление в монастырь, интенсивное изучение Винаи и священных писаний и период скитаний в качестве духовного паломника. Во время этих путешествий Юньмэнь встретился с Мучжоу Даомином, одаренным, хотя и довольно эксцентричным, учеником Хуанбо, который в IX веке был одним из главных учителей Линьцзи.

Мучжоу приобрел известность своими внушающими страх методами обучения, а Юньмэнь с самого начала своего обучения испытал их на себе самым болезненным образом. Придя в монастырь Мучжоу, Юньмэнь, как это было принято, направился в комнату учителя, чтобы попросить учить его, а когда Мучжоу услышал шаги Юньмэня в коридоре, он захлопнул дверь. Юньмэнь постучал, и Мучжоу сердито потребовал, чтобы пришедший сказал, кто он.

Юньмэнь смело ответил: «Это я. Я не знаю, что мне делать в жизни, и хочу, чтобы вы дали мне наставления».

Мучжоу открыл дверь, бросил взгляд на Юньмэня и снова захлопнул дверь.

На следующий день Юньмэнь сделал еще одну попытку, но случилось то же самое. Не испугавшись, Юньмэнь и в третий раз пришел к двери Мучжоу. На этот раз, прежде чем Мучжоу успел закрыть дверь, Юньмэнь попридержал ее ногой.

«Хорошо, — закричал Мучжоу, — говори! Говори!»

Юньмэнь начал говорить, запинаясь, но Мучжоу взревел: «Слишком поздно!» — и захлопнул тяжелую дверь, закрыв ее с такой силой, что она защемила ногу Юньмэня и случился перелом. Задыхаясь от боли, Юньмэнь обрел свое первое пробуждение.

Одна из интерпретаций этого события — обращать внимание на то, что Юньмэнь сказал о «я», когда впервые обратился к Мучжоу. Отказав ему в просьбе войти, Мучжоу показывал, что понятие «я» всегда приводит к закрытой двери, духовному барьеру. Удар по ноге Юньмэня был для Мучжоу способом вызвать у Юньмэня состояние «не-я». Ведь трудно поддерживать концептуальные мысли о «я» и «учении», когда вы испытываете такую мучительную боль!

После того как Юньмэнь еще некоторое время оставался у Мучжоу, он был послан учиться у Сюэфэна Ичуня, ученика Дэшаня и одного из самых знаменитых учителей, живших в то время. Как и Мучжоу, Сюэфэн презирал слова и понятия, полагаясь вместо этого на непосредственное переживание. Во время пребывания Юньмэня с этими двумя учителями у него сформировался собственный подход к учению. Когда у него появились свои ученики, Юньмэнь, как известно, тоже часто использовал свой посох и крик в качестве некой разновидности коммуникации, подталкивая обычный язык к его пределам.

В конечном счете Сюэфэн назвал Юньмэня своим преемником и позволил ему отправиться в паломничество к другим учителям и святым местам. Одно из небольших царств на далеком юге было основано семьей Лю в провинции Гуаньдон со столицей в Шаочжоу. Юньмэнь был приглашен семьей Лю и поселился в монастыре Линшуюань. Позже семья Лю специально для него построила монастырь на горе Юньмэнь, откуда он и получил свое популярное имя. Там Юньмэнь провел остаток своей жизни, подчиняя своих учеников той же убийственной дисциплине, которую в свое время испытал сам. После смерти тело Юньмэня было забальзамировано, благодаря этому оно мумифицировалось и сохранилось до настоящего времени, став объектом поклонения.

Учение: Преодоление ограниченности языка

Юньмэнь никогда не учил и не давал наставления в традиционном смысле. Однажды он сказал своим монахам: «Зачем вы все бесцельно приходите сюда в поисках чего-то? Я знаю только, как жрать и ср...ть. Какой толк объяснять что-либо другое?» В подобном же духе он говорил: «Лучше, если я ничего не скажу и таким образом не буду обманывать вас... Вы должны сами прорываться к цели на свой страх и риск».

Даже в тех случаях, когда Юньмэнь говорил, многое из им сказанного было неприличным, иррациональным и парадоксальным Он не использовал язык для передачи концептуального смысла. Скорее, он использовал слова как психо-духовный инструмент, подталкивающий учеников к самому краю обычного размышления, а затем и за его пределы. Часто он отвечал ученикам нелогичными, явно бессмысленными утверждениями, скрывающими в себе глубокую истину. Например, «благая вещь не настолько благая, как ничто». Он также прославился тем, что на вопросы учеников давал необычные, хотя и полные смысла, ответы, которыми пытался вытряхнуть их из самодовольного состояния сознания. Он называл такие ответы своими «однословными барьерами» — испытаниями для прорыва к истинному опыту просветления своими собственными усилиями.

Например, его спросили: «Каково учение, превосходящее даже Будду и патриархов?»

Он ответил: «Сдобная булочка с кунжутом».

Что еще можно прибавить?

Хотя тактика Юньмэня для нас может показаться странной, использование парадоксального языка было вполне обычным в традиции махаяны, например в таком писании, как Алмазная сутра.

Цель этого в том, чтобы показать, что переживание и «содержание» просветления невозможно выразить обычным языком. Сам Будда говорил, что на некоторые из задаваемых ему вопросов ответить просто невозможно. Многие метафизические вопросы, объяснял он, имеют четыре возможных ответа, и все они неверные! Например, если Будду спрашивали, будет ли он существовать после своей физической смерти, он отвечал: невозможно сказать, что Будда будет существовать после смерти, или что он не будет существовать после смерти, или как существовать после смерти, так и не существовать, или ни существовать, ни не существовать. С точки зрения Будды, на такой вопрос невозможно ответить, используя язык, выражающий понятия традиционным образом. Любой ответ на подобный вопрос неизбежно попадает в ловушку дуалистического мышления «или — или», того самого, от чего дзэнские учители убеждали своих учеников отказаться. Таким образом, из ряда вон выходящие ответы Юньмэня были предназначены для того, чтобы вытолкнуть сознание учеников за пределы дуалистических понятий к свободе и простору просветленного восприятия.

Многие учители дзэн-буддизма до Юньмэня, например Чжаочжоу и Линьцзи, тоже высказывали странные утверждения и вели нетрадиционные диалоги с учениками и другими учителями. Для восстановления особенностей мышления этих и других великих учителей в дзэнских кругах начали циркулировать печатные собрания изречений и лекций учителей, живших в период Танской династии, который стал считаться золотым веком дзэн-буддизма в Китае. Эти собрания повсеместно рассматривались в качестве учебных пособий. Поскольку такие утверждения считались плодами просветленного ума учителя, обдумывая эти слова, ученик мог достичь подобного состояния пробуждения.

Чтобы осуществить такую практику, было собрано и переписано множество сборников наиболее полюбившихся и эффектных диалогов, например, знаменитая книга «Голубой обрыв» (Биянь Лу) или «Непроходимый барьер» (Умэнгуань). Благодаря этим собраниям применение диалогов и изречений, приписываемых учителям дзэн-буддизма, стало популярным средством для медитации, а также способом определения уровня понимания и реализации ученика. Любой используемый таким образом диалог известен как гон-ань, или коан, если использовать более известный японский термин. Слово гон-ань происходит из китайской юриспруденции. Оно относится к изучению «образцового случая» учащимися-юристами. В конечном счете применение коанов стало главной особенностью практики дзэн-буддизма, особенно характерной для школы Линьцзи в Китае и продолжавшей ее линию японской школы Риндзай.

Практический урок: Коаны и разность культур

Диалоги Юньмэня составляют чуть ли не главную ценность собраний коанов. Его речи встречаются здесь чаще, чем речи любого другого учителя. Когда мы пытаемся понять изречения Юньмэня, мы, конечно, сталкиваемся с определенными трудностями. Его диалоги были продуктом определенной культурной среды, где словесные испытания и загадочные намеки были обычным делом. Если мы читаем их вне контекста или с современной точки зрения, то мышление, породившее слова Юньмэня, кажется почти непостижимым.

Трудность преодоления межкультурных барьеров можно проиллюстрировать на примере следующей истории. Несколько лет назад впервые встретились один известный дзэнский учитель и тибетский лама. Возможно, желая испытать уровень реализации ламы, дзэнский учитель взял в руку апельсин и спросил: «Что это?»

Лама, не привыкший к такого рода беседам, обернулся к своим собратьям и сказал: «В чем проблема? Неужели этот бедолага не видит перед собой апельсин?»

Еще одно препятствие состоит в том, что по своей природе коаны предназначены для того, чтобы вытолкнуть нас за пределы рационального мышления. Невозможно читать книгу, не используя при этом наше рациональное понимание и не рассматривая слова как носители определенных значений. Таким образом, попытка понять коаны при чтении книги похожа на попытку научиться танцевать или ездить на велосипеде, читая сборник инструкций. Чтобы приобрести навык в чем-то, вы должны пытаться сделать это!

Наконец, как напоминает нам Юньмэнь, «вы должны сами прорываться к цели на свой страх и риск»! Таким образом, любое объяснение, которое я могу дать коану, будет моим собственным объяснением, но не вашим. Однако, чтобы дать вам некоторое представление о том, как работать с коаном, привожу здесь один из знаменитых ответов Юньмэня.

Однажды монах спросил Юньмэня: «Что такое Будда?»

Юньмэнь ответил: «Высохшая палочка-подтирка».

В традиционном буддизме Будда — это самое священное существо, заслуживающее абсолютного уважения и почитания. Однако Юньмэнь отождествляет Будду с отвратительным будничным предметом, известным всем монахам. В китайских буддийских монастырях не было никакой туалетной бумаги, это китайское новшество к тому времени еще не было изобретено. Вместо нее монахи использовали одноразовую плоскую палочку (размером и формой примерно с деревянную палочку для еды), предназначенную для очищения после посещения туалета.

Анализируя этот коан, сначала задайте себе вопрос, как бы вы ответили. Помните, что при этом вы не пишете научную статью, насыщенную определениями, для энциклопедического словаря. Ваш ответ должен быть для вас вопросом жизни или смерти. Кроме того, имейте в виду: что бы вы ни сказали, это не будет охватывать сути настоящего Будды, но окажется просто вашим ограниченным представлением о Будде. Чтобы познать настоящего Будду, вам необходимо стать просветленным и выйти за пределы дуалистических категорий и понятий.

Так каков же смысл высказывания Юньмэня? Попытайтесь подумать над данным парадоксом самостоятельно. Не удовлетворяйтесь первым ответом, какой придет вам в голову, но продолжайте работать над этим, позволяя вопросу многократно в течение дня всплывать в вашем сознании, пока вы занимаетесь своими обычными делами. В конце концов на вас снизойдет понимание уместности ответа Юньмэня и вы начнете в некоторой мере видеть вещи так, как их видел он.