Ее зовут Тень

Во внутренний двор вкатился небольшой открытый экипаж, сделал полукруг и замер ровнехонько напротив ступеней крыльца, на котором стоял сгорающий от любопытства Торин. Кучер соскочил с козел и поспешил распахнуть дверцу, не дожидаясь помощи тут же выскочившего из служебных помещений лакея. Молодая дама, сидевшая в экипаже, подобрала подол стильного шелкового платья с кружевной отделкой, оперлась на протянутую с готовностью руку кучера и грациозно спустилась на землю, на мгновение продемонстрировав закругленные носки туфель, идеально подобранных в тон платью.

Лорранский-младший замер. Незнакомка показалась ему очень красивой. Да нет, какое там показалась! Торин мог под присягой подтвердить, что ни одна из признанных красавиц королевского двора и в подметки не годилась девушке, вышедшей из небольшой простенькой кареты. У леди Леолы изящные, маленькие ручки, но ее водянисто-серые глазки навыкате ни в какое сравнение не идут с мягким взглядом больших, каких-то невероятно спокойных и лучистых темных глаз незнакомки; у леди Дэйдры похожие карие очи, но ей не хватает стройности, гибкости и легкой кошачьей грации движений; у леди Теллорны изумительная фигура, но зато физиономия как у унылой крестьянской клячи, заморенной непосильной работой на благо сельского хозяйства.

Девушка подняла голову, столкнулась с внимательным оценивающим взглядом Торина и мягко улыбнулась как старому знакомому. Потом, видимо не понимая, что ее не узнают, сделала изящный реверанс и вопросительно воззрилась на графа, явно ожидая ответных любезностей. Тот, впрочем, упорно не мог вспомнить, где и когда мог видеть эту девушку, тем более что был уверен — если б он когда-нибудь раньше встречай эту красавицу, то точно никогда бы не забыл о ней и не отпустил ее так просто.

— Добрый день, милорд, — тихо произнесла она, поняв, что ничего путного в качестве встречного жеста не дождется. Торин, понимая, что просто непристойно стоять и молчать, поспешил ей навстречу, судорожно пытаясь сообразить, что к чему. Этот спокойный голос он явно уже где-то слышал. Только вот где?

— Прошу простить, миледи, — учтиво произнес Торин, останавливаясь на нижней ступеньке и галантно предлагая девушке руку. — Но я, к сожалению, не могу припомнить вашего сиятельного имени… Где мы могли встречаться? И какой счастливый случай привел вас в наше скромное поместье? Ваша новая любовница прибыла, милорд! — громко объявила незнакомка, и тут-то Торин наконец сообразил, где видел эту насмешливую полуулыбку, слегка приподнимающую уголки губ, но не трогающую ледяное выражение темных глаз. Но догадка была слишком невероятной, чтобы так сразу в нее поверить.

— Торин, ты где… — начал граф Иррион, выходя на крыльцо в поисках своего отпрыска. — А, Тень, здравствуй! Решила приехать пораньше?

— День добрый, милорд Лорранский, — пропела девушка, повторяя реверанс. — Я просто привезла пару платьев, дабы прислуга запаковала их вместе с багажом милорда Торина.

Тень? Неужели это храна, та самая, которую наняли для охраны Торина? Лорранский-младший не верил своим, глазам. Какой разительный контраст! Кто бы мог подумать, что неприметная, серая мышка в потертых штанах и невразумительного цвета рубашке может превратиться в подобную красавицу! С такой любовницей, пожалуй, не стыдно будет и в высшем свете показаться.

— Тень? — удивился незаметно вышедший на крыльцо Каррэн. — Отлично выглядишь! Чего так рано?

— По тебе соскучилась, — язвительно отозвалась храна. — Спасибо, позволь вернуть тебе комплимент.

— Да незачем, у меня их еще много. Оригинальный дизайн рукавов, смотрится очень необычно и эффектно.

— Угу, а особенно хорошо то, что они скрывают, — весело ответила Тень. В тонких пальчиках, явно никогда не знавших, что такое тяжелый физический труд, невесть откуда, словно бы из воздуха, появился тонкий кинжал с вытянутым в форме пламени лезвием. Появился, крутанулся и тут же исчез вновь. Каррэн восхищенно ахнул и бросился к Тени, перескакивая через ступеньки. В следующую минуту храна и альм, явно забыв обо всем окружающем мире, уже с увлечением разглядывали рукава друг друга и превесело обсуждали появляющийся из них арсенал. Глядя на выложенные рядком на перила три кинжала, стилет, какую-то тонкую стрелку с почти невесомым металлическим наконечником и солидных размеров дагу, невесть как ухитрившуюся поместиться в рукаве Каррэна, Торин впервые подумал, что его сопровождающие не так просты, как кажутся на первый взгляд. В самом деле, он не ожидал от неухоженной, лохматой девицы-храны ничего более выдающегося и примечательного, чем два клинка в заплечных ножнах да демон вонато с жуткими красными глазами, а от альма — родовой печатки с замысловатым геральдическим знаком. А вот поди ж ты! Оба, оказывается, таскают на себе целый арсенал скрытого в складках и потайных карманах оружия, а храна еще может при желании выглядеть невероятной красавицей.

— А где наши остальные спутники? — поинтересовалась я, делая несколько пробных замахов дагой Каррэна и оценивая баланс. Великолепная вещь отменного качества, такая не сломается в самый неподходящий момент и не подведет своего хозяина в схватке. Впрочем, альмы всегда отличались умением изготавливать совершенное оружие, верой и правдой служащее не одному поколению хозяев.

— Маются бездельем. Пошли, я тебя с ними познакомлю! — предложил Каррэн, крутя в руках мои милые безделушки. Я глянула на графа Ирриона, тот милостиво кивнул головой и насмешливо посмотрел на своего сыночка, по-прежнему пребывающего в состоянии ступора, вызванного моим эффектным появлением. Подумать только, Торин и впрямь ведь не узнал меня! Не зря, значит, наряжалась!

— Пошли, — согласилась я, отдала распоряжения подскочившему лакею относительно запакованных платьев, лежащих в экипаже, и вопросительно глянула на Каррэна. Тот, вместо того чтобы двинуться вперед, указывая дорогу, аккуратно подцепил меня под локоток и торжественно повел по ступеням в холл. Тьма, придремавшая в экипаже, почувствовала, что ее хозяйка куда-то уходит, мигом подхватилась и с возмущенным клекотом закружилась над моей головой, а потом спикировала на плечо и подозрительно уставилась на альма. Тот и хвостом не повел, зато мне сразу стало как-то неуютно — слишком уж красочно представилось, как Каррэн и Тьма могут напасть друг на друга. Торин увязался за нами — топал в некотором отдалении, внимательно присматриваясь к рукавам камзола Каррэна и подолу моего платья, словно опасаясь, что оттуда сейчас десятка три разъяренных демонов выскочит.

— Да, кстати! — вспомнила я, обернувшись к графенышу. — Я с собой привезла два платья, салатовое и светло-лавандовое с белой отделкой. Сходи посмотри на них, пока мои наряды не уложили в рундуки.

— Зачем мне на них смотреть? — удивился он, приподняв брови.

— Чтобы ты подобрал и велел запаковать в дорогу свои костюмы, подходящие по цвету и стилю. Мы же должны смотреться органичной парой, — пояснила я недогадливому аристократенку, решив не ехидничать и не издеваться над ним. Ну что поделать, в конце концов Торин же не виноват, что его боги умом обидели, а нянька потом еще регулярно головой вниз роняла!

Каррэн тихо хмыкнул, его локоть под моими пальцами слегка дрогнул от тщательно сдерживаемого смеха. Интересно, над кем это он потешается?

— А почему только два платья? — продолжал настырничать Лорранский-младший.

— Потому что я не хочу разориться на тряпках и побрякушках, — неприязненно отозвалась я, раскрывая веер и вновь начиная им обмахиваться. Как удобно высокородным дамам — за этой изящной штучкой можно спрятать и смущение, и негодование, и покрытые невольным румянцем щеки. И о чем только думает графенок, задавая подобные вопросы? Неужели он считает, что мне так уж приятно, как оборванке, бегать только с двумя платьями, а третье носить на себе? Нет, пожалуй, с оборванкой я загнула, не каждой добропорядочной жительнице Каленары доводится видеть, не то что надевать такие роскошные платья из дорогущих тканей, какие я заказала себе для этого путешествия, но факт остается фактом: будь у меня больше денег — и гардероб был бы более богатым.

— У меня есть несколько дамских придворных нарядов для моих… Ну в общем, думаю, они тебе подойдут! — объявил графеныш, видимо прокрутив в голове те же мысли. — Если хочешь, можем сходить посмотреть на них прямо сейчас.

— Зачем? — удивилась я. Противный Торин, явно сам не понимая, что делает, обрек меня на страшные моральные мучения: с одной стороны, нужно сходить познакомиться и присмотреться к тем, с кем мне придется путешествовать, а с другой — мне, как любой нормальной девушке, до безумия захотелось полюбоваться на платья.

— Ну как? Примеришь их, проверишь, не надо ли где чего расставить или ушить.

Ой, как хочется на наряды посмотреть! Небось они все сверхмодные, роскошные и очень дорогие — не будет же граф Лорранский для своих любовниц низкопробное барахло покупать. В конце концов, никуда эти мужики, мои будущие спутники, не убегут, в крайнем случае можно будет с ними и завтра познакомиться…

— Торин, не соблазняй девушку, она на работе! — хмыкнул Каррэн, уловив жадный блеск моих глаз, чем мигом излечил меня от приступа модной лихорадки.

— И впрямь! — согласилась я, стряхнув с себя наваждение и обращаясь мыслями к насущному. — Сначала надо с нашими попутчиками познакомиться и поговорить. Да и зачем, по большому счету, мне еще наряды? Двух платьев будет вполне достаточно. Или ты собрался всю дорогу визиты всяким графам и герцогам делать?

Торин дико вытаращился на меня, потом забежал со стороны альма и принялся громко шептать ему на острое Ухо, украшенное замысловатой серьгой в виде дракончика, обвившего хвостом мочку:

— Ты слышал? Что-то с ней неладно!

— Почему? — вслух удивился Каррэн, распрямляя локоть, на котором лежала моя рука, и ловя мою ладонь. Я не стала вырываться — было очень интересно послушать, что такого неладного нашел во мне графенок.

— Да какая ж нормальная девка от нарядов откажется? — жутким полушепотом, от которого содрогнулись гардины, вопросил Торин. Каррэн оценивающе покосился на меня, словно раздумывая, можно ли девушку-храну в шелковом придворном платье и с солидным арсеналом холодного оружия под этим самым платьем назвать нормальной, и покачал головой, явно решив оставить комментарии при себе. Я же обиделась — не люблю, когда меня называют девкой, — но с работодателем и подопечным ссориться не стала, решив отложить выяснение отношений до того времени, как я благополучно притащу графеныша обратно в Каленару и получу причитающиеся мне деньги. Естественно, потребую немедленной сатисфакции кровью нахального аристократа… но потом слегка поломаюсь и все же соглашусь на денежную компенсацию. Чуть что — Каррэн свидетель, он факт обзывания подтвердит, особенно если пообещать ему некоторый процент от денежного возмещения причиненного ущерба.

— Не обижайся, у всех высокородных воспитание хромает, — шепнул мне альм, и мы, пряча улыбки, переглянулись как заговорщики. Торин, безумно довольный собой — вроде и свое отношение к хране выразил, и она, кажется, ничего не заметила, — топал рядом, надувшись от гордости, как петух в окружении кур.

Впрочем, гордиться графам Лорранским было чем. Мне довелось посетить немало родовых гнезд знати, и должна признать, что это поместье было одним из самых красивых и хорошо спланированных. Во всех комнатах замка меблировка была подобрана в тон, каждый предмет прекрасно гармонировал с соседним и создавал впечатление целостной картины, одновременно привлекая внимание и заставляя приглядываться именно к себе.

— Красиво, да? — мягко шепнул Каррэн, заметив мой интерес, когда мы проходили через большой бальный зал с огромными полукруглыми окнами и наборным паркетом. Я молча кивнула, не отрываясь от созерцания дивной лепнины. — У меня в Тэллентэре тоже очень уютный дом.

— Один живешь? — чтобы поддержать разговор, поинтересовалась я.

— С матерью и сестренкой.

— Здорово, — чистой и светлой завистью позавидовала я. — А я вот одна, из родных душ рядом только демон. Я была как-то раз в Тэллентэре. Где расположен твой дом?

— В Белом округе, — с легкой ноткой гордости ответил Каррэн. Я мысленно присвистнула. Городище альмов делилось на пять округов — Белый, Алый, Синий, Желтый и Серый. В Белом располагались резиденции правящих родов и их родственников, в Алом — дома аристократии и знати, в остальных — простых горожан по нисходящей шкале общественного положения. В Сером округе жили неудачники, вынужденные ютиться большими семьями в крохотных комнатушках и заниматься тяжелой, низкооплачиваемой работой — вывозить мусор, забивать скот, копать могилы. Похоже, боги столкнули меня с очень непростым альмом — если семье Каррэна принадлежит дом (вернее, поместье, так как простых домов в том районе просто нет) в Белом округе, это значит, что он приходится близким родственником главе одного из трех правящих родов. Генеалогии тамошних правителей я не знала, но, подозреваю, принцем или как минимум племянником одного из соправителей Каррэн является.

— Тебе понравилось в Тэллентэре? — тем временем спокойно поинтересовался предмет моих раздумий.

— Сложный вопрос, — покачала я головой, вспоминая подземное альмовское городище. — Красиво там очень, это да. Но я, к сожалению, не пейзажами любоваться приезжала, а одно весьма неприятное и щекотливое дело улаживать, поэтому не смогла вдоволь налюбоваться местными красотами. Кроме того… ну не привыкла я, наверное, но дышать там тяжеловато, кажется, на грудь что-то давит.

— Глупости! — тут же вступился за родину патриотично настроенный Каррэн. — Наши ученые умы уже давно доказали, что воздух в Тэллентэре ничем не отличается от поверхностного. И нет там ничего, способного давить или душить!

— Возможно, — не стала вступать в полемику я. — В любом случае красота там неописуемая! Алый округ — это что-то! Дальше него, в Белый, меня, правда, не пустили, но и он просто потрясает воображение.

— То-то же, — удовлетворенно прищурился альм, явно довольный моим искренним восхищением его родиной.

— А вот я в Тэллентэре не был. И не собираюсь! Чего там хорошего, под землей-то? — капризно влез в разговор графеныш, видимо недовольный тем, что про него забыли.

— Голубой снег. Терракотовые облака под сводами пещер. Среброглазые цапли с длинными розовыми клювами и оперением цвета пепла, — мечтательно, но несколько торопливо, дабы Каррэн не успел влезть с негодующей тирадой, отозвалась я. Перед глазами вставали и впрямь изумительно красивые и какие-то на редкость уютные картины альмовского городища.

— А еще сильнейшая армия, мощный аппарат государственного управления и полная автономия и независимость от других государств! — на одном дыхании выдал Каррэн, защищая свое отечество.

— И дивной красоты украшения, которые делают ваши ювелиры, — мягко дополнила я, радуясь, что свары, кажется, удалось избежать.

— Кто о чем, а баба о цацках, — скривился графеныш. Я, не сдержавшись, фыркнула. Только что его, кажется, не устраивало мое полное равнодушие к нарядам и побрякушкам, а теперь — пожалуйста, на любовь к драгоценностям негодует. Вот и пойми мужчин! И так им плохо, и этак нехорошо. Каррэн сжал мою ладонь, я почувствовала на себе сочувственный, утешающий взгляд его огромных, кажущихся изумительно теплыми и ласковыми глаз, завораживающих своей странностью.

Мы вышли на широкую открытую галерею на уровне третьего этажа, и альм указал вниз, в сад, где на изумрудной зелени газона виднелись пять человеческих фигур.

— Ну вот, полюбуйся. Это наши сопровождающие, спутники, охранники и так далее.

Я прищурилась, разглядывая занятых разными делами мужчин. Один мирно дремал в тени огромной секвойи, двое других отрабатывали обманные приемы фехтования, четвертый с неприятным скрежещущим звуком водил точильным камнем по острию короткого кинжала, пятый отрешенно созерцал летающих над клумбами бабочек.

— Вон тот, под деревом, командир этой шайки-лейки. Как его зовут — понятия не имею, все здесь кличут его Батей или Папашей, — начал процедуру знакомства на расстоянии Каррэн, сам предусмотрительно оставаясь за колонной. Я перегнулась через перила и едва не свалилась вниз, стремясь получше разглядеть указанного мужика. Командир — это серьезно, с ним надо будет искать контакт в первую очередь. Бате на вид я дала бы лет пятьдесят — шестьдесят, не меньше. Без сомнения, это был очень опытный и закаленный не одной схваткой воин. Скорее всего, ветеран войны Ветров, причем не какая-нибудь тыловая крыса, отсиживающаяся по штабам, а один из участников прорыва эльфийских подразделений. Еще красивое, гладко выбритое лицо было изумительно спокойно и равнодушно, если Бате и снились какие-то сны, то понять их содержание по лицу было невозможно.

— Двойняшек кличут Правый и Левый, по-моему, они и сами друг друга не различают, — продолжил Каррэн, кивком указывая на фехтовальщиков. Они и впрямь были совершенно одинаковы, словно создавшие их боги решили посмеяться над другими людьми. Близнецам было лет сорок — сорок пять на двоих, на фоне Папаши они гляделись совсем еще зелеными юнцами, но в легких, быстрых движениях чувствовалась немалая сила и сноровка, да и фехтовальное искусство было у них на высоком уровне. Не храны, конечно, но для обычных солдат очень неплохи. Сильные, грациозные парни кружились на одном месте, посверкивая обритыми почти под ноль головами и время от времени перебрасываясь каким-то понятными только им шутками и фразами. Совершенно идентичные, как сами Двойняшки, полуторники в их руках блестели в лучах скупого солнца.

— Тот, что с кинжалом, — Цветик. За что его так поименовали — ума не приложу, разве что в издевательство, так же как того, что за бабочками наблюдает, назвали Зверюгой, — прокомментировал альм мой заинтересованный взгляд, скользнувший к двоим оставшимся членам компании. Да уж, с этими странными прозвищами действительно загадка. Что до меня, так я бы с первого же взгляда поменяла имена местами. Цветику имечко Зверюга подошло бы гораздо больше — такой мрачной, агрессивной рожи я не видывала уже давно. Цветик, хе! Боги свидетели, добровольно к нему я бы и на версту не приблизилась, проблемы — кому они нужны?!

А вот Зверюга был на диво хорош собой. Высокий, изящный, он был похож на альма или эльфа. Иссиня-черные прямые волосы зачесаны назад и собраны в низкий хвостик до лопаток, взгляд отрешенный и мечтательный, как у поэта или художника. На вид я бы не дала Зверюге и восемнадцати лет, но не мог же король отрядить на охрану этих многажды клятых кристаллов совсем еще мальчишку?!

— Что, понравился? — ехидно поинтересовался Торин, заметив мой пристальный, изучающий взгляд.

— Понравился. Мне всегда нравились мужчины с длинными густыми волосами, — не стала скрывать я, переводя глаза на графеныша и в упор начиная изучать его прическу. Торин, ревниво глянувший на волосы Каррэна, тут же почувствовал себя очень неуютно, тревожно завозился и с нарочитым вниманием уставился на облака. Я разглядела на его макушке какой-то намек на небольшую впадину между уложенными в идеальном порядке каштановыми кудрями, и не сдержала насмешливого хмыканья. Эге, а не зря он так смущается, небось, несмотря на невеликие года, лысеть уже начал. Что ж, алопеция и близорукость настоящий бич нашей аристократии, уже приобретши размах настоящей эпидемии. То-то парики да лорнеты никак из моды не выйдут…

Рядом тихонько фыркнул Каррэн, и это стало для обозлившегося графенка последней каплей — он надулся, побагровел и заорал что есть мочи, перегибаясь через перила и размахивая руками:

— Эй, Батя, хватит прохлаждаться! Глянь, кто приехал!

Командир, будто и не спал вовсе, одним плавным движением мгновенно привел себя в вертикальное положение и задрал голову к нашему высокому насесту. Глаза у Бати были потрясающие — изумительно яркие, как молодая листва, только-только выглянувшая по весне из почек. На их пронзительный цвет не оказали влияния ни возраст, ни многочисленные неприятности, которые оставили свой след в виде глубоких морщин и складок на лице Папаши.

— Приветствую, тэмм, — вежливо поклонился он, потом перевел взгляд на шумящего Торина и спокойно поинтересовался: — Ну и кто приехал?

— Да какая ж это тэмм! — презрительно фыркнул несносный аристократ, небрежно кивая в мою сторону, — Это храна, та самая, которую отец нанял!

Брови командира поползли вверх, явно мечтая поближе познакомиться с густыми каштановыми прядями, в которых кое-где уже серебрились тонкие ниточки ранней седины.

— Это храна? — недоверчиво переспросил он, окидывая меня внимательным, пристальным взглядом. — Что-то не верится, мне кажется, тэмм больше похожа на баронскую или графскую дочь!

Близнецы, заинтересовавшись, одновременно опустили мечи, развернулись и синхронно подняли головы, демонстрируя темно-карие, почти черные глаза, тонкие породистые носы и чуть приоткрытые от любопытства рты. Цветик неохотно зыркнул в нашу сторону и вновь занялся своим кинжалом, зато уж Зверюга уставился во все глаза, словно никогда девушек не видел. Впрочем, излишне пристальным вниманием меня смутить было сложно.

— Возможно, я вас разочарую своим низким происхождением, но я действительно храна, — лучезарно улыбнулась я, вновь раскрывая веер и начиная им обмахиваться. Тьма, сидящая рядом на перилах, радостно оскалилась и развернула крылья, демонстрируя себя во всей красе. Зверюга смущенно сморгнул и отвел глаза, близнецы синхронно пожали плечами и вопросительно переглянулись, командир слегка приоткрыл рот, а Цветик не удостоил нас и беглым взглядом.

— Давай спустимся к ним, чего с высоты орать, — предложила я Каррэну, уже привычно протягивая ему руку. Альм аккуратно сжал мои пальцы в ладони, кивнул и торжественно двинулся к лестнице. Торин грозно засопел сзади, но нам так ничего и не сказал, зато громко прокричал вниз:

— Стойте там, сейчас спустимся! — после чего широкими шагами обогнал нас и отважно взял на себя роль первопроходца. Надо будет запретить ему лезть вперед и приучить всегда ходить за моей спиной или в крайнем случае рядом. Здесь-то Торину ничего не угрожает, а вот во время путешествия за такую неосторожность он может поплатиться жизнью, причем тогда утянет во Мрак вековечный и нас с Тьмой. Но сейчас покрикивать на безголового графеныша не хотелось совершенно — Каррэн бережно вел меня за руку, и я с интересом прислушивалась к незнакомым ощущениям. Нет, я и раньше ходила с мужчинами подобным образом, но только в качестве храны, которая была на работе, берегла своего нанимателя и для широкой общественности играла роль его любовницы. Тогда мне было не до тонкости чувств и эмоций — приходилось пристально и в то же время незаметно смотреть по сторонам, отовсюду ожидая опасности. А чтоб вот так, спокойно и ласково — нет, такого не было еще ни разу. А приятные ощущения, чтоб мне во Мрак провалиться! Чувствуешь себя королевой…

Тьма, понимая, что хозяйка довольна, перестала шипеть в сторону Каррэна и начала приглядываться к Торину, сообразив, что это наш будущий подопечный. Графеныш ей, судя по всему, не слишком понравился, но богатых и влиятельных клиентов, к сожалению, мы выбирать не можем, приходится иметь дело с тем, что есть. Еще хвала богам, что они вообще имеются, не было б клиентов — что бы мы ели?! Видимо, придя к такому же выводу, демон опустилась Торину на плечо и дружелюбно заглянула ему в глаза. Вот этого делать явно не стоило — недогадливый аристо кратенок истерически взвизгнул и замахал руками, как ветряная мельница крыльями под порывами урагана. Тьма, не впервые столкнувшись с такой нервной и эмоциональной реакцией на проявление своих положительных чувств к людям, обреченно вздохнула и перелетела на хозяйкино плечо — оттуда-то по крайней мере ее никогда не сгоняли.

— Если твоя тварь еще раз… — рассерженно начал Торин, едва не брызгая слюной от злости, но я поспешно перебила его, опасаясь, как бы Тьма не обиделась и не налетела на бестолкового графеныша уже далеко не с такими дружелюбными намерениями:

— Извини, Торин, но тебе придется привыкать к этому демону — это часть меня, причем, по-моему, далеко не самая худшая, скорее наоборот — одна из лучших. А вдвоем и тебя охранять легче будет, и опасность проще высматривать.

Тьма, поняв, что хозяйка защищает ее, влюбленно заглянула мне в глаза и ласково фыркнула в лицо, заставив затрепетать тонкую вуаль. Я ответила ей чередой ассоциаций с нежным содержанием, чем привела демона в щенячий восторг — она счастливо защебетала, выгнула спину и развернула крылья, словно стремясь меня обнять. Каррэн, с интересом наблюдавший за нашими нежностями, едва заметно пожал плечами. Конечно, если у тебя нет собственного демона, то ты просто не понимаешь, что значат такие отношения. Торин засопел еще яростнее, кажется, он уверен, что весь мир просто влюблен в него, и факты, свидетельствующие об обратном, вовсе не приводят его в восторг.

В саду нас ждали. Цветик отложил свое жуткое оружие (я имею в виду не кинжал, а точильный камень, мерзкими звуками коего, по-моему, можно распугать целую армию воинственно настроенных эльфов) и встал, упорно глядя в землю. Близнецы, наоборот, сели и загадочно перемигивались, улыбаясь и слегка пожимая плечами. Кажется, они прекрасно понимали друг друга без слов. Батя задумчиво созерцал лежащий у него на ладонях огромный, чудовищно грязный носовой платок, словно раздумывая, безопасно ли таким пользоваться. Один Зверюга остался сидеть в той же позе философствующего мечтателя, разве что изучая теперь не бабочек, а галерею, которую покинула наша троица.

— Итак, храна… — задумчиво произнес Батя, отвлекаясь от своей жуткой тряпицы и буравя меня оценивающим и откровенно недоверчивым взглядом. Я слегка наклонила голову, выражая свое согласие. — И зачем же такая молодая и привлекательная девушка выбрала откровенно мужскую профессию?

— Это она меня выбрала, — равнодушно отозвалась я, слегка пожав плечами. — В любом случае меня никто не спрашивал.

— И каково это — быть храной? — поинтересовался не то Правый, не то Левый. Братец поддержал его вопросительно вытаращенными глазами.

— Нормально, — немного удивилась я такому странному вопросу. — Извините, сравнивать мне не с чем.

— И как же вас зовут, нежная красавица с неженской профессией? — томно поинтересовался Зверюга, крутя в пальцах сорванную травинку.

— Тень. — Голос слегка, почти незаметно дрогнул при произнесении этого профессионального прозвища. У хранов не бывает имен, только вот такие клички, под которыми они и приобретают определенную известность. Если же хран получал имя — это значило, что его карьера по каким-то причинам закончена, а уж радоваться этому или печалиться, каждый выбирал сам.

— И что ты можешь? — презрительно уронил Цветик, небрежно поигрывая наточенным кинжалом.

— О, многое! — преувеличенно радостно и весело отозвалась я. — Могу неплохо готовить, вышивать крестиком, танцевать, петь и играть на ат'тане, поддерживать светскую беседу на заданную тему, накладывать макияж, разговаривать по-вейнаннски…

— Не болтай, — скривился он, не отвлекаясь от игр с кинжалом. — В бою чего-нибудь стоишь?

— А ты проверь, — провокационно предложила я, быстро обегая взглядом стоящих на газоне мужчин и оценивая расстановку сил. Близнецы шутливо пихают друг друга в бок и явно не смогут сразу вязаться в драку, Папаша стоит слишком далеко для молниеносной атаки, Каррэн вряд ли полезет биться со мной, Торин вообще не воин. Вот Зверюга — темная лошадка. Вроде бы полностью погружен в себя и не замечает ничего вокруг, но я слишком хорошо знала, как обманчиво может быть такое отрешенное спокойствие. Значит, его упускать из виду на всякий случай не будем, сидит он слишком близко, чтобы со спокойной совестью забыть о нем хоть на пару секунд.

Давай проверим! — согласился Цветик, делая шаг в мою сторону. Я оглянулась на общество, замершее в предвкушении неожиданного бесплатного развлечения, и сдержанно попросила:

— Дайте какое-нибудь оружие.

— Ты ж храна, можешь голыми руками медведя заломать, — язвительно отозвался Цветик, шагнув еще раз. Ну медведя не медведя, а тебя-то точно прикончить смогу, не сомневайся. Только вот не буду сразу показывать абсолютно все, на что я способна.

— Тень, не дури, — попросил Каррэн, не делая никакой попытки вытащить по моей просьбе хоть часть своего богатого арсенала. — Пошутили — и хватит.

Я попятилась от него, а заодно и от Торина (не хватало еще, чтобы в пылу схватки графеныша ненароком зацепили), шаря глазами по своему противнику. Так, судя по всему, у Цветика кроме небрежно порхающего в руках кинжала имеется еще засапожный нож и какое-то подобие короткого меча за поясом. Рукава… Нет, пожалуй, там ничего опасного. А вот формы голенищ сапог мне по-прежнему очень не нравились.

«Тьма, не встревай!» — мысленно попросила я, ссаживая вонато на траву и на всякий случай отступая еще на шаг. Демон недовольно зашипела, но послушно переползла под дерево и замерла черной статуей на фоне изумрудно-зеленой травы.

— Цветик, может, ты все же не станешь нападать на беззащитную девушку в длинном платье и туфлях на каблуках? — вопросительно протянул Зверюга, с сочувствием поглядывая на меня. Я небрежно передернула плечами, отвела с лица вуаль и закрепила ее на специальном крохотном крючке на левой стороне шляпки.

— Ерунда! — азартным эхом моих мыслей выкрикнул Цветик, переходя в атаку. Я поразилась, насколько изменилось его хмурое и замкнутое лицо — оно словно просияло, осветилось изнутри необузданным восторгом, заставившим губы скривиться в дикой улыбке и зажегшим бешеные огоньки в глубине блекло-серых, до этого водянистых и невыразительных глаз. Опасный, очень опасный противник. Такой на одном энтузиазме может положить хорошо обученного, но осторожничающего человека. Я знала эту манеру боя — переть напролом, не щадя ни себя, ни соперника, полностью отдаваясь яростному азарту схватки. Ничего, и не таких обламывали!

У виска свистнул кинжал. Не задел, но близость была слишком опасной для того, чтобы по-прежнему сохранять бездействие. Что ж ты делаешь, паразит, эта шляпка с вуалью почти три золотых стоила! Кто мне новую купит, если ты эту своими дурацкими ножиками попортишь?!

Лучшая защита — это нападение. В него-то я и перешла, сделав обманный финт вправо и заставив Цветика рефлекторно отшатнуться в противоположную сторону. Впрочем, он тут же понял, что поддался на хитрость, но было уже поздно. Кто тут ругал длинные платья?! Он, похоже, просто не знает, какой внушительный арсенал можно таскать в его складках, рукавах и под подолом. А шпильки при необходимости могут проткнуть горло не хуже стилета.

Я вытащила тоненький, почти невесомый кинжал из рукава и демонстративно подбросила его, поймав за рукоять. Цветик слегка дернул щекой и плавно, словно по льду, скользнул ко мне, поигрывая выхваченным из голенища (не зря они мне так не нравились!) стилетом с шестигранным лезвием. Садист какой! Чем больше граней у подобного оружия, тем чище и аккуратнее наносимые им паны. А шрамы от ранения такой махиной и маг не сможет вылечить до конца.

Первый выпад Цветика был откровенно ложным, я даже не сочла нужным подставлять кинжал и перешла в атаку сама — мягко перетекла вплотную к противнику, обманно замахнулась кинжалом и резко крутанулась на одном месте. Этот прием я отрабатывала специально для ситуаций, подобных нынешней — когда платье, которое вроде бы должно лишь путаться в коленях и мешать стремительным перемещениям, нужно превратить не в досадную помеху, а в преимущество. И он не подвел — юбки взметнулись стремительной лавиной шелка, атласа и кружев, я сделала крохотный шажок к сопернику, одновременно слегка прогибаясь в талии и сгибая колени, — и вот уже Цветик, стреноженный моим подолом, коварной змеей обвившимся вокруг его ног, как подрубленное дерево рухнул на землю. Так, теперь главное — не дать ему увлечь меня за собой. Я поспешно подхватила юбки и отпрыгнула в сторону, опасаясь, как бы он в раздражении не вздумал рубануть своим кинжалом по моему наряду и тем самым безвозвратно его испортить. Мужчины ведь совершенно не понимают, как важно для девушки любимое платье.

Цветик тоже не подумал о наряде, перевернулся на живот, успел-таки сцапать жадной ручонкой край подола и тут же торжествующе дернул его на себя. Я, чувствуя, как жалобно трещит роскошное кружево (тонкий, выплетенный монахинями изысканный узор, восемьдесят шесть сребреников за локоть!), преисполнилась праведного негодования и растеряла последние остатки человеколюбия и незлобивости. Ах так?! Ну сейчас ты у меня получишь по первое число!

Кто-то (по-моему, Торин) придушенно ахнул. А что такое, господа хорошие? Подумаешь — девушка одной рукой Дернула завязки корсажа, а другую чуть ли не по локоть запустила в вырез лифа. Не к вам же лезу, вот и молчите в тряпочку! Пальцы сомкнулись на расположенной под мышкой витой рукояти. Я, торжествуя, дернула руку вверх, расправляя спрятанное под корсажем оружие. Пробный замах тайтрой очень похож на разминку плясуньи перед танцем с лентой. Стальная полоска с тонким, почти хрустальным звоном распрямляется и хлещет послушной змеей, обвиваясь сверкающими кольцами вокруг хозяйки, как яркая шелковая лента вокруг танцовщицы. Вот только опасности она несет намного больше, чем длинный узкий кусок простой ткани. Ну что, подпортим это искаженное боевым азартом личико?

Блекло-голубые глаза полыхнули паникой — Цветику хватило одного взгляда, чтобы понять: тайтра — любимое и привычное для меня оружие. И обращаться с ней я умею очень неплохо, как уже упомянутая танцовщица со своими лентами. Тихая, свистящая песнь приведенной в боевое состояние тайтры для многих моих соперников уже стала погребальным маршем.

Цветик глянул на мое лицо и четко понял: его идут убивать. Инстинкт самосохранения вступил в жаркую схватку с боевым азартом и, кажется, одержал победу. Во всяком случае, парень отпустил мой подол и быстро перекатился по траве, уходя от свищущих атак стальной плети. Зря трепыхаешься, милый! Ни один из ударов обрушившегося на тебя града не достиг бы цели, даже лежи ты неподвижно — я останавливала тайтру буквально в дюйме от дергающегося и извивающегося на траве тела. Очень мне надо потом объясняться с милордом Лорранским-старшим по поводу изуродованного трупа в его саду! Впрочем, Цветик тоже не был лишен некоторого соображения и дотумкал-таки, что убивать или откровенно калечить его я все-таки не буду. Он быстро поднырнул под очередной свищущий удар и обхватил меня за ноги, тщась повалить. Что ж ты творишь, зараза?! Всю юбку изомнешь! Эй, и выше колен хватать не надо, мы же здесь не одни, что люди подумают!

— 3-з-з-з-с-с-с-с… — тонко пропела тайтра, проносясь над спиной Цветика и ласково дотрагиваясь до нее самым-са-мым краешком.

— Тр-р-р-р… — печально ответила ей рубашка моего противника, расползаясь на две половинки.

— Ой! — выдал Цветик, сообразив, что из-за тайтры не только я сама начала разоблачаться, но и он остался без части гардероба. Остальные комментарии, которыми мой соперник осчастливил присутствующих, я воспроизводить не возьмусь — такой грязной ругани я, по-моему, даже в портовом городе Заверне не слыхала.

Цветик отвлекся на изложение своего мнения о случившемся, и я не преминула этим воспользоваться — одним небрежным толчком колена в грудь отпихнула его в сторону, мгновенно присела рядом и небрежно пошевелила вооруженной рукой. Тайтра послушной змейкой обвилась вокруг торса парня, прижав его руки к туловищу и не дав окончательно капитулировать разорванной рубашке. Цветик, не удержавшись на коленях, завалился на бок и едва не увлек меня с собой — я до последнего не хотела расставаться с оружием и выпустила рукоять, только когда поняла: еще чуть-чуть, и я упаду сама. Машинально поправляя шляпку, съехавшую набок от стремительных движений, встала и повернулась к замершим зрителям.

— Ну и ну! — потрясенным хором прокомментировали близнецы. Каррэн снисходительно глянул на них и ухмыльнулся так, словно и не сомневался в моей победе, но я все-таки заметила дрожащее в самой глубине лунных глаз искреннее удивление. Торин только тупо открывал и закрывал рот, словно прося слова, но пока не выдавил из себя ни одного звука. Папаша задумчиво покачал головой, словно спрашивая себя: уж не привиделось ли мне, что нарядная великосветская дамочка так легко, будто бы играючи, победила одного из моих парней?! Зверюга волевым усилием придал совершенно круглым глазам более естественные формы и пожал плечами, явно решив воздержаться от замечаний. Тьма с восторженным клекотом перелетела ко мне на плечо и ласково потерлась мордочкой о мою Щеку, выгибая спину и делясь своими мыслями — она была в восторге, что все закончилось так хорошо. Какая же у нее славная, храбрая и умелая хозяйка! А на Цветика было жалко смотреть — он, не глядя ни на кого, молча, зло, исцарапав руки до крови, отодрал от себя тайтру, швырнул обиженно зазвеневшую стальную ленту в мою сторону и мрачно вытащил точило, явно намереваясь вернуться к занятию, прерванному моим появлением. Я в ужасе глянула на жуткий предмет в руках недавнего противника и повалилась на колени:

— Пожалуйста, не надо!

— Чего не надо? — спросил он так мрачно и злобно, что я едва не позабыла, кто тут кого победил, и не шарахнулась в сторону.

— Убери точило! Давай будем говорить всем, что это ты одержал надо мной победу, только не точи ты при мне свои ножи! Сил нет слышать этот гадостный звук! — искренне взмолилась я, чем повергла всех присутствующих в еще больший шок. Торин бестолково затряс головой и широко разинул рот, будто собирался держать речь. Зверюга, тоже приготовившийся высказаться, заметил это и из вежливости придержал выражение своих мыслей и эмоций, но графеныш так и не смог выдать ничего путного, кроме невнятных междометий. Проигнорировав сии мудрые и вдумчивые высказывания, я подобрала тайтру, свернула ее спиралью и задумалась, куда девать. Ну не в корсаж же прилюдно пихать! Вернее, я-то, конечно, могу, но потом Торин наверняка отзовет свой заказ и оставит меня здесь как аморальную и безнравственную особу — вон уже и так как-то подозрительно косится на мое платье. А там корсаж только чуть-чуть расшнурован!

— Покажи еще раз, как ты его опрокинула! — азартно попросил подскочивший Каррэн. Я изумленно посмотрела на альма, одновременно приводя в порядок наряд:

— Зачем? Тебе этот прием все равно не подойдет — ты же не носишь платья.

— Ну и что?! Зато, зная методику, я не попадусь в такую ловушку.

— Ты и так в нее не угодишь — я сама придумала и долго отрабатывала этот прием. Так что во всей Сенаторне есть только одна-единственная носительница тайного знания опрокидывания мужиков на землю при помощи пышного подола, — насмешливо хмыкнула я. — А приемами против себя самой я, извини, не делюсь. Кроме того, сильно сомневаюсь, что мы когда-нибудь вступим в схватку, а я в этот момент буду в платье.

— Браво, Тень! — сзади раздались редкие, сильные аплодисменты. Я порывисто обернулась, подспудно ожидая нападения, но это был всего лишь милорд Иррион, неторопопливо шествующий к нашей застывшей компании по газону. Похоже, он, оставаясь незамеченным, скромненько простоял в тенечке и внимательно наблюдал всю драку от начала до конца, а сейчас решил высказать свои впечатления.

— Теперь я уверен, что с Торином под твоей охраной не случится ничего плохого! — продолжал петь дифирамбы граф, подходя ко мне и заботливо отцепляя вуаль. Я благодарно кивнула, еще раз поправила шляпку и вновь занавесила тонкой сеточкой лицо.

— Проясните мне, пожалуйста, один очень важный и существенный вопрос, — скромно попросила я, подбирая валяющийся на траве веер и начиная обмахивать разгоряченное лицо. — Что или кого я должна охранять в первую очередь — милорда Торина или кошель с кристаллами?

Иррион подавился своей речью и, точно так же как его сынуля, беззвучно раскрыл рот. В душе графа Лорранского-старшего явно началась нешуточная схватка — отцовская любовь боролась с верноподданническими чувствами закаленного придворными интригами аристократа.

— Кристаллы, — наконец выдавил Иррион, мучительно бледнея и как-то даже подкрашиваясь синевой. — Но и Торина тоже, — тут же торопливо добавил он, виновато глядя на сына. Но для меня вопрос уже был ясен. Кристаллы важнее Торина. В самом крайнем случае я просто отниму у него кошель и буду спасать магическую побрякушку, а графенка, который станет обузой, смогу со спокойной совестью бросить. И никаким нарушением условий заказа это не будет — здесь полно свидетелей, слышавших, что в системе ценностей графа Лорранского-старшего на первом месте стоят кристаллы.

— Отлично! — лучезарно улыбнулась я мигом скисшему графенышу. — Значит, завтра, в девять? Хорошо. Засим позвольте откланяться!

— Куда ты торопишься, Тень? Останься, скоро обед хоть поешь нормально, а то такая худенькая, прямо больно смотреть! — удивился граф Иррион. Легкий ветерок на мгновение приподнял полу его роскошного темно-синего камзола — и на поясе сверкнул солидных размеров боевой нож. Интересно! Кого же опасается граф в своем родовом поместье?

— Собираться нужно, — пожала я плечами, решив не обижаться на выражение «больно смотреть». В конце концов, кто виноват, что аристократов нынче так дурно воспитывают, что они, не задумываясь, лепят собеседнику всю правду в лицо?! — В отличие от милорда Торина, я не располагаю внушительным штатом слуг и вынуждена упаковывать все необходимое для путешествия сама.

Графенок, явно почувствовав шпильку, надул губы и глянул, как благородная девица, выросшая в городе и впервые попавшая на природу, смотрит на жабу. В смысле, что гадость-то, конечно, изрядная и, наверное, стоило бы упасть в обморок, но, с другой стороны, ужасно интересно и хочется поближе рассмотреть это странное создание.

— Я тебя провожу! — великодушно решил Каррэн и повернулся к Лорранскому-старшему: — Милорд Иррион, я велю запрягать карету? А то Тень прикатила в наемном экипаже, который уже наверняка вернулся в Каленару.

— Конечно, конечно, — рассеянно отозвался тот, явно витая мыслями где-то далеко.

— Зачем? — удивилась я. — Сейчас что, ночь, что ли, чтобы меня до дому провожать? Да и сомневаюсь, что даже в кромешной мгле найдется охотник напасть на меня. А найдется — так ему можно будет только посочувствовать.

— И все-таки я настаиваю на своем предложении, — отозвался нечеловек. — Пошли на парадное крыльцо, кареты i подают туда.

— Я сама прекрасно доберусь в Каленару, — несколько нервно и напряженно отозвалась я, не понимая, отчего альм упорно желает ехать со мной. Может, в гости напро ситься хочет? Но я его приглашать не собираюсь — в доме Мрак знает сколько времени не убиралось, да и еды у меня не осталось.

К счастью, Каррэн не уловил в моем голосе радости и восторга и оставил провокационную тему. Все присутствующие в полном составе дружно вывели меня на крыльцо, усадили в мигом подкатившую карету и умиленно помахали вслед. Я почувствовала себя особой королевской крови. Подумать только, когда еще простую девушку-храну домой провожали пятеро солдат, два графа и альм из правящего рода?

Сплетницы, все еще сидящие на своей лавке (такое ощущение, что они отсюда никогда не уходят), чуть языки от восторга не проглотили, увидев меня, выходящую из кареты с графским гербом. Конечно, в геральдике они были наверняка не столь подкованы, как я, и герба милордов Лорранских не узнали, но экипаж благороднорожденных от простой повозки отличить могли. Похоже, в полнейшем мраке, скрывающем благородное имя моего знатного любовника-покровителя, забрезжил хоть какой-то свет. Граф, без сомнения, граф! На это ясно указывают некоторые детали орнамента на дверцах кареты. Причем кареты далеко не самой простенькой. Глядя на вытаращенные глаза и сладкие до приторности улыбки замерших на своей лавке баб, я с внутренней ухмылкой подумала, сколько мужиков будет сегодня вечером пытаемо относительно герба в виде ветки сирени на лезвии меча. Глядишь, кто-нибудь из муженьков этих сплетниц-бездельниц и вспомнит, что это геральдический знак рода Лорранских. Какой простор для фантазии! Интересно, в чьи любовницы меня определят? Конечно, Торин больше подходит мне по возрасту, но, с другой стороны, граф Иррион, несмотря на черную повязку, пересекающую лицо, и нити седины в каштановых волосах, очень представительный и приятный мужчина, да и персоной он является намного более важной и влиятельной, чем его сынуля. И если бы я могла выбирать, то остановилась бы именно на нем. Во всех смыслах. Войдя под сень собственной крыши, я первым долгом сняла надоевшую шляпку и выдернула шпильки из прически. Волна освобожденных волос хлынула на плечи, я тряхнула головой, приводя в полнейший беспорядок то, что еще было в более-менее приличном состоянии, и засмеялась, заметив, как Тьма повторяет мои движения. Демон защебетала что-то веселое и дружелюбное — она была в восторге от сегодняшнего дня. Как же, наряды забрали, в платье покрасовались, с таким количеством народа познакомились, в каретах покатались, с мужиком подрались и его победили! Я потрепала закатившую в восторге глаза вонато за ушами и, стаскивая на ходу детали придворного туалета, двинулась в небольшую подвальную комнатку, служащую мне гардеробной и кладовой одновременно. Благодаря расположению в толще земли и низким температурам, там не заводилась моль и прекрасно сохранялись кадушки с соленьями. Поэтому я всегда была спокойна за судьбу своих съестных припасов и нарядов — как повседневных, так и роскошных аристократических. Там же, в свои недолгие наезды под родную крышу, я заодно хранила и некоторые вещи, совершенно необходимые в путешествии, — седельные сумки, специальную накидку-райну из меха вернетока и еще уйму всевозможных не поддающихся перечислению вещей.

Седельные сумки после последней поездки так и стояли неразобранными. Да, я лентяйка и распустеха! Но, положа руку на сердце, у меня время на них было? Впрочем, оно и к лучшему: теперь не надо опять тащить табуретку, лезть на антресоли и выцарапывать из глубин небытия, из недр шкафов и гардеробов необходимые для очередного путешествия вещи. Что там творится в глубине упомянутых шкафов — даже представить страшно, я как въехала в этот дом, так, по-моему, ни разу и не добралась до лежащего там барахла, оставшегося в наследство от предыдущих хозяев. Да, хозяйка я из рук вон плохая. Но меня ведь учили не за домом следить, а убивать или защищать чужие жизни — в зависимости от того, за что больше платят. Но, конечно, та кой свиньей быть все-таки нельзя — кто подобную неряху замуж-то возьмет?

Тьма, почувствовав этот полушутливый-полусерьезный вопрос, негодующе заклекотала, одновременно бурным потоком мыслеобразов заверяя, что такое сокровище, как ее драгоценная хозяйка, сам король счастлив будет в ясены получить. Вот только зачем нам державный муж, а? Ведь он наверняка не умеет драться на ножах, разводить костер под проливным дождем или готовить более-менее съедобное варево из всего, что под руки подвернется. А раз так, то какой с него толк?

— Это уж точно, милая. Совершенно никакого, — вслух согласилась я, расстегивая одну из сумок. Ага, накидка из меха вернетока как раз здесь. Отлично! Сюда же положим толстые вязаные рукавицы, носки, теплый свитер и штаны с начесом — ведь придется ехать через Холодные горы, названные так отнюдь не ради красного словца. Хорошо еще, что сейчас лето, пытаться преодолеть тамошние перевалы зимой, когда снега наметает выше макушки, а мороз стоит такой, что звенит в ушах и воздух ледяным комом замерзает в легких, — вообще полное безумие. А в теплое время года, глядишь, боги и помогут перебраться без потерь.

«Что-то ты, дорогуша, о мрачных вещах задумываться начала», — тревожно просигналила Тьма, внимательнейшим образом наблюдая за процессом сбора в дальнюю дорогу. Я лишь пожала плечами. Перед началом выполнения очередного заказа меня всегда одолевали не слишком оптимистичные мысли — каждый раз почему-то казалось, что из этой авантюры я уже не вернусь. Возвращалась. Всегда. А когда купила дом — особенно. Берегла себя и клиента, не лезла на рожон, не допускала азартной беспечности и преступного пренебрежения элементарными нормами безопасности, чем частенько грешила во время выполнения первых заказов. И все-таки мысли почему-то одолевали сплошь невеселые, я бы даже сказала, похоронные. Впрочем, все мы когда-нибудь там будем. Так зачем же терзаться раньше времени?

«То-то же!» — мысленно похвалила меня Тьма, явно отнеся улучшившееся настроение хозяйки на счет своих психотерапевтических заслуг. Я только хмыкнула. От демона, который уже стал частью моей души, скрыть что-нибудь так же тяжело, как от себя самой.

Так, теперь магические побрякушки. Я вытащила специальную сумку из плотной материи с меховой прослойкой посередине и полукруглыми кармашками, пришитыми к стенкам — чтобы помещенные в них пузырьки с жидкостями не разбились при падении или перекатывании через голову. Кое-какие чародейские припасы с прошлой поездки у меня еще оставались, но в основном это была всякая ерунда: порошок от вшей и блох (вещь, конечно, полезная, только вот в Холодных горах совершенно ненужная — в тамошних морозах даже такая тварь не выживет), несколько непонятных флаконов с присохшими пробками и стершимися от времени этикетками, и прочая, и прочая, и прочая… Конечно, разобрать эту сумку стоило давным-давно, но я такая непостоянная и рассеянная девушка… Впрочем, подумав, я сунула вытряхнутый было порошок от блох обратно в сумку — мало ли куда судьба занесет, глядишь, и пригодится…

Рассовав по внутренним и наружным кармашкам свои недавние покупки, я лишний раз проверила, быстро ли расстегивается сумка и легко ли вытаскиваются магические побрякушки, и перенесла свое внимание на Тьму, которая нетерпеливо возилась на полу. Вонато не сомневалась, что про ее немногочисленные вещички я не забуду, просто на всякий случай напоминала о необходимости запаковать и ее барахлишко. На сборы моего демона не ушло много времени — я уложила две теплые попонки, широкий ошейник с серебряной отделкой, пару браслетов и несколько тонких цепочек, используемых в качестве поводков, когда нам с Тьмой приходилось играть роль великосветской дамы с любимым демоном.

Запаковав торбы, я сладко потянулась и бросила Тьме мысленное предложение наплевать на весь мир и завалиться спать — завтра рано вставать, а кто знает, когда нам удастся нормально отдохнуть в следующий раз. Демон насторженно защебетала и поддержала этот, с ее точки зрениия гениальный почин. Правда, я еще в «Сломанный меч» перед отъездом наведаться хотела, выпытать у Жуна все, что он знает об этих трижды клятых кристаллах. Ну да ладно, может, Торина по дороге потрясу.

Встала я в безумную рань — солнце только-только робко протянуло первые лучи по сизовато-лиловому небосводу и несмело дотронулось до высоких шпилей городской ратуши. То, что граф Иррион назначил отъезд на девять утра, не трогало меня совершенно. Я знала — когда бы я ни явилась, милорды графья все равно не будут готовы. Более того, уверена, что заявись я часа в три пополудни, они все равно бы очень удивились такому раннему приезду и попросили обождать с полчасика — еще не упакованы любимые тапочки милорда Торина. Так какая разница, когда начинать их торопить — в девять или семь часов? Заодно и прослежу за завершающим этапом сборов, а то знаю я этих аристократов — наберут с собой столько ненужного барахла, что и три каравана не вывезут.

Тьма просыпаться упорно не хотела, пришлось положить ее на плечо и нести на конюшню, как экстравагантную крылатую горжетку из черной чешуи. На другом плече покачивались две доверху набитые и едва-едва закрытые сумки, из одной торчал край рукава рубашки. Бабочка, моя пепельно-серая кобылка, такому раннему подъему тоже не обрадовалась. Но, увы, погрузить ее себе на плечи и нести всю дорогу до поместья Лорранских я была не в состоянии, поэтому лошадке пришлось встряхнуться и утешиться большим куском сахара, которым я поспешила умилостивить не слишком довольную коняшку.

Несмотря на несусветную рань, население Каленары уже проснулось (а некоторые еще и не ложились). Молочник вел под уздцы своего послушного ослика, нагруженного бидонами и крынками, из приоткрытых ставней пекарни тянуло сытным хлебным духом, цветочница, неприкрыто зевая, уже раскладывала на прилавке свой пестрый душистый товар. На перекрестке в медленном, легком танце кружилась продажная девица, высоко вскидывая длинные стройные ноги и вспыхивая алым шелком яркого наплечного платка. Здесь было не время да и не место привлекать мужчин своими чарами, но, по-моему, она этим и не занималась, а своим танцем просто приветствовала солнце, несущее в город свой молодой свет и ласковое тепло. Тонкий, певучий звон вплетенных в ее волосы монет и цепочек казался странным и даже неуместным среди полусонного передвижения немногочисленных прохожих.

Городские ворота уже были открыты, и стражники, судя по рьяной ретивости к государственной службе только что заступившие на пост, внимательнейшим образом изучали подорожные грамоты какого-то восточного купца в пестром байковом халате и странном головном уборе, похожем на намотанное на темечко банное полотенце. Рядом с ним, держа за обвисшие поводья пятерых лошадей, нетерпеливо переминались два раба в таких же чудных нарядах, дожидаясь, когда же документы будут с начала до конца изучены дотошной полуграмотной солдатней и можно будет наконец-то отправляться в путь. У меня подобных проблем с выездом из города не возникло. Товаров я не везла, на паломницу или блаженную не походила, а тонкий свиток с гербовой печатью, удостоверяющий, что я являюсь владелицей недвижимости в Каленаре, всегда служил отличным пропуском из города — с меня даже не стребовали выездную пошлину. Правильно, пусть приезжие за развитие и процветание Каленары платят, а горожанам и так хватает ежегодных налогов и сборов.

До поместья Лорранских добралась без проблем — благо дорогу запомнила, а там меня ждали. Услужливый лакей вежливо поклонился, взял Бабочку под уздцы и торжественно повел по усаженной липами парковой аллее. Я, избавленная от необходимости управлять лошадью, рассеянно покачивалась в седле и бестолково глазела по сторонам, от нечего делать размышляя, что бы предприняла, случись мне держать здесь оборону. В одиночку, понятное дело, такое солидное имение не отстоять, а вот будь под моим командованием десяток-другой солдат — и можно удерживать врага на расстоянии хоть целый год: стены крепкие, добротные, да и ворот всего двое.

Впрочем, все стратегические расчеты мигом вылетели у меня из головы, когда я увидела, что делается во внутреннем дворе. Такое ощущение, что Торин собрался ехать в Заброшенные земли на вечное поселение! Перед широким крыльцом творилось нечто невообразимое: слуги носились по самым невероятным траекториям, таща за собой, неся на себе или толкая перед собой всевозможные кульки, свертки и мешки. Глаз упал на молодую смазливую горничную, трепетно прижимающую к себе роскошный вечерний фрак с отделкой из тончайших кружев. Девчонка явно не знала, что делать с этим сокровищем, и просто бестолково переминалась с ноги на ногу, время от времени стряхивая с доверенной ее заботам шмотки невидимые глазу пылинки. Кроме упомянутой горничной и сверхзанятых слуг во дворе еще наблюдалось штук двадцать лошадей, две кареты и большая крытая повозка, уже наполовину нагруженная какими-то кулями, сундуками, баулами и чехлами. Каррэн, сидящий на перилах и рассеянно поигрывающий рукой, пытаясь поймать на перстни первые солнечные лучи, казался в этом бедламе совершенно неуместным, как роскошная оранжерейная роза в щербатой миске с бедняцкой гороховой похлебкой.

Философское спокойствие, в коем пребывал альм, ничуть не тревожили царящие вокруг сумбур и суматоха. Рядом примостилась наша охрана. Папаша рассеянно посасывал короткую изогнутую трубочку, время от времени выпуская изо рта эффектные ровные кольца дыма. Правый и Левый, шутливо пихая друг друга локтями в бок, устроились прямо на ступеньках и тихонько пересмеивались, явно обсуждая царящий вокруг бедлам. Цветик сидел на корточках, привалившись спиной к стене, и мрачно зыркал направо-налево из-под длинной нечесаной челки. Я опять подивилась несоответствию романтического прозвища и дикого облика этого хмурого типа. Зверюга изящно привалился к перилам и, насвистывая какую-то лирическую песенку, меланхолично созерцал проплывающие в небе облака. Вот еще одна загадка. Отчего этому грациозному юноше с огромными мечтательными глазами поэта дали столь странную кличку? Да если уж на то пошло, то почему у всей этой компании солдат не нормальные имена, а какие-то прозвища, как у хранов? Я готова поклясться, что ни один из них не принадлежит к нашей гильдии и, скорее всего, ни разу не ступал под своды замка Рэй. Так откуда и, главное, зачем это нелепое подражание гильдии наемников и телохранителей? Ведь любому храну сразу же ясно, что эти солдаты имеют к нам такое же отношение, как мы сами к плетению кружев. Да, они, судя по всему, неплохие вояки, но до любого, даже самого слабенького члена нашей гильдии им как грешникам до мира надлунного. Насколько я помню, из нашего своеобразного учебного заведения в замке Рэй никого и никогда не исключали — как-то обходились телесными или магическими наказаниями. Ну а если кто-то из воспитанников совершал нечто вовсе не совместимое со званием будущего храна, то слух об этом происшествии никогда не выходил за пределы замка, а на небольшой пустоши за версту от его стен появлялся еще один маленький безымянный холмик, обозначающий место последнего упокоения непокорного ученика.

— Привет! — громко крикнула я, спрыгивая на землю. — Что это здесь происходит?

Солдаты синхронно, как по команде, посмотрели на меня, кивнули, а потом спокойно вернулись к своим высокоинтеллектуальным занятиям, прерванным моим появлением. Один Цветик даже не глянул в мою сторону, зато прошипел что-то настолько злобное, что я предпочла не вникать в смысл его эмоциональных высказываний.

— О, Тень! — обрадовался Каррэн, легко соскакивая с перил и подходя ко мне. — Что-то ты совсем рано сегодня.

— Не спится мне дома, видать, совесть нечиста, — отмахнулась я от любопытного нечеловека, продолжая с легкой тревогой разглядывать скопище людей, лошадей и повозок, больше похожее на готовящийся к путешествию свадебный поезд, чем на собирающегося в деловую поездку королевского придворного с немногочисленной охраной. — Так что за бедлам здесь творится?

— Торин собирается в дорогу, — пожал плечами альм.

— Да это больше похоже на массовый исход, — хмыкнула я. — Такое ощущение, что Торин собрался увезти с собой все поместье до последнего кирпичика. Кстати, а где сам виновник суеты и неразберихи?

— Ты не поверишь — спит еще! — широко ухмыльнулся Каррэн.

— Спит?! — вытаращила я глаза. — Вот так новости! Знаешь, иди растолкай его и приведи сюда. Чем скорее мы тронемся — тем лучше, день обещает быть жарким, лучше мы потом где-нибудь в обед на пару часов остановимся.

— Разумно, — кивнул он и пошел обратно к крыльцу. Я задумчиво покосилась на хвост, неспешно покачивающийся в такт шагам, и вдруг подумала: интересно, а каково Каррэну в седле сидеть? Впрочем, какое мне дело до этого? Слегка покраснев от своих мыслей, я решила навести ревизию в уже собранном графском барахле и не допустить дополнительного увеличения багажа.

Слуги пробовали протестовать. Конечно, им-то каково — складывали-складывали, паковали-паковали, а тут явилась какая-то нахальная девица и берется потрошить с таким трудом собранные и закрытые сумки. Но я, не желая тащить за собой целый караван, была неумолима, в качестве дополнительного аргумента натравив на излишне ретивых слуг Тьму. Вонато поднялась на крыло и с пронзительным клекотом спикировала на голову самому возмущенному и громогласному из лакеев. В волосы, конечно, не вцепилась, но напугала изрядно. После этого мне никто не мешал наводить свои порядки, вернее, полнейший беспорядок в более-менее аккуратно упакованных сундуках.

Папаша с крыльца одобрительно кивал головой, глядя на мои махинации с сумками и чехлами, остальные солдаты сохраняли нейтралитет. Когда я вытряхивала из очередного сундука роскошный мужской халат, расшитый водными элементалями и яркими южными рыбками, мою разрушительную деятельность прервал истерический визгливый вопль:

— Ты что делаешь?!

Я, не сочтя нужным отвечать на явно риторический вопрос (можно подумать, не видно, чем я занимаюсь), продолжила свое черное дело. Вслед за халатом на землю полетел ночной колпак в том же стиле, чудовищных размеров тапочки и какие-то необычно длинные и узкие подштанники, отделанные вышитыми розанами и кокетливыми кружевами. Последний предмет я, не сдержавшись, гадко прихихикивая и демонстративно держа его двумя пальцами, выставила на всеобщее обозрение, слегка помахивая интимным предметом туалета, как прекрасная дама, приветствующая своего любимого жениха кружевным платочком.

— Что же ты делаешь, зараза?! — дико завизжал графенок, мгновенно покрываясь краской и отскакивая от издевательски хихикающего Каррэна. Я демонстративно пожала плечами, продолжая помахивать подштанниками, и только потом сообразила приглядеться попристальнее своему подопечному, а поняв, во что он, собственно говоря, обрядился, прикусила нижнюю губу, не зная, смеяться или начинать ругаться на чем свет стоит. Бестолковый Торин, похоже, впервые в жизни собрался покинуть пределы родного поместья и ничтоже сумняшеся нацепил на себя роскошный камзол с изумрудной отделкой, тонкую кружевную рубашку, узенькие бриджи, мягкие кожаные сапоги с пижонскими вышитыми отворотами и огромную широкополую шляпу с кокетливо свисающим на плечо белоснежным пером. Я не выдержала и захохотала в голос, едва не уронив подштанники и невежливо указывая на разряженного в пух и прах аристократа пальцем. Солдаты, скучающие на крыльце, оглянулись на своего предводителя, вытаращили глаза и заржали в унисон со мной, правда делая безуспешные попытки подавить свой здоровый громкий гогот. Каррэн, видимо успевший навеселиться, пока вел Торина из спальни, покусывал жемчужными клыками губы и улыбался, старательно отводя глаза.

— Что такое?! — обезумевшей легионерской трубой вопил бурый не то от злости, не то от смущения Торин, размахивая руками и отважными скачками преодолевая ступени крыльца. Я попятилась, опасаясь, как бы он со злости не вцепился мне в горло. Придушить, конечно, не придушит, но воевать с клиентом — последнее дело. Однако моя наглая особа интересовала графенка постольку-поскольку — он одним рывком выдернул у меня свои исподники и ревниво прижал их к сердцу, как ребенок любимую погремушку. Я, не сдержавшись, захихикала вновь — очень уж забавно выглядел гордый аристократ с подштанниками в обнимку.

— И что же я такого смешного сделал? — ледяным голосом поинтересовался Торин, сверкая дикими глазами из-под полей своей невероятной шляпы и неумело складывая отвоеванный у меня предмет интимного туалета. Я, понимая, что сейчас просто начну беззастенчиво ржать в лицо клиенту, поспешно прикусила нижнюю губу и успокаивающе положила ему ладонь на плечо:

— Ничего, Торин, все в порядке. — Спокойно, только спокойно, главное — не захохотать во весь голос— Просто… э-э-э… Знаешь, одет ты немного…

— Как? — тут же самолюбиво вскинулся он.

— Ну… непрактично, что ли. Думаю, тебе будет не слишком удобно сидеть в седле во всей этой красоте.

— Седле? — напыщенно повторил Торин. — А кто говорит про седло? Я поеду в карете. И ты, кстати, тоже. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — Ведь ты теперь будешь играть роль моей любовницы. А они, знаешь ли, в седлах не трясутся.

О Мрак вековечный и все его демоны! Неужели придется начать игру в полублагородную леди прямо сейчас? И неужели нельзя обойтись без кареты? Она ведь сильно замедлит темп нашего движения. Конечно, с одной стороны, мне это на руку — ведь оплата-то не фиксированная, а поденная, но с другой — я уже скучала по своему уютному особнячку на Приречной улице и хотела поскорее разделаться с этим сомнительным заказом и вернуться под его красную черепичную крышу.

— Послушай, Торин, а давай не будем брать с собой карету? — вкрадчиво попросила я, на всякий случай отступая на шаг. И не зря: услыхав это провокационное предложение, графенок замахал руками, как спятившая ветряная мельница крыльями, разве что вместо натужного скрипа Торин разразился громкими воплями:

— Как? Куда это мы без кареты? А ехать-то как?

— Как и все — верхом, — пожал плечами Каррэн, видимо решивший не то вступиться за меня, не то просто ускорить ход дискуссии. Правильно, а то такими темпами мы до темноты не выедем.

— Храна дело говорит, — неожиданно поддержал меня доселе молчавший Батя. — Как мы с экипажем-то через горы полезем?

Солдаты выразили согласие с мнением своего командира важным и вдумчивым киванием. Бедный Торин, оставшись в меньшинстве, затравленно огляделся, но слуги и не подумали вступиться за своего господина, наоборот, поспешили бросить то, что уже успели вновь собрать после учиненной мною ревизии, и разбежаться кто куда.

— Папаша прав, — кивнула я. — Боюсь, как бы нам перед перевалом и верховых лошадей бросить не пришлось. А ты еще карету хочешь за собой тащить. Ну сам подумай, каково нам с неповоротливым экипажем будет…

— Да-а… А каково мне в седле-то будет? — неожиданно обиженно протянул графеныш, по-детски надувая губы, только что хныкать не начал и нос рукавом вытирать не взялся. У-тю-тю, может, тебе соску еще дать, дите ты наше горькое?

— Где граф Иррион? — поинтересовалась я у Каррэна, поняв, что с аристократенком каши не сваришь.

— Понятия не имею, — пожал плечами альм. — А и в самом деле — где?

— Мы сходим поищем! — воскликнул один близнец, вскакивая и поднимая братца: — Правда?

— Правда! — отозвался тот. Двойняшки обменялись с совершенно одинаковыми улыбками и на спринтерской скорости рванули к дверям. Поэтому, когда створка резко распахнулась изнутри, братья получили по лбам дружно и вместе. Как умилительно видеть такую дружбу и взаимопонимание между родственниками! Левый и Правый охнули, схватились за пострадавший лоб и недоуменно переглянулись, словно вопрошая друг друга, кто же мог организовать им такую гадость?

Впрочем, это-то как раз выяснилось довольно быстро. Из распахнутых дверей на крыльцо торжественно шагнул граф Иррион в однотонном бархатном халате цвета вина и премиленьких тапочках-топотушках на босу ногу.

— Всем доброе утро! Торин, во что это ты вырядился? — удивился он, пристально и придирчиво разглядывая отпрыска. Тот покраснел еще сильнее:

— А что?

— Вот дуралей, — беззлобно констатировал его папенька, покачав головой. Потом обернулся к нам с Каррэном и вздохнул: — Извините Торина, он впервые в жизни отправляется не в развлекательную поездку с друзьями, а в далекий путь по королевскому поручению.

— Ничего, все мы когда-то были не слишком опытными и умелыми, — милостиво согласилась я. — Пускай милорд Торин переоденется во что-нибудь более удобное и практичное, а я разберу его багаж и решу, что брать с собой, а что лучше оставить.

— О боги, Торин, неужели ты собрался тащить с собой все это барахло?! — ахнул Лорранский-старший, разглядывая кареты и многочисленные сундуки. Я предательски кивнула, выдавая своего подопечного с потрохами, и демонстративно вновь приступила к разбору барахла. Эти аристократы порой как дети! Ну зачем Торину в пути фарфоровый ночной горшок, расписанный миленькими синенькими незабудочками и васильками? Боится, что в гостинице его столь необходимым предметом не обеспечат? А на привалах на открытом воздухе что, корона упадет в кустики ходить? Но я все-таки не стала потрясать горшком над головой и демонстрировать его широкой общественности, как сделала с подштанниками, а просто отложила в ту кучу, которую решила не брать с собой и не позволять тащить Торину ни под каким видом. Так, а это что такое? Я покрутила в руках толстенный фолиант в роскошной обложке из отлично выделанной кожи с серебряными, потемневшими от времени уголками, потом, немного помявшись, все же открыла его. Если там чистые листы для путевых заметок — придется брать с собой, такой дневник впоследствии может оказаться очень полезным. Но тонкий дорогой пергамент был покрыт замысловатыми рунами с вычурными завитушками и вензелями. Я, сощурившись, прочитала несколько строк и громко фыркнула. Сборник любовной поэзии прошлого века! И зачем он Торину в пути? Продажных девиц относительно великого и всепоглощающего чувства просвещать или меня развлекать на людях? Ведь, наверное, любовницам должно быть приятно, когда им читают стихи.

Когда графеныш в сопровождении папеньки вновь вышел на крыльцо, одетый во что-то простое и удобное, я уже успела привлечь к процессу разборки вещей всех своих будущих спутников. Так что теперь сундуки мы потрошили четырнадцать рук, пересмеиваясь и демонстрируя друг другу особо выразительные и запоминающиеся предмет вроде маленькой коробочки с крохотными кусочками черной материи, смазанными с одной стороны клеем. А Торин, оказывается, пользуется дамскими ухищрениями для украшения собственного аристократического личика! Ну кто бы мог подумать, что благороднорожденные мужчины наклеивают мушки! И они еще женщин кокетками и притворщицами смеют обзывать! А внушительная коллекция флаконов и баночек с одеколонами, пудрами и румянами? Даже у меня косметики меньше! Правда, я не высокородная, но все-таки иногда вынуждена изображать ее и запас средств для преображения внешности держу немалый. Я даже начала задумываться относительно симпатий и предпочтений Торина, но вроде бы у него была пара нашумевших романов с какими-то девицами… Хотя вполне вероятно, что они такие же постановочные, как и тот, в котором я буду играть одну из главных ролей.

Графенок при виде стольких пар чужих рук, бессовестно ворошащих его барахло, взвыл в голос, да так, что посрамил бы и точило Цветика, и дверные петли в «Сломанном мече». Лично мне была непонятна столь острая и резкая реакция человека, за которого всю жизнь все делали другие. Ведь одно дело, если бы он, краснея от смущения, запаковал это барахло в торбы сам, и совсем другое — когда над этим нелегким делом бились слуги.

Я на голосовые провокации не поддалась и невозмутимо продемонстрировала графенку отобранные для него вещи, а также огласила список того, что, по моему мнению, еще надо было взять с собой. Ирриону хватило одного взгляда, чтобы приказать лакеям принести требуемое. Вот с Торином было сложнее — он надувал губы, делал большие глаза и вообще негодовал по поводу нашего хамства и бесцеремонности. Солдаты пересмеивались и отводили глаза, Каррэн вдумчиво созерцал горы отвергнутых вещей, я делала вид, что ничего не слышу и ни на что не обращаю внимания. На лбах хихикающих близнецов медленно, но верно набухали совершенно одинаковые шишки.

Короче, выехали мы не в девять и даже не в десять, а почти в полдень. А если бы я приехала к условленному времени?! Ведь до темноты за территорию поместья Лорранских не выбрались бы!

Кавалькада, надо признаться, получилась солидная и внушающая невольное уважение. Впереди Каррэн на норовистом черном жеребце, следом я на Бабочке, потом мрачный и надувшийся Торин, сидящий в седле, как курица на заборе, на смирной игреневой кобылке, и последними — солдаты развернутым полукругом, прикрывая тылы своего номинального предводителя и командира. В самом конце этой своеобразной колонны плелись три соловые кобылы, нагруженные вещами и припасами. Одна из них везла лично мое барахло — платья в огромных несминаемых чехлах не потерпели никакого соседства, да и сами по себе едва не опрокидывали несчастную лошадь. Правда, Торин все же пристроил туда же два своих камзола, подобранных в тон моим нарядам, и уж с их-то наличием пришлось смириться — ведь не может же граф Лорранский на фоне своей любовницы жалким оборванцем выглядеть.

Перед выездом специально приглашенный жрец отчитал напутственную молитву, окурил нас приторно-сладким дымком благовоний и побрызгал в нашу сторону водой, вроде бы осененной благодатью самих богов. В последнее мне что-то верилось слабо, но выступать я не стала — слишком уж неодобрительно жрец косился на Тьму на моих плечах и Каррэна, внимающего молитвенным песнопениям с выражением умиленного благочестия на лице. Вообще-то номинально считалось, что вся Сенаторна, кроме совсем уж диких восточных племен, молится одним богам, в реальности же служители религиозного культа отчего-то страстно ненавидели и считали притворщиками всех живых существ, не принадлежащих к их собственной расе. Так что, будучи в том же Тэллентэре, в храм я заглянуть так и не решилась, хотя и очень хотела. Вступать в склоку с альмами-жрецами и, возможно, распрощаться с какими-нибудь стратегически важными частями тела мне вовсе не улыбалось, поэтому с жаждой общения с богами тогда пришлось потерпеть и удовлетворить ее уже в землях людей.

В общем, выезд получился очень торжественный. Жрец до последнего что-то пел и даже слегка приплясывал, размахивая Святым Лучом и щедро раздавая направо-налево благословения, граф Иррион торжественно махал клетчатым платком и рукавами халата с балкона, слуги умиленно вздыхали и вытирали глаза, словно провожали молодого господина на верную смерть. А старая нянька вообще бросилась к нам, обхватила ноги кобылы Торина и завыла на такой трагической ноте, что едва не распугала лошадей. Лорранский-младший, попеременно то краснея, то бледнея, уговаривал ее не ломать комедию и дать спокойно уехать, но женщина ни в какую не соглашалась успокоиться и бросалась попеременно ко всем солдатам, а потом и ко мне, порываясь целовать ноги и умоляя «сберечь ее деточку» Торин не знал, куда девать глаза от позора, я же тихо позавидовала бестолковому графенышу. Эх, если бы меня так любили и не желали никуда отпускать… Каррэн, словно прочитав эти не слишком-то приятные и добрые мысли, осторожно дотронулся до моего рукава, и мне парадоксальным образом стало легче. Альм, почувствовав эту перемену, тепло улыбнулся и слегка сощурил свои невероятные глазищи цвета полной луны. В седле он сидел уверенно и спокойно, кокетливо свесив хвост справа.

Я чувствовала, что этот заказ будет не из легких, но и не подозревала, что настолько! Торин начал охать, стонать и жаловаться уже через час после выезда, а еще минут через пятнадцать запросил привал. Я жестоко высмеяла его, приведя в пример себя саму — ну неужели ему не стыдно так хныкать, когда девушка рядом с ним не показывает ни малейшего признака усталости? Торин примолк, но ненадолго. Следующим пунктом жалоб стала погода. Солнце, видите ли, слишком печет, а, гадкие и вредные, мы не дали ему захватить его прекрасную широкополую шляпу с кокетливым пером, которое так эффектно колышется под томными вздохами ветерка! Ну так взмолись богам! Надеюсь, горячим просьбам полудурка они не внимут и солнца гасить не станут. А я, между прочим, была готова выехать пораньше! Но из-за чьего-то барахла мы безбожно задержались и за ворота поместья выбрались даже позже, чем планировалось изначально. Торин вновь замолчал. И опять ненадолго. Теперь неугомонному графенышу захотелось есть — он, дескать, в это время всегда дома чай со сладостями вкушает, а нянюшка убедила его, что любые отклонения от режима питания могут сильно навредить его молодому организму. На мой взгляд, такому бугаю благородного розлива и трехдневная сухая голодовка не нанесет ощутимого вреда, но я предпочла проглотить колкости и не вступать в очередную дискуссию, коими на протяжении нашего недолгого пути сильно веселила ехавшую сзади солдатню. Ну нет, все, хватит! Я вам что, паяц из балагана — развлекать и смешить, да еще бесплатно?

— Торин, заткнись, — мягко и нежно, как и полагается любовнице, попросила я графенка, придерживая на плече Тьму, понявшую, что хозяйка недовольна окружающими и уже рванувшуюся чинить разборки.

— Что? Как ты сказала? — потрясенно выдал аристократ, явно не веря своим благородным ушам.

— Тень попросила тебя заткнуться. Присоединяюсь к этой искренней и, надо признать, вполне естественной мольбе, — любезно отозвался Каррэн, поворачиваясь к нам. Ехали мы еще в том стратегически рассчитанном порядке, в какой выстроились на территории поместья, но я подозревала, что вскоре этому придет конец — скоро мы должны свернуть на широкий, наезженный торговый шлях, на котором полным-полно путешественников. Вряд ли они согласятся послушно разбегаться в стороны и съезжать на обочину, дабы дать дорогу нашей разношерстной кавалькаде. Первопроходец Каррэн тоже понимал это, но относился к подобной необходимости не в пример легче, чем я. Конечно, ему-то только свою шкуру беречь придется, а мне еще и за графской следить! Вспомнив о причине нашей поездки, я придержала Бабочку и, дождавшись, когда с ней поравняется кобыла Торина, умильно улыбнулась:

— Ладно, извини! Я нахалка и хамка, что с невоспитанной девицы-храны возьмешь? Ну прощаешь?

— Прощаю, — неохотно буркнул графенок, надувая губы.

— То-то же! — весело и непринужденно пропела я, щурясь на солнце. — А скажи-ка мне, Торин, где ты хранишь эти самые кристаллы?

— Ты что, глупая, посреди дороги о таких вещах орать?! — в священном ужасе ахнул он, едва не свалившись с седла от негодования.

— А что? — легкомысленно отмахнулась я, мысленно подобравшись, как кошка перед прыжком. А ты не такой уж дурак, мой графеночек, если понимаешь, какие разговоры больше подходят для обсуждения в бархатной тишине алькова, а какие — для шумного спора на торговом шляхе. — Да тут одно название, что дорога — ухаб на ухабе, ни столбов верстовых, ни указателей, да и путешественников, кроме нас, нет никаких! И вообще, я должна хотя бы быть уверенной, что они не остались в тех грудах барахла, которые мы бросили во дворе поместья.

Торин здорово переменился в лице, — видимо, такая простая мысль ему в голову не приходила. Рука графенка выпустила поводья и сама собой дернулась к животу. Правда, он тут же опомнился и вернул нервную конечность на место, но я заметила этот быстрый жест и едва заметно ухмыльнулась. Ну что ж, приблизительное место хранения кристаллов известно, осталось только дождаться привала, когда Торин свалится и заснет, и тихонечко пошарить у него под одеждой. И пресловутое женское любопытство тут вовсе ни при чем, — в конце концов, имею же я право знать, из-за чего тащусь в Меритаун и что должна беречь пуще своей и чужой жизни!

Впрочем, на привале, на который мы остановились уже затемно, я почти уверилась, что тихонечко шарить и не придется — если я подожду еще часок и не дам никому помочь графенышу, то вполне смогу спокойно снять кошель с трупа. Путешествие, вернее, самое его начало, Торину на пользу явно не пошло — он как-то побледнел, сгорбился, дышал с присвистом и с седла не спрыгнул и даже не слез, а откровенно сполз. Все-таки не тот нынче аристократ пошел, измельчал как-то, изнежился. Вон отец Торина полки в атаку водил, а сынуля едва-едва с лошади не падает, в седле сидит как куль с картошкой, только и следи, чтобы не перевалился через лошадиный круп или не соскользнул несчастной коняге на шею. То ли воспитание раньше другое было, то ли просто графенка любящий родитель до безобразия избаловал…

В любом случае Торин так страдальчески морщился и столь душераздирающе стонал, что вскоре все уверились: еще чуть-чуть — и его душа отлетит в мир надлунный или во Мрак вековечный. Если, конечно, не принять срочных мер. Которые мы и приняли. Каррэн разложил костер и взялся обихаживать лошадей, Папаша нарубил и натаскал лапника, близнецы в четыре руки дружно взялись за приготовление ужина. Зверюга с отрешенно-мечтательным видом начал распаковывать сумки с самым необходимым а Цветик углубился в лес и вскоре приволок несколько огромных коряг и толстенных сучьев, которые принялся ломать о колено с зловещим хрустом. Вообще, Цветик мне не нравился совершенно, и антипатия, как мне кажется была обоюдной и взаимной. Конечно, понимаю, что своей победой в нашем маленьком поединке я нанесла его самолюбию чувствительный удар, но с другой стороны — он сам виноват, нечего было вести себя так вызывающе и напрашиваться на драку. Что хотел, то и получил. А то ишь ты, проверять он вздумал, на что я способна!

Я подсела к бледному аристократенку, бессильно валяющемуся прямо на голой земле, со своей знаменитой райной из меха вернетока и сумкой с магическими побрякушками. То ли Торину и впрямь было так плохо, то ли он старательно симулировал полное бессилие и неспособность шевельнуть даже пальцем, но графенок даже не глянул в мою сторону, когда я пристроилась рядом. Бережно укутав малахольного аристократа в райну, я положила его голову себе на колени и принялась копаться в сумке. Так, это кровоостанавливающее, это от проблем с желудком, это вообще от похмелья… Все не то. Хотя последнее, может, и поможет. Во всяком случае, внешние признаки этого коварного заболевания, вернее, состояния души и тела налицо — побледнение кожных покровов, ломота и боли, тихие стоны с неоформленным содержанием… Но нет, не будем лучше испытывать на клиенте магические снадобья, а то еще окочурится у меня на коленях, поди потом докажи, что я тут относительно ни при чем. Впрочем, можно попробовать помагичить самой. Этим-то я и занялась.

Цветик, явившийся на поляну с новой партией устрашающих коряг и палок, явно подумал что-то не то. Во всяком случае, он вытаращил глаза и прошипел весьма выразительную фразу на гномьем наречии, самым пристойным переводом которой будет словосочетание «кошка гулящая». А я что, виновата, что другого способа передачи сил энергии еше не придумали? Можно подумать, мне этот процесс со стороны больше всего похожий на страстные поцелуи или искусственное дыхание методом «Рот в рот», так уж нравится! Да только выхода все равно нет, ну помрет Торин, что мы потом делать будем? Даже если заберем эти проклятые кристаллы — куда их затем везти? Нет, в Меритаун-то — это понятно, а конкретнее? Город большой, чуть ли не обширнее нашей Каленары, ну не ходить же по улицам, спрашивая прохожих: «Вы случайно не знаете где здесь шаманы и маги собираются? А то мы тут, видите ли, кое-какую магическую гадость для уничтожения привезли, так вы уж подскажите, куда ее тащить»!

Торин затрепыхался и попытался вырваться, когда я уже начала подумывать прекратить свое безнадежное занятие и милосердно придушить графенка, чтобы зря не мучился. Тем более что, стремясь поскорее привести его в более-менее пристойное состояние, я растратила уйму сил и чувствовала, что скоро сама свалюсь в обморок — прямо на начавшего подавать первые признаки жизни высокородного пациента. Надо сказать, более неблагодарного и наглого аристократа земля Сенаторны еще не носила. Едва очухавшись, он тут же отстранился сам и положил ладонь на мои губы, отводя голову в сторону, с таким высокомерным и надменным видом, что я даже засомневалась, кто тут кому услугу оказывает.

— Спасибо, хватит, — напыщенно произнес нахальный аристократишка, пытаясь сесть и бледнея еще больше.

— Лежи уж! — Я без сантиментов прихлопнула его ладонью по животу (не без умысла, разумеется, а пытаясь прощупать спрятанный кошель. Что-то чужеродное там определенно имелось!). Торин, восприняв попытки уложить его как посягательство на свою честь и достоинство, с благородным негодованием вельможной леди, облапанной наглым конюхом, вывернулся из моих заботливых рук и весьма невежливо повернулся к своей, не постесняюсь сказать, спасительнице спиной. Ну и Мрак с тобой, свинья неблагодарная!

Я, не на шутку обидевшись, порывисто встала. Голова Торина, лишенная поддержки в виде моих коленей, на которых покоилась, глухо брякнулась на землю. Графенок охнул, но ко мне упорно не повернулся, видимо считая ниже своего достоинства общаться с девицей, столь нагло попытавшейся воспользоваться его беспомощным состоянием для достижения своих целей и удовлетворения низменных потребностей. Да и я хороша — ворона из ворон! Надо было так и сделать, только лезть к нему не за тем, о чем все окружающие подумали, а за кристаллами — проверить, там ли они. Да чего уже вздыхать, поздно, надо было раньше соображать. Нет, людям помогать — себе дороже, однозначно! Мало того что обессилела, так еще и перед окружающими себя какой-то нимфоманкой выставила.

Тьма, которая сидела на валяющемся на земле седле, развернула крылья и зашипела. Она чувствовала, как я обозлена и обижена, и не могла придумать ничего другого, кроме угроз злосчастному Торину. Я поторопилась ответить вонато чередой успокаивающих ассоциаций, опасаясь, что она сейчас полезет мстить за нанесенное хозяйке оскорбление. Вот номер будет — графа Лорранского в лесу загрыз демон храны, которая подрядилась его до Меритауна везти!

Злая и мрачная, я от нечего делать полезла инспектировать варево, старательно приготовляемое близнецами в четыре руки. У меня уже был печальный опыт поедания мужской стряпни, и повторять его не хотелось совершенно, потому к котелку над огнем я приближалась с немалой долей опаски. Но Правый и Левый, кажется ничуть не обиженные моим вмешательством в их кулинарную деятельность, сработали великолепно. Во всяком случае, варево (не то жидкая каша, не то густой суп из перловой крупы и сушеных грибов) пахло вкусно, видом не отпугивало, было не пересолено и не переперчено и казалось вполне съедобным. Сняв пробу и похвалив близнецов (они откровенно просияли), я, не зная, чем заняться, уселась с Тьмой на коленях под развесистым вековым дубом. Вонато, чувствуя мое дурное настроение, просительно заглядывала в глаза и забрасывала вопрошающими импульсами, требуя назвать обидчика. Я отмахивалась и отшучивалась, до тех пор ока мне на плечо не легла тяжелая теплая ладонь.

— Ну что еще?

— Не нервничай, Тень, это всего лишь я, — улыбнулся Каррэн, усаживаясь рядом. — И я знаю, что ты к Торину не целоваться лезла.

— Да какое мне дело до того, что ты думаешь? — небрежно передернула я плечами. Хотя, чего скрывать, мне было приятно.

— Ну смотри, наша гордая и независимая храна, — хмыкнул альм, вставая. На секунду мне захотелось поймать его за руку и удержать, но я подавила в себе этот недостойный порыв и отвернулась. Будет меня тут еще всякий нечеловек утешать!

К ужину Торин очухался настолько, что смог самостоятельно сидеть, держать тарелку и сам запихивать еду в рот. Ну вот и отлично, а то я под угрозой смертной казни не стала бы позориться еще раз и кормить хилого аристократа с ложечки.

— Торин, по-моему, тебе надо поблагодарить Тень, — неожиданно обратился к графенышу Батя, скребя ложкой по стенкам тарелки и выбирая последние крошки.

— За что? — вскинулся графенок, едва не роняя свою тарелку. Вот уж кто ел как свин — так это Торин. Охотно верю, что, возможно, он и не привык вкушать ужин в таких походно-полевых условиях, а всегда принимал пищу за столом, с крахмальной салфеткой вокруг шеи и дюжиной ложек-вилок около серебряной тарелки, но уж чавканье-то и вздохи мог бы и попридержать!

— Между прочим, храна сама едва на ногах держится — столько энергии тебе отдала, — спокойно заметил Папаша, поглядывая то на графеныша, то на меня. Я восприняла этот взгляд как приглашение высказаться и небрежно пожала плечами:

— Не стоит тревожить милорда Торина моими маленькими проблемами. Пусть он лучше к себе прислушается — все ли с ним в порядке. Ведь это ненормальная реакция на путешествие, даже если он и не привык к такой долгой скачке.

— Тень права, — кивнул не то Правый, не то Левый. — Расскажите-ка нам, милорд, что произошло. Ваш уважаемый родитель обрисовал все лишь в общих чертах.

Та-а-ак! Похоже, от меня скрывают не только кошель с кристаллами, но и какую-то информацию! И как прикажете работать в таких условиях?

Я порывисто вскочила на ноги. Тьма, не ожидавшая от хозяйки такой прыти, отчаянно заскребла коготками по тонкой ткани рубашки, но все-таки не удержалась на моем плече и с негодующим клекотом слетела на землю, развернув крылья и хлеща хвостом. Я, не обращая внимания на возмущение демона, одним скачком преодолела разделяющее нас с Торином расстояние и мертвой хваткой вцепилась в воротник его рубашки. У графенка глаза полезли на лоб. А хороший бы из него актер получился! Хотя, возможно, он и не изображает удушье, а я просто перестаралась и едва впрямь не удавила клиента его собственным воротником.

— Значит, так, Торин, — злобно прошипела я ему в лицо, слегка ослабив хватку, — или ты сейчас же рассказываешь мне все, что знаешь об этих проклятых кристаллах и демонстрируешь мне кошель, или я немедленно разворачиваюсь и уезжаю в Каленару. За возвращением задатка можешь прислать кого-нибудь из слуг, мне чужого не надо, все до последнего медяка отдам.

Продолжить мне не дали — солдаты, видимо решив, что плохой командир вроде Торина все же лучше, чем никакой, всем скопом бросились отбивать своего предводителя. Не будь у меня заняты руки — я бы их расшвыряла, даже не вынимая никакого холодного оружия. Но увы, пальцы намертво сцепились на воротнике рубашки Торина, так что его пришлось сдать без боя — Правый и Левый, переглянувшись, ловко выдернули его из моих когтей и оттащили под сень столетнего дуба. Потом развернулись и замерли одинаковыми статуями, не выказывая ни малейшего желания хоть как-то поучаствовать в мигом развернувшемся сражении. Какие-никакие, а мозги у этих парней определенно имелись. А вот остальных боги умом явно обидели. Цветик с жутким воем бросился на меня, потрясая широким засапожным ножом и не видя ничего вокруг. За что и поплатился: я легко прянула назад и в сторону, любезно предоставив ему возможность споткнуться о торчащие из земли корни. Природа — наш друг! Корни добросовестно уронили коротко охнувшего Цветика носом в высокую траву, после чего я любезно добавила ему тычок в бок и, мысленно попросив Тьму удержать парня на земле, развернулась к прочим противникам. Правда, опоздала. Надо было это сделать на пару мгновений раньше.

Батя провел ловкую подсечку, после которой я рухнула рядом с барахтающимся на земле Цветиком. Правда, в отличие от него, я не стала и пытаться перевернуться на спину, а из положения «лежа на животе» одним звериным прыжком обрела под собой аж четыре точки опоры и на них же шарахнулась в сторону, спасаясь от Папаши, вздумавшего закрепить успех и попытавшегося наподдать мне сапогом в живот. От одного-то увернулась, а вот другой был начеку и все с тем же отрешенно-мечтательным взглядом провел вычурный прием восточной безоружной борьбы, долженствующий отправить меня в длительный и качественный нокаут. Только вот я этот прием тоже знала и потому прекрасно понимала, откуда нужно ожидать опасности. Так что, к величайшему удивлению Зверюги, я не брякнулась тут же в беспамятстве, а с тихим шипением рванулась прямо на его занесенную для удара ногу. Остановить движение парень уже не мог, так что упали и покатились мы вместе, причем каждый старался придавить своей массой противника и не дать ему проделать то же самое с собой.

Нет, я все равно одолела бы этого излишне ретивого парнишу с огромными печальными глазами непризнанного поэта и стальным захватом профессионального борца, Да только Каррэн не дал мне выйти победительницей из этой рукопашной схватки. Альм попросту, пользуясь своей недюжинной силой, поймал меня за шиворот и резким рывком вздернул вверх. Рубашка затрещала, но выдержала. Аккуратно поставив меня на ноги, Каррэн так же легко привел в вертикальное положение и оторванного от меня Зверюгу, слегка растерявшего при этом свой романтичный ореол.

— Хватит! — строго и внушительно, как любящий, но уже слегка разозленный папочка расшалившимся детишкам, сказал Каррэн, слегка встряхнув Зверюгу. Я была благодарна альму, что меня от подобного унижения он избавил. — Поиграли — и довольно! Устроили тут сражение! Торин, ты как, жив?

— Жив, — жалостливым тоном умирающего лебедя прохрипел графеныш, страдальчески закатывая глаза и сопровождая сию длинную и вдумчивую речь надсадными охами.

— Так почему не прекратил это безобразие?! — обличающе возвысил голос нечеловек, потрясая несчастным Зверюгой как нашкодившим и поднятым за шкирку котенком. Впрочем, парень, стоящий на самых-самых носочках, кажется, особого дискомфорта не испытывал, вновь впав в свое отрешенно-отстраненное состояние. — Твоя охрана чуть не поубивала друг друга, а ты только нос чешешь!

Какой изящный речевой оборот… В первый раз подобное слышу — в смысле про нос. Обычно иной орган вспоминают. Или это просто Каррэн, щадя уши присутствующей здесь дамы, употребил менее грубое и выразительное слово, чем в первоисточнике?

— А я что? Я ничего… — заныл графенок, словно испугавшись, что альм сейчас выпорет его за политику невмешательства.

— Вот то-то и оно, что ничего! — многозначительно отозвался Каррэн, упирая одну руку в бок, а указательный пален другой воздевая вверх. Зверюгу для этого пришлось отпустить, парень совершенно индифферентно брякнулся на задницу, встал и спокойно поплелся в сторону дуба, под которым уже восседал Торин и стояли близнецы. Изумительная выдержка и невозмутимость! Дорого бы я дала за умение так равнодушно реагировать на жизненные перипетии. — А надо было разнять, пристыдить их! Да уж если на то пошло, то ты вообще не должен был допускать этой драки!

— А почему именно я? — тут же постарался откреститься от подобного груза ответственности Торин.

— Ты же предводитель нашей честной компании, — медленно и внятно, как маленькому ребенку, растолковал Каррэн, дирижируя хвостом в такт своей обличительной речи. Потом вздохнул и повернулся ко мне: — Тень, ты как?

— Чем ты интересуешься, моим физическим состоянием или личностным отношением к произошедшему безобразию? — мирно уточнила я, снимая со спины злобствующего Цветика Тьму. Эти двое, кажется, нашли друг друга и теперь старательно соревновались, у кого получится грознее и возмущеннее зашипеть. Пока побеждала вонато, голосок у нее был определенно чище и приятнее, тем более что Цветик играл нечестно — он дрыгал ногами и помогал себе непечатными словами и даже целыми выражениями. Решив, что история Сенаторны ничуть не пострадает, если столь оригинальное состязание закончится вничью, я подхватила Тьму и привычным жестом забросила ее себе на плечо, где вонато и уселась, щуря глазищи и презрительно поглядывая на недавнего противника.

— И тем и другим, — серьезно отозвался Каррэн, подходя и внимательно разглядывая меня. Кажется, еще и пощупать хотел, дабы точно удостовериться в отсутствии серьезных повреждений, но я глянула так, что альм мигом оставил свои любопытствующие порывы и на всякий случай скрестил руки на груди.

— Я цела и невредима, — спокойно отозвалась я. — А насчет всего остального… Повторяю ультиматум: или Торин немедленно рассказывает и показывает мне все, или я сей секунд разворачиваюсь и возвращаюсь в Каленару.

— Да вот, вот они, эти проклятые кристаллы! — дико взвыл графенок, напуганный не то моим решительным заявлением, не то грозным видом Тьмы, тут же с готовностью зашипевшей, не то просто нехорошим блеском глаз, которым порадовали окружающих и я, и моя вонато. Простенькая темно-коричневая рубашка, сменившая кружевное шелковое великолепие, тут же оказалась задрана чуть ли не на голову, продемонстрировав слегка полноватый бледный животик аристократа, любящего сладости и не слишком жалующего физические упражнения. На этом животике прямо на голое тело был надет специальный дорожный пояс, из прорези которого Торин и вытащил небольшой кошелек из черного бархата, расшитый непонятными рунами и чародейскими знаками. Я без сантиментов выхватила у него довольно тяжелый мешочек и, едва не постанывая от любопытства, растеребила горловину.

Кристаллы меня разочаровали. Конечно, отираясь около магии, я знала, что самые грозные на вид предметы, вроде каких-то жутких обоюдоострых вилок или длинных посохов чаще всего оказываются безобидными накопителями неоформленной магической силы или мирными предметами домашнего обихода. А вот скромные, незаметные вещички, которые никто никогда и не заподозрил бы в причастности к оружию, могут шарахнуть так, что мало не покажется. И все-таки загадочным кристаллам, из-за которых столько народу на уши поднято, по-моему, полагалось бы быть какими-то более… внушительными и представительными, что ли. А эти… Легкие серовато-голубые многогранники величиной с ноготь на мизинце вызывали какие угодно чувства, кроме опаски и недоверия.

— Интере-есно… — жарко выдохнул мне в ухо нависший над плечом Каррэн. Потянулся, задумчиво ковырнул ухоженным острым когтем один из кристаллов, лежащих на моей ладони, и, не заметив результатов, со вздохом убрал руку, не дожидаясь, пока мигом напыжившийся Торин ринется на него отстаивать свое сокровище. Солдаты сгрудились рядом, вытянув шеи в мою сторону и жадно разглядывая цель нашего путешествия.

— А мне неинтересно. — Я равнодушно пожала плечами, ссыпала кристаллы обратно в кошель и перебросила его Торину, переменившемуся в лице при виде такого небрежного обращения с драгоценной магической побрякушкой. — Ладно, на это гадство мы полюбовались. А теперь расскажи нам все, что ты о нем знаешь.

— Да ничего мне об этих кристаллах не рассказывали, — неубедительно замахал руками Торин, стараясь одновременно выразить искреннее негодование и не уронить заветный кошель. Получалось плохо, поэтому графеныш живенько спрятал вместилище кристаллов обратно в пояс, одернул рубашку и замахал руками с удвоенным жаром.

— Хорошо, допустим, — кивнула я, каким-то чутьем ощущая, что аристократ не врет. Вернее, врет, конечно, но не слишком. Его и впрямь не особенно посвящали в те дела, в которые оказались замешаны мы все. — А почему король доверил кошель именно тебе? — Видя, что Торин уже разинул рот, чтобы опять начать отнекиваться, я скривила губы и безжалостно закончила: — Что, более сильных и отважных аристократов не нашлось?

— Да я!.. — оскорбленной гарпией взвизгнул графеныш, подскакивая. — Да я один… на волка, на медведя, на вернетока ходил, вот!

— И сколько же зверей сдохло со смеху при виде твоих кружевных рубашек и широкополых шляп? Или ты их своими подштанниками сражал наповал? — скептически фыркнув, уточнила я. Солдаты, до этого тихонько хихикавшие, захохотали откровенно и в голос, даже не стараясь подавить здоровый ржач или хотя бы сделать его менее насмешливым и обидным.

— Да что ты привязалась — «кружева», «подштанники»?! Сама небось не знаешь, что такое простыни, моешься через раз и одеваешься кое-как! — попытался сразить меня моим же оружием Торин, но где уж аристократу, привыкшему упражняться в изящной словесности, переспорить выпускницу замка Рэй! У нас ехидство и невоздержанность на язык никогда не считались особенным грехом, а сами преподаватели порой выдавали такие словеса, что яблоки на деревьях раньше времени краснели.

— Увы, Торин! Покажи мне, что такое простыни, и я буду благодарна тебе до конца жизни! — с патетичным надрывом пропела я, молитвенно прижимая руки к груди. — Или хотя бы расскажи, что это такое!

— Э-э-э… — выдал графенок, не ожидавший столь страстной и пламенной мольбы.

— Сам не знаешь, — удовлетворенно констатировала я, — а еще выступаешь… Ладно, шутки в сторону. Почему именно ты?

— Потому, что я отважный, сильный и умный! — запальчиво отозвался Торин, уперев руки в бока и становясь очень похожим на обычную базарную бабу, даром что аристократ. Так и кажется, что он сейчас склочной торговкой завопит на всю рощу: «Это моя-то рыба тухлая? Да ты сама тухлая! И чулки на тебе с дырками!» Нет, определенно что-то не то с голубой кровью делается. Того же Торина, например, просто невозможно представить во главе взвода арбалетчиков или мечников, а ведь в войне Ветров более половины командного состава представляли аристократы, а то и вовсе благороднорожденные.

— Врешь, — равнодушно уличила я, фыркнула и безжалостно добавила: — Еще две попытки обмана — и я уезжаю. И никаким нарушением условий заказа это не будет — я не могу работать в полной неизвестности относительно причин и целей нашей поездки.

— Отец попросил короля, — потупив глаза, признался Торин. Ага, а вот это уже ближе к правде. Все остальные примолкли и внимательно прислушивались к оправданиям пытаемого мною графенка. Видимо, не одной мне ничего не рассказали.

— Почему?

— Мне там, в Меритауне, надо кое-что… Ну в общем, это личное, — попытался выкрутиться он, отводя глаза.

— Говори все, — беспощадно велела я, таращась на него в упор. Каррэн слегка поежился, видимо вспомнив, как неприятен может быть прямой взгляд моих вообще-то очень красивых и милых очей.

— Ну отец хочет меня выгодно женить. Есть одна девушка на примете. Только она не в Меритауне, а в Райтерре живет. Да только о рыцаре-герое девица грезит, романтичная излишне, мечтательная, — пустился в путаные объяснения Торин. — Ну и заодно к лекарю одному съездить… Это не я придумал! Отец решил, что так оно лучше будет…

ага…

— Что у твоего отца великий государственный ум, мы уже поняли, — невежливо перебила я эти сумбурные излияния. — Ну допустим, он выбил для сыночка задание, отдаленно попахивающее подвигом, дабы до глубины души поразить некую романтичную и мечтательную девицу. Хорошо. Но скажи-ка ты мне, Торин, отчего этот подвиг начал осуществляться в обстановке такой жуткой секретности? Ведь по логике о нем надо было трубить на всех углах! И что за лекарь?

Торин покраснел до такого неимоверного состояния, что я мигом свернула свои провокационные вопросы, опасаясь, что он сейчас просто помрет от смущения или получит кровоизлияние в голову. В конце концов, что мне за дело до какого-то лекаря? Мало ли что там у графеныша болит, может, в детстве он сладкого объелся и до сих пор отойти не может…

— Ладно, так и быть, живи пока. Но предупреждаю, к этому разговору мы еще вернемся! — грозно объявила я и, покосившись на выползшую на небо луну, решительно заявила о своем желании лечь спать. Все дружно глянули на небо, потом на догорающие угли костра, поддержали почин, распределили ночную вахту и завалились спать.

Торин в который раз перевернулся, стараясь поплотнее закутаться в тоненькое дорожное одеяло, потом с обреченным вздохом бросил свои безнадежные попытки согреться и приподнялся на локтях. Небо, черное, как душа убийцы, словно дремало, прикрывая собой грешную землю Сенаторны от бдительного ока богов, наверняка не спавших в этот поздний час в своих чертогах мира надлунного. Костер фыркал в темноте редкими рыжими искрами и невысокими языками пламени, приподнимающимися и тут же вновь опадающими на уже прогоревшие уголья. Торин недовольно поморщился. И кто, интересно, сейчас дежурит? Почему он не проследил за кострищем? Холод стоит — хоть душу богам отдавай, а этим воякам хоть бы хны. Нет бы подумать, что у аристократа, привыкшего к горам подушек, мягким перинам и пуховым одеялам, не такая толстая и дубленая шкура…

Повертев головой, Торин наконец углядел часового Вернее, часовую. Храна замерла неподвижным изваянием в некотором отдалении от кострища и, кажется, внаглую спала сидя, вместо того чтобы оберегать сон товарищей и поддерживать пламя. Ну и ну! Вот тебе и представительница хваленой гильдии наемников, телохранителей и убийц! Лучшая выпускница, ха! Да такую клушу даже ребенок без особых сложностей прикончить сможет!

— Чего не спишь, Торин? — внезапно спросила храна, не открывая глаз и не меняя позы. — Ложись, до рассвета еще пару часов подремать вполне можно.

— А откуда ты знаешь, что это я? — поинтересовался Лорранский-младший, вставая и подсаживаясь к хране. От костра пыхнуло жаром, Торин с наслаждением протянул руки к обжигающим лепесткам рыжего цветка, приплясывающего на углях.

— Так слышно же, как кто-то вздыхает и ворочается, — равнодушно пожала плечами храна, наконец-то открывая глаза, поворачивая голову и глядя прямо на графа. Лицо девушки, с одной стороны подсвеченное неверными пляшущими бликами огня, а с другой — облитое темнотой, показалось Торину маской какой-то авангардной театральной постановки, которые в этом сезоне вошли в большую моду при дворе. Там был очень популярен этот образ — свет и тьма, добро и зло, любовь и ненависть, жизнь и смерть, написанные на одном лице. Впечатление маски поддерживали глаза храны — абсолютно черные, неподвижные, бездонные, они казались раскосыми провалами на фоне бледного лица.

— Но почему ты решила, что это именно я? — продолжал удивляться граф.

— Потому что все остальные привычны к подобным ночевкам, спят спокойно, не ворочаясь. Кроме того, любой воин знает: спи пока есть время, и ешь, пока есть что поесть, а то вскоре может не быть ни того, ни другого. И все, кроме тебя, руководствуются этими принципами. А, Мрак вас всех разбери! — Храна дернулась и звучно хлопнула себя по лбу, потом стряхнула с ладони убиенного комара и вздохнула: — Ложись, завтра у нас будет нелегкий день.

Один из близнецов приподнял голову, сощурился на тихо переговаривающиеся у костра фигуры, удостоверился что это свои, и вновь успокоенно засопел. Его брат скопировал бдительные движения, потом покосился на спящих, словно подсчитывая, все ли на месте, улегся и точно так же мгновенно уснул.

— Что-то не хочется, наверное, я уже выспался, — отозвался Торин, косясь в сторону своей телохранительницы. Прибив наглое насекомое, она вновь прижала руки к груди, нахохлилась и замерла неподвижной человекообразной копией своего демона, дремлющего рядом. — Тебе не скучно сидеть вот так, в одиночестве?

На сей раз проснулся Каррэн. Посмотрел на сидящую у костра парочку, неодобрительно сощурился, но оставил комментарии при себе и демонстративно повернулся к недреманным стражам хвостом.

— Лучше бы спросил, не скучно ли мне в одиночестве жить, — хмыкнула девушка, щуря свои равнодушные темные глаза на слегка потрескивающее пламя.

— И как, не скучно? — послушно повторил Торин.

— Нет, — жестко отозвалась она. — Ложись давай, командир наш и предводитель!

— Холодно, — обидевшись, отозвался Лорранский, не понимая, отчего девушка так взъелась.

Храна молча поднялась и нырнула в вязкую, непроглядную темноту, скрывающую кусты и деревья по краям поляны, послужившей маленькому отряду спальней. Демон вонато, почуяв, что хозяйка куда-то намылилась без нее, тут же развернула крылья и порхнула за девушкой, и эта парочка исчезла во тьме, оставив на поляне спящих солдат и недоумевающего Торина. Впрочем, вернулись они быстро, пятясь задом — храна за комель тащила молоденькую тонкую сосенку, видимо поваленную весенней непогодой, а демон так же задом наперед реяла над ней стараясь вцепиться в ветки и проехаться за счет хозяйки.

— Вот. — Тень споро переломила о колено сосенку и начала аккуратно пристраивать ветки в кострище. Огонь сначала откатился недоуменно, потом распробовал угощение и с аппетитом захрустел сосновыми ветками, изредка постреливая в едва сереющее небо искрами. — Сейчас разгорится как следует. Прости, я не подумала, что ты будешь мерзнуть, — все остальные и не к такому привыкли. Может возьмешь мою меховую накидку?

— Ну вот еще, — обиделся Торин. В самом деле, за кого они его принимают, совсем уж за дворцовую неженку, что ли?

— Ой смотри, если простудишься, я тебя выхаживать не буду и больного за собой не потащу, так и брошу где-нибудь на дороге, — шутливо погрозила пальцем храна. Из-под ледяной маски уверенной в себе профессионалки, немало повидавшей за свою недолгую жизнь и уже ничему не удивляющейся, вдруг выглянула обычная девушка, шаловливая, лукавая и веселая. Выглянула на мгновение — и тут же спряталась вновь, прикрывшись все тем же стылым равнодушием. Внезапно Торин неожиданно сам для себя подошел к успевшей усесться хране и потеребил ее за плечо:

— Эй, оживи еще раз!

— Чего? — удивилась она, вскинув на Лорранского совершенно индифферентные глаза и опять поразив его ледяным мраком, таящимся в их глубинах.

— Прояви хоть какие-то эмоции! — потребовал он.

— Увы, это не входит в заранее обговоренные условия заказа, — хмыкнула она, тем не менее по просьбе клиента являя требуемые эмоции — ехидство и сарказм. — Ложись спать, Торин, и дай отдохнуть мне — вахта заканчивается, сейчас Папашу подниму и подремлю еще хоть пару часов.

Однако Лорранский чисто из противоречия не ложился до тех пор, пока Тень не растолкала Батю и не свернулась аккуратным клубочком на том месте, откуда встал мужчина — чтобы нагретое место зря не пропадало. Заснула она, кажется, мгновенно, не ощущая холода, ледяными пальцами забиравшегося под одежду и неприятно щекочущего и без того застывшее тело.

С утра Торина пришлось поднимать руганью и хлопками по плечам и спине. Графенок страдальчески морщился, кривился, ворочался с боку на бок и даже ругался сквозь зубы, но глаза открывать отказывался категорически и вскочил только после того, как находчивый Каррэн, знаками велев всем молча замереть на месте, распутал ноги лошадям и повел их к тракту. Вот тут-то, заслышав частый перестук подков и тихое ржание, Торин и вскочил, да так ретиво, что едва не опрокинул меня, стоявшую в непосредственной близости от его непробудимой персоны. Поняв, что его надули, аристократенок разобиделся на весь свет, во всеуслышание прокричал об этом и заткнулся надолго, видимо решив наказать окружающих непреклонным молчанием и хмурыми взглядами из-под насупленных бровей. Мы с альмом и солдатами с восторгом приняли эту кару и неприкрыто улыбались друг другу, радуясь такому спокойному и, главное, тихому спутнику-полководцу, по-прежнему старательно удерживаемому в самом центре нашей разномастной группы.

На широкий торговый шлях между Каленарой и Тинориссой мы выбрались ближе к полудню — приходилось беречь графеныша и не пускать лошадей вскачь, что, разумеется, отрицательно сказывалось на скорости нашего передвижения. Торин, как ни хорохорился, был откровенно плох, я уже жалела, что не выпытала у него, что за болезнь точит его аристократическое тело, — возможно, зная причину, можно было бы устранить если не ее саму, то хотя бы последствия. А так… Графенок отчаянно бледнел, потом столь же решительно краснел, надувал губы, щурил глаза, но упорно молчал и не жаловался, за что я, если честно, была ему очень благодарна — уж слишком надоели его вчерашние причитания. Впрочем, вскоре я уже не на шутку встревожилась и откровенно возмечтала о продолжении сиятельных стенаний, дабы убедиться, что он там втихую не помер. Хотя такие, как он, из чистой вредности не помирают, видимо считая, что окружающим полезно с ними мучиться.