Ее зовут Тень

Потом я перешла к Торину. Мой подопечный был как-то странно задумчив и тоже не выказывал ни малейшего желания уплетать полезную, но уже слегка приевшуюся кашу. Так, сейчас еще и этого уговаривать придется — ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за храну…

— Ешь, Торин, — велела я, усаживаясь рядом и вдохновляя его личным примером и примером Тьмы, быстро-быстро уписывающей свою порцию с моей ложки.

— Слушай, Тень, — задумчиво произнес графеныш, ставя нетронутую тарелку на траву, — а ты меня можешь поучить волшебничать?

— Чего? — до глубины души поразилась я.

— Хоть немного, а? Ну чтоб, как ты, заклинания отражать, лечить, энергию забирать…

— Ты сдурел, что ли? — ласково спросила я, заглядывая графенку в глаза. — Подумай, о чем ты меня просишь! Благороднорожденного магии учить! Да меня за это на главной площади Каленары как еретичку и ниспровергательницу устоев сожгут. Да и вообще, что я, совсем уж без мозгов — конкурентов себе плодить?

— Почему это конкурентов? — печально поинтересовался Торин, видимо немало расстроенный моим отказом.

— Потому что какого Мрака тебе понадобится охрана, если ты сам сможешь защититься с помощью магии? — пожала я плечами, удивляясь его недогадливости. — Да и не лучшая из меня учительница выйдет — я сама в магии далеко не профессионал, так, нахваталась по верхам того-сего… Несколько боевых заклинаний, несколько защитных, несколько лечебных… А вот бытовой магией почти не владею — кашу волшебством сварить или белье простирнуть мне не под силу, хотя с такой задачей шутя справится любая тринадцатилетняя ученица самой захудалой магической школы или института волшебства.

— Но я хочу, как ты! — капризно повторил Торин, так и не притронувшись к ужину, старательно приготовленному близнецами. Никакого уважения к чужому труду!

— Как я? — переспросила я, не веря своим ушам. Вот уж не думала, что моя доля может показаться благороднорожденному завидной. — Как я — что? Сражаться? Так учись! Знать, кажется, не презирает занятие фехтованием. Магичить? С этим, конечно, посложнее, но при желании можно найти не слишком чистоплотного, зато жадного и умелого чародея, который за солидный гонорар обучит тебя основам. А что тебе еще — как я?

Ну вот так… Сегодня здесь, завтра там… Никому не обязана, ни с кем не связана.

Ох, давно я так не смеялась. Правда, горький какой-то смех вышел, невеселый, с болезненно искривленными губами и злыми слезинками в уголках глаз. Впрочем, аристократ, конечно, ничего не заметил.

— А знаешь, какая у меня мечта, Торин? — поинтересовалась я, сумев подавить как смех, так и слезы. — Вернуться в свой дом и хотя бы пару месяцев пожить под родной крышей. И чтобы никто не трогал и не звал куда-то ехать и кого-то охранять. А насчет того что не связана… Так я же связана — с тобой. Ты помрешь — и мне прямая дорожка во Мрак вековечный, и Тьме вместе со мной.

— Но ты же наемница, — с неприятно удивившим меня презрением хмыкнул вдруг графеныш. — Как это так — связана? Да для тебя же нет ничего святого. Сегодня я тебе плачу — и ты меня охраняешь. А завтра тебе заплатит кто-нибудь другой — и ты меня убьешь.

— Нет, Торин, все обстоит несколько иначе, — тихо промолвила я. Наш разговор свернул на очень узкую и скользкую дорожку, но прекратить его было уже выше моих сил — я должна была доказать избалованному аристократенку, что уж презирать-то меня точно не за что. — Ты, вернее, твой отец платит мне по золотому в день. Да еще обещал премию по окончании всей этой эпопеи. Замечательно. Так вот, если завтра ко мне подойдет… ну скажем, Цветик и предложит: «Слушай, Тень, я даю тебе полтысячи золотых, а ты убиваешь Торина, и мы мирно разъезжаемся по домам», то он окажется очень везучим человеком, если сумеет унести ноги после такого провокационного заявления. А вот если ты сегодня мне скажешь: «Знаешь, я решил, что охрана мне больше не нужна» — и дашь расчет, а завтра Цветик вновь подкатится со своим интересным предложением… Ну тут уж извини, скорее всего, я соглашусь. Как ты сам понимаешь, ничего личного, просто обычные товарно-денежные отношения.

— Вот-вот! — подтвердил недалекий Торин, поглядывая в сторону оклеветанного ради примера Цветика так, словно не сомневался, что я уже получала от него подобные деловые предложения. — То-то и оно, что сегодня охраняешь, а завтра убьешь!

— Ты не понял, — мягко возразил бесшумно подкравшийся Каррэн. Графенок вздрогнул, я — нет, по крайней мере, надеюсь, что не так явственно. — Тень убьет тебя, только если ты перестанешь ей платить за охрану, а кто-то оплатит твою смерть.

— Именно, — подтвердила я. — Так что если хочешь обезопаситься от моих клинков навсегда…

— То что? — заинтересованно приподнял брови графенок.

— То придется тебе платить мне всю жизнь! — хмыкнула я, хлопнув рукой по траве рядом с собой. Альм с готовностью опустился на указанное место, я как-то незаметно для самой себя пристроила голову ему на плечо и вновь воззрилась на Торина, озадаченно жующего губами. Видно, аристократенок пытался подсчитать, во что ему обойдется столь своеобразная защита от меня. То ли так и не смог подбить итог, то ли результат показался до безобразия дорог, но Торин глянул на меня обиженно и недоуменно, словно я ему подсунула на золотом блюде тушеные мышиные хвосты. В смысле, что и не наешься ими как следует, и хрящи на зубах хрустят, и вообще сомнительно это как-то…

— Ешь кашу, Торин! — напомнила я, рассеянно потираясь щекой о плечо альма. Тьма тут же обиженно зашипела, пришлось взять ее на руки и успокаивать, доказывая, что Каррэн просто… просто… ну… Тьма оскорбленно клекотнула и даже слегка прихватила меня клыками за палец. Правильно, от кого я тут что пытаюсь скрыть? От вонато, которая уже намертво срослась с моей душой и ощущает все эмоции как свои собственные? Ох… Да Мрак меня побери что здесь вообще скрывать-то? Нормальные дружеские отношения между двумя представителями разных рас?

Тьма зашипела с таким непередаваемым сарказмом, что я мигом поняла все. А, шэрз бэй тха'аарто! Если собственная вонато издевается, так чего ждать от остальных? Диво еще, что меня вслух не высмеивают и пальцами не тыкают!

Утром я вновь осмотрела Папашу и, прикусив губу, задумалась, не стоит ли нам поискать какой-нибудь населенный пункт и задержаться в нем на пару деньков, чтобы дать командиру возможность отлежаться и набраться сил. Видимо, все эти размышления были написаны на моем лице самыми крупными и четкими рунами, потому что Батя, зашипев так, что даже Тьма уважительно прижала уши, одним рывком привел себя в вертикальное положение и едва ли не бегом бросился к лошадям. Я рванулась было за ним, но потом передумала и с разбегу плюхнулась на землю, сделав вид, что вовсе не собиралась ни за кем бежать. Вот еще, за пациентами гоняться! Хочет по своей дурости да упрямству во Мрак вековечный отправиться — пожалуйста, я за ним туда нестись не буду.

Наверное, вид у меня был не лучший, потому что Батя, одумавшись, вернулся и сел на землю рядом со мной.

— Ты это… не обижайся, ладно? Не привык я, чтобы девчонка какая-то, годящаяся мне в дочери, рядом суетилась и себе во вред мне помогала.

— Да ладно, — отмахнулась я, стараясь скрыть обиду. Тоже мне ветеран нашелся! Да еще неизвестно, кто кого положит, если мы один на один в драке сойдемся. Девчонка, ишь ты! Да не будь рядом этой девчонки, все они уже на дне Ниилаты тара Лээрто лежали бы, на себе испытав все прелести Ока Дракона! А то бы еще в Тинориссе бестолковые головы сложили!

— Ты за Торином-то приглядывай, — внезапно произнес Батя, тоже стараясь не смотреть в мою сторону. Только тут я заметила, что воротник моей рубашки распахнут неприлично глубоко, и поспешно застегнулась, мысленно напомнив давнишнее обещание, данное когда-то самой себе: никогда не смущаться и не краснеть.

— Да уж как-нибудь, — хмыкнула я. И впрямь, зачем напоминать профессионалу о его обязанностях? — Послушай, Батя…

— А? — с готовностью отозвался окончательно смешавшийся мужчина.

— Ты когда-нибудь в Холодных горах бывал?

— Да нет. А что?

— Предчувствие у меня какое-то нехорошее, — со вздохом созналась я, проволсая взглядом мышкующую Тьму. Кого она ухитрялась ловить в березовой роще — загадка, но, судя по изредка долетавшим до меня обрывкам положительных эмоций, охота проходила удачно. — Я три раза через этот перевал ездила…

— Ну так чего бояться-то? — не понял Папаша. — Раз уж ты там бывала…

— Он каждый раз разный, перевал этот проклятый, — отозвалась я. — Когда я впервые туда попала, то думала, не выберусь, прямо отсюда во Мрак вековечный и отправлюсь. Холод страшный, мертвый какой-то, пурга выкалывает глаза, под ногами бесконечные трещины и голый лед, чуть припорошенный снежком… Но боги миловали. Во второй раз было еще терпимо, но я тогда везла одного человека… Он по своей глупости напоролся на инеистого медведя и едва не погиб. Так что поездочка тоже вышла не из приятных — я все боялась, что клиент сдохнет и меня в его смерти обвинят. Но обошлось. Ну а когда возвращалась, одна уже, то вообще думала, что с дороги сбилась и заплутала в горах — на перевале тишь да гладь, снега не было почти, хотя стояла уже поздняя осень. Так что я… Ну не то что боюсь, опасаюсь просто, как он встретит меня в четвертый раз…

— Так, может, другой дорогой поедем? — раздумчиво предложил Батя.

— Какой? Через Заброшенные земли? Или купеческой по которой в обход гор почти четыре месяца ползти придется?

— Что, так долго? — поразился он.

— А ты как думаешь, почему йанарские шелка так дорого стоят? Купцы, конечно, тоже не дураки, живо бы освоили более короткую дорогу, да только по перевалу караван не пройдет, там дай боги всадникам поодиночке пробраться. — Я рассеянно проводила взглядом Зверюгу, медленно шествующего в сторону густых кустов, отвернулась и внезапно спросила: — Слушай, а почему у вас всех не нормальные человеческие имена, а какие-то прозвища?

— Так и тебя же простым понятием зовут, — равнодушно отозвался Папаша, вперяясь глазами в кусты, словно стремясь разглядеть, чем там его подчиненный занимается.

— Я же храна, в нашей гильдии у всех прозвища. А вот вы явно даже замка Рэй в глаза не видели. Так отчего такая чехарда с именами?

— Я отреченный. А они дети таких же, как я, — холодно признался мужчина, машинально дотрагиваясь до воротника рубашки.

Я не охнула и не ахнула. И даже не пошевелилась. Просто удивленно повела глазами в его сторону и вновь уставилась в небо, разглядывая низкие облака и солнце в легкой дымке. Историю про отреченных я знала. Правда, преподносили се скорее как жутковатую, назидательную сказку на ночь, чем как реальные исторические события.

Все та же война Ветров… Страшное время, когда озверевшие эльфийские подразделения за один рейд в глубину Райдассы могли вырезать несколько человеческих поселений. Приграничные земли тогда вообще обезлюдели, кто-то сложил голову под эльфийскими клинками и стрелами, кто-то успел унести ноги и осел в глубине страны, готовые, чуть что, вновь собираться и бежать дальше, на юг или восток, в Йанару или Тэллентэр. Альмы тогда уже выслали помощь, но через Холодные горы поди еще перебе-сь… Страницы летописей и хроник помнят страшную зимуспеплом, пропитанным кровью до самой земли, вместо снега. В глазах людей отражался огонь, лед и смерть. Эльфы безжалостно вырезали все мирное население начиная от грудных детей и заканчивая столетними старцами. Тогда-то и возник отряд, названный позже отреченными. Маленький такой отряд, душ на сорок — пятьдесят. Среди них были и мужчины, и женщины, и подростки, и совсем еще дети, которые помнили только одно слово: месть. Месть за то, что остроухие пришельцы сотворили с их близкими. Король их деятельности не одобрил и даже издал декрет относительно поимки и наказания, опасаясь еще более страшного отмщения со стороны эльфов. Храмовая организация предала отреченных анафеме за ту жестокость, с которой отряд расправлялся с попавшими в их руки остроухими, лишая пленников не только жизни, но и чести и даже погребения, бросая тела посреди трактов на всеобщее обозрение. Тогда-то и зародилось это название — отреченные. Только кто от кого отрекся — неясно, то ли королевство от них, то ли они от королевства. Так или иначе, после окончания войны маленький отряд затерялся где-то на просторах Райдассы, а правительству тогда хватало других проблем, кроме отлавливания отреченных. Ну и с кличками понятно — еще ни одно отрицаемое властью объединение не пользовалось собственными именами.

И вот, оказывается, где они, эти отреченные. Среди нас. Служат графам Лорранским и наверняка еще кому-то столь же влиятельному и богатому. Как причудливо мешаются фишки в жизненной мартаке…

— Боишься? — спокойно поинтересовался Батя.

— Я? — Я приподняла брови и удивленно глянула в сторону командира. — Бояться живой легенды? Надо бы, конечно, но у меня что-то не получается.

— А ты храбрая, — с каким-то странным удивлением констатировал Папаша.

— С моей-то работой? Да ты мне льстишь. Хочешь мою страшную тайну в обмен на твою? Я до обморока боюсь лягушек, просто видеть их не могу, сразу же дико визжать начинаю и убегаю сломя голову, — хмыкнула я, вставая. — Поехали, что ли? В седле-то усидишь?

— Обижаешь! — в моем же тоне отозвался отреченный, одним легким прыжком взвиваясь на ноги. Легкая гримаса пробежала по его лицу, но я ничего не сказала, и он решил что все это прошло незамеченным.

— А насчет гор надо Каррэна расспросить, он ведь через них в Каленару добирался, — задумчиво пробормотала я себе под нос, взглядом отыскивая альма. Тот, отчаянно жестикулируя и размахивая хвостом, спорил с Торином. Что они там не поделили — загадка, но, скорее всего, что-нибудь незначащее, потому что за более ценный предмет сцепились бы, наверное, все присутствующие. Кстати, а как там кристаллы?

— Торин, а где кошель? — сладким голосом торговки, нагло обвешивающей и обсчитывающей покупателя, пропела я, подходя к размахивающим руками мужчинам. Альм тут же примолк и выжидательно уставился на меня, потом спокойно сообщил:

— Вот и я тем же самым заинтересовался, а Торин почему-то разобиделся, чуть ли не в потасовку полез…

— Да, кстати, — я обличающе ткнула пальцем в графеныша, — я не обязана, защищая твою жизнь, ввязываться в драку, если ты был ее зачинщиком. Так что если ты смертельно оскорбил альма из правящего рода, выкручивайся сам как умеешь.

Аристократ беспомощно уставился на Каррэна, я тоже воззрилась на альма, не скрывая надежды, что упомянутое оскорбление все-таки произошло. Тогда можно будет спокойно посмотреть, как Каррэн убивает бестолкового Лорранского, а потом с чистой совестью вернуться домой, бросив кошель с проклятыми кристаллами на милость богов. Но увы! Нечеловек лишь покачал головой, показывая, что на сатисфакции настаивать не собирается, и пристально взглянул на Торина. Я последовала его примеру. Потом к нам, привлеченные шумом и спором, подтянулись близнецы и Цветик. Батя использовал свободную минутку, чтобы полежать, а Зверюга все сидел в кустах (что это с ним, ин-теоесно? Может, плохо стало, на помощь бежать нужно?). Под таким перекрестным обстрелом въедливыми взглядами графенку стало очень неуютно: он помялся, аки невинная девица на приеме у лекаря, поозирался по сторонам, явно надеясь увидеть спешащую к нему со всех ног помощь, но так и не дождался милостей от окружающих и с обреченным вздохом задрал рубашку.

Мы с Каррэном столкнулись плечами, стараясь поскорее добраться до вожделенного кошеля. Руки, алчно тянущиеся вперед, тоже встретились на полдороге и принялись увлеченно отталкивать друг друга; мы пихались локтями (Каррэн еще и хвостом махал, и клыки скалил) и хохотали, заодно попинывая и графеныша. Торин, на животе которого происходила эта жаркая схватка, страдальчески постанывал и старался вывернуться, но мы с альмом, мигом забыв о межличностных спорах, дружно вцепились в пытающегося удрать носителя кристаллов. Нет, надо их у графенка забрать, у меня ценная магическая побрякушка однозначно целее будет!

Освидетельствовав наличие кристаллов в кошеле, а кошеля в дорожном поясе, мы наконец-то отпустили графенка на все четыре стороны. Он, очень обиженный, отошел подальше и нашел благодарного слушателя в лице Тьмы, сочувственно шипящей и щурившей глаза в ответ на жаркий рассказ и эмоциональное размахивание руками. О чем Торин повествовал моей вонато, слышно не было; уже потом, расспросив демона, я получила несколько изумительных мыслеобразов извращенных фантазий аристократа: я, с жутко перекошенным лицом, и Каррэн с гипертрофированно увеличенными клыками и хвостом длиной чуть ли не в версту, сражались между собой, используя в качестве оружия странные магические штуки. Однако до чего же буйная фантазия! Обидеться на аристократеныша, что ли? Ай, на убогих обижаться грешно, еще боги накажут…

Мои спутники, ничуть не встревоженные вчерашней магической стычкой, вели себя так, будто на переправе не произошло ничего из ряда вон выходящего. Видимо, сказывалось полное незнание элементарных основ магии Правильно, меньше знаешь — крепче спишь. Тем более что у них было кому защитить их от магической атаки. А я нервничала. С некоторым опозданием пришло осознание чуда, свершившегося на середине Ниилаты тара Лээрто. Если б не опыты Цвертины с универсальными заклинаниями, лежать бы нам всем на дне реки, на радость водным обитателям. Не целиком лежать, по частям — рука здесь нога там… Сама отразить подобное боевое заклятие я не смогла бы однозначно. Сил-то, может, и хватило бы, а вот умения… Неправду говорят, что сила есть — ума не надо. Я бы предпочла знания, хотя бы теоретические, чем полное энергии, но неумелое и абсолютно бестолковое сознание.

— Так, говоришь, была в Холодных горах? — переспросил Батя, решив закончить прерванный сборами и отъездом разговор.

— Была, — мрачно подтвердила я, вспоминая негостеприимный перевал.

— И зачем тебя туда носило? — поинтересовался Цветик с таким видом, будто не сомневался, что я ездила по каким-то темным делам.

— Один раз я объездной дорогой возвращалась из Меритауна. Ну и потом, года полтора назад, в Тэллентэр ездила по одному делу. Вернее, человека везла, которому с альмами кое-что решить нужно было, — отозвалась я, решив не вступать в склоку с излишне любопытным и явно страдающим от недостатка воспитания солдатом. Какое ему дело — куда, зачем?

— И как там, в горах? Долго через них ехать-то? — спросил один из близнецов. Я глянула на его нос, дабы определить, с кем общаюсь, но парень плутовато улыбнулся и как бы рассеянно потер переносицу, кося на меня хитрющим глазом. Похоже, не я первая заметила это их различие. Ладно, не хочешь признаваться, кто ты, — буду обращаться без имен собственных.

— А как повезет. Если боги смилостивятся — за три дня проедешь. А можешь и за неделю не перебраться, если хранителям Сенаторны будет чем заняться кроме разгона туч над Холодными горами. А можешь и не перебраться вообще.

— А поехали со мной в Тэллентэр, а, Тень? — внезапно предложил Каррэн. — У меня там большое поместье в Белом округе — дом, сад, пруд, конюшни… С родичами познакомлю. Мама разводит коллекционные розы, а сестренка обожает верховую езду. Тебе понравится!

— А поехали! — неожиданно для самой себя согласилась я. Глянула на недоверчиво-радостное лицо альма и со смехом подтвердила: — Поехали, поехали! Вот Торина до Меритауна дотащим, кристаллы эти, чтоб их Мрак разорвал, с рук на руки магам тамошним сдадим — и поедем. Торин, ты как, доберешься до Каленары без нас с Каррэном?

— Как это — без вас? — тут же надулся графенок, видимо обидевшись на то, что кто-то собирается ехать в альмовское городище развлекаться, а его с собой не зовет. — А вдруг на меня кто-нибудь нападет?

— С тобой же отряд Бати останется! — напомнила я. — Да и кто на тебя нападать-то будет? Кому ты нужен?

— Ага, а этот маг? — мигом вскинулся Торин. — Вдруг он опять пузырем каким-нибудь разноцветным разродится?

Я торопливо прикусила губу, дабы не расхохотаться. Обменявшись с Каррэном взглядами заговорщиков, мы дружно воззрились на графенка, негодующе подскакивающего в седле. Сказать ему, что ли, чтоб так не подпрыгивал? А не то и лошади спину собьет, и себе на заднице синяков наставит. Впрочем, такому говорить что в стену яблоками кидаться: тебе же в лоб и отскочит.

— Это не пузырь был, а боевое заклинание. Называется Око Дракона, — мирно пояснила я.

— А почему дракона? — тут же нашел к чему придраться неуемный аристократенок.

— А почему ты Торин, а не, скажем, Феорн или Гэлларт? — риторически вопросила я, не зная, что ответить на такой бестолковый вопрос. «Почему», «почему»… Откуда же я знаю, кто и за что это заклинание подобным образом обозвал? Может, у драконов и впрямь такие глаза. А может, кому-то с перепою не то померещилось.

— Нет, Тень, я тебя не отпускаю! Вот вернемся в Каленару, тогда да — на все четыре стороны отправляйся, — склочным голосом заявил несносный аристократ, бросая поводья и упирая руки в бока для придания большей значимости своим словам. Я страдальчески поморщилась, представив, какой крюк придется делать из-за его несговорчивости. От Меритауна до Тэллентэра ближе, чем до Холодных гор, — дня за три можно легко обернуться. А Торин хочет, чтобы я его обратно в Каленару волокла, а потом еще раз перевал преодолевала… Нет, садист! Однозначно!

Тьма, уловив, что хозяйка как-то уж слишком кровожадно косится в сторону клиента, тут же предложила свои услуги в воспитании несговорчивого Лорранского. Нет, моя милая, после твоих педагогических порывов Торину останется только в воры да грабители идти — пугать горожан располосованным лицом и требовать деньги, угрожая в противном случае поцеловать.

— А откуда у тебя такой дорогой демон? — тут же влез любопытный аристократенок, глядя на мои руки, машинально поглаживающие и щекочущие черную чешую Тьмы. — Я знаю, за вонато больше трех сотен золотых можно выручить, особенно если демон молодой и здоровый. Неужели хранам так хорошо платят, что они могут себе позволить столь дорогих тварей?

— Нет, — хмыкнула я. — Тьма — итог моего предпоследнего выпускного экзамена после обучения в замке Рэй.

— А расскажи, — внезапно попросил Зверюга, отвлекшийся от своей созерцательной отрешенности и заинтересовавшийся разговором.

— Да чего там рассказывать, — отмахнулась я. — Каждый выпускник замка Рэй должен сдать несколько экзаменов, прежде чем станет полноправным членом гильдии хранов. Экзамены подбираются и проверяются мастерами индивидуально, каждый воспитанник получает какое-то свое задание. Вот мне было велено отыскать в лесу гнездо вонато с потомством и выкрасть одного демоненка, а потом приручить его и выдрессировать исполнять простейшие мысленные и вербальные команды. Убивать или калечить взрослых демонов, а также наносить какой бы то ни было вред окружающей среде запрещалось категорически.

— Ну и ты… — нетерпеливо поторопил Торин.

— Нет уж, рассказывать, как я карабкалась на скалы и отбивалась от негодующих родителей Тьмы, у меня нет ни малейшего желания, — хмыкнула я. — Как видите, экзамен я сдала на «отлично» — молодая вонато ко мне привыкла, научилась вступать в мысленный контакт и выполнять команды, причем не только простейшие, но и довольно сложные, отправленные ей цепочкой мыслеобразов, а то и вовсе не оформленным эмоциональным комом.

— Ты сказала, что это был предпоследний экзамен. А последний тогда какой? — с невольным уважением поинтересовался Цветик. Еще бы, в гильдию ловцов демонов шли только сильные, ловкие и смелые мужчины, не боящиеся попортить личико или получить несколько шрамов во всю грудь. И девушка, сама изловившая и приручившая вонато, да еще ухитрившаяся уберечься от ран, в глазах солдат тут же поднялась на такую высоту, какой никогда не достичь простой наемнице, будь она хоть трижды опытным и умелым воином.

— А последний экзамен у меня был через три месяца. Я должна была Тьму убить, — легко призналась я, с наслаждением любуясь на вытягивающиеся лица мужчин.

— То есть как — убить? — ошеломленно переспросил Правый, даже нос забыл прикрыть от потрясения.

— А как мне будет угодно — тайтрой засечь, мечом зарубить, кинжалом или стилетом заколоть, из арбалета или лука застрелить.

— И как ты, убила? — глупо спросил Торин. О боги, за что же вы графеныша так жестоко покарали полным отсутствием мозгов?

— А то ты сам не видишь, — хохотнула я. Солдаты с готовностью поддержали меня несколько нервным смехом. Торин надулся:

— Но если ты не убила, то почему же тебя как лучшую выпускницу нам представили?

— А очень просто. Я не смогла поднять руку на безгранично преданное мне существо и подумала: ну живут же как-то простые люди, не храны. Значит, и я проживу. В простые, не элитные наемницы пойду, а там видно будет.

— И?.. — вопросительно протянул напряженно слушавший Каррэн.

— И я отказалась убивать Тьму. Прилюдно отказалась, перед всеми мастерами. Они напомнили, что тогда мне не будет хода в гильдию. А я сказала: ну и что? Подумаешь, свет клином на хранах не сошелся! — Я замолчала, вспоминая, как недешево мне тогда далось это решение. Отказаться от того, к чему шла десять долгах лет, наполненных болью, голодом, непосильными упражнениями и постоянным страхом, что вот сейчас выкинут за ворота замка или просто прибьют. И сделать это ради существа, которое едва не разорвало мне коготками лицо, постоянно порывалось кусаться и долго не могло уяснтчть, что, когда хозяйка спит, ее лучше не трогать, оказалось не так просто и легко, как я об этом повествовала.

— И что дальше? — поторопил подскакивающий от любопытства Торин.

— А ничего, — пожала я плечами. — Признали лучшей выпускницей, дали отличные рекомендации и первого клиента тут же подыскали. В этом и состояла суть экзамена: мастера знали, что я привыкну к демону и не смогу так просто прикончить ее. Мне засчитали бы успешно пройденное испытание в двух случаях: если бы я тут же без раздумий убила вонато или если бы я наотрез отказалась это делать. А вот если бы я сначала отнекивалась, а потом одумалась и, поняв, что лишаюсь слишком многого, все-таки убила демона — тут-то экзамен я бы провалила. Ведь проверялась не готовность и не отказ убить безгранично доверяющее мне существо, а моя моральная устойчивость — поддамся или не поддамся я на уговоры и провокации.

— И что, вы вот так прямо чувствуете все мысли и эмоции друг друга? — поинтересовался Каррэн, слегка помахивая хвостом в такт бойкой рыси лошадей.

— Почти все, — кивнула я. — Иногда, правда, мы можем закрыться, если испытываем негативные эмоции — боль, сильный голод, — и не хотим заставлять друг друга страдать. И это тоже не дало мне поднять руку на Тьму — я бы наверняка до последнего чувствовала весь ее испуг и боль от своего предательства. Не думаю, что сама смогла бы пережить подобный кошмар.

— Ну и истории у тебя, Тень, — покачал головой аристократенок. — Таких на ночь наслушаешься — потом во сне Мрак вековечный привидится.

— Не нравится — не слушай и не подстрекай рассказывать, — пожала я плечами. — Жизнь храны не такой уж сахар и мед. И вовсе не то, что считаешь ты: ни с кем не связана, никому не обязана…

— Не обижайся на него, Тень, — ободряюще улыбнулся Каррэн. Клыки, теперь отчего-то кажущиеся мне вовсе не такими жуткими, а скорее наоборот, весьма интересными и достойными внимания, сверкнули в лучах заходящего солнца. — Что с графа возьмешь? Он наверняка за ворота своего поместья с нами впервые выбрался…

Торин обиделся — надулся, нахохлился, как мокрая курица, и до самого вечера отказывался баловать нас своими комментариями. Правда, не могу сказать, что все так уж по этому поводу страдали.

Лорранский-младший, злобный и обиженный на весь мир, боком сидел на лавке, тихими проклятиями поминая жесткое седло и тех идиотов, которые его сделали.

В маленьком сельце, названия которого Торин не запомнил, была всего одна гостиница. Вернее, не гостиница, а постоялый двор. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Конечно, за постой в заведении под каким-то насмешливым, с явным намеком названием «На посошок» запрашивали раза в четыре меньше, чем в гостинице в Тинориссе. зато и сервис здесь был на соответствующем Уровне. Вернее, его просто не было. Торину, как командиру, выделили крохотную комнатушку, в которой из мебели наблюдался только потертый лоскутный коврик на полу, а кровать неопределенных размеров — очень широкая для одного, но слишком узкая для двоих. Тень внимательно оглядела это ложе, поджала губы и покачала головой так многозначительно, что Лорранскому стало ясно: ему вновь придется перед сном любоваться на лежащую на полу девушку. Но это было еще ничего: одной комнаты, как ни крути, не хватало вообще, и близнецов, не слишком-то довольных такой рокировкой, отправили спать на сеновал.

— Ну чего ты кривишься? — не выдержал Лорранский, глядя на корчившую брезгливые гримасы храну. Все равно ведь на полу уляжется! — Мне тоже все это не слишком нравится!

— Хочешь добрый совет, Торин? — вопросом на вопрос ответила Тень. — Не ложись на кровать, устраивайся, как и я, на полу.

— Еще чего! — возмутился граф. Вот уж действительно, унекоторых баб коса длинна, да ум короток, а у этой даже волосы длинными не назовешь, а уж про остальное и упоминать не стоит! С какого это перепугу он должен ложиться на пол, если есть кровать, пусть не самая большая, но, судя по всему, довольно удобная?

— Ну смотри, я тебя предупредила, — равнодушно пожала плечами храна. — Пошли ужинать.

Постояльцев в этой, стыдно сказать, гостинице хватало. Какие-то наемники, путешественники, негоциант с отарой тонкорунных породистых овец, да еще менестрель — совсем еще молодая девчонка, едва ли не младше храны, — потом прибилась. Тень мрачно оглядела это разношерстное сборище и, как и положено хорошей любовнице, принялась изображать усиленную заботу о графе: усадила его на лавку, задернула занавеску на окне, чтобы ему не дуло, раз десять поинтересовалась, не холодно ли ему, раз двадцать обняла и раз пятьдесят состроила глазки. Вскоре Торин уже едва ли не выл, ностальгически вспоминая равнодушную, изредка ехидную профессиональную маску храны, смененную на слащаво-заботливый лик любовницы. Батя, еще не отошедший от действия какого-то там Ока и потому уставший, ни на что особенно не реагировал, зато остальные развлекались зрелищем вовсю: близнецы откровенно хихикали в кулаки, Цветик изредка фыркал и тряс головой, Зверюга наблюдал с откровенным интересом, словно стремясь набраться опыта в общении с аристократами, а Каррэн порывался галантно ухаживать за Тенью. Попытки эти, отвергаемые с наигранным возмущением и негодованием, еще больше веселили всех окружающих, включая хозяина и прочих гостей этого сомнительного места.

Потом девушка-менестрель уселась на стойку и бережно положила себе на колени ат'тан с навязанным на него кокетливым ярко-красным бантом. Разговоры примолкли — искусство песнопения всегда считалось в Райдассе занятием почтенным, достойным внимания и всяческого уважения. Тень покосилась на менестреля, наклонилась к Каррэну, что-то прошептала ему на ухо и выскользнула из-за стола. Альм кивнул ей вслед и воззрился на Торина так пристально и внимательно, что тому даже стало неудобно. Впрочем, излишним вниманием аристократа удается смутить редко, вскоре граф уже позабыл о назойливом нечеловеке и принялся разглядывать стройную, если не сказать худенькую, явно недоедающую девушку-менестреля, почти не слушая старинную балладу под аккомпанемент тихого перебора струн.

Я вышла на крыльцо и с наслаждением вдохнула полной грудью, избавляясь от гари, осевшей в легких из-за чада дешевых масляных светильников постоялого двора. Тьма снялась с плеча и на низком, бреющем полете понеслась над двором, явно не удовлетворившись скудным, не слишком качественным ужином и решив промыслить что-нибудь свеженькое.

— Ты на скотину и домашнюю птицу не вздумай бросаться, — предупредила я ее вслух, не желая расплачиваться с оскорбленными хозяевами за задранную демоном живность. Тьма бросила в меня обиженной ассоциацией: мол все понимаю, чай, не малышка, которую бык когда-то едва не прикончил.

Оставив демона наслаждаться охотой за мышами и птицами, я обошла вокруг постоялого двора, привычно прикидывая пути, по которым двинулась бы, если б вздумала взять приземистые одноэтажные строения штурмом. Глиняные стены, уже усохшие до каменного состояния, ломать — себе дороже выйдет, в крохотные окна едва-едва пролезет сжатая в кулак рука, а подкоп делать долго и тяжело… Короче, есть только два пути нападения: через двери и соломенную крышу, разобрать которую при желании — дело двух минут. Ну допустим, в узких дверных проемах в одиночку оборону можно держать хоть до скончания веков, а вот с крышей посложнее…

Прикинув все пути отхода-наступления, я вернулась в зал. Конечно, Торина просто так я не бросила, поручила наблюдению Каррэна, но все равно на душе было неспокойно. Быстрее бы уже до этого Меритауна добраться и от проклятущих кристаллов избавиться! Пока они при Торине, а Торин под моей защитой, не видать мне покоя.

В зале было душно и чадно. Высокий, чуть пьяноватый, но чистый и красивый девичий голос медленно выпевал:

Я остановилась на пороге, прислушиваясь. Но девушка-менестрель, видимо уже успевшая напеться за время моего отсутствия, разморенная теплом, сытной едой и выпивкой, на которую не поскупился хозяин постоялого двора, прервала пение на полуфразе, соскочила со стойки и, чудом устояв на ногах, отправилась в угол, где тут же и задремала, устроившись прямо на полу и подложив под щеку своего кормильца ат'тана.

Торин косился на девушку так плотоядно, что я, во избежание конфликтных ситуаций, сдернула своего подопечногославки и погнала спать. Все мужчины в зале так же откровенно пялились на певицу, а мне совершенно не хотелось ввязываться в драку и выдергивать из нее графеныша, если он сцепится в общей свалке за пьяную девицу. Потребовать, что ли, у графа Ирриона надбавки за обязанности не только телохранительницы, но и няньки?

Вопреки моим добрым советам, Торин упрямо улегся на кровати и, шумно поворочавшись, через пару минут затих. Впрочем, ненадолго. Я только-только смежила уставшие вежды и приготовилась отойти к заслуженному сну, как графенок, судя по звукам, хлопнул себя не то по лбу, не то по заду и тихо охнул, оценив собственную силушку. Ну начинается… Хлопки, похожие на разрозненные унылые аплодисменты, все множились, пока не превратились в бесконечную дробь. Не выдержав, я приподняла голову и мрачно посмотрела в сторону кровати:

— Ну что еще?

«Что» именно — я, разумеется, знала. Просто было интересно, как об этом поведает сам Торин.

— Ой, Тень, тут какие-то гады бегают! — жалобно простонал он, не прекращая отчаянных телодвижений. А я, между прочим, предупреждала!

— Не какие-то, а, скорее всего, обыкновенные клопы, — пожала я плечами. В самом деле, ну не делать же трагедию из-за бедных насекомых, которые просто хотят кушать и из-за отсутствия другого продовольствия вынуждены сосать голубую аристократическую кровушку?

— Клопы?! — дико взвизгнул графеныш, мигом слетая с кровати и бросаясь ко мне. Похоже, он со страху решил поискать защиты и сочувствия у меня под одеялом. Я решительно отпихнула настырного аристократа в сторону (еще, не дай боги, клопы в него вцепиться успели и на меня перескочат), встала и, завернувшись в накидку, подошла к так стремительно покинутой им кровати. Поворошила простыни и подушки, убедилась в справедливости своих подозрений, навеянных богатым опытом ночлега в подобного Рода местах, и вздохнула:

— А что ж ты хотел? Я предупреждала — ложись лучше на пол!

— Да-да, конечно… — с дико вытаращенными глазами закивал Торин и, как был в одних подштанниках, так и улегся на голые доски. Ну хуже ребенка, честное слово! Я с тоскливым вздохом распотрошила сумки и устроила аристократенку более-менее нормальную постель из плаща и райны. Торин в знак благодарности часто потряс взлохмаченной в поисках коварных насекомых головой и завалился на приготовленное для него ложе. Я вернулась к дремлющей Тьме, но стоило мне улечься и вновь закрыть глаза как темную тишину спальни прорезал жуткий звук. Как я из кожи с перепугу не выскочила — ведомо только богам. Оцепенев и прислушавшись, я вскоре установила причину рева: Торин храпел. С удовольствием и прилежанием, очень ответственно, ревностно и истово, как старательный ученик, высунувший от усердия язык, выписывает аккуратные палочки под присмотром поощрительно улыбающегося учителя.

Естественно, я заснуть так и не смогла. Конечно, я попыталась прекратить это безобразие всеми доступными мне средствами: свистела, ругалась, напевала, швырнула в Торина своими штанами и сапогом… Все было тщетно. Графенок, обладавший воистину алмазной нервной системой, даже не повернулся на другой бок, не говоря уже о том, чтобы проснуться. Под конец, не выдержав, я нависла над безмятежно дрыхнувшим графенышем, лепеча что-то ласковое, нежное и бессодержательное, наполненное одним-единственным намеком: заткнись, заткнись, заткнись… Хуже всего было осознание того, что виновата я сама: оставь я Торина на кровати воевать с клопами, он бы, конечно, не храпел. А так… Верно говорят: не хочешь себе зла — не делай людям добра! Тьма, разбуженная жутким шумом, хищно зашипела, предлагая несколько способов избавления от мерзких звуков, долженствующих заткнуть аристократа навсегда, но я с сожалением отклонила их: все-таки мы Торина не убивать, а, как ни круги, защищать взялись. За то нам и премия обещана, и аванс уже дан. Вспомнив еще один способ избавления от храпа, я, сцепив зубы и внутренне содрогаясь при воспоминании о клопах, припала к Ториновой груди и ласково погладила по волосам. Графенок одобрительно засопел и почмокал губами Я проигнорировала этот явный намек и тихонько отпоила в сторону, мысленно вознося благодарности богам за прекращение мерзких звуков. Но радовалась я рано: Торин разочарованно бормотнул нечто неясное, но явно неодобрительное, а потом всхрапнул так, что даже отвергнутая им кровать задрожала. Я поспешно вернулась на свой пост и зашептала какую-то ерунду, осторожно водя ладонью по волнистым каштановым волосам. Если я изначально и боялась, что аристократенок проснется и превратно истолкует мои в высшей степени чистые и невинные намерения, то теперь почти желала, чтобы он проснулся и узрел, до чего довел меня своими руладами. Но Торин был воистину недобудим. А мне он спать не давал. Я уж было совсем решила с горя прикорнуть у него под боком, но эгоистичный Лорранский не дал мне даже такой возможности: при любом намеке на попытку убрать руку с его волос, а голову — с груди, храп раздавался с новой силой. Нет, все, в следующий раз я ложусь спать на сеновале с близнецами — там небось и храпунов таких нет, и клопы особенно не тревожат!

В конце концов я не выдержала моральной пытки и взвыла в голос. Вопль, в котором органично переплелись стоны хамуна, рев вернетока и волчий вой по зиме, заставил Торина подскочить над полом едва ли не на аршин и мигом сесть, испуганно озираясь по сторонам.

— Что, дурной сон привиделся? — заботливо поинтересовалась я, укладываясь и натягивая на уши накидку. Но ответ все-таки услышать успела:

— Ага! Ты знаешь, такая пакость приснилась: будто в комнату зверье разнообразное набилось и хочет меня сожрать! — возбужденно поделился Торин, пытаясь нашарить сброшенное в прыгательном порыве одеяло.

— Бывает, — сонно согласилась я, обнимая Тьму и отворачиваясь к стене. Храпел ли графенок еще — не знаю, во всяком случае, я больше этих гадких звуков не слышала. Хотя, наверное, это вовсе не потому, что Торин перестал тревожить окружающих результатом отменной работы своих легких, а оттого, что я утомилась и заснула без задних ног.

Утром Торин был свеж, бодр и полон сил, как медведь после зимней спячки. Я тоже наверняка напоминала медведя-шатуна, не вовремя выкуренного из берлоги и злого на весь мир. Вообще, не будь рядом настырного графенка, я наверняка мирно проспала бы до полудня. Однако Торин решил, что раз уж он поднялся, то остальным прохлаждаться тоже нечего, и безжалостно растолкал меня. Вернее, просто применил самый жестокий, но действенный метод побудки храны: присел рядом на корточки и дико завыл:

— Тень, спаси! Меня убивают!

Я тут же подскочила вертикально вверх, оглядываясь и выхватывая из-под сложенного свитера, послужившего мне подушкой, тонкий кинжал. Тьма, поднятая всплеском тревожных мыслей, отрепетированно метнулась к ножнам с клинками, дабы принести своей хозяйке еще более внушительное и опасное оружие. Так что бестолковый графенок, с удовольствием наблюдавший за реакцией на свою «замечательную» шутку, едва не лишился ушей и носа. Поняв, что отсутствие чувства юмора Торин успешно компенсирует отсутствием мозгов, я даже не стала ругать его, просто мысленно попросила богов зачесть мне долготерпение и вежливость по отношению к безголовому клиенту перед отправкой во Мрак вековечный.

К завтраку уже собрались все, кроме близнецов. Рискнув опять (вчера-то ничего плохого не случилось) оставить Торина на попечение Каррэна, я отправилась на сеновал, дабы разбудить и позвать к столу братьев. И, уже войдя под стропила низенького сарайчика и вдохнув полной грудью воздух, напоенный ароматами хорошо просушенного сена и прошлогодних яблок, поняла, отчего близнецы не спешили подниматься: прямо у порога валялась светло-зеленая туника с тонкой вышивкой по вороту, а чуть да льше — изящный девичий сапожок на невысоком каблучке изрядно стоптанный и истрепанный по голенищу. Еще чуть поодаль скромно пристроились два абсолютно идентичных сапога — оба правые. Дальше я не пошла, дабы не смущать Правого и Левого, видимо оценивших не только искусство песнопения, но и прочие многочисленные достоинства странствующей певицы — просто покричала, чтобы они вставали и поторапливались, если не хотят остаться без завтрака. Кто-то из близнецов тут же прокричал о своей готовности одеться и предстать перед всем честным народом — пусть только я выйду, а то он, кажется, где-то штаны обронил и теперь их нужно искать. Чуть нервному голосу вторило тихое девичье хихиканье. Я великодушно подсказала, что в пределах моей видимости находятся только сапоги и чья-то женская туника — не иначе одна из хозяйских дочерей обронила, когда развешивала белье, — и вышла, оставив их разбираться с одеждой и обувью.

— Ну и где двойняшки? — поинтересовался Батя, по привычке быстро и аккуратно доедая жаркое.

— Уже проснулись. Одеваются. Скоро будут, — скупо пояснила я, решив не выдавать братьев. И ведь ни словом же не соврала! Действительно, проснулись и одеваются. Действительно, скоро будут. А что они там одежду натягивают не в одиночестве — Папаше знать, наверное, не обязательно. А если и обязательно — пусть эта ценная информация придет к нему не с моей стороны.

Близнецы и впрямь явились очень быстро, — видимо, сразу же после моего ухода развили бурную деятельность по отысканию и облачению в одежду. Ночные похождения не оставили на их лицах никаких заметных следов, только чуть припухли веки да слегка обозначились круги под глазами. Менестрель на завтрак не заглянула вовсе, — видно, оделась и сразу отправилась в путь. Впрочем, ей, наверно, не привыкать. Есть такая категория людей, что просто не могут жить на одном месте — им нужна дорога, смена впечатлений, новые знакомства и короткие приключения. А комфорт и уверенность в завтрашнем дне… Ну не умирают же без них! А так даже интереснее: за каждым поворотом скрывается что-то новое, еще не виденное и не оцененное. Так можно ли усидеть на месте, зная, что там, за порогом, большая дорога, и куда она приведет — зависит только от тебя да от богов?

Позавтракав, мы без особого сожаления покинули постоялый двор и двинулись дальше.

Мирное течение пути вскоре было прервано. Очень грубо, но, надо признать, ловко и профессионально прервано.

Мы проезжали глухой и темный, но, судя по карте, небольшой лес, когда одна из елей, по виду ровесница мира подлунного, вдруг закачалась, словно в раздумьях, а потом все-таки рухнула поперек дороги прямо перед мордой Бабочки. Я мигом натянула поводья, заставив кобылку испуганно затанцевать на месте и стремительно развернуться назад, но было уже поздно: позади нашей кавалькады обвалилось еще одно дерево, на сей раз сосна, огромная, но уже заметно подсохшая и оттого ломкая.

— Попались как дети, — вполголоса прошипела я, соскакивая с Бабочки и привычно нашаривая оружие. Если бы я была одна, то попросту послала бы лошадь на этот своеобразный барьер, без проблем взяла его и галопом ускакала от засады. И никто бы меня не догнал. Но время для столь решительных действий было уже потеряно, да к тому же Торин не из тех, кто беспрекословно подчинится приказам, не задавая глупых вопросов и не пускаясь в ненужные споры. Да и сомневаюсь, что он сумеет верхом взять препятствие, не вылетев из седла.

Все, кроме нашего аристократа, уже сообразили, что происходит, и тоже оказались на земле, не заботясь о непривязанных, оставшихся на собственное попечение лошадях. Один только графенок бестолково крутил головой и слезать не спешил, явно не соображая, что мы вляпались в довольно серьезные проблемы.

— Вон там! — крикнул Каррэн, указывая на поросший кустарником и молодым ельником пригорок. Я согласно кивнула, за ногу сдернула Торина с лошади и легкими хлопками по крупу заставила ее лечь на землю. Умное, отлично обученное животное тут же послушно подогнуло ноги и опустилось на дорогу. Прости, малышка, но тебе, похоже, придется пожертвовать собой ради хозяина…

Бестолковый Торин ничего не понимая и отказывался прятаться за этим живым ограждением, пока первая стрела, угрожающе свистнув в воздухе, не сбила с него шляпу. Вот тут-то графенок не то что двинулся — со всех ног бросился к укрытию и залег за ним, прижав колени к груди и закрывая голову руками. Каррэн оказался прав — стрела прилетела именно с пригорка, густо заросшего низенькими пушистыми елочками. Сжимая правой рукой меч, а левой — тут же выхваченную из седельной сумки тайтру, я крикнула:

— Торин, лежать! — и рванулась в сторону засады. Стальная лента завела свою свистящую песню, послушно хлеща вокруг меня и помогая отбивать стрелы, роем диких пчел устремившиеся в мою сторону.

— Прикрой меня! — попросил Каррэн, уже вращавший в руках свой клинок — потрясающе красивый полуторник из темного, дико дорогого металла с тонкой гравировкой у рукояти. Я кивнула, и мы с альмом побежали нога в ногу, прикрываясь от стрел хлесткими ударами тайтры, длины которой вполне хватало, чтобы защитить обоих.

Сзади кто-то болезненно вскрикнул, искренне надеюсь, что не Торин. Впрочем, судя по крику, тут же перешедшему в изощренные ругательства, если там кого-то и ранило, то несмертельно.

И тут враги впервые показали себя, так сказать, во всей красе. Впрочем, красы было как раз таки немного — на нас напали не загадочные маги-наемники, уже не раз выказывавшие свое недружелюбное отношение к нашей компании, а банальные лесные разбойники, сдуру не разобравшиеся, с кем связались. Их было десятка два, все грязные, оборванные, заросшие.

Рассмотрев противников, я едва не захохотала. Да их Даже Торин напугать способен, если, конечно, сдвинет бровушки и отважно погрозит какой-нибудь рапиркой! Впрочем, тут я ошиблась: поняв, что попали, и попали очень серьезно, разбойники решили отбиваться до последней капли крови. Так что пришлось потрудиться.

Мы с Каррэном стали спина к спине, я тихо пробормотала: «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три», задавая ритм, и на последнем «три» сдвинулась с места вправо. Альм, прекрасно понявший, что я имею в виду, в том же темпе двинулся следом. Мы закружились на месте, едва не касаясь лопатками, ощетинившись клинками и подбадривая противников недружелюбными улыбками во все зубы и клыки. На такую парочку разбойники бросаться поостереглись и попытались проскочить мимо к оставшимся на дороге лошадям и солдатам. Ну что ж это такое? Почему на меня мужчины внимания не обращают, неужели я такая уж некрасивая?

Некоторых пришлось задержать насильно. Каррэн одобрительно махнул хвостом, я хищно улыбнулась, и, хлопнувшись ладонями, мы спокойно перешагнули через свежеиспеченные трупы и бросились обратно к дороге. Как там Торин? Надеюсь, не полез в сражение?

И тут я наконец поняла, отчего Зверюга получил такое странное прозвище. Мечтательный, не от мира сего парень превратился просто в какой-то смертоносный вихрь, не щадящий ни себя, ни других. В отрешенных глазах непризнанного поэта и философа загорелось бешеное звериное пламя, устрашившее, чего греха таить, даже меня. Боги, не дайте напороться на этого молодчика, когда он разъярен! Нет, одолеть-то я его, конечно, одолею, вот только не факт, что он меня искалечить не успеет.

Близнецы сражались бок о бок, как единое двухголовое, четверорукое и четвероногое существо. Со стороны это выглядело просто потрясающе, как какой-то дикий ритуальный смертоносный танец. Батя коротко и солидно, как всегда, орудовал длинным двуручным мечом. А Цветик, шипя проклятия, сидел на дороге в обнимку со своим луком и колчаном стрел. В правой ноге на ладонь выше колена торчала тонкая оперенная стрела, но парень обращал на нее внимания не больше, чем на жучков-паучков под копыта ми лошадей, а прицельно отстреливал обитателей чащобы по одному.

— Торин? — дико взвизгнула я, одним прыжком оказываясь на дороге.

— Те-е-ень… — тут же проныл графенок, помахивая осторожно высунутой из-за кобыльего крупа рукой. Я метнулась к нему. Хвала богам, цел и невредим!

— Сиди здесь и не высовывайся! — велела я, отскакивая в сторону, дабы не подставлять подопечного под удар, если целью буду сама. Тьма с азартным клекотом носилась над полем сражения, вцепляясь когтями в волосы особенно понравившимся разбойникам. Как правило, после ее атак в бой уже не возвращались — валились на землю, силясь понять, впрямь ли жуткая тварь выцарапала им глаза, или их просто залило кровью из разодранного лба.

Разбойников мы, конечно, раскидали, вернее, просто и безыскусно поубивали. Но те, видимо в качестве последней мести, ухитрились здорово подгадить нам всем. Началосьстого, что я поняла, отчего так взбесился Зверюга. Его лошадь, породистая длиннохвостая красавица, получила стрелу в ногу и теперь бессильно лежала на дороге, глядя на обступивших ее людей огромными страдальческими глазами. Даже Торину было понятно, что мы тут ей ничем не поможем — стрела воткнулась прямо в коленную чашечку, искрошив ее и насквозь пробив сухожилие. С такой лошадью уже ничего хорошего не будет, для путешествия она, охромевшая, не годится, гуманнее будет тут же прирезать ее на дороге, не доставляя лишних страданий бедному животному. Но оказалось, что пострадавшей лошадью наши потери, к сожалению, не ограничились. Торин, отошедший в сторону, вдруг тихим, бесцветным голосом позвал:

— Тень, иди-ка сюда…

Я с готовностью отвернулась от несчастной лошади и шагнула к графенку. И тут же поняла, что лучше бы не откликалась на его призыв.

Одной стрелой в бедро Цветик не ограничился. Солдата еще очень качественно порезали длинными охотничьими ножами, да так, что я с первого взгляда поняла: все, безнадежно. Диво, что он еще дышал и пребывал в сознании.

— Батя, подай-ка мою сумку, ту, что из коричневой ткани, — попросила я опешившего командира, топтавшегося перед своим подчиненным и явно не знающего, что предпринимать и за что хвататься. Папаша потряс головой и послушно шагнул к Бабочке, а я, хмурясь все больше, начала выплетать целебные пассы над молчащим Цветиком. Нет, тут помогут разве что боги. Впрочем, кто сказал, что я не буду хотя бы пытаться справиться с этой бедой?

— Может, ты его чародейством сможешь вылечить, а? — тихо поинтересовался командир, осторожно опуская рядом со мной сумку с магическими причиндалами. — Ну как меня тогда. Силами поделимся, если что…

— Богам лучше помолитесь, а здесь уже доступная мне магия не поможет, с вашими силами или без оных, — жестко отозвалась я, выуживая из сумки тоненький шнурок с обточенным в капельку авантюрином. Поводила над особенно глубокими ранами, болезненно поморщилась, почувствовав отголоски страданий Цветика, и раздраженно отбросила кулон в сторону. Режущие кромки ядом смазаны не были, но и без него дело было почти сделано.

Каррэн, явно имевший немалый опыт в ликвидации ранений, уже подсунул мне под руки какие-то лоскуты. Это оказалась просто второпях разорванная на полосы рубашка. Я благодарно кивнула и, бормоча заживляющие формулы, взялась за перевязку, брызгая на открытые раны то из одного, то из другого флакона с зельями. Эх, мне б сейчас Цвертинино универсальное заклинание, может, оно смогло бы не только во Мрак вековечный отправить, но и вернуть в тело уже наполовину отлетевшую душу?

Внезапно Цветик широко распахнул посеревшие глаза и что-то прошипел сквозь зубы, невидяще глядя в небо.

— Что, милый? — переспросила я, наклоняясь к его губам.

— Брось, не трать силы… — прошептал он, фокусируя на мне взгляд. — Уже не поможешь…

— Вот еще! — хмыкнула я, берясь за очередной флакон и с некоторым усилием вытаскивая присохшую пробку. — Спорим, что помогу? На поцелуй, а?

Я проспорила…

Наш и без того небольшой отряд уменьшился на одного человека и одну лошадь. Зверюга, вынужденный пересесть на жеребца Цветика, утратил свой ореол мечтательной отрешенности и замкнулся в глухой, опасной злобе, изредка прорывающейся мрачным пламенем в глубине зрачков да конвульсивным стискиванием белеющих кулаков. Батя глядел вперед холодно и равнодушно, но я замечала судороги, изредка пробегающие по его лицу. Все парни для него были скорее не подчиненными, а сыновьями или племянниками, поэтому, как Папаша переживал, оставалось только гадать. Близнецы перестали пересмеиваться и болтать и только изредка косились один на другого, словно проверяя, на месте ли брат, не остался ли он с Цветиком под горой хвороста и сосновых веток. Копать могилу было тяжело, долго, да и нечем, поэтому роль земли пришлось выполнять траве и веткам. Накидав при помощи солдат солидной высоты курган, я швырнула в него сгустком магического огня, тут же полыхнувшего до самого неба, увлекая душу нашего мрачного и противоречивого спутника, хочется верить, все-таки в мир надлунный, а не во Мрак вековечный. Вместе с ним мы уложили лук, колчан и пару верных кинжалов. Правда, наша компания ухитрилась едва ли не подраться перед этим пока еще не сожженным курганом. По давней традиции отреченных, у покойника принято что-то забрать себе на пользу или на память — те же кинжалы или лук. А я категорически запретила даже трогать вещи Цветика, суеверно объявив, что храны этого не одобряют — иметь при себе предметы недавно умершего, а тем паче погибшего или убитого в драке всегда считалось дурной приметой — вроде того, что скоро сам за ним отправишься. Столкновение двух противоречивых обычаев едва не переросло в банальную потасовку, пока Торин наконец сдавленно не попросил:

— Ну поехали же скорее, мне плохо…

На графеныша это происшествие подействовало хуже, чем на кого бы то ни было. Отреченные не раз видели смерть, и со времен войны Ветров привыкли терять своих товарищей, я тоже не понаслышке знала, что такое убийство, а вот Торин явно лицезрел результат серьезной драки впервые. Последствия гостиничного побоища в Тинориссе не очень его затронули, поскольку свидетелем сражения, как такового, он тогда не стал, да и трупы были, так сказать, все сплошь незнакомые. А тут товарищ, с которым мы с самого первого дня ехали бок о бок, делили еду и ночные вахты… Страшно. Мне в первый раз тоже страшно было…

Близнецы оттащили перегородившую дорогу ель на обочину, и мы тронулись дальше, стараясь не оглядываться и не давать волю чувствам. Я отдала Цветику проспоренный поцелуй, и губы потом долго еще хранили страшный неживой холод его лба.

Весь следующий день мы почти не разговаривали. Торин не просил развлекать его байками, видимо осознав, как страшны они на самом деле, и даже почти не жаловался на жесткое седло и погоду, здорово портящую всем и без того далеко не лучшее настроение. Но боги и впрямь явно решили проверить нас на терпение и стойкость и вытворяли с окружающим светом что хотели. То палило солнце, то лил дождь, то налетал резкий, порывистый ветер. Торин зябко кутался в роскошный, подбитый алым шелком плащ, хмуро поглядывая то на небо, то на дорогу под копытами лошадей. Меня же подобные погодные казусы только радовали: они означали, что мы постепенно приближаемся к Холодным горам. А после перевала и до Меритауна уже относительно недалеко…

К горам мы подъехали через более-менее спокойно прошедшую неделю уже в сумерках и без обсуждений решили остановиться в Грайтнире — последнем человеческом поселении перед перевалом. Город был, конечно, далеко не самый крупный, зато очень красивый, живописный и, если так можно выразиться, специализированный. Охотники не крутить петли вокруг гор, а, положившись на милость богов, рискнуть перебраться через перевал, находились всегда. На этом и строилась торговля в Грайтнире — там можно было купить все для горных путешествий, начиная от шуб и накидок и заканчивая крючками для скалолазания. Единственное, чего в городе было найти невозможно, — это проводника через Холодные горы. Не одна я заметила, что перевал часто и неожиданно меняет свое лицо. Местные жители очень хорошо знали, когда можно рискнуть отправиться в горы, а когда лучше отсиживаться по домам, взывая к милости богов и природы. Горы были беспокойными соседями — то тревожили население Грайтни-ра рокотом обвалов, то едва не топили город после внезапных оттепелей, растапливающих вековые шапки снега и льда, то травили спустившимся с их склонов хищным и голодным зверьем. Местные жители старались зря не тревожить своих грозных соседей и на всякий случай без особой нужды не шататься по горам, дабы не обеспокоить демонов, будто бы живущих в снегах и ущельях. Не знаю, я за свои три путешествия через перевал никаких демонов не встречала. Впрочем, это вовсе не значит, то их там нет. Может, мне просто везло.

В гостинице я тщательнейшим образом проинспектировала багаж Торина, во всеуслышание высмеяла графенка за такой бездарный подбор барахла и потащила его по лавкам. За мной увязались близнецы, Зверюга и Каррэн — набираться опыта и докупать то, чего не хватает. Их вещи я перетряхивать не стала, но, подозреваю, с ними дело обстояло не лучше, чем у Торина. Батя остался в гостинице, но, видимо, поручил своим подчиненным что-то купить и для себя, так как близнецы как-то уж слишком внимательно присматривались к вещам явно не своих размеров.

На следующее утро Торина из постели я вытряхивала с воплями и скандалом. Графенок упрямо хватался за перину и одеяло, кричал, ругался и даже пытался, не открывая глаз, пинаться и швырять постельные принадлежности. Но я была неумолима и, ловко уворачиваясь от аристократских ножонок и приседая под пролетавшими надомной подушками, назойливой мухой зудела: «Торин, вставай. Торин, вставай. Торин, вставай». В конце концов графенок взревел раненым вернетоком и слетел с кровати с явным намерением придушить нахальную девицу. Я, добившись своего, восторжествовала и стрелой выскочила за дверь, в которую через секунду ударилось что-то явно тяжелое и плотное. За ним последовало нечто легкое и хрупкое, осыпавшееся на пол многочисленным певучим звоном. Я ехидно похохотала под дверью, приперев ее спиной, чтобы случайно не распахнулась, потом в голос воззвала к благоразумию Торина и отступила, нарочито стуча каблуками. Вернулась на цыпочках, прижалась к стене со стороны створки и как раз успела проследить, как обозленный сверх всякой меры графенок вихрем несется в общий зал на мои поиски, сжимая в руке подхваченную где-то по дороге метлу.

Почему Торин так упорно не желал вставать, мне было ясно. Вовсе не потому, что так уж хотел поспать подольше. Просто ему было страшно. Как и всем остальным. Да и у меня, чего греха таить, откровенно тряслись поджилки при воспоминании о предыдущих путешествиях по перевалу. Но я хотя бы была там и примерно представляла, чего можно ожидать. А графенку, знавшему горы только по гравюрам в книгах да по моим не окрашенным оптимизмом рассказам, было откровенно боязно. И тут уж высмеивать его было совершенно не за что. Самой жутковато.

Выехали мы рано. Горы тонули в легкой кипенно-белой дымке, скрывающей склоны, валуны и деревья. Сперва дорога пошла серпантином, сглаживая впечатление подъема, так что Торин, попервоначалу откровенно трусящий, вскоре раздухарился и начал поглядывать по сторонам с видом бывалого путешественника, не впервые преодолевающего этот перевал. Остальные были не столь беспечны и смотрели больше не на живописные пейзажи, потрясающие воображение своей красотой и величием, а на меня, ловя малейшее движение и стараясь растолковать его как хороший знак. А я не знала, что и думать. Перевал в очередной раз изменился. Заехать не туда мы не могли — дорога в горы вела только одна, так что ошибиться невозможно было при всем желании. Но перевал определенно изменился, я не помнила ни этих вековых сосен, ни молодого ельничка. И если его еще можно было как-то оправдать — ну был он таким маленьким, что я не заметила его в прошлое путешествие, то появление сосен невозможно было объяснить никакой логикой. Ну откуда они здесь взялись? Не местные же жители их пересадили?

— Все в порядке? — в очередной раз переспросил Папаша, недоверчиво поглядывая на кажущиеся мне подозрительными деревья.

— Пока да, — в очередной раз отмахнулась я, присматриваясь и прислушиваясь к окружающему миру. Мороз еще не показал все, на что способен, но уже с любопытством знакомился с нашим отрядом, заставляя экстренно утепляться и ежиться в седлах. Как я ни следила, чтобы у Торина было все необходимое, одну вещь все-таки пропустила: у графеныша не оказалось рукавиц, только изящные лайковые перчатки, предназначенные не для защиты от холода, а для щеголянья на балах и приемах. Пришлось, недобрым словом помянув бестолкового Лорранского и свою собственную безголовость, отдать ему свои рукавицы. Самое интересное, что Торин принял это как должное, забрал у меня толстенькие варежки двойной вязки и тут же, блаженно жмурясь, натянул их на озябшие ладони. Я проводила их тоскливым взглядом и поглубже втянула руки в рукава. Ничего, перетерплю как-нибудь, впервой, что ли? А то, не дай боги, отморозит клиент пальцы, так с кого за увечье спросят? С меня, естественно.

В мое последнее пребывание в этих живописных, но недружелюбных местах мне необыкновенно повезло — я ухитрилась преодолеть перевал за три дня. Но тогда надо мной явно простиралась милость богов — погода благоприятствовала, снег не шел, было довольно тепло и не подмораживало. Но в этот раз, похоже, такой халявы не предвидится — мороз начал донимать нас еще в предгорьях, а по небу проносились низкие темные тучи. Я все боялась, что одна из них зацепится брюхом за горный пик, прорвется и высыплет свой снег на наши головы. Но пока боги миловали.

Этот перевал уже забрал жизнь одной храны — моей ровесницы и соученицы Звезды, которая везла своего клиента, одного из герцогов Бельдерских, и не смогла выбраться из снежных завалов. Их искали и нашли; тело герцога с большим почетом отправили в Каленару и похоронили на семейном кладбище, а вот о рыжеволосой девушке, разумеется, никто и не подумал позаботиться и доставить ее в замок Рэй. Еще хорошо, что тело не лишили погребения вообще. Хотя, если вдуматься, — в горах, под звенящим от мороза небом и облепленными снегом ветвями сосен, — далеко не самая плохая могила для молодой девушки. Почему бы и не спать спокойно под пушистым снежным одеялом, слушая тихую колыбельную песнь ветра и больше ни о чем не беспокоясь? Я примерно знала, где находится могила Звезды, и везла для нее из Грайтиира небольшую фляжку с вином, пирожное, пару яблок и бусы из мелкого речного жемчуга. Какая же девушка откажется от фруктов, сладостей и побрякушек? Даже хранам не чужды такие маленькие слабости…

Вот только я уже начинала сомневаться, что сумею отыскать плоский серый камень, отмечающий последнее пристанище бедной Звезды. Слишком уж поменялось все вокруг. А еще меня что-то тревожило. Что — я понять не могла, но ощущение неладного не убывало, скорее наоборот, становилось все яснее и отчетливее. Значит, угроза исходит не из долины, а сверху — оттуда, куда мы так старательно лезем. Но что это может быть? Нет, в горах, разумеется, опасностей хватает, начиная от обвалов и заканчивая снежными демонами, которые неизвестно, живут или все-таки не живут в ущельях. Вот только природа, казалось мне, тут ни при чем. Вернее, при чем, но… В общем, непонятно.

Я старалась так уж не пугать спутников нахмуренными бровями и нервно прикушенной нижней губой, но они, настроенные улавливать малейшие изменения в моем поведении и расположении духа, тут же насторожились и нача чи посматривать по сторонам с удвоенным вниманием. Впрочем, от этого вреда никогда не бывало, глядишь, и увидят что-нибудь, не замеченное мною.

— Погодите, — внезапно тихо сказала Тень, натягивая поводья. — Пожалуйста, давайте задержимся здесь ненадолго.

Каррэн первым отреагировал на просьбу девушки и остановил свою лошадь. Торин с неудовольствием поморщился. Ну есть ли мозги у этой девицы? Да, мечами она машет неплохо, можно даже сказать, хорошо, но остальным ее боги явно обидели. Неужели храна не понимает, что чем скорее маленькая кавалькада преодолеет этот холодный перевал, тем лучше? Или ей так хочется превратиться в ледяную статую и украсить собою эти негостеприимные склоны?

Девушка, и не подозревая об этих мрачных мыслях, соскользнула с седла и, сжимая что-то в руках, подошла к неприметному серому валуну. Подобных камней отряд проехал уже сотен пять. Так отчего ей приглянулся именно этот?

— Ну здравствуй, сестра, — тихо сказала Тень, присаживаясь на корточки перед камнем. — Как тебе тут спится? Спокойно ли, тепло?

Валун, естественно, не ответил. Да девушка и не ждала — просто бережно обтирала его голой рукой от снега и сухих сосновых игл, продолжая спокойную, неспешную беседу:

— Если ты отбыла свое наказание во Мраке вековечном и смогла подняться в мир надлунный, то попроси, пожалуйста, богов не насылать непогоду и сильный мороз, чтобы благополучно мы миновали это проклятое место. Видишь ли, не хочется здесь головы сложить. Не одна я, со мной еще шесть душ, надо их как-то сохранить, одного уже и так не уберегла. Но хватит о работе, посмотри-ка лучше, сестра, что я тебе привезла…

Тень выложила возле камня пару яблок, слегка примятое пирожное и длинную нитку бус. Потом на свет явилась маленькая фляжка, девушка отвинтила пробку и тонкой алой струйкой полила вином снег около этих немудреных гостинцев. Отхлебнула сама и с невыразимой нежностью провела ладонью по камню, как по лицу любимого и дорогого человека. И внезапно захлебнулась тихим, глухим стоном, торопливо отвернув страдальчески исказившееся лицо от спутников.

— Что такое, Тень? — встревожился Каррэн, бросаясь к девушке. Храна отрицательно помотала головой и махнула рукой, но альм, не обратив внимания на этот жест, бережно обнял ее и помог подняться на ноги.

— Здесь одна девушка лежит, — глухо сказала Тень, пряча лицо на груди нечеловека. — Она… ну мы учились вместе. Две девочки среди полутора десятка мальчишек не могли не подружиться. И вот два года назад… И клиента с собой во Мрак вековечный утащила…

Торин беспомощно смотрел на свою телохранительницу. Он никогда не слышал, чтобы храны давали волю чувствам. И вот пожалуйста. Тень, такая сильная и невозмутимая, едва не плачет рядом с каким-то камнем! Нет, девушку, похороненную здесь, конечно, жаль, но не рыдать же из-за этого на морозе, рискуя испортить кожу на лице?

— Может, не стоит поливать слезами то, что все равно уже не поднимется из земли? — поинтересовался Лорранский-младший, передергивая плечами от холода.

— Ладно, поехали, — вздохнула Тень, вытирая щеки ладонью. Альм бережно помог ей сесть в седло и почему-то укоризненно глянул на Торина, будто пытался пристыдить. Все остальные тоже заметно негодовали. Но Торин так и не понял, что сказал не так.

Тень смотрела прямо перед собой. Лицо храны было холодным, жестким, как громоздящиеся вокруг валуны. Лорранский решил попытаться развеселить или хотя бы отвлечь ее от мрачных дум разговором:

— Слушай, Тень, а что ты будешь делать потом?

— Когда потом? — не поняла она. — Когда привезу тебя обратно в Каленару? Ну надеюсь, получится отдохнуть дома пару недель. А там мне новый заказ подыщут, еще какого-нибудь графа или герцога охранять. Или убивать. Или просто шпионить за кем-нибудь — мало ли какие нужды у нашей голубой крови возникают.

— Да я не о том, — поморщился Торин. — Я… Ну не обижайся, конечно, но годы не идут вспять. Что ты будешь делать, когда уже не сможешь играть роль хорошенькой подружки аристократа? Когда руки и ноги лишатся гибкости и начнут болеть, в пояснице поселится ломота, глаза утратят зоркость, а…

— Да не доживу я! — коротко хохотнула Тень, прервав это жутковатое перечисление признаков приближающейся старости.

— В каком смысле — не доживешь? — удивился Каррэн, зябко поднимая воротник меховой куртки.

— В самом простом. Убьет меня кто-нибудь в очередной заварушке, — спокойно пояснила храна, беспечно щурясь на багрово-алое солнце в пушистой дымке облаков.

— А семья, дети? — мягко поинтересовался Папаша, удивленно приподняв брови. — Согласись, это более нормальное занятие для девушки.

— У хран не бывает детей. У мужчин-хранов еще может быть, а у девушек — практически никогда.

— Почему? — удивился Торин.

— А представь, каково в драке с животом. Ведь инстинктивно именно его будешь оберегать, а не клиента, а это может плохо кончиться, — равнодушно отозвалась Тень. — А насчет семьи… Да кто ж меня, такую боевитую, замуж возьмет? Да и не отпускает наша гильдия так просто. Нужно подыскивать себе вторую половинку если не из благороднорожденных, то хотя бы среди полусвета. Иначе никто мне не позволит за него замуж идти. И вообще, Торин, чего ты ко мне привязался? Зачем в душу лезешь? Заняться нечем, да? На горы полюбуйся, небось впервые в жизни их видишь!

Наверное, хранам не полагается сердца, с тоской размышляла я, заставляя себя не оглядываться на оставшийся позади камень. То, что это было именно надгробие моей давней подружки, я поняла сразу — в верхней трети валуна была грубо и не очень четко высечена пятиконечная звезда. Те, кто хоронил рыжеволосую храну, поленились выбивать в твердой породе руны, а может, просто были неграмотны. Так или иначе, на камне красовался простой рисунок, ничего не значащий для непосвященного. Интересно, а какую картинку выбьют на моем надгробии, тень ведь так просто не изобразишь? Да тут еще надоедливый аристократ прицепился со скользким и провокационным разговором. И не захочешь, а сорвешься. Приставучий нынче клиент пошел, въедливый, капризный. Ишь, вынь ему да положь — чем заниматься буду! Можно подумать, я сама знаю! Что боги рассудят, за то и возьмусь.

Вынырнув из мрачных раздумий, я заставила себя внимательнее присмотреться к дороге и минут через десять безапелляционно скомандовала:

— Привал.

— Почему? — тут же влез беспокойный и любопытный сверх всякой меры графенок, которого даже неумолимо крепчавший мороз не заставил присмиреть и сидеть спокойно, не растрачивая крохи драгоценного тепла.

— Потому, что здесь недалеко от дороги есть небольшая пещера, в которой можно будет без особых хлопот скоротать ночь. А до следующего удобного для ночлега места чуть больше дневного перехода в непогоду и чуть меньше его же при ясном небе и отсутствии снегопада, — терпеливо отозвалась я. спрыгивая на землю и вороша ногой непаханую снежную целину. Становиться первопроходцем по сугробам по колено, покрытым успевшим затвердеть колючим настом, очень не хотелось, но никто из мужчин не горел желанием взять на себя эту почетную миссию, так что волей-неволей пришлось идти мне, осторожно ставя ноги и стараясь не угодить в какую-нибудь занесенную снегом и оттого невидимую яму.

— Но еще светло! — возразил Торин, направляя свою кобылу на проложенную мною тропу.

— Ну так возблагодари за это богов! Или ты хочешь в темноте с какого-нибудь склона на острые скалы сорваться «ли в расщелину угодить? — поинтересовалась я, поднимая воротник, дабы прикрыть от мороза Тьму, любопытно высунувшуюся из-за пазухи.

Пещера, на счастье, была именно там, где я ее запомнила. Боги смилостивились над путниками, дерзающими проезжать по перевалу, и подарили им это довольно удобное и просторное помещение для отдыха. В нем легко могло поместиться с полтора десятка путешественников и столько же верховых животных. В самом центре находился большой круг, покрытый углями и пеплом, предназначенный под кострище. Именно в этой уютной пещерке в последний раз навсегда закрылись ярко-голубые глаза Звезды и ее клиента. Тогда выход попросту завалило толстым слоем снега, потом слегка потеплело, а затем подморозило, превратив устье пещеры, заметенное снегом, в непреодолимый смерзшийся монолит, который через пару месяцев едва-едва продолбила кирками поисковая команда гномов.

Повторить судьбу Звезды я не боялась. Нет, боялась, конечно, но, судя по всем известным мне приметам, ночью снегопада или потепления не ожидалось. А вот похолодание — пожалуй. Поэтому я, как самая опытная, взяла командование в свои руки и велела заготовить побольше дров. Кое-какие запасы топлива мы везли с собой в плотных кожаных сумках, дабы аккуратные чурочки, предназначенные для растопки и купленные в Грайтнире за довольно солидную сумму, не промерзли и не отсырели. Близнецы и Батя, без разговоров приняв меня за командира, тут же послушно разбежались в разные стороны — ломать на дрова чахлые, невысокие деревца, невесть как ухитряющиеся выживать в этом снежном царстве. Зверюга, уже вернувший свой ореол мечтательного поэта, задумчиво потрошил сумки с продуктами, Каррэн взялся за разведение костра, я осуществляла общее руководство и готовила несколько заклинаний, долженствующих помешать излишнему расходу тепла через входной проем пещеры. Торин тоже был очень занят. Он дулся. Дулся на весь свет: на горы, ветер, мороз, кристаллы, Каррэна, двойняшек, Зверюгу, Папашу и, разумеется, на меня. А еще — на лошадей, которые фыркали и махали хвостами, Тьму, которая отсиживалась у меня за пазухой, дрова, которые не желали разгораться темноту, которая медленно, но неумолимо наползала с востока, мороз, который и впрямь постепенно крепчал, и еще уйму разнообразных и недостойных даже упоминания вещей.

Ради разнообразия взявшись сама за приготовление ужина, я вскоре с возмущением обнаружила, что у нас почти закончился перец. Докупить эту ценную согревающую приправу в Грайтнире или хотя бы сообщить о ее малом количестве, естественно, не удосужился никто. Вот и надейся после этого на мужчин! Доверила близнецам приготовление еды, и что получилось? Левый и Правый с показным смущением отводили глаза, явно ни капли не устыдившись. Ну-ну! Обозлившись, я бросила на их попечение кусок оленины, который планировала запечь в угольях сама, и вышла из пещеры на розыски незамерзающего родника, который вроде бы протекал в сотне шагов на север. Найти-то нашла, да только не на север, оказалось, надо было идти, а на восток. Интересно, это одна из шуток перевала или уже коварно подкрадывающийся склероз?

Тьма с неудовольствием заклекотала и попыталась вывернуться из капюшона, в который я ее закутала. Вонато не слишком любила водные процедуры, но если в бадью с горячей водой и душистой пеной еще могла забраться, дабы пошалить и побаловаться с хозяйкой, то ледяные источники не одобряла однозначно. Я ласково потрепала ее по ушам, заверила, что полное омовение сейчас не входит в мои планы, ополоснула руки, напилась, морщась от сводящего зубы хрустального холода, и вернулась в пещеру.

Там уже было заметно теплее и светлее по сравнению с наружным миром. Весело плясало пламя, на тонких прутиках уже томились куски непроперченной оленины, а мужчины сидели кружком возле костра, передавая друг другу небольшую фляжку. Я подозрительно сощурилась, но потом вздохнула и все-таки не стала проводить воспитательных мероприятий: фляжка маленькая, а их, как ни крути, пятеро, глядишь, до поросячьего визга не упьются. Демоны с вами, грейтесь!

— Замерзла? — поинтересовался Каррэн, пододвигаясь и давая мне место у огня.

— Бывало и хуже, — отозвалась я, садясь и протягивая ладони к пляшущему на поленьях рыжему, обжигающему цветку.

— Покажи-ка руки, — охнул альм, перехватывая мое запястье. — Ты посмотри, до чего себя довела!

— А что такое? Ну подумаешь, слегка обветрились, ну замерзли и покраснели… Так рукавиц-то у меня нет, я их Торину отдала!

— Вот ненормальная, — продолжал возмущаться Каррэн, начиная тискать и растирать мои пальцы. — Этак и до обморожения недалеко!

Щеки и губы у альма оказались очень теплыми, даже горячими. Во всяком случае, для моих бедных рук, которые после растираний Каррэна и впрямь горестно возопили о своих правах. Я даже сама не заметила, как прижалась к его боку и надежно зафиксировала начавшие отогреваться ладони на щеках.

— У кого-нибудь есть еще одни рукавицы? — мрачно поинтересовался нечеловек, обводя общество неодобрительным взглядом. Все старательно отвели глаза и сделали вид, что очень заняты изучением стен и пола пещеры. — Эх вы, мужчины! Торин, а тебе должно быть стыдно вдвойне!

Графенок тревожно завозился, беспомощно покосился на меня, потом на солдат и тут же нашел виноватого. Вернее, виноватую:

— А откуда я знал? Я думал, у Тени запасные есть, поэтому и взял! На забирай!

В меня полетели небрежно брошенные варежки, еще хранящие тепло рук аристократенка. Я неохотно оторвала ладони от щек Каррэна, приняла подачу и тут же отправила ее обратно:

— Нет уж! А ну живо нацепи их обратно, а не то сейчас насильно надену! Подумай, дурья твоя голова, если ты себе что-нибудь отморозишь, кто отвечать-то будет? Вот то-то и оно!

— А ты тогда как же? — неожиданно заботливо и встревоженно поинтересовался аристократенок, послушно, с заметным облегчением надевая варежки.

— А у меня Каррэн есть, — отозвалась я, ожидая взрыва возмущения со стороны альма. Но его, как ни странно, не последовало, наоборот, нечеловек слегка улыбнулся и кивнул, словно подтверждая: да, есть, и поможет, если что.

Ужин удался на славу. Нет, перца в своеобразном шашлыке, разумеется, не хватало, а так все было на самом высоком уровне, какой только можно обеспечить в неуютной пещере, затерянной в Холодных горах. Под конец я вытащила загодя припасенные сухие листья малины и ежевики, бросила их в котелок с кипящей водой, и по нашему убежищу поплыл пряный аромат летнего сада, томящегося под жарким полуденным солнцем. Горячий настой согревал и поднимал настроение не хуже эльфийского самогона, во всяком случае мне. Хотя, судя по несколько разочарованным лицам мужчин, они бы, разумеется, предпочли вышеупомянутую горючую жидкость. Но увы, ничего подобного у нас с собой не было. Впрочем, даже имейся в наличии столь ценный продукт, я не дала бы его употреблять вволю — очень мне нужно назавтра с похмельными страдальцами возиться!

Когда распределяли ночные вахты, я попросила себе первую и последнюю. Недовольных не нашлось, все споро закутались в накидки и полости, улеглись около костра и мигом заснули, оставив меня следить за огнем и окружающим миром. Тьму я тоже отправила на боковую — закутала ее в райну и уложила поближе к себе, попросив как следует отдохнуть. Завтра нам понадобятся все силы, в том числе и ее. Если боги будут так же милостивы с погодой и отсутствием неприятностей, то завтра мы уже преодолеем самую высокую точку перевала и начнем спускаться в долины Йанары. Правда, до них немного дальше, чем до Райдассы, но самый опасный и сомнительный участок путешествия нас ждет именно завтра. Поэтому нужно…

— О чем задумалась? — поинтересовался Каррэн, не слышной тенью возникая рядом и подсаживаясь ко мне под бок. И умеет же он так тихо ходить!

— Да так, — неопределенно отозвалась я, прислоняясь к его плечу и убеждая себя, что это только ради сохранения тепла, а не потому что мне приятно так сидеть. — Прикидываю маршрут на завтра. А ты чего не спишь?

— Да вот подумал, что тебе надо будет подобрать какое-нибудь другое имя, на наш манер. Не может ведь жена племянника одного из соправителей носить какую-то человеческую кличку, даже не имя, а понятие. Как тебе, к примеру, Этнайта или Иллана?

— Этнайта мне не нравится, — машинально отозвалась я и только тут сообразила, что мне сообщили. — Подожди, подожди… Что? Какая жена?

— Любимая и единственная, разумеется, — безмятежно отозвался он, щуря свои спокойные и теплые глаза цвет дорогого морского жемчуга. — Думаю, тебе понравится жить в Белом округе, там, куда тебя не пустили во время визита в Тэллентэр. А дома, если захочешь, я по-прежнему буду называть тебя Тенью. Но для широкой общественности тебе придется взять какое-то другое, альмовское имя.

Я так и окаменела Какая из меня жена? Да еще высокородному альму? Впрочем… Я оценивающе покосилась на Каррэна, слегка покусывающего нижнюю губу внушительными клыками. Впрочем, почему бы и нет?.. Был ли смысл скрывать что-нибудь от себя самой?

Интересно, это на него и на меня так повлиял затеянный Торином разговор? Или просто прорвалось то, что давно копилось?

Тьма, почувствовав сквозь сон всплеск самых разнообразных мыслей и эмоций, захлестнувших меня бурным потоком, тут же завозилась и вопросительно высунулась из мехового свертка, щуря глаза и демонстрируя готовность защитить меня от чего угодно.

— Тебя мы, разумеется, тоже возьмем с собой, — улыбнулся Каррэн, протягивая руку и почесывая вонато за ушами. Я оцепенела. До сих пор такую вольность она позволяла только мне, все прочие, решившиеся неразумно гладить демона, потом щеголяли откусанными или, если здорово повезет, переломанными пальцами. Но на сей раз Тьма не стала проявлять характер, наоборот, вылезла еще и подставила альму горло. Я почувствовала отголоски ее положительных эмоций, такие четкие и ясные, что сама едва не замурлыкала, как разнежившаяся кошка. Казалось, это меня ласкают нежные, заботливые нечеловеческие руки.

Тьма ехидно сощурилась в мою сторону, и я мигом одернула себя. Вот еще, не хватало к собственному демону ревновать!

— А нам позволят?

— А кого мы спрашивать будем? — хмыкнул Каррэн, кладя вторую руку мне на плечи и крепче прижимая к себе. Меня впервые в жизни посетила дерзкая, кощунственная мысль, что быть слабой и беззащитной девушкой не так уж плохо, а, пожалуй, даже приятно. — У нас даже у одного из правителей как-то раз была человеческая жена, причем чистокровная. А в тебе я явно чувствую слабые примеси нашей крови. Так что на этот счет не волнуйся.

— А твои родственники?

— Им ты понравишься, я знаю, — оптимистично предрек Каррэн. — И они тебе тоже. Все будет хорошо.

— Твои б слова да богам в уши, — вздохнула я, впервые отмечая, что от альма, несмотря на холод и горы, очень приятно пахнет цветущим летним лугом.

— Все храны такие пессимистки или только мне такая досталась? — мягко поинтересовался Каррэн, двумя пальцами приподнимая мою голову за подбородок и поворачивая к себе. Я бездумно улыбнулась, понимая, что, кажется, счастлива.

И как он ухитряется быть таким теплым в царящем вокруг холоде? Это не был лихорадочный жар недужного или обжигающие пятна нагретого костром лица. Нет, губы альма хранили какое-то свое, нездешнее тепло… Которым он щедро делился со мной. Меня всегда занимал вопрос: куда деваются носы людей, когда они целуются? Теперь к нему добавился еще один: куда деваются клыки альмов во время тех же самых поцелуев?

— Иди ложись, — нехотя отрываясь от него, велела я. — Следующая вахта твоя, подниму без жалости.

— И никаких послаблений своему жениху? — жалобно поинтересовался Каррэн, пряча смешинки, пляшущие в глубине лунных глаз.

— Еще чего! Многого хочешь! — хмыкнула я, вновь укутывая Тьму.

— Ничего. Я с тобой лучше посижу, — отозвался он, притягивая меня себе на колени.

— Смотри, засну в тепле и уюте, — пригрозила я, неохотно высвобождаясь. — Ложись, завтра у нас тяжелый день будет. Сам же ездил этим перевалом, помнишь небось, каково здесь порой приходится.

— Ну как хочешь, — пожал он плечами, послушно укладываясь. Потом приподнял голову и предложил: — Кольцо тебе в первом попавшемся городе купим, любое, даже эльфийской ковки, если захочешь.

— Хорошо, — вздохнула я. Последняя фраза убедила меня в нешуточности его намерений, как ничто другое. Если уж альм предлагает купить кольцо, сделанное его исконными врагами эльфами, лишь бы мне понравилось, то тут уж действительно все серьезней некуда.

— Но лучше, конечно, альмовские украшения покупать — они и дороже, и красивее, и тебе больше подойдут, — тут же добавил Каррэн, словно прочитав мысли, крутящиеся в моей голове.

— Спи уж, — велела я, встала и начала мерить шагами пещеру, словно стремясь догнать стремительно расползающиеся остатки спокойствия и самообладания. Естественно, ничего путного так и не надумала. Зато не замерзла и не задремала.

Пробуждение Торина было далеко не самым приятным. Несмотря на растянутые Тенью заклинания и поддерживаемый всю ночь костер, пещера успела выстыть и теперь казалась ледяной, неуютной и совершенно непригодной для жизни.

Граф приподнялся на локтях и задумчиво обозрел присутствующих. Двойняшки увязывали в тюки накидки и одеяла, Зверюга с одухотворенным выражением лица огромным тесаком, с каким только на кабана ходить, резал оставшееся от ужина мясо, Каррэн деловито ломал о колено и бросал в огонь солидный ворох сучьев, Папаша осматривал копыта лошадям. Темноглазой храны видно не было.

— А где Тень? — поинтересовался Лорранский, ежась и не торопясь вставать.

— Умываться пошла, — отозвался Каррэн сквозь клыки. Ему попался особенно крепкий и неподатливый сук, с которым не могла справиться даже нечеловеческая сила альма. По-хорошему надо было бы выбросить твердокаменную ветку подальше, но Каррэн больше из упрямства, чем действительно по необходимости, продолжал упорно раз за разом пытаться сломать непокорный дар природы.

— Умываться? В такой холод?

— А почему бы и нет? — Последним словам альма аккомпанировал громкий хруст, ознаменовавший победу разумного существа над бестолковым суком. Каррэн, торжествуя, бросил обломки в огонь, выпрямился и повторил: — Почему бы и нет?

Любопытство тут же подняло Торина на ноги и буквально вытолкнуло из пещеры. Где ручеек, он знал, Тень вчера показала его всем, пояснив, что вода в нем не замерзает никогда, даже в самые жестокие морозы.

То, что Лорранский увидел на берегу, повергло его в ступор. Когда-то Торин воспринял за выдумку рассказы о том, что храны всегда, где бы ни были, раздеваются на ночь, считая нездоровым спать в грязной, пропотевшей за день одежде. Но слышать-то подобные вещи он слышал и с трудом, да верил, так что привычка Тени перед ночлегом стаскивать с себя все, кроме тонкой нижней рубашки, его шокировала не особенно. А вот уверения о способности хранов при первой же предоставленной богами возможности мыться, не обращая особенного внимания на погоду и температуру воды, Торин однозначно высмеял как откровенную ложь. И вот теперь Лорранский понял, что был неправ.

Тень сидела прямо на снегу, подогнув под себя одну ногу. В руках девушка держала котелок, которым зачерпывала воду из ручья и со счастливыми взвизгами выплескивала ее на себя. Вонато сидела в некотором отдалении и без одобрения взирала на занятие своей хозяйки.

— Тень, ты чего? — охнул граф, не зная, что и предпринять. Ведь насмерть же простудится безголовая девица!

— Торин? Доброе утро! Спускайся, я и тебе полью! — азартно предложила девушка, вскакивая. Если ей и было холодно, то по хране заметно этого не было — она не дрожала и не клацала зубами.

— С ума сошла? А ну бегом в пещеру — переодеваться, сушиться и греться! — с неизвестно откуда прорезавшимися командными нотками гаркнул Торин, делая шаг к девушке, чтобы при малейшей попытке сопротивления тут же уволочь ее силой. Но Тень решила не спорить и, легко ступая по снегу босыми ногами, подошла к своему подопечному. За ту минуту, которая понадобилась ей на преодоление расстояния в несколько шагов, тонкая нижняя рубашка стала колом, а вода на волосах смерзлась в звенящие прозрачные сосульки.

— Тебе не холодно? — поинтересовался Лорранский. Ничто рыцарское ему чуждо не было — граф попытался расстегнуть куртку, дабы укутать безголовую купальщицу, но девушка мягко накрыла его руки своей ладонью, вовсе не ледяной, как сначала показалось Торину, но быстро остывающей и теряющей ярко-розовый цвет.

— Не холодно. Но сейчас будет, если не потороплюсь. — Тень легонько хлопнула его по плечу и, крикнув: — Догоняй! — побежала к пещере. Вонато поднялась на крыло и полетела следом, не скрывая неодобрительного шипения.

Когда Лорранский, наконец-то очнувшись, вернулся на место ночной стоянки, там уже кипел жаркий спор. Тень, натягивая штаны, возмущенно оправдывалась. Вернее, не оправдывалась, а просто ставила в известность:

— Я, между прочим, девушка. Это вы, мужики, можете годами не мыться, а я существо нежное, нуждающееся в чистоте и аккуратности. И зачем так орать? Я же сама в воду полезла, а не тебя столкнула!

— А если ты простудишься, заболеешь и умрешь? — с неудовольствием вопросил Каррэн, держа над огнем свитер храны. Увидев, что девушка уже справилась со штанами и обувью, он протянул ей нагретую одежку. Та кивнула, благодаря за заботу, но ответила все так же возмущенно и негодующе, правда немного непонятно:

— А с чего это ты про мою погибель вдруг речи завел? Уже жалеешь о том, что наговорил ночью, да?

— Нет! — запальчиво отозвался альм. — Я не жалею, а о тебе забочусь!

— Я уже не малышка, — справедливо заметила Тень, набрасывая на плечи короткую куртку. Тьма тут же привычно забралась к ней за пазуху и устроилась там, поблескивая алыми глазищами в свете костра.

Из-за склоки храны и альма выехать удалось не скоро — они дружно надулись и по-детски даже не смотрели друг на друга. Это тем более было странно, если учесть поведение вонато, которую Тень закутала в специальную попонку с прорезями для хвоста, лап и крыльев: Тьма беспомощно металась от одного к другой и обратно, словно прося помириться.

Когда же отряд наконец-то тронулся с места, Торин уже готов был выть от холода, безнадеги и общего отвращения к жизни. Да тут еще и снег пошел — крупный, частый, мигом увенчавший всех пушистыми коронами.

Тень нервничала и то и дело оглядывалась, втягивая воздух раздувавшимися ноздрями. Храна чувствовала что-то неладное, хотя и старалась это скрыть. Торин тоже ощущал нечто подобное, нечеткое и расплывчатое, но определенно недружелюбное. Отчего-то не нравился снег, вроде бы такой обычный, можно даже сказать, родной. Но сейчас он нес опасность. Здесь недавно творилась какая-то волшба, — вдруг тихим, напряженным голосом сказала храна, рассеянно поправляя воротник своей меховой курточки.

— Ну и что? — удивился один из близнецов, на мгновение высовывая нос из шарфа.

— А то. Кому пришло в голову ворожить посреди перевала? И добро бы он наколдовал себе небо без туч или теплую попону для лошади. Но, по-моему, здесь попросту заморозили дорогу верст на двадцать вперед, а потом старательно растопили это огромное количество льда. Немного нерациональное занятие, не находите?

Торин не находил. Вообще, думать над погодными и магическими странностями ему хотелось меньше всего. Ощущение разъедающего беспокойства не проходило, а, наоборот, усиливалось, словно маленький отряд медленно, но верно приближался к его первопричине.

Метель была живой. Она пела, играла и вихрилась вокруг путешественников, словно стремясь увлечь их в свое веселье. Люди нервно кутались в куртки и накидки. Кони то и дело раскатисто фыркали — они почувствовали неладное задолго до своих всадников и прекрасно знали, что от надвигающейся на отряд опасности нет спасения.

Перевал заволокло снежной пеленой. В страстном шепоте вихря, швырявшего полными горстями снега в людей, нахохлившихся в седлах, слышался гул речных порогов и перекатов, стон раненого животного, волчий вой и острая, почти живая тоска. Казалось, бродяга ветер предупреждает путешественников: поверните, пока не поздно. Тысячи белых, обжигающе холодных мух вихрились над перевалом, заставляя щурить глаза и прикрывать лицо капюшоном или шарфом, защищая его от ледяных укусов. Торин в который раз проклял магов, придумавших эти окаянные кристаллы, королей йанарских, вздумавших возвести столицу своей страны на таком расстоянии от Каленары, и себя самого — за то, что вообще связался со всем этим.

Внезапно Тень, ехавшая первой, натянула поводья и дотронулась до его рукава, знаком попросив молчать. Торин, немало обозленный, уже набрал полную грудь ледяного воздуха, чтобы выразить девушке свое отношение к ее обострившейся паранойе, да так и остался с разинутым ртом, вглядываясь в снежный вихрь, крутящийся над дорогой в трех десятках шагов перед мордой его коня. Снежинки пели, плясали, вихрились в одном месте, из них сам собой ткался призрачный силуэт, завораживающий своим хрупким, но очень грозным и опасным видом. В сахарно-белом цвете окружающего мира загорелись пронзительно-желтые глаза, тут же с плотоядным интересом сощурившиеся на отряд, явно одобряя разнообразие выбора жертв. Тень заметно напряглась, рука, мгновенно бросившая поводья и выскользнувшая из рукава, дернулась к клинкам, но тут же бессильно упала на колени — храна знала, кто осмелился заступить им дорогу, и понимала, что оружием эту тварь не возьмешь.

— Снежный элементаль! — ахнул Батя, инстинктивно отклоняясь назад. Близнецы слаженно взвизгнули и синхронно потянулись к своим верным полуторникам. Зверюга удивленно приподнял тонкие брови, явно размышляя, стоит ли верить глазам. А Каррэн беспомощно смотрел на Тень, с холодным, отстраненным интересом профессионалки следящую за шалостями снега. Вьюга, казалось, сошла с ума — она откровенно приседала, пригибалась к земле, выплетая из торопливо слетающихся со всех сторон снежинок жуткий оживающий силуэт, уже не кажущийся ни изящным, ни хрупким. Наоборот, теперь стало ясно, что зима оставила своему сыну только кипенно-белый цвет, а тонкая филигрань каждой снежинки в отдельности сложилась в общий приземистый силуэт непонятного создания, ростом способного потягаться с вековой сосной. Страшное порождение перевала Холодных гор дико захохотало и шагнуло вперед, явно выбирая жертву.

— Сидите смирно и не лезьте, — шепнула Тень, хищно щурясь и вытаскивая из-за пазухи демона. — Каррэн, подержи Тьму.

— Погоди, ты что? Ты куда? Не лезь! Я тебя не отпускаю, слышишь? — испуганно выдохнул альм, протягивая руку, дабы задержать храну. В нее девушка тут же сунула свою вонато, явно не слушая нервной и сбивчивой речи нечеловека. Кажется, она не слышала и не видела уже вообще ничего, кроме цели, в свою очередь тянущейся к путешественникам.

— Ка-акой краса-авчик! — лениво протянула храна, соскальзывая на землю и плавно перетекая поближе к элементалю. — Можно с тобой познакомиться?

Сын вьюги ошарашенно остановился и затряс тем, что можно было условно счесть головой, явно пытаясь понять, уж не сошла ли с ума темноглазая девушка в короткой, куцей куртенке и кожаных штанах, туго обтягивающих стройные ноги.

— Что, неужели я тебе не нравлюсь? — нарочито нежным и слегка обиженным голоском капризной кокетки поинтересовалась девушка, делая еще несколько плавных скользящих шагов к своему ирреальному сопернику. — Может, ты не рассмотрел меня как следует? Вот она я, любуйся!

Руки с покрасневшими и обветренными пальцами решительно ухватились за край капюшона и рывком сдернули его с головы. Пепельные пряди свободно рассыпались по плечам, слева они были откровеннодлиннее, — видимо, резала их Тень в спешке, когда красота была последним, что ее заботило. Впрочем, элементаля впечатлило и это — он присел и протянул к девушке хрустнувшую снегом руку. В желтых глазах чудовищного порождения вьюги загорелись не только голодные, но и откровенно мечтательные искорки. Судя по всему, Тень ему понравилась. И даже очень.

Храна вызывающе улыбнулась и дразняще провела кончиком языка по губам, явно делая какие-то намеки откровенно интимного характера. И вдруг кувырком бросилась вперед, резко выкрикивая какие-то дикие, непонятные фразы и замахиваясь выхваченным из ножен клинком.

— Стой! — ахнул Каррэн, буквально слетая с лошади и бросаясь к ней. Вонато с диким клекотом полетела за ним, вереща что-то неодобрительное и умоляющее.

— Идиот! — взвизгнула храна, одной рукой отталкивая альма в сторону, а другую, с клинком, поспешно отводя в сторону. Силы девушке было не занимать — она смогла отбросить нечеловека чуть ли не на три аршина и завершить какие-то странные взмахи руками, не то воззвания к богам, не то призывы демонов. С лезвия меча сорвался сноп света, резко ударивший в небеса и прочертивший длинную полосу на теле элементаля. Тот медленно, словно в раздумье покачнулся, зашипел, а потом единой лавиной начавшего таять снега рухнул на храну, погребя ее под собой.

Холодно… Боги, почему так холодно? Неужели на грешной земле Сенаторны вообще возможны такие низкие температуры? Кажется, кровь смерзлась в колючие ледяные шарики, с трудом протискивающиеся по жилам и царапающие их стенки своими острыми краями. Глаза открыты, но ничего не видят — да возможно ли разглядеть хоть что-нибудь на подобном морозе? Наверное, слезы тоже замерзли и хрустальной пылью покрыли ресницы, бесцельно распахнутые под звенящим от холода небом, а брови и волосы просто превратились в ворох иголок инея. Боги, ну отчего же так холодно?..

Очнулась я, лежа животом вниз на чьих-то коленях. Слабо трепыхнувшись, смогла повернуть голову и узреть того, кто меня везет, перекинув через седло. Ого, сам граф! Надо же, какая честь для простой храны! Может, он еще меня самолично из остатков элементаля выкапывал?

— Брось, Тории, надорвешься, — дружески посоветовала я, стараясь не клацать зубами, и едва не поплатилась за такую заботу: аристократенок, видимо обидевшись, тут же разжал руки, и я едва не брякнулась носом в снег. Вцепившись в его колени и таким образом избежав падения, я вновь приподняла голову и столкнулась с встревоженным взглядом Каррэна.

— Ты как? — тихо осведомился он, тут же наклоняясь и отводя с моего лица рассыпавшиеся по щекам пряди волос.

— Пока нормально. Возьми меня к себе, — попросила я, протягивая руки. Альм, не сочтя даже нужным остановить лошадей, обхватил меня за пояс и перетащил в свое седло. Торин, оставшись в одиночестве, надул губы. Я тихо выдохнула сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как обожженное морозом тело постепенно восстанавливает чувствительность и привычно готовится к любым неожиданностям.

— Что это было? — поинтересовался Зверюга, пряча озябшие руки в рукава.

— Ты про что? Про элементаля?

— Ну да. Я впервые в жизни видел подобную тварь! — пожаловался Левый, а Правый поддержал братца согласным кивком.

— Помните, я говорила, что на перевале творилась какая-то глупая и совершенно бесполезная волшба? Ну вот мы и выяснили, что была она вовсе не бесполезной, да и отсутствием мозгов маги не страдали. Волшба пробудила к жизни снежного элементаля — подобные твари частенько самопроизвольно возникают на месте магических возмущений. Природа этим стремится показать, что такие воздействия она не одобряет. Ну вот и организовали маги для нас ловушку — подготовили место для рождения элементаля и подгадали как раз к нашему приезду. Кто ж знал, что я хорошо успевала на уроках магии!

— И чем ты его так? Не мечом же? — степенно поинтересовался Батя, попыхивая своей неизменной трубочкой.

— Я же говорю — магией. Вложила в клинок заряд энергии, раскалила его и рубанула с плеча. Нам же банальный снег попался, пусть и оживший, пусть и недружелюбно настроенный, но снег, который можно было попросту растопить. Что я и сделала. Кстати, а кто такой умный позволил Торину меня везти? — мрачно вопросила я. Сидеть в седле вдвоем, как на гравюре в рыцарском романе, оказалось не слишком удобно. Я, еще не отошедшая от дикого холода, охватившего мое тело после тесного общения с магическим порождением перевала, все норовила соскользнуть вниз и грохнуться под неспешно переступающие лошадиные копыта. Судя по ощущениям, я выложилась в энергетическом плане не только в сражении с элементалем, а кто-то еще как следует повытягивал из меня силы, пользуясь беспомощным и бессознательным состоянием. И я, кажется, даже знаю кто!

— Да он даже подойти никому к тебе не дал! — хмыкнул альм мне в волосы. — Как раскричался: моя, мол, храна, мне ее и тащить! Мы боялись, что он нам попросту в горло вцепится, тебя отстаивая.

— Ясно… То-то мне так паршиво! Вот же не ко времени аристократу приспичило галантного рыцаря изображать!

— Ты дурак, Торин! — припечатала я, повернувшись к графенку. Тот незамедлительно надулся:

— Это еще почему?

— А вспомни, о чем мы возле Тимьертова озера говорили. Ты же маг. Некоторые процессы у тебя протекают на бессознательном уровне. Вот ты мне признайся честно: устал? Отдохнуть хочется?

— Ну хочется, — не стал отпираться Торин. И тут же вспетушился: — А тебе что, не хочется?

— Мне больше, чем кому бы то ни было, — мрачно отозвалась я. — Ты пойми, дурья башка, что натворил: я и так уйму сил растратила, воюя с элементалем, а ты потом, неосознанно, разумеется, выкачал у меня еще Мрак знает сколько энергии для себя!

— То есть как? — поразился собственному коварству аристократ.

— А вот так! Это безотчетный процесс; ты, может, и не хотел, а выпил из меня сил о-го-го! Контактный биовампиризм на уровне подсознания доступен любому, даже самому слабенькому и необученному магу. Хорошо еще, я вовремя очухалась, а то высосал бы до смерти!

Торин медленно сдулся, потом откровенно понурился и повесил голову. Ему явно было стыдно. Но я и не собиралась его жалеть. В конце концов, незнание не освобождает от ответственности! И понесло же его так не вовремя свою преданность мне выказывать!

— Возьми у меня энергию, если нужно, — предложил Каррэн, еще крепче сжимая руки на моей талии.

— Да ладно, как-нибудь обойдусь, — лениво отозвалась я. — Последи за дорогой и подержи меня, я, может, подремлю чуть-чуть. Только если я вдруг остывать начну, разбудить не забудь, а то как бы мне навсегда не уснуть.

— Обижаешь. Всегда мечтал о неподвижной ледяной девушке на моих коленях, — прошептал Каррэн. Я хмыкнула, показывая, что оценила шутку, и закрыла глаза, расслабленно прислонившись к его плечу. Потом опомнилась и, прежде чем и впрямь задремать, попросила:

— За Торином приглядывай, а то как бы не случилось с ним чего…

Лорранскому-младшему было стыдно. Храна держалась молодцом: через пару верст пересела на свою кобылу и, как всегда, поскакала впереди отряда, внимательно приглядываясь и едва ли не принюхиваясь к окружающему миру. Но, судя по недовольно нахмуренным бровям альма, он бы девушку не отпускал и вез еще верст сорок, пока она окончательно не пришла в себя. Но Тень понимала, что ее беспомощное состояние здорово снижает скорость передвижения, и держалась в седле довольно уверенно и крепко, хотя Каррэн и старался ехать рядом с ней, дабы подхватить, если девушка вдруг вздумает падать.

На привале, устроенном за каким-то валуном, защищавшим от ветра, Торин благородно и самоотверженно предложил свою посильную помощь в ночных вахтах. Пусть бы уж храна отдохнула, а он ее подменил.

— Не давайте Торину дежурить, — подала голос Тень, прислушивающаяся к разговору солдат.

— Это еще почему? — возмутился Лорранский. Излишняя опека храны уже давно сильно тяготила его: не покидало ощущение, что Тень относится к своему подопечному как к маленькому, глупому и шаловливому ребенку, за которым глаз да глаз нужен — только и следи, как бы безголовое дитятко не влезло в лужу или не свалилось в выгребную яму.

— Потому что ты непривычен к ночным бдениям, возьмешь да и заснешь ненароком, а в это время на нас кто-нибудь нападет или костер прогорит до углей, — спокойно пояснила она. — Нет уж, вахту распределяйте и на меня тоже. Ничего, не помру.

— Я за тебя отдежурю, — спокойно предложил альм, Вернее, не предложил, а просто поставил в известность. Тень вскинула на него темные невозмутимые глаза:

— Извини, Каррэн, но это моя работа. Мне за нее платят. И вообще…

— Что? — подозрительно уточнил он.

— Не заботься о заботливых! Я к этому не привыкла… — мягко улыбнулась храна.

— Тихо, дети, — примиряюще сказал Папаша. — Вы еще подеритесь за эту ночную вахту! Обычно все наоборот, желающих не спать по ночам днем с огнем не сыщешь, а тут прямо очередь выстроилась!

— Да не трогайте вы эту сладкую парочку, — хмыкнул Зверюга, отвлекаясь от медленного, вдумчивого ворошения углей длинной палкой. — Одна другого стоит!

— Что? — мигом развернулась к нему храна. В раскосых глазах полыхнул недобрый огонек, впрочем тут же погасший. — Хотя… Какая мне разница? Я буду дежурить последней, перед рассветом. Передо мной — Левый, до него Правый, до него Каррэн, а первым Батя. Устроит такой расклад?

Недовольных не нашлось. А к мнению самого Лорранского, как водится, никто и не подумал прислушаться.

Ночью ему не спалось. Было темно, холодно и противно на душе. Не выдержав, Торин встал и подошел к костру. Дежурил Правый, значит, ночь только-только перевалила за половину. Парень, сидящий у огня, поднял на графа спокойные глаза, кивнул и вновь с головой ушел в созерцание жаркой рыжеспинной зверушки, то сворачивающейся клубком, то выгибающей хвост на угольях. Торин с тоской подумал, что всем, кроме него, есть к кому подкатиться под бок. Левый спал положив голову братцу на колени, Папаша и Зверюга устроились под одной на двоих полостью. Тень и Каррэн вообще спали рядышком, демонстративно отвернувшись в разные стороны, но прижавшись спинами. К груди храны, забравшись под распахнутую полу куртки, жалась вонато. Даже демон не страдала от одиночества. А вот Торину не к кому пристроиться. Хотелось выпихнуть вонато и прижаться к Тени, вот только что-то подсказывало, что девушка, проснувшись, будет не в восторге. Да и демон не потерпит такого самоуправства.

— Чего бродишь-то? — Правый говорил тихо, едва слышно, чтобы не потревожить сон брата. — Ложись, до рассвета еще уйма времени.

— Не спится. — отмахнулся Торин, усаживаясь рядом.

— Мне б твои проблемы! — хмыкнул близнец, осторожно подкладывая в костер еще пару веточек. Огненная зверушка мурлыкнула, сцапала угощение горящими коготками и тихонько зашипела, жалуясь на налипший на ветки снег.

— Скоро мы приедем, не знаешь?

— Откуда? — беспечно отозвался Правый. — Я за пределы Райдассы в первый раз в жизни выехал. Тень лучше расспроси, она через этот перевал уже в четвертый раз едет.

— А что Тень? — почему-то прозвище храны вызывало в душе Лорранского неясное раздражение, словно девушка была виновата в отсутствии у нее нормального имени. А может, злило не прозвище, а сама храна… — Она только и знает, что клинками махать да демона своего на людей натравливать.

— Не скажи, она умная, спокойная и очень выдержанная. Я, признаться, уже давно бы не стерпел и как следует наподдал тебе за твои выходки. Не обижайся, конечно, но ей с тобой очень нелегко, — медленно покачал головой парень, стараясь не смотреть в сторону Лорранского. Ну вот, уже и солдатня начинает выступать! Совсем страх потеряли, что ли?

Так и не найдя ответа на этот в общем-то риторический вопрос, Торин послушно вернулся в кокон из одеял и, кое-как согревшись, вскоре уснул.

Какие все-таки коварные создания мужчины! А альмы — еще коварнее. Трижды коварный Каррэн подговорил Левого разбудить на вахту себя, а не меня! В результате, когда я, сладко потягиваясь, вынырнула из глубин сна, оказалось, что все уже давным-давно проснулись, встали сложили веши и умилительно молчаливым сборищем сидели вокруг меня, ожидая пробуждения. Я, еще не успев до конца проснуться, уже устыдилась. Это же надо — так всех задержать!

— Почему вы меня не разбудили?! — набросилась я на старательно отводящих глаза мужчин. Впрочем, им-то как раз стыдно не было ни капельки.

— Отдохнула? Тогда поехали! — скомандовал Каррэн, ненавязчиво пытаясь подсадить меня в седло. Да что я, беременная или безногая, что ли? Или уже от старости рассыпаюсь, что все надо мной так трястись начали?

— Кто вас ночью перекусал? — мрачно поинтересовалась я, вежливо отодвигая Каррэна в сторону и садясь сама. — С чего бы вдруг такая небывалая забота обо мне?

— Ты нас всех спасла. И не единожды, — надуваясь от сознания торжественности речи, начал Торин, но я, опасаясь, что он сейчас будет говорить пару часов, нетерпеливо перебила:

— Мне за это платят. От словесной благодарности толку чуть, а вот от дополнительной денежной дотации или премии я не откажусь. А что, хорошая идея — ввести отдельную плату за каждое спасение жизни! Молодец, Торин, голова у тебя в нужном направлении работает! В благодарность за отличную придумку тебе, как генератору умной мысли, я сделаю скидку!

Графенок, которому, можно сказать, крылья на взлете обрезали, подавился своей речью и воззрился на меня возмущенными глазами. Я покровительственно потрепала его по макушке, вернее, по покрывавшему ее капюшону и тронула свою лошадь.