Эффект Лазаря

Киль глядел с наблюдательной платформы вниз, на кошмарную сцену регулируемого ада — спасательные шлюпки побывали к маленькой причальной площадке, проходили через шлюзовые, отделявшие дальнюю стену от расстилающейся внизу площади. Это не кошмарный сон, напомнил себе Киль. Спасательные команды сновали между человеческих тел, загромождавших палубу. Команды травматологов проводили срочные операции прямо на месте, в то время как других пострадавших увозили или уносили на носилках. Мертвые — Киль и вообразить никогда не мог столько смертей — были сложены возле левой стены, словно мясо. Через длинный овальный иллюминатор видно было, как прибывающие спасательные шлюпки занимают очередь за носилками. Травматологи и там старались, не покладая рук.

За спиной у Киля Бретт страшно вскрикнул, когда обломки чьей-то нижней челюсти вывалились на палубу из мешка, который несли, чтобы поставить возле стены рядом с другими такими же мешками. Стоящая рядом с Бреттом Скади сотрясалась тихими рыданиями.

Киль оцепенел. Он начинал понимать, зачем Карин послала Скади за ним и за Бреттом. Алэ не понимала всех размеров трагедии. А осознав, захотела заручиться свидетельством островитян, что моряне делают для пострадавших все возможное.

«Она переваливает грязную работу на мертвых», подумал он.

Киль различил рыжие волосы Алэ среди медиков, трудившихся над немногими живыми. Судя по нагромождениям умерших, случайность никому не предоставляла лишних поблажек. Выжило крохотное меньшинство.

Рядом шелохнулась Скади, не отрывая взгляда от нижней палубы.

— Как их много, — шепнула она.

— Как это произошло? — требовательно спросил Бретт, стоявший по левую руку от Киля.

Киль кивнул. Да, это вопрос вопросов. Он не хотел сыпать голословными обвинениями, он хотел быть уверен.

— Как их много, — повторила Скади, на сей раз погромче.

— По последней переписи на Гуэмесе проживало примерно десять тысяч душ, — произнес Киль. Едва сорвавшись с уст, собственные слова поразили его. Душ. Учение Корабля в минуты потрясения подымалось из глубин.

Киль знал, что ему нужно увериться, использовать даваемую его положением власть, чтобы требовать ответов. Это его долг — если не перед другими, так перед собой. И первым делом как только он вернется, КП так и вцепится в него. У Роксэк все еще была родня на Гуэмесе, в этом Киль был уверен. Она будет в гневе, в жутком гневе… и она — это сила, с которой нельзя не считаться.

«Если я вернусь.»

От зрелища, открывшегося на нижней палубе, Киля мутило. Он заметил, как Скади утирает слезы. Глаза у нее были красные, распухшие. Да, она побывала внизу, в гуще этого ада, оказывая помощь в наихудшие минуты.

— Тебе вовсе не нужно оставаться здесь со мной, Скади, — обратился к ней Киль. — Если ты нужна внизу…

— Меня сняли с дежурства, — ответила она и содрогнулась, по-прежнему не в силах оторвать взгляда от жертв.

Киль также не мог оторваться от зрелища этой бойни, разделенной на зоны лентами с цветовым кодом. Команды срочной медицинской помощи склонялись над бледной плотью, поднимали пациентов на носилки.

Команда морян вошла из-под платформы, где стояли Киль, Бретт и Скади. Новоприбывшие начали рыться в мешках с телами, открывая их ради попыток идентификации. В иных мешках были только обрывки и обломки плоти и костей. Команды идентификаторов вели себя деловито, но челюсти их, насколько видел Киль, были крепко сжаты. И они были слишком бледны даже для морян. Одни запечатлевали лица и особые приметы. Другие делали заметки при помощи портативных трансляторов. Киль узнал это устройство. Алэ пыталась заинтересовать им Комитет, но Уорд увидел в нем лишь еще один способ навязать островам экономическую зависимость. «Все, что вы записываете транслятором, сортируется и сохраняется в компьютере», говорила тогда Алэ.

«Некоторые вещи лучше не записывать», подумал он.

Рядом с Килем кто-то откашлялся. Киль развернулся и обнаружил Лонфинна, возле которого обретался еще какой-то морянин. Лонфинн держал под левой мышкой плазмагласовую коробку.

— Господин судья, — возгласил Лонфинн. — Это Миллер Гастингс из службы регистрации.

По контрасту со смуглым, крепко сложенным Лонфинном Гастингс оказался высоким и темноволосым, с тяжелой нижней челюстью и неколебимым взглядом голубых глаз. Оба они были одеты в морянские костюмы из чисто серой ткани — те отглаженные и ухоженные одежды, которые Киль привычно отождествлял с наихудшими проявлениями морянского официоза.

Гастингс обратился к Бретту, стоявшему на несколько шагов в стороне.

— Нам сказали, что мы можем найти некоего Бретта Нортона здесь, наверху, — заявил Гастингс. — Есть некоторые формальности… боюсь, господин судья, это и к вам относится.

Скади у Киля за спиной шагнула и взяла Бретта за руку, что Киль и заметил боковым зрением к вящему своему удивлению. Она была явно напугана.

— Наша работа, господин судья, — вещал Гастингс, уставясь Килю в рот, — заключается в том, чтобы помочь вам приспособиться в сей трагический…

— Дерьмо! — сказал Киль.

Бретт задумался — а правильно ли он расслышал. Изумленное выражение на лице Гастингса сделало очевидным, что Верховный Судья и Председатель Комитета по Жизненным Формам действительно сказал «дерьмо». Бретт посмотрел судье в лицо. Киль одним глазом смотрел на двоих морян, а другим, как и прежде — на кровавую нижнюю палубу. Эта раздвоенность внимания сбивала с толку обоих морян. Бретт нашел ее естественной; все знали, что многие островитяне на это способны.

Гастингс предпринял было новую попытку.

— Мы знаем, что это тяжело, господин судья, но мы подготовлены к подобным ситуациям благодаря разработанным нами процедурам, которые…

— Имейте порядочность убраться, пока я не вышел из себя, — велел Киль. В голосе его не было и намека на дрожь.

Гастингс посмотрел на плазмагласовую коробку под мышкой у Лонфинна, потом на Бретта.

— Враждебность — вполне ожидаемая реакция, — заявил Гастингс. — Но чем скорее мы преодолеем этот барьер, тем скорее…

— Я же ясно сказал, — повторил Киль. — Убирайтесь. Нам нечего вам сказать.

Моряне обменялись взглядами. Выражение их лиц показало Бретту, что эти двое не имеют ни малейшего намерения убраться.

— Молодой человек должен сам говорить за себя, — ровно и даже сердечно произнес Гастингс. — Так что вы скажете, Бретт Нортон? Всего несколько формальностей.

Бретт сглотнул. Рука Скади в его руке сделалась скользкой от пота. Ее пальцы превратились в жесткие палочки, зажаты его собственными. Что Киль вытворяет? И еще, куда более важный вопрос: «Сойдет ли ему это с рук?» Киль — островитянин, влиятельный человек, тот, кем можно восхищаться. Да, но здесь не острова. Бретт расправил плечи в приступе внезапной решимости.

— Да подавитесь вы своими формальностями, — отрезал он. — Любой порядочный человек выбрал бы другое время.

Гастингс сделал медленный выдох, почти вздох. Лицо его помрачнело, он вновь попытался что-то сказать, но Киль его перебил.

— Молодой человек имеет в виду, — прокомментировал Киль, — что с вашей стороны просто бессердечно заявиться сюда со своими формальностями, когда ваши родичи складывают там, под стенкой, тела наших родичей.

Молчание сделалось напряженным. Бретт не испытывал особых семейных чувств к поднятым из глубин изувеченным мертвецам, но решил, что обоим морянам незачем об этом знать.

«Они — и мы».

Но была ведь еще и рука Скади в его руке. Бретт чувствовал, что единственный морянин, которому он может доверять, это Скади… да еще, пожалуй, тот доктор из коридора, Тень Паниль. У Паниля были ясные глаза и… и ему было не все равно.

— Мы этих людей не убивали, — заявил Гастингс. — И прошу вас отметить, господин судья, что это мы совершаем грязную работу — принести их сюда, идентифицировать мертвых, помочь живым…

— Как это благородно с вашей стороны, — подхватил Киль. — Я все ждал, когда же вы об этом заговорите. И вы, конечно же, не упомянули о вашей плате.

Оба морянина выглядели мрачными, но никак уж не смущенными.

— Кому-то придется внести плату, — заявил Гастингс. — Наверху нет соответствующих приспособлений, чтобы…

— Вот вы и подбираете трупы, — перебил Киль. — А их семьи платят вам за беспокойство. Так что кое-кто изрядно греет на этом руки.

— Никто не обязан стараться задаром, — возразил Гастингс.

Киль одним глазом взглянул на Бретта — и снова на морян.

— А когда вы спасаете живого рыбака, вы находите способ использовать и его — с пристальным контролем над его издержками, само собой.

— Мне ничего не надо! — заявила Скади, гневно полыхнув взглядом и на Киля, и на Бретта.

— Я уважаю такой подход, Скади, — отозвался Киль. — И вас я не имел в виду. Но эти ваши собратья-моряне имеют другую точку зрения. У Бретта нет ни рыболовных снастей, ни сети, ни сонара, ни даже разбитой лодки. Чем он заплатит за свою жизнь? Десять лет будет лук резать на морянской кухне?

— Право же, господин судья, — вмешался Гастингс, — я не понимаю вашего нежелания подходить к вещам проще.

— Меня заманили сюда под ложным предлогом, — ответил Киль. — Меня не выпускали из-под присмотра здешних… э-э… хозяев на время, достаточное хотя бы для плевка. — Он указал на иллюминатор перед ними. — Взгляните сюда! — его указательный палец двинулся по направлению к нижней палубе. — Эти тела разорваны, обожжены, разрезаны на куски. На Гуэмес было совершено нападение! И я полагаю, реконструкция покажет, что нападение было совершено снизу посредством твердотелой субмарины.

Впервые Гастингс выглядел так, словно вот-вот утратит самоконтроль. Глаза его сощурились, темные брови сошлись к переносице, нижняя челюсть напряглась.

— Послушайте! — прошипел он сквозь зубы. — Я делаю только то, что от меня требуют морянские законы. Насколько я могу судить…

— Уж извините, — перебил его Киль, — судить — это моя работа, и в ней я поднаторел. По мне, вы оба — пара кровососов. Я не люблю кровососов. Будьте любезны убраться.

— Поскольку вы являетесь тем, кем являетесь, — выдавил Гастингс, — я пока что вынужден с этим смириться. Что же касается этого парня…

— То у него есть я, чтобы отстаивать его интересы, — отпарировал Киль. — Здесь для ваших услуг не место и не время.

Лонфинн отступил на шаг, преспокойно загородив выход с наблюдательной платформы.

— Молодой человек должен сам отвечать за себя, — настаивал Гастингс.

— Судья сказал вам удалиться, — ответил Бретт.

— Прошу вас, — произнесла Скади, стиснув пальцы Бретта, — я сама буду нести за них ответственность. Посол Алэ сама прислала меня, чтобы привести их сюда. Ваше присутствие нежелательно.

Гастингс так посмотрел на нее, словно хотел сказать: «Большая честь для такой маленькой девчонки», но был принужден смолчать. Его указательный палец ткнул было в коробку под мышкой у Лонфинна, но тут же опустился.

— Очень хорошо, — заявил он. — Мы старались обойтись без срочных записей, но ситуация осложнилась. — Он бросил быстрый взгляд на нижнюю палубу. — Тем не менее я готов сопроводить вас в апартаменты Райана Ванга. Возможно, привести вас сюда было ошибочным решением.

— Я согласен удалиться, — отозвался Киль. — Я видел уже достаточно. — Тон его вновь был вежливым и дипломатичным.

Бретт слышал, как двусмысленно прозвучали слова Киля, и подумал: «У этого старого паука есть в запасе еще не одна сеть».

Даже и в просторном жилище Ванга Бретта не оставляла эта мысль. Он верно поступил, последовав примеру Верховного Судьи. Даже Скади была на его стороне. Почти все время, пока они шли к жилищу ее покойного отца, рука ее оставалась в руке Бретта, несмотря на неодобрительные взгляды Гастингса и Лонфинна. Ее рука создавала ощущение близости, и Бретт наслаждался им.

— Благодарю вас джентльмены, — объявил Киль, едва оказавшись в плюшевой комнате с цветными подушками. — Я уверен, что мы сможем связаться с вами, когда вы понадобитесь.

— Мы свяжемся с вами, — заявил Гастингс перед тем, как закрыть за собой люк.

Киль подошел к люку и нажал на переключатель, но ничего не произошло. Люк оставался открытым. Киль посмотрел на Скади.

— Эти двое работали на моего отца, — сказала она. — Мне они не нравятся.

Она высвободила руку из руки Бретта, подошла к темно-красной подушке и уселась на нее, уткнув подбородок в колени и обхватив ноги руками. Когда она изгибалась, желто-зеленые полоски на ее костюме изгибались вместе с нею.

— Бретт, — окликнул его Киль. — Я буду говорить впрямую, поскольку один из нас, возможно, сумеет вернуться наверх, чтобы предупредить другие острова. Мои подозрения подтверждаются на каждом шагу. Полагаю, наш островной образ жизни вскорости потонет на мелководье.

Скади огорченно взглянула на него, вздернув подбородок. Бретт утратил дар речи.

Киль глядел на Скади, думая, как же эта ее поза напоминает ему того многоногого моллюска, который, будучи потревожен, сворачивается в шар.

— Общеизвестное учение гласит, — напомнил Киль, — что жизнь на островах — явление временное. До тех пор, пока мы не вернемся на сушу.

— Но Гуэмес… — начал было Бретт и запнулся.

— Да. Гуэмес, — кинул Киль.

— Нет! — выпалила Скади. — Моряне не могли этого сделать! Мы защищаем острова!

— Я тебе верю, Скади, — отозвался Киль. Шея у него болела, но он поднял голову, будто произносил приговор в суде. — Творятся такие дела, о которых никто не знает… не знает ни наверху, ни внизу.

— Вы и правда думаете, что это сделали моряне? — спросила Скади у Киля.

— Мы должны воздержаться от вынесения приговора, пока не собраны доказательства, — ответил он. — Тем не менее я нахожу такую возможность весьма вероятной.

Скади покачала головой. Бретт понимал ее печаль и несогласие.

— Моряне бы так не сделали, — прошептала она.

— А это не морянское правительство, — возразил Киль. — Иногда правительство избирает один курс, а люди — совсем другой. Этакий политический двойной стандарт. И, вероятно, ни те, ни другие не контролируют ситуацию.

«Что это он такое говорит?» задумался Бретт.

— Как моряне, — продолжал Киль, — так и островитяне терпят лишь самый малый контроль со стороны правительства. Я — верховный Судья самого мощного ответвления правительства — того, которое решает, жить на островах новорожденному или умереть. Одним нравится называть меня Председателем, другим — Верховным Судьей. Но я не чувствую себя отправляющим правосудие.

— Я поверить не могу, что кто-то может просто уничтожить острова, — сказала Скади.

— Но кто-то бесспорно уничтожил Гуэмес, — напомнил Киль, направив печальный взгляд одного глаза на Бретта, а другим неотрывно глядя на Скади. — Как ты полагаешь, это нужно расследовать?

— Да. — она кивнула; кивок пришелся ей прямо в коленки.

— Хорошо бы иметь помощника, — заметил Киль. — С другой стороны, я не хотел бы подвергать опасности того, кто отважится мне помочь.

— А что вам нужно? — спросила Скади.

— Информация, — ответил Уорд. — Последние новости, вещаемые на морянскую аудиторию. И обзор морянских рабочих мест пригодится — в каких категориях еще есть вакансии, а какие переполнены. И нам понадобится сравнительная статистика островитянского населения, проживающего внизу.

— Я не понимаю, — призналась Скади.

— Мне говорили, что ты вычисляешь волны, — произнес Киль, поглядывая на Бретта. — А я хочу вычислить морянское общество. Мне не кажется, что мы имеем дело с традиционной морянской политикой. Я подозреваю, что морянам и самим невдомек, что управляет ими уже не традиционная политика. А ключ к отклонениям — в новостях. И в списках рабочих вакансий. Они могут оказаться ключом к существенным переменам — и к намерениям, стоящим за этими переменами.

— У моего отца в кабинете был комм, — сказала Скади. — Я уверена, что смогу через него что-нибудь выудить… хотя я и не понимаю, как вы будете все это… вычислять.

— Судьи приучены обрабатывать данные, — ответил Киль. — Я всегда гордился тем, что я — хороший судья. Дай мне эти сведения, если можешь.

— Может, нам следует повидаться с другими островитянами, живущими внизу? — предложил Бретт.

— Уже не доверяешь официальным бумагам, а? — улыбнулся Киль. — Оставим это на потом. Прямо сейчас это может оказаться небезопасным. — «Верные инстинкты у парнишки», отметил Киль.

Скади прижала пальцы к вискам и прикрыла глаза.

— Мой народ не убивает, — сказала она. — мы не такие.

Киль уставился на девушку — и внезапно подумал, как же похожи в глубине души моряне и островитяне.

«Море.»

Он никогда не задумывался подобным образом о море. Как должны были их предки приспосабливаться к нему? Море окружало их всегда — и всегда было безграничным. Нечто нескончаемое, источник жизни и смертная угроза. Для Скади и ее народа море олицетворяло собой постоянное давление, его звуки были заглушены глубинами, его течения двигались вдоль дна громадными потоками, сквозь тени к свету. Для морян мир был немым и отдаленным, зато давящим. Для островитян он был шумным, сиюминутно требовательным. Он вынуждал развивать чувство равновесия и сознательность.

Результатом оказалась островитянская алертность, которую моряне находили очаровательной. «Экзотичной». А по контрасту, моряне зачастую были осторожны и вдумчивы, и решения свои принимали так взвешенно, словно драгоценные камни гранили.

Киль переводил взгляд со Скади на Бретта и обратно. Бретт в нее по уши влюблен, это видно. Что это — привлекательность различий? Кто он для нее — некое экзотическое млекопитающее или мужчина? Киль надеялся, что за этим стоит нечто большее, нежели подростковое сексуальное влечение. Уорд не считал себя настолько наивным, чтобы полагать, будто все противоречия между островитянами и морянами могут быть уничтожены посредством барахтанья в спальне. Но род человеческий ожил в этих двоих, и Уорд ощущал его подспудную жизнь. Эта мысль обнадеживала.

— Мой отец заботился и об островитянах, и о морянах, — сказала Скади. — Именно его деньги и сделали поисково-спасательную службу тем, что она есть.

— Покажи мне его кабинет, — попросил Киль. — Я бы хотел воспользоваться его коммом.

Скади встала и подошла к боковому люку в дальнем конце комнаты.

— Сюда.

Киль, следуя за Скади, жестом попросил Бретта остаться. Может, если юная женщина не будет отвлекаться присутствием Бретта, она и думать станет более ясно — не так оборонительно, более объективно.

Когда Киль и Скади ушли, Бретт повернулся к запертому люку. Киля, его И Скади заперли подальше от тех откровений, которые им мог преподнести морянский мир. Алэ хотела, чтобы они этот мир увидели, но кое-кто оказался против. Бретт считал, что это и есть ответ на их нынешнюю изоляцию.

«Что бы сделал Квитс?» гадал он.

Бретт не думал, что Квитс так и торчал бы посреди чужой комнаты и тупо пялился на запертый люк. Бретт подошел к люку и провел пальцами по его металлической раме.

«Мне следовало расспросить Скади о системе переходов, о том, как здесь передвигаются», подумал он. Бретт ничего не мог припомнить о переходах кроме их малолюдства — малолюдства по островитянским понятиям.

— О чем ты думаешь?

Голос Скади прозвучал прямо у Бретта за спиной, и он вздрогнул. Из-за толстого ковра он не слышал, как она подошла.

— У тебя нет карты этого места? — спросил он.

— Есть где-то, — ответила Скади. — Я поищу.

— Спасибо.

Бретт по-прежнему глядел на запертый люк. И как его запирают? Ему вспомнились островитянские жилища, где простого удара ножа было довольно, чтобы пройти через тонкую органическую стенку, разделяющую большинство помещений. Только в лабораториях, в помещениях службы безопасности и в обиталище Вааты стены могли служить каким-то препятствием — впрочем, не столько стенки, сколько наличие охраны.

Скади вернулась с тонкой стопкой копировочных бумаг, на которых тонкими и толстыми линиями с пририсованными символами был начертан план этого морянского комплекса. Скади вручила стопку Бретту таким жестом, словно вручала ему часть себя. По какой-то непонятной причине Бретт нашел этот жест пронзительно трогательным.

— Мы находимся вот здесь, — сказала она, ткнув пальцами в переплетение квадратов и прямоугольников с пометкой «РВ».

Бретт изучал планы. То не были свободно расположенные в соответствии с требованиями окружающей среды жилища островитян, где прихоти органического роста делали любое жилье непохожим на другие. Острова были сплошь личностными, обжитыми, резными, расписными и раскрашенными — приспособленными к синергическим потребностям системы жизнеобеспечения и поддерживающих ее. А от схемы в руках Бретта так и несло единообразием — идентичные ряды кубриков, длинные прямые коридоры, трубы, переходы и проулки, прорезанные прямо, как солнечный луч, прорезающий клубы пыли. Ему показалось затруднительным разбираться в таком единообразии, но он принудил свой разум.

— Я спросила судью, — промолвила Скади, — не мог ли вулкан уничтожить Гуэмес.

— И что он сказал? — спросил Бретт, отрываясь от изучения схем.

— Что слишком много людей не только обожжены, но и разорваны на части. — Скади прижала ладони к глазам. — Кто мог сотворить… такое?

— В одном Киль прав, — заметил Бретт. — мы должны это выяснить как можно скорее.

Он вновь сосредоточился на стопке коллоидных карт с загадочными лабиринтами. И внезапно их простота потрясла его. Он понял, что ни один морянин не смог бы путешествовать по островам, где большинство ориентировалось только по памяти. Он принялся заучивать схемы наизусть со всеми их лифтами и транспортными переходами. Бретт закрыл глаза и уверенно прочел карту, как бы отпечатавшуюся на внутренней поверхности его век. Скади у него за спиной расхаживала по комнате. Бретт открыл глаза.

— Мы могли бы выбраться отсюда? — спросил Бретт, кивком указав на запертый люк.

— Через люк я могу нас вывести, — отозвалась Скади. — И куда ты собрался?

— Наверх.

Скади посмотрела на люк, и ее голова отрицательно качнулась из стороны в сторону.

— Когда мы откроем люк, об этом станет известно. Электронная сигнализация.

— А что с нами сделают, если мы уйдем вместе?

— Вернут нас обратно, — ответила она. — По крайности, попытаются. И шансы на их стороне. Никто не может передвигаться внизу скрытно для всех. У моего отца была эффективная организация. Поэтому он и нанимал таких людей. — Скади кивнула в сторону люка. — Мой отец заправлял очень крупным бизнесом — пищевым. Он много торговал с островитянами…

Скади отвела глаза от Бретта, затем посмотрела на него вновь и обвела жестом стены и потолок.

— Это строение принадлежало ему, все целиком. Оно высокое, как сигнальная башня. — Палец ее указал на схему. — Вот это.

Бретт слегка отодвинулся от нее. Ей принадлежала территория, сравнимая с небольшим островом. Точнее, принадлежала ее отцу. Бретт знал, что по морянским законам Скади, вероятнее всего, эту территорию унаследовала. Скади не просто работает в море, не просто волны вычисляет…

Скади, увидев в его взгляде отторжение, коснулась его руки.

— У меня своя жизнь, — напомнила она. — Как и у моей матери. Мы с отцом едва ли знали друг друга.

— Не знали друг друга? — Бретт был потрясен. Он чувствовал себя чужаком по отношению к собственным родителям, но знать он их знал. Это точно.

— Почти до самой своей смерти он жил в Гнезде — это город километров за десять отсюда, — пояснила Скади. — И за все это время я ни разу его не видела. — Она сделала глубокий вдох. — Незадолго до смерти отец как-то пришел ночью в наше жилище и говорил о чем-то с моей матерью. Не знаю, о чем они там беседовали, но она после его ухода была просто в ярости.

Бретт призадумался над тем, что она сказала. Ее отец владел и управлял огромным богатством — большей частью морянского общества. Наверху состояния, подобные владениям Райана Ванга, находились в собственности семей или даже ассоциаций, но никогда не в единоличной. Общность была законом.

— Он контролировал большую часть вашей островной промышленности, — продолжила Скади, и кровь прихлынула к ее щекам. — Почти все это он заполучил при помощи взяток. Я знаю, потому что я слышала, а когда он погиб, я использовала его комм.

— А что это за место, это самое Гнездо? — поинтересовался Бретт.

— Это город с очень большим процентом островитянского населения. Там было первое поселение после Войны Клонов. Слыхал об этом?

— Да, — отозвался Бретт. — так или иначе, а все мы произошли оттуда.

Уорд Киль, стоя в затененном коридорчике, ведущем из кабинета Райана Ванга, прислушивался к их беседе вот уже несколько минут. Он вздрогнул, подумав, не пора ли прервать разговор и потребовать от этой молодой женщины кое-каких ответов. Но горечь в ее голосе удерживала Киля.

— А эти островитяне из Гнезда работали на твоего отца? — спросил Киль.

— Некоторые — да, — ответила Скади, не отворачиваясь от Бретта. — Но ни один островитянин не занимал высокое положение, ничего даже подобного. Они находятся под контролем правительственной службы. По-моему, за это отвечает посол Алэ.

— Мне сдается, что возглавлять службу по делам островитян должен островитянин, — заметил Бретт.

— Она с моим отцом собирались пожениться, — пояснила Скади. — Политическая сделка между двумя семьями… для морян это все уже устаревшая история.

— Ваш отец и посол — это объединило бы правительственную власть и пищевую промышленность под одним одеялом, — сообразил Бретт. Озарение снизошло на него настолько быстро, что он даже напугался.

— Это все дела минувшие, — заметила Скади. — Теперь она, вероятно, выйдет за ДжиЛаара Гэллоу. — В ее словах звучала такая скрытая горечь, что Бретт утратил дар речи. Он понимал эту мрачную растерянность в глазах девушки, понимал ее подавленность оттого, что ей приходится быть пешкой в игре без правил.

В тени коридорчика Уорд Киль кивнул в ответ на собственные мысли. Он вышел из кабинета Ванга с чувством безнадежного гнева. Для опытного глаза в комме было все, что нужно — и переход контроля из одних рук в другие, и тихая и безжалостная концентрация власти, и возрастание обособленности. Термин из Анналов всплыл в его памяти: национализация. Почему это вызвало у него столь сильное чувство утраты?

«Суша будет восстановлена.»

«Начнется лучшая жизнь.»

«Вот почему Корабль даровал нам Пандору.»

«Нам — морянам — а вовсе не островитянам.»

Киль попытался сглотнуть, и горло отозвалось болью. В основе всего лежал проект «келп», и он зашел слишком далеко, чтобы его можно было приостановить или свернуть. Напротив, проект был ускорен. Оснований для этого нельзя было отрицать. Комм покойного Райана Ванга был заполнен этими основаниями: без помощи келпа два солнца будут все сильнее взламывать кору Пандоры, и постоянные землетрясения и извержения вулканов сметут все с ее лица, как много поколений назад.

Лава выстраивала криволинейные подводные платформы. Моряне воспользовались этим при выполнении проекта. Последняя водяная стена была вызвана вулканической деятельностью, а вовсе не гравитационными возмущениями морей Пандоры.

— Хотел бы я посмотреть на это Гнездо и живущих в нем островитян, — заговорил Бретт. — Возможно, туда нам и следует отправиться.

«Устами младенца…» подумал Киль.

— Нас там запросто отыщут, — покачала головой Скади. — Там Служба безопасности не то, что здесь — нагрудные значки, документы всякие…

— Тогда нам надо удрать наверх, — сказал Бретт. — Судья прав. Он хочет, чтобы мы рассказали островитянам, что здесь творится.

— А что здесь творится? — спросила Скади.

Киль выступил из тени, говоря на ходу.

— Пандора меняется — физически, политически, социально. Вот что творится. Прежняя жизнь вскоре станет невозможной — что наверху, что внизу. Я думаю, что отец Скади мечтал о великих свершениях, о преобразовании Пандоры, но кто-то перехватил его мечту и сделал ее кошмаром.

Киль остановился, глядя на двух молодых людей. Они ответили ему взглядами, исполненными потрясения.

«Могут ли они осознать происходящее?» гадал Киль.

Беззаконная алчность трудилась над захватом контроля за новой Пандорой.

Скади указала пальцем на схему в руках Бретта.

— Пусковая База и станция номер двадцать два, — сказала она. — Вот здесь! Они находятся на линии дрейфа Вашона. Конечно, до острова от них сейчас не меньше дня пути, но все же…

— Что ты предлагаешь? — спросил Киль.

— Думаю, что смогу доставить нас на двадцать вторую станцию, — ответила девушка. — Я там работала. А на станции я смогу определить точное местоположение Вашона.

Киль посмотрел на схему в руках Бретта. Приступ ностальгии нахлынул на судью. Вернуться в собственное жилье… и рядом Джой, которая может о нем позаботиться. Ему вскоре предстоит умереть — так насколько же лучше умирать в привычном окружении. Уорд подавил это чувство так же быстро, как оно возникло. Спастись? У него не хватит ни сил, ни скорости. Он может только цепляться за юную парочку. Но он видел готовность Скади и решимость, с которой Бретт взялся за дело. Им может и повезти. Острова должны узнать, что происходит.

— Вот что мы сделаем, — произнес Киль, — и вот какое послание вы должны передать…