Написав и опубликовав блогопост-статью о жизни и творчестве Ивана Ефремова, я посчитал, что на этом тему можно закрыть. Но что-то не давало мне покоя. Маленький червячок сомнения в целесообразности завершения работы над темой зудел и зудел. И тогда я решил, что надо перечитать все опубликованные литературные тексты Ивана Ефремова, а также – те тексты, которые хоть в какой-нибудь мере дают представление о том, как Иван Ефремов работал над своими произведениями.
Я начал с рассказов. Перечитал практически все опубликованные. От самых мелких, до самых крупных. И убедился в том, что Иван Ефремов – мастер внятно и чётко говорить о хорошо знакомых ему – практически – вещах. Будь то геология, палеонтология и смежные – точнее, близкосмежные области человеческого знания – здесь вопросов нет, Ефремов силён, мощен и против его аргументации – пусть даже и художественно изложенной – внятно что-то возразить очень сложно.
Но есть две совокупности областей, в которых Иван Ефремов, по моему мнению, откровенно слаб. Или – точнее, хочет по ряду причин представиться слабым. Первая совокупность - это психика и психология человека, медицина, мораль, нравственность и обществоведение, а также право и воспитание человека. И вторая – всё, что связано с космическими полётами, космонавтикой, техническими и технологическими вопросами поддержки и обеспечения деятельности человека в этих направлениях.
Я очень не хотел верить в стихийно сложившееся у меня мнение. Трудно было расставаться с во многом детской верой в то, что учёный-палеонтолог с мировым, не побоюсь этого определения, именем, не способен ярко, качественно и точно показать самое основное – жизнь и развитие реальных людей, обычных людей. А также – показать нормативные выходы из очень сложных и опасных ситуаций.
Почему не способен? Потому что люди – кого ни возьми, даже персонажей рассказов – у него, на мой взгляд, не являются живыми. Это схемы, марионетки, болванчики, какие-то гомункулусы. И чем дальше в будущее отодвинуты периоды жизни и деятельности этих людей, тем меньше эти люди сопоставимы с тем, что можно обозначить как «почти реальные личности».
Закончив читать рассказы, я решил, что чего-то не понимаю и делаю слишком поспешные выводы.
Да, я помню о том, что рассказ – жанр малого объёма. Но я также знаю, что эта «малая форма» требует от писателя немалого мастерства и способности уместить «многое в немногом».
И я начал перечитывать «Туманность Андромеды».
Википедия сообщает, что ««Тума́нность Андроме́ды» — социально-философский научно-фантастический роман Ивана Антоновича Ефремова. Написан в 1955—1956 годах. Отрывки печатались в газетах «Пионерская правда» (1957) и «Комсомольская правда» (1959).
Впервые роман был издан в журнале «Техника — молодёжи» за 1957 год. В виде отдельной книги впервые опубликован издательством «Молодая гвардия» в 1958 году. После этого многократно переиздавался и был переведён на десятки языков мира.
Роман стал первым в «космическом цикле» произведений И.А. Ефремова о будущем планеты Земля, вошедшей в состав галактического содружества цивилизаций — «Великого Кольца». Продолжением цикла являются: повесть «Сердце Змеи» и роман «Час Быка».
Для желающих освежить свои знания о романе – ссылка на статью Википедии: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%83%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C_%D0%90%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%B4%D1%8B_(%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD).
Я же буду говорить о своих впечатлениях от текста и своём понимании прочитанного.
В своём предисловии к отдельному изданию романа Иван Ефремов делает упор на неминуемость гигантских преобразований планеты и жизни, описанных им в своей книге:
«Сначала мне казалось, что гигантские преобразования планеты и жизни, описанные в романе, не могут быть осуществлены ранее чем через три тысячи лет. Я исходил в расчетах из общей истории человечества, но не учёл темпов ускорения технического прогресса и главным образом тех гигантских возможностей, практически почти беспредельного могущества, которое даст человечеству коммунистическое общество».
Когда я прочёл этот абзац текста, мне явственно представился Иван Ефремов где-нибудь «в застенках на Лубянке» в окружении хмурых «энкаведистов» с «демократизаторами» в руках. Только в таком «интерьере» ученый-палеонтолог с мировым именем, мог, по моему мнению, написать такое «славословие».
Иван Ефремов, вероятно, уже тогда был под жесточайшим прессингом, если не сказать – контролем со стороны «идеологов коммунистической мечты». Иначе он спокойно бы написал, что описанные в романе события не могли быть осуществлены раньше, чем через три тысячи лет, считая с 1950-х годов двадцатого столетия.
Перечитайте зацитированный абзац ещё раз. И обратите внимание на часть фразы: «Я исходил в расчетах из общей истории человечества, но не учел». Именно вот это – «но не учёл» - для меня стало маркером «работы под контролем». Одновременно это «но не учёл» - покаяние, зафиксированное в почти «энкаведешном» протоколе. Признание писателем своей вины в том, что «не колебался совместно с линией партии».
Обратите также внимание на ещё одну часть этой же фразы: «и главным образом тех гигантских возможностей, практически почти беспредельного могущества, которое даст человечеству коммунистическое общество».
Выделю из этого «славословия» только один момент – «почти беспредельного могущества» и сопоставлю его с другим моментом – «даст человечеству коммунистическое общество». Мне сразу вспомнились строки Блока: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови – Господи, благослови».
Ефремов в предисловии предупредил читателя, что текст книги будет переполнен научными терминами. И это предупреждение сразу вызвало у меня из памяти слово «наукообразие». За которым, как известно, науки никакой нет, не было и никогда не будет. Для меня это – маркер, означающий, что всю и любую вину за проколы, ошибки и преступления «действующие лица и исполнители» - персонажи книги - постараются, сняв с себя, переложить на мифическую «науку», которая потому и окажется «одна во всём виновата».
Забегая вперёд, отмечу, что этот маркер сработал – и не раз - по мере прочтения текста книги.
Глава первая – «Железная Звезда» начинается с показа рубки управления звездолётом. Для нас, нынешних, перенасыщенных информацией о множестве подобных сюжетов, прочитанных в книгах и просмотренных в фильмах, конечно, ясно, что описание, данное Ефремовым, хромает «на все четыре лапы» и ещё даже заикается. Но в пятидесятые годы двадцатого столетия о межзвёздных перелётах – да что там о межзвёздных – о пилотируемых полётах вокруг Земли – если и говорили всерьёз, то с большой опаской. Наука не давала ровным счётом никаких гарантий успеха таких «предприятий».
Я не стал увлекаться «понимающими усмешками» по поводу слабоватых описаний интерьера рубки космокорабля и обратил внимание на то, как Ефремов описывает людей, их внешность и поведение.
Что я увидел? Я увидел девушку, в неудобной позе застывшую перед пультом. Я увидел, что её глаза полны мрачного обречённого выражения.
И это – единственный человек в рубке космокорабля? И это – человек на дежурстве? Мало того, что дежурный наплевал на требования техники безопасности и замер над пультом в неудобной позе без особой на то необходимости, так ещё и по какой-то причине находится явно не в уравновешенном состоянии. Мрачность и обречённость – не показатели норматива. Это – маркеры опасности.
Ефремов показывает читателю человека далёкого будущего, человека, безусловно коммунистического общества. И этот человек плевать хотел на требования безопасности и готовности к немедленным результативным действиям. Потому что у этого человека банально затекла спина – в столь молодом возрасте, ведь Ефремов прямо указывает, что дежурным по рубке была девушка.
О каком прекрасном здоровье и ответственном отношении к сохранению своего тела в нормальном состоянии можно говорить применительно вот к этому конкретному человеку «коммунистического далёка»? Выглядит ли эта девушка живой, реальной, естественной? Выглядит ли этот персонаж «маяком», на который следует равняться? Нет и нет.
Дальше – больше. Дверь в рубку открывается и появляется мужчина, который с порога врубает некий «золотистый свет».
Меня, когда я присутствовал на тренировке пилотов в учебно-тренировочном отряде, за одно движение руки к выключателю потолочного света пригрозили вынести ногами вперёд и больше никогда не пускать в здание, где располагались тренажёры.
А тут – человек с порога врубает заливающий золотистый свет и девушка – в полном восторге. Для неё это – нормально и приемлемо. Чуть раньше девушка вздрогнула от негромкого металлического лязга, что ещё раз доказывает её расслабленное, совсем не рабочее состояние на дежурстве, а тут – «всё хоккей», всё нормально, когда полутёмная, погружённая в полумрак рубка вдруг заливается золотистым светом по воле некоего вошедшего мэна.
О том, что на несколько секунд человек под такой иллюминацией слеп как новорождённый кутёнок, Ефремову, вероятнее всего, было ничего не известно. И это – не обычный текстописатель, а учёный-палеонтолог, для которого быть точным и чётким в описаниях и суждениях – так же естественно, как дышать. Если же известно, то это – ещё одно свидетельство резко негативного отношения писателя к людям из «коммунистического далёка». Того самого «далёка», которое в СССР «транслировалось» из всех щелей и объявлялось практически неизбежным.
Дальше – больше. Девушка вся пышет тревогой и любовью, начисто забыв о том, что она вроде как на посту, на дежурстве. А вошедший чел весел, как будто ввалился не в рубку, где вообще-то идёт работа, а куда-нибудь в кабак, где расслабон – самое то.
И особенно весело этот «чел вошедший» произносит фразу «Плохой пример». Я автоматически вспомнил строки из другой главы романа: «И учите меня среди дня и среди ночи… Дайте руку – и я пойду за вами, ибо труден путь». Как это совместить – я так и не понял.
А когда девушка озвучила цифру часов, проведённых этим челом без сна – я «выпал в осадок». Китайцы вообще-то пытали пленников, лишая их сна, а тут чел самолично себя не пытает, но лишает сна. И это – на борту космического корабля. В небоевой ситуации. В ситуации, когда такие «жертвы» определяются не как норматив, а как глупость и пролог к преступлению.
Вошедший оказался начальником экспедиции. Не первой, не десятой, а аж тридцать седьмой звёздной. И звали вошедшего чела – весёлого и расслабленного Эрг Ноор. Начальник экспедиции, говоря современным нам языком, находился «под кайфом», ибо сутки назад, как и указывает Ефремов, принял дозу «спорамина» - так писатель обозвал вещество, выключающее сон.
У меня почему-то создалось впечатление, что и девушка – дежурная (рулевым у меня её язык не поворачивается назвать) тоже находится «под кайфом». Может, тоже где-то «глотнула спораминчику»? Вместо того, чтобы серьёзно отнестись к создавшейся ситуации, она повествует о ней с ужасом и восторгом в голосе.
Тридцать седьмая звёздная экспедиция – и для того, чтобы узнать обстановку командир корабля и начальник экспедиции должен войти в рубку? О дублирующих панелях приборов в командирских каютах Ефремову должно было быть известно уже по итогам Второй мировой войны, равно как и о резервных-запасных рубках управления, расположенных далеко от «основных» управляющих центров корабля.
Начальник экспедиции ведёт себя так, словно только что очнулся от зимней многомесячной спячки. Судите сами: «Видите, спать нельзя. Надо продумать все варианты, все возможности. К концу пятого круга должно быть решение. — Но это еще сто десять часов…».
Ефремов «сдаёт» начальника экспедиции читателю «с потрохами». Чел этот сто часов не спал, но за это время не выполнил сколько-нибудь полно свою основную должностную обязанность: он не принял детализированное и точное, а главное – чёткое решение по ситуации. Все остальные члены экипажа, что называется, «дрыхнут без задних ног», бодрствуют всего двое людей на всём корабле.
И тут выясняется, что один из бодрствующих – бездельник. Который произносит фразу-лозунг. Вместо фразы-решения. Цитирую: «В незапамятные времена люди могли совершать небрежность или обманывать друг друга и себя. Но не теперь!». Я сразу узнал типаж политруков и комиссаров, которые обожали режим «Делай как я говорю».
Вместо фразы – решения начальник экспедиции продолжает ударяться в рассуждения и упиваться лозунгами. Цитирую: «— Так сильно уклониться он не мог. Не мог не отправиться в рассчитанное и назначенное время. Если бы случилось невероятное и вышли из строя оба передатчика, то звездолет, без сомнения, стал бы пересекать круг диаметрально, и мы услышали бы его на планетарном приеме. Ошибиться нельзя — вот она, условная планета!».
Какой у Ефремова, оказывается, умный начальник тридцать седьмой звёздной экспедиции! Ему в Генштаб часом не предлагали на должность начальника устроиться? Какой провидец-полководец пропадает, однако.
И этот «провидец-телепат» оказался слаб и глуп. Вместо одной фразы он сказал десять фраз и только последняя имела важное значение: «Альграб» погиб!».
Дальше Ефремов ещё больше «топит» Эрга Ноора. Оказывается, этот чел мечтает о том, чтобы на звездолёте установили ЭВМ, «мозг», которому можно было« полностью поручить ему управление звездолетом.». Я сразу подумал, прочтя эту строку: а тогда зачем людей в количестве нескольких десятков пихать в эту «консервную банку»? Поставить «мозг» - и пусть машина напрягается. А людишки – отдохнут, займутся чем-нибудь приятным.
Чем дальше я читал, тем больше я мрачнел.
Когда я только задумывал написать блогопост о «Туманности Андромеды», я постоянно вспоминал строки из песни, исполняемой Игорем Тальковым:
«Листая старую тетрадь расстрелянного генерала
Я тщетно силился понять, как ты могла себя отдать
На растерзание вандалам...»
Так вот, читая «Туманность Андромеды», я «стал немного понимать, как ты могла себя отдать…». Если Низа Крит охарактеризована Ефремовым, как «юный астронавигатор» и не способна владеть собой достаточно для того, чтобы должным образом выполнять свои обязанности… Тут уж, как говорится, «дальше ехать – некуда». Ефремов показывает всю профнепригодность Низы Крит всего лишь небольшой сценой, даже полусценой. Цитирую:
«Девушка что-то сосредоточенно соображала и, наконец, решилась:
— Может быть, уменьшить радиус круга? Вдруг у них авария передатчика?
— Нельзя! (Эрг Ноор говорит.) Уменьшить радиус, не сбавляя скорости, — мгновенное разрушение корабля. Убавить скорость и… потом без анамезона… полтора парсека со скоростью древнейших лунных ракет? Через сто тысяч лет приблизимся к нашей солнечной системе.»
Получается, что астронавигатор, находящаяся на дежурстве и фактически единолично в отсутствие в рубке начальника экспедиции отвечающая за жизнь и безопасность корабля и экипажа, не знает, не помнит и не ведает, а также не понимает элементарных вещей, относящихся, между прочим, к сфере её профессиональной и должностной компетенции.
Зато она весьма вольно отдаётся чувствам и эмоциям, продолжая пребывать на дежурстве – и формально, и фактически.
Она думает не о начальнике Эрге Нооре, а о мужчине Эрге Нооре. Думает постоянно и в самых радужных красках. Под мороком этого «думания» она начисто забывает, что она не только девушка, но и должностное лицо, дежурный астронавигатор космического корабля, второй бодрствующий член экипажа.
Чем дальше я читал, тем острее понимал, что это собрание бодрствующих и спящих челов обречено на крупные неприятности. И тем острее понимал, что брать пример с таких людей вроде бы из «коммунистического далёка» не только незачем – это даже пытаться делать – и то - крайне опасно.
«Начальник экспедиции и командир корабля ошибаться не может — иначе звездолет первого класса «Тантра» с экипажем из лучших ученых никогда не вернется из бездны пространства! Но Эрг Hoop не ошибется…» - Это опять мысли астронавигатора, девушки Низы Крит.
Какой зашкаливающий уровень идеализма! И как этот идеализм ошарашивающе и точно выльется через несколько десятков страниц текста в самый неприятный и горький реализм!
Прибытие звездолёта к замолчавшей планете, всё население которой было убито в результате «баловства с радиоактивными веществами», должно было накрепко отрезвить экипаж «Тантры».
Вот интересная и показательная цитата, на мой взгляд, показывающая, насколько Ефремов беспощаден и изворотлив в своём стремлении продемонстрировать утопичность коммунистической идеи: «Более семидесяти лет не поступало ни одного сообщения. Долг Земли, как ближайшей к Зирде планеты Кольца, был — выяснить, что случилось. Поэтому корабль экспедиции взял много приборов и нескольких выдающихся ученых, нервная система которых после многочисленных испытаний оказалась способной вынести годы заключения в звездолете.».
Я напомню только, что «сладкая парочка» находилась на корабле, формально участвующем не в первой, не в десятой, а в тридцать седьмой звёздной экспедиции. И даже если «Альграб» был звездолётом второго класса, а «Тантра» - первого класса, какая крайность была ждать семь десятков лет, а потом в пожарном порядке хватать и сажать в очередную «консервную банку» «выдающихся», возможно – в прямом смысле этого слова – учёных и посылать их на Зирду «для выяснения». Других сил не нашлось? Почему надо было паковать в «Альграб» именно выдающихся учёных? На чём основан некий «долг Земли»?
Я не верю, как читатель, в то, что этот «долг» вырос из территориальной близости Земли к Зирде. Даже если это так, то какой смысл было ждать семьдесят лет? Ответа Ефремов не даёт и это молчание писателя меня очень настораживает.
«Чем дальше в лес, тем больше дров». Именно так. И в дальнейшем Ефремов всё больше, всё явственнее и всё чётче отказывается превозносить людей «коммунистического завтра» – хоть из-за их внешности, хоть из-за их всевозможных качеств.
Вот цитата, показывающая, что, по мнению Ефремова, земляне-коммунисты увидели на Зирде:
«Огромное плоское стеклянное здание горело в отблесках кровавого солнца. Прямо под крышей находилось нечто вроде большого зала собраний. Там застыло в неподвижности множество существ, не похожих на землян, но, несомненно, людей. Астроном экспедиции Пур Хисс, новичок в космосе, заменивший перед самым отъездом испытанного работника, волнуясь, продолжал углублять фокус инструмента. Ряды смутно видимых под стеклом людей оставались совершенно неподвижными. Пур Хисс повысил увеличение. Стало видно возвышение, обрамленное пультами приборов, с длинным столом, на котором, скрестив ноги, перед аудиторией сидел человек с безумным, устремленным вдаль взором пугающих глаз.
— Они мертвы, заморожены! — воскликнул Эрг Hoop.»
Обращу особо внимание только на две детали: «множество существ, не похожих на землян, но, несомненно, людей» и «с длинным столом, на котором, скрестив ноги, перед аудиторией сидел человек с безумным, устремленным вдаль взором пугающих глаз.».
Мне непонятно, как можно обозвать существ, не похожих на землян людьми. И мне ещё более непонятно, какой смысл в Великом Кольце, в которое принимают миры, населённые «существами», способными баловаться с оружием массового поражения. Могу лишь предположить, что изложить этот эпизод или сцену именно в таком виде Ефремову настоятельно рекомендовали «энкаведешные редакторы».
Внешнее редактирование, «работа под контролем» усугубляются, на мой взгляд, непоследовательностью, допущенной писателем в изображении катастрофы на Зирде. То Ефремов пишет, что «стереотелескопы прощупывали поверхность спутника», то только потом вдруг начинает писать о гигантских полях маков, давших под радиацией жизнеспособную мутацию. Один зал заседаний – песчинка на фоне планеты, а вот гигантский язык маков – это гораздо более заметная «деталь». Как стереотелескопы - в компании со всевозможными локаторами - её «прохлопали»?
Но ещё больше мне непонятны причины поведения Эрга Ноора. Получив такую инфу, начальник экспедиции вдруг ударяется в приверженность разнузданной демократии вместо того, чтобы вынести единственное истинно командирское решение. В руках Ноора – все данные, выше Ноора по статусу, званию, должности – на корабле никого нет. А «Эрг Ноор, бледный…». Это – командир? Или энсин, впервые попавший на борт звездолёта в реальном полёте?
Нижеприведённая цитата, на мой взгляд, очень показательна:
«— Станция погибла и не восстановлена за семьдесят пять лет! Это означает катастрофу на планете. Надо спускаться, пробивать атмосферу, может быть сесть. Здесь собрались все — я спрашиваю мнения Совета…».
Какого Совета? Раньше Ефремов ни о каком корабельном Совете не упоминал ни словом, ни намёком. Нет на «Тантре» никакого Совета. На космическом корабле есть экипаж, есть команда. А Совета – нет.
Обратите внимание ещё на один момент: какие слова употребляет Эрг Ноор: «Надо спускаться, пробивать атмосферу, может быть сесть.». Он ставит рядом «надо» и «может быть». В одной фразе ставит!
Для чего спускаться, для чего пробивать атмосферу, уже «сняв» всю информацию? Данных о причине гибели населения планеты – предостаточно. «Картинок» локаторов и телескопов будет вполне достаточно для любых «неверующих».
Ефремов продолжает «топить» Эрга Ноора. На «совете» начальнику экспедиции возразил только астроном – молодой человек, заменивший в последний момент назначенного в экипаж сотрудника. И этим моментом, на мой взгляд, Ефремов показал всю утопичность надежды на мудрость и могущество всех и любых «советов».
Эрг Ноор заявил, что:
«— Никакие планетные излучения не опасны кораблю с космической защитой. Выяснить, что случилось, — разве не за этим мы посланы сюда? Что ответит Земля Великому Кольцу? Установить факт — еще очень мало, надо объяснить его. Простите мне эти ученические рассуждения! — говорил Эрг Hoop, и обычные металлические нотки в его голосе зазвенели насмешкой. — Вряд ли мы сможем уклониться от своего прямого долга…»
Ничего не напоминает? Именно то самое: «Мы посоветовались и я решил». Откуда взялся вообще этот «прямой долг» спустя семь десятков лет?
Дальше есть более интересная и показательная цитата, проявляющая всю слабость «коммунистической модели организации жизни людей». Ефремов пожелал, чтобы эти слова «озвучил» Эрг Ноор:
«Ему, который, несмотря на долгие годы испытаний, закаливших волю и чувства, все же устает быть начальником, готовым в любую минуту принять на себя любую ответственность за людей, корабль, успех экспедиции. Там, на Земле, давно уже не осталось столь единоличной ответственности — всегда принимает решение та группа людей, которая и призвана выполнять работу. А если случается что-либо особенное, мгновенно можно получить любой совет, самую сложную консультацию. Здесь советов получать негде, и командиры звездолетов пользуются особыми правами. Было бы легче, если бы такая ответственность длилась два-три года, а не десять-пятнадцать лет — средний срок звездной экспедиции!»
Если взрослый человек путает материнскую планету и космическое пространство – то как такого человека допустили на пост начальника экспедиции? И вообще-то по логике вещей командир звездолёта и начальник экспедиции не могут быть в одном лице – эти две должности крайне сложно и тяжело совмещать в реальности.
Если взрослый человек настолько несамостоятелен, то зачем землянам вообще тратить гигантские средства и ресурсы на то, чтобы участвовать в каком-то «Великом Кольце», посылать аж тридцать Звёздных экспедиций «куда звёздный Макар телят не гонял»? Для чего вся эта показуха и всё это шебуршение?
Ефремов в очередной раз показывает читателю опасность излишнего «коллективизма», излишней «коллективизации» человеческой жизни.
Показывая обратный путь «Тантры» - от Зирды, Ефремов ещё раз «макает» Эрга Ноора. Начальник экспедиции говорит: «чтобы избежать траты горючего» - и это после того, как корабль вился вокруг Зирды столько времени? Вот куда ушло горючее – на ненужные витки вокруг планеты. А планетарное горючее «подъела» ненужная операция по входу в атмосферу и полёту низко над поверхностью планеты. И теперь, спустя декады Эрг Ноор заявляет «чтобы избежать траты горючего».
А в дальнейшем Иван Ефремов «макает» уже Низу Крит – астронавигатора. Оказывается, астронавигатор не знает точных пределов исследованной землянами области космоса.
Как по мне, так эти пределы любой астронавигатор должен знать как «отче наш». Ещё на древних картах были области, поименованные «здесь живут драконы». А тут – полёт длительностью десять лет минимум – и астронавигатор не знает таких обычных вещей.
Эрг Ноор рассказывает Низе Крит о тридцать четвёртой экспедиции, в состав которой входил «Парус» - звездолёт, так и не вернувшийся на Землю. Эта экспедиция была осуществлена больше восьмидесяти лет тому назад. Как сказал Эрг Ноор, «Парус» успел послать сообщение, но оно было искажено и принято не полностью – с пробелами. Так что точного смысла «уловить» землянам не удалось и судьба «Паруса» осталась, как поначалу считал Эрг Ноор – и не только он – неизвестной и, скорее всего, трагичной.
Сам Эрг Ноор, оказывается, родился не на Земле. Вот цитата:
«Тридцать пятая звездная состояла из четырех кораблей. На одном из них моя мать была астрономом. Я родился на полпути к двойной звезде МН19026+7АЛ и тем самым дважды нарушил законы. Дважды потому, что рос и воспитывался у родителей на звездолете, а не в школе. Что было делать! Когда экспедиция вернулась на Землю, мне было уже восемнадцать лет. В подвиги Геркулеса — совершеннолетия — мне засчитали то, что я обучился искусству вести звездолет и стал астронавигатором.».
В дальнейшем начальник экспедиии упоминает о какой-то сыворотке, которая, по идее, должна была гарантировать женщин от угрозы беременности в условиях длительного космического полёта и бросает такую фразу: «Тогда сыворотка АТ-Анти-Тья еще не могла долго сохраняться. Врачи не знали этого…».
И это – тридцать четвёртая – тридцать седьмая звёздные экспедиции, каждая из которых продолжалась минимум десяток лет. Итого в среднем триста сорок лет врачи неизвестно чем занимались, но сыворотку, защищающую женщину от угрозы беременности, так и не «отработали» «от начала и до конца».
А Эрг Ноор, считает, что это он «нарушил законы», причём дважды. Интересные законы в коммунистическом обществе: виноваты одни, а отвечают перед законом – другие.
Ефремов беспощадно показывает все недостатки, которыми, оказывается, отягощены люди «коммунистического завтра». Астроном Ингрид Дитра говорит:
«— По-моему, мы давно углубились в неизученный район 344+2У. Начальник хотел дежурить здесь сам, — обратилась Ингрид к астронавигатору.
Пел Лин взглянул на счетчик дней.
— Два дня еще, и нам все равно сменяться. Пока не предвидится ничего, что стоило бы внимания. Доведем дежурство до конца?
Ингрид согласно кивнула.»
Как вам уровень дисциплины на звёздном корабле? «По-моему», «Начальник хотел», «пока не предвидится ничего, что стоило бы внимания». И это – тогда, когда корабль идёт по неизученному району.
В большинстве случаев – как доказывает сегодняшняя морская практика - командир корабля обязан быть в рубке именно в такие моменты. Ан нет, оказывается, уже не обязан. Всего лишь морской корабль сменился космическим – и уже не обязан.
Ефремов мастерски нагнетает остроту ситуации, одновременно показывая нам во всей красе и деталях глупость, тупость и непрофессионализм «людей коммунистического завтра»:
«Кэй Бэр разбудил астронавигатора. Тот вскочил и ринулся в центральный пост к приборам.
— Ничего угрожающего нет. Только откуда здесь такое поле тяготения? Для темного облака оно слишком мощно, а звезды здесь нет… — Лин подумал и нажал кнопку пробуждения каюты начальника экспедиции, еще подумал и включил каюту Низы Крит.
— Если ничего не произойдет, тогда они попросту сменят нас, — пояснил он встревоженной Ингрид.
— А если произойдет? Эрг Hoop сможет прийти к нормали только через пять часов. Что делать?
— Ждать, — спокойно ответил астронавигатор. — Что может случиться за пять часов здесь, так далеко от всех звездных систем?..»
Всего лишь ждать. И это тогда, когда корабль идёт в незнакомом, а следовательно – потенциально опасном районе. Три человека ничего не знают, ничего не понимают и предпочитают пассивность активности. А ещё они уповают на других членов экипажа. В полной мере уповают. А сами-то они что представляют из себя, как специалисты? Ничего.
И Ефремов блестяще убеждает в этом читателя:
«Стало очевидно, что звездолет шел прямо к могучему центру тяготения.
Астронавигатор не решился изменить курс — произведение большого труда и величайшей точности. Пользуясь планетарными двигателями, он тормозил звездолет, хотя уже становилась очевидной ошибка курса, проложенного через неведомую массу материи.».
Гоп-компания землян, собранная в «консервной банке», оказалась неспособна даже проложить точный курс. А также – оказалась неспособна так составить график дежурств, чтобы при проходе опаснейшего района за штурвалом оказались не сосунки и салаги, а профессионалы и практики.
Помочь – реально и действенно, этой гоп-команде землян оказался не в состоянии даже электронный мозг корабля, о чём Ефремов не замедлил сообщить читателю:
«Электронный «мозг» корабля вел борьбу вместо своих полубесчувственных хозяев, по-своему могучий, но недалекий, так как не мог предвидеть сложных последствий и придумать выход из исключительных случаев.».
Эрг Ноор слишком расслабился, проще говоря – ударился в «расслабуху» по полной программе.
Ефремов беспощадно «макает» командира корабля:
«Внезапно что-то недоброе вторглось извне, прервало радость пробуждения от девяностодневного сна. Эрг Hoop осознал себя начальником экспедиции и принялся отчаянно бороться, пытаясь вернуть нормальное сознание. Наконец он сообразил, что звездолет экстренно тормозится анамезонными двигателями, — следовательно, что-то случилось.».
Осознал он себя. Сначала предавался наслаждениям и радостям, а потом – осознал. Забыл, что он – начальник экспедиции не восемь часов в сутки, а от взлёта до посадки корабля.
Как можно равняться на такого человека из «коммунистического завтра» - для меня непонятно. Даже пытаться равняться, как по мне, вообще не стоит.
Ефремов теперь «макает» обитателей «Тантры» не индивидуально, а коллективно. Конкретно так «макает». Я читал и наслаждался мастерством писателя, отказавшегося воспевать «коммунистическую химеру»:
«Уставившиеся на экраны и циферблаты люди испуганно оглянулись и подскочили к начальнику. Тот, не в силах встать, выговорил:
— Экраны, передние… переключите на инфракрасную… остановите… моторы!
Боразоновые цилиндры погасли одновременно с умолкшей вибрацией корпуса. На правом переднем экране появилась огромная звезда, светившая тусклым красно-коричневым светом. На мгновение все оцепенели, не сводя глаз с громадного диска, возникшего из тьмы прямо перед носом корабля.
— О, глупец! — горестно воскликнул Пел Лин. — Я был убежден, что мы около темного облака! А это…
— Железная звезда! — с ужасом воскликнула Ингрид Дитра.
Эрг Hoop, придерживаясь за спинку кресла, встал с пола. Его обычно бледное лицо приняло синеватый оттенок, но глаза загорелись всегдашним острым огнем.
— Да, это железная звезда, — медленно сказал он, — ужас астролетчиков!
Никто не подозревал ее в этом районе, и взоры всех дежурных обратились к нему со страхом и надеждой.
— Я думал только об облаке, — тихо и виновато сказал Пел Лин.
— Темное облако с такой силой гравитации должно внутри состоять из твердых, сравнительно крупных частиц, и «Тантра» уже погибла бы. Избежать столкновения в таком рое невозможно, — твердо и тихо сказал начальник.
— Но резкие изменения напряжения поля, какие-то завихрения? Разве это не прямое указание на облако?
— Или на то, что у звезды есть планета; может быть, не одна…
Астронавигатор так закусил губу, что выступила кровь.»
Я не буду следовать точно по тексту книги. Пройдусь сначала по «корабельной», а потом – по «наземной» сюжетной линии. Полагаю, что наземная сюжетная линия – отдельная тема и потому она будет раскрыта в другом блогопосте.
Вот цитата: «Внезапный вопль заставил всех вздрогнуть. Астроном Пур Хисс вскочил и взмахнул руками. Его исказившееся лицо стало неузнаваемым, непохожим на человека эры Кольца. Страх, жалость к самому себе и жажда мести стерли всякие следы мысли с лица ученого.
— Он, это он, — завопил Пур Хисс, показывая на Пела Лина, — тупица, пень, безмозглый червяк!.. — Астроном захлебнулся, стараясь припомнить давно вышедшие из употребления бранные слова пращуров.
Стоявшая рядом Низа брезгливо отодвинулась. Эрг Hoop поднялся.
— Осуждение товарища ничему не поможет. Прошли времена, когда ошибки могли быть намеренными. А в этом случае, — Hoop небрежно повертел рукоятками счетной машины, — как видите, вероятность ошибки здесь тридцать процентов. Если добавить к этому неизбежную депрессию конца дежурства и еще потрясение от раскачки звездолета, я не сомневаюсь, что вы, Пур Хисс, сделали бы ту же ошибку.
— А вы? — с меньшей яростью выкрикнул астроном.
— Я — нет. Мне пришлось видеть недалеко такое же чудовище в тридцать шестой звездной… Я виноват — надеясь сам вести звездолет в неизученном районе, я не предусмотрел всего, ограничившись простой инструкцией.
— Как вы могли знать, что они без вас заберутся в этот район?! — воскликнула Низа.
— Я должен был это знать, — твердо ответил Эрг Hoop, отклоняя дружескую помощь Низы, — об этом есть смысл говорить лишь на Земле…
— На Земле! — возопил Пур Хисс, и даже Пел Лин озадаченно нахмурился. — Говорить это, когда все потеряно и впереди только гибель.
— Впереди не гибель, а большая борьба, — твердо ответил Эрг Hoop, опускаясь в кресло перед столом. — Садитесь! Спешить некуда, пока «Тантра» не сделает полтора оборота…
Присутствующие безмолвно повиновались, а Низа обменялась улыбкой с биологом — торжествующей, несмотря на всю безнадежность момента.»
Как читатель, я не согласен, что ошибка Пела Лина не была намеренной. Вот цитата, которая уже приводилась выше: «Ждать, — спокойно ответил астронавигатор. — Что может случиться за пять часов здесь, так далеко от всех звездных систем?..»»
Вот вам чистое намерение, умышленное действие Пела Лина. Умышленное, подчёркиваю.
Вот дополнительная цитата: «Астронавигатор не решился изменить курс… он тормозил звездолет, хотя уже становилась очевидной ошибка курса, проложенного через неведомую массу материи.»»
Это – ещё одно доказательство умышленности действий астронавигатора, проще говоря – налицо состав должностного проступка, а возможно - даже преступления.
Вот цитата из «Википедии»: «В авиации штурман — должность лётного состава. Штурман обычно исполняет следующие обязанности: прокладывает курс, исчисляет перемещения и отмечает передвижение на цифровой или топографической карте воздушного судна, следит за исправной работой навигационных приборов. Рассчитывает время полета в зависимости от ветра на эшелоне, необходимое количество топлива на полет, минимальную безопасную высоту полета по отдельным участкам маршрута.».
Ссылка на статью:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D1%82%D1%83%D1%80%D0%BC%D0%B0%D0%BD_(%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F)
Напомню ещё раз цитату: «Астронавигатор не решился изменить курс… хотя уже становилась очевидной ошибка курса, проложенного через неведомую массу материи.»
Ефремов продолжает дальше ярко и полно доказывать глупость и непрофессионализм людей «коммунистического завтра». Вот цитата:
«К пятнадцатому обороту звездолета подготовили станцию-бомбу с мощным телепередатчиком. Однако вторая физическая станция, сброшенная в тень, когда планета повернулась на сто двадцать градусов, исчезла, не подав сигналов.
— Угодила в океан, — закусив губу от досады, констатировала геолог Бина Лед.
— Придется прощупать главным локатором, прежде чем сбрасывать робота-телевизор! У нас их только два!»
Пятнадцать оборотов вокруг планеты сделали – и собрали ноль целых ноль десятых исчерпывающей информации! Эффективность, коэффициент полезного действия – зашкаливают. Вниз, под плинтус – зашкаливают. А не вверх, как должно.
Шарабах – и бомбовая станция утопает в океане. Что, трудно было снабдить станцию поплавками? Наверное, трудно. Но опять таки – это уже тридцатая с гаком звёздная экспедиция. И если до сих пор люди из «коммунистического завтра» не наработали протоколы и стандарты нормативных действий в сложных условиях – как на этих людей равняться-то?
Ефремов прямо указывает, что на облёт потребовалось три часа! Не три минуты – а три часа. Сто восемьдесят минут! И за это время не была «собрана» даже локационная «картинка» планеты! А локаторы на «Тантре» - присутствуют. Самые разные. И очень чуткие, кстати. Вот только людишки считают себя пупами мироздания и не хотят использовать всю мощь техники корабля для решения «небольшой проблемы».
Ещё больший непрофессионализм «тантровцы» проявили при выполнении «ближней разведки». Земной звездолёт они заметили, а вот то, что у него открыта дверь и опущен подъёмник – не разглядели. И это - при том, что неподалёку с прибывшего звездолёта была плюхнута станция-телевизор. Зачем нужна станция, которая неспособна дать чёткое телевизионное изображение рядом расположенных – по планетным меркам – предметов?
Вот цитата:
«Исчезнувший восемьдесят лет назад звездолет {«Парус»} нашелся в неведомой ранее системе черного солнца, так долго считавшейся лишь темным облаком.».
Интересная деталь представлена Ефремовым: семьдесят лет назад замолчала планета Зирда, никоим боком тесно не связанная с Землёй – и на выяснение обстоятельств и причин её молчания отряжают земной звездолёт первого класса. А десять лет перед этим пропал земной звездолёт – и на его поиски не отрядили ни одного корабля. О каком истинно человеческом коллективизме, о какой товарищеской взаимопомощи, о каком всепланетном коммунистическом единстве можно говорить после такого «прокола»? Получается, что инопланетяне для землян дороже соплеменников? Как можно «равняться» на таких потомков?
Даже в своём земном звездолёте-аналоге люди слепы, глухи и глупы как новорождённые котята-кутята: «Исследователи выбились из сил, но не нашли ничего, что могло бы объяснить исчезновение и несомненную гибель экипажа «Паруса».».
О бортжурнале и средствах оперативной автоматической фиксации происходящего на борту и вокруг корабля «тантровцы» начисто забыли. О каком профессионализме, о каком мастерстве, о какой образованности и практической опытности можно говорить после этого?
Ефремов продолжает показывать читателю своё отвращение к «людям коммунистического завтра»: сравните предшествующую цитату и вот эту цитату: «Но люди эпохи Кольца не боялись трудных умственных задач, а радовались им.».
Угум. Так обрадовались, что, прочесав пустой звездолёт от носа до кормы и обратно, начисто забыли о бортжурнале и других средствах фиксации происходящего. Профессионалы…
Вот ещё одна цитата, доказывающая глупость, тупость и непрофессионализм «тантровцев». Можно и её сравнить с «позапрошлой» цитатой: «Биолог вынул из магнитофона в центральном посту незаконченную катушку полетного дневника. Эрг Hoop с геологом открыли герметически запертый главный сейф, хранивший результаты экспедиции «Паруса». Люди поволокли на себе значительный груз — множество рулонов фотонно-магнитных фильмов, дневники, астрономические наблюдения и вычисления. Сами будучи исследователями, члены экспедиции не могли даже на короткий срок оставить столь драгоценную находку.». Как понимать то, что ничего из этого на однотипном корабле не было классифицировано как то, что может «объяснить исчезновение и несомненную гибель экипажа «Паруса»»?
Напомню, что «Парус», согласно сюжету, исчез восемь десятков лет тому назад. И Ефремов расширяет пределы влияния глупости тупости и непрофессионализма «людей коммунистического завтра»: «Даже Эрг Hoop, великий знаток всего, что касалось межзвездных полетов, не знал никого из экипажа «Паруса». Укомплектованный исключительно молодежью, этот звездолет отправился в свой бесконечно отважный рейс на Вегу, не передав в Совет Звездоплавания обычного фильма о людях экипажа.»
Каково, а? Сажают салаг-новобранцев в «консервную банку» и зафигачивают аж к Веге. И никто из землян не знает, кого конкретно в эту «консервную банку» запихнули. Потому что всем, кто «имел касательство» к этой очередной авантюре было реально начхать на протоколы, правила, нормы. И на логику в том числе.
Вот ещё одна цитата: «Неизвестный голос излагал события, случившиеся семь месяцев спустя после передачи последнего сообщения на Землю. Еще четверть века до этого, при пересечении пояса космического льда на краю системы Веги, «Парус» был поврежден. Пробоину в кормовой части удалось заделать и продолжать путь, но она нарушила точнейшую регулировку защитного поля моторов. После длившейся двадцать лет борьбы двигатели пришлось остановить. Еще пять лет «Парус» летел по инерции, пока не уклонился в сторону по естественной неточности курса. Тогда было послано первое сообщение.».
Я напомню, что Эрг Ноор говорил: «Никакие планетные излучения не опасны кораблю с космической защитой». Оказывается, эта «космическая защита» весьма уязвима перед материальным содержимым, которого предостаточно в реальном космическом пространстве. Один удар – и юстировка защитного поля двигателей корабля – безвозвратно нарушена. Зачем такие хрупкие «консервные банки» десятилетие за десятилетием отправлять в космос-то?
«Парусяне» проявили почти все возможные недостатки, свойственные молодым людям. Вот цитата:
«…попытку отремонтировать двигатели, посылку призыва на Землю и изучение неведомой планеты. Не успели еще собрать ракетную башенку, как люди начали непонятным образом исчезать. Посланные на розыски тоже не возвращались. Исследование планеты прекратили, покидать корабль для строительства башенки стали только все вместе и подолгу отсиживались в наглухо запертом корабле в перерывах между невероятно изнурительной от силы тяжести работой. Торопясь отправить ракету, они даже не предприняли изучение чужого звездолета, поблизости от «Паруса», по-видимому, находившегося здесь уже давно.»
Ефремов уточняет, что экипаж «Паруса» насчитывал всего четырнадцать человек. Ветеранов-астронавтов среди экипажников – не было ни одного. Как делить четырнадцать человек на три «направления» без остатка – я не знаю. По четыре человека на «направление» – но тогда два человека должны быть в оперативном резерве. И, кстати, любое из указанных направлений реально требует усилий почти полного состава экипажа. А «Парус» - корабль не из первой и не из десятой звёздной экспедиции. Порядковый номер экспедиции «Паруса» - больше чем тридцатый! Чем, спрашивается, занимались члены экипажей кораблей этих трёх десятков экспедиций? Развитием курортно-экскурсионной отрасли с упором на космическое пространство?
В живых осталось восемь человек «парусцев». Беда пришла как раз с направления «изучение планеты». Показательна вот эта цитата, показывающая весь смертельно-определённый крайне низкий уровень подготовки членов экипажа «Паруса»: «— Братья, если вы найдете «Парус», предупреждаю, не покидайте корабля никогда».».
Какого, кстати, корабля? Спасательного или всё же «Паруса»? Если не покидать борт спасательного корабля – то как эвакуировать с планеты мёртвый раскрытый «Парус»? Или - хотя бы его экипаж? А если борт «Паруса» не покидать – какой смысл тогда в спасательном корабле?
«Люди постепенно осваивались с работой в стальных «скелетах», немного привыкли к почти тройной силе тяжести. Ослабели нестерпимые боли во всех костях, начавшиеся вскоре после посадки.»
Получается, что члены экипажей дальних космических кораблей перед отлётом не проходили практику и не готовились реально использовать экзоскелеты и скафандры высшей биологической защиты. Так же получается, что люди, составлявшие экипажи космокораблей, не были приучены к действиям в условиях повышенной силы тяжести. Опять таки напомню, что речь идёт о больше чем тридцатой «звёздной экспедиции».
«В полосе света вырос огромный смерч из снега и пыли, упиравшийся воронкой вершины в пятнистый и темный низкий небосвод. Под его напором провода высоковольтного тока оборвались, голубоватые вспышки замыканий засверкали среди сворачивавшихся кольцами проволок. Желтоватый огонь прожектора у «Паруса» погас, как задутый ветром. Эрг Hoop отдал распоряжение укрыться в корабле, прекратив работу.»
А почему биолог и прочие специалисты, в том числе астронавигаторы и астрономы не поинтересовались ритмом жизни планеты, не озаботились выяснением простейших последствий восхода и захода местного «светила»? Какой смысл было устанавливать «барраж» и заливать путь от «Тантры» до «Паруса» светом мощных прожекторов, если кабели рвутся как гнилые нитки, а прожектора гаснут как свечки от порыва ветра? И это – космическая, дальняя, звёздная экспедиция? Башенку наблюдателя «тантровцы» укрепили, а всё остальное – сделали «тяп-ляп». И это – «люди коммунистического завтра», не боящиеся никакой тяжёлой работы?
Ефремов весьма хлёстко и иронично охарактеризовал потомков, написав об уснувших в башенке троих «тантровцах»: «так велики приспособляемость человеческого организма и скрытые в нем силы сопротивления.» Какая приспособляемость-то? Какое сопротивление? Башню – укрепили, а про надёжный барраж и прожектора – забыли-забили?
Вот тоже показательная цитата:
« И мне тоже, — ответил Эрг Hoop. — Давно уже по Великому Кольцу передавались рассказы о железных звездах и их планетах-ловушках. Там, в более населенных частях Галактики, где корабли летали уже давно и часто, есть планеты погибших звездолетов. Много старинных кораблей прилипало к этим планетам, много потрясающих историй рассказывается о них — теперь почти преданий, легенд о тяжком завоевании космоса. Может быть, на этой планете есть звездолеты еще более древних времен, хотя в нашей редко населенной области встреча трех кораблей — явление совершенно исключительное. В окрестностях нашего Солнца до сих пор не было известно ни одной железной звезды — мы открыли первую.»
Что помешало начальнику экспедиции рассказать об этом раньше, когда он впервые указал на железную звезду – ужас астролётчиков? Разве то обстоятельство, что «тантровцы» открыли первую такую железную звезду в окрестностях своей материнской планеты и её светила свидетельствует о профессионализме командира корабля? Нет, не свидетельствует. А говорит – притом весьма определённо – о совершенно обратной характеристике этого должностного лица и человека.
Ефремов в очередной раз «макает» Эрга Ноора, который обладает весьма «короткой» памятью: «Проникнуть внутрь любого космического корабля, надежно защищенного от сил, много более могучих, чем все земные стихии, очень трудно. Попробуйте пробиться в запертую «Тантру», сквозь ее броню из металла с перестроенной внутренней кристаллической структурой, сквозь верхнее боразонное покрытие — это задача похуже осады крепости.»
Эрг Ноор забыл, что «Парус» как раз и пострадал от сил, «много более могучих, чем все земные стихии». Достаточно было пробить корпус – и юстировка моторов была утрачена полностью.
Какой, оказывается, Эрг Ноор глупый идеалист! Ефремов вкладывает в уста начальника экспедиции в высшей степени компрометирующую персонажа речь: «Но ведь цель — не самый полет, а добыча нового знания, открывание новых миров, из которых когда-нибудь мы сделаем такие же прекрасные планеты, как наша Земля.».
Если добыча нового знания и открывание новых миров будут служить только клонированию Земли – какой тогда вообще смысл в этой добыче и в этом открывании? «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем?» А теперь не только всепланетный, но и вселенский? И Эрг Ноор, ослеплённый собственной глупостью, тупостью, непрофессионализмом и жуткой ограниченностью - верит в эти побасенки о том, что «когда нибудь мы сделаем»?
Ефремов не концентрирует свои авторские усилия только на «макании» Эрга Ноора: «Биолог подобрался к баку, притронулся к крышке — и получил такой пронзительный нервный укол, что не сдержался и закричал от неистовой боли. Левая рука его повисла, парализованная.».
Интересно, какой тогда смысл заявлять, что «В эпоху Кольца все люди дружили с морем так близко, как это могли только народы приморских стран в прошлом.». Медузы, обладающие сильным парализующим ядом, известны были человеку издавна. И тут – биолог, профессионал, полез к «танку» с неземной формой жизни. Он что, выпил горячительного, ширнулся или не выспался? Народы приморских стран, кстати, ясное дело, знали, к каким обитателям моря лучше не приближаться. А биолог – не знал. Точнее – не хотел знать.