Ефремов Иван «Туманность Андромеды». Обвинительный приговор коммунистической утопии.

Часть 2

Писатель беспощадно обличает «тантровцев», раз за разом подтверждая их глупость, тупость и непрофессионализм: «Серьезное изучение спиралодиска могло быть выполнено только специальной экспедицией. Для посылки ее на эту опасную планету следовало доказать, что внутри гостя далеких миров сохранились в неприкосновенности приборы и материалы, что уцелел весь обиход тех, кто вел корабль через такие бездны пространства, перед которыми пути земных звездолетов были лишь первой робкой вылазкой в просторы космоса.»

Для умных людей, профессионалов своего дела достаточно будет снимков этого гигантского корабля – против документов не попрёшь. А доказательство сохранности приборов, материалов, обихода – это и есть задача специальной экспедиции, а не туристов-«тантровцев».

В том, что «тантровцы» - именно малограмотные и глупые туристы читатель убедится достаточно быстро. Вот цитата: «иневатый свет, отраженный от диска, тусклым туманом рассеялся по равнине и достиг темных высоких предметов неопределенных очертаний, вероятно скал, прорезанных воротами бездонной темноты. Ни отсвет туманных звездных пятнышек, ни лучи прожектора не давали ощущения почвы в этих воротах мрака. Вероятно, там и был спуск на низменную равнину, замеченную при посадке «Тантры».».

Итого, самый вероятный район размещения порождений мрака – таинственных медуз, точнее – вход в этот район – остался без внимания «тантровцев», вплотную занявшихся, как им казалось, «спиралодиском». Робота с резаком – пригнали, барраж током – организовали, освещение – вроде бы наладили. А про «ворота мрака» - начисто забыли.

И наказание за непредусмотрительность не замедлило последовать:

«Начальник запнулся. Что-то прошло сквозь его сознание, вызвало неизъяснимую тоску в сердце, заставило подогнуться колени. Гордая воля человека сникла, заменившись тупой покорностью. Весь в липком поту, Эрг Hoop безвольно шагнул к черным воротам. Крик Низы, отдавшийся в его телефоне, вернул сознание. Он остановился, но темная сила, возникшая в его психике, снова погнала его вперед.

Вместе с начальником, так же медленно, останавливаясь и, видимо, борясь с собой, пошли Кэй Бэр и Эон Тал — те, что стояли у границы светового круга. Там, в воротах мрака, в клубах тумана возникло движение формы, неизъяснимой для человеческого представления и тем более устрашавшей. Это не была уже знакомая медузообразная тварь; в серой полутени двигался черный крест с широкими лопастями и выпуклым эллипсом посередине. На трех концах креста виднелись линзы, отблескивавшие в свете прожектора, с трудом пробивавшего туман влажных испарений. Основание креста утопало во мраке неосвещенного углубления почвы.

Эрг Hoop шел быстрее других, приблизился к непонятному предмету на сотню шагов и упал. Прежде чем оцепеневшие люди смогли сообразить, что дело идет о жизни и смерти начальника, черный крест стал выше круга протянутых проводов. Он склонился вперед, словно стебель растения, явно намереваясь перегнуться через защитное поле и достичь Эрга Ноора. Низа с исступлением, придавшим ей силу атлета, подскочила к роботу и завертела рукоятками управления на его затылке. Медленно и как бы неуверенно робот стал поднимать резак. Тогда девушка, отчаявшись в своем умении управлять сложной машиной, прыгнула вперед, прикрывая собою начальника. Из трех оконечностей креста вылетели какие-то змеящиеся светлые струи или молнии. Девушка упала на Эрга Ноора, широко раскинув руки. Но, на счастье, робот уже повернул раструб резака со скрытым внутри острием к центру черного креста. Тот конвульсивно изогнулся, как бы падая навзничь, и скрылся в непроглядной темени у скал. Эрг Hoop и оба его товарища сразу пришли в себя, подняли девушку и отступили за край спиралодиска.»

Потом, позже «тантровцы» будут с умным видом рассуждать о разновидностях электромагнитной энергии… Потом, позже будут рассуждать. Уже допустив очередную глупость.

Как же им, рядовым членам экипажа, не глупить, если в первую очередь жестоко и постоянно глупит и тупит их начальник – Эрг Ноор. Ефремов продолжает «макать» «главу экспедиции»:

«— Немедленно доставьте ее на «Тантру», к Луме, — в голосе Эрга Ноора более чем когда-либо звучали металлические ноты. — Помогите и вы разобраться в характере поражения… Мы останемся вшестером и доведем до конца исследование. Пусть геолог отправится с вами и собирает все возможные горные породы по пути от диска до «Тантры» — мы не можем задерживаться более на этой планете. Здесь надо вести исследование в танках высшей защиты, а мы только погубим экспедицию. Возьмите третью тележку и поспешите!»

Какой, однако, противоречивый «товарищ начальник»! В одном приказе он совместил «стой там – иди сюда». С одной стороны – «мы… доведём до конца исследование», а с другой «мы не можем задерживаться более на этой планете». Классическое «ленинское» танго: «шаг вперёд, два шага назад».

«Бросив ненужные инструменты, кабели и прожектор, исследователи погрузились на неповрежденную тележку и поспешно отступили к своему звездолету.

Удачное стечение обстоятельств при неосторожном вскрытии чужого звездолета вовсе не зависело от предусмотрительности начальника. Вторая попытка сделать это должна была окончиться много плачевнее…».

Опять – «бросив», опять «неосторожное вскрытие». Не взрослые, образованные, обученные люди, а прямо детсадовцы какие-то. Как на таких потомков равняться – я не понимаю, да и не хочу понимать, потому что не хочу равняться на таких потомков.

«Находится в жестоком параличе. Захвачены все стволы спинного мозга, парасимпатическая система[40], ассоциативные центры и центры чувств. Дыхание чрезвычайно замедленно, но равномерно. Сердце работает — один удар в сто секунд. Это не смерть, но полный коллапс[41], который может длиться неопределенное время.»

Таков был приговор врача и биолога Низе – астронавигатору. Пострадавшей из-за непрофессионализма начальника экспедиции Эрга Ноора, не обратившего никакого внимания на «ворота мрака».

И ещё один момент: «Скафандр оказался пробитым в трех местах. Хорошо, что она почти не дышала!».

А в бортжурнале «Паруса» содержался ещё один пункт обвинения:

«Пролетали световые бури, преодолевая тяготение звезды. Их дальние отголоски опасно толкали и раскачивали «Парус». Счетчики космических лучей и других видов жестких излучений отказались работать. Внутри надежно защищенного корабля стала нарастать опасная ионизация.»

Это всё – к той фразе Эрга Ноора: «Никакие планетные излучения не опасны кораблю с космической защитой.».

Что же это за астронавты такие, у которых нет практики работы под тройной силой тяжести, нет непроницаемых штатных тяжёлых бронескафандров, нет привычки обставлять место работы на неосвоенной планете полным комплектом средств защиты, обороны и предупреждения? И стоит ли на таких астронавтов-потомков равняться людям, которые только-только запустили на орбиту материнской планеты первый искусственный спутник?

Есть одна сложная для понимания цитата, смысл которой – на мой взгляд – очень неоднозначен:

«— Я мечтал о Веге после сообщения «Паруса», — повернулся к Эону Талу начальник. — Теперь ясно, что тысячелетняя тяга к дальним и прекрасным мирам закрыла глаза и мне и множеству мудрых и серьезных людей.

— Как вы теперь расшифруете сообщение «Паруса»?

— Просто. «Четыре планеты Веги совершенно безжизненны. Ничего нет прекраснее нашей Земли. Какое счастье будет вернуться!»

— Вы правы! — воскликнул биолог. — Почему раньше это не пришло в голову?..

— Может быть, и приходило, но не нам, астролетчикам, да, пожалуй, и не Совету. Но это делает нам честь — смелая мечта, а не скептическое разочарование побеждает в жизни!»

Я поставлю рядом с этой цитатой другую цитату – слова, вложенные Ефремовым в уста начальника экспедиции:

««Но ведь цель — не самый полет, а добыча нового знания, открывание новых миров, из которых когда-нибудь мы сделаем такие же прекрасные планеты, как наша Земля.»».

«…когда-нибудь мы сделаем такие же прекрасные планеты, как наша Земля» и «Ничего нет прекраснее нашей Земли. Какое счастье будет вернуться!».

Получается, что потомки из «коммунистического завтра» оказались не готовы к преодолению постоянных трудностей, которые неминуемо – во множестве – возникают на пути к звёздам? Для потомков, оказывается, совсем не характерен серьёзный, ответственный подход к столь сложному делу. Какой тогда смысл в тридцати с лишним звёздных экспедициях?

Ефремов продолжает зло иронизировать над Эргом Ноором. И в его лице – над всеми и любыми потомками из «коммунистического завтра»:

«Эрг Hoop впервые подумал о прекрасной родной планете, как о неисчерпаемом богатстве человеческих душ, утонченных и любознательных, освобожденных от тяжких забот и опасностей природы или примитивного общества. Прежние страдания, поиски, неудачи, ошибки и разочарования остались и теперь, в эпоху Кольца, но они перенесены в высший план творчества в знании, искусстве, строительстве. Только благодаря знанию и творческому труду Земля избавлена от ужасов голода, перенаселения, заразных болезней, вредных животных. Спасена от истощения топлива, нехватки полезных химических элементов, преждевременной смерти и слабости людей. И те крохи знания, что принесет с собой «Тантра», тоже вклад в могучую лавину мысли, с каждым десятилетием совершающую новый шаг вперед в устройстве общества и познании природы!»

Вот и причина, вот и объяснение неготовности потомков из «коммунистического завтра» к эффективному, результативному, качественному труду. Потомки оказались освобождены от тяжких забот, защищены от опасностей земной природы, они живут вроде бы не в примитивном обществе. А всё негативное, оказывается, перенесено в «творчество». Какой зашкаливающий уровень идеализма намертво прикрепляет Ефремов к сути потомков «из коммунистического завтра». Если такими темпами и с такими мизерными результатами будет продолжаться исследование космоса потомками «из коммунистического завтра», то мало будет даже трёхсот звёздных экспедиций!

И Ефремов подтверждает тезис о том, что «мало будет» мыслями самого Эрга Ноора – почти хронического неудачника: «Спиральный звездолет они вскрыли неудачно. Если бы они имели время хорошенько обдумать предприятие, то еще тогда поняли, что гигантская спиральная труба является частью двигательной системы звездолета.».

Кто, интересно, как не командир «Тантры» и начальник экспедиции должен был «хорошенько обдумать предприятие» должным образом. А Эрг Ноор - не обдумал. Он не умел долго, глубоко, полно думать. Не имел такой привычки. На каком основании его сделали начальником «звёздной» экспедиции, интересно?

Если потомкам «из коммунистического завтра» для прихода к правильным выводам и решениям обязательно нужны будут расположенные поблизости полутрупы близких и родных людей, то… Как же далёк Ефремов от прославления, восхваления, вознесения на горнюю высоту идеалов «коммунистического завтра!».

«Он {Эрг Ноор} не прав в своей погоне за дивными планетами синих солнц и неверно учил Низу! Полет к новым мирам не ради поисков и открытия каких-то ненаселенных, случайно устроившихся сами собою планет, а осмысленная, шаг за шагом, поступь человечества по всему рукаву Галактики, победным шествием знания и красоты жизни…»

Под руководством Эрга Ноора волей Ефремова собралась гоп-компания туристов, крепких «задним умом». Писатель беспощадно «макает» каждого «туриста», показывая всю примитивность их подготовки:

«— Но помните, что случилось с нами всеми, когда Низа {Эрг Ноор}…

— Это другое. {Биолог}Я долго думал об этом. С появлением страшного креста раздался сломивший наше сознание инфразвук огромной силы. В этом черном мире и звуки тоже черные, неслышимые. Угнетая сознание инфразвуком, это существо потом действует родом гипноза, более сильным, чем у наших, ныне вымерших, гигантских змей: например, анаконды. Вот что едва не погубило нас, если бы не Низа…».

О том, что живые существа обитают и действуют не только на свету, но и во тьме, дипломированный «прохфесионал» - биолог, вероятнее всего – забыл. Или - вообще не знал. Ведь его учили «творчеству», а не рутине. Биолог, как доказывает Ефремов, виновен в том, что к информации бортжурнала «Паруса» обратились слишком поздно: «ударим планетарными… они, кроме ярости и ужаса, — ничто! Да, ничто…»».

Возвращение «Тантры» и её экипажа на Землю не нуждается в особом рассмотрении. А вот стремление потомков «из коммунистического завтра» во-первых, к обязательному коллективному воспитанию и обучению детей, а, во-вторых, к победе над материнским инстинктом, на мой взгляд, заслуживает приведения показательной, пусть и достаточно объёмной цитаты:

«Низа Крит, прижимаясь лицом к воротнику меховой накидки Веды Конг, взволнованно возражала ученому историку. Веда, не скрывая легкого удивления, вглядывалась в эту внешне похожую на нее девушку.

— Мне кажется, лучшим подарком, какой женщина может сделать любимому, — это создать его заново и тем продлить существование своего героя. Ведь это почти бессмертие!

— Мужчины судят по-другому в отношении нас, — ответила Веда. — Дар Ветер мне говорил, что он не хотел бы дочери, слишком похожей на любимую, — ему трудна мысль уйти из мира и оставить ее без себя, без одеяния своей любви и нежности для неведомой ему судьбы… Это пережитки древней ревности и защиты.

— Но мне невыносима мысль о разлуке с маленьким, моим родным существом, — продолжала поглощенная своими мыслями Низа. — Отдать его на воспитание, едва выкормив!

— Понимаю, но не согласна. — Веда нахмурилась, как будто девушка задела болезненную струнку в ее душе. — Одна из величайших задач человечества — это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально обученными и отобранными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что весь мир ласков к ее ребенку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за свое детище.

— Я это понимаю, — сказала Низа, — но как-то умом.

— А я вся, до конца, чувствую, что величайшее счастье — доставлять радость другому существу — теперь доступно любому человеку, любого возраста. То, что в прежних обществах было возможно лишь для родителей, бабушек и дедушек, а более всего для матерей… Зачем обязательно все время быть с маленьким — ведь это тоже пережиток тех времен, когда женщины вынужденно вели узкую жизнь и не могли быть вместе со своими возлюбленными. А вы будете всегда вместе, пока любите…

— Не знаю, но подчас такое неистовое желание, чтобы рядом шло крохотное, похожее на него существо, что стискиваешь руки… И… нет, я ничего не знаю!..

— Есть остров Матерей — Ява. Там живут все, кто хочет сам воспитывать своего ребенка.

— О нет! Но я не могла бы и стать воспитательницей, как то делают особенно любящие детей. Я чувствую в себе так много силы, и я уже раз была в космосе…

Веда смягчилась.

— Вы — олицетворение юности, Низа, и не только физически. Как все очень молодые, вы не понимаете, сталкиваясь с противоречиями жизни, что они — сама жизнь, что радость любви обязательно приносит тревоги, заботы и горе, тем более сильные, чем сильнее любовь. А вам кажется, что все утратится при первом ударе жизни…

При последних своих словах Веду вдруг осенило. Нет, не в одной лишь юности была причина тревог и жадных стремлений Низы!

Веда впала в свойственную многим ошибку — считать, что раны души заживают одновременно с телесными повреждениями. Совсем не так! Долго-долго остается еще рана психики, глубоко скрытая под здоровым физически телом, и может открыться неожиданно, иногда от совсем незначительной причины. Так и у Низы — пять лет паралича, пусть совершенно бессознательного, но оставившего память о себе во всех клеточках тела, ужас встречи со страшным крестом, чуть было не погубившим Эрга Ноора.

Угадав направление мыслей Веды, Низа глухо сказала:

— После железной звезды меня не покидает странное ощущение. Где-то в душе есть тревожная пустота. Она существует вместе с уверенной радостью и силой, не исключая их, но и не угасая сама. Но бороться с ней я могу лишь тем, что должно захватить меня всю, не оставляя меня наедине с этим… Теперь я знаю, что такое космос для одинокого человека, и еще больше склоняюсь перед памятью первых героев звездоплавания!

— Я, кажется, понимаю, — ответила Веда. — Я была на затерянных среди океана маленьких островках Полинезии. Там в часы одиночества перед морем тебя всю охватывает бесконечная печаль, как растворяющаяся в однотонной дали тоскливая песня. Должно быть, древняя память о первобытном одиночестве сознания говорит человеку, как слаб и обречен он был прежде в своей клеточке-душе. Только общий труд и общие мысли могут спасти от этого — приходит корабль, казалось бы, еще меньший, чем остров, но необъятный океан уже не тот. Горсточка товарищей и корабль — это уже особый мир, стремящийся в доступные и покорные ему дали. Так и корабль космоса — звездолет. В нем мы с отважными и сильными товарищами! Но одиночество перед космосом… — Веда вздрогнула. — Вряд ли человек способен вынести его.

Низа прижалась к Веде еще крепче.

— Как правильно вы сказали, Веда! Оттого я и хочу всего сразу…»

Получается, что Эрг Ноор, родившийся и выросший на звездолёте - чужак среди людей Земли? Тогда почему слабы все остальные «тантровцы» - и физически, и духовно, и умственно? Почему так безответственна Низа Крит, почему так непрофессиональны астрономы и астронавигаторы, какие бы имена и фамилии они ни носили? Почему механик не отпрактиковался должным образом в управлении единственным тяжёлым роботом?

Не показывает ли Ефремов нам, читателям, что мечта о коллективном воспитании и обучении «подрастающего поколения» на самом деле – путь в тупик, если не в пропасть? Не доказывает ли нам читателям Ефремов, как учёный-палеонтолог, что инстинкты человека ещё рано корректировать, а тем более – одерживать над ними полную и окончательную победу?

Общий труд и общие мысли? Какие общие мысли, если Эрг Ноор выставил перед членами экипажа идиотом единственного человека - астронома, посмевшего возразить ему, начальнику экспедиции на самозвано собранном Совете? Какие общие мысли, если стройных рядов, как ни силятся потомки «из коммунистического завтра», как и доказывает Ефремов, не получается «слепить» ни под каким видом ни спустя двадцать лет, ни спустя двести лет? Женщины продолжают желать быть рядом со своими взрослеющими детьми и таких женщин оказалось столь много, что под их нужды пришлось выделить немаленький остров! Какие общие мысли, если историк Веда Конг забыла о том, что душевные раны не залечиваются одновременно с ранами физическими?

Общий труд, результатом которого стала катастрофа у спиралодиска? Многоступенчатая катастрофа, кстати. Зачем такой общий труд, когда ошибка одного человека тянет за собой неизбежные ошибки других людей, посчитавших, что некий специалист априори умнее и образованнее, а значит – компетентнее всех остальных членов экипажа корабля? Зачем такой общий труд, когда никто из землян не знает, как выглядели молодые люди, которых отправили не погулять в ближайший сквер, а в «звёздную экспедицию» на пятнадцать лет в один конец? Зачем такой общий труд, когда семь десятков лет никто из землян не озаботился выяснением того, а куда, собственно, пропал этот «Парус»? Зачем такой общий труд, когда интересы инопланетян оказываются выше интересов землян?

Ефремов доказывает, что Эрг Ноор на Земле – стопроцентный чужак. Вот цитата:

«— Нет. Мой опыт звездоплавания еще более нужен, чтобы довести «Лебедя» до цели, туда, — Эрг Hoop указал на светлое беззвездное небо, где, ниже Малого Магелланова Облака, под Туканом и Водяной Змеей, должен был гореть яркий Ахернар, — довести по пути, не пройденному еще ни одним кораблем Земли или Кольца!»

И о каком тогда непобедимом и высокоэффективном коллективизме потомков следует говорить, если человека фактически отправляют в изгнание, пусть и дав ему и корабль, и команду примерно таких же как он?

Отсутствие стопроцентной «коллективности» доказывает Ефремов устами самого Эрга Ноора:

«Вы сговорились с Дар Ветром? Он уже полчаса убеждает меня отдать молодежи мой опыт астролетчика, а не уходить в полет, из которого не возвращаются.».

Ясно же, что мало чему полезному научит молодых астронавтов человек, который проспал вход корабля в опасный район и едва не угробил женщину-астронавигатора во время работ на планете. Мало чему полезному может научить молодых астронавтов человек, который даже исследование Зирды не смог организовать должным образом, а в исследовании планеты-спутника железной звезды был слеп и глуп как новорождённый кутёнок.

Ефремов прямо осуждает приверженцев «коллективного воспитания и образования». Он показывает, что взрослый человек Дар Ветер, оказывается, не настолько широко и глубоко образован, чтобы твёрдо ориентироваться даже в основных моментах истории человечества:

«Но таких героев, которые шли бы на пожизненное заключение в корабле и улетали бы без надежды на личное возвращение, еще не было в истории человечества. Нет, он не прав, Веда укорила бы его! Разве он забыл про безымянных борцов за достоинство и свободу человека в древние времена, шедших на гораздо более страшное — пожизненное заключение в сырых подвалах, на ужасающие пытки. Да, те герои были сильнее и достойнее, чем даже его современники, готовящиеся совершить величайший полет в космос, на исследование далеких миров!»

Какой смысл в излишне строго навязываемой коллективности воспитания и образования, если звёздные экспедиции, как показывает Ефремов, становятся всё более многочисленными, если всё больше будет людей, которые уйдут от Земли далеко-далеко не на пятнадцать-тридцать лет, а на девяносто или сто, фактически утратив большинство надежд на своё личное возвращение на Землю? Люди, родившиеся на космокораблях – уже другие. И таких людей будет ещё больше с каждой новой «звёздной экспедицией».

Последняя глава, названная так же, как и книга в целом – «Туманность Андромеды», замыкает круг повествования первой сюжетной линии. Я приведу только одну, пусть и объёмную цитату – она того стоит:

«Юний Ант окинул Рен Боза скептическим взглядом.

— Вы готовы к дискуссии в любой момент, забывая, что с нами говорит туманность Андромеды с расстояния четыреста пятьдесят тысяч парсек.

— О да! — смутился Рен Боз. — Еще лучше сказать — с расстояния в полтора миллиона световых лет. Сообщение отправлено пятнадцать тысяч веков тому назад.

— И мы видим сейчас то, что было послано задолго до наступления ледниковой эпохи и возникновения человека на Земле! — Юний Ант заметно смягчился.

Красные линии замедлили свое верчение, экран потемнел и вдруг снова засветился. Сумеречная плоская равнина едва угадывалась в скудном свете. На ней были разбросаны странные грибовидные сооружения. Ближе к переднему краю видимого участка холодно поблескивал гигантский, по масштабу равнины, голубой круг с явно металлической поверхностью. Точно по центру круга висели один над другим большие двояковыпуклые диски. Нет, не висели, а медленно поднимались все выше. Равнина исчезла, и на экране остался лишь один из дисков, более выпуклый снизу, чем сверху, с грубыми спиральными ребрами на обеих сторонах.

— Это они… они!.. — наперебой воскликнули ученые, думая о полном сходстве изображения с фотографиями и чертежами спиралодиска, найденного тридцать седьмой экспедицией на планете железной звезды.

Новый вихрь красных линий — и экран погас. Рен Боз ждал, боясь отвести свой взгляд хоть на секунду. Первый человеческий взгляд, прикоснувшийся к жизни и мысли другой галактики! Но экран так и не загорелся. На боковой доске телевизиофона заговорил Юний Ант.

— Сообщение оборвалось. Ждать дольше, отнимая земную энергию, нельзя. Вся планета будет потрясена. Следует просить Совет Экономики производить внепрограммные приемы вдвое чаще, но это станет возможным не раньше года после затрат на посылку «Лебедя». Теперь мы знаем, что звездолет на железной звезде оттуда. Если бы не находка Эрга Ноора, то мы вообще не поняли бы виденного.

— И он, тот диск, пришел оттуда? Сколько же он летел? — как бы про себя спросил Рен Боз.

— Он шел мертвым около двух миллионов лет через разделяющее обе галактики пространство, — сурово ответил Юний Ант, — пока не нашел убежища на планете звезды Т. Очевидно, эти звездолеты устроены так, что садятся автоматически, несмотря на то, что тысячи тысяч лет никто живой не прикасался к рычагам управления.

— Может быть, они живут долго?

— Но не миллионы лет, это противоречит законам термодинамики, — холодно ответил Юний Ант. — И, несмотря на колоссальные размеры, спиралодиск не мог нести в себе целую планету людей… мыслящих существ. Нет, пока наши галактики не могут еще ни достигнуть друг друга, ни обменяться сообщениями.

— Смогут, — уверенно сказал Рен Боз, распрощался с Юнием Антом и пошел обратно на поле космопорта.»

Здесь Ефремов – писатель уступает место Ефремову – палеонтологу. Особенно – в этом фрагменте цитаты: «— И мы видим сейчас то, что было послано задолго до наступления ледниковой эпохи и возникновения человека на Земле! — Юний Ант заметно смягчился.».

Как же серьёзно и многовекторно надо будет напрягаться и работать «потомкам из коммунистического завтра», чтобы освоить всю массу знаний, которые скрыты в этом огромном хронологическом отрезке! На этом пути, как доказывает, на мой взгляд, Ефремов, недопустимо отдавать предпочтение ни индивидуализму, ни коллективизму.

В третьем блогопосте пойдёт речь о ещё одной сюжетной линии романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Линии, основа и ценность которой – в «привязанности» к материнской планете человечества.