Ефремов Иван «Туманность Андромеды». Обвинительный приговор коммунистической утопии.

Часть 5

Как показал писатель, Мвену Масу тоже качественно «промыли мозги»: «Остров Забвения — глухая безыменность древней жизни, эгоистических дел и чувств человека! Дел, забытых потомками, потому что они творились только для личных надобностей, не делали жизнь общества легче и лучше, не украшали ее взлетами творческого искусства.». Мвен Мас оказался неспособен понять, что его опыт – тоже эгоистическое дело, порождённое и осуществлённое эгоистическим, низменным чувством – влечением к самке. Мвен Мас не понял, что сотворил он этот опыт только для личной надобности, потому что если бы не для личной надобности он творил этот опыт – он должен был бы смириться с тем, что опыт будет осуществлён только после длительной и серьёзной подготовки – да даже через сто лет. Мвену Масу захотелось всего и сразу, но тогда каково же качество его воспитания и образования, если взрослый сложившийся человек подвержен такому мощному и всепоглощающему влиянию инстинктов и эгоизма?

Одну деталь показывает нам Ефремов. Деталь, касающуюся сути Мвена Маса, высоты его развития как личности: «когда он отдал свой пищевой рацион с глиссера двум старикам в глухой долине, поступив по правилу и высшему счастью мира Кольца — прежде всего доставлять радость другим людям.» Получается, что Мвен Мас хотел доставить радость другим людям, проведя реальный преступный опыт? Что стоят его индивидуальные «хотелки» при таких трагических последствиях опыта? Где в этом опыте, проводимом спонтанно, без должной длительной подготовки основа для реальной радости других людей? Мвен Мас, занимающий немаленькую ответственную должность, не озаботился даже о независимой объективной фиксации хода опыта. Хотя обязан и должен был озаботиться организацией и осуществлением такой фиксации.

Ефремов показывает читателю истинный, крайне недостаточный для «коммунистического далёка» уровень развития личности Мвена Маса: «Нет, его гордое самоотречение — это просто самоуверенность незнания. Незнания самого себя, недооценка высоты насыщенной творчеством жизни, которой он жил, непонимание силы любви к Чаре. Лучше отдать свою жизнь за час для великого дела Большого Мира, чем жить здесь еще целый век!».

Самоуверенность незнания – вот итог и результат коллективного воспитания и образования. Человек, оставшись в одиночестве, оказывается гарантированно несамодостаточным, а значит – слабым, глупым и тупым. Человек «коммунистического завтра» не знает, как подтверждает Ефремов, самого себя, он не понимает даже силу любви к женщине, легко «ведётся» на уловки низменных инстинктов. Достаточно человека «коммунистического далёка» «выдрать» из коллектива – и перед нами появляется слабак, хлюпик, тупица и глупец. Появляется, потому что люди, выдвинувшие этого чела на должность заведующего внешними станциями - ещё большие тупицы, слабаки и глупцы. Были бы эти люди умны, дальновидны и дисциплинированны – Мвен Мас никогда бы не получил в своё распоряжение такую большую власть и такие большие ресурсы.

«Опасение открыто говорить безмерно возмущало Мвена Маса. Он не мог примириться с мыслью об угнетении, как бы случайно оно ни было теперь, на устроенной Земле!»

Именно потому, что Мвен Мас считал дисциплину тела и духа угнетением, он и пошёл на осуществление преступного опыта. Какой смысл было проводить этот преступный опыт, если бы на Земле всё было предельно полно и правильно устроено? Но Мвен Мас не давал себе труда задуматься о таких деталях, о таких мелочах. Он привык внутренне к тому, что всё можно сказать вслух, хотя эта открытость даже в Большом Мире имела чёткие и полные рамки – без таких рамок нет минимально стабильного общества, нет минимально эффективного коллектива людей.

Ефремов «макает» и «топит» Мвена Маса, показывая на его примере как примитивно «общество людей из коммунистического далёка» даже по сравнению с далёкими предками: «Мвен Мас пошатнулся. Ни разу в жизни он не встречался с рассчитано безжалостными ударами, наносимыми с целью причинить жестокую боль, оглушить, оскорбить человека.».

Развивая ситуацию, Ефремов показывает читателю, что человек был и остался животным: «Мвен Мас уже овладел собой. В юности в его подвигах Геркулеса были более серьезные схватки с несвязанными человеческим законом врагами. Он припомнил все, чему его учили для битвы врукопашную с опасными животными.».

Очередным пунктом обвинительного приговора коммунистической идее на мой взгляд являются слова Ефремова: «Бывший знаменитый ученый становился тираном в тихой и разобщенной жизни маленьких поселков горной области.». Достаточно человека из «коммунистического завтра» поместить в нестандартные условия – и вся цивилизованность с него слетает – быстро и основательно. И имеет все шансы никогда не восстановиться.

Я же дополню, что коллективное воспитание и обучение немного стоят, если потом взрослый человек вынужден столкнуться с таким пониманием, с каким столкнулся волей Ефремова Мвен Мас: «Впервые Мвен Мас подумал об истинных героях древнего прошлого — людях, остававшихся хорошими в плену унижения, злобы и физических страданий, людях, вынесших самый трудный подвиг — оставшихся настоящими людьми, когда их окружение способствовало развитию звериного себялюбия.». С этим же пониманием должен был, но не столкнулся Бет Лон.

Ефремов заставляет Мвена Маса понять и другое: «Судьба отдельного человека могла в любой момент измениться самым резким образом, обрекая на крушение его планы, надежды и помыслы, потому что в плохо устроенном обществе древности слишком многое зависело от случайных людей.». И осознать ещё более сложное: «Впервые африканец подумал, что в древней жизни, представлявшейся всем современным людям такой трудной, было и счастье, и надежды, и творчество, подчас, может быть, более сильные, чем теперь, в гордую эру Кольца.»

Ефремов показывает читателю, что Мвен Мас был и остался очень недалёким человеком: «Мвен Мас вспомнил сообщения по Кольцу о населенных мирах, где высшие достижения науки применялись для запугивания, пыток и наказаний, чтения мыслей, превращения масс в покорных полуидиотов, готовых исполнять любые чудовищные приказы. Вопль о помощи с такой планеты прорвался в Кольцо и летел в пространстве уже многие сотни лет после того, как погибли и пославшие его люди и жестокие их правители.».

Напомню, что Мвен Мас не знал о том, какое предложение сделала медик «Тантры» командиру корабля:

«— Я хочу сказать, что медицина владеет возможностью воздействия на те мозговые центры, которые ведают сильными переживаниями. Я могла бы…

Понимание вспыхнуло в глазах Эрга Ноора и отразилось в беглой улыбке.

— Вы предлагаете воздействовать на мою любовь, — быстро спросил он, — и тем самым избавить меня от страдания?

Врач наклонила голову.»

Ясно же, что если это своему соплеменнику и современнику предлагает Лума Ласви – вроде бы считающаяся взрослой зрелой женщиной, прошедшей «суровую» школу коллективного воспитания и образования, то ужасы Кольца – они не там где-то за пределами Солнечной системы, а здесь, в окружающих Мвена Маса и прочих землян людях. Если бы Лума Ласви не имела доступа к подобным калечащим личность технологиям и техникам – она не стала бы даже пытаться предлагать такую процедуру своему соплеменнику и современнику.

Глава «Совет Звездоплавания» открывается, на мой взгляд, очень показательным и «говорящим» абзацем текста:

«Совет Звездоплавания издавна обладал собственным зданием для научных сессий, как и главный мозг планеты — Совет Экономики. Считалось, что специально приспособленное и украшенное помещение должно настраивать собравшихся на проблемы космоса и тем способствовать быстрейшему переключению с земных на звездные дела.»

Как показал писатель в первой – космической - сюжетной линии, никогда земляне специально не готовили себя к космическим полётам. Ни к кратковременным, ни длительным. Эрга Ноора, родившегося на звездолёте в результате применения некачественой сыворотки – блокатора беременности – сочли нарушившим два закона Земли. Дар Ветер не сделал ничего, чтобы Мвен Мас был лишён любой возможности даже попытаться провести свой опыт – тем более в содружестве с Реном Бозом. В Кольцо земляне поставляли изрядно отредактированную и отретушированную картинку реального положения дел в своём звёздном мире и даже не задумывались о том, что инопланетяне манипулируют ими, поставляя в Великое Кольцо по линиям межзвёздной связи откровенную туфту.

Чара Нанди, попавшая в зал заседаний Совета Звездоплавания, обратила волей Ефремова своё внимание на картину, которая, как мне представляется, многое объясняет в сонме причин глобальных и локальных ошибок, допущенных землянами на своём пути в космическое пространство:

«Маленький серп чужой луны бросал белесый, мертвенный свет на беспомощно поднятую вверх корму старинного звездолета, грубо обрисовавшуюся на багровом закате. Ряды уродливых синих растений, сухих и твердых, казались металлическими. В глубоком песке едва брел человек в легком защитном скафандре. Он оглядывался на разбитый корабль и вынесенные из него тела погибших товарищей. Стекла очков его маски отражали только багровые блики заката, но неведомым ухищрением художник сумел выразить в них беспредельное отчаяние одиночества в чужом мире. На невысоком бугре справа по песку ползло нечто живое, бесформенное и отвратительное. Крупная подпись под картиной: «Остался один» — была столь же коротка, сколь выразительна.»

Земляне считали – и, вероятно, вполне искренне, что они, выйдя за пределы Солнечной системы на космических кораблях, также легко и просто смогут полагаться на силу и мощь – физическую и интеллектуальную – коллектива, как привыкли полагаться на эту силу и мощь, находясь в пределах своей звёздной системы и планетного атмосферного щита.

Если человек вышел в космос, то он, как доказывает Ефремов, должен уметь полагаться на свои собственные, личные возможности и способности, на свои знания, умения, навыки, на свой опыт.

Если же картина с таким «апокалиптическим» сюжетом украшает зал «Совета Звездоплавания», то ясно же, что земляне «коммунистического далёка» ни в коей мере не готовы к тому, чтобы бороться с космическими силами один на один.

Как показал писатель в первой сюжетной линии, земляне даже коллективно не очень-то эффективно и результативно противостоят космосу.

Почему? Потому что не любят интересоваться всерьёз и глубоко накопленным предками опытом космических полётов. Не любят в единении и напряжении находить – быстро и качественно – решение сложным проблемам, неизбежно возникающим при выходе человека в космическое пространство за пределы Земли и тем более - Солнечной системы.

Ефремов, на мой взгляд, показывает это одной выразительной деталью, не простой - комплексной:

«Захваченная картиной, девушка сразу не заметила искусную архитектурную выдумку — расположение сидений веерообразными уступами, так что из галерей, скрытых в основаниях рядов, к каждому месту был отдельный проход. Каждый ряд оказывался изолированным от соседнего — верхнего или нижнего. Только усевшись с Эвдой, Чара обратила внимание на старинную отделку кресел, пюпитров и барьеров, сделанных из натурального жемчужно-серого африканского дерева. Теперь никто не стал бы затрачивать так много работы на то, что могло бы быть отлито и отполировано за несколько минут».

В Зале было сделано всё, чтобы изолировать – физически – всех людей. Формально – да, зал объединял присутствовавших в нём землян, а фактически – разъединял. И приучал – именно тем пониманием ненужности ручной длительной работы, с каким столкнулась Чара – к поспешности суждений и решений.

Ефремов откровенно издевается над людьми «коммунистического далёка», в очередной раз показывая всё их несовершенство:

«Из нескольких сот человек, находившихся в зале, нельзя было найти ни одного невнимательного, занятого собою лица. Чуткая внимательность ко всему была характернейшей чертой людей эпохи Кольца. Но Чара пропустила первое сообщение, продолжая рассматривать зал и читая изречения знаменитых ученых, начертанные под картами планет. Особенно понравился ей написанный под Юпитером призыв быть чутким к явлениям природы: «Смотрите, как повсюду окружают нас непонятные факты, как лезут в глаза, кричат в уши, но мы не видим и не слышим, какие большие открытия таятся в их смутных очертаниях». В другом месте была еще одна надпись: «Нельзя просто поднять завесу неизвестного — только после упорного труда, отходов, боковых уклонений мы начинаем ловить истинный смысл, и новые необъятные перспективы раскрываются перед нами. Не избегайте никогда того, что кажется сначала бесполезным и необъяснимым».».

Если бы действительно астронавты «Паруса» были чутки и внимательны ко всему – они бы не ринулись очертя голову к Веге, не стали бы все вместе, бросив пустой корабль, ладить, не озаботившись обеспечением пассивной и активной безопасности, площадку для ракеты и саму ракету, не пожалели бы времени и сил на детальное изучение планеты, куда они попали по собственной глупости и тупости. Так же и тантровцы достигли бы, если бы были более чутки и внимательны, гораздо больших успехов в определении причины молчания Зирды и в уклонении от опасного в гравитационном отношении района.

Чара Нанди, как показал Ефремов, тоже не была обучена, как оказалось, искусству распределения и распараллеливания внимания.

Ефремов упоминанием об упорном труде ещё раз «макнул» людей из «коммунистического далёка», показав, что потомкам гораздо легче сладить автомат для полировки дерева, чем медленно и постепенно полировать дерево вручную. Потомки сочли ручной труд бесполезным и остались фактически слепыми, глухими, а значит тупыми и глупыми.

Ефремов продемонстрировал, насколько примитивна Чара Нанди: «жители планетной системы… — Чара пропустила ряд ничего не говоривших ей цифр. — …в созвездии Центавра».

Оказывается, человек эпохи Великого Кольца может числить астрономию в разряде необязательных к изучению дисциплин.

Ефремов также доказывает, что у потомков вполне может быть весьма специфическое понимание того, что относится к новостям мирового значения: «Люди Земли, не отрываясь, смотрели на экран. Впервые человек смог взглянуть на свою звездную вселенную со стороны из чудовищной дали пространства.

Чаре показалось, что вся планета затаила дыхание, рассматривая свою Галактику в миллионах экранов на всех шести материках и на всех океанах, где только были разбросаны островки человеческой жизни и труда.

— С новостями, принятыми нашей обсерваторией по Кольцу и еще не поступавшими в мировую информацию, покончено, — снова заговорил секретарь. — Перейдем теперь к проектам, которые должны поступить в широкое обсуждение.».

Если этот снимок видели только те, кто присутствовал в зале Совета Звездоплавания – тогда да, этот снимок не относится к «мировой информации». Но если его одновременно с присутствовавшими в зале людьми видели все земляне – что это тогда, если не «мировая информация»?

Зато предложение некоей исследовательницы о ни много, ни мало корректировке вращения Земли не было снято с обсуждения и даже нашло некоторую поддержку. На мой взгляд, не наладив нормальную жизнь на планете – хоть в общественном, хоть в личном плане – нельзя реализовывать такие проекты. Ефремов показывает, что именно опыт Рена Боза, которому «всё равно» привёл к тому, что всякие-разные исследовательницы ринулись во все тяжкие, стремясь и себе урвать кусочек всепланетной известности, пусть и трагической:

«Опыт Рен Боза показал, что возможна инверсия гравитационного поля в его второй аспект — электромагнитное поле, с последующей векториальной поляризацией вот в этих направлениях…

Фигуры на экране вытягивались и поворачивались. Ива Джан продолжала:

— Тогда вращение планеты лишится устойчивости и Земля может быть повернута в желаемое положение для наиболее выгодного и длительного освещения солнечными лучами.»

Молодой начальник экспедиции на Плутон волей Ефремова высказал, на мой взгляд, весьма показательные суждения:

«несомненно, что опыт Рен Боза поведет к триггерной реакции — вспышке важнейших открытий. Мне он представляется ведущим к прежде недоступным далям науки… Все непризнанные теории в конце концов стали фундаментом науки! От группы исследователей Плутона я предлагаю передать вопрос в мировую информацию для обсуждения. Поворот планеты относительно оси уменьшит расход энергии на подогревание полярных областей, еще больше сгладит полярные фронты, повысит водный баланс материков.».

Молодой человек походя «списал в утиль» результаты труда более старших поколений, посчитав, что молодости всё позволено - даже игра с движением небесных тел. Ефремов доказывает фактическую постоянную незрелость людей «коммунистического далёка»: вопрос, требующий специальных знаний и уникальной компетенции «был принят для обсуждения всей планетой».

Чем этот молодой человек, пусть даже и побывавший у Плутона, умнее Рена Боза и честнее Мвена Маса? Да ничем. Вот это и есть – истинный результат коллективного воспитания и образования. Результат, при котором такие последствия «опытов» - не исключение, а правило, что, на мой взгляд, Ефремов блестяще доказал в своей книге.

Ефремов показал, что безответственность молодости обусловлена и вызвана безответственностью старших поколений:

«Меня не удивляет то, что они согласились, — тысячи молодых людей принимают участие в опасных опытах, ежегодно происходящих на нашей планете. Случается, и гибнут… И новые идут с не меньшим мужеством, — хмуро возразил Гром Орм, — на войну с неизвестным. Но вы, предупреждая молодых людей, тем самым подозревали возможность такого исхода. И все же произвели рискованный опыт…

Мвен Мас молча опустил голову.»

«Макая» Рена Боза и Мвена Маса, Ефремов пишет: «Физик оправдывал Мвена Маса. Не зная всей сложности вопроса, заведующему внешними станциями оставалось только довериться ему, Рен Бозу, а тот убедил его в обязательном успехе. Но физик не считал и себя виноватым. «Ежегодно, — говорил он. — ставятся менее важные опыты, иногда кончающиеся трагически. Наука — борьба за счастье человечества — также требует жертв, как и всякая другая борьба. Трусам, очень берегущим себя, не даются полнота и радость жизни, а ученым — крупные шаги вперед…»»

Один важный момент. Ефремов неявно, но достаточно определённо указывает, на мой взгляд, что если бы опыт Рен Боз ставил в одиночестве в какой-нибудь келье, не пользуясь внешними ресурсами и возможностями, то он не был бы трусом и сохранил бы за собой право называться учёным. А если он воспользовался внешними ресурсами, то он, выжив благодаря тому, что его не бросили в беспомощном состоянии, не имеет права называть других людей трусами и считать, что преступным опытом он сделал некий большой шаг вперёд.

«Винегрет» в настройках морали и нравственности «людей коммунистического далёка» Ефремов, на мой взгляд, показывает во фрагменте выступления на Совете Звездоплавания Эвды Наль:

«В этом вина обоих и ответственность за огромный материальный ущерб и четыре человеческие жизни. По законам Земли налицо преступление, но оно совершено не из личных целей и, следовательно, не подлежит самой тяжкой ответственности.».

Ясно же, что Ефремов никогда раньше чётко и прямо не указывал, какая именно самая тяжкая ответственность предусмотрена была законами Земли за такие преступления. Пока что Ефремов указал только на общепланетную тюрьму – «Остров Забвения», но, опять таки, на мой взгляд, как и доказывает Ефремов, ссылка на этот остров не может считаться самой тяжкой ответственностью.

Эвда Наль не знает и не хочет знать, что Рену Бозу было всё равно, лишь бы провести опыт, а это – и есть личня цель. Она также не знает, что Мвен Мас решился на опыт, поддавшись влиянию низменного базового инстинкта, а не очарованию высокой цели облагодетельствовать человечество «стиранием» огромного физического расстояния между населёнными разумными органиками мирами.

«Макая» теперь уже Совет Звездоплавания в полном составе, Ефремов указывает: «Для Рен Боза я вообще исключаю ответственность. Какой ученый не воспользуется предоставляемыми ему возможностями, особенно если он уверен в успехе?».

Получается, что равнодушие и бездушие в «коммунистическом далёко» - это нормальные качества человеческой личности? Что стоит уверенность Рена Боза в успехе опыта, если он – теоретик, а не практик. А Мвен Мас – тоже, кстати, теоретик, а не практик – не успел занять должность заведующего внешними станциями, как ввязался в форменную авантюру.

Председатель Совета Звездоплавания волей Ефремова вынужден был извернуться, чтобы уклониться – не слишком, на мой взгляд, впрочем, оправданно, от применения крайних мер. Вот цитата: «Мудрость руководителя заключается в том, чтобы своевременно осознать высшую для настоящего момента ступень, остановиться и подождать или изменить путь. Таким руководителем на своем очень ответственном посту не смог быть Мвен Мас. Выбор Совета оказался ошибочным. Совет подлежит в этом ответственности наравне со своим избранником. Прежде всего виноват я сам, так как инициатива приглашения Мвена Маса, принадлежащая двум членам Совета, была поддержана мною.

Я предлагаю Совету оправдать Мвена Маса в личных мотивах поступка, но запретить ему занимать должности в ответственных организациях планеты. Я тоже должен быть устранен с поста председателя Совета и направлен на ликвидацию последствий своего неосторожного выбора — строительство спутника.

Гром Орм обвел взглядом зал, читая искреннее огорчение, отразившееся на многих лицах. Но люди эпохи Кольца избегали уговаривать, уважая решения друг друга и доверяя их правильности.

Мир Ом посовещался с членами Совета, и счетная машина сообщила результат голосования. Заключение Грома Орма принималось без возражений, но с условием, чтобы работу собрания довести до конца и оставить свой пост после ее завершения.

Он поклонился, но ничего не изменилось в его наглухо скованном волей лице.

— Я должен теперь объяснить свою просьбу о переносе обсуждения звездной экспедиции, — спокойно продолжал председатель. — Благоприятный исход дела был очевиден, и я думаю, что Контроль Чести и Права согласится с нами. Но теперь я могу просить Мвена Маса занять свое место в Совете — нам предстоит важное обсуждение по звездной экспедиции. Познания Мвена Маса необходимы для правильного решения вопроса, тем более, что член Совета Эрг Hoop не сможет принять участия в сегодняшнем обсуждении.

Мвен Мас пошел к креслам Совета. Зеленые огни доброжелательства переливались по залу, отмечая его путь.»

В который уже раз человек «коммунистического далёка» кается и «посыпает голову пеплом», прекрасно понимая, что его оставят в живых и даже не лишат пищи и крыши над головой. Напомню, что Ефремов постоянно указывал – и теперь ясно, с какой именно целью, что в Советы избирались самые достойные, самые разумные, самые высокопрофессиональные люди Земли.

Если члены Совета – одного из ключевых – оказались способны на такие «проколы», неотличимые от преступлений, то насколько же глупы, тупы, непрофессиональны все остальные, менее знатные и остепенённые люди из «коммунистического далёка»? Преступник Мвен Мас вместо наказания за совершённое преступление облагодетельствован местом в Совете Звездоплавания, а причина столь явного «руководящего расположения», как и доказывает Ефремов, продолжая иронизировать, заключается в том, что «познания Мвена Маса необходимы для правильного решения вопроса».

Что, система профессиональной подготовки и психологического отбора у потомков настолько слаба, что примерно равных Мвену Масу по «компетентности» специалистов на всей Земле не нашлось? Мне это очень напоминает кастовость советского руководства послевоенного периода двадцатого века, когда бесконечно тасовалась одна и та же «колода» руководителей разного уровня, а социальные лифты были быстренько и надёжно выключены.

Обсуждение итогов экспедиции «Тантры» волей Ефремова в очередной раз показывает всю преступную идеалистичность настроек людей из «коммунистического завтра»:

«Можно пренебречь прежними правилами безопасности и рискнуть разделить звездолеты. «Аэллу» послать на Омикрон Эридана, а «Тинтажель» — на звезду Т.».

Вот именно – «пренебречь». Можно подумать, что каждая звёздная экспедиция что-то давала полезное – сам Ефремов опровергает «полезность» каждой звёздной экспедиции всем содержимым доклада Грома Орма. А также – спичем Дара Ветра, который - по неизвестной мне причине - избежал любой ответственности за ход и последствия действий Мвена Маса:

«— Да, настоящая романтика! — радостно воскликнул Дар Ветер. — Романтика — роскошь природы, но необходимая в хорошо устроенном обществе! От избытка телесных и душевных сил в каждом человеке быстрее возрождается жажда нового, частых перемен. Появляется особое отношение к жизненным явлениям — попытка увидеть больше, чем ровную поступь повседневности, ждать от жизни высшую норму испытаний и впечатлений.»

Да уж. Избыток душевных и телесных сил в Мвене Масе ощущается. Тогда почему Мвен Мас оказался столь незаменим-то? Почему оказался столь незаменим Дар Ветер?

Ефремов, на мой взгляд, показывает, насколько велико было желание людей забыть максиму тридцатых-сороковых-пятидесятых годов двадцатого столетия: «незаменимых людей – нет».

Ефремов, как мне представляется, беспощадно доказывает, что стремление к частым переменам не настолько безопасно, естественно и нормативно, как это может показаться на первый взгляд. Если каждому землянину «отвешивать» несколько раз за сто с лишним лет некую норму испытаний и впечатлений, то где найти столько чернорабочих-землян, которые будут готовить эти испытания и впечатления, а затем – боротся с не всегда позитивными их последствиями?

Посмотрите, как описывает Ефремов это сверхустроенное, сверхмощное и сверхразумное «коммунистическое далёко»: « Я предвидел это, — ответил Дар Ветер, — и предлагаю, если Совет Экономики найдет возможным, обратиться к населению планеты. Пусть каждый на год отложит увеселительные поездки и путешествия, пусть выключат телевизоры наших аквариумов в глубинах океана, перестанут доставлять драгоценные камни и редкие растения с Венеры и Марса, остановят заводы одежды и украшений. Совет Экономики определит лучше меня, что следует приостановить, чтобы бросить сэкономленную энергию на производство анамезона. Кто из нас откажется сократить потребности на один только год, чтобы принести нашим детям великий дар — две новые планеты в живительных лучах зеленого, приятного для наших земных глаз солнца!».

Это же типичное общество потребления! Безудержного потребления, не знающего пределов и границ. Потребления, забирающего все ресурсы и возможности, которые могут понадобиться для решения экстренных вопросов, проблем и ситуаций.

И член этого общества – Эвда Наль, ясное дело, лжёт. Притом лжёт беззастенчиво, постоянно и безнаказанно, говоря: «Борьба за новое — вот настоящее счастье!». Какое может быть счастье, если для достижения этого нового на Земле банально не хватает свободных ресурсов и требуется вводить, пусть и ненадолго, массовые многоуровневые ограничения, чтобы элементарно накопить анамезон для третьего космического корабля?

Гром Орм тоже лжёт. «Будем просить человечество сократить свои потребности на четыреста девятый год эры Кольца.».

Что значит «просить человечество»? Орм руководит Советом Звездоплавания, который обязан был «лечь костьми», но выдрать у Совета Экономики резервные мощности, крайне необходимые для дальних и сверхдальних новых космических полётов.

У меня лично создалось впечатление, что Совет Звездоплавания не состоит из профессионалов высокого уровня. В противном случае никаких мифических «долгов» перед Великим Кольцом у землян бы не было в принципе.

Сначала Советы – Звездоплавания и Экономики делают глупость, а потом собираются просить человечество сократить свои потребности? Где тут доказательства прекрасной устроенности общества? Где тут доказательства избытка сил?

В главе «Ангелы неба» Ефремов «макает» уже учёных Земли:

«Резкий запах озона поплыл по лаборатории.

Ничего не произошло. Ученый нахмурился, окидывая взглядом приборы и силясь сообразить, что упущено.

— Нужна тьма! — вдруг раздался четкий голос Эрга Ноора.

Эон Тал даже подпрыгнул.

— Как я смог забыть! Грим Шар, вы не были на железной звезде, но я!..

— Поляризующие ставни! — вместо ответа сказал ученый.

Свет померк. Лаборатория осталась освещенной лишь огнями приборов. Ассистенты задернули пульт шторами, и все погрузилось во мрак. Кое-где едва мерцали точки самосветящихся индикаторов.».

Ефремов, как мне представляется, мастерски показал невнимательность и невдумчивое отношение учёных Земли к данным, добытым астронавтами за пределами Солнечной системы. Данные «парусцев» и «тантровцев» не были изучены «от и до» с необходимой точностью и полнотой. Иначе после «Перенесите условия планеты в камеру» - последовал бы комплекс действий, результатом которого стало бы полнейшее «перенесение» этих условий.

В дальнейшем Ефремов показывает, насколько слабо приучены люди «коммунистического далёка» к осознанию, пониманию и использованию опыта своих далёких предков.

Для Дара Ветра эта слабость проявилась в неожиданных воспоминаниях о людях, на долгие годы запертых в камерах одиночного заключения, замкнутых в пределах узких и длинных корпусов первых космических ракет. Дар Ветер вдруг вспомнил, что эти люди в глубоком прошлом терпели гораздо большие лишения и неудобства и достигали более значимых результатов. Тем самым Ефремов, на мой взгляд, доказывает, что «коммунистическое далёко» - совсем не тот идеал, к воплощению которого – пусть даже частично – в реальность – следует стремиться.

В главе «Стальная дверь» Ефремов показывает очень наглядно, что ни о каком избытке сил, возможностей и прочих ресурсов в «коммунистическом далёко» говорить нельзя. Вот показательная цитата:

«Веда подумала, что Миико права. Жизнь создателей убежища была бы легче, если бы они умели соразмерять достигнутое с тем, что еще оставалось сделать для подлинного переустройства мира и общества.».

А интересно, умела ли соразмерять это та исследовательница, которая предлагала изменить наклон и скорость вращения Земли? И где границы этого «подлинного переустройства мира и общества»? Что следует считать подлинным в деле переустройства, а что – фальшивым?

Когда я читал эти строки Ефремова, я подумал о том, что писатель доказывает: такой границей может быть - и, скорее всего будет – массовая достаточно быстрая гибель людей на всей планете. Другой столь же эффективной и в известном смысле «окончательной» границы представить я себе не могу.

Лгунья Веда Конг по воле Ефремова «как и при чтении надписи, ощутила досаду от нелепой самоуверенности людей, считавших, что их понятия о ценности и их вкусы пройдут неизменными через десятки веков и будут приняты отдаленными потомками в качестве канона».

Историк, как показал писатель, даже не осознала, что ценности и вкусы людей далёкого прошлого коренятся в памяти множества современных Веде людей. И временами - прорываются наружу - в неизменном виде.

Веда Конг, как мне представляется, не желала понимать, что она сама по себе как личность и как женщина не является образцом для подражания и образчиком совершенства, что она не лишена существенных недостатков хоть в воспитании, хоть в образовании, хоть в поведении.

«Макая» Веду Конг, Ефремов в очередной раз опровергает миф о силе и совершенстве коммунистического устройства жизни на Земле: «масса пород у подошвы горного хребта находится в неустойчивом равновесии. Возможно, она подверглась сдвигам от землетрясения или общего поднятия хребтов, выросших за протекшие со времени создания хранилища века на полсотни метров. Закрепить эту чудовищную массу было невозможно для обыкновенной археологической экспедиции.».

Если обычная археоэкспедиция полезла на триста метров вглубь, да ещё в сейсмоопасном районе – она ведь должна быть «упакована» в расчёте на противостояние такой «чудовищной массе»? Ан нет, экспедиция археологов в очередной раз показана Ефремовым не как экспедиция специалистов и профессионалов, располагающих всем необходимым, а группа туристов-экскурсантов на подземной прогулке.

Показывая общение Веды Конг с Миико, Ефремов исподволь напоминает читателю, что люди «коммунистического завтра» не являются святыми и всезнающими праведниками. Да. Миико говорит, что в ЭРМ – Эру разобщённого мира «Нужность и важность чего-либо на данный момент устанавливалась правящей группой зачастую вовсе некомпетентных людей. Поэтому здесь отнюдь не то, что действительно было наибольшей ценностью для человечества, а то, что та или другая группа людей сочла таким.»

Но разве в Эру Великого Кольца не наблюдается такое же? Мвен Мас и Рен Боз – вот группа людей, которые оказались некомпетентны, но, тем не менее, взяли на себя смелость определить, что преступный опыт нужен и важен. Никакие доводы других людей на эту «сладкую парочку» зарвавшихся «быков» не подействовали.

Раз за разом имевшие власть и распорядительные полномочия персонажи «Туманности Андромеды», живущие вроде бы в далёком будущем, сначала бездумно совершают преступления и опасные поступки, а потом посыпают голову пеплом и остаются живы и здоровы и даже на свободе.

Я, читая эти строки книги Ефремова, подумал о том, что ЭРМ и ЭВК практически ничем существенным друг от друга не отличаются. Какой тогда смысл затевать переустройство, если на две трети и более всё останется по-прежнему?

Глупая Миико волей Ефремова безответственно заявляет: «Индивидуалисты-мечтатели не хотели усвоить, что история не возвращается!». Ефремов-то как раз, на мой взгляд, точно и твёрдо знал, что история всегда возвращается. Она, собственно говоря, никуда и не уходит. И всё новое на самом деле – хорошо забытое старое.

В сцене обвала теперь уже Веда Конг говорит о том, что надо было предвидеть, надо было быть быстрее. И это – представительница общества, которое не испытывает ни в чём нужды? Какая злая ирония снова использована писателем! Ну прям «не шмогла я, не шмогла». У меня создалось впечатление, что Ефремов вполне мог бы заставить так каяться и посыпать голову пеплом практически любого из «потомков». Только какой смысл в покаянии, вызванном хронической глупостью, тупостью и непрофессионализмом многих миллионов людей, погрязших в потребительстве?

Именно в потребительстве. На это Ефремов указывает прямо в диалоге между Мвеном Масом и Ведой Конг:

«— Но вы ведь не отступили совсем?

— Конечно. Соберем новые факты, указатели более правильных поворотов. Сила космоса так невероятно огромна, что с нашей стороны было наивно бросаться на нее с простой кочергой… Точно так же, как и вам открывать руками эту опасную дверь.

— А если придется ждать всю жизнь?

— Что такое моя индивидуальная жизнь для таких шагов знания!

— Мвен, где ваша страстная нетерпеливость?

— Она не исчезла, но обуздана. Страданьем…»

Люди «коммунистического далёка» - не страдали. Ни эпизодически, ни регулярно. Ни физически, ни психически. Они искали и желали находить в своей реальной жизни только радость, только удовольствие. Они хотели беспрепятственно получать желаемое, не затрачивая при этом никаких усилий. Если бы это было не так, Совет Звездоплавания не унижался бы перед человечеством Земли, прося сократить объём потребления ресурсов – как планетных, так и внешних.

После описания провала раскопок в пещере, Ефремов снова упоминает о миллионах добровольцев, которые хотели бы участвовать в продолжении раскопок. И это при том, что мозг «низшей определённости» доказал или, точнее, показал экономическую нецелесообразность проведения таких раскопок.

Какой смысл в науке, если она ничего не значит перед необузданными желаниями и стремлениями множества людей, готовых пренебречь долгом и обязанностью, только узнав об «интересном деле».

Напомню, что Ефремов с самого начала повествования сделал особый упор на важность для людей «коммунистического далёка» именно научного переустройства мира. Но одновременно писатель показал, что это научное переустройство мира оказалось мифом и фикцией.

«На боковой доске телевизиофона заговорил Юний Ант.

— Сообщение оборвалось. Ждать дольше, отнимая земную энергию, нельзя. Вся планета будет потрясена. Следует просить Совет Экономики производить внепрограммные приемы вдвое чаще, но это станет возможным не раньше года после затрат на посылку «Лебедя». Теперь мы знаем, что звездолет на железной звезде оттуда. Если бы не находка Эрга Ноора, то мы вообще не поняли бы виденного.».

Какой смысл просить о чём-то Совет Экономики, если заранее ясно, что подготовка и отправка «Лебедя» поглотили последние запасы ресурсов планеты? Где тут мощь и правильность научных прогнозов, научного предвидения, научной организации? Ничего этого нет в ЭВК и мне думается, никогда не было.

Жизнь без резервов - это норма? На мой взгляд, это - не норма, это – патология. И Ефремов беспощадно и чётко показывает и обличает эту патологию на всём протяжении повествования.

Когда я дочитал «Туманность Андромеды», я вспомнил о двух продолжениях романа - «Сердце змеи» и «Час быка». И могу согласиться с мнением, что если в «Туманности Андромеды» Ефремов ещё допускает некий безудержный полёт фантазии, то в «Часе быка» от полёта не остаётся ничего. Достаточно взглянуть на хронологию написания этих книг:

«Туманность Андромеды» - 1955-1956

«Сердце Змеи» - 1958

«Час Быка» - впервые опубликован в 1968-1969 годах.

Ефремов считал, что «Конечно, и о трудностях, о неудачах, даже о возможных катастрофах надо писать. Но при этом писатель обязан показать выход из грозных ловушек, которые будущее готовит для человечества. А у авторов «антиутопий» выхода-то никакого нет. Всё или фатально, или подчинено прорвавшимся диким, животным инстинктам человека».

Прочтя «Туманность Андромеды» я не нашёл у Ефремова показа «выхода из грозных ловушек, которые будущее готовит для человечества».

Сами ловушки и их воздействие в тексте «Туманности Андромеды», на мой взгляд, представлены в изобилии, а вот точных и чётких показов выходов из этих ловушек, писатель, как я полагаю, так и не представил. Думаю, во время написания первого романа трилогии Ефремов не ставил перед собой цель показа «выхода из грозных ловушек», а потому объединение «Туманности Андромеды», «Сердца Змеи» и «Часа Быка» в трилогию является, на мой взгляд, во многом искусственным.

Как же всё же быстро изменилась окружающая нас реальность. Совсем недавно – полвека назад - читатели были склонны воспринимать «Туманность Андромеды» как следствие безудержного полёта фантазии.

Сейчас этот текст читается как обвинительный приговор коммунистической утопии, которая и начала умирать в середине пятидесятых годов двадцатого столетия. Нет большой разницы, насколько далеко в будущее мог бы отодвинуть Ефремов время действия романа – в любом случае читатель бы сразу заметил, насколько незначительны изменения, происходящие в мире «коммунистического далёка» и насколько персонажи мало отличаются от реальных людей эпохи попытки «построения социализма в отдельно взятой стране».