Ефрейтор. Назад в СССР. Книга 2

Глава 8 Живой товар

Очнулся я оттого, что где-то в области спины появилось какое-то неприятное ощущение. Не только неприятное, но еще и болезненное. А еще голова гудела.

Вокруг какой-то скрежет. Шуршание, будто чем-то тяжелым по мелким камешкам…

Резко открыл глаза, вздрогнул. Прищурился — закат был в самом разгаре и ярко-оранжевое солнце светило прямо в глаза.

Чуть левее увидел бредущих духов с оружием в руках. Из было около десятка, вооружены, как и чем попало — кто-то с ружьем, карабином или со старым автоматом. У одного, наиболее опрятного на вид, в руках была американская винтовка М-16.

Двигались мы медленно. Неторопливо.

Сразу же понял, что меня и самого волоком тащили куда-то вперед. Ноги свободно волочились по земле, отсутствовал правый сапог. Я как был в бушлате от «афганки», так и остался, только сейчас он был грязный и разодранный, с разорванным рукавом и без единой пуговицы. Состояние штанов примерно такое же, еще и кровь в районе голени. Где-то у предплечья ныло — наверное, какая-то рана. Руки плотно прижаты к телу и связаны в двух местах тугой веревкой.

Даже не знаю, сколько провел в таком положении — все тело затекло. Пятая точка и поясница гудели от тупой боли.

Моджахеды даже и не думали как-то скрываться. Мы просто шли по прямой, даже не переживая, что их могут заметить. Страх совсем, что ли, потеряли? Они что, совершенно не боятся, что их тут могут накрыть наши? Наверняка в этом секторе часто летают вертушки, но ничего похожего на вертолетный рокот я не слышал.

И это странно. Все странно. Учитывая, что нас атаковало достаточно много врагов, было непонятно, а куда же они все делись? Этот жалкий десяток душманов не выглядел серьезной силой. Неужели это все, кто уцелел?

Да нет, чушь какая-то.

Внезапно почувствовал какой-то отвратительный запах. Почему-то он был мне знаком. Услышал странный звук.

Попытался оглянуться назад, но не получилось, поэтому я ничего толком не увидел. Крутанул головой вправо, заметил Димку Самарина.

Его, бесчувственного, неторопливо тащили вперед, привязав веревками к ослу. Худое животное, навьюченное мешками и оружием, опустив голову, устало передвигало копытами, следуя за погонщиком. Судя по всему, меня тащили точно так же.

— Шурави! Шурави! — раздались смешки.

Заметив, что я очнулся, в меня начали тыкать пальцами.

Слева показался моджахед в своих традиционных грязных тряпках. Смуглый, заросший густой седой бородой, будто партизан. В руках у него был Калашников сорок седьмого года, с отсутствующей крышкой ствольной коробки. Магазин сильно потертый, будто им землю копали. На ногах у душмана какие-то кожаные шлепанцы.

Он совсем не был похож на тех боевиков, что гоняли нас по горам в прошлый раз. Присмотрелся, остальные были ничуть не лучше. Словно какие-то ополченцы из ближайшего аула или кишлака, но никак не оппозиция правительственных войск. Партизаны.

Тем временем душман подошел ближе, смерил меня презрительным взглядом, затем плюнул в мою сторону, но попал на осла. Другие засмеялись.

Да-а, что ни говори, а за долгие годы службы, в каких только ситуациях я не оказывался… Был в окружении врага, в глубоком тылу, получал ранения… Бывали практически безвыходные ситуации, а я со своими ребятами все равно выкручивался. Нас оставляли, потому что не было возможности эвакуироваться. Но чтобы самому попасть в плен к моджахедам… Впрочем, все когда-то бывает в первый раз!

Я быстро прокрутил у себя в голове все, что запомнил относительно засады и напряженного боя у нашего грузовика до того, как меня оглушили. Сколько же нас уцелело? А сколько осталось там?

Судя по тому, что густые серые тучи уже практически рассеялись и был закат, значит, прошло где-то часа три или четыре. Все это время я был без сознания.

Ощутил, что земля местами еще влажная, но луж не было. Сухая афганская земля жадно впитывала в себя всю влагу, которая на нее выпадала.

Тащили нас, судя по всему, давно. Почему не убили? Почему не бросили там? Скорее всего, хотят продать, либо обменять… А может, взяли просто так, для развлечения? Был еще и третий вариант, оставить в рабство. Афганцам такое дело не чуждо и они часто держали при своих дворах пленных русских солдат, чтобы те выполняли грязную работу. Строили, чистили выгребные ямы, носили тяжести.

Местность вокруг была холмистая, справа и слева шли сопки, тут и там протянулись скалистые выступы. Вся дорога была усеяна камнями и уже подсохшей глиной. Скорее всего, пункт нашего назначения какой-то удаленный кишлак в горах. Советских войск в этих местах нет, вот они и идут, как на параде.

Сейчас, главное не наломать дров. Меня могут пристрелить за любую ерунду, поэтому нужно быть крайне осторожным, но и прогибаться я не собирался. Мне оставалось только наблюдать и анализировать.

Вскоре они остановились на привал. Меня отвязали от осла, толкнули к камню. Туда же бросили и Самарина, который все еще был без сознания. Но, где же остальные парни? Неужели в той мясорубке нас выжило только двое?

Жутко хотелось пить. В горле пересохло.

Облизав сухим языком потрескавшиеся губы, я кое-как сглотнул.

Конечно, до нападения у меня была алюминиевая фляга с водой, вот только сейчас на поясе ее не было. Да на мне даже ремня не было. Забрали все, что можно. Только и оставили что рваный бушлат, штаны и один сапог. Не исключено, что его забрал себе кто-то из этих дикобразов.

Ко мне подошел молодой душман, лет двадцати с лишним. У него в руках был бурдюк, судя по всему, с водой. Он жадно отхлебнул, посмотрел на меня. Потом, что-то спросил и гневно пнул мою ногу. Очевидно, что по-русски тот не понимает.

— Пить дай! — пробормотал я сухим, надтреснутым голосом. — Пить, понимаешь?

Тот ничего не сказал. Отошел к стоящему неподалеку ослу, шлепнул его по затылку.

Краем глаза я увидел, что моджахеды что-то едят. Обсуждают, смеются. Кто-то постоянно держал оружие при себе, а кто-то наоборот, приставил винтовки и автоматы к камням и благополучно забыл про них. Если бы сейчас мне удалось выбраться, я легко бы завладел автоматом и перестрелял бы этих рабовладельцев.

Вот только так не получится. Связали меня хорошо — в местах контакта с веревкой кожу обжигала едкая ноющая боль. Крепко, даже и не знаю, как освободиться.

Неожиданно Димка Самарин пришел в себя. Задергался, затрепыхался.

— Что за… Где я? — тяжко прохрипел он.

— Дима, тихо! — зашипел я. — Не шуми, а то пристрелят!

Тот сразу же замер, перепуганный и бледный. Волком смотрел то на душманов, то на меня. Видно было, что он мало что понимает и боится.

На лбу у парня крупная ссадина, на шее кровь. Бушлата не было, только китель, весь мокрый и грязный. Обуви на ногах тоже не было, лишь болтались грязные обрывки от носков.

— Макс, что за ерунда… Где мы? — тихо спросил он.

— В плену мы… В плену… — пробормотал я, задумчиво глядя по сторонам. — Даже не сомневайся, это не сон!

Наш привал длился недолго. Когда моджахеды закончили болтать, нас вновь привязали к ослам. Только теперь не тянули волоком, а заставили идти за ними.

Всего животных было четверо, все они были загружены тюками, какими-то светлыми мешками. Оружием, какими-то свертками. Неужели это караван? Нет, не похоже, какой-то он слишком маленький и охрана явно слабовата. Все-таки это просто жители из какого-то аула или кишлака. Часто бывало так, что они и друг с другом воевали. Анализируя все, что я видел, несложно было сделать простой вывод.

Скорее всего, это что-то вроде партизанского отряда. Моджахеды перевозили вдоль границы какой-то груз. Заметив одиноко движущийся грузовик, они быстро прикопали мину, а затем атаковали нас из всего, что было. Ну а потом, когда дело было сделано, они поделили награбленное и разбрелись по своим делам малыми группами.

Продолжили движение.

Дальше мы постоянно шли в гору, петляя по каким-то узким каменистым тропам. Идти было тяжело, особенно в одном-то сапоге. Димке еще хуже, он скрипел зубами, прихрамывал, но все равно шел. Идти в носках по камням — приятного мало.

В какой-то момент мы снова остановились в небольшой ложбине. Я заерзал, намереваясь стащить с себя бушлат. Конечно, связанным это было сделать очень проблематично. Ко мне тут же подскочил молодой душман и принялся ругаться, замахнулся прикладом винтовки и ударил по плечу.

Я лишь отшатнулся, затем кивком головы показал на ногу. Того совсем не впечатлило. Что-то затараторил, но я даже общего смысла не уловил.

К нему подошел заросший седой старик, что-то тихо произнес. Тот ему ответил, указывая на меня и Димку.

Старик посмотрел на меня хмурым взглядом, затем с сильным акцентом в голосе, но все же достаточно отчетливо произнес:

— Что ты хочешь делать, шурави?

Да ладно, он русский язык понимает?! Это хорошо…

— Нога болит. По камням идти больно! — ответил я, показав на ногу. У Самарина была та же проблема.

— И что с того? Терпи! — сухо произнес тот. Он не стеснялся демонстрировать безразличие и раздражение, однако этим все и ограничивалось.

— Ну, вы же не просто так нас с собой тащите… — спокойно возразил я, глядя ему в глаза. — Наверняка ты уважаемый человек, так зачем тебе рабы с больными ногами? За них много денег не дадут. А мне подыхать не хочется.

Старик посмотрел, едва заметно покивал. Видимо я угадал, нас собирались продать, а порченный товар никому не нужен.

— Хорошо. Делай, что хотел. Но без глупостей. Или Саид пулю тебе в сердце пустит! — он что-то шепнул молодому душману и тот сразу же схватился за свою винтовку.

Я кивнул.

Мне развязали руки, а потом и Самарину.

С трудом оторвал от своего кителя рукав и надев на ногу, кое-как закрепил. Все лучше, чем ничего.

— Быстрее, шурави! — поторопил старик. — Ну!

Самарин сделал тоже самое, что и я. Его китель превратился в рваную жилетку без рукавов. На все ушло не более двух минут. Удивительно, но никто из остальных душманов не противился решению старика. Они молча стояли и ждали. Значит, он был старшим и его мнение уважали и придерживались. Нужно попробовать наладить с ним контакт.

— Пить дашь? — обратился я.

— Обойдешься! — процедил он, смерив меня недовольным взглядом.

— Ну, хоть руки-то оставьте развязанными. Вы нас уже победили…

Однако так не получилось. Тот просто проигнорировал мои слова. Едва наш «караван» тронулся, старик ушел вперед и до самого кишлака больше к нам не подходил. А вот молодой то и дело что-то бормотал в наш адрес и пинал Димку, чтобы тот шел быстрее.

Если бы удалось освободиться, я бы сбежал. Тут полно укрытий, а куда бежать — неважно. Я хорошо ориентируюсь на местности, куда-нибудь да выберусь. Но вот как быть с Самариным? Ему одному здесь точно крышка! К тому же, друзей не бросают!

Пожалуй, я только сейчас задумался над тем, что такое друг. Сослуживец — да, тут все понятно. Братья по оружию. Но друзей среди солдат у меня не было. Я вообще старался не заводить друзей на войне, потому что они имели свойство умирать. И сейчас я понимал, что от моих действий зависит не только моя судьба, но и судьба друга и товарища по несчастью.

Кто для меня Самарин? Друг! Пожалуй, единственный друг.

Едва мы подошли ближе, как навьюченных ослов отвязали и куда-то отвели. Дальше мы шли сами, подгоняемые конвоирами.

Кишлак представлял из себя два десятка покосившихся строений, сложенных из камня, глины и деревянных жердей. У каждого кишлака был небольшой открытый двор, заваленный всевозможным хламом. Все они разделялись оградами, либо каменными, либо деревянными. Стекол в окнах, конечно же, не было, только грубые деревянные ставни с какими-то тряпками. Кое-где стены были обмазаны еще и глиной, а на оградах висели горшки, корзины и тряпки.

Внутри одного из дворов я увидел висящие на стенах цветные ковры.

Не секрет, что афганцы очень религиозны, для них пропустить намаз, то есть ритуальную молитву, это харам… И поэтому у каждого мусульманина при себе есть молитвенный коврик — своеобразный атрибут, к которому тот испытывает трепетное и бережное отношение.

Насколько я помнил, у мусульман подобный намаз это что-то вроде цикла и проходит он до пяти раз в день. Это можно использовать в своих целях.

Видимо я задумался и остановился, потому что молодому Саиду это не понравилось и он снова толкнул меня в спину. Однако сейчас было важно понять и принять — мы живы просто потому, что представляем для них некоторую ценность. Ценность, которую можно продать. Нас вполне могли добить и бросить там же, у горящего грузовика. Все наши права перестали соблюдаться ровно в тот момент, когда на нас надели веревки. Для них мы никто, ноль. Пустое место.

Рабом я не буду ни при каких обстоятельствах. Терпеть издевательства тоже не намерен и не позволю, чтобы об меня ноги вытирали. В пределах нормы. И делать это я намерен не криками и воплями, не силой и сопротивлением, а умом и смекалкой. Нужно только найти правильный подход.

Впрочем, не похоже, чтобы у них были намерения издеваться над нами. Странные они.

Нас вместе с Самариным отвели в один из дворов.

Я еще издалека разглядел яму в земле, на которой сверху лежала решетка из толстых деревянных жердей. Они были скреплены между собой веревками, проволокой… Именно там нас и будут держать. Рядом стоял дувал из глины и соломы — оттуда раздавались звуки незнакомой местной музыки. Какое там электричество…

Помимо молодого Саида, нас сопровождали еще два вооруженных душмана. Один из них был тот самый, что ходил с Калашниковым без крышки. Каждый раз, когда я встречался с ним взглядом, тот возмущенно что-то кричал и махал руками. Видимо, ему не нравилось, когда я на него смотрел.

Пока нас вели, вокруг бегали дети и подростки, тыкали в нас пальцами и кричали одно и тоже:

— Шурави! Шурави!

Кто-то даже камни начал кидать.

— Чего они орут? — пробурчал Дима, вяло передвигая ноги.

— Ничего особенного, — отозвался я. — Иди, не провоцируй этого Саида. Он так и рад тебе по голове прикладом зарядить.

Когда нас подвели к яме и откинули решетку в сторону, вновь подошел тот старик, что был старшим. Кто-то из его людей опустил вниз кривую лестницу.

— Лезь в яму! Лезь! — произнес старик, глядя на меня. — Или вас бросят туда насильно!

Я кивнул, заглянул вниз. Яма была пуста, лишь справа, в самом углу валялся большой плоский камень, а слева навалена солома. Размер примерно три на три метра, да и глубиной где-то около двух с половиной. Условия прямо спартанские, но другие нам и не положены.

Быстро бросив последний взгляд на уже почти закатившееся за горизонт солнце, я ухватился руками за лестницу. Начал спускаться.

— Быстрее! Ну!

Саид при этих словах пнул лестницу ногой и что-то крикнул.

Следом за мной быстро спустился Самарин, встал как вкопанный, глядя на каменные стены. Для него это было странно. Непривычно. Дико.

Ничего страшного, посидим. Скоро стемнеет и у меня будет много времени подумать обо всем, принять решение.

Сверху, с грохотом упала тяжелая решетка, накрыв собой яму. Старик наверху раздавал какие-то указания. Решетку закрепили, повесили замок. Саид посмотрел несколько секунд, плюнул и ушел.

— Макс, что с нами будет теперь? — отозвался мой напарник. Голос дрожал, видимо от отчаяния.

— А ничего хорошего! — тихо вздохнул я. — Ты теперь пленник и я тоже. И наша дальнейшая судьба зависит только от нас самих. Никто нас тут не найдет, никто не поможет. Все будем делать только сами.

Димка замолчал, переваривая мой ответ. Обхватил руками голову, тяжко вздохнул. Ничего, пусть привыкает, не мальчик уже. Чем быстрее он поймет это, тем легче будет адаптироваться к новым условиям.

Я привыкать не собирался. Да и с чего бы?

У меня другой план — в первую же неделю, когда бдительность этих партизан чуть утихнет, свалить отсюда. Главное, чтобы нас не продали раньше. Черт его знает, как у них тут эта работорговля налажена. Быть может, мы тут месяц будем сидеть, а может уже завтра все измениться и мне придется думать за двоих.

Когда стемнело, снова пришел Саид. Кинул между жердей какой-то сверток, а затем на веревке опустил вниз небольшой кувшин.

Развернув сверток, я нашел там два куска полусухой лепешки. Она была почти безвкусной, но это лучше, чем вообще ничего. И на том спасибо. Вода в кувшине оказалась теплой, с привкусом, но хотя бы ничем не воняла. Попробовал — пить можно.

Голод уже давал о себе знать. Мы ведь успели только позавтракать, а из-за плохой погоды остановки не получилось, тушенку разогреть не смогли.

— Ешь! — произнес я, протянув Димке кусок лепешки.

— Не хочу! — отмахнулся тот.

— Не дури, ешь! — настоял на своем я. — Организм ослабеет и что ты будешь делать? Слабого раба убьют. А пока ты сильный, ты им нужен. К тому же, у меня есть кое-какой план, но об этом пока еще рано говорить.

Тот слегка оживился. Все-таки взял лепешку, откусил. Пожевал, потом быстро затолкал в рот все остальное. Запил водой.

Какое-то время молчал, потом хотел со мной поговорить, но я сразу остановил его, чтобы тот молчал. Не стоит лишний раз привлекать к себе надзирателя! Судя по мужским голосам сверху, рядом с ямой постоянно кто-то находился. Он уйдет, когда наступит время намаза…

А чтобы осмотреться и понять, где и что находится, нужно действовать осторожно. Но как добраться до решетки? Высота приличная. В целом, это возможно, но нужна подстраховка и одного Самарина, увы, здесь будет мало! Нужен еще один человек.

Ночью было прохладно. Все-таки уже почти ноябрь.

Хотя у меня и были остатки бушлата, на двоих этого было мало. Тем не менее, кое-как согрелись. Спать на соломе это, конечно, высшая экзотика, но лучше, чем на голых камнях.

Я принял как должное, а Самарин долго ворчал, не желая принять сей факт.

Можно быть согласным, не конфликтовать и делать, что тебе говорят. Но при этом знать, что есть конкретная цель, стремиться к ней и в нужный момент… Сильная воля очень многое может дать человеку. Надежду, как минимум.

Больше половины ночи я не спал, думал и перебирал варианты. Безвыходных ситуаций не бывает. И эта в том числе…

В общем, мы кое-как переночевали. А едва появились первые лучи солнца, как снаружи послышались голоса, крики. То ли кто-то с кем-то спорил, то ли отдавал указания.

Вскоре к яме подошел моджахед.

Осмотрел решетку, проверил замок. Что-то произнес на своем языке, усмехнулся. А еще спустя какое-то время, к решетке подвели еще кого-то. Снизу было плохо видно, но по цвету военной формы я сразу узнал, что это тоже был пленник. Так, неужели к нам сейчас определят третьего?

Это хорошая новость. Втроем уже можно попробовать что-то организовать.

Раздалось какое-то бормотание, что-то скрипнуло.

Клетку снова приподняли. Сунули уже знакомую нам лестницу. Я мельком увидел Саида.

— Лезь! — приказали сверху. Говоривший был недоволен. — Или пристрелю, как собаку!

— Не спорь… Не спорь! — сквозь зубы бормотал я, глядя на затылок бойца.

— Да идите вы лесом! — вдруг воскликнул солдат. — Не полезу я туда!

Раздался оглушительный выстрел. Потом еще один…