Азраэль
Надо было держать рот на замке, но я думал, будто ей станет легче от понимания, что ее семья вместе. Лично мне мысль о том, что Нейт в Атлантиде ждет меня и живет там своей жизнью, всегда придавала сил. Нефертари смертная. Однажды ее душа отправится в Дуат и встретится с родными. Подумав об этом, я вздрагиваю, ведь тогда ее тело превратится в безжизненную оболочку. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Будь решение за мной, этот миг не наступал бы целую вечность.
Нефертари не хочет видеть меня рядом, но я не уйду. Не покину ее, пока она не примется гнать меня изо всех сил. На самом деле я собирался поговорить с ней еще и о Нейт, но лучше не буду. К тому же я точно не знаю, как объяснить ей, почему спустя столько времени продолжаю любить Нейт и сделал бы что угодно ради возвращения к ней. Ради этого я даже готов был причинить боль Нефертари. Но за последние несколько недель это желание странным образом угасло, и теперь меня мучает вопрос, а не было ли оно скорее предлогом не давать утихнуть моей злости на Сета. Потому этот разговор я решил отложить на другой раз.
Следую за Нефертари по коридорам старинного здания. Королевский колледж – это старейший колледж Лондонского университета. Я сам когда-то давно сюда поступал. Пока жил с людьми, я столько всего изучал, чтобы как-то убить время, но, очевидно, ничуть не поумнел. Во всяком случае, что касается важных вещей.
– С кем ты здесь встречаешься? – спрашиваю в попытке заполнить тишину между нами.
– С бывшим однокурсником, – нехотя отвечает Нефертари. – Он остался в университете и защитил диссертацию. Дэниэл очень талантлив. Мы с ним пару раз встречались, и он очень обрадовался, когда я снова с ним связалась.
Могу себе представить. Кошусь в ее сторону. По-моему, Нефертари становится красивее с каждым днем. Горе все еще отражается у нее на лице, которое заметно похудело с того дня, когда мы познакомились. Потом отведу ее куда-нибудь поесть. Проведу с ней весь день и буду отвлекать, если она позволит. Нефертари не должна оставаться одна. По крайней мере, это в моих силах.
Мы спускаемся по лестнице на подземный этаж. Тут холодно и мрачно. Нефертари целенаправленно пересекает коридоры и останавливается возле одной из дверей. Стучит, и вскоре та распахивается. Девушке широко улыбается молодой человек в белом халате, очках и с взлохмаченными каштановыми волосами, а потом сжимает ее в объятиях.
– Тарис, – бормочет парень. – Я слышал о Малакае, соболезную.
– Спасибо. – Нефертари доверчиво льнет к нему.
Они всего лишь пару раз где-то встречались? Мне почему-то совсем так не кажется. Там определенно было нечто большее.
Одной рукой я держусь за дверь и стискиваю ее с такой силой, что полотно трещит под моими пальцами. Парень испуганно смотрит на меня, и мягкие черты его лица искажает страх. Он поспешно отпускает Нефертари, а та бросает на меня укоризненный взгляд через плечо.
– Дэниэл, это Азраэль Армитедж, – представляет меня. – Он мой заказчик. Азраэль, это доктор Дэниэл Холмс, старый друг.
Ни от него, ни от меня не укрылась четкая разница в представлении. Молодой человек смущенно улыбается, снова осмелев, берет ее за руку и ведет глубже в свою лабораторию.
– Я удивился, что ты в курсе, над чем я работаю.
– Во время общих семинаров ты ни о чем другом не говорил, – напоминает Нефертари. – И приносил старые пергаменты на свидания.
Вот идиот.
Парень застенчиво проводит рукой по волосам.
– Я слегка помешался на этой теме. Странно, что ты пошла со мной больше чем на одно свидание.
– Все в порядке. Ты тоже очень терпеливо выслушивал мои истории.
– И с удовольствием бы это повторил, – робко замечает он. – Если ты не проездом в Лондоне и тоже не против.
Да этому парню явно жить надоело.
– Я с некоторых пор живу в доме дяди, в Пикстон-Парке случился пожар. И с радостью с тобой встречусь.
С моих губ срывается тихий, но довольно недвусмысленный рык. Дэниэл вздрагивает, но Нефертари лишь спокойно поворачивается ко мне.
– Ты что-то сказал?
– Подумал, что нам пора переходить к делу. В конце концов, мы тут по определенной причине.
– Разумеется. – Она самодовольно улыбается. – Мистер Армитедж очень занятой человек, – сообщает Нефертари этому молокососу. – Не знаю, есть ли у тебя время читать желтую прессу. Там очень подробно пишут о его похождениях.
Молодой человек виновато улыбается.
– Мне знакомо ваше имя, но я не особо интересуюсь сплетнями. Разве что им больше двух-трех тысяч лет.
– Вот и правильно, – ухмыляется Нефертари. А потом вновь обращается ко мне, указывая на стул в углу. – Можешь сесть вон там, пока мы работаем.
Да она издевается? От гнева у меня раздуваются ноздри, и я демонстративно остаюсь стоять рядом с Нефертари.
Дэниэл начинает возиться с каким-то прибором, пока достает из сумки папирусы.
– Когда мне в голову пришла идея о скрытом тексте, я сразу подумала о тебе.
– Польщен и надеюсь, что смогу помочь. Насколько древний у тебя папирус? – Дэниэл бросает на него взгляд и резко перестает настраивать аппарат. Потом наклоняется над письмом и пробегает глазами надписи. – Боже мой, Тарис, – когда он поднимает голову, глаза у него блестят, – это то, о чем я думаю?
– Настоящая рукопись Каллисфена! – Ее лицо озаряет улыбка, по которой я так скучал.
– Не может быть. Подлинная? – Его восторг можно потрогать руками. У них точно одна страсть на двоих. – Официально считается, что не сохранилось ни одного оригинального документа. Где ты его взяла?
– Из частной коллекции. Мне принесли его, поскольку там предположительно находится информация, которая понадобится для поисков того, что мне заказали найти, – туманно объясняет Нефертари.
Впрочем, этот тип ее понимает. Быстро бросает на меня такой взгляд, словно я расхититель гробниц, а затем оба склоняются над письмом. По-моему, они стоят слишком близко друг к другу. Сомневаюсь, что когда-то чувствовал себя настолько лишним, как сейчас. Наверняка разумнее было бы подождать снаружи, иначе дойдет до того, что я ее отдерну от этого парня.
– Текст не соответствует придворным правилам, – сообщает Дэниэл, дочитав до конца. – Похоже на одну из заготовок, на которых основан роман об Александре. Оригинальный источник. Это полное безумие. Большинство ученых, которые занимаются исследованием жизни Александра, считают, будто его хронисты чрезмерно преувеличивали. Ты должна открыть это для науки. Если хочешь, я пойду с тобой к декану. Он оформит исследовательский грант, мы создадим рабочую группу… – Его бледные щеки краснеют от волнения.
Вот какую жизнь могла бы вести Нефертари. Академическая карьера, известность и почет, муж вроде Дэниэла, и дети, с которыми они оба будут заниматься греческим языком, а на ночь перед сном читать им древние легенды. Все во мне бунтует от этого образа, однако мне следует желать ей именно этого. Малакай хотел для сестры того же, но я не знаю, сумею ли быть настолько великодушным.
– Успокойся. – Рассмеявшись, Нефертари похлопывает его по плечу. – Давай сначала посмотрим, оправдается ли вообще моя теория. Я не хотела бы обрабатывать его каким-нибудь химическим веществом.
У Дэниэла такой вид, словно он вот-вот упадет в обморок от одной мысли об этом, и я смеюсь про себя.
– У нас есть несколько способов, которые не повредят оригинал. Сначала попробуем вот здесь. – Он подходит к четырехугольному ящику и нажимает на кнопку. В контейнере со стеклянной поверхностью загорается свет. – Пожалуйста, помести его сюда.
Достав папирус из пленки, которой обернула его, Нефертари выполняет указания.
– Чтобы повторно что-то написать на папирусе, сначала нужно соскоблить исходный текст, – поясняет парень, покосившись в мою сторону.
Да что ты говоришь! Он не в курсе, что в этих вопросах я разбираюсь лучше него.
– Так ничего не видно, – вскоре заключает Холмс. – Свет слишком слабый. Попробуем по-другому. Мы приобрели новое устройство, при помощи которого удалось повысить читаемость утраченного текста на шестьдесят процентов. – Он аккуратно переносит папирус на эту машину.
– Мультиспектральный анализ? – Нефертари следует за ним. – Я читала твою статью об этом в «Science»[8]. Отлично получилось.
Дэниэл весь светится.
– Я год жил в Лос-Анджелесе и написал об этом докторскую. – Он понижает голос. – И был членом исследовательской группы Электронной библиотеки древних рукописей. Мы разработали этот процесс.
Нефертари тихо присвистывает и, кажется, так впечатлена, словно этот парень возделал землю на Марсе. В одиночку.
– Ты всегда об этом мечтал.
Я негромко покашливаю.
– Так покажи нам, на что способен твой волшебный аппарат, – напоминаю о причине нашего визита.
– Хорошо, да. Мы облучаем папирус световыми волнами разной длины. Надпись и чернила по-разному поглощают свет, – рассказывает он. – Затем фиксируем степень поглощения с помощью специальной фотосъемки и объединяем их на компьютере. Это настоящий прорыв не только потому, что результат получается лучше, но и потому, что подобный анализ не наносит абсолютно никакого вреда.
Шпилька адресована Нефертари, которая едва не начала исследовать сокровище чуть ли не средневековыми методами. Не будь парень по уши в нее влюблен, ее бы уже сожгли на костре за подобное святотатство.
– Если не обнаружим ничего так, то всегда можно попробовать рентген или флуоресцентную фотографию. Процедуры немного схожи между собой, но здесь можно достичь наилучшего результата. Глубина обработки и разрешение практически не имеют себе равных.
Дэниэл устанавливает сканер над папирусом и приступает к делу. К счастью, при этом он затыкается. Я встаю рядом с Нефертари, которая напряженно таращится на экран, куда переносятся сделанные сканером снимки. В одном надо отдать Дэниэлу должное: он жутко дотошный. Сканер он постоянно передвигает всего на один-два дюйма, чтобы ничего не упустить. Это может занять несколько часов.
– Может, пойдем куда-нибудь выпьем кофе? – спустя полчаса шепчу я на ухо Нефертари. – Твой любовник уже давно о тебе позабыл. Тебя променяли на древний лист бумаги.
Она бросает на меня суровый взгляд.
– Все лучше, чем на древнюю возлюбленную.
Заслужил. Зачем я вообще стараюсь вернуться к близким отношениям между нами? Она приняла решение. Правильное решение. И я должен с ним смириться.
– Можешь идти, мне ни капельки не скучно.
– Тарис, – привлекает к себе внимание Дэниэл, – думаю, тут кое-что есть. Трудно понять, потому что доступный текст написан очень мелким и убористым почерком, но взгляни-ка… – Он встает и подходит к экрану, где увеличивает фрагмент, который только что отсканировал. – Тут под словом определенно есть что-то другое, и это не греческий, а рисунок.
Я наклоняюсь чуть сильнее вперед и тоже пытаюсь разобрать то, что он проявил.
– Продолжай, – просит Нефертари и подвигает себе стул. – У тебя не найдется лист бумаги?
Дэниэл приносит с письменного стола стопку бумаги и кучу ручек и продолжает обследовать папирус, пока Нефертари от руки перерисовывает знаки, которые становятся все отчетливее. Некоторые видно хорошо, другие – не очень, и они разбросаны по всей странице. Большинство встречается не по одному разу. Как только Дэниэл соображает, что именно надо искать, процесс идет быстрее. Он молча работает с первым и вторым папирусом. Хоть позже Холмс пропустит кадры через улучшающие качество компьютерные программы, как он неоднократно нас заверил, Нефертари изображает на бумаге то, что нам уже заметно. По итогу мы определяем шесть символов, которые больше похожи на детские каракули, чем на послание.
Нахмурившись, я рассматриваю зарисовки.
– Ты уверена, что это скрытое сообщение?
– Это идеограмма, а не второй текст, – объявляет Нефертари. – Возможно, ему не хватало времени написать два письма.
– Тут глаз? – Я указываю пальцем на один из значков.
– Вполне возможно. Только радужки нет.
– Это все. – Дэниэл выключает сканер.
Нефертари откладывает ручку в сторону и поводит плечами.
– Ты очень нам помог.
Подойдя к нам, парень изучает набросок.
– Это не совсем моя специальность, но напоминает египетские иероглифы. Если не продвинешься дальше, могу попросить Джошуа на них взглянуть. Он до сих пор в Филологическом институте.
Еще один бывший? Нам определенно не потребуется его помощь.
– Мы сами справимся. Спасибо.
– Как хотите. Полагаю, вы заберете папирусы обратно? – К счастью, его полный страсти взгляд направлен не на Нефертари, а на рукописи.
– Как только выполню заказ, снова принесу тебе его, и мы напишем об этом статью, если хочешь. Это меньшее, что я могу сделать.
– Было бы здорово. Мы всегда отлично работали вместе.
– Да. – Я хватаю ее руку чуть выше локтя. – Предаваться воспоминаниям можете в другой раз. Нам нужно выяснить, что означают знаки.
Яростно вырвавшись, она кладет папирусы обратно в пленку, а затем в конверт.
– Я тебе позвоню на неделе, – обещает Нефертари, убирая все к себе в сумку. – Сходим куда-нибудь поесть пиццы, если у тебя будет настроение.
– Будет, конечно. – Дэниэл нетерпеливо кивает. – Может, к тому времени ты уже что-нибудь обнаружишь.
Либо ему действительно жить надоело, либо он смелее, чем кажется на первый взгляд. Я снова беру Нефертари за руку, хотя теперь уже не так властно.
– Работа занимает все твое время, дорогая, – вежливо напоминаю я.
– К сожалению, ты прав, – так же мило откликается она. – Но я не работаю по ночам, – следует затем более язвительный ответ. Выдернув у меня локоть, она целует Дэниэла в щеку. – Я тебе позвоню. Завтра.
А в ответ получает лишь энергичное кивание, которое, впрочем, Нефертари уже не видит, поскольку с высоко поднятой головой выходит из комнаты.
Чтобы совсем не позориться, я удерживаюсь от угроз в сторону этого книжного червя и шагаю за ней.
В машине мы молчим, и я решаю не предлагать ей сходить куда-нибудь. Рядом с Нефертари мой мозг перестает нормально функционировать, и этому пора положить конец. Мы паркуемся перед особняком ее дяди, однако только я собираюсь выйти, Нефертари поворачивается ко мне.
– Тебе не обязательно заходить.
– Но я хочу.
Она приподнимает бровь.
– Тебе сколько лет? Пять? Речь не о том, чего хочешь ты.
– Может, нам стоит просто спокойно побеседовать? – предлагаю я. – Я расскажу тебе о Нейт.
Она застывает.
– Я не испытываю потребности в разговоре о любви всей твоей жизни. Заказчики делятся со мной чем-то личным, только если оно связано с поисками, а в данном случае это не так.
Теперь я для нее всего лишь заказчик.
– Тогда спроси меня о том, что хочешь знать. Мы оба желали того, что сделали.
– Да, желали. – Нефертари расправляет плечи и твердо смотрит мне в глаза. – Но знай я о Нейт, не переспала бы с тобой. Об этом, думаю, ты мог догадаться и раньше. – Виновен по всем статьям. – Могу лишь повторить: я ищу регалии, ты оставляешь в покое меня, а аристои – душу моего брата. Конец истории.
– Если это то, чего ты хочешь.
– Именно этого я и хочу.
Без лишних слов она выходит из автомобиля и направляется к дому.
Нефертари имеет полное право держать меня на расстоянии. Она достойна лучшего, но все равно между нами еще далеко не все кончено.
Проходит три дня, прежде чем Нефертари снова со мной связывается.
«Дэниэл передал мне результаты компьютерного анализа. Бо́льшую часть знаков стало видно гораздо четче, он нашел еще два новых. Если хочешь взглянуть, можешь зайти».
Такая уступка наверняка дорогого стоила.
«Когда тебе будет удобно?» – вежливо уточняю я.
«В любое время. Я дома».
Гор рассказывал, что вчера она действительно ходила куда-то с Дэниэлом. Потом они встретились с ним и Кимми в пабе. А я тем временем сидел дома и собирал информацию. И пришел к некоторым тревожным выводам, которыми хотел бы поделиться со своими отсутствующими друзьями.
Пока я набираю ответ, раздается стук в дверь кабинета.
– Войдите!
Это Данте и Энола.
– Ты почтил нас своим присутствием, – приветствую я приятеля, который в последние дни тоже как сквозь землю провалился. – Как любезно с твоей стороны.
– Я был у матери. Она предпочитает, чтобы я лично докладывал ей о достигнутом прогрессе. У тебя плохое настроение?
Я раздраженно качаю головой, и он смеется надо мной.
– Особого прогресса пока нет, – сообщаю я. – Но скоро я поеду к Нефертари. Можешь поехать со мной, и ты тоже, – предлагаю Эноле, которая единственная составляла мне компанию, а сейчас сгорбилась на стуле перед моим письменным столом. Не хочу оставлять ее в стороне, хотя, в общем-то, она уже сама это делает. Сет по-прежнему живет в доме графа, и она старательно избегает бога.
Неожиданно вместо того, чтобы покачать головой, она кивает. Усевшись, Данте скользит взглядом по стопкам бумаг, которые высятся передо мной.
– Чем ты занимался?
– Пытался вспомнить, – помедлив, начинаю я.
Все, о чем я сейчас расскажу, вероятно, дойдет до Исрафила. Не хочу с недоверием относиться к другу, но не знаю точно, кому он верен.
– Мама считает, что нам следует поторопиться с поисками. На кону не только кольцо, а нечто гораздо большее. – Он пристально смотрит мне в глаза. – Все это как-то связано с прошлым.
Я тоже пришел к подобным выводам. Поэтому сейчас пора поговорить о них. Как бы тяжело нам это ни давалось и как бы долго мы ни старались подавить воспоминания о случившемся. Кроме Гора, там присутствовали все.
– Я хочу, чтобы Нефертари знала правду. Не желаю больше хранить от нее секреты. – Я буквально чувствую, как Энола цепенеет, но твердо смотрю в глаза Данте.
– У тебя и без того уже большие проблемы, – отвечает он, и это замечание относится не к регалиям, а к моим чувствам к смертной женщине. Он догадывается, что я испытываю к Нефертари что-то более серьезное, чем было бы разумно при нынешних обстоятельствах. – Она человек. Она доверяет Сету. Живет с ним в одном доме. И если у нас одинаковые подозрения, то все это каким-то образом связано с ним.
– Вот только, возможно, совсем не так, как мы думали раньше. Вероятно, тогда мы сделали неверные выводы. Мы не желали войны, и я до сих пор не изменил свою позицию. Но правильно ли было верить Осирису? И пожертвовать Сетом?
В глазах джинна вспыхивает удивление.
– Правильно. – Энола садится ровнее, у нее краснеют щеки, и я понимаю, что с ней творится.
За прошедшие дни я обдумал ту ситуацию со всех точек зрения. Времени у меня было предостаточно. Некоторые воспоминания поблекли, другие сохранились отчетливее, чем мне бы хотелось. Тысячи лет раздоров, войн и борьбы за власть оставили следы в каждом из нас. Для Данте и Энолы эти мысли в новинку. Если в прошлом мы приняли неверное решение, значит, на нас ложится часть вины за то, что случилось после.
– Мы так и не выяснили, откуда у Аль-Джанна взялась сила, позволившая превратить столько ангелов в демонов, – осторожно произношу я. Без помощи Сета я бы стал демоном. Я обязан ему жизнью, но все равно предал его. Пожертвовал лучшим другом, чтобы спасти Атлантиду.
– Это Сет наделил Аль-Джанна такой силой. – Энола неверяще скрещивает руки на груди, голубая кровь у нее под кожей начинает пульсировать. Если пери выйдет на улицу в таком взбешенном состоянии, любой догадается, что она не из этого мира. – Проклятие было частью его плана заполучить регалии в свои жадные ручонки, а когда совет их не отдал, он убил собственного брата. Он чуть не принес в жертву тебя. – Ее голос звучит умоляюще. – И спас только в надежде таким образом перетянуть тебя на свою сторону. Ты величайший воин среди ангелов, о лучшем союзнике он и мечтать не мог.
– Мне все это известно. Поэтому впоследствии я и повернулся против него, когда он повел демонов на войну против нас, потому что не смог добиться своего. А когда Сет попытался убить Гора, мы решили, что оказались правы. Но вдруг мы что-то упустили? – Я был очень зол на Сета и после его поползновений в сторону Нейт не обращал внимания уже ни на что. Впрочем, с ней у него ничего не вышло. Она любила меня и послала его к черту. – Что, если нас использовали? Нас и Сета? Вдруг нас натравили друг на друга?
Это было бы ужасно, поскольку означало бы, что все, во что мы верили, – обман.
В глазах Данте мелькает боль. Джиннам тогда пришлось хуже всего. Среди проклятых оказалось множество друзей, братьев и сестер Данте, а когда Атлантида затонула, они потеряли еще и тех, кто уцелел.
– К старости ты становишься сентиментальным? – Лицо Энолы превращается в гримасу гнева. – Он запудрил тебе мозги? Одно то, что Сет пока пощадил Тарис, еще не означает, будто он не перережет ей горло при первой возможности. Как только она перестанет быть козырем, поскольку в твоей спальне появится другая женщина. Он не трогает ее лишь из-за того, что ты ее защищаешь, и так подмазывается к тебе.
– Прекрасно, – парирую я. – Но к твоему сведению: в моей постели не появятся другие женщины. А Нефертари тем более.
Если такое вообще возможно, пери цепенеет еще сильнее.
– У тебя с Тарис все серьезно? А как же Нейт? Как ты собираешься объяснять ей, что предпочел смертную? Ты ее любишь? – Вопросы сыплются как из рога изобилия.
– Энола, – одергивает ее Данте, но так выжидающе смотрит на меня, словно тоже жутко заинтересован в ответах.
– Я не влюблен в Нефертари, – говорю я. – И моя личная жизнь – не ваше дело.
– Наше. Особенно когда я рискую собственной жизнью ради защиты женщины, в которую ты не влюблен. Ничего подобного ты никогда еще от меня не требовал.
Я тру обеими ладонями лицо:
– Знаю, но ни одна из моих любовниц не должна была отыскать регалии.
При упоминании моих любовных приключений Энола поджимает губы.
– Мне нравится Нефертари, – признаю я. – Я не хочу, чтобы из-за этого задания с ней что-то случилось. Довольны?
– Кто именно, по твоим подозрениям, нас использовал? – спрашивает Данте, за что я ему благодарен.
– Тут только один вариант, разве нет? Осирис всегда мечтал избавиться от Сета.
– И из-за этого пожертвовал столькими бессмертными? – недоверчиво произносит Энола. – Он не самая приятная личность, но как бы Осирис это осуществил? Все признали виновным Сета.
– Вероятно, он действовал не в одиночку. В моей теории много пробелов, но мы можем их заполнить. Просто для этого придется поверить в невиновность Сета.
– Лучше я горсть иголок проглочу, – отказывается Энола. – Забудь. Все не могли ошибаться, и ради твоего же блага я надеюсь, что у стен нет ушей. Ведь если они есть, то ты очень скоро попадешь в тот же ад, в котором три тысячи лет находился Сет.
– Я вижу здесь только вас двоих.
Заставит ли ненависть к Сету ее предать меня? Ответ на этот вопрос имеет привкус желчи. Я пожертвовал нашей дружбой с Сетом, так как больше верил Нейт, чем ему. Энола – моя подруга, но она винит Сета в смерти братьев. Какая связь крепче? Хотя ее братья были взрослыми мужчинами, когда добровольно присоединились к Сету и погибли в бою. Они верили в невиновность Сета и надеялись, что он спасет их отца, который стал жертвой проклятия и превратился в демона.
– Предлагаю держать эту мысль в голове. – Данте тоже не понравилась завуалированная угроза Энолы. – Но сначала выслушаем, что обнаружила Тарис.
Данте ничего не сказал о предположениях своей матери, однако если мы думаем хотя бы приблизительно в одном направлении, то джинны сделают все, чтобы как можно быстрее вернуть кольцо. Они не могут позволить себе еще больше потерь.
Гарольд открывает дверь, и мы с Данте и Энолой сразу слышим громкий смех, который приводит нас на кухню, где Кимми, Гор, Сет и Нефертари сидят за кухонной стойкой над гигантской коробкой из «Dunkin’ Donuts». Кто, ради всего святого, ест розовые пончики с мармеладными мишками? А эта глазурь цвета индиго наверняка ядовитая. Естественно, словно услышав мои мысли, Нефертари тянется именно за ним. Данте кладет ладонь мне на плечо, когда у меня возникает желание вырвать его из женских рук. Я пронзаю пончик злобным взглядом, а она между тем с наслаждением откусывает, жует и, к моему удивлению, не падает замертво со стула. Сейчас полдень, и на Нефертари до сих пор пижамная кофта. Причем принадлежит она Кимми, судя по рисунку. Канареечно-желтая с зебрами, и я рад, что Нефертари не сидит перед Сетом в коротеньких трусиках и майке, потому что эта картинка больше не выходит у меня из головы. Хотя это не должно меня касаться, как и право решать, что ей есть.
– Если хотите пончик, поторопитесь, – говорит Гор с набитым ртом. – Тарис собирается сегодня наконец-то выиграть в соревновании, кто больше съест. Рекорд – семь штук, а сейчас она ест шестой.
Мне становится плохо от одной мысли об этом.
Сет берет пончик с шоколадной глазурью. Очевидно, они вчетвером отлично развлекались в эти дни, пока должны были искать чертово кольцо.
– Я возьму один, если к нему мне приготовят эспрессо, – заявляет Данте, не желая портить всем настроение.
Гарольд направляется к кофемашине.
– Вам тоже? – спрашивает он, но я качаю головой.
Уверен, на случай если я что-нибудь соглашусь съесть, у него всегда наготове мышьяк. Пора с этим завязывать. Стоит мне оказаться рядом с Нефертари, в голову лезет всякая ерунда, и я начинаю вести себя как пещерный человек.
Селкет тихо поскуливает возле хозяйки и умоляюще смотрит на нее.
– Если ты так поступишь, это будет жульничество, – громко протестует Гор. – И мы тебя дисквалифицируем.
– Ничего подобного. Твой седьмой пончик вчера нашелся между кулинарными книгами, – смеясь, защищается она.
Я просто не в силах оторвать от нее взгляд, но стоит Нефертари это заметить, как она мгновенно становится серьезной и похлопывает Селкет по голове.
– Это не для тебя, моя сладкая. У тебя от них только живот заболит.
Гарольд ставит кофе перед Данте, и тот выбирает пончик. Так вышло, что я знаю, где дворецкий хранит собачье печенье, и достаю одно из шкафчика. Селкет одаривает меня благодарным взглядом больших темных глаз. Кроме Данте, Энолы и Гора, она – единственное существо в этом доме, которое не желает мне смерти. Кимми, скорее всего, пятьдесят на пятьдесят. Я глажу Селкет по голове, и та сворачивается калачиком на своей лежанке в углу.
Нефертари тянется за предпоследним ярко-красным пончиком. Она ведь несерьезно? Я изо всех сил стараюсь заглушить в себе инстинкт защитника, но попытка с треском проваливается.
– У тебя тоже заболит живот, если это правда седьмой.
– Может, и так. Но разве это тебя касается? Если Гор выиграет, то сегодня вечером нам опять придется смотреть какой-нибудь тупой фильм про супергероев. Я приношу себя в жертву ради общества.
С ухмылкой глядя на меня, Сет пожимает плечами. Похоже, он вполне комфортно чувствует себя в этой компании. Во всяком случае, выглядит на удивление расслабленным. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как у него появлялось подобное чувство.
– Не смейте ничего говорить против Железного человека, – предупреждает Гор. – Он там самый крутой.
– Капитан Америка[9] гораздо сексуальней, – возражает Нефертари, и я сдерживаю улыбку.
Когда вижу ее такой, со мной что-то происходит. Она выглядит чуть ли не счастливой, и мне жаль только, что это никак не связано со мной. Я ей не нужен и должен быть этому рад.
– К сожалению, вынужден с ней согласиться, – включается в игру Данте. – Правда, никто не сравнится с Генри Кавиллом в «Супермене».
– Тоже хочешь сюда переехать? – интересуюсь одновременно с весельем и раздражением. Я ощущаю себя лишним и сам в этом виноват. – На диване не особенно удобно, но, может, тебя Нефертари пустит в свою кровать. Ты не опасен.
– Приходи в любое время, – великодушно объявляет женщина, которая больше никогда не пустит меня в свою постель.
Звучит так, словно она под кайфом. Это из-за количества сахара. Я иду к раковине и наливаю воды в стакан, который затем ставлю перед ней. Вообще-то я ожидал, что Нефертари обвинит меня во властности, но вместо этого она пьет. Потом на ее губах остается влага, и я изо всех сил подавляю нежелательную реакцию своего тела. Будь я на самом деле чрезмерно властным, закинул бы ее на плечо и унес в спальню. У Нефертари в глазах вспыхивают веселые искорки, будто ей прекрасно известно, о чем я думаю, но это явно просто игра моего воображения.
Гор рассказывает какую-то шутку, которую я понимаю лишь наполовину, и Кимми сдерживает смех, уткнувшись ему в плечо. Ее волосы торчат в разные стороны, а футболка представляет собой еще более вопиющее преступление против вкуса, чем та, что носит Нефертари. Бирюзовая и вся в синих Коржиках. Скорее всего, подарок Гора. Он – главный из ныне здравствующих фанатов «Улицы Сезам».
Женщины, с которыми мы обычно общаемся, всегда идеально одеты и накрашены, лишь бы нам понравиться. Едва понюхав такой пончик, они бы скончались на месте. Мы настоящие идиоты, раз тратили время на подобных партнерш… ведь девушки за столом гораздо веселее. И непосредственнее.
Данте доедает пончик с присущей ему элегантностью.
– Я никуда не уйду, потому что должен присматривать за этими двумя ворчунами.
В первый момент я даже не сообразил, о чем он.
– Я не ворчун, и Энола тоже, – возмущаюсь, когда до меня доходит.
Все, включая Гарольда и Сета, начинают хохотать. Даже Селкет с лаем прыгает вокруг нас. Абсолютный хаос. Если вдуматься, тут вся компашка под наркотой. У них передоз сахара. Энола наблюдает за происходящим с мрачным выражением лица, стоя так далеко от Сета, как позволяет помещение. И, готов поспорить, уже жалеет, что присоединилась к нам.
– Докажи, – требует Гор, когда они успокаиваются, и показывает на последний пончик с мармеладными мишками. – Съешь его.
Только через мой труп.
– Сладости и пищевые добавки вытравили последние извилины в твоем мозге. Если думаешь, что эта штука хотя бы приблизится к моему телу, то ты спятил.
Кимми снова прыскает от смеха, а Нефертари окидывает взглядом упомянутое тело. Увы, не с обожанием, а скорее с презрением. Потом невозмутимо берет пончик, съедает и поглаживает себя по животу. Это восьмой.
– Новый рекорд. Сегодня вечером смотрим «Гордость и предубеждение», – объявляет она, а через пару секунд ее лицо зеленеет.
Спрыгнув с табурета, Нефертари отталкивает меня в сторону и выбегает из кухни. Я направляюсь следом, игнорируя протесты, которые все равно очень скоро обрываются, потому что она наклоняется над унитазом и ее рвет разноцветной слизью. Я бережно держу ей волосы и глажу по спине. Вся злость мгновенно растворяется, стоит мне до нее дотронуться. Когда позывы прекращаются, я помогаю Нефертари встать, наливаю воды в стаканчик для зубной щетки и протягиваю ей. Пока она полощет рот, я смачиваю уголок полотенца.
– Спасибо. – Со смущенным видом Нефертари принимает его и вытирает лицо. – Видимо, последний был лишним. Вчера мне не стало плохо.
– Наверное, все дело в сегодняшней компании.
В первый раз после смерти Малакая она дарит мне искреннюю улыбку.
– Наверное. Компания правда отстой.
– Правда. Но ты сама меня пригласила. Уже лучше? – Она до сих пор немного бледная. – Могу заварить тебе чай с ромашкой.
– Не надо.
Раздается стук в дверь.
– Он тебя еще не утопил, Тарис? – встревоженно спрашивает Гор. – Вечно он мешает веселью. Но ты все равно выиграла, мы посмотрим с тобой это девчачье кино.
– Это не девчачье кино, – объясняет она. – Но наверняка Гор под него заснет, потому что там постоянно что-нибудь не взрывается.
Забрав у нее полотенце, отвожу прядь волос ей за ухо.
– Прости его. Он всего лишь бог. Что он понимает.
И вновь ее губы изгибаются в улыбке, пока Нефертари не вспоминает, что вообще-то ненавидит меня. Резко отпрянув, она открывает дверь. За ней стоят Гор и Кимми и с подозрением взирают на меня.
– Это все из-за вас! – огрызаюсь я. Неужели так теперь будет всегда? – Может, посмотрим на идеограммы? Не хочу терять время. Я очень занят.
– Чем? – интересуется Гор. – Энола рассказывала, что в последнее время ты ни разу не выходил из дома и с каждым днем все сильнее брюзжал.
– Я не брюзжу, а работать можно и из дома. Попробуй как-нибудь. Домашний офис – последний писк моды.
Нефертари игнорирует нашу перепалку.
– Я принесу документы, – вместо этого говорит она. – Подождите на кухне. И я не хочу видеть пончики недели две как минимум.
Всего через пару минут она возвращается, и Гарольд по моей просьбе заваривает ей ромашковый чай. Потом он вместе с Селкет покидает кухню, а мы пытаемся рассесться за стойкой. Стульев на всех не хватает, так что мы с Сетом остаемся стоять.
Нефертари вручает каждому из нас по листу бумаги.
– Это картинки, которые удалось идентифицировать Дэниэлу. Египетские иероглифы соответствуют либо какому-то звуку, либо слову, – поясняет она. – Поскольку мы видим только восемь значков, я надеюсь, что Каллисфен выбрал их, потому что они приведут нас к городу. Судя по всему, он был уверен, что у демонов получится вернуть кольцо.
– Не слишком ли притянуто за уши? – осторожно формулирует мои мысли Гор.
– Если у тебя есть другие идеи, выкладывай! – В ее голосе слышится напряжение.
Недавняя непринужденность исчезла, и мне это не нравится. Первая картинка – крошечная черная птичка.
– Это, наверно, голубь.
– Возможно. Зубчатые линии означают воду, а прямо перед ними, как видите, находится полукруг, – добавляет Нефертари, и у меня возникает ощущение, будто она немного расслабляется.
– Что значит корона? – задает вопрос Кимми.
– Это не корона, а символ пустыни.
– Если бы в пустыне существовало место, где прячутся демоны, джинны бы об этом знали, – говорит Данте.
– С тех пор, как там побывал Александр, прошло примерно две тысячи триста лет, – парирует Нефертари. – Вы воевали с демонами, и все они мертвы. Кольцо может по-прежнему находиться там.
Помедлив, Данте кивает.
– Я переговорю с нашими историками. Вероятно, они что-нибудь вспомнят.
– Что могут обозначать глаз и рот? – До этого момента Сет хранил молчание. – «Видеть» и «разговаривать»?
Нефертари кивает, благодарная за то, что хоть кто-то включается в мозговой штурм.
– Но знаки нужно всегда интерпретировать в контексте, а мы его, к сожалению, не знаем, – признает она. – Этот флаг – символ бога. – Девушка тычет пальцем в рисунок. – Остается только вопрос: какого именно?
– Дэниэл вычислил последовательность?
Никто из нас не способен по-настоящему помочь, однако эти значки не могут быть совпадением. Они что-то означают.
– Нет. Рисунки появляются по несколько раз на неравномерном расстоянии друг от друга, это тебе уже известно. Возможно, так Каллисфен хотел удостовериться, что их все найдут. Если бы он записал каждый один раз, а папирус повредился, мы бы точно никогда не нашли место. Он действовал наверняка.
– Итак, у нас черный голубь, символы пустыни, бога, моря, рта, глаза, полукруга, а что значит маленький черпак с крючком на другом конце?
– Без понятия. – Видно, как Нефертари тяжело это признавать. – Я подумала, может, кто-то из вас в курсе. В противном случае я проконсультируюсь со специалистом.
Наверное, с тем Джошуа, которого упоминал Дэниэл.
– Вовлекать других людей надо только в крайнем случае. Кстати, где Платон? – спрашиваю я.
Нефертари хмурится.
– Он больше не объявлялся. Вы его напугали.
– Еще объявится, – подает голос Гор. – Этот выродок довольно живучий и упрямый.
– Не говори так о нем! – напускается на него Кимми, что меня поражает. – Так нельзя. Он ничего тебе не сделал и был крайне вежлив. Это ты на него напал.
Я в замешательстве смотрю на Нефертари. До сих пор Кимми очень мягко вела себя с Гором. Ее кузина чувствует мой взгляд, но лишь пожимает плечами.
– Извини, – бормочет бог. – Просто вампиры хуже всех. Их вообще не должно было быть.
– Да, не все бессмертны от природы! – встает на сторону кузины Нефертари. – Если у вас нет идей по поводу символов, можете проваливать. Потом еще раз посмотрю маршрут походов Александра, может, всплывет какое-то совпадение.
– Я мог бы тебе помочь, – вызываюсь, однако не удивляюсь, когда она отказывается и выгоняет нас из кухни.
Мне не хочется возвращаться домой.
– Паб? – Гор смотрит сначала на меня, затем на Энолу и наконец на Данте.
– Мне нужно еще кое-что написать, – отвечает Кимми, хотя друг ее не спрашивал. Похоже, она сердится. – Я и так уже отстаю.
– Позже мы вернемся и посмотрим фильм, – нерешительно обещает он, уже стоя на лестнице. – А вы пока отдохните от нас.
– Да, конечно. Веселитесь.
Я еще раз оглядываюсь на нее. Вид у Кимберли слегка потерянный. Она скрещивает руки на груди, и я ей улыбаюсь.
– Шикарная пижама. – Это вызывает у нее неуверенную улыбку. – Подарок Гора?
Она кивает.
– Немного великовата.
В мире действительно есть кто-то с еще более идиотским поведением, чем у меня. Кто бы мог подумать.
– Вещи с Коржиком он дарит только тем, кто ему по-настоящему дорог. Это его пунктик.
Кимми смущенно прикусывает нижнюю губу, но выражение ее лица немного проясняется.
– Приятно знать. Тогда до вечера.
Буду расценивать это как приглашение на вечер Джейн Остин. Хотя я бы и без него явился.
К моменту, когда мы покидаем дом графа, Сет куда-то пропадает. Но не уходим далеко. Паб небольшой, уютный и популярный. Едва мы садимся в баре, к нам присоединяется несколько девушек. Раньше я бы наслаждался подобным вниманием, сейчас же оно меня раздражает. Мы с Данте спроваживаем поклонниц Гору и заказываем два пива, в то время как Энола выбирает один из своих любимых разноцветных коктейлей с вишенками.
– Знаете, что странно? – спрашивает Данте, когда перед нами ставят напитки. Свой бокал джинн поднимает к неяркому свету, после чего достает носовой платок, чтобы протереть ободок.
Я невозмутимо делаю глоток из собственного стакана. К его причудам я уже давно привык.
– Что?
– Никто больше не покушался на Тарис. Горгульи исчезли из города, и в целом не осталось ни единого намека на присутствие демонов… за исключением Платона. Такого не было целую вечность. Я навещал своего кузена, комиссара, и ему тоже кажется, что это необычно.
– Ну пусть радуется, если они попрятались в свои норы, – отвечаю я. У лондонской полиции и без того хватает работы с преступлениями смертных.
– В том-то и дело. Кузен не верит, что они куда-то попрятались. Он считает, что они собираются.
Я мгновенно настораживаюсь.
– Здесь, в Лондоне?
– Он не знает. В любом случае было правильным решением поселить Гора у девочек.
– Он единственный из нас, кто мог выполнить это задание, – киваю я.
Одна из девушек прижимается к Гору и чуть ли не забирается к нему на колени.
– Не думаю, что вечер кино состоится. Нам придется сочинить какую-нибудь отговорку для Кимми.
– Она не питает иллюзий. Вы оба не можете похвастаться особыми успехами с самыми хорошими девчонками, которых когда-либо встречали.
Тут мне нечего возразить.
– Будь терпеливее с Тарис. Она не показывает этого так явно, как в первые дни после смерти Малакая, но еще и близко с ней не справилась.
Я знаю и проявлю чудеса терпения.
– А что Саида сказала по поводу всего этого? – У меня закончилось пиво, и я заказываю еще. – Что, по ее мнению, происходит?
Данте пристально смотрит мне в глаза, и меня охватывает страх.
– Она полагает, что грядет новая война. Письмо Каллисфена ее испугало. Все сведения указывают на то, что наши опасения могут оправдаться. Существует место, где спрятались маги Соломона и охраняют кольцо при помощи демонов, как это делал сам Соломон. Пока не придет Освободитель.
– Исрафил в курсе? Ты ему рассказал? – интересуюсь, размышляя над тем, кто мог бы оказаться этим истинным царем. Это не может быть Освободительница или царица? У Соломона родилась куча детей. Люди, в которых течет его кровь, уже должны населять весь свет. Нефертари может быть его потомком. Она так же умна и отважна, как и в свое время Соломон. Такое возможно? По рукам ползут мурашки, когда мне становится ясно, что это означало бы.
Данте качает головой. Он не желает хранить тайны от возлюбленного, но Саида наверняка запретила сыну с ним это обсуждать. Впрочем, Исрафил всегда будет в первую очередь аристоем и членом совета, а уже потом его любовником. Я вспоминаю времена, когда все было иначе, но молчу, чтобы не обижать Данте. Ему не хуже моего известно о несчастливом романе Исрафила и Рамзеса. И последняя мысль напоминает мне, что любовь к смертным еще никогда ни одному бессмертному не приносила счастья. Это должно послужить для меня уроком.