Его любимая заноза (СИ)

Глава 23

Немного позже…

— Мне нравится этот мультик!

— Я заметила, — усмехаюсь. — Ты его сегодня уже дважды смотрела.

Классный мультик. Новый. Добрый. Мне самой понравился, хотя я смотрела урывками.

— Хочется еще разок. Можно?

— Ну конечно посмотри. Скоро спать. Я пойду пока к себе, хорошо? Не буду тебя отвлекать.

— Ага, — не отрывая взгляда от экрана, отпускает меня малышка, обнимая покрепче перед собой свою новую куклу Лилю.

Со стола я уже убрала, хочется к себе переварить все это.

Но оказавшись у своей двери, я слышу, как Егор Алексеевич зовет меня из гостиной. Услышал меня в коридоре. Я думала, что он уже у себя.

Проскальзывает мысль сделать вид, что я не услышала. Но это глупость. Если ему надо со мной поговорить, то он все равно поговорит. Так лучше сделать это в гостиной.

Оказавшись в ней, я застаю мужчину вальяжно устроившегося на диване перед телевизором, который не включен.

— Присядь, поговорим.

Чувствую, сейчас пойдет разговор о Матвее. За ужином у нас не было возможности ничего обсудить.

Присев на край того же дивана, на котором сидит мужчина, я жду, когда он начнет говорить. Но каждая секунда ожидания — пытка.

— Матвей так сказал тебе, потому что… — начинает мужчина, будучи мрачнее тучи. — Ему было как Кире, когда его матери не стало. И с тех пор он такой… Я водил его по детским психологам, сам разговаривал, всякое пробовал… везде руками разводят. Нет у него никакой проблемы. Время должно пройти, говорят.

— Похоже, что ему страшно.

— Угу, и страх он прячет за маской самоуверенности. Иногда мне кажется, что он в полном порядке, что все прошло, а потом как накатит…

— Во всяком случае он не опасен, — делаю я вывод. — Ни для своей сестры, ни для кого-либо другого. Бабушку свою он, заметила я, любит очень… Я видела, как он улыбался ей.

— Считаешь, что проблема во мне? — спрашивает мужчина, бросая на меня взгляд. А я не знаю, что ответить. — Ну да, во мне, — хмыкает он, снова откидываясь на спинку дивана. — Я в его глазах злодей.

— Почему?.. — роняю тихо.

Я вроде все знаю, но безумно хочется услышать его версию. Мало того, меня это очень волнует. Раз уж он заговорил со мной о проблемах своего сына, так возможно и обо всем остальном расскажет. Кажется, он в какой-то доверяет мне.

— Да потому что я и есть злодей, — смотря перед собой, совершенно спокойным голосом произносит Егор Алексеевич. — Я облажался так, что мне до конца жизни не отмыться, — обреченно с хрипотцой выдыхает мужчина, чуть склонив голову вниз. — Все могло быть иначе, если бы я повел себя правильно…

— Все мы допускаем ошибки, — вздыхаю я, решив не расспрашивать.

— И ты? — мужчина пересаживается, боком ко мне садится. — Расскажи мне о своих ошибках, — кладет руку на спинку дивана.

— Ну, я… — тоже пересаживаюсь. — Я вот верила в то, что моя мать изменится. Мой отец умер, и она запила. Завела себе этого мужика, который теперь у нас торчит в квартире безвылазно. Я думала, что это у нее такой способ справиться с горем. Я верила в это. Но зря. Они в итоге оба настолько обнаглели, что для них нет никакой морали, ничего святого. Ни единого дня без выпивки.

Мжучина понимающе кивает. Таких историй сколько угодно…

— Спиться легче всего. Я бы тоже мог….

— Не могли. У вас двое маленьких детей.

— Я тебя умоляю, Мира. Кому это когда мешало? Я мог с легкостью сплавить детей к матери. Она была бы только рада.

— Но вы этого не сделали, — с улыбкой подмечаю я. — Правильный выбор. Дети должны жить с родителями. Хотя бы с одним. А Матвей, я думаю… с ним все будет хорошо, — говорю совершенно искренне.

Мужчина смотрит так загадочно, разглядывая мое лицо. Словно пытается понять, искренняя ли я с ним сейчас, или же говорю то, что он хочет услышать. Вранью я бы предпочла молчание.

— Ладно… — потираю влажные от волнения о свободные домашние розовые штаны. — Я пойду к себе. Позже зайду к Кире, уложу ее, — поднимаюсь.

И мужчина тоже тут же поднимается, мгновенно сокращая расстояние между нами, заставляя мое дыхание сбиться, а сердце так зайтись, что в ушах отдается.

У меня есть возможность отпрянуть, но я не могу. Безотрывно смотрю в глаза мужчины, словно под гипнозом. Может, так оно и есть. Просто невозможно отвести взгляд.

— Не сбегай, — просит меня мужчина. — И не бойся меня, — просит, склоняясь ко мне. — Я не кусаюсь, — произносит очень мягким, успокаивающим тоном, а уже сразу после этого склоняется еще немного и бесцеремонно захватывает губы в свой плен. Берет руками за предплечья, стискивает их, привлекая меня к себе, затем перехватывает за талию.

У меня безумно кружится голова, а руки сами тянутся к нему, но не для того, чтобы оттолкнуть, а прикоснуться к твердой груди, впить пальцы в белую футболку.

Чувствуя мою взаимность, мужчина кладет ладонь мне на затылок, сжимает волосы, вынуждая меня запрокинуть голову. Углубляет поцелует, вызывая у меня стаю мурашек по всему телу.

Это снова происходит…

Я позволяю.

И не могу остановиться ему позволять.

Резко разорвать поцелуй и дать ему пощечину — будет великой глупостью после моих действий.

Да и не способна я разорвать этот сумасшедший поцелуй.

Доходит до того, что я обнимаю его шею руками и привстаю на носочки.

Настолько мне хорошо…

Еще никогда я такого не испытывала. Мне будто даже мало, и он дает мне больше… Резко оторвавшись от моих губ, впивается жадным поцелуем в шею. Я издаю тихий стон против своей воли и оступаюсь на носочках. Не держи он меня, я бы, наверное, уже свалилась на диван. Я все остро ощущаю, но как же кружит голову.

Спустя минуту, а может две этого безумия, я не пытаюсь ничего сделать.

Уже нет сил держаться на носочках, я опускаюсь, и мужчина отрывается от меня, смотрит мне в глазах. И на этот раз его не тянет извиняться.

Наваждение проходит лишь отчасти, но это просветление позволяет мне вспомнить, где мы находимся. В гостиной! В которой может внезапно появиться Кира или Матвей. Это будет ужасно. Особенно если нас увидит Матвей.

— Дети могут… — выдавливаю я из себя.

Он кивает, соглашаясь со мной, но все так же смотрит — будто съесть хочет. После чего берет за запястье и ведет за собой. Я не сопротивляюсь, ноги сами ведут.