Фурцева была руководителем сталинского типа (бытовал такой полуофициальный термин): принципиальным, решительным, жестким — из тех, кто был всегда готов следовать завету Хозяина: «Партия Вас не ограничивает, сделайте невозможное».
Почти все деятели этого типа в конце концов оканчивали свою жизнь плачевно — и при самом Хозяине, и после его смерти. Если при Хрущеве они еще правили бал, то после Октябрьского 1964 года пленума ЦК КПСС, когда с Олимпа был свергнут последний представитель славной когорты соратников «чудесного грузина», всех их очень быстро отправили на обочину политической жизни.
Екатерина Фурцева выдвинулась на волне тридцатых, когда женщин пускали в руководство с одной-единственной целью: продемонстрировать равноправие мужчин и женщин в Стране Советов. Вот, смотрите — женщины и у станков, и на тракторах, и в Верховном Совете СССР, и в комсомоле, и в партийных органах, и вообще где их только нет. Самый стремительный карьерный взлет Екатерины Алексеевны был пусть и не обыденным, но все же вполне распространенным явлением в сталинский период, для которого была характерна удивительная социальная мобильность (то, что в теории элит именуется «социальным лифтом»).
Как комсомольский, а затем и партийный руководитель Фурцева оказалась на высоте положения. Мастерски, грамотно, по науке «товарища Картотекова», как презрительно именовал Сталина Троцкий, уверенно вела заседания парткомов и совещания активов, убедительно «итожила» заседания бюро и секретариатов. Будучи «хозяйкой столицы», Екатерина Алексеевна сумела бережно подобрать и расставить кадры советско-хозяйственных руководителей, минимизировать ущерб от совнархозной реформы Хрущева, блестяще организовать VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов.
Фурцевой удалось взлететь на самую вершину партийного Олимпа благодаря Хрущеву, который старательно расставлял и переставлял свои кадры после смерти Сталина. Однако следует заметить, что Екатерина Алексеевна далеко не всегда была тверда в поддержке Никиты Сергеевича даже на этапе завоевания им политической власти, что вызывало у первого секретаря ЦК КПСС не всегда скрываемое раздражение. За что и поплатилась в начале шестидесятых.
Екатерина Алексеевна, и здесь сказалась идеологическая зашоренность партаппаратчиков того времени, близко к сердцу восприняла тот факт, что она более не член Президиума ЦК и не секретарь ЦК. Пытаясь свести счеты с жизнью, она даже представить себе не могла, что путь женщины-легенды, оставшейся в отечественной истории под именем-прозвищем «Екатерина III», только начинался. Роль, которую ей предстояло еще сыграть, будет ассоциировать ее и с Екатериной II, и с Екатериной Романовной Дашковой, возглавлявшей Петербургскую академию наук.
Фурцева очень органично выглядела на посту министра культуры. Как и многие относительно молодые руководители страны, Екатерина Алексеевна искренне поверила в необходимость ослабить давление на советскую интеллигенцию и восприняла призыв Никиты Сергеевича: «Не ссорьте меня с интеллигенцией». Предпочитала разъяснительную работу карательной. Говорить о том, что новый подход во взаимоотношениях Власти и интеллигенции возобладал именно при Екатерине Фурцевой, не стоит, поскольку «советский ренессанс» начался еще в самый разгар «оттепели», при Николае Михайлове. Однако именно при Екатерине Алексеевне состоялся культурный расцвет. Во многом ее усилиями были преодолены жесткий театральный кризис и кинозастой, наметившиеся в сталинскую эпоху.
Сейчас, когда налет разоблачений девяностых уходит в виде отнюдь не божественной пены, мы уверенно можем сказать о бесспорном вкладе в советскую культуру этой изумительной женщины, которая по-настоящему любила свое дело и была достаточно умна, чтобы отличать зерна от плевел. Некогда замечательными всходами культурная нива Страны Советов во многом обязана ей.