Глава 6

Неряшливого вида человек подъехал на мотоцикле к стальным воротам виллы Клаудии Грэхэм. Нажал на кнопку и сообщил в переговорное устройство свое имя. Ворота открылись. Боб Делани подвел свою «хонду» к площадке перед домом, построенным в стиле испанского ранчо. Как и у всех прочих кинозвезд, этот дом будто бы стремился что-то доказать. Архитектор, похоже, не пожалел для этого ни сил, ни средств. Все здесь — от колонн из розового мрамора, окаймлявших переднюю веранду, и до тщательно ухоженных лужаек — говорило о том, что в этом доме обитает необыкновенно важная персона. Могущественная, влиятельная и знаменитая.

Среди всей этой роскоши Боб Делани выглядел совсем не к месту в своих выцветших голубых джинсах, кроссовках и майке с огромной надписью на груди «Нью-йоркские игроки». Мало того, он широко улыбался. Про такую улыбку обычно говорят «рот до ушей».

По-видимому, Клаудиа Грэхэм, появившаяся на ступенях веранды, в первый момент была захвачена врасплох. Она ожидала увидеть серьезно настроенного продюсера в темном официальном костюме.

Перед ней же стоял красивый улыбающийся человек, больше похожий на бездельника, какие слоняются по пляжу. Но самое поразительное заключалось в том, что он, как видно, чувствовал себя абсолютно непринужденно.

Клаудиа даже задержала дыхание и одарила его взглядом, каким обычно смотрят на диких зверей в зоопарке.

— Это вы Боб Делани?!

— Совершенно верно. — Он протянул руку. — А вы, как я полагаю, Клаудиа Грэхэм. Счастлив встретиться с вами… наконец.

Она взирала на него с явным неодобрением.

— Ну, хорошо. Пойдемте, выпьем чего-нибудь. Служанка накрыла столик у бассейна.

Она круто повернулась на каблуках и пошла вдоль веранды. Следуя за ней, Делани окинул ее внимательным взглядом. Не тем, каким мужчины обычно смотрят на хорошенькую женщину, — опытным взглядом профессионала. Фигура вполне соответствует рекламе. Она, вероятно, регулярно занимается специальными физическими упражнениями. Отсюда и аккуратный упругий зад, и высокая грудь, и абсолютно плоский живот, и спина, как у гимнастки. Все это как будто живет, переливается под плотно облегающим летним платьем. Он одобрительно кивнул. Его всегда восхищали женщины, умеющие держать себя в форме.

Подошли к большому овальному бассейну. Клаудиа опустилась в плетеное кресло и указала Бобу на другое такое же, рядом. Выглядела она лучше, чем он предполагал. Врач, подправлявший ей лицо, без сомнения, знал свое дело. Если когда-то ей и испортили глаза, сейчас от этого не осталось ни малейшего следа. Перед ним сидела женщина в возрасте где-то за тридцать, с белой, как алебастр, кожей и взглядом сфинкса. В ее зеленых, чуть-чуть раскосых глазах, в маленьком курносом носике было что-то кошачье. Боб взглянул на ее волосы и снова остался доволен. Темные, густые, они обрамляли лицо тугими завитками и спускались на шею. Она подойдет. Прекрасно подойдет. Теперь остается лишь убедить ее в этом.

Она кинула на него быстрый взгляд из-под густых черных ресниц:

— На что это вы смотрите?

В ответ он улыбнулся. Откинулся на спинку кресла.

— Я смотрел на бутылку шампанского, которую вы так предусмотрительно поставили на лед. Я вот думаю, очень ли вы расстроитесь, если вместо шампанского я попрошу принести пива.

Помимо воли, она почувствовала, что этот человек ее занимает.

— Но почему? Вы что, не пьете шампанское, мистер Делани? Уверяю вас, это самое лучшее.

— Да, я вижу, шампанское великолепное. Но для меня в такое время дня это слишком. Если не возражаете, я предпочел бы «Шлитц». Надеюсь, у вас в холодильнике найдется «Шлитц»?

Клаудиа сделала знак горничной-филиппинке, суетившейся у бара.

— Принеси гостю пива. — Потом она обернулась к Делани: — Вы всегда ведете себя подобным образом во время деловых встреч?

— Это зависит от того, с кем у меня встреча. Если, например, с кем-нибудь из сотрудников студии, тогда, конечно, нет. Эти люди никогда не выходят за рамки условностей. Все свои дни они проводят за письменным столом, с канцелярскими скрепками и секретаршами. Если я не стану соблюдать их правила, мне не будут доверять. Но вы-то другое дело. Вы же не прикованы к рабочему столу. Вы натура артистическая, созидательная. У вас талант. Я решил, что вы достаточно яркая личность и вполне сможете оценить меня таким, каков я есть.

Теперь она улыбалась и, казалось, полностью расслабилась. Вид этого большого потного человека, жадно поглощающего пиво, придал ей уверенности в себе. Ведь она всю жизнь чувствовала на себе осуждающие взгляды таких же тупых догматиков с их тупой догматической моралью. Этот Делани совсем на них не похож. А главное, ему, по-видимому, абсолютно на всех наплевать.

Она решила прощупать почву.

— Жизель сказала мне, что вы хотите поговорить со мной о фильме для «Магнум».

— Совершенно верно, хочу поговорить о фильме. Но только в том случае, если вы собираетесь вернуться к работе. Если же нет, допью пиво, и мы с вами распрощаемся.

Какой крутой. Она-то ожидала, что он будет вести себя как смирный котенок. Но у этого котенка, как видно, острые зубы, и, похоже, он знает, как ими пользоваться.

— Возможно, это представит для меня интерес. Но, предупреждаю, если я и соглашусь с вами работать, то на определенных условиях.

Боб усмехнулся про себя. Кажется, рыбка клюнула. Трюк с образом пляжного бездельника сработал отлично. Теперь главное — постараться не выйти из этого образа.

— Не могу сказать заранее, как я отнесусь к вашим условиям. Но вы все-таки их изложите.

Клаудиа поджала губы.

— Условие первое: тщательно подобрать оператора. Неумелый оператор способен загубить актрису. Условие второе: я должна просматривать все дубли. Каждый день после сьемок. И третье условие: у меня должно быть право вето. Если какие-то кадры мне не понравятся, вы не будете их использовать.

Боб сделал большой глоток. Помолчал.

— Не слишком ли? К чему все эти условия?

Она выпрямилась на стуле, разгладила платье на бедрах.

— К тому, что я кинозвезда. И я вам нужна.

Он расхохотался.

— Не настолько. — Прежде чем она успела рассердиться, он взял ее руку. — Скажите лучше, что вас гложет на самом деле.

Актриса отодвинулась.

— Не понимаю, о чем вы.

Делани встал, подошел к пруду.

— Сделайте мне одолжение, оставьте всю эту чепуху. Вас что-то страшит, ведь правда? Иначе вы бы не прятались от продюсеров и не выдвигали такие условия.

Она надолго задумалась. По-видимому, взвешивала все за и против, а может быть, пыталась пересилить себя.

— Могу я вам доверять?

Он пожал плечами:

— Может, да… а может, и нет.

Боб поднял лицо к солнцу, провел рукой по густой черной шевелюре.

— Жарко. Не возражаете, если я искупаюсь?

Клаудиа буквально остолбенела. Подумать только, они обсуждают ведущую роль в фильме стоимостью двадцать пять миллионов долларов, а ему, видите ли, вздумалось окунуться. Однако в следующее мгновение актриса в ней взяла верх. Она указала на купальный домик у задней веранды:

— Там найдете полотенце и плавки. Выберите сами.

Через пять минут он появился в узеньких белых плавках, с полотенцем через плечо. Теперь она, в свою очередь, окинула его оценивающим взглядом. Этот Делани, как видно, не слишком много времени проводит в ресторанах или в проекционных. Ни одной унции лишнего веса. При том, что он такой большой, широкоплечий. И мышцы, как у боксера. Она обратила внимание, что и двигается он, как боксер: резко и в то же время легко переступая с пятки на кончики пальцев. «Можешь играть в безразличие сколько угодно, — подумала она, — но мысленно ты наверняка просчитываешь каждый шаг».

Боб подошел к бассейну, посмотрел вниз на воду, потом, нарочито не торопясь, нырнул плашмя. Раздался оглушительный всплеск, больше похожий на взрыв. Клаудиа инстинктивно поморщилась, как от боли. Господи, как же ему-то, наверное, сейчас больно.

Он, однако, и вида не подал. Несколько раз неловко окунулся и выбрался на берег, отряхиваясь, как огромный терьер. Она с трудом сдерживала смех.

— Ну, знаете, в олимпийскую команду я бы вас не записала.

— Если вам нужен спортсмен, обратитесь к Маскл Бич. Я зарабатываю на жизнь тем, что делаю фильмы.

— Извините, я не хотела вас обидеть. Просто…

— Просто вы ожидали, что я красиво нырну, а потом грациозно поплыву. Так знайте же, милая леди, что я купаюсь для того, чтобы охладиться, а не затем, чтобы произвести впечатление. Я вовсе не строю из себя совершенство. Думаю, и вам не следует этого делать. Из этого никогда ничего хорошего не выходит.

Клаудиа достала бутылку шампанского из ведерка со льдом, налила себе в бокал.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, что вы потрясающая актриса. У вас есть харизма… или как там это называется. Вы прекрасно смотритесь на экране. И этого вполне достаточно. Совсем не обязательно кромсать себе лицо, пытаясь доказать, что вы красивая женщина. Вы и в самом деле очаровательны, и пластические операции здесь не играют никакой роли.

Она вся сжалась.

— Кто вам рассказал о подтяжке?

Он скрестил пальцы — на счастье, отвел руку за спину. «Прости меня, Жизель, я постараюсь это искупить», — подумал он.

— Жизель мне об этом рассказала. А теперь послушайте, что я вам скажу. Это не имеет никакого значения. Даже если бы вы позволили мне взглянуть на себя поближе, уверен, я бы не обнаружил ни одного шрама. А отсюда вообще ничего не заметно, можете мне верить.

Теперь она посерьезнела.

— Да, но как насчет кинокамеры? Можете вы мне гарантировать, что и на экране ничего не будет заметно? Что, если в крупных планах я буду выглядеть чудищем заморским?

Он задумался на мгновение.

— Клаудиа, у меня есть для вас предложение. Я говорил вам, что мы собираемся снимать фильм в южных морях. Это такая сага о пустынном острове. Там почти все ходят раздетыми. И вот какая у меня мысль. Мы сконцентрируемся на показе вашего знаменитого тела, по которому все сходят с ума. А лицо будем давать средним планом. Если же понадобится крупный план, нанесем гель на объектив кинокамеры.

Она сделала большой глоток шампанского. От холодных пузырьков язык закололо как иголками. Она почувствовала, что стало легче.

— Звучит заманчиво. Но как я могу быть уверена в том, что вы именно так и сделаете?

— Очень просто. Я включу это в ваш контракт. И, кроме того, оговорю, что все крупные планы попадут в фильм только с вашего одобрения. Если вы обнаружите хоть малейший шрам, кадр не будет использован.

— Это точно?

Он осторожно выдохнул и разжал скрещенные пальцы.

— Ну разумеется. Так что вы теперь скажете?

— Мне это интересно, но я должна подумать.

— Клаудиа, — мягко проговорил он, — у вас нет времени. На прошлой неделе я встречался с Дэном Кейзером. Так вот, он начинает терять терпение. Вы, может быть, считаете, что у вас со студией контракт на три фильма, но если так будет продолжаться, студийные юристы могут решить иначе.

Она поставила бокал на столик. Итак, она его раскусила. Он еще круче, чем кажется с первого взгляда. Гораздо круче. Однако в следующий момент она подумала: какого черта! У нее тоже есть крутые ребята. Ее телохранители.

— Через неделю, — коротко ответила она. — Через неделю позвоните моему агенту. Он вам сообщит о моем решении. — Она взяла оставленное на стуле полотенце, кинула ему. — А теперь одевайтесь, и побыстрее. Через полчаса за мной должны заехать. Я совсем не хочу, чтобы вас застали здесь в таком виде и подумали невесть что.


Делани ушел. Солнце садилось, и, несмотря на теплый вечер, Клаудиа почувствовала, что ее бьет дрожь. Она нагнулась, погладила шелковистую теплую шерсть таксы, свернувшейся у ног. Собака тут же открыла глаза, посмотрела на хозяйку.

— С тобой-то все ясно, — любовно произнесла Клаудиа. — Единственное, что тебе нужно от жизни, — это любить меня и быть рядом со мной. Если бы мужчины, с которыми я встречалась, были похожи на тебя.

Собака как будто поняла ее слова. Вскочила, отряхнулась, взобралась к ней на колени. Они вместе наблюдали, как солнце опускается за холмы, поросшие пальмами.

Она сказала Бобу Делани неправду. Никто не собирался за ней заезжать, и идти ей было некуда. Клаудиа Грэхэм сейчас жила вне светских развлечений, вне киносъемок… и без мужчин.

После того как Чад покинул ее, она оказалась в добровольном заточении. Она отменила все ранее назначенные встречи и запретила секретарше назначать новые. Агенту сказала, что никого не принимает. Потом поехала в Рим, подтягивать глаза. Она знала, внешность — основное, что притягивает к ней мужчин. Поэтому, когда ее бросали, она считала, что наступило время для исправления внешности. Однако на этот раз все обернулось против нее.

Воспоминание о том, что сделал с ней итальянский хирург, заставило ее снова потянуться за бутылкой шампанского. Она наполнила бокал. Мужчины… они подводят даже тогда, когда им щедро платишь.

Сейчас она вспомнила своего первого мужчину. Его звали Гарри Бак. Она до сих пор помнила, какой он — высокий, худощавый… Помнила его густые черные вьющиеся волосы. Помнила, как он ее бил. Но сейчас предпочитала не думать об этом. Мысленно вновь переживала во всех подробностях их первую встречу.

Ей тогда только исполнилось пятнадцать лет. Она еще школу не окончила. Неудивительно, что он произвел на нее такое впечатление. Ему-то было около тридцати. Он работал комиком в ночном клубе. Мама ей ничего о таких мужчинах не рассказывала. «А если бы она и вздумала меня предостеречь, — улыбнулась Клаудиа, — я бы все равно не стала слушать».

Она пришла посмотреть его представление с друзьями из колледжа. Он выступал в местном танцевальном зале. Между ними сразу возникло влечение. После представления он подошел к ее столику и предложил выпить. Она не отказалась. Не отказала она ему и тогда, когда он предложил поужинать вместе на следующий вечер. Такому, как Гарри, невозможно отказать. Поэтому когда он привел ее к себе в номер после ужина и попросил раздеться и лечь в постель, она сделала, как он велел.

Первые вечера вместе с Гарри чем-то напоминали школу. Она призналась ему, что еще девственница, и он решил не лишать ее невинности. По крайней мере, не сразу. Вначале он играл с ней. Ласкал тугие маленькие груди и между ногами, пока там не выступала влага. А ей хотелось чего-то еще. Так продолжалось три вечера подряд. Она приходила на представление, потом они шли перекусить в кафе отеля, потом поднимались к нему в номер, раздевались, ложились в постель. Он мог ласкать ее часами, пока каждая частичка ее тела не начинала откликаться на его прикосновения. Груди, соски, живот, даже ступни ног. На четвертый вечер она не выдержала:

— Ну, сделай же это. Просто сделай — и все. Иначе ты сведешь меня с ума.

Он положил ее руку на свой пенис, и она в первый раз ощутила, какой он большой и твердый. Все возбуждение предыдущих вечеров, казалось, померкло перед этим. Так вот ради чего все это. Вот чего она от него ждала. Она чувствовала, что ему это нужно так же сильно, как и ей. Ей было не о чем беспокоиться — он знал, что делать.

Раньше она где-то читала, что в первый раз бывает очень больно. Что нужно научиться получать удовольствие. Теперь она поняла, что тот, кто это писал, ошибался. Принять в себя Гарри оказалось совсем не больно, наоборот. Теперь ей казалось, что за всю предыдущую жизнь она не испытывала главного ощущения, И лишь сейчас она ожила, как будто бы проникновение его пениса замкнуло цепь, и наконец-то все вокруг осветилось волшебным светом.

Через две недели этот свет погас. Гарри сообщил ей, что их ангажемент в округе Оранж-Каунти подошел к концу. Пора двигаться дальше. Следующая остановка — Уичита.

— Возьми меня с собой, — молила она. — Я не буду тебе мешать.

Но Гарри не соглашался. До тех пор, пока в дело не вмешался ее отец. Он работал мастером на местном сталелитейном заводе. Высокий, худощавый, лысеющий, он производил впечатление робкого, стеснительного человека. Однако это было обманчивое впечатление. Характер у Билла Грэхэма мог сравниться разве что с нравом боевого быка. Поэтому когда он объявил, что своими руками убьет того, кто соблазнил его несовершеннолетнюю дочь, Гарри Бак поверил, что так и будет. А когда его пригвоздили к стене номера четырьмя стальными брусьями, принесенными прямо с завода, тут уж никаких сомнений не осталось.

Через неделю Гарри и Клаудиа обвенчались в Уичита. Гостей на их венчании не было.

Брак продлился пять лет, и все это время они провели в постоянных переездах. Гарри был типичным комедийным актером. Он как бы явился из водевилей прежних лет. Однако в нем было что-то от Ленни Брюса, и это спасало номер, поднимая на порядок выше заурядного примитивного зрелища. А теперь его представление отличалось от других еще и благодаря Клаудии. Через полтора года беспрерывных гастролей Гарри начал использовать ее в качестве партнерши, подающей реплики. Эта идея принесла им удачу. Клаудиа, которая всегда выглядела чересчур зрелой для своего возраста, теперь превратилась в настоящую красавицу. Особенно потрясающе выглядело сочетание черных волос и ярко-зеленых глаз. Как только она появлялась на сцене, все мужчины в зале выпрямлялись на своих местах и не сводили с нее глаз. А выступление Гарри довершало дело. Они произвели настоящую сенсацию.

Итак, их совместная работа оказалась на редкость удачной, чего никак нельзя было сказать об их браке. Дело в том, что Гарри не любил женщин. Это совсем не означало, что он не любил секс. Если бы их семейная жизнь сводилась только к постели, все, наверное, сложилось бы прекрасно. Однако им приходилось жить и работать вместе. Здесь-то и начались неурядицы.

Чего бы ни захотелось Клаудии — от нового платья до какого-нибудь лакомства, — Гарри это только раздражало. Так же, как и ее постоянная зависимость от него. А когда Гарри бывал раздражен, он вымещал это на Клаудии. Орал на нее при посторонних, по нескольку дней дулся и не разговаривал с ней. А когда сильно напивался, то и бил.

Клаудиа относилась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Она любила мужа, несмотря на его буйный нрав. А ночи в постели с ним с лихвой возмещали для нее все остальное. Клаудиа мирилась со всем этим в течение пяти лет, до тех пор, пока на ее долю не выпала большая удача. После этого ей уже не было необходимости мириться с чем бы то ни было, и она могла позволить себе делать только то, что ей нравилось.

Это произошло в Лас-Вегасе. На них обратил внимание охотник за талантами, работавший на фирму «Братья Вернер». Он оставил свою визитную карточку и предложил встретиться после представления. Гарри был на седьмом небе. За восемнадцать лет он объездил практически все летние площадки, все иммигрантские окраины и второразрядные клубы. Он свое оттрубил и теперь был готов к тому, что удача наконец отыскала его.

К сожалению, охотник за талантами думал иначе. Ему не нужен был Гарри Бак. Слишком много подобных гарри баков встречалось ему в его поисках. Он считал, что обнаружил другую звезду — Клаудиу Грэхэм. С такими волосами, с такой грудью она произведет сенсацию в Голливуде. Он договорился о пробах, и, невзирая на все возражения Гарри, Клаудиа вылетела в Лос-Анджелес, где провела целый день перед кинокамерами. Этот день оказался решающим в ее жизни.

Когда Брижит Бардо, Мэрилин Монро и Ракел Уэлш впервые вошли в киностудию, случилось нечто необычайное — у них завязался роман с кинокамерой. Когда сотрудники студии «Братья Вернер» увидели экранные пробы Клаудии Грэхэм, они поняли, что в данном случае произошло такое же чудо. В тот же день с ней подписали контракт.

Гарри, приехавший через три недели, обнаружил, что женат на восходящей кинозвезде. Он кричал, он требовал, чтобы она упаковала вещи и разорвала контракт. У них же намечено выступление в Кэтскилз. У нее есть обязанности перед мужем, и вообще брак должен быть на первом месте.

Клаудиа не реагировала.

— С каких это пор брак стал для тебя так важен? — спросила она. — Вот уж никогда не думала, что тебя устраивает семейная жизнь.

— Я к ней уже привык. Давай собирай вещи, и побыстрее. Нас ждут в Кэтскилз.

Клаудиа не двинулась с места.

— Меня ждут здесь. Через два дня я начинаю сниматься.

— Черта с два!

Гарри угрожающе двинулся к ней. Они были одни в номере-люкс отеля в Беверли-Хиллз. Клаудиа поняла, что Гарри много выпил. Еще она поняла, что если ничего не предпримет, он изобьет ее до синяков и тогда какие могут быть съемки. Она увернулась от него, проскользнула в смежную с комнатой спальню, заперлась там и позвонила своему агенту.

Два дюжих охранника вывели Гарри из отеля. Через три дня он подал на развод. Клаудиа была потрясена до глубины души. Она ведь ничем не заслужила такое! Ну, один раз не подчинилась мужу, так ведь это для карьеры. И разве не важнее то общее, что существовало между ними? То, что они перед Богом муж и жена. Они же поклялись в присутствии священника, что будут верны друг другу в радости и в горе, в богатстве и в бедности. А он нарушил клятву только потому, что она решила стать киноактрисой.

Она пыталась дозвониться до него. Он вешал трубку, едва заслышав ее голос. Она писала ему, умоляла изменить решение. Даже обещала, что откажется от карьеры киноактрисы и приедет к нему в Кэтскилз. Безрезультатно. Гарри Бак решил избавиться от нее. Он никогда не мечтал о браке и теперь, едва представился случай снова стать свободным, ухватился за него. А уговаривал ее покинуть Голливуд скорее из ревности. Нет, так он себя гораздо лучше чувствовал. Свободен, как птица!

Клаудиа получила официальное извещение о разводе через неделю после того, как ее первый фильм вышел из монтажной. Публика еще не успела увидеть легенду под названием «Клаудиа Грэхэм», и сама Клаудиа еще не имела представления о том, насколько она неотразима и желанна. Нет, в своих собственных глазах она была женщиной, которую бросил любимый муж.

Она копалась в памяти, стараясь понять, почему так случилось. Может быть, она ему надоела? Может, перестала удовлетворять его в постели? Может, случайно посмотрела на другого мужчину? Она обвиняла в случившемся только себя. Вероятно, причина в ее внешности. Ей к тому времени исполнился двадцать один год. Девичья свежесть, которая так привлекла его вначале, теперь исчезла. Она стала женщиной, пышной и зрелой. Значит, это надо исправить.

Месяц она сидела на диете и вернула прежнюю девичью фигуру. Фильм «Вечно женственная» вышел как раз к концу этого месяца. За один вечер она стала новым сексуальным кумиром публики. Теперь проблема заключалась в том, что она не могла показаться никому на глаза. Если зрители увидят, во что превратилась новая голливудская секс-бомба (теперь она напоминала умирающую от истощения), студии не вернуть своих денег.

Ей помогли укрыться под предлогом, что она не может оправиться после развода. Так с самого первого фильма Клаудиа Грэхэм приобрела репутацию секс-символа. И еще — актрисы, доставляющей много хлопот. «Они и сейчас считают, что со мной слишком много хлопот», — думала она, глядя на закат, машинально поглаживая свернувшуюся на коленях таксу. Потом вспомнила о фильме Боба Делани, в котором почти согласилась сниматься. Наверное, есть и более легкие способы зарабатывать на жизнь. Только она их не знает.


Дэн Кейзер и Боб Делани сидели за ленчем в ресторане «Ма мэзон» в Беверли-Хиллз. Обычно глава студии в такой час спиртного не пил, но сейчас он заказал шампанское «Дом Периньон», по триста долларов за бутылку. Самое дорогое и самое лучшее, какое мог предложить этот ресторан.

Дэн поднял бокал:

— За тебя, Боб. За то, что тебе удалось совершить невозможное. И за нее. За то, что она согласилась.

Боб сделал большой глоток и попытался изобразить восхищение, что далось ему с трудом. Сколько бокалов с шампанским поднял он за свою жизнь на многочисленных приемах и праздниках! Однако он его не выносил. Оно могло бы стоить и шестьсот долларов за бутылку, вдвое больше той сумасшедшей цены, которую брали в «Ма мэзон», и все равно у него скулы сводило от этого вкуса. Делани вернулся мыслями к Клаудии Грэхэм, к условиям ее контракта. И сразу почувствовал себя лучше.

Переговоры оказались достаточно трудными, однако в конце концов они все же пришли к соглашению. Парикмахеры и гримеры будут те же, с которыми она всегда работала. За ней остается решающее слово по поводу всех ее туалетов. На съемочной площадке студия должна предоставить в ее распоряжение самый современный трейлер с кондиционером. И за ней остается окончательное решение относительно крупных планов. Съемки крупным планом должны вестись с помощью слабо сфокусированного объектива.

Делани вздохнул. Если оператор не постарается как следует, кадры могут получиться затуманенными. Но тут ничего не поделаешь. В его работе это не первый компромисс.

Она поставила и еще одно условие. Оно касалось ее собаки. Клаудиа потребовала для таксы отдельное место в первом классе самолета, рядом с собой, и, кроме того, специального повара и личного ветеринара, который должен быть наготове в любое время суток. Делани прикинул, во что это может обойтись. И решил, что в любом случае дело того стоит. По крайней мере, она не настаивала на том, чтобы самой выбрать оператора.

Он улыбнулся Дэну. Тот задумчиво попыхивал сигарой, наблюдая за проходившими мимо агентами и прочими известными личностями. «Ма мэзон» — это место, где собираются победители. Ему оно немного напоминало многочисленные кафе на пляже в Каннах. Такие же яркие тенты, пастельных тонов скатерти, общее ощущение солнечного света и больших денег… Люди приходили сюда затем, чтобы показать себя. Те, кого жизнь не слишком баловала, шли обедать в другие места.

Подошел официант, принял заказ. Боб заказал, как обычно, слабо прожаренный стейк на косточке, картофель фри по-французски и бобы. Дэн с несчастным видом спросил диетического салата.

— Жена требует, чтобы я сбавил вес, — объяснил он, накалывая вилкой черные маслины, лежавшие на блюде.

«Интересно, — подумал Боб, — неужели Карла Кейзер действительно заставляет этогобольшого дружелюбного человека вести такую собачью жизнь? Или он просто любит пожаловаться?» Он припомнил все шуточки, которые слышал о Дэне Кейзере. Одна из них особенно запомнилась. Что-то о зяте, который тоже поднимается на самую вершину. Дело в том, что Карла была дочерью владельца самого большого пакета акций студии «Магнум».

До встречи с Карлой Дэн Кейзер работал во влиятельнейшей юридической фирме, связанной с шоу-бизнесом. Однако он недолго оставался юристом. Сразу же после помолвки Дэн получил одну из высших должностей в студии «Магнум», а через два года после свадьбы стал вице-президентом. Когда родился их первенец, Дэн Кейзер встал во главе всего кинопроизводства.

После этого его жизнь окончательно изменилась. Теперь он подчинялся двум хозяевам: на студии — отцу Карлы, дома — ей самой. Боб Делани немало слышал о ее благотворительных комитетах, бесконечных встречах и собраниях, о том, как она льнула ко всем, кто имел хоть какое-то отношение к элите. Однако он и представить себе не мог, чтобы Дэн в этом участвовал. Или хотя бы мирился с этим.

Кейзер прервал его мысли:

— Кто-то мне рассказывал, что ты убедил Клаудиу вернуться к работе, явившись к ней одетым как бродяга.

Делани поднял брови:

— Кто тебе такое сказал?

— Кто-то из моих сотрудников. Может быть, он просто злится, что сам не мог этого сделать.

Ирландец откинулся на стуле.

— Твой сотрудник не так уж не прав. Но я оделся так только потому, что не хотел ее пугать. Вряд ли она поведала бы мне, в чем ее настоящая проблема, если бы я приехал на машине с шофером и с кейсом под мышкой.

Кейзер взглянул на него с интересом:

— А в чем состоит ее настоящая проблема?

— Расскажу, если пообещаешь не впадать в панику.

Толстяк протянул руку:

— Договорились.

Делани рассказал о неудачном эксперименте с итальянским хирургом, о том, что Клаудиа боится крупных планов.

Дэн пожал плечами.

— Она, конечно, ненормальная. Все время пытается идти наперекор природе. Главное, что ей это не нужно. Пока, во всяком случае. — Он помолчал. — Скажи, это в самом деле серьезно?

— Только в ее воображении. Мне стоило немалых трудов убедить ее в том, что она не пугало. Ни на экране, ни в жизни. В конце концов она, кажется, поверила.

Принесли заказ. Кейзер накинулся на салат так, как будто умирал от голода.

— Каждый раз, когда я слышу подобные истории, — проговорил он, прожевав первую порцию, — я задаю себе вопрос: за что я плачу своим сотрудникам? Почему ни один из них не смогвыяснить, что происходит?

Боб ухмыльнулся:

— Может быть, стоит платить им побольше.

Но Дэн, казалось, внезапно потерял всякий интерес к делам студии. Что-то такое в дальнем конце ресторана привлекло его внимание.

— Видишь ту блондинку? — спросил он. — Кто она такая?

Боб Делани посмотрел туда, куда указывал Кейзер, и расхохотался. Там в углу сидела Жизель Паскаль, вся в кремовом шелку от Шанель.

— Что тут смешного? — раздраженно спросил Кейзер.

Боб сделал большой глоток.

— Да нет, ничего. Просто я хорошо знаю эту девушку. Можно даже сказать, мы с ней друзья.

Руководитель студии расплылся в улыбке:

— В таком случае ты, конечно, окажешь небольшую услугу своему знакомому… кстати, не последнему человеку в бизнесе?

— Хочешь, чтобы я тебя представил? С превеликим удовольствием. Хотя не могу обещать, что тебе это пойдет на пользу. Жизель не из тех дурочек, что готовы спустить трусики за роль в фильме. Она давно оставила сцену.

— Чем же она занимается? У нее что, богатый муж?

— Никакого мужа вообще нет. Эта мадам сама зарабатывает на жизнь. И очень неплохо. Знакомит людей, устраивает встречи, организует приемы.

— Что-то вроде сотрудника по общественным связям?

Ирландец снова рассмеялся:

— Нет-нет. И не дай Бог, она это услышит. Оскорбится до глубины души. Жизель работает на более высоком уровне, чем любой отдел по общественным связям. Можно сказать, она своего рода брокер. Она знает в этом городе каждого, кто что-либо собой представляет. Она в курсе всего, что здесь происходит.

— В таком случае ее стоит иметь в друзьях.

— Еще бы. — Тут Боб заметил неприкрытое вожделение в глазах Кейзера. — Конечно, все зависит от того, что у тебя на уме.

— Что бы ни было у меня на уме, тебя это не касается. Лучше будь другом, представь меня ей.

Через полчаса Жизель и тот, кто был вместе с ней, встали из-за столика. Боб поднял руку в приветственном жесте, знаком пригласил ее подойти. Француженка что-то шепнула своему спутнику и направилась к ним через зал. Даже в этом ресторане, где привлекательность считалась нормой, а красавицы встречались на каждом шагу, Жизель представляла собой исключение. В ее лице с высокими скулами, во всей ее осанке сквозило даже некоторое высокомерие. Да, это была женщина высшего класса, и она об этом знала. И все это чувствовали, судя по взглядам, которыми ее одаривали сидящие за столиками.

Боб пододвинул ей стул, но она не стала садиться. Казалось, она вся в движении, как бабочка, которая стремится поскорее улететь на цветущие луга. На самом деле Жизель собиралась пойти домой, выпить кофе и прилечь. Но об этом никто не должен был знать. На публике она всегда торопилась, показывая, что пользуется повышенным спросом. Ведь так она зарабатывала на жизнь.

Она взглянула на часы.

— Дорогой, я так рада тебя видеть. К сожалению, у меня всего минута времени.

— Тогда я не стану тебя задерживать, — улыбнулся Боб. — Я только хотел представить тебе своего друга. Это Дэн Кейзер, студия «Магнум». Дэн, это Жизель Паскаль.

Жизель протянула руку. Она прекрасно знала, кто он такой, этот большой человек с сигарой. Но не могла понять, зачем ему понадобилось знакомиться с ней. Студия «Магнум», конечно же, не нуждается в ее услугах.

Кейзер пожал ее бледные тонкие пальцы, унизанные драгоценностями на три тысячи долларов, и запечатлел на них долгий поцелуй. Это было проделано с большим искусством. Жизель не отступила и не отняла руку.

— Восхитительно, — пробормотала она. — А мне никто не говорил, что вы, мистер Кейзер, обладаете не только властью, но и обаянием.

— Называйте меня Дэн.

Она отняла руку. Теперь ей стало ясно, что ее профессиональные услуги ему не требуются. Она взглянула на широкое золотое обручальное кольцо на его пальце и, кажется, поняла, что ему от нее нужно.

— Хорошо, я это запомню… до следующей встречи. А теперь извините, я должна бежать.

Прежде чем кто-либо из них успел вымолвить хоть слово, она исчезла, оставив после себя едва уловимый аромат духов «Шанель № 19».

Боб обернулся к Кейзеру:

— Удовлетворен?

— Пока нет. Но надеюсь.

«Так вот оно что, — внезапно понял Боб. — Вот, значит, как он построил свою семейную жизнь с дочерью босса».


Просмотровый зал на бульваре Сансет занимал совсем маленькое помещение, всего на двадцать мест. Независимые продюсеры использовали его, когда не хотели сталкиваться с сотрудниками студии. Серого цвета здание, расположенное в миле от улицы Бербэнк, казалось нарочито незаметным, как те кинотеатры, в которых крутят порнофильмы. Сегодня Боб Делани решил использовать его для того, чтобы отобрать актеров.

Позади него, рядом с проектором, лежали рулоны пленки, присланные агентами со всех концов страны. Где-то внутри этих рулонов, на какой-то из пленок, возможно, отыщутся профессионалы, которые нужны ему на второстепенные роли. Они должны создать достойный фон для двух его звезд.

Боб взглянул на человека с округлым мальчишеским лицом, сидевшего рядом. В его руках кто-то из этих неизвестных, может быть, скоро превратится в кинозвезду. Такое уже случалось. Посторонний наблюдатель мог бы, наверное, принять этого человека за недавнего выпускника средней школы, байкера, или мальчика на посылках. И одет он был соответственно: в поношенные джинсы, майку и черную кожаную куртку. Вот она-то его и выдавала — слишком мягкая кожа, слишком фирменный покрой. Такая куртка могла быть куплена только на Родео-драйв, и нигде больше.

Звали его Рик Гамильтон. Это был один из новых модных режиссеров, выходец из рекламной индустрии Великобритании.

Вначале Боб Делани отнесся к нему с подозрением. Он знал, что у студии «Магнум» контракт с Риком, и поэтому решил пригласить на фильм именно его. Для большей уверенности он просмотрел парочку его фильмов и обнаружил, что у этого человека безусловно есть талант. Теперь следовало убедиться в том, что он умеет этим талантом пользоваться и хоть что-то смыслит в вопросах бюджета. Делани пригласил его на ленч.

Они встретились в салоне фешенебельного отеля «Беверли-Хиллз». Каждый из трех его залов соответствует положению его посетителей. Первый предназначен для туристов и людей, не разбирающихся практически ни в чем. Посетители приходят сюда поесть и насладиться атмосферой. Второй зал отличается от первого единственно тем, что там больше завсегдатаев, людей постарше. И лишь в третьем зале происходят главные события. Агенты и кинозвезды встречаются только там. Те, кому требуется поговорить о деле, и люди ранга Барбры Стрейзанд обычно проходят дальше, на залитый солнцем дворик, примыкающий к третьему залу.

Делани предоставил секретарше Рика заказать столик. Он решил посмотреть, как оценят Рика в этом городе. И как он сам себя оценит.

Сначала он было подумал, что режиссер так и не появился. Его не оказалось ни в третьем зале, ни во дворике под пальмами. Прождав двадцать минут, Делани на всякий случай решил посмотреть в двух других залах и нашел Рика среди туристов.

Либо у этого парня избыток чувства юмора, решил Боб, либо ему на все наплевать.

За ленчем он обнаружил, что и то и другое относится к Рику Гамильтону в равной степени. В свои тридцать шесть он выглядел лет на десять моложе. Высокий, хорошо сложенный, с узкими черными глазами, он производил впечатление человека с улицы. Раньше он работал для киножурналов. Этого человека ничто не смущало. Он привык прокладывать себе дорогу в толпе, не терялся, когда на него кричали. Это очень ему помогло позже, когда он перешел работать в рекламу. После десяти лет производства тридцатисекундных роликов, рекламирующих корм для собак, у него развилось ценное качество, которое и привело его, в конце концов, в Голливуд. Никакая чушь, никакие россказни больше не могли произвести на него впечатление.

Кинозвезды могли грозить самоубийством, студийные управленцы могли беситься сколько угодно — Рик Гамильтон не обращал внимания. Единственное, что его заботило, — это возможность закончить фильм и уложиться в бюджет. Все остальное не имело значения.

Они с Бобом сразу стали друзьями. Они одинаково смотрели на многие вещи и могли работать вместе, понимая друг друга с полуслова. Сейчас им осталось набрать актеров и сформировать команду для нового фильма.

Проведя четыре часа в просмотровом зале на бульваре Сансет, оба пришли к выводу, что подобрать актеров будет нелегко. Это, конечно, прекрасно, что у них уже подписан контракт с Клаудией Грэхэм и Дэвидом Прайсом. Однако больше никого пока найти не удалось. Все второстепенные актеры никуда не годились. Они либо потрясающе выглядели, но играли из рук вон плохо, либо и выглядели ужасно, и играли хуже некуда.

В шесть часов Боб решил, что на сегодня хватит.

— Посмотрим еще один кусочек, и все. Завтра попрошу ассистентку принести что-нибудь еще. Если здесь ничего не найдется, попробуем поискать в Нью-Йорке. Ни за что не поверю, чтобы из миллиона безработных актеров Америки не удалось найти то, что нам нужно.

Рик достал сигарету и обернулся к механику:

— Прокрутишь эту пленку минут через пять, ладно, дорогуша? Мне надо переговорить с Бобом. — Потом он повернулся к Делани: — Расскажи мне об этом последнем куске, который мы собираемся смотреть. Ты ведь сам его принес?

Делани кивнул:

— Он у меня идет под рубрикой «услуги для друзей». Это протеже агента Дэвида Прайса, нашей главной звезды. Я обещал взглянуть на девушку.

Рик почесал затылок.

— Ладно, придется посмотреть, хотя я и не люблю таких вещей. Если эта девушка так хороша, почему ее не представили как обычно?

— Потому что агенты типа Десмонда Френча работают иначе. Он горы свернул, уговорив Дэвида Прайса сниматься в нашем фильме. И теперь, естественно, ждет от нас благодарности. Если девушка хотя бы наполовину так хороша, как он говорит, мы обязаны ее посмотреть.

Рик все еще сомневался.

— Терпеть этого не могу. На какую роль она претендует?

— Мэйбл. Молоденькую девчушку. Вторая роль по значению.

Рик рассмеялся:

— Ну-ну. С Дэвидом и всегда-то непросто сладить. А уж новенькой… Да он съест ее на завтрак и не поморщится.

— Знаю, — ответил Делани. — Но давай хотя бы посмотрим, на что она способна. Позже обсудим, как бы ей поприличнее отказать.

Режиссер кивнул:

— Ладно, давай покончим с этим. Да, кстати, как ее имя? Просто для информации.

Боб Делани взглянул на листок, который держал в руках.

— Рэчел Келлер.

— Никогда о такой не слышал.

Свет в зале погас, и оба замолчали. На мерцающем экране появилась надпись, извещавшая о том, что сейчас будет показана сцена из «Унесенных ветром». В роли Скарлетт О'Хара Рэчел Келлер. Мужчины переглянулись, подались вперед. Если эта девушка решила выставить себя на посмешище, ничего лучше она придумать не могла. И как только Десмонд Френч пошел на такое? Бобу всегда казалось, что этот англичанин гордится своим умением находить таланты.

Через минуту он забыл о Десмонде Френче. Он больше ни о чем не думал, кроме девушки на экране. Ее нельзя было назвать хорошенькой. Однако в ней был стиль. Что-то так и притягивало взгляд. Из всех актеров смотреть хотелось только на нее. Делани понял, что, если эта девушка появится на экране рядом с Дэвидом Прайсом, вложенные деньги окупятся полностью.

Рик толкнул его локтем:

— Она фотогенична. Это бесспорно. Теперь давай посмотрим, может ли она играть.

Еще через пять минут ни у одного из них не осталось в этом сомнений. Кроме всего прочего, чувствовалось, что эта девушка имеет немалый опыт. Где она могла его приобрести? Делани не видел ее ни в одном фильме. А он зорко следил за всеми, кто появлялся на кинорынке. Если бы она снялась в какой-нибудь из телевизионных «мыльных опер» или даже в телефильме некоммерческого тринадцатого канала, он бы ее не пропустил. Откуда же она взялась?

В конце концов Рик нашел ответ.

— Держу пари, эта крошка из английского театра. Скорее всего, из провинции.

— Почему ты так думаешь?

— Во-первых, потому, что ее агент — англичанин. А, кроме того, я сужу по ее игре. В ней больше глубины, чем у любой киноактрисы. В этой роли, Скарлетт О'Хара, она не использует ни одного из обычных приемов. Она играет, как бы показывая нам какую-то часть самой себя, запрятанную очень глубоко. Открывает одну из сторон своего характера. Мне кажется, с ней будет очень интересно работать.

— Значит, мы ее берем?

— Еще бы. И чем скорее, тем лучше. Пока кто-нибудь другой ее не перехватил. Тогда цена ее взлетит до небес.

Делани быстро все взвесил. За те деньги, которые собирался предложить, он, конечно, может нанять актрису с громким именем, которая наверняка обеспечит фильму кассовые сборы. Но будет ли она так же хорошо играть? И потом, о чем ему беспокоиться, когда у них уже есть Клаудиа Грэхэм и Дэвид Прайс?

Он обернулся к Рику:

— Ладно. Согласен. Давай вложим деньги в эту крошку. Кто знает, может, тебе даже удастся сделать из нее звезду.

Режиссер загасил сигарету.

— Десмонд Френч будет очень доволен.

Загрузка...