Значит, стоим с этими приключенцами как идиоты, смотрим на пустую ветку. Молчим.
Первым от шока отошёл старший чародей. Отвесив затрещину ученику, он поднял глаза к небу и, стараясь говорить негромко, проорал:
— Боги, ну за что мне такое наказание! Ты хоть понимаешь, чего сейчас натворил?!
— Ошибся немного, подумаешь… — потирая затылок, ответил молодой.
— Да за такую ошибку нас пожизненно в рабов обратят!!
— Да я как бы не против, особенно если у той самой, тёмненькой… — попробовал возразить ученик и едва увернулся от ещё одной оплеухи.
— Идиот!! — выдохнул старший чародей… И, видимо, вспомнил про постороннего наблюдателя, замолчав и виновато покосившись в мою сторону.
А что я? Стою и лыблюсь. Только меня не видно. Рефлексы маскировки — вещь хорошая. Только вот подопечные, видимо, подумали, что про них уже забыли, и с облегчением вздохнули. Э нет, не отпущу я вас.
Один из приключенцев, расслабившийся больше и раньше прочих, развернулся к лежащим шмоткам — и наткнулся на снова возникшего из воздуха меня. Побледнел, сглотнул, и снова напрягся.
— Готовы? — неудобно говорить горлом боеформы, но меня вроде понимают.
— Готовы — ответил за всех сэр как-его-там. И слабоорганизованная толпа обречённо потопала в обратном направлении.
Кащей и его команда обретались на испытательной поляне братьев алхимиков, с которой почти весь день доносились рабочие звуки и не менее рабочий жаргон какой-нибудь мастерской.
— Бессмертный, чужаки доставлены. — а что, по сравнению с стёбным «его темнейшеством» как титул вполне звучит для местного, и не только, люда.
Кащей кивнул, пристально разглядывая тех. Эх, ну почему я так не умею, одним взглядом обращать в ужас? Осколки их самообладания уже можно было сметать веником.
— Инцидентов, я надеюсь, не было?
— Был один.
«Похоже, наша чародейка осталась без своего лучшего платья. Колданули неаккуратно.» — протелепатировал я.
— Вот как… Ладно, свободен.
Я отмахнул правой лапой от виска и был таков. Расспросят их качественно и без моей помощи, а у меня есть одна должностная претензия к связисту…
Впрочем, можно ещё немного покрасоваться. Нарастив и разогнав мышцы на ногах, я с места улетел метров на десять вверх и в сторону, исчезнув в шелестящей листве..
Ну, а теперь можно и по делам… Спустившись на землю в человеческом облике и подальше от того места, я направился к родному костру…
— Ну что, начальничек, понравилось? — шаман увидел моё суровое выражение лица и разулыбался.
— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие.
Я махнул лапой… Посмотрел на неё, вернул ей человеческий вид — и со вздохом сел у костра.
— Нафига надо было ТАК делать? И вопль этот, и громкость особенно.
— Ааа… Всё для тебя, родной.
— Но зачем, ***?!
— А ты не выпендривайся. — Посерьёзнев, ответил шаман.
— Ненавижу магов… — я с тоской поглядел наверх. Через секунду оттуда прилетела птичья плюха. Видимо, горный орёл гадил, не меньше.
Оказавшись мгновенно в метре от точки падения говн, я продолжил, разбавляя речь экспрессией:
— …а также чародеев, малефикаров, колдунов…
Я прервался, посмотрел на капитально изгаженный коврик и закончил:
— И птиц тоже.
Сидящие и стоящие рядом ржали как сволочи..
Вечер закончился как-то сумбурно. Коврик почистить, ужин приготовить и сожрать. Недалеко творилось чего-то интересное, но сытому мне уже было пофиг — раззевавшись, я заполз в палатку и вырубился..
Во сне я оказался в забавном месте. Вроде бы знакомый город… Но какой-то странный. Несколько минут я осматривался, пока до меня не дошло. Это же мой родной город, только выглядевший так, если бы именно его, как город Перевёртыша, забросило в мир Тьярмы. Чудные развалины, лианы, жгучее солнце над головой… Хорошо, местных монстров пока не видно.
— Мяу! — требовательно сказала вышедшая из-за угла черная кошка. Не бродячая — с бантиком и колокольчиком.
— Что тебе, пушистая?
— Мяу! — повторила она, глядя куда-то мне за правое плечо. Я повернулся и…
Если бы это был не сон, я бы офигел. А сейчас… Страхолюдная морда моей боеформы, и не только морда, а и вся остальная боеформа присутствует. Отдельно от меня и малость прозрачная. И что?
— Зверь? — уточнил я.
В стороне довольно мурлыкнули. Зверь посмотрел на меня — и протянул правую руку. Я синхронно повторил его движение.
Моя рука, пройдя через его лапу как через туман, преобразилась в руколапу Перевёртыша.
— Так, да? — подумал я — и шагнул ему навстречу….
— Мляя… — я со стоном раскрыл глаза. Как дико хочется пить… Понемногу просыпаясь и разгибаясь, я вылез из палатки. Потянулся, и намылился прогуляться. А ведь утро уж скоро.
— Ты куда-то собрался, Перевёртыш? — раздался позади мурлыкающий голос. Точно, она — тёмноэльфа. Стоит, смотрит с плотоядным интересом, в правой руке кнут. А одежды на ней ещё меньше, чем днём.
От незримо стоящего рядом Зверя потянуло странной смесью эмоций. Страх-ярость-желание… Через секунду и я обнаружил у себя тот же водоворот эмоций. Что?! Поддаться желанию?! Хотя… А ведь это выход. И очень неплохой выход, если всё получится.
— Дроу, позволь пригласить тебя на прогулку в эту чудесную ночь. — робкий взгляд, лёгкая опаска: чувства и эмоции Зверя не содержат и тени фальши. А мои сейчас спрятаны где-то глубоко.
Дроу величественно кивнула — да уж, властности ей не занимать…
А вот и подходящая полянка. До лагеря недалеко, но и не пара шагов. И небольшой ручеек есть. Зато опасностей поблизости — нет.
— Могу я попросить тебя поставить здесь вокруг защиту, чтобы нас не побеспокоили?
В алых глазах дроудессы мелькнуло удивление, но, повинуясь жесту когтистой руки, промежутки между деревьями и кустами заплела густая паутина.
Исключительно важно выбрать позицию… Я остановился примерно посередине. Небольшая трансформация — неполная и незаметная, снаружи я оставался почти тем же человеком. Эльфа с возрастающим удивлением следит за мной. Ну что ж, Зверь, начнём.
И я из разворота бросаюсь на эльфу. Внезапная алая вспышка, закрывшая от меня её оскал, вышибает меня из сознания. Пусть и всего на секунду.
Альтер-эго, впрочем, справляется и без меня. Ты этого хотела, чернокожая садистка? Боли, стонов и криков, крови, наконец? Получи полной мерой. Мое тело мечется по полянке, «чуть-чуть» не успевая ускользать из-под ударов тяжёлым кнутом. Крики боли — но боль мгновенно гаснет, течёт кровь — но раны исчезают на глазах, успевая уронить всего несколько капель, а отстранённое сознание холодно оценивает ситуацию. Кажется, ей уже хватит.
Резкий рывок в сторону и бросок. Мимо, но как и хотелось. Меня бесхитростно обездвиживают паутинным заклинанием, и распалившаяся дроу неосторожно приближается на расстояние вытянутой руки. Отлично…
Хлесткий удар по лицу сшибает меня с ног и валит на спину, но на землю мы падаем вместе, крепко обнявшись. Теперь — моя очередь действовать, Звери. А для начала — нежно коснуться её щеки и робко поцеловать удивлённо приоткрывшиеся губы….
План Зверя сработал на все сто. Кроме одного момента… Я уж и не знаю, сколько народу в лагере поднял посреди ночи этот концерт. Я честно пытался сдерживаться, но у беловласки не возникло и тени подобной мысли. А потом…
Разгорячённые и уставшие, мы лежали на земле. Ну, на земле лежал я, незаметно закрыв голую спину чешуёй, а дроу уютно устроилась на мне. И ей очень понравилось рисовать своими когтями на моей груди кровавые царапины, а потом наблюдать, как они зарастают, за считанные минуты превращаясь обратно в ровную розовую кожу, покрытую подсохшей кровью. Слава умениям метаморфа, которые позволяют мне просто не чувствовать, что она там делает.
— А ты хитрец, Перевёртыш. — негромко рассмеялась дроу.
— Взял и соблазнил такую страшную меня.
— Да, хорошо получилось. Надо будет повторить как-нибудь — как-то на автомате кивнул я.
Дроу расхохоталась.
— Как-нибудь?! Да ты от меня теперь не отделаешься! А повторить… — мурлыкнула она.
— Вот прямо сейчас и повторим. Сделай-ка мне массажик.
Короче, ещё не раз той ночью я вознёс хвалу собственному организму и его возможностям.
В итоге к восходу мы вернулись в лагерь. То есть как вернулись — я всё-таки шёл, хоть и пошатываясь, а дроу тихо-мирно спала у меня на руках. Вперёд меня толкала упрямая паранойя — отдыхать в таком приятном состоянии лучше под защитой или за оградой, а на той полянке под конец не наблюдалось ни того, ни того.
А уж как грели душу взгляды часовых. Дикая зависть вперемешку с диким удивлением.
Я, несмотря на всю усталость, не выдержал. Остановился, покачал головой, и назидательно, хоть и шёпотом, произнёс:
— А завидовать нехорошо!
И мы удалились.