Экспедиция в один конец

КАМЕНЦЕВ

Под утро разразился шторм, сорвавший работы по оснащению батискафа необходимым оборудованием. Глубоководную капсулу, во избежание вероятных повреждений, связанных с ее транспортировкой на "Скрябин", отчасти разукомплектовали, сняв с нее некоторые механические узлы и часть приборов, нуждающихся в дополнительном тестировании и лабораторной настройке.

Специалист Филиппов, ответственный за подготовку батискафа, командовал матросами, укрепляющими аппарат на нижней палубе. Никто не мог сказать, когда он допустил оплошность, сделав неверный шаг на кренящемся под ударами волн судне, однако шаг этот стал для него роковым: поскользнувшись, он сверзился с трапа, ударился головой о стальную ступень и потерял сознание.

Когда пострадавшего принесли в санчасть, Каменцев тут же констатировал две явные травмы: перелом лодыжки и повреждение черепа.

Измерив у пациента давление и сделав необходимые уколы, сообщил капитану, что перспективы у вышедшего из строя специалиста весьма неопределенны: имеются признаки внутричерепной травмы, стремительно развивающейся гематомы мозга, прооперировать которую в здешних условиях невозможно, а потому в позитивных прогнозах остается уповать лишь на волю господню.

— От больного не отходить ни на шаг! — последовал озабоченный приказ.

Однако природа таковой озабоченности исходила не столько от сопереживания попавшему в беду человеку, сколько от соображений глубоко практических, ибо сквозь зубы капитан задумчиво процедил:

— Если помрет, сорвется вся экспедиция…

— Понял, — ответил Каменцев, также весьма удручившись видом на подобный исход плавания.

Через час Филиппов открыл глаза, непонимающе осмотрел окружающее его пространство и потерянноэдройзнес, ухватившись за руку Каменцева:

— Антон, сынок, ты здесь… Мы с мамой заждались… Почему так поздно… Все твои занятия… — Потом взгляд его остановился на белом халате Каменцева, повисла пауза, глаза больного наполнились растерянностью и слезами, и хлынул какой‑то бред, чья суть поначалу сводилась к просьбе не похищать его внутренние органы ("Насмотрелся кино", — подумал Каменцев), затем Филиппов начал расспрашивать Антона о жизни в Чечне, куда того похитили в рабство, после начался торопливый, с ноткой истерики рассказ о какой‑то ядерной боеголовке, которую надлежало поднять с затонувшего "Комсомольца"…

Едва услышав слово "Чечня", Каменцев тут же включил погромче радио и поближе склонился к больному, ловя каждое его слово.

Выходя из бредового забытья хвори, ища дорогу к реальности, человек начинает выговаривать любые приходящие в голову несуразицы, но во многих из них есть зерна истины, и именно их старался Каменцев уяснить.

Когда санчасть навестили капитан и руководитель экспедиции — араб, прибывший накануне на "Скрябин", — Каменцев поспешил сделать больному успокаивающий укол. Затем отчитался перед начальством:

— Дело не так уж и плохо. Я боялся развития комы, но он крепится, единственное, что плохо, — качка… — И со вздохом кивнул на осыпаемый брызгами иллюминатор.

— Привяжите его покрепче, — мрачно порекомендовал араб, кивнув на недвижное тело, лежащее на узкой койке. — Если вам нужны помощники для дежурства, мы предоставим людей.

— Помощники не помешают, — согласился Каменцев.

— Как скоро вы сможете поставить его на ноги?

— Это вопрос не одной недели…

— Завтра мы уже встанем над "Комсомольцем", — сказал капитан. — Три дня проболтаемся впустую — синоптики дали скверный прогноз. Но потом шторм утихнет, и в эту паузу надо успеть все сделать…

— А батискаф не готов, — кусая в досаде губы, произнес араб. Затем, выразительно поглядев на Каменцева, добавил: — Делайте что хотите, доктор, но мистер Филиппов должен начать хотя бы консультации персонала… уже сегодня! Ладно, будем реалистами: хотя бы через три дня!

Каменцев лишь неопределенно крякнул в ответ.

Когда капитан и араб удалились, он стянул запястья и коленные суставы больного кожаными ремешками, притороченными к раме койки, и отправился искать Забелина, с которым так и не успел поговорить начистоту.

Бредя чередой коридоров к каюте отставного кавторанга, он думал, что, если бы канувший в студеной темени за бортом Уолтер выслушал хотя бы часть того бреда, что нес Филиппов, желание покинуть судно, у него бы удесятирилось. Впрочем, и тех опасений, что роились в голове американского бизнесмена еврейско–украинского происхождения, оказалось вполне достаточно, чтобы он последовал примеру легендарного купца Садко, не рассчитывая при этом ни на богатства царя морского, ни на куш, обещанный ему уроженцем нефтяных пустынь.

Вызвав кавторанга из каюты в коридор, Каменцев, припав к его уху, поведал все, о чем знал и догадывался.

Завершив свое повествование, он не без кислой иронии заметил в итоге, что рассчитывает на воздержание специалиста по подводным лодкам от прыжков за леера и вообще каких‑либо радикальных решений революционного типа.

Забелин выслушал данную финальную ремарку со снисходительной усмешкой.

— Значит, мне вы доверяете? — спросил, испытующе взирая на судового врача. Что‑то гордое и сильное чувствовалось в прямом и пристальном взгляде этого человека.

— Хочу доверять, — произнес Каменцев с нажимом.

— В таком случае что вы думаете насчет таинственных целей данного путешествия?

— Я могу выдвинуть сумасбродную версию о нахождении на корабле пособников каких‑нибудь террористов, задумавших поднять ядерную ракету, сказал Каменцев.

— Чепуха, — вздохнул Забелин. — Нет, я не насчет версии, она как раз вполне реальна. Но для ее воплощения нужны многопрофильные глубоководные работы. Тьма спецов и оборудования.

— А откуда у вас уверенность, будто их не существует? — предположил Каменцев. — У тех, кто сейчас на борту, на лбу не написано, кто спец, а кто нет. А в трюмах — несколько контейнеров с оборудованием…

— В основном — там вспомогательные механизмы и аппаратура.

— Вы изучали содержимое контейнеров?

— Я видел спецификацию оборудования, поставленного Уолтером.

— А как объяснить, что его последний разговор с женой прервался именно на том месте, когда она сообщила, что их квартира в Нью–Йорке ограблена и воры зачем‑то унесли все дискеты с деловой информацией и компьютер? Он мог быть не единственным поставщиком, понимаете? Принцип аппендицита…

— То есть?

— У каждого — своя строго ограниченная функция и, cooветственно, ограниченный информационный доступ. Выполнил орган функцию или же — воспалился, начав приносить неудобства, — его ампутировали. Без ущерба для остального организма. Или — произвели трансплантацию, тем более в отношении человеческих существ, как таковых, она обходится недорого.

— Что вы имеете в виду?

— То, что тела, как таковые, не в цене, в цене запчасти к ним…

— Ну и какие идеи? Ведь мы, если следовать вашим опасениям, материальчик расходный…

— К лодкам, — заявил Каменцев, — этих чертей допускать нельзя. И вы должны что‑либо придумать. И вообще… каким бы образом свернуть весь этот круиз и направить кораблик прямиком к американскому пирсу?

— Судно, — поправил Забелин. — Слово "корабль" для меня, как военного моряка, означает нечто иное.

— Какая разница! — произнес Каменцев с чувством. — Мне хоть как эту посудину назови, лишь бы она побыстрее переехала на другой конец лужи.

— И чем же вас так привлекает Америка? — спросил Забелин, сощурясь усмешливо.

— У меня очень большие неприятности на Родине, — неохотно признался Каменцев. — И семья, проживающая в Пенсильвании благодаря данным неприятностям. Подробности покуда опущу.

— Я никоим образом не способен повлиять на маршрут "Скрябина", — сказал Забелин. — Что касается процедуры обследования лодок — да, можно кое‑что запутать. Но временно. Арабы, как я выяснил, очень приличные специалисты, недаром в лучших западных университетах учились, и мои финты они быстро раскусят.

— И кто же в состоянии нам помочь? — спросил Каменцев угрюмо.

— В принципе, только Сенчук, — ответил Забелин. — Он, что называется, у руля…

— Этот темный тип? — скривился Каменцев. — Да вы что! Откуда нам известно, какова его роль на судне? Что он вообще за человек?

— Работы с батискафом начнутся через несколько дней, — сказал Забелин. Если, конечно, очухается Филиппов…

— Это вы к чему клоните? — с подозрением спросил Каменцев.

Забелин неопределенно пожал плечами:

— Нет специалиста — нет и дела… Вы сможете без риска для здоровья пациента продержать его…

— В неадекватном состоянии? — понятливо продолжил Каменцев. Попробую… Но что даст такая отсрочка?

— Выгадаем время… А затем нам на руку начнет играть погодка: скоро сезон сплошных штормов. Потеряют батискаф, тем дело и закончится. Кстати, почему они столь неудачно выбрали сезон для экспедиции? Обождали бы прихода весны и двинули бы себе потихоньку… Дни длинные, волна низкая, солнышко светит…

— Значит, тому есть причина, — задумчиво проговорил Каменцев. — Какая вот?.. — Взглянув на часы, заторопился: — Пора проведать больного… Пойдемте вместе? Чайку попьем… — Он запнулся: в коридоре появился Крохин.

Поравнявшись с Каменцевым, Владимир равнодушно поинтересовался:

— Как там этот‑то?.. С проломленной черепушкой?

— Думаю, пойдет на поправку, Вова, — в тон ему отозвался Каменцев.

— Ну и хорошо. Хотя и без него, говорят, обойдутся…

— То есть? — спросил Забелин.

— Связались со спецами, те будут консультировать погружение батискафа с материка. А арабы наладили сегодня всю электронику. Так что — подходим к лодке и в течение рабочего дня завершаем все манипуляции. Пробы воды, то–се…

— Вот так все простенько, да? — спросил Забелин. — С вашей точки зрения?

— С точки зрения господина Ассафара! — внушительно поднял палец Крохин.

Когда прислужник араба канул за дверью своей каюты, Забелин произнес:

— Мне действительно начинает резко не нравиться вся эта история… Прилетел какой‑то Ибн Ассафарыч, еще непонятно тип, якобы из МЧС…

— И сразу дело сдвинулось, — поддакнул Каменцев. — Кстати. А вы‑то какие функции исполняете во всей этой кутерьме.

— Даю рекомендации по обследованию лодок. Где находится боезапас, реакторная зона… Чтобы аппараты могли брать пробы воды и грунта в строго актуальных местах… По крайней мере таким образом мне поясняли мои обязанности.

— А сейчас вы думаете, что вас могут использовать втемную

— Сейчас думаю именно так. Ладно, — подытожил Забелин. — Надо определяться с действиями. Действие номер один — я влезу в процессор, управляющий мониторами батискафа. Он отстроен, готов к монтажу. Без него, вслепую, ничего не сделаешь.

— Как именно в него влезть? — спросил Каменцев.

— Да очень просто. Достаточно воткнуть его в сеть без адаптера.

— Это создаст большую творческую паузу?

— Естественно. Только существует большая проблема проникновения в лабораторию. Там всегда торчит кто‑нибудь из спецов. И как их отвлечь?.. Подумаю. А сначала, кстати, надо увидеть Кальянрамана, у него пара вопросов, касающихся погружения батисферы и углов ее возможного отклонения придонными течениями.

— А при чем здесь батисфера?

— Не знаю. Вопросы возникли сегодня, с приездом араба. Кстати. Я терпеть не могу шпионов, но вы, доктор, навестите каюту Кальянрамана, посмотрите там что‑либо в вещах и в бумагах, может, что‑нибудь узреете толковое… Я его задержу на часок с нашими учеными дебатами…

— Почему именно его каюту?

— Потому что сейчас он — ключевая фигура во всей технической части экспедиции. И располагает, уверен, всей информацией. Кроме того, как я заметил, у него разболтанный замок на двери каюты. Думаю, войдете туда без осложнений. И еще. Я к вам не обращался до сей поры, но мне нужны сильные болеутоляющие. Грыжа позвоночника. Вернее, целых три. Нога — отваливается.

Каменцев озабоченно присвистнул.

— Лекарства я, конечно, найду… Но вам бы толкового хиропрактора… Грыжи не уберет, но хотя бы даст комплекс упражнений, чтобы отодвинуть то, во что грыжи упираются…

— Падно об этом — после, — отмахнулся Забелин. — К делу.

С замком каюты Кальянрамана Каменцев действительно справился имущество пакистанца состояло из сумки, в которой, по–олежды, обнаружились папки с технической документацией, набитый шприцами пакет и ампулы с инсулином. Оказывается, на ый муж страдал от диабета. И видимо, давно, поскольку к корабельному врачу не обращался, зная, как самостоятельно сбавляться со своей хворью.

Обследовав нехитрые пожитки и не обнаружив среди них ни–его существенного, Каменцев переключился на исследование меблировки, что тоже не принесло результата.

На откидном столике у иллюминатора лежал ворох каких‑то исписанных бумаг.

Руководимый логикой и инстинктом сыщика поневоле, Каменцев попробовал вчитаться в тест и рассмотреть чертежи, в которых явственно угадывался профиль подводной лодки.

Отрывочные слова постепенно выстраивались в систему: "Комсомолец", поврежденный борт, расстояние от него до выброшенной после произвольного взрыва горючего ракетоторпеды, боеголовки, вес снаряда, геометрия механизма манипулятора в режиме захвата…"

— Хрена себе… — произнес он себе под нос. А после подумал, что процессор батискафа действительно имеет смысл всерьез вывести из строя. Как, впрочем, и единственного технического специалиста, в чьей каюте он в настоящее время пребывал, изрядно притом рискуя.

Посмотрел на картонную коробку с ампулами инсулина, видневшуюся в чреве раскрытой сумки…

А через полчаса, попивая чаек в санчасти и глядя на свои предательски дрожащие пальцы, он услышал сигнал пожарной тревоги.

Какое событие этот сигнал знаменовал, он, Каменцев, в данный момент знал лучше всех на судне.

Не знал Каменцев другого: когда, воспользовавшись начавшейся суматохой, Забелин вошел в опустевшую лабораторию, дверь которой осталась раскрытой, то не увидел на монтажном етоле заветного процессора. Он, похоже, уже стоял на батискафе, а проникнуть внутрь батискафа, находящегося под неусыпным присмотром, не было ни малейшей возможности.