Эксперт № 24 (2014)

Неистовый Карминьола Вячеслав Суриков

В усадьбе Архангельское проходит фестиваль старинной музыки «Шедевры барокко». В основе репертуара — произведения Антонио Вивальди и Иоганна Себастьяна Баха. Хедлайнером фестиваля выступил скрипач и дирижер Джулиано Карминьола

section class="box-today"

Сюжеты

Классическая музыка:

Жизнь как «Гольдберг-вариация»

«Мы не готовим дауншифтеров»

/section section class="tags"

Теги

Классическая музыка

Современная музыка

Культура

/section

Выпускник Венецианской консерватории скрипач Карминьола прославился еще в 70-е годы прошлого века благодаря выступлениям в качестве солиста с ансамблем «Виртуозы Рима». Помимо этого он играл с оркестрами под управлением таких дирижеров, как Клаудио Аббадо, Элиаху Инбал, Андреа Маркон. Когда-то учился у Франко Гулли, Натана Мильштейна и Генрика Шеринга. Сейчас сам наставляет учеников в музыкальной академии Сиены. По словам знатоков, именно Карминьоле мы в значительной степени обязаны тем, что Вивальди из полузабытого композитора XVIII века превратился в того, кем сейчас является, — автора фантастических по совершенству и красоте скрипичных концертов из цикла «Времена года». Так что у мастера свои отношения с Вивальди, чьи произведения он играет уже больше сорока лет. И кому, как не Карминьоле, претендовать на их аутентичное исполнение? Тем более что у него есть доступ к старинным скрипкам, сработанным Флорено, Страдивари и Гварнери.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

В первый вечер фестиваля, проходивший с особой торжественностью, Карминьола выступал в сопровождении московского камерного оркестра Musica Viva. Посередине зала, окруженного колоннами, под гигантской нависающей люстрой был установлен клавесин. Музыканты сгруппировались вокруг, оставив небольшое пространство для солиста. Слушатели расположились вторым, третьим, четвертым и пятым кругами — ближние ряды в непосредственной близости от музыкантов. Казалось бы, вот он, желанный аутентизм! Все как в былые времена: между слушателем и музыкантом нет никаких преград, ракурс восприятия музыки принципиально иной. Еще немного, и музыканты, вместо того чтобы в своих концертных костюмах, напоминающих жреческие одежды, подобно «не терпящим суеты» служителям муз, наставлять слушателя разумному, доброму, вечному, станут рассказывать ему свои истории на языке музыки…

Но не тут-то было. Как только слушатели расселись и были произнесены торжественные речи в честь открытия фестиваля, сразу последовала просьба от организаторов: аплодировать лишь после того, как произведение закончится, но никак не во время его исполнения. Хотя и с оговоркой, что раньше все было иначе и слушатели могли себе позволить выразить одобрение музыкантам в любой момент каким угодно образом — криками «браво!», аплодисментами, а то и покинуть концертный зал, если выступление не понравилось. Теперь же выходит, что слушатель должен сидеть и внимать, соблюдать тишину и дисциплину. Это, наверное, уместно во время выступлений больших сложно управляемых симфонических оркестров, исполняющих сложнейшие произведения современных композиторов, но если речь идет об оркестре камерном и музыке в стиле барокко, то почему нельзя несколько оживить атмосферу? Тем более что если у слушателя все-таки возникает желание поблагодарить музыканта за эмоциональные переживания, которые тот подарил, то как понять, когда заканчивается произведение целиком? Либо он должен знать их наизусть, либо следить за каждой паузой, возникающей в игре музыкантов, и по ее продолжительности оценивать, что именно закончилось — часть, после которой аплодировать неприлично, или все произведение, по окончании которого не аплодировать неприлично вдвойне. Разумеется, можно просто повторять действия более опытных слушателей. Но это вносит элемент дискомфорта: вместо того чтобы высвобождать эмоции, музыка закрепощает их. Но Карминьола, стоило ему появиться перед слушателями, по крайней мере часть этих противоречий снял. Одного движения его старинного смычка по жильным струнам было достаточно, чтобы поверить, что перед нами музыкант-аутентист. Он с ходу превратил возвышенную, несколько рафинированную музыку то и дело впадающего в тоску и печаль венецианского аббата в страстную исповедь. В этот момент Карминьола был меньше всего похож на академического музыканта. Исполняя виртуозные пассажи с какой-то немыслимой скоростью, скрипач притоптывал ногой, словно отталкиваясь от земли, чтобы играть еще быстрее. Как только мелодию подхватывал Musica Viva, он начинал широко размахивать руками, беззвучно требуя от музыкантов еще больше страсти. В этот момент он напоминал футбольного тренера, который орет на игроков, заставляя их безостановочно бегать по полю. Затем Карминьола снова впивался в скрипку и исполнял такое жалостливое соло, что, казалось, еще немного — и сначала слезы хлынут из его глаз, а следом зарыдает и весь зал. Потом вновь начинался танец со скрипкой, который пожилой седовласый джентльмен исполнял со всей страстью, на какую был способен. И в этот момент оркестр словно бы растворялся в воздухе, никого, кроме Карминьолы, в зале не существовало: только резкие интонационные переходы и взвивающаяся вверх мелодия.

В музыке Вивальди для тех, кто хотя бы однажды слышал «Времена года», а в их число входят даже те, кто не слишком интересуется классикой (в социальной сети «Вконтакте» отрывки из двенадцати скрипичных концертов неизменно входят в топ-10 самых популярных классических произведений), не может быть ничего неожиданного. Части, сопоставимые по длительности с произведениями современной поп-музыки, привычно чередующиеся: allegro, largo, allegro, подобно той самой поп-музыке, навевали то светлую радость, то изящную печаль. Необычен был сам исполнитель. В какой-то момент могло показаться, что и Вивальди был в жизни именно таким. Вместо тщедушного аббата, страдающего от астмы, полностью погруженного в мир музыки, пред нами предстал виртуоз, непрерывно усложняющий свои произведения, но при этом не забывающий про публику, жаждущую эмоциональных впечатлений. Если попробовать подобрать образ, который мог бы выразить настроение Вивальди, транслируемое Карминьолой, то это, скорее всего, был бы мальчик, который с сачком гонится за бабочкой, — его любит использовать в своих шекспировских спектаклях театральный режиссер Юрий Бутусов. Это как вечная погоня за вечно ускользающим, вечно недостижимым идеалом красоты и гармонии, в которой художника рано или поздно настигает разочарование. Он знает об этом, но остановиться не может, ибо в этой погоне и заключен смысл его жизни.

На бис Карминьола играть не вышел, чем несколько удивил русскую публику, привыкшую к тому, что помимо основной программы исполнитель подкидывает им еще одну жемчужину из своего репертуара. Однако Карминьола презрел этот обычай, ограничившись поклонами.

В следующий вечер он играл один, помимо Вивальди включив в программу Телемана, фон Бибера и Иоганна Себастьяна Баха. На этот раз обошлось без экспрессии и артистизма. Напротив, маэстро был максимально сдержан и сосредоточен. Никакого внимания публике, взгляд только в ноты и никуда больше. Теперь Карминьола был в роли одинокого скрипача, который разговаривает с музыкальным инструментом и только в силу обстоятельств позволяет слушателям за всем этим наблюдать. Впрочем, это тот самый привычный образ Вивальди, который был разрушен до основания в предыдущем выступлении. Теперь скрипка отчетливо звучала как человеческий голос: то пронзительно, безнадежно, то впадая в безудержное веселье.

Исполнения на бис и в этот вечер не состоялось. «Импосибиле!» — донеслась до тех, кто мог слышать, реплика Карминьолы. Но в этот раз можно было догадаться почему. Концертная программа второго вечера скрипичной музыки давала слушателям возможность проследить эволюцию барочной музыки, пройти через разные ее ступени. Сначала это музыка Телемана, услаждающая слух, доступная и королю, и ремесленнику. Один шаг, и мы оказываемся во вселенной аббата Вивальди, которая есть не что иное, как утраченный рай и одновременно плач об этом утраченном рае. И наконец, Бах, заставляющий внимать каждой ноте, — в этом случае исполнение музыки и в самом деле уподобляется богослужению, и не исключено, что для аутентичности слушателям следовало бы просто встать на колени и помолиться. Между композиторами отчетливо пролегла воображаемая граница. Карминьола дал нам понять, кто есть кто в музыкальном мире XVIII века. Мы и так догадывались, но заново расставить все по своим местам лишним не бывает.