Ёлка Для Вампиров (СИ)

11

…Соня проснулась с трудом. Зыбкая нереальность видений не отпускала. Но лучше бы не просыпалась — голова болела ужасно. Во рту будто помоечные кошки ночевали. И тело всё затекло, и шея ныла… Еще бы не ныла — спала она, оказывается, на маленьком, коротком, жестком антикварном диванчике. На таком уютно сидеть вдвоем и дегустировать вино. Но спать и, особенно, просыпаться — сущая пытка.

Еле выгнувшись из изгиба подлокотника, растерев одеревеневшую шею рукой, Соня поняла, отчего ей в голову пришла мысль о дегустации. Всю противоположную стену занимал стеллаж с ячейками, в которых под ковром пыли виднелись темные бутылочные донышки. Богатая коллекция дорогих старых вин. Ясно: Соня почему-то оказалась в погребе усадьбы.

Она села, и комната слегка качнулась, поплыла вокруг нее, как карусель… Соня откинулась на спинку дивана, закрыла глаза. Что же вчера было на самом деле? А что ей приснилось? Помнились какие-то кошмары. Не Новый год, а Хеллуин просто.

Единственное, что она знала точно — она напилась. Стыд-то какой…

За стеной тихо гудели-зудели голоса. Тихо, но в отравленном алкоголем мозге каждый звук отдавался колокольным гулом.

— Ну мы и попали, мужики!

— После такой сатанинской оргии как в глаза жене посмотрю?

— Живым бы выбраться…

— Серьезно струхнул, да?

— А ты сам будто нет?

Соня не вслушивалась. Она пыталась сосредоточиться. Итак, что же она видела? А что привиделось? И сон, и явь прошедшей ночи казались одинаково реальными — и одновременно расплывчатыми.

Итак, сначала она злилась… Непонятно на что. На Юлия? На весь мир? Злилась — и пила. Сперва шампанское, потом коктейли, потом опять шампанское. Потом загремели праздничные куранты, и все компанией с криками и смехом высыпали на воздух. Над заснеженным садом загрохотал фейерверк. Прекрасные шары огненных «хризантем» разноцветьем освещали зимнюю ночь. Все восхищались, кричали «ура», целовались. А Соня стояла в толпе, но одна… Даже Юлий обнимал за плечи девушку. Странно, но это была Нина — невеста Романа…

_______________

Соня огляделась: куда же смотрит Роман, когда его девушку обнимает другой парень?

Ромео нашелся на удивление недалеко — чуть поодаль, за спинами глазеющих на фейерверк. Жених выглядел крайне смущенным, он с напряженным вниманием слушал что-то, что ему негромко нашептывал Ольгерд. Соня нетвердым шагом подобралась поближе и замерла под прикрытием заснеженных кустов. Наверно, она могла бы и не скрываться, Герд как будто игнорировал ее весь этот вечер. Но подслушивать всё-таки она стеснялась в открытую. С другой стороны, если бы эти двое говорил о чем-то действительно важном, то нашли бы более укромное место для обмена секретами…

На самом деле Герд прекрасно видел ее неловкие маневры. Не удостоил ее и взглядом, но говорить стал чуточку громче. Не из любезности, напротив, желая помучить — пусть с ума сойдет от любопытства, пытаясь разгадать обрывки разговора.

— Я решил обвенчать вас сегодня, — объявил он пылающему от смущения жениху.

— Сегодня? — едва слышным эхом повторил за ним Роман, бездумно теребя свои кукольные кружевные перчатки. — Но…

— Ты не готов? — строго спросил «священник». — Не хочешь разделить с ней вечность, дыхание, кровь и биение сердца?

— Хочу, но… — выдохнул жених. Он давно упал бы в обморок от волнения, но был для этого слишком крепок здоровьем и чересчур напуган происходящим.

— Твоя родня согласна ее принять, — смягчившись, поведал хорошую новость Ольгерд.

— Правда? — вспыхнул надеждой Ромео. — Вы сами с ними говорили?

— Я не уговаривал их, а поставил в известность, — с должной важностью пояснил Герд. — И они с радостью согласились на твой союз с Ниной. И на союз между нашими кланами. Надеюсь, после этого ты останешься со мной?

— Это большая честь для меня! — воскликнул Роман.

— Ну-ну, не так пылко, — покровительственно улыбнулся Ольгерд, когда тот в порыве схватил его руку и прижал к губам. — Вижу, ты правда ее любишь. Почему?

— Она… сильная, — смущенно опустил подкрашенные ресницы Ромео. — И еще… Ее кровь. Когда она напугана, ее кровь просто божественна.

— Ну, тогда кричи громче, — с усмешкой велел Герд. — Напугай ее в последний раз так, чтобы запомнить на вечность вперед. Больше у тебя такого шанса не будет.

— Я знаю, — застенчиво улыбнулся жених. — После брачной ночи моя любимая станет бесстрашной.

Соня ничего не поняла из услышанного. Ее заворожила эта сценка: в ярких всполохах фейерверка священник, красивый как невеста, держит в объятиях трепещущего жениха в пышном светлом платье. Выговорившись, Ромео припал с долгим поцелуем к руке покровителя. Тот же приник к его шее, придерживая свободной рукой за затылок, сминая локоны парика. Соня в смятении подумалось, какие же засосы должны после этого остаться у обоих.

Отсверкали последние россыпи золотых звездопадов, и возбужденная толпа развернулась к ним радостными, раскрасневшимися лицами.

— Это что же, прелюдия к обещанному новогоднему шоу? — пошутил кто-то из мужиков, глумливо хмыкнув, чтобы скрыть неловкость.

Барышни залились краской. Ребята закричали что-то одобрительное, а дамы со смехом принялись хором вести счет, будто на настоящей свадьбе. Нина, которую крепко держал за руку Юлий, замерла в шоке от увиденного.

Роман не сдержал стона, обмяк в объятиях Ольгерда.

— Отпусти его! — закричала Нина. Рванулась было к жениху, но Юлий не отпустил.

Еще мгновение, и Ромео не устоял на ослабевших ногах, без чувств сполз по черной сутане вниз. Герд с каким-то печальным смирением разомкнул объятия и позволил юноше осесть на снег, будто хрупкому цветку со сломанным стеблем.

Нина забилась в руках Юлия, закричала, заплакала, прося отпустить ее к возлюбленному.

Двое из ребят отделились от толпы и подняли Ромео на ноги, подставив плечи для опоры, пусть у него пока не было сил самостоятельно даже держать голову или выговорить хоть слово.

Юлий разжал хватку, и Нина подлетела к Ольгерду, рыдая от ярости:

— Сволочь! Гад! — выкрикнула она, замахнувшись кулачками.

Но тот перехватил ее тонкие запястья. Сжав до боли, легко завел ей руки за спину, так что она оказалась крепко прижатой к нему всем телом. Запрокинув голову, она смотрела на него снизу вверх, глаза сквозь слезы сверкали ненавистью. Он ответил ей холодной улыбкой. Облизнул свои непривычно раскрасневшиеся губы.

Взгляд его гипнотизировал девушку. Соня невольно вспомнила избитое выражение: как удав на кролика. Но здесь оно подходило как нельзя лучше.

Шокированные мужчины в толпе наконец обрели дар речи. Не вполне трезвые, наперебой возмущенно захорохорились, как петухи перед курятником:

— Блондинка, поимей совесть! Отпусти девочку, тебе говорят! Не вынуждай тебя украсить фингалом!

Их грубые голоса перекрыли вкрадчивый шепот. Соня изо всех сил навострила уши, но не сумела различить вопрос, который Ольгерд задал притихшей в его руках девушке. Однако Нина дрожащим голосом выдавила «Да».

При этом она посмотрела, словно ища поддержку, на своего возлюбленного. Ромео пришел в себя, пусть он едва стоял на ногах, опираясь на плечи приятелей, но всё-таки уже мог выпрямиться и смотреть, держа голову прямо — и он тоже не спускал с нее огромных глаз. Она была напугана, он был взволнован и бледен.

Дамы в толпе прослезились от умиления. Они промокали платочками увлажнившиеся ресницы, чтобы не растекся макияж, при этом умудрялись одновременно придерживать на месте раздухорившихся кавалеров.

— Совсем молодежь стыд потеряла! Ладно парня тискал, но девчонку-то не трожь! Думаешь, раз ее бой-френд такой хлюпик, за нее заступиться некому?! — негодовали нетрезвые защитники. Однако какой-то животный инстинкт диктовал им, что давать волю кулакам слишком опасно.

Ребята поглядывали на мужчин со странными улыбками. Они тоже присоединились к протесту. Правда, тон их возгласов не показался Соне искренним, скорее это было похоже на подначивание:

— Действительно, Ольгерд, заканчивай стращать бедняжку! Имей совесть, не на глазах же у несчастного Ромео!

— Нина, ты согласна умереть? — чуть громче спросил Ольгерд, не обращая внимания на вопли. — Умереть — и начать жизнь заново, вместе с Ромео?

— Да, — повторила невеста.

Соня смотрела во все глаза, но понять ничего не могла. Больше всего это было похоже на обряд, на какое-то странное венчание.

И тогда Ольгерд взял почтительно поданный Юлием кинжал…

(Соня не заметила, когда этот «чертик» успел сбегать и принести пугающий атрибут сатанинского обряда: очень старый на вид кинжал, с алыми камнями на рукояти, с выгравированными загадочными письменами на узком клинке.)

— Хорошо наточил? — шепотом спросил Герд.

— Как бритва! — ответил Юлий.

(Юлий с досадой заметил, какой след оставили клыки Ромео на тыльной стороне ладони хозяина. Конечно, жених волновался. Но нельзя же и совесть забывать — так непочтительно вгрызаться в нежную тонкую кожу, на самом видном месте!)

Итак, Ольгерд взял кинжал. Взвесил в руке.

— При свидетельстве всех присутствующих! Под светом полной луны, — торжественно объявил он тоном верховного жреца, — я объявляю этих двоих, Нину и Романа, обвенчанными кровью. Да будут они одним целым, едины и неразделимы, отныне и навеки. Да пусть сердца их бьются согласно, пусть кровь его струится в ней, равно как ее кровь пребудет в нём.

— Чё он там сказал?! — хамским тоном драчунов переспрашивали хмельные мужики.

Брачные узы скрепил поцелуй. Ольгерд впился губами в губы невесты. Нина возмущенно замычала, забила свободной рукой по его груди. Она с ужасом почувствовала, как язык прокусили острые зубы. Рот наполнился солоновато-ржавым вкусом ее собственной крови. И он стал жадно пить ее кровь, оторвавшись лишь на миг:

— Прекрасный выбор, она чудесна, — сказал он окаменевшему Ромео.

Жених сглотнул. Роман понимал, что он сам виноват, он сам согласился на это… Но будь он сейчас не столь опустошен — не смог бы сдержаться, бросился бы на Герда и попытался бы разорвать ему горло. И Ольгерд, кажется, тоже прекрасно понимал его чувства, глаза сверкнули под светлыми волосами с насмешливым превосходством. Ромео трясло, он сознавал, что Герд его просто дразнит… Но от этого видеть любимую в таком положении было не менее больно!

Жадно глотавшая воздух невеста не успела отдышаться. Ольгерд снова завладел ее дыханием. Он прокусил себе внутреннюю сторону нижней губы — и ее кровь смешалась с его. Терпкой и пряной, сладковато-горькой, одурманивающей, точно наркотик. Эту жидкость хотелось пить еще и еще, как вино, как сладкий кагор, не останавливаясь, не отрываясь. Первые глотки он заставил ее сделать насильно, но она быстро опьянела и потянулась сама. Она распознала в его крови примесь чего-то щемяще знакомого, успокаивающе близкого, родного… Вкус Ромео, вкус ее новой жизни.

– Э-э?!! Да что ты себе позволяешь?! — взвились мужики.

Но ребята их пока придерживали, не давая раньше времени ринуться в драку. Хотя сами же подливали масла в огонь:

— Целовать невесту в засос в присутствии жениха? Как некрасиво!

Нина не сопротивлялась, позволила развернуть себя вполоборота. Запрокинув голову и выгнув спину, она не желала разрывать поцелуй. И почти не почувствовала боли, когда в ее грудь вошел клинок кинжала. Холодная сталь остановилась в миллиметре от трепещущего, заходящегося сердца, чуть не коснулась его. Она лишь сдавленно вскрикнула и тяжело задышала.

Ромео был готов к подобному. Но всё равно не сдержался, с воплем сострадания кинулся к невесте. Но споткнулся, не устояв на неверных ногах, повис на плече приятеля, дрожа и глотая слезы.

Над толпой зрителей пронесся ропот ужаса и негодования. Девушки ахали и падали в обморок. Мужики ошеломленно хлопали глазами, в изумлении растеряв все слова, кроме матерных.

По продольной впадинке вдоль клинка бежала алая струйка. С крестовины рукояти крупные горячие капли срывались вниз — на хрустящий белый снег. В морозном воздухе от лужиц поднимался пар…

Ольгерд отпустил рукоять, поднес запачканную ладонь к лицу. Медленно, со вкусом слизнул алый подтек.

— Потерпишь немножко? — участливо спросил он, шепнув на ушко истекающей кровью девушке. Та ответила коротким судорожным выдохом. Ольгерд провел рукой по шелковому лифу: — Эх, жаль платье продырявили. Я же предупреждал, что лучше надеть с открытым животом. А вы с Ромео в фасон уперлись. Модники.

Герд поддерживал умирающую у него на руках девушку, терпеливо ожидая, пока вся кровь, капля за каплей — и вместе с кровью жизнь — не покинет ее содрогающееся тело…

_____________

Соня потерла виски. Нет, это не могло быть правдой. Наверняка ей всё это приснилось. С перепою чего только не привидится. Не мог Ольгерд такого сделать. Не мог он быть таким невозмутимым, убивая своей рукой невинную девушку.

Соню пробрала дрожь от вспомнившейся картины. Она зябко охватила себя за плечи. Погрузилась в раздумья, не обращая внимания на голоса за стеной.

— К сектантам мы попали, точно вам говорю! Девку зарезали, и нас прикончат ради своих инфантильных ритуалов.

— Инфернальных, умник.

— Не поднимай панику, угомонись. Никто никого не зарежет. До сих пор ведь не зарезали.

— Нашел оправдание! Не зарежут, потому что доить будут, как доноров. Меня вчера одна раскрасавица-пиявка весь вечер высасывала. Грудастая такая, прямо ух!

— А ты балдел, как дурак, и радовался.

— Будто ты сам не балдел?

Ах да, верно, теперь Соня вспомнила: от крови мужики ошалели, ринулись было в драку. Пьяные и злые. Соня, как это не удивительно, даже испугалась за Ольгерда. Но тот и бровью не повел. Смотрел на рвущихся помахать кулаками равнодушным взглядом ледяных глаз. А вот сейчас ее озноб прошиб — она тогда действительно залюбовалась убийцей?

Мужики в бешенстве сами не остановились бы перед убийством. Если бы им позволили. Ребята раззадоривали мужчин, но при этом удерживали, не давая раньше времени кинуться в рукопашную. А как довели ярость до белого каления меткими репликами — тогда отпустили. Пьяными коршунами те подлетели к невозмутимому красавчику… И шарахнулись назад, так как в последний момент шефа стеной закрыли дамы.

Прекрасных леди было не узнать! За миг они превратились в настоящих монстров. Откуда только взялись эти не влезающие в рот упыриные клыки? Дамы хором ощерились, растягивая напомаженные губы в жутких гримасах. Выставили вперед руки со скрюченными пальцами, на которых вдруг отросли звериные когти, каждый длиной сантиметров пять, не меньше. Глаза страшно выпучились, налились чернильной чернотой. У Сони челюсть отвисла — упырихи да и только! В вечерних платьях они смотрелись теперь просто… сногсшибательно.

Мужики сперва не поняли, что к чему, с пьяных глаз не разобрались. А ведь могли бы убежать. Когда же сообразили — было уже поздно.

Словно дикие гарпии, леди набросились на своих недавних кавалеров. Раздирали острыми когтями маскарадные костюмы, царапали в кровь, слизывая с борозд густые капли. Впивались, вгрызались поцелуями-укусами в шеи, сгибы локтей, запястья…

Девушки, испуганные кровавой оргией, жались к парням. Те успокаивающе гладили их по головкам, держали за ручки, целовали. И уверяли невозмутимым тоном, будто волноваться совершенно не о чем. Всё происходящее — не более чем костюмированное представление в стиле вампирских ужасов. Девушки охотно верили и позволили увести себя в номера. (Не все, правда, ушли сами, некоторые благополучно упали-таки в обморок, и их пришлось унести на руках. Соня в который раз мимоходом удивилась, как хрупкие парнишки легко справляются со сдобными девицами, ведь вес-то немаленький.)

К Сониному стыду, у нее тоже от вида чавкающих бывших коллег по конторе, слизывающих друг у дружки кровь, стекающую по подбородкам, — у нее тоже закружилась голова. Слишком уж правдоподобные были костюмы и спецэффекты. Ей не то чтобы стало совсем дурно, но не хорошо. Не реагируя на слабое сопротивление, Юлий взвалил скисшую девушку на плечо — так ловко, как будто каждый день только и делал, что грузил девушек. И… больше она ничего не помнила.

_________

Нет, Соня не хотела верить, что вчера видела весь этот кошмар собственными глазами!

— Интересно, долго нас тут собираются держать? А то в туалет очень хочется, — размышляли вслух мужчины.

— Пока не стемнеет, наверное. Упыри же днем отсыпаются.

— Хорошо, что нас тут заперли, а не на чердаке. Тут хоть есть чем опохмелиться.

— Это точно подмечено. Еще кому пивка подкинуть? Тут такой запас, что нам до Рождества хватит.

— Нет, спасибо, и так в туалет хочется…

Соня вскочила. Неужели ее тоже заперли?!

Винный подвал был разделен на зал, пару комнат для приватных дегустаций и на чуланчики. Вместо дверей здесь были красивые решетки в стиле барокко с массивными замками. Эдакая смесь темницы и бара.

Соня подбежала к дверному проему, подергала витые прутья. Так и есть: ее тоже заперли! Посадили под замок, чтобы не сбежала. Какой же гад этот Юлий! И его разлюбезный Ольгерд тот еще подлец. Соня даже всхлипнула от бессильной злости. От этих разговоров за стеной ей тоже очень приспичило. Не мудрено — после столького выпитого вчера!

Тихонько матерясь и поскуливая, Соня вдруг обнаружила, что с внешней стороны в скважину замка вставлен ключ. Осталось только до него дотянуться… Она исхитрилась вывернуть руку, просунув через прутья решетки, повертела ключ и так, и эдак. Замок щелкнул, засов лязгнул — и дверь плавно распахнулась.

В конце подвала имелся туалет на потребу страждущим дегустаторам. Так что, посетив сей уголок уединения в первую очередь, пару минут спустя, освеженная и чуть более уравновешенная, Соня со спокойной душой и облегченным организмом отправилась на поиски не дававших ей покоя голосов.

Мужчины оказались заперты в менее комфортных условиях, нежели она. В чулане не было диванчика, а мебель заменяли ящики с водкой, коньяком и пивом. Запасы последнего, судя по пустой стеклотаре, успели понести значительные потери.

— О, Сонечка! — обрадовались мужики. При ее появлении суетливо принялись поправлять одежду, приглаживать реденькие волосы, запинывать пятками пустые бутылки по углам и за ящики. — А вы тут какими судьбами? Вы разве не с Юлием?

— Нет, — буркнула Соня, принявшись исследовать замок на решетке чулана. — Меня тоже заперли.

— А вас-то почему? — принялись сокрушаться мужики.

Соня не снизошла до объяснений. Тем более что она могла объяснить? Как будто сама что-нибудь тут понимала.

В этом замке никто ключ не забыл. Но задачка тоже оказалась не из трудных: ключик висел на видном месте, на шкафу, стоявшем у противоположной стены.

Едва Соня выпустила узников, те разбились на две компании. Одна группа выстроилась очередью перед дверью туалета, вторая — перед входной дверью. (Правда, состав групп вскоре поменялся кардинально наоборот.) Мужчины принялись изучать замок на предмет взлома. Однако входная дверь не желала поддаваться ни уговорам, ни скрученным из подручных материалов отмычкам.

У Сони от досады заурчало в животе. Впрочем, не удивительно, ведь вчера вечером она не догадалась толком поесть, сытая эмоциями и впечатлениями. А сейчас, если верить дружным показаниям наручных часов мужчин, подступал уже вечер первого января. Подумать только, она не ела с прошлого года!

Досаду ее усугубило полное отсутствие в баре, за баром и в прочих местах элементарной закуски, которой следовало бы быть в дегустационном погребке. Ни чипсов, ни соленых орешков, ни завялящихся, блин их, крекеров!.. (Хотя, если подумать, на самом деле что-нибудь проглотить было бы, наверное, проблематично, так как не проспавшийся вестибулярный аппарат давал предательские сбои. Но от робких сочувственных предложений опохмелиться, поступавших от мужчин, Соня с негодованием воротила нос.)

Делать нечего. Она вернулась на диванчик. Свернувшись клубочком и обняв колени, предалась черной меланхолии. Соня чувствовала себя самой разнесчастной на всем белом свете…

— Кончайте там с замком баловаться! — донеслось с другой стороны двери.

Мужики кубарем слетели с приступок порога. Один, самый смелый, догадался выдернуть из скважины проволочку, позаимствованную с пробки от шампанского. Затаив дыхание, все взирали, как кто-то с той стороны отпер замок. Дверь отворилась. На пороге стоял Юлий, позади него маячил нервный Кот и еще один парень, имени которого Соня не запомнила.

— Что, пришли по наши души? — осипшим голосом пошутил кто-то.

— Отставить паникёрство! — военным тоном шикнул на мужчин Юлий.

Эти трое одеты были как для похода, от праздничного маскарада не осталось и следа. Все трое были хмурые и серьезные. Кроме того, все нагруженные вещами. Юлий принес пальто и шапку Сони. Кот волочил объемный узел с какой-то одеждой. А третий парень пошатывался под гроздьями внушительного вида оружия.

— Точно, — поддакнул Кот. — Времени в обрез. Надо успеть сбежать, пока наши леди после вчерашнего не очухались.

С этими словами он развязал узел и принялся раздавать пленникам утепленные комбинезоны с красивой расцветкой в серо-белое пятнышко.

— Это что? — недоумевали мужики. — Зачем?

— В пейнтбол играть будем! — хохотнул Кот.

— Чё? — все дружно уставились на ружья.

Парень под тяжестью арсенала зашевелился, вытащил из кармана шарик-заряд, продемонстрировал компании:

— Здесь не краска, а экстракт чеснока.

— И на каждом стволе фонарик ультрафиолетового спектра, — добавил Кот.

— Угу. Первейшее средство от вампиров, — с глубокомысленным видом закивали мужики. — А почему мы должны вам доверять? Вдруг вы нас в ловушку заведете?

— Зачем? — спросил Кот. — Ведь вы и так тут сидите запертые. Вот через часик наши девочки придут в себя, снова проголодаются и явятся к вам развлекаться. Предпочитаете их подождать?

Мужчины переглянулись — и стали дружно заправляться в комбинезоны.

Меж тем Юлий сразу направился в чуланчик к Соне.

— Пойдем! — Он кинул ей одежду. — Тебе нельзя здесь оставаться.

— Почему? — меланхолично отозвалась она. — Чего мне бояться? От чего бежать?

— Ну-у… — протянул Юлий, сбитый с толка. Он явно ожидал, что пленница за ним бегом бросится. — Ты же хочешь сохранить свою жизнь… и невинность.

— Никому она не нужна… — уныло буркнула Соня.

Но устыдившись вырвавшихся слов, всё-таки встала, нахлобучила шапку, взяла пальто.

— А мои сапоги? — спросила она капризно. — Мог бы и захватить. На таких каблуках я далеко не убегу!

Она продемонстрировала шпильки на ботфортах, изящно вскинув ножку, будто цапля.

— Я взял машину, — поглядев на ее ноги, сказал Юлий. — Стоянка заблокирована. Поэтому пришлось стащить ключи у тети Дуси. У нее, правда, старая развалюха, но всё лучше, чем ничего.

— А как же остальные?

— Ребята о них позаботятся.

Соня кривовато улыбнулась. Но выбор был невелик: или довериться Юлию, или остаться. И если останется, черт знает, что с ней сотворит этот тихий блонди-маньяк? Расшатавшееся воображение пылко обрисовало картинки соблазнительных извращений, подсмотренных в ночном эфире по ТВ… Соня густо покраснела. Нет-нет! Прочь отсюда! Морозный воздух стряхнет с нее это неуместное наваждение.