Болезнь, унесшая Александра в расцвете молодости, была так жестока и так скоротечна, что он не успел назначить своего преемника. В течение последних четырех дней, когда фатальный исход уже был очевиден, он не мог говорить. Македоняне, окружавшие его, естественно, были приверженцами династической традиции, но эта последняя соединяла в себе царское происхождение с одобрением македонского народного собрания, которое в данном случае, на чужой земле, было представлено армией. Александр еще не имел прямого наследника: одна из его жен, Роксана, царевна Согдианы, была беременна, и только в августе ей предстояло родить сына, будущего Александра IV. Но пока он не родился, единственный, в ком текла царская кровь Аргеадов, был внебрачный сын Филиппа II, Арридей, больной эпилепсией и слабоумный. Приближенные и воины Александра, затрудняясь выбрать между этим жалким человеком и еще не появившимся на свет наследником, пришли к временному компромиссу, сохранив права обоих в виде парной монархии, владения которой в непосредственном будущем должны управляться ближайшими друзьями покойного царя.
В то время как хилиарх Пердикка, сменивший в этой высокой должности Гефестиона, осуществлял под этим титулом своего рода регентство, Кратеру, не раз при Александре бравшему на себя высшее командование войсками, было доверено лично представлять одного или обоих царей. Что касается старого Антипатра, то, как стратег, он продолжал крепко держать в своих руках европейскую часть монархии, как он делал это уже в течение одиннадцати лет. Однако Фракия в силу своего непростого положения и важности своей роли как охранницы Черноморских проливов была отдана в управление Лисимаху. В Азии шло распределение провинций между военачальниками: Птолемей выбрал себе Египет, где он немедля приказал убить грека Клеомена из Навкратиса, которого Александр назначил главой местной администрации; Антигон Одноглазый сохранил контроль над Фригией и западной Анатолией, порядок в которых он поддерживал с начала завоевательных походов; грек Эвмен из Кардии, секретарь царских архивов, бывший одним из наиболее близких соратников Александра, взял на себя управление Каппадокией и Пафлагонией в Центральной и Северной Анатолии; Селевк вместо территорий получил командование над конницей — элитным корпусом. Эти македонские вожди, среди которых единственным греком был Эвмен, стали настоящими наследниками Александра, преемниками, или диадохами, как их называет история. С участием диадохов или их сыновей, эпигонов (слово, которым в древней поэме назывались сыновья семерых полководцев, выступивших против Фив), в скором времени разыграется 40-летняя кровавая драма, в которой столкнутся из противоположных интересов и стремления каждого из них восстановить единство огромной империи, пока череда их неудач не приведет к новому мировому равновесию в форме эллинистических государств.
Первое время, с 323 по 316 год до н. э., миф о единстве империи, по крайней мере его принцип, отстаивался в интересах двух царей: слабоумного Арридея, взявшего имя своего отца Филиппа, и младенца Александра IV. Позже, когда династия Аргеадов была истреблена в результате хладнокровных убийств, каждый из диадохов попытается восстановить империю под своей единой властью, и всякий раз это будет создавать против его действий коалицию его соперников. Антигон Одноглазый при поддержке своего сына Деметрия долгое время будет близок к успеху, пока сражение при Ипсе в 301 году до н. э. не станет концом всех его надежд и его собственным концом. После смерти отца Деметрий, прозванный Полиоркетом («берущий города»), бывший незаурядным полководцем, но не имевший четких политических взглядов, разыграет на исторической сцене беспорядочный и долгий спектакль, полный успехов и неудач и завершившийся окончательным провалом в 285 году до н. э. Но тут уже Лисимах, который долгие годы придерживался осторожной политики ближайших целей, примется воплощать мечту о господстве над Европой и Азией с центром в его владениях в районе Дарданелл. Эти амбиции потерпят поражение в 281 году до н. э. в битве при Курупедии, в которой Лисимах будет побежден и убит. Тогда его победитель Селевк предпримет последнюю попытку объединения: эту иллюзию через несколько месяцев, в 280 году до н. э., рассеет его убийство вероломным другом. С гибелью последнего диадоха и установлением нового порядка завершится этот беспорядочный и бурный период, основные эпизоды и наиболее выдающихся деятелей, которого мы сейчас рассмотрим.
Весть о смерти Александра не вызвала волнений среди коренных народов Азии, с давних пор приученных к покорности. Зато греки, которые никогда полностью не отказывались от своего старого идеала независимости, подняли мятежи на дальних границах империи. В верхних сатрапиях — Бактрии и Согдиане, к северу от хребтов Гиндукуша, колонии ветеранов, в основном греческих наемников, которые уже два года безрезультатно добивались возвращения в Европу, получили новую надежду и собрались в войско под командованием греческого сатрапа, таким образом образовав греческое царство в Бактрии, которое станет независимым во второй половине III века до н. э. и будет весьма успешным.
На другой оконечности владений Александра греческие полисы Европы, по крайней мере частично противившиеся македонскому владычеству, сочли это подходящим моментом, чтобы от него освободиться. Афины, восстановившие свои силы благодаря мудрому правлению Ликурга и военному опыту Фокиона, предприняли такую попытку. Ликург незадолго до того умер: красноречие Гиперида, всегда яро ненавидевшего Македонию, призывало пренебречь предупреждениями Фокиона. Из изгнания был возвращен Демосфен, а командование войсками в предстоящей войне было поручено афинянину Леосфену, который отличился, возглавляя корпус наемников. Даже пятьсот лет спустя историк Павсаний сможет передать тот энтузиазм, которым сопровождалось это движение (История Эллады. I, 25).
2. Греция и Эгейское море.
На оставшуюся казну Гарпала были набраны наемники, был мобилизован флот и заключены альянсы: Спарта, Коринф, Беотия отказались от союзничества, зато Арголида, Элида, Мессения на Пелопоннесе, а в континентальной Греции — Фокида, Локрида, Этолия и чуть позже Фессалия прислали свои контингенты. Леосфен повел армию союзников в бой и, заняв Фермопилы, заставил Антипатра и македонские войска укрыться в Ламии — отсюда и название «Ламийская война», которое было дано этому последнему выступлению греческих полисов против Македонии. Осада Ламии продолжалась всю зиму 323–322 годов до н. э., но Леосфен погиб во время сражения перед крепостью, и потеря этого опытного и авторитетного военачальника оказалась роковой для коалиции, которая начала распадаться. Антипатр, хотя и был снова разбит в открытом бою, смог отступить в Македонию, чтобы там дождаться подкрепления, которое вел из Азии Кратер. Афинский флот охранял Черноморские проливы, чтобы не дать пройти этим резервам, но ему помешала эскадра, поддерживавшая Антипатра. Военные действия в Эгейском море закончились решающим сражением у острова Аморгос, в южных Кикладах: это был крах афинского морского флота, от которого он уже никогда не оправился. Пирей был заблокирован, и в скором времени объединенные войска Антипатра и Кратера разгромили союзную армию в Кранноне, в Фессалии, в сентябре 322 года до н. э.
Брошенные своими союзниками, потерявшими всякую надежду, Афины вынуждены были вступить в переговоры с Антипатром и принять предлагаемые им жесткие условия, согласно которым македонский гарнизон должен был постоянно находиться в крепости Мунихия, в Пирее; спорный город Ороп на границе с Беотией — отделиться от Аттики; афинские клерухии[7] на Самосе должны были окончательно покинуть этот большой остров, оставив его населению; ущерб, причиненный войной, подлежал возмещению. Кроме того, внутренний строй полиса был реорганизован: поскольку противники Македонии принадлежали к сторонникам демократии, вместо традиционных демократических институтов вводился олигархический режим и цензитарии, отныне лишавшие политических прав около 12 тыс. граждан, имущественное положение которых было ниже устанавливаемого ценза. Фокион, который отличился мужеством в недавних военных действиях и личный авторитет которого удержал Антипатра от военного вторжения в Афины после битвы у Краннона, и оратор Демад, уже давно поддерживавший интересы Македонии, стали управлять полисом после его поражения. Что касалось подстрекателей к войне, Афины согласились их выдать: бежавший Гиперид был арестован и предан смерти, Демосфен добрался до Калаврии и в момент своего ареста принял яд. Его смерть ознаменовала конец какой бы то ни было политической независимости для его родины, которую его смелость, стойкость и талант уже не направляли по пути величия и свободы.
Подробнее следовало бы остановиться на последнем эпизоде этой длинной и бурной истории. Но как только Афины сошли с политической арены, столкновение интересов и интриги снова начали разыгрываться в Азии. Хилиарх Пердикка, помогавший Эвмену завладеть Каппадокией, которую Александр оставил непокоренной, пытался укрепить власть царей, которую другие диадохи желали признавать. Старая царица Олимпиада, мать Александра Великого, вернувшись в родной Эпир, имела твердые намерения снова заняться политикой в меру своих амбиций, поэтому решила предложить Пердикке, чтобы втянуть его в свою игру, руку своей дочери Клеопатры, сестры Александра, которая осталась вдовой. Породниться с царским родом Аргеадов посредством этого брака значило получить доступ к высшей власти. Пердикка не устоял перед соблазном, но его соперники не дали себя обмануть и почувствовали здесь подвох, тем более что для женитьбы на Клеопатре Пердикка должен был расторгнуть брак с дочерью Антипатра. Мы увидим, насколько важными станут отныне такие личные отношения, скрепленные династическими союзами, для политических связей между правителями.
Пердикка, понимая, что враждебность к нему возрастает, начал действовать первым и, воспользовавшись тем, что его соперники пребывали на границах империи, решил прежде всего выступить против того из них, кто был больше оторван от других, — против Птолемея, сына Лага. Птолемею, как мы помним, было отдано управление Египтом, и он прочно там обосновался, поддерживаемый большим числом македонян, уже давно признавших его дальновидным и благородным военачальником. Проявив решительность и политическое чутье, он распространил свою власть в 322 году до н. э. на богатую греческую колонию Кирену, которая из-за своих внутренних междоусобиц не могла оказать должного сопротивления, и отправил туда стратега Офелла. Наконец, умело действуя, он добился того, чтобы набальзамированное тело Александра было доставлено не в Македонию для погребения в царском некрополе Аргеадов рядом с Филиппом, а в оазис Амона, то есть в Египет, где Птолемей временно захоронил его в Мемфисе, пока не был отстроен мавзолей в Александрии, в которой и упокоился завоеватель — в основанном им городе. Перевозка великих останков на невиданно роскошной парадной колеснице, подробно описанной Диодором (Историческая библиотека. XVIII, 26–28), потрясла воображение современников: можно было не сомневаться, что хранитель подобного талисмана воспользуется этим, чтобы подкрепить свои притязания на империю.
Таким был противник, от которого Пердикка собирался избавиться прежде всего. Оставив верного Эвмена прикрывать тылы в Малой Азии, Пердикка повел сильную армию к Египту, вторгся в него и уже подходил к Мемфису, но потерпел поражение при попытке со своими войсками форсировать Нил. Поскольку эта неудавшаяся операция стоила больших потерь, в армии вспыхнул бунт, и офицеры Пердикки, среди которых фигурировал Селевк, возглавили ее, убив своего предводителя в его палатке. Птолемей отказался от регентства, которое предложили ему убийцы Пердикки, продемонстрировав тем самым, что, в отличие от других диадохов, мировая монархия его мало привлекала: владение Египтом с его плодородными землями, отныне неоспоримое, казалось ему более надежным. Тем временем войска Антипатра и Кратера высадились в Анатолии и столкнулись здесь с армией Эвмена: проявив военный талант, наличие которого у этого архивиста никто не предполагал, он разбил Кратера, который пал в бою. Таким образом, в течение нескольких недель в 321 году до н. э. трагически погибли два главных действующих лица разыгрываемой драмы — Пердикка и Кратер. Требовалось перераспределение ролей.
Оно произошло в том же 321 году до н. э., во время встречи диад охов в Трипарадейсе, в Северной Сирии. Армия избрала эпимелета, то есть регента царей, — старого Антипатра, чей солидный возраст и доказанная преданность вполне подходили для этой роли. Сатрапии были заново разделены: Птолемей, естественно, сохранил за собой Египет, который после победы над Пердиккой стал считаться территорией, «завоеванной копьем», — как земли, покоренные Александром. Селевк получил Вавилонию, еще один богатый и процветающий регион в самом центре империи. Антигону были оставлены Фригия и Ликия; кроме того, он был назван стратегом Азии: ему предстояло командовать царской армией в войне против Эвмена, обвиненного в поддержке Пердикки и гибели Кратера. Вдова этого последнего, Фила, одна из дочерей Антипатра, была взята в жены молодым Деметрием, сыном Антигона, которому было только пятнадцать лет, и стала впоследствии матерью Антигона Гоната, будущего царя Македонии. Владельцы других азиатских сатрапий были назначены или утверждены в своих должностях, в том числе царь Таксилы и Пор в Индии. В этих рамках империя Александра в последний раз предстала в своей целостности, но она была весьма непрочной. Затем Антипатр отправился обратно в Македонию, увозя с собой обоих царевичей, таким образом, впервые с тех пор, как Александр в 334 году до н. э. преодолел Дарданеллы, царская династия возвращалась на землю отцов в Европу.
Это возвращение в Македонию было символично. Оно демонстрировало, насколько старая традиция аргеадской монархии, тесно связанная с македонской землей и ее народом, оставалась дорога диадохам: обоих одолевало желание получить это наследство и стать царем Македонии — это был единственный законный титул, — и эта высокая призрачная мечта заставляла их, за исключением рассудительного и дальновидного Птолемея, пренебрегать своей более реальной и более неоспоримой властью. Этот македонский мираж станет одним из стимулов деятельности диадохов и основной причиной их неудач. Только отказавшись от него, их наследники, эпигоны, смогут укрепить свое господство в своих провинциях и основать новые династии. С другой стороны, перенеся в Македонию царскую резиденцию Аргеадов, Антипатр, признанный их представителем, фактически лишил их мировой монархии Александра, резиденция которой могла располагаться только в самом сердце империи — в Азии.
В этом смысле соглашение в Трипарадейсе обозначило серьезный исторический поворот — от мечты Александра отказались те, кто были его наследниками по крови.
Антигон, которому было поручено отправиться в Анатолию для борьбы с Эвменом, сатрапом Каппадокии, осужденным другими сатрапами за преданность Пердикке, воспользовался этим, чтобы распространить свою власть на большую часть Анатолии. Он держал Эвмена в осаде в каппадокийской крепости, когда летом 319 года до н. э. умер старый Антипатр. У Антипатра был честолюбивый, энергичный и неразборчивый в средствах сын Кассандр, но, видимо, считая его слишком юным, Антипатр перед смертью назначил своим восприемником в качестве эпимелета при обоих царях, функции которого он исполнял после собрания в Трипарадейсе, старого многоопытного македонца, бывшего сподвижником Филиппа и Александра, — Полиперхонта. Не было ли само это назначение противозаконным: имел ли право Антипатр единолично избрать регента царской власти? Хотя армия безоговорочно утвердила этот выбор, у прочих диадохов он вызвал очень бурнук) реакцию. Против Полиперхонта, взявшего на себя заботу о царях и об управлении Македонией, незамедлительно была сформирована коалиция, как двумя годами ранее против Пердикки. В нее вошли Лисимах, Антигон, который из милосердия отказался уничтожить Эвмена и, предоставив ему свободу действий, вернул его территории, сам Кассандр, оскорбленный тем, что его отец предпочел другого наследника своих полномочий, и, наконец, Птолемей, надеявшийся с помощью этой кампании присоединить к своим египетским владениям Финикию, которая традиционно была защитной зоной фараонского Египта.
Чтобы противостоять стольким противникам, и особенно Кассандру, который стремился утвердиться в Греции и Македонии, Полиперхонт снова попытался добиться расположения греческих полисов, восстановив свободы, которые они имели во времена Филиппа и Александра и которые потеряли в результате Ламийской войны. Текст эдикта (diagramma), переданный от имени Филиппа Арридея, сохранил для нас Диодор (XVIII, 56). Он убедительно показывает, что македонские государи и их современники, по сути, были равнодушны к политическим и социальным конфликтам, которые сталкивали между собой граждан греческих полисов: они задевали их лишь в той мере, в какой касались их личных интересов. Демократы или олигархи сами по себе их мало интересовали — так же как и во времена Александра: главное, чтобы их можно было использовать как пешки в предстоящей партии.
В данном случае усилия Полиперхонта оказались практически безрезультатными, его военные неудачи сделали применение эдикта крайне недолговечным. По крайней мере, они привели к трагедии, отзвуки которой, доносимые до нас Диодором и Плутархом, разнесутся на века: смерть Фокиона, старого прославленного стратега, который обеспечил своей побежденной родине снисходительность Македонии. Полиперхонт, забывший об оказанных услугах, предал его в руки афинских демократов, ослепленных нежданным восстановлением своего режима и мечтавших рассчитаться с Фокионом за свою отставку и изгнание. На бурлившем страстями народном собрании исступленная толпа нарушила все установленные нормы, и Фокион, обвиненный в предательстве и не имевший возможности оправдаться, потому что его освистывали, был приговорен выпить цикуту, так же как и его друзья, а их тела, не преданные погребению, были выброшены за пределы Аттики. Таков был конец честного человека, целиком посвятившего себя своему отечеству, которого Плутарх сравнил с Катоном Утическим и который пал, подобно многим, жертвой слепых страстей толпы (май 318). Несколько месяцев спустя, в 317 году до н. э., военные успехи Кассандра и новые поражения Полиперхонта вынудили Афины опять склониться перед чужеземным победителем, смириться с пребыванием македонского гарнизона в крепости Мунихия, принять цензовую систему, столь далекую от демократических традиций, и передать реальное управление полисом эпимелету, выбранному с согласия Кассандра. Им стал философ-перипатетик Деметрий Фалерский, который в течение десяти лет, до 307 года до н. э., компетентно и умеренно решал внутренние дела полиса.
Тем временем в Азии и Македонии стремительно развивались события, и близился трагический конец царского рода Аргеадов и их последних сторонников. Пока Полиперхонт безрезультатно воевал на Пелопоннесе, где при нем находился ребенок Александр IV, — Филипп Арридей, второй царь, втянутый в интриги своей жены Эвридики, которая сама была царевной по крови, вступил в сговор с Кассандром. Чтобы расстроить их планы,
Полиперхонт возвратил в Македонию старую мать Александра Великого Олимпиаду, которая, сосланная в свой родной Эпир, все еще мечтала о власти. Она прибыла вместе с эпирским войском и присоединилась к Полиперхонту, который возвратил маленького царя его бабушке. Авторитет старой царицы среди македонян был очень велик, и они оставили партию Филиппа Арридея, а его самого и его жену Эвридику, по наущениям которой он действовал, выдали их врагам. Безжалостная Олимпиада повелела бросить их в тюрьму, где Филипп был убит ее палачами, а Эвридика была принуждена покончить с собой, что она сделала мужественно и достойно. Один из двух царей погиб в этой обстановке шекспировской драмы, оставив маленького шестилетнего царевича наедине с кровожадной бабкой. Старая женщина дала волю своей злопамятности и уничтожила многих знатных македонян, вызвав тем самым ненависть к себе, которая лишила ее всякой поддержки. Кассандр воспользовался этим и осадил ее в городке Пидна, где голод вынудил ее сдаться. Участь ее по приказу Кассандра была решена македонской армией, которая приговорила ее к смерти: родственники ее жертв взялись совершить казнь, которую она встретила без страха и ропота, до самого конца сохранив свой непреклонный нрав. Что касается Кассандра, для которого Полиперхонт, оставленный своими сторонниками, был уже не соперник, распорядился обеспечить надежную охрану маленькому Александру IV и его матери Роксане, устроил пышный ритуал в честь Филиппа Арридея и Эвридики, которые были погребены в царском некрополе в Эги, а затем женился на незаконнорожденной дочери Филиппа II — Фессалонике: тем самым он заявил о себе как о претенденте на македонский престол. Продолжая традицию Филиппа и Александра, он основал порт в заливе Термаикос, к востоку от устья реки Аксий (Вардар), и назвал его Фессалоники в честь своей новой жены: городу была предназначено долгое и блестящее будущее. Поблизости, на месте древней греческой колонии Потидея, в Халкидике, он устроил свою столицу и дал ей имя Кассандрия. Без долгих колебаний он заявил о себе как о носителе власти, дерзнув в 316 году до н. э. с помощью других греческих полисов восстановить Фивы, разрушенные Александром и срытые до основания в 335 году до н. э. В великой книге истории была явно перевернута страница.
Также изменилась обстановка в Азии, где вскоре суждено было погибнуть последнему защитнику законных прав Аргеадов. Один из парадоксов, которыми изобиловали те бурные времена и которые так любят обнаруживать историки-эллинисты, состоял в том, что эту македонскую легитимность до конца отстаивал, идя против диадохов-македонян, грек Эвмен из Кардии. Полиперхонт, стремясь разрушить коалицию своих противников в Азии, объединился с Эвменом и нарек его именем царей стратегом Азии: ранее этот титул был пожалован Антипатром Антигону. Пользуясь этими полномочиями, Эвмен за два года (318–317) снова завладел большей частью прежней империи Александра. В этом ему помогал элитный корпус македонских ветеранов, три тысячи тяжеловооруженных пехотинцев, которые в течение тридцати лет участвовали во всех кампаниях Филиппа и Александра и которых называли за их блестящие доспехи «серебряными щитами», или аргираспидами. Никакая другая армия не могла сравниться с этими воинами, покрытыми ранами и славой. Эвмен также распоряжался царской казной, которую ему своими грамотами доверили хранить два государя. Имея военные и финансовые ресурсы, он проявил свой талант политика и стратега, неожиданный у кабинетного человека: выставив войска, словно бы для того, чтобы вести их в бой, он сумел провести ложный маневр, равно как и завоевать уважение солдат своей храбростью, которую не ослабило пошатнувшееся здоровье. Его соотечественник Иероним из Кардии, бывший его союзником и другом, позже написал историю этих смутных лет; его труд был утерян, но Диодор, заявляющий, что он непосредственно основывается на нем, подробно рассказывает о единственной кампании Эвмена, который, несмотря на противостояние Антигона и Селевка, прошел через Месопотамию и Персию, объявил сбор дополнительных контингентов из верхних сатрапий, в том числе отрядов варваров и слонов, поддерживал сплоченность этих разномастных войск и долгое время нарушал планы такого опытного старого военачальника, как Антигон. Понятно, почему Плутарх счел необходимым отвести ему место в ряду выдающихся людей.
Но всей этой стойкости, таланта и беззаветной преданности памяти Александра было недостаточно для победы Эвмена. В начале 316 года до н. э. проигранная им армии Антигона битва подорвала верность аргираспидов, которые решили перейти на сторону Антигона. Брошенный ими, Эвмен был убит, а его победитель присоединил к своей армии войска, которые только что сражались против него. Такие передвижения личного состава из одного стана в другой были частым явлением в этих войнах, разделивших македонян, тогда как наемники — греки и варвары — представляли собой маневренную массу, готовую продать свои услуги тому, кто дороже за них заплатит. Укрепив таким образом свою военную мощь и став держателем царской казны, отвоеванной у Эвмена, Антигон казался теперь истинным повелителем Азии и в таком качестве управлял ею, подобно тому как Кассандр управлял Европой. Конфликт между ними был неизбежен.
Сложилась новая коалиция: кроме Кассандра, туда вошли Лисимах и Птолемей, помощь ей оказывал Селевк, который, бежав из Вавилонии, укрылся в Египте. Их категорические требования были отклонены Антигоном зимой 315–314 годов до н. э., и вскоре начались военные действия, сложные и разбросанные по огромной территории. Антигон, удерживавший побережье Сирии и Финикии и велевший построить там флот, которого ему недоставало, был провозглашен собранием македонской армии эпимелетом юного царя Александра IV, до сих пор находящегося в плену у Кассандра, заклеймившего себя изменой. Кроме того, чтобы поссорить Кассандра с греческими полисами, Антигон предпринял в их отношении политику, в недавнем прошлом проводимую Полиперхонтом, объявив их свободными от пребывания иностранных гарнизонов и политически независимыми. Птолемей в свою очередь опубликовал схожую декларацию, чтобы помешать Антигону. По этим посулам можно судить, насколько искренне диадохи были заинтересованы в освобождении греческих полисов! Полиперхонт, все еще воевавший с Кассандром на Пелопоннесе, естественно, вступил в альянс с Антигоном и, назначенный им ответственным за этот участок военных действий, воспрянул духом.
Из вооруженных действий, развернувшихся в эти годы вокруг восточного бассейна Средиземного моря, внимания заслуживают лишь несколько событий. Находясь в состоянии войны с неприятелем, окружившим его владения, Антигон поручил своему все еще юному сыну Деметрию охранять южные границы Сирии и Палестины, а сам занялся формированием армии в Анатолии, чтобы напасть на Лисимаха и Кассандра по ту сторону Черноморских проливов. В то же время его флот небезуспешно выступил против эскадр Птолемея в районе Кипра, Карии и Киклад: именно тогда, вероятно, Делос отделился от Афин (около 314 года до н. э.) и обрел давно утерянную независимость, и под властью Антигона была образована Лига островитян, объединившая Кикладские острова и полисы. Но в 312 году до н. э. Птолемей, подавив мятеж в Кирене и проведя ряд военных операций в районе Кипра, повел наступление на Палестину, где Деметрий поспешил встретиться с ним в открытом бою у Газы. Несмотря на свою храбрость, молодой полководец потерпел поражение и вынужден был отступить, оставив Сирию беззащитной перед вторжением. Антигон, узнав об этой неудаче, прибыл из Анатолии на помощь сыну, а Птолемей, удовлетворившись разорением страны и богатыми трофеями, решил вернуться в Египет. Однако он выделил своему союзнику Селевку небольшую армию для осуществления поразительно дерзкого плана: предводительствуя едва ли тысячью солдат, Селевк, полагаясь исключительно на удачу, двинулся в Месопотамию, по пути пополняя свое войско за счет местного населения. Таким образом Селевк достиг Вавилона, уже покинутого Антигоном, и, овладев мощной крепостью, установил там свою власть. Он утверждал, что оракул Аполлона, к которому он обращался в храме Бранхидов[8] возле Милета, назвал его «царем Селевком», поэтому со времени его возвращения в Вавилон, с весны 311 года до н. э., впоследствии начнут отсчитывать годы правления династии Селевкидов, которую он основал. Селевкидская эпоха в течение веков будет служить началом летосчисления для всего азиатского региона.
Поражение при Газе и операция Селевка стали для Антигона Одноглазого тяжелым двойным ударом. Конечно, ему удалось, придя на выручку сыну, отвоевать Сирию и Палестину. Но поход Деметрия против набатейских арабов, занимавших внутренние районы страны до Мертвого моря (которое называли Асфальтовым морем), завершился поражением. Не удалось также Деметрию, несмотря на экспедицию в Месопотамию, выбить оттуда Селевка, власть которого теперь распространялась на Мидию и Сузиану и уже воспринималась как власть государя. Антигон принял решение вступить в переговоры со своими главными соперниками — Кассандром, Лисимахом и Птолемеем. Соглашения, достигнутые между ними в 311 году до н. э., признали за каждым из них те земли, которые уже находились в их владении. Это подтверждение status quo сопровождалось двумя ограничениями, правда всего лишь формальными: снова была провозглашена автономия греческих полисов и в принципе сохранялись права Александра IV, поскольку Кассандр управлял Македонией и Грецией только как стратег Европы и только до совершеннолетия юного царя, которому было на тот момент двенадцать лет. Кассандр, не намеренный дожидаться, когда его сместит законный наследник, в 310 году до н. э. приказал убить царевича и его мать Роксану, которых он удерживал в плену. Так прекратился род Аргеадов и, как замечательно сказал Диодор, «поскольку отныне не было наследника империи, каждый из тех, кто повелевал народами и городами, мог именовать себя царем и считать земли, находящиеся в его власти, своим царством, завоеванным копьем» (XIX, 105).
Этот договор в скором времени начал оспариваться. Селевк, занятый присоединением к своим владениям верхних сатрапий на иранском востоке, не принимал участия в его принятии. Антигон попытался вернуть доставшиеся ему после разгрома Эвмена территории, но ему это не удалось, и, понеся значительные военные потери, он вынужден был войти в соглашение со своим более удачливым противником. Селевк пошел ему навстречу, поскольку он испытывал трудности на востоке Ирана. Этот регион действительно находился в опасном положении с тех пор, как индийский правитель Сандракотт (Чандрагупта), основатель династии Маурьев, продемонстрировал свое стремление захватить не только долину Инда, но и горные провинции, лежащие к западу от нее. Селевк препятствовал этому на протяжении нескольких лет, пока обстоятельства не призвали его обратно на Запад и он не счел разумным уступить Сандракотту территории, которые не мог больше защищать: регион Гандхары на севере, часть Арахосии с Кандагаром, часть Гедросии на юге. Взамен он получил боевых слонов, сыгравших решающую роль в его будущих кампаниях.
Изменив, таким образом, своим отступлением перед Селевком обстановку в Месопотамии и Иране, Антигон повернул на запад, где его партнеры по заключенному в 311 году до н. э. договору воспользовались его трудностями в Азии, чтобы начать свои походы. Наиболее активным был Птолемей, располагавший закаленными в боях эскадрами и имевший сильные базы на Кипре и богатый полис Родос, быстро оправившийся после катастрофического наводнения, которому он подвергся в 316 году до н. э. Поскольку Антигон возглавлял Лигу островитян на Кикладах, Птолемей, чтобы контролировать ее действия и при необходимости угрожать греческим полисам в Азии, расположился на острове Кос, в Додеканесе, в непосредственной близости от анатолийского побережья. Именно здесь в 309 году до н. э. родился его наследник, будущий Птолемей II Филадельф. Тем временем продолжали развиваться события в Греции, где Кассандр после многолетней войны примирился с Полиперхонтом и получил свободу действии. Птолемей и Антигон, стремясь настроить против своего общего соперника греческие полисы, временно прекратили свои распри для вторжения в Элладу: Птолемей отправил войско на Пелопоннес, Антигон поручил своему сыну Деметрию освободить Афины от протектората Кассандра. Лагидский поход почти не имел продолжения, зато Деметрий, высадившийся в 307 году до н. э. в Пирее, взял с боем портовые укрепления и крепость Мунихии, занятую гарнизоном Кассандра и вынудил Деметрия Фалерского, сохранявшего свою власть в полисе, передать ему Афины и отправиться в изгнание. Восстановив, по крайней мере в принципе, традиционную демократию, Деметрий заключил союз с афинским демосом, который щедро расточал своему освободителю и Антигону невиданные почести: их позолоченные статуи, водруженные на колесницу, были установлены в Агоре рядом с «Тираноубийцами»; им были вручены богатые серебряные дары; им был посвящен алтарь как спасителям; наконец, к десяти традиционным аттическим филам, носившим имена почитаемых героев, были добавлены две новые — Антигониды и Деметриады, эпонимами и покровителями которых они были. Еще ни один человек при жизни не удостаивался подобного почитания от афинского народа.
Деметрий, покоривший также Мегару, был призван отцом вести поход против Кипра, находившегося в руках Птолемея, чьи планы Антигон Одноглазый снова намеревался расстроить. Это была самая блестящая кампания молодого полководца, который продемонстрировал свои таланты как в открытом бою, так и при осаде греческого города Саламина (на восточном побережье Кипра) и в морском сражении. Вынудив Птолемея, лично прибывшего из Египта с эскадрой на помощь своим войскам, отступить в Александрию (лето 306 года до н. э.), он одержал полную победу. Остров Кипр целиком оказался во власти Антигона и Деметрия и на десять лет был потерян Лагидом. Вдохновленные этим триумфом, отец и сын наконец-то удовлетворили честолюбивые мечты, которые со времени смерти Александра волновали диадохов: они официально взяли себе царский титул и диадему, бывшую его символом. Птолемей, чтобы не потерять авторитет, сделал то же — равно как и Селевк, Лисимах и Кассандр. Вместо аргеадской монархии появилось шесть царей, носивших теперь этот титул, невзирая на династическую легитимность: распад империи Александра был официально завершен.
Осенью 306 года до н. э. Антигон собрался упрочить свою киприотскую победу, двинувшись на Египет, где Птолемей казался ему по-прежнему опасным. Но войско Деметрия и Антигона, командовавшего флотом, жестоко пострадало от плохой погоды и бурь, понесло тяжелые потери и, достигнув дельты Нила, не смогло одолеть оборону лагидской армии. И в плачевном состоянии вынуждено было вернуться в Сирию. Птолемей был неуязвим в своем египетском бастионе.
Чтобы отыграться за это поражение, Антигон решил обраться против Родоса, прежде бывшего союзником Лагида. Отказ родосцев выполнить его требования привел к войне: Деметрий осадил крупный морской полис, который мужественно защищался. Город был в осаде год (305–304), выдерживая яростные атаки, которые заслужили Деметрию прозвание Полиоркет, «градоосаждатель». Диодор подробно рассказывает о перипетиях этого сопротивления, победный исход которого обеспечили поставки продовольствия, осуществляемые не только Птолемеем, но и Лисимахом и Кассандром. В конце концов, не сумев взять крепость, Деметрий пошел на переговоры: родосцы оставались независимыми, свободными от иностранного гарнизона; они соглашались вступить в союз с Антигоном при условии, что они никогда не будут воевать против Птолемея. Чтобы наглядно показать, что их независимость никак не пострадала от этого соглашения, — как только воцарился мир, родосцы воздвигли статуи Лисимаха и Кассандра и, по совету оракула Амона, установили культ почитания Птолемея как бога в святилище, сооруженном для этой цели. Именно вследствие этого жеста родосцев Птолемей получил прозвание Сотер, «спаситель» — имя, которое носили главные божества, такие как Афина и сам Зевс. Обожествление живых царей в Родосе и Афинах стало традицией.
Как только вопрос с Родосом был улажен, Антигон послал Деметрия на помощь Афинам, которые осаждал Кассандр: ибо с тех пор, как город освободился от македонского влияния в 307 году до н. э., он не переставая воевал с Кассандром, который пытался установить свою власть в континентальной Греции. После ряда удачных маневров македоняне взяли верх, вторглись в Аттику и снова осадили город. Деметрий, высадившись в Авлиде, в тылу Кассандра, вынудил его снять осаду и покинуть Аттику. Таким образом, он второй раз предстал перед афинянами освободителем и провел зиму 304–303 годов до н. э. в Афинах. Но теперь тридцатилетний царь, опьяненный своими успехами и лестью, которой его окружили, дал волю своему невоздержанному и буйному нраву. Он обосновался в Парфеноне со свитой куртизанок, превратив храм богини-девственницы в дом терпимости: если он сам бог, говорил Деметрий, почему бы ему не поселиться у своей сестры Афины? Он повелел поклоняться его любовнице Ламии, уподобленной Афродите. Пользуясь невиданной привилегией изменять традиции, до тех пор ревностно оберегавшиеся служителями культа, он распорядился посвятить ему Элевсинские игры, не считаясь с установленной ритуальным календарем датой проведения мистерий. В то же время он постоянно вмешивался во внутренние дела полиса, магистраты которого шли навстречу его желаниям. Никогда еще Афинам не приходилось падать так низко.
После нескольких месяцев сумасбродных излишеств, весной 303 года до н. э., Деметрий снова двинулся в поход и отвоевал у военачальников Кассандра большую часть Пелопоннеса. Именно тогда при неизвестных нам обстоятельствах Полиперхонт, бывший в преклонном возрасте — он принадлежал к поколению Антигона Одноглазого, — сошел с политической арены, на которой играл лишь второстепенную роль. В следующем, 302-м, году до н. э. Деметрий с помощью политического маневра, который его отец уже использовал в 315 году до н. э., попытался заполучить поддержку греческих полисов, предоставив им мнимые гарантии политической независимости в виде конфедерации, которая могла бы стать для Антигона и Деметрия средством удобного и эффективного контролирования всех греческих государств: память об этой попытке объединить полисы в союз сохранилась во многих надписях, сделанных в связи с собранием делегатов полисов в Истме, что напоминало о знаменитом Коринфском союзе, учрежденном в 338–337 годах до н. э. по инициативе Филиппа II. Эти документы рассказывают о деятельности грека Адиманта из Лампсака, выступавшего посредником Деметрия в переговорах по этому делу. Эта очередная попытка объединить греческие государства в союз и согласовать их интересы не имела сколько-нибудь долговременного успеха: поскольку целью ее вдохновителя была лишь борьба с Кассандром и завоевание Македонии. Деметрий добился, чтобы его выбрали, как когда-то Филиппа, а позже Александра, главнокомандующим и чтобы коринфяне позволили ему ввести гарнизон в крепость Акрокоринф — главную стратегическую позицию, контролирующую перешеек между материком и Пелопоннесом. Эта оккупация, ставшая главным последствием нового эфемерного союза, продолжалась шестьдесят лет.
Перед лицом двойной угрозы, которую создавали, с одной стороны, деятельность Деметрия в Греции, а с другой стороны, военные приготовления, которыми занимался в Анатолии старый Антигон Одноглазый, прочие диадохи осознали необходимость противодействия. Кассандр в Македонии и Лисимах во Фракии были явно обеспокоены наступлением с двух сторон: Деметрия с юга и Антигона с востока через Черноморские проливы. Они решили ударить первыми и разработали смелый план при поддержке Селевка и Птолемея, которые не без основания опасались успехов Антигона Одноглазого и его сына; речь шла о том, чтобы начать войну в Анатолии, напав одновременно из Европы и Вавилонии, рискнув вывести войска из Македонии, которой Деметрий, вторгшись весной 302 года до н. э. с большим войском в Фессалию, угрожал напрямую. Пока Кассандр противостоял один на один опасности, Лисимах во главе мощной армии, частично предоставленной Кассандрой, высадился в Малой Азии и добился там успехов. В то же время Селевк, покинувший Вавилон, двигался на запад со значительными военными силами, в том числе с корпусом из 500 слонов, полученных от Сандракотта, индийского правителя, которому Селевк оставил восточные провинции империи. Антигон тут же призвал Деметрия, который вернулся в Азию и провел в Ионии и в Черноморских проливах несколько успешных, но не решающих операций, тогда как Лисимах и Антигон безрезультатно сражались во Фригии и Вифинии.
Весной 301 года до н. э. после зимнего перемирия армии были перегруппированы, и решающее сражение произошло в самом центре Анатолии, возле фригийского города Синнады, при Ипсе. Это была «битва царей»: Лисимах и Селевк выставили против Антигона и Деметрия примерно равные силы, около 80 тыс. человек, но мощный корпус слонов Селевка склонил чашу весов в его пользу. Антигон был разбит и погиб, а Деметрий, чья блестящая кавалерийская атака не спасла отца, бежал в Эфес, где его ждала помощь флота, контролировавшего море, и поддержка приморских полисов. Сражение при Ипсе обернулось не только концом правления и гибелью 80-летнего Антигона: оно стало также поражением последней серьезной попытки восстановить политически единое, крепкое, прочно обосновавшееся на обоих берегах Эгейского моря царство, о котором мечтал Александр. Договор между диадохами, последовавший за разгромом Антигона, окончательно закрепил раздел империи, хотя некоторые из них еще безуспешно пытались воплотить миф о единстве.
Пока на греческом Востоке разворачивалось это соперничество и шла борьба, эллинистический Запад не меньше тревожили внутренние распри и опасность вторжения извне. С тех пор как Тимолеон из Коринфа в 337 году до н. э. сложил с себя полномочия, которыми его наделили сиракузяне и которые он безупречно исполнял, в великих Сиракузах впервые начались беспорядки. Город не был затронут кампанией 334–330 годов до н. э. эпирского правителя Александра Молосского, брата царицы Олимпиады и дяди Александра Великого, которого призвал в южную Италию город Тарент на помощь в борьбе против коренных племен — луканов и мессапов, уже давно его одолевавших: после блестящих успехов в Калабрии Александр Молосский поссорился с Тарентом и был убит, потерпев поражение от луканов. Чуть позже сиракузяне помогли Кротону, которому угрожали горцы Бруттия: здесь впервые отличился как военачальник молодой сиракузец незнатного происхождения (он занимался гончарным делом), но имевший замечательный военный талант — Агафокл. Диодор нарисовал яркий портрет этого неординарного человека, бывшего на Западе не менее выдающейся личностью, чем его современники-диадохи. Он, возглавляя наемников (condottieri), служил в южной Италии Таренту, затем Регию и, наконец, Сицилии в жестоких распрях противостоящих друг другу группировок, которые раздирали его собственную родину; потом он был избран стратегом: тогда, в 326–317 годах до н. э., опираясь на демократические силы по традиции греческих тираний, он захватил власть в Сиракузах и предал разграблению имущество истинных и вероятных сторонников олигархии, а их самих перебил (так погибло 4 тыс. человек, согласно Диодору), а их семьи на двое суток обрек на самое ужасное насилие. Затем, великолепно разыграв настоящий спектакль перед народным собранием и сделав вид, что отказывается от всех административных функций, он был единодушно избран стратегом с неограниченными полномочиями без указания срока их истечения и стал, таким образом, главой государства. Конечно, он долго отказывался принять царский титул и никогда не пытался увенчать себя диадемой — знаком царской власти. Но полномочия, которыми он располагал, делали его политическим и военным главой, сравнимым в этом отношении с диадохами на греческом Востоке. К тому же Диодор называет его династом[9] — обычно это слово историк употреблял по отношению к эллинистическим государям.
Агафокл прежде всего стремился подчинить своей власти большую часть греческой Сицилии, чтобы потом выступить против карфагенян, занявших восточную часть острова. После долгой череды военных операций, зачастую удачных, он тем не менее был разбит ими при Геле и с большим трудом смог добраться до Сиракуз (июнь 310). Но у него возник смелый план развернуть боевые действия в Африке, на самой территории Карфагена. Оставив своего брата охранять город, он покинул Сиракузы в августе того же года и через шесть дней морского пути достиг Туниса. За год войны он не добился победы и в это время был призван на помощь македонским полководцем Офеллой, который от имени Птолемея управлял Киренаикой, находящейся в десятках тысяч километров к востоку от Туниса. Действительно, несмотря на расстояние и безлюдье Сахары, окаймляющей побережье обоих Сиртов, греческие полисы Ливии и Карфагена имели общую границу, уже полвека как отмеченную Филеноровыми Жертвенниками[10]. Все попытки греков продвинуться дальше на запад отражались карфагенянами. У Офеллы, располагавшего сильным войском в Кирене и соседних полисах, жители которых имели опыт борьбы с африканскими племенами, был реальный шанс предпринять поход в земли Кинифа (регион Лепсис Магна) и в карфагенскую Африку. После серьезной подготовки он двинулся туда в 308 году до н. э. и, совершив тяжелый двухмесячный переход вдоль обоих Сиртов, привел к Тунису экспедиционную армию, в которой находились сто боевых колесниц — элитный корпус киренейских войск. Эта кампания, очевидно, была одобрена Птолемеем, который рассчитывал расширить таким образом свои владения в случае успеха своего военачальника. Но Агафокл, ставший неожиданно подозрительным к своему союзнику, чьи военные ресурсы его беспокоили, устроил ему засаду и убил его, затем набрал в свою собственную армию солдат Офеллы, оставшихся без военачальника. Он вел боевые действия в Тунисе еще в течение года, занимая и грабя города, но так и не смог взять Карфаген. В конце концов осенью 307 года до н. э., потерпев несколько крупных поражений и наведавшись в Сицилию, где в его отсутствие обстоятельства сложились не в его пользу, он вынужден был окончательно покинуть Африку, оставив там часть своей армии и двух своих сыновей, которых убили из мести разгневанные его уходом солдаты. Великая идея завоевания Африки закончилась провалом.
Кирена после смерти Офеллы восстала против Птолемея, которому пришлось в 300 году до н. э. отправить своего зятя Магаса вторично покорить провинцию. Тем временем Агафокл, вернувшийся на Сицилию, получил известия с Востока и, не считая себя чем-либо ниже диадохов, провозгласивших себя царями, он тоже принял царский титул, но по-прежнему отказывался увенчать себя диадемой, предпочитая этому восточному символу венец — традиционный знак духовного сана (позже то же самое сделает Юлий Цезарь — утверждали, что таким образом он хотел замаскировать свою лысину). Снова приняв управление Сицилией, Агафокл наконец смог договориться с Карфагеном на условиях территориального status quo ante[11] и возмещения ущерба золотом и зерном, которые карфагеняне должны были предоставить. Затем, уничтожив оппозицию, пытавшуюся выдворить его из Сиракуз, он установил там свою власть и впоследствии сосредоточил свои политические интересы на Италии и Адриатике.
Сражение при Ипсе, уничтожившее Антигона, позволило победителям разделить между собой земли старого царя в Восточном Средиземноморье. Если Птолемей, организовавший поход в Сирию, довольствовался сохранением своей власти над южной частью этого региона как защитного бастиона Египта, то Лисимах и Селевк получили наибольшую выгоду от одержанной сообща победы. Лисимах присвоил себе запад и центральную часть Малой Азии, за исключением Киликии, которая досталась брату Кассандра, и нескольких прибрежных крепостей, бывших владениями Птолемея. Селевк вместе с Северной Сирией получил выход к морю и надежду когда-нибудь отобрать у Птолемея Палестину. Кассандру были отданы европейские государства, и он рассчитывал стать полновластным правителем как Македонии, так и Греции. Большой помехой оставался Деметрий Полиоркет со своим по-прежнему мощным флотом, имевшим базы в Эгейском море благодаря существованию Лиги островитян, в Малой Азии (но ими вскоре завладеет Лисимах), на Кипре, в Тире и Сидоне на сирийском побережье и, наконец, в Элладе, в частности в Коринфе. Афины, правда, в ближайшем будущем освободились от его навязчивой защиты, отослав ему эскадру, стоявшую в Пирее. Эллинский союз, едва сложившись, развалился из-за поражения при Ипсе. Но его организатор, обладавший неуемным нравом, не собирался выходить из игры: он появлялся на политической сцене еще в течение пятнадцати лет.
Чтобы установить между собой личные связи, которые бы укрепляли и усиливали заключенные соглашения, диадохи охотно заключали межсемейные браки: этот обычай подчеркивал характерную для этих крупных государств персонализацию власти. После Ипса Птолемей сделал Лисимаха своим зятем, отдав ему в жены свою дочь Арсиною, выдающуюся женщину, чье влияние во Фракии, а позже и в Египте в течение тридцати лет было доминирующим. Селевк в свою очередь женился на родной дочери Деметрия Полиоркета, Стратонике, чтобы сделать сторонником своего вспыльчивого и все еще молодого тестя. В этих браках, совершаемых исключительно ради выгоды, не придавалось никакого значения возрасту супругов. Именно поэтому случилось так, что юная Стратоника пробудила в сыне своего мужа от первого брака, будущем Антиохе I, страсть, в которой тот не осмелился ей признаться, но которая была так сильна, что юноша заболел и оказался на пороге смерти; причину его недуга обнаружил врач Эрасистрат, тогда Селевк ради спасения сына расторг свой брак со Стратоникой и отдал ее в жены царевичу. Эта романтическая любовная история, этакая «Федра» наоборот и со счастливым концом, позже была блестяще пересказана Плутархом и неоднократно становилась темой для сюжетов писателей и художников вплоть до наших дней. Соглашение между Селевком и Деметрием позволило этому последнему отнять Киликию у брата Кассандра, который недолго ею управлял. Но этого было недостаточно для его амбиций, которые подогрело удачное стечение обстоятельств: таковым стала смерть Кассандра (298–297), у которого не осталось других преемников в Македонии, кроме его сыновей — еще слишком юных, чтобы их признали. Деметрий первым делом задумал снова завоевать Афины, в которых после его ухода в 302 году до н. э. начались серьезные гражданские волнения: они привели к установлению самой настоящей тирании Лахареса, якобы по указанию Кассандра. Этот жестокий и беспринципный человек, не задумываясь, снял золотое покрытие с «Афины Парфенос» Фидия, чтобы переплавить его и расплатиться со своими наемниками: Павсаний и Плутарх с возмущением вспоминают об этом посягательстве на достояние богини. Первая атака Деметрия была отбита в 296 году до н. э., и Полиоркету пришлось добиться военных успехов на Пелопоннесе, прежде чем вновь осадить Афины и взять город в 294-м, вынудив Лахареса бежать. Эскадра Птолемея не могла прорвать блокаду. Но Лагид воспользовался отсутствием Деметрия: он захватил Кипр, которого лишился десять лет назад. Лисимах получил контроль над сильными крепостями Ионии — Эфесом и Милетом. Селевк распространил свою власть на Киликию. Деметрий, снова закрепившись в Греции, потерял при этом свои азиатские владения.
Игра, и так осложненная столкновением интересов, стала еще более запутанной с появлением нового участника, более молодого и столь же жадного до славы, как Деметрий, — его собственного шурина Пирра, правителя Эпира. Потеряв свое царство из-за Кассандра, Пирр присоединился к Деметрию, сражался на его стороне при Ипсе, затем некоторое время спустя стал заложником у Птолемея, пока Селевк и Деметрий еще при жизни Кассандра пытались примириться с Лагидом. Поскольку его сестра, вторая жена Деметрия, умерла в 298 году до н. э., личные отношения между Пирром и его зятем оборвались, и с помощью Птолемея Пирр вернул себе Эпир и сумел восстановить свое царствование. Вскоре он женился на дочери Агафокла Ланассе: она принесла ему в качестве приданого остров Керкиру (Корфу), в недавнем прошлом завоеванный Агафоклом, который после Сиракуз принялся воплощать в Адриатике древнюю мечту Дионисия[12]. Таким образом Пирр укрепил со стороны моря свои эпиррские провинции, где реализовал свое честолюбие в большой политике и проявил выдающийся полководческий талант, за который его иногда называли новым Александром.
Он начал с вмешательства в дела Македонии, включившись в спор между двумя сыновьями Кассандра: поддержал младшего, потребовав за это территориальные уступки. Но этот царевич обратился за помощью к Деметрию, который в то время воевал на Пелопоннесе. Полиоркет, приостановив боевые действия против города Спарта, который он был готов взять штурмом, спешно прибыл в Македонию, убил сына Кассандра и провозгласил себя царем осенью 294 года до н. э. В один момент Деметрий оказался главой старой традиционной монархии с ее обширными густонаселенными областями — Македонией и Фессалией, получил контроль над большей частью Эллады благодаря гарнизонам, которые ему удалось разместить в главных стратегических пунктах: в Акрокоринфе, в Халкиде на Эвбее — в узком проливе Эврип, в Мунихии в Пирее и, наконец, благодаря Лиге островитян, которая предоставила его флоту необходимые для господства в Эгейском море базы. Какой поворот судьбы всего через несколько лет после поражения при Ипсе! Бывший беглец, ставший главой древней монархии македонян, захотел отметить свой триумф, как это делали до него Александр Великий, Кассандр, Лисимах, Антигон Одноглазый и еще предстояло сделать Селевку, — основав в Фессалии новую столицу и дав ей свое имя: это была Деметриада, возле современного Воло, в глубине Пагасейского залива, недалеко от места, откуда, согласно преданию, отплыли Ясон и аргонавты. Здесь, в специально выбранном месте, между двух тщательно охраняемых портов, царь повелел возвести кругом восьмикилометровую укрепленную стену, остатки которой до сих пор впечатляют и которая до конца македонской монархии оставалась наряду с Халкидой и Акрокоринфом одной из тех стратегически важных крепостей, которые называли «затворами Греции».
Поправив таким образом свое положение, Полиоркет предался роскоши, пышным церемониям, придворным обычаям восточных монархий, которые сильно отличались от принятых у Аргеадов традиций простого, непомпезного, непосредственного общения царя с его подданными. Это отрицательно сказалось на его популярности, а между тем расходы, требовавшиеся для укрепления военной мощи, которая была необходима для будущих боевых действий, вызывали недовольство и в Македонии, и в греческих полисах. Два последовательных мятежа в Беотии, поддержанные этолийцами и Пирром, вынудили Деметрия в 291 году до н. э. вновь продемонстрировать свой талант «градоосаждателя» — на этот раз в отношении Фив, совсем недавно восстановленных из руин Кассандром. Чтобы отомстить Пирру, он захватил Керкиру, куда его призвала Ланасса, дочь Агафокла, которая бросила своего мужа, царя Эпира, и с которой Полиоркет хотел заключить союз. Затем он двинулся против Этолии, в то время как Пирр опустошал в его тылу македонские земли (289).
Птолемей, никогда не упускавший случая расширить свои владения, воспользовался этими проблемами, чтобы ввести свой флот в Киклады и занять место Деметрия в качестве главы Лиги островитян, так же как несколько лет назад тот вытеснил его с Кипра. Полиоркет тем не менее начал стягивать в свои крепости и в Пирей значительные силы армии и флота, который, согласно Плутарху, насчитывал 500 судов. Обеспокоенные этими приготовлениями, явно нацеленными на отвоевание Азии, Пирр и Лисимах, два соседа Македонии с запада и с востока, договорились опередить его, начав объединенное наступление, и в 288 году до н. э. вторглись на македонскую территорию. Взятый в клещи, Деметрий не смог отразить эту двойную атаку: когда он пытался из последних сил остановить натиск Пирра у Беррой, многие солдаты бросили его, и он вынужден был позорно спасаться бегством, спрятав свои царские одежды под простым черным плащом. В Халкидике он соединился со своей женой Филой, которая вскоре от отчаяния отравилась, когда ее супруг снова отправился в Грецию и, собрав какие мог войска, попытался восстановиться в Афинах. Город, осыпавший его почестями три года назад, теперь, после его кампании в Этолии, закрыл перед ним ворота и призвал на помощь Пирра. Деметрий вынужден был капитулировать в 287 году до н. э. и признать, что потерял и Афины и Македонию, которую разделили между собой Пирр и Лисимах. Его сын Антигон, прозванный Гонат, рожденный от Филы, дочери Антипатра, был достаточно зрелым, чтобы командовать армией и охранять оставшиеся у его отца греческие крепости, в частности его столицу Деметриаду.
Однако Полиоркет хотя и был побежден и низложен, опять погнался за своей азиатской мечтой: собрав несколько тысяч наемников и остатки своего флота, он вошел в Анатолию, взял несколько прибрежных городов, бывших во владении у Лисимаха, затем углубился внутрь страны, где взял Сарды. Но в 286 году до н. э., когда он двинулся дальше на восток с безумно дерзким намерением создать новое царство в верхних сатрапиях и при переходе через опасные земли, без достаточных запасов, понес тяжелые потери. Ему пришлось с оставшимся у него поредевшим войском изменить свою цель, повернуть на юг и пойти через горный хребет Тавра к Тарсу, где его ждала армия Селевка, в то время как в его тылу сын Лисимаха Агафокл, занявший вершины Тавра, отрезал ему путь к отступлению. Здесь еще в течение нескольких месяцев на южных склонах гор он вел безнадежную и героическую войну со своим противником, собиравшимся взять его измором. Наконец в начале 285 года до н. э. он принужден был сдаться. Селевк, помня о том, что Деметрий — его тесть, обошелся с ним великодушно: принятый с царскими почестями Полиоркет был отправлен в царскую резиденцию на берегу Оронта, где, строго охраняемый, он вел в роскоши праздную и развратную жизнь.
Такое времяпрепровождение быстро разрушило его здоровье, подорванное тяготами войны, и он умер в 283 году до н. э., после полувека бурной, полной ярких взлетов и падений жизни, в которой он был чрезмерен во всем: в своих природных задатках, в своем ненасытном честолюбии, в своих сколь грандиозных, столь и непредсказуемых авантюрах, наконец, в своей единственной неспособности воплотить свой великий замысел. В эту эпоху, щедрую на выдающиеся судьбы и исключительные личности, самой поразительной из них был Деметрий Полиоркет. Селевк с почестями отослал его прах к Антигону Гонату, который устроил пышный погребальный обряд своему отцу в Коринфе, прежде чем похоронить его в Деметриаде — в городе, который тот основал.
В то время как в горах Анатолии и на берегах Оронта разыгрывался последний акт драмы с множеством перипетий, героем которого был Полиоркет, другой диадох в свою очередь подтверждал свои претензии на главную роль — Лисимах, царь Фракии. Со времени первого раздела империи после смерти Александра этот энергичный и хитрый македонянин, замечательный воин, осторожный в своих планах и решительный в их осуществлении, неспеша укреплял свои силы во Фракии, неспокойном регионе, где рядом с несколькими процветавшими греческими полисами, располагавшимися на побережье Эгейского моря, Черноморских проливов и Понта Эвксинского, жили варварские племена: фраки на юге горной цепи Гемус[13], геты на севере между Гемусом и Дунаем (Петром). По реке Стримон на западе и Черному морю на востоке проходили границы обширной территории, на которой греческое влияние имело давнюю и глубокую традицию, но с которой македонские государи управлялись с большим трудом. Лисимах вынужден был вести долгую и жестокую борьбу, чтобы удерживать или вновь подчинять своей власти местные царства. Греческие полисы, главным из которых был Византий на Босфоре, оставались формально свободными, но поддерживали с государем союзнические отношения, близкие к подданническим. Долгое время удерживаемый серьезными проблемами в горах и на северных границах своего царства, Лисимах поздно вступил в борьбу диадохов. Его участие сыграло решающую роль в падении Антигона и в кампаниях, завершившихся сражением при Ипсе. В результате он получил большие территории в Малой Азии, всей восточной половиной которой он отныне владел, включая также анатолийское побережье Эгейского моря и оба берега Черноморских проливов. Над греческими городами региона, формально независимыми, Лисимах осуществлял строгий контроль и установил настолько жесткую и тяжелую фискальную систему в деревнях Анатолии, что заставил пожалеть об управлении Антигона Одноглазого фригийскими крестьянами. В 309 году до н. э. он тоже основал свою столицу на Xepcoflece Фракийском на месте Кардии и назвал ее Лисимахией. После успешной кампании против Деметрия и расширения своих владений на часть Македонии амбиции его возросли.
В 288 году до н. э. Пирр одержал победу над Деметрием, и его солдаты, к которым присоединилась побежденная армия противника, провозгласили его царем Македонии. Хотя он занял только часть царства, в то время как другую захватил Лисимах, Пирр тем не менее принял этот титул, на который имел право, будучи Эакидом: Олимпиада, мать Александра, приходилась сестрой деду Пирра, который, таким образом, был внучатым племянником Завоевателя. Так же как и Александр, он вел свое происхождение от Ахилла, который был предком рода Эаков и которого он избрал себе в качестве примера для подражания. Движимый неутолимой жаждой завоеваний, Пирр воспользовался отбытием Деметрия в Азию и захватил Фессалию, к которой он имел особый интерес, потому что его мать Фтия, которую он боготворил, принадлежала к знатному фессалийскому роду. Этот захват, значительно расширивший владения Эпира, побудил Лисимаха начать войну, чтобы разбить опасного соседа: играя на патриотическом чувстве македонского контингента армии противника, он склонил солдат к дезертирству, как когда-то сам Пирр переманил на свою сторону войска Полиоркета. Пирр, видя, что его армия уменьшилась, отступил в Эпир, оставив Лисимаху Македонию и Фессалию, за исключением Деметриады, все еще крепко удерживаемой Антигоном Гонатом, сыном Деметрия. Царь Фракии имел теперь, помимо своих собственных провинций, в Европе — все владения Аргеадов, в Азии — большую часть Анатолии; на склоне лет, в 284 году до н. э., он достиг вершины своей власти. Но он не долго наслаждался ею. Семейная трагедия привела его к краху. От первого брака с дочерью Антипатра Лисимах имел сына Агафокла, который достиг возраста правителя и играл заметную роль в последних военных действиях против Деметрия Полиоркета. Вторая жена Лисимаха, Арсиноя, дочь Птолемея Сотера и сестра Птолемея II, который уже принимал участие в управлении государственными делами Египта с 285 года до н. э. и наследовал отцу в 283-м, сумела так поссорить Лисимаха с Агафоклом, что подозрительный старый царь велел убить своего сына. Такая жестокость всех потрясла и подчеркнула тиранический характер его правления в глазах всех недоверчивых и недовольных. Селевк, от которого вдова царевича требовала вмешательства, поддался ее уговорам в 281 году до н. э. и начал военную кампанию на севере Тавр. К западу от Сард, на равнине при Курупедии, Лисимах потерпел поражение и, подобно Антигону, погиб в сражении. Некоторые из сторонников царя Фракии предали его и перешли на сторону Селевка: наполовину европейское, наполовину азиатское государство, раскинувшееся по обе стороны Черноморских проливов, которое Лисимах терпеливо выстроил ценой немалых усилий, просуществовало всего лишь миг. После грандиозных замыслов Александра его создание было ближе всего к мечте Филиппа, но, едва реализовавшись, оно рухнуло.
Последний из великих диадохов, служивших при Александре, Селевк стал отныне управлять всей Азией целиком, за исключением северного региона Малой Азии, где Вифиния, >Пафлагония и Понт, выходящие к Черному морю, сохраняли свою независимость. Ему хотелось присоединить к своей огромной азиатской империи Македонию, уступившую попыткам сменить династию Аргеадов. Переправившись через Геллеспонт, Селевк подошел к Лисимахии, столице своего поверженного соперника, когда один из родственников этого последнего — Птолемей Керавн — убил его в конце лета 281 году до н. э. Убийца был сыном Птолемея Сотера от первого брака, лишенный наследства в пользу Птолемея II, рожденного, как и Арсиноя, во втором браке с прекрасной Береникой. Молодой человек вначале нашел приют у Лисимаха и, видимо, принял участие в интригах, ожесточивших старого царя против собственного сына Агафокла. Затем он явился ко двору Селевка, благосклонно принявшего его. Отплатив неблагодарностью за оказанные милости, молодой беспринципный честолюбец под предлогом отмщения Лисимаху добился того, чтобы армия провозгласила его вместо Селевка царем Македонии. Его коварство было прекрасно просчитано: сын Селевка Антиох I, находился в далекой Азии, по поручению отца, управляя восточными провинциями; Антигон Гонат, все еще удерживавший свои крепости в Элладе, практически не имел средств противостоять ему; Пирр, призванный городом Тарентом в Южную Италию, готовился к походу на Запад. У Птолемея Керавна были все шансы утвердиться в Македонии и таким образом компенсировать обиду, которую нанес ему отец, отдав египетское царство его более молодому сводному брату Птолемею II. Чтобы укрепить свои владения наследием Лисимаха, Керавн, не колеблясь, женился на его вдове Арсиное, которой он приходился сводным братом и которая была также единокровной сестрой царя Египта. Но вечно подозрительный и жестокий, он приказал убить обеих дочерей Арсинои от Лисимаха; Арсиноя бежала от своего кровожадного супруга и, мечтая о мести, прибыла в Александрию, где вскоре вышла замуж за собственного брата, лагидского монарха, которого отныне стали называть Филадельфом, «любящим сестру». Тем не менее Керавн был близок к тому, чтобы установить свою власть в новом царстве, но ему помешало вторжение кельтов.
Племена кельтов уже многие годы угрожали северным границам Фракии и Македонии. Придя на Балканы с Дуная, они хлынули на юго-восток. Греки и македоняне опасались этих воинственных варваров, чьи нравы казались им дикими, как следует из длинного отступления, посвященного Павсанием их попытке разграбить храм в Дельфах (История Эллады. X, 19; и след). Птолемей с безрассудной неосторожностью, заслужившей ему прозвище Керавн («молния»), атаковал захватчиков в открытом поле, был ими разбит и погиб в сражении (начало 279). И снова Македония осталась без царя. Ситуация складывалась благоприятным образом для сына Полиоркета — Антигона Гоната: в ходе военных действий во Фракии он столкнулся с отрядом кельтов при Лисимахии и уничтожил их в результате блестяще проведенного маневра (277). Слава победы над ордами варваров, до тех пор непобедимых, заставила признать его в Македонии, правителем которой он стал в следующем году. На этот раз царство попало в хорошие руки. Как селевкидская монархия в Азии при Антиохе I, как лагидская монархия в Египте при Птолемее II Филадельфе, так и македонская монархия получила теперь в лице Антигона Гоната своего государя — энергичного и дальновидного, способного поддерживать ее внешнюю неприкосновенность и ее внутренний порядок. Около 280 года до н. э., после безуспешных авантюр диадохов, мир эллинистических государств наконец обрел четкие формы, стабильность которых нарушит только вмешательство Рима.