Приход Митридата Эвпатора к власти в Понте в 121–120 годах до н. э. почти совпал со смертью последнего из великих лагидских государей — Птолемея VIII Эвергета II Фискона (116). Это было благоприятное стечение обстоятельств, ибо личность понтийского царя и его неустанная деятельность будут определять историю греческого Востока между концом II века и 64–63 годами до н. э., когда Митридат умрет, а Селевкидская империя станет римской провинцией Сирией. В процессе окончательного распада политических структур, которые были созданы в унаследованной от Александра Азии, инициативы Митридата отметили последовательные и стремительные этапы агонии этого мира. В ответ на это Риму пришлось постепенно расширить сферу своих прямых и опосредованных действий в этом регионе, несмотря на трудности и волнения, которые республика переживала на Западе. После этого исчезло единственное сохранявшееся до этого времени крупное эллинистическое государство Лагидов и римский порядок отныне установился на всем средиземноморском Востоке. Поскольку этот переломный момент совпал с триумфом Октавиана, который наступил после битвы при Акции в 31 году до н. э. и позволил создать новую мировую империю в форме принципата, он стал знаком завершения одного периода истории и начала новой эры.
Династия Селевкидов уничтожила сама себя семейными распрями, которые в течение тридцати лет, с 114–113 годов до 83 года до н. э., не прекращая, раздирали то, что осталось от Сирийского царства. Было бы бесполезно и неинтересно пытаться проследить их детально. Вначале они столкнули Антиоха VIII (который в 123 году до н. э. избавился с помощью лагидского царя от узурпатора Сабина) и его сводного брата Антиоха IX, сына их общей матери Клеопатры Теи и Антиоха VII. Конфликт разразился в 114–113 годах до н. э. и продолжался вплоть до убийства Антиоха VIII в 96 году до н. э. Антиох IX погиб в следующем году от руки сына Антиоха VIII — Селевка VI, который сам был вскоре уничтожен сыном своей жертвы, Антиохом X. Этот последний стал соперничать за власть с четырьмя оставшимися в живых сыновьями Антиоха VIII. Одни находились в Киликии, другие — в Антиохии и Дамаске. Кто-то из них погиб, сражаясь с парфянами, постоянно угрожавшими восточным границам государства, или с набатейскими арабами, занявшими Дамаск, кто-то пал в междоусобной борьбе, последний умер естественной смертью. Остался один сын — Филипп II, который был свергнут жителями Антиохии, уставшими от этих бесконечных династических конфликтов. Они искали более надежного покровителя и нашли его в Армении в лице царя Тиграна, который со времени своего восшествия на престол (95) за счет парфян значительно увеличил свои владения в верхней Месопотамии, так что они вплотную приблизились к границам Сирии. Ему и отдалась Антиохия в 83 году до н. э. Его господство в течение пятнадцати лет обеспечивало в регионе относительное спокойствие, при котором имели место неоднократные локальные беспорядки с участием евреев, что получили независимость своего государства с 103 года до н. э. при сыне Иоханана Гиркана — Александре Яннае; набатейских арабов, во II веке установивших монархическое государство со столицей в городе Петра; разных малоизвестных местных династов; и наконец, нескольких греческих полисов, таких как Селевкия Пиерия, Птолемаида (Аке) и Триполи, что разными способами пытались укрепить свою автономию, в частности выпуском собственной монеты. Чрезвычайная сложность этих конфликтов, бывших продолжением тех же споров, что породили недавнюю анархию, была отражением внутреннего распада Селевкидской империи.
В лагидском царстве дела обстояли ненамного лучше. Здесь семейные распри, ставшие хроническими для династии, тоже приняли ожесточенный характер и оказались связанными с междоусобицами Селевкидов, поскольку дочери Птолемея VIII (их было трое, всех их звали Клеопатрами и различали только по прозваниям) были замужем за сирийскими принцами: одна из них, Клеопатра Селена, после брака со своим старшим братом Птолемеем IX сменила одного за другим трех мужей — трех недолговечных монархов Сирии, а потом была взята в плен Тиграном и убита в Месопотамии. После смерти Птолемея VIII Фискона в 116 году до н. э. его племянница-жена Клеопатра III и два ее сына, Птолемей IX Сотер II и Птолемей X Александр, стали соперниками за власть; мать помогала младшему, Александру, который тем не менее в 101 году до н. э. приказал ее убить. Оба брата правили одновременно: один в Египте, другой — на Кипре, меняясь своими владениями в зависимости от расклада сил, пока в 88 году до н. э. Птолемей IX не стал единоличным правителем, победив наконец и убив своего брата. Но в это время незаконнорожденный сын Фискона Птолемей Апион, получивший в наследство после смерти своего отца управление Киренаикой, взял себе титул царя: сам он умер в 96 году до н. э., завещав по примеру отца свои земли римскому народу, а полисы Киренаики вместе с их территориями объявив свободными. Таким образом, от лагидской монархии отделились эти значительные богатые и процветающие ливийские владения, которые со времени их завоевания Птолемеем I Сотером несколько раз возвращали себе независимость: на пятьдесят лет при Магасе, затем в правление Фискона и, наконец, при Апионе — и положение которых даже в рамках лагидского государства всегда было особенным. Сенат, узнав об этом, подтвердил свободу греческих полисов Ливии, Кирены, Птолемаиды, Арсинои (в древности Тавхира) и Береники (в древности Евгеспериды); он согласился стать восприемником царских земель, но не установил там немедленно прямого управления. Так что когда киренеянам в 87–86 годах до н. э. потребовалась помощь для восстановления их серьезно пострадавших от внутренних беспорядков институтов, им пришлось обращаться не к постоянному представителю Рима, а к временно исполняющему обязанности наместника Суллы — Лукуллу, который помог им, вдохновленный примером Платона[28]. Таким образом, по странному стечению обстоятельств исконные греческие полисы обращались отныне к римской власти как к привычному вершителю их судеб. В 74 году до н. э. при малоизвестных обстоятельствах сенат принял решение учредить римскую провинцию Киренаику и назначить правителем этой страны простого квестора.
Царская династия Понта хотя и имела персидское происхождение, была глубоко эллинизирована. Она контролировала греческие полисы Амис, «милую дочь Афин», и Синопу, ставшую ее столицей, и понтийские государи охотно брали себе греческие эпитеты, подобные тем, что носили другие эллинистические государи: Митридат IV в середине II века провозгласил себя Филопатором Филадельфом, Митридат V назвался Эвергетом. Эти повелители с помощью своих греческих подданных наладили порядок в своих владениях, в своей армии и на своем флоте. Когда Митридат V умер в 121–120 годах до н. э. в результате покушения, его сыну и наследнику Митридату VI было всего 11 лет. Гордясь своим происхождением, он взял себе титул Эвпатор, «рожденный благородным отцом». Амбициозный, беспринципный (как большинство правителей того времени), он, едва появилась такая возможность, избавился от тех, кто ему мешал — от своей матери, а потом и от своего брата Хреста. В 111 году до н. э., когда ему исполнился 21 год, он стал единоличным правителем. Эллинистическая историография, представленная Помпеем Трогом (в изложении Юстина) и Плутархом, любила пересказывать предания, явно недостоверные, но при этом очень показательные, согласно которым юному царю была предназначена выдающаяся судьба и его рождение сопровождали разные знамения, в том числе появление новой звезды на небосклоне.
6. Эллинистические полисы и государства Причерноморья.
В этих чудесах пытались различить отголоски древних иранских мифов. Это слишком далекие отсылки, тогда как попытки обнаружить чудесные знаки, предвещавшие правителям исключительную судьбу, были характерны для истории эллинистических монархов от Александра Великого до Цезаря и Августа. Воображению греков не нужны были восточные предания, чтобы выгодно подчеркнуть проявления божественного участия в судьбах великих людей и царей. То, что оракулы предсказали Митридату роль первого плана на греческом Востоке, является доказательством того, что современники осознавали эту роль и воспринимали Митридата адекватно — как последнего великого эллинистического монарха. Укрепившись в Понтийском царстве, которое омывалось Черным морем в восточной части анатолийского побережья и граничило с Арменией на востоке, с Каппадокией на юге, с Пафлагонией на западе, а с двумя последними имело к тому же общую границу с галатами, Митридат получил достаточно надежную базу для планируемых им кампаний: это был труднодоступный регион (за исключением морского пути), но он имел давние связи с греческим миром благодаря ионийским колониям, которые долгое время здесь располагались. Это была, бесспорно, страна легенд: река Термодонт, впадающая в Черное море, и город Темискира, согласно древнейшим преданиям, были местом сражения греческих героев, предводительствуемых Гераклом, и амазонок, которыми командовала их царица Антиопа; кроме того, Колхида, со своим царством Ээта и замечательным мифом о золотом руне, находилась рядом с Понтом, дальше по побережью Черного моря. Но эта земля была связана также и с более поздней историей, потому что как раз на востоке Понтийского царства, у Трапезунта, Ксенофонт и оставшиеся в живых участники похода «десяти тысяч» в 400 году до н. э. вышли к морю («Таласса! Таласса!») после долгого пути через долину Тигра и горы Армении. Мы видели, как предки Митридата Эвпатора — Фарнак I и особенно Митридат V — внесли свою лепту в политические и военные конфликты, разрывавшие Анатолию во II веке до н. э. Дружеские отношения установились с Каппадокией, царь которой был женат на дочери Митридата V, и с Пафлагонией. С другой стороны, Фарнак I пытался подчинить своей власти некоторые греческие колонии на противоположном побережье Черного моря: Херсонес на Крымском полуострове и Месембрию на фракийском побережье (территория современной Болгарии). Ему это не удалось, но он установил связи с этими отдаленными полисами, о чем свидетельствуют Полибий и эпиграфические документы. Эти связи дали Митридату первый шанс увеличить свою империю в направлении, где не было риска непосредственно пересечься с интересами Рима: кроме того, если верить херсонесской надписи, воспроизводящей договор этого полиса с Фарнаком, Рим одобрял интервенцию как гарантию этого союза и дружеских отношений.
Инициаторами выступили именно греческие полисы на территории Южной России. Они подвергались набегам скифских и сарматских племен, населявших земли вглубь материка.
Крупная греческая колония Ольвия, уже несколько веков располагавшаяся в эстуарии реки Гипанис (Буг), рядом с устьем Борисфена (Днепра), вынуждена была подчиниться скифскому правителю соседнего Крыма, который сам опирался на сарматские племена. Тот же туземный династ угрожал полису Херсонес на юге Крыма (рядом с современным Севастополем) и старому греческому государству, занимавшему берега Боспора Киммерийского (современного Керченского пролива), с его столицей в Пантикапее. Поэтому Херсонес и династ Боспорского царства обратились к Митридату на основании прежних отношений, которые связывали их, и того интереса, который его предки имели к их землям. Царь Понта ответил на их призыв, отправив экспедиционный корпус из 6000 греческих наемников под предводительством стратега Диофанта, уроженца Синопы. Диофант, проведя несколько кампаний (с 110 по 107 год до н. э.), добился замечательных успехов, освободив находившиеся в опасности полисы, заняв большую часть Крыма, включая Боспорское царство, и продвинувшись на континенте до Ольвии; таким образом он объединил весь регион под властью Митридата. Понт получил новую провинцию на другом побережье Черного моря с собственным административным центром в Пантикапее (Керчь), на полуострове, который греки называли Херсонесом Таврическим (Крым). Находясь почти в черноземной зоне русских равнин, эта провинция производила в изобилии зерно, а также серебро, которые были важны для Митридата не менее солдат. Монеты, обнаруженные на месте Ольвии, Херсонеса и Боспорского царства, подтверждают существование в это время тесных экономических связей с анатолийскими владениями Митридата. Это первое приращение, совершенное молодым царем, значительно расширило его возможности. Он постарался продолжить освоение черноморского побережья как к востоку, где он достиг Трапезунта (Трабзона) и Колхиды, так и к западу, где, помня об устремлениях Фарнака в отношении греческих полисов на фракийском побережье, которым угрожали варвары дунайских равнин, установил своего рода протекторат над Аполлонией Понтийской, которая боялась повторить судьбу находившейся севернее Истрии (к югу от устья Дуная), павшей под натиском соседних народов. Таким образом, в последние годы II века до н. э. Митридат стал для Черноморского региона последней надеждой эллинизма перед лицом опасностей, идущих из внутренних земель. Очевидно, что этого правителя с иранским именем воспринимали как греческого царя: именно поэтому впоследствии он был признан греками Малой Азии и старой Греции как освободитель перед угрозой римского завоевания.
Следующий этап плана Митридата состоял в подготовке к неизбежной войне с Римом, для чего ему необходимо было занять выигрышные позиции в Анатолии вокруг Понтийского царства. Тайно посетив римскую провинцию Азию, Митридат убедился, что чужеземная власть вызывает там всеобщую ненависть и что любое смелое выступление способно вылиться в бунт. Действительно, налоговая система, которую ввела в провинции Республика, была похожа на наказание: взиманием налогов (десятиной была обложена вся территория, включая земли греческих полисов, которые до сих пор были освобождены от налогов фискальной политикой Атталидов) занимались римские откупщики, которые при небескорыстном попустительстве правителей обирали страну. Проконсул Квинт Муций Сцевола и его легат Публий Рутилий Руфус в 93 году до н. э. попытались пресечь злоупотребления, но как раз в это время в Риме трибунал, явно благосклонный к обиравшим провинции чиновникам, возбудил против них процесс, в связи с чем они были отозваны из Азии. Митридат, оценив эту взрывоопасную ситуацию, попытался извлечь из нее пользу. С помощью разных маневров он подчинил новые территории, разделив Пафлагонию с вифинским царем Никомедом III, и заключил союз с Тиграном, царем Армении, отдав ему в жены свою дочь. Значительно труднее оказалось разобраться с Каппадокией, где его собственная дочь Лаодика не желала становиться его союзницей: неоднократные попытки подчинить это государство Понту были пресечены римскими военными кампаниями (одна из них была поручена Сулле, который таким образом впервые оказался на Востоке), так же безуспешно Митридат попытался после смерти Никомеда III встать во главе Вифинии. Нового государя этого царства, Никомеда IV, Рим подтолкнул к вторжению в понтийскую Пафлагонию. Это нападение весной 88 года до н. э. развязало войну.
Митридат тщательно подготовился к ней: говорят, он располагал 300 000 солдат, 130 колесницами, флотом из 300 кораблей. Он сразу же разбил войска Никомеда IV, затем одолел один за другим два корпуса римской армии, выставленные против него правителем провинции Азия и главой миссии, отправленной сенатом для урегулирования анатолийских конфликтов, — Манием Аквилием. Никомед бежал на Родос, Аквилий — на остров Лесбос, где он был схвачен и казнен. Вифиния и провинция Азия были полностью захвачены Митридатом, которого почти все греческие полисы встречали как спасителя. Чтобы окончательно обозначить разрыв с Римом, царь, обосновавшись в Эфесе (в Ионии), принял решение нанести окончательный удар: основательно подготовившись к операции, он за одну ночь перебил всех проживавших в Азии италиков — 80 000 человек. Эта резня, в которой участвовало все население, связала Митридата и его новых подданных соучастием в преступлении, которое сделало невозможным достичь какого-либо соглашения с Римом. Кроме того, уничтожение чужеземных купцов и откупщиков, имущество которых было разграблено, принесло богатые трофеи, позволившие царю на пять лет освободить провинцию от всяких налогов. Чтобы расположить к новому повелителю низшие слои населения, был принят ряд социальных мер: освобождение рабов, списание долгов. Чтобы навести порядок в своих огромных владениях, Митридат использовал, как когда-то Александр, административную систему сатрапий. Материальное процветание новой империи выразилось в выпуске золотых монет, на которых было выбито героическое изображение государя, явно вдохновленное старыми тетрадрахмами с профилем Александра. В новой столице, размещенной в Пергаме, царь старался окружить себя греками: поэтами и художниками — по примеру эллинистических царей. Казалось, что с этим энергичным и харизматичным правителем в Азии возрождается государство Атталидов.
Понтийский флот пересек Черноморские проливы и вошел в Эгейское море. Только Родос, защищеный своими крепкими стенами и военными судами, успешно сопротивлялся. Митридат заключил союз с пиратами, которых в Восточном Средиземноморье в конце II века до н. э. было великое множество и главные базы которых находились на Крите и особенно на южном побережье Анатолии, в прекрасно защищенных и трудно достижимых по суше бухтах Киликии и на севере Кипра. Эти эскадры разбойничали в Эгейском море, на берегах Греции и доплывали до Ливии; они совершали рейды даже на такие прибрежные полисы, как Береника в Киренаике (Бенгази), где в одной недавно обнаруженной надписи упоминаются их опустошительные набеги вскоре после смерти Птолемея Апиона (96). Эти грабежи, помимо другой добычи, позволяли в большом количестве поставлять рабов на процветавшие невольничьи рынки, например на Делосе. В 102 году до н. э. Рим предпринял попытку обуздать эту губительную для морской торговли деятельность, но без особых успехов, так же как безрезультатным остался призыв, обращенный чуть позже к лагидской и селевкидской монархиям, присоединиться к этой борьбе, хотя текст его был высечен в Дельфах. Впрочем, островам Эгейского моря пришлось пострадать от набегов понтийского флота: Делос был разграблен, а италики, которых много находилось на острове, все были убиты. Зато остров Кос сдался без сопротивления, и Митридат пленил трех лагидских царевичей, среди которых были будущие Птолемей XI и Птолемей XIII. Он принял их при своем дворе и женил на своих родственницах, продемонстрировав тем самым свое стремление уравнять Понтийское царство с великими эллинистическими государствами.
В том же 88 году до н. э. войска Митридата еще раз пересекли Черноморские проливы и проникли в Европу, заняв сначала Фракию, затем римскую провинцию Македонию, потом Фессалию, и получили поддержку Афин, вдохновляемых философом Аристионом, Беотии, Ахайи и Лакедемона. Здесь Митридата также воспринимали как спасителя эллинизма, освободителя от римского гнета. Казалось, что на обоих побережьях Эгейского моря возрождается империя Лисимаха, способная объединить под единой властью Малую Азию, Фракию, Македонию и Элладу.
Эти стремительные успехи застали Рим врасплох, тем более что Республика переживала переломный этап Союзнической войны, которую она развернула против своих италийских соседей и последние волнения которой еще не улеглись. Кроме того, разногласия между партией популяров, которую возглавлял Марий, и сенатской партией оптиматов мешали принятию правительственных решений. Вести из Азии вызвали финансовую панику, и консул Сулла, приняв ряд мер для восстановления внутреннего порядка, отбыл на Восток, чтобы вести войну против Митридата. В 87 году до н. э. он высадился в Эпире с пятью легионами, разбил стратега Архелая, командовавшего войсками Понта, и осадил Афины. Город защищался несколько месяцев, но 1 мая 86 года до н. э. был взят штурмом: хотя Сулла собирался «помиловать живых ради мертвых», то есть пощадить мятежных афинян из уважения к их славному прошлому, он крайне жестоко обошелся с населением, о чем все еще с возмущением писал Павсаний полтора века спустя. Пирей был сожжен, многие общественные здания и частные дома разграблены. Две армии, собранные в Македонии и Фракии Архелаем, успевшим бежать из Афин, прежде чем они пали, одна за другой потерпели поражение в Беотии. Европейская Греция в конце 86 года до н. э. снова оказалась подчинена римской власти. В это время квестор Суллы, знаменитый Лукулл, объезжал Восточное Средиземноморье от Киренаики до Кипра через Египет и Сирию, чтобы собрать там военный флот. Именно это дало возможность киренеянам восстановить свои институты. У Птолемея IX, который опасался за своих сыновей, находившихся в плену у Митридата, Лукулл не нашел поддержки. И тем не менее он собрал достаточно кораблей, чтобы составить эскадру, которая с помощью родосских судов могла вести войну в Эгейском море.
Митридат, который поручил Архелаю вести боевые действия в Европе, а сам остался в Азии, столкнулся с большими трудностями. Нуждаясь в деньгах, солдатах и кораблях, необходимых для войны, он слишком надавил на греческие полисы, не привыкшие к такому обращению при предыдущих правителях. Жители Хиоса, самые непокорные, были депортированы в Колхиду (которой они, впрочем, не достигли, остановившись в Геракл ее Понтийской); эфесцы подняли мятеж, который был жестоко подавлен; даже галаты восстали против начавшегося притеснения. Видя, что может потерять Анатолию, Митридат, не оставив своих жестких принудительных мер, решил вступить в переговоры, тем более что другая римская армия во главе с политическим противником Суллы уже пересекла Македонию и Фракию и в начале 85 года до и. э. оказалась за Черноморскими проливами — в Вифинии. Никомедия, столица Вифинии, а за ней и Пергам пали. Выбрав в качестве партнера для переговоров из двух своих врагов Суллу, царь Понта, окруженный у устья Каика, подписал с ним в Дардании (в Троаде) мирный договор, очень похожий на капитуляцию: он оставлял все недавно завоеванные территории, провинцию Азию, Вифинию, Каппадокию, был обязан выплатить немалую контрибуцию и отдавал 70 кораблей, за что Сулла обещал пощадить греческие полисы, оказавшие радушный прием Митридату. Этот мир закрепил триумф Суллы, которого на самом деле гораздо больше беспокоила политическая ситуация в Италии, чем наведение порядка на Востоке. Поэтому его заботило прежде всего получение материальных средств с отвоеванных территорий. В Эфесе он объявил суровые приговоры; вознаградил те немногие полисы, которые, как Родос, проявили свою преданность, и, несмотря на обещания, наказал все другие, лишив их независимости. Жители Хиоса, вернувшиеся на свой остров, были помилованы с учетом их депортации. Азия облагалась огромной контрибуцией (20 000 талантов). В 84 году до н. э. Сулла вернулся в Грецию, где провел несколько месяцев, собирая трофеи, среди которых были рукописи (в частности, труды Аристотеля) и произведения искусства, а затем со всеми этими богатствами и закаленной армией, безраздельно ему преданной, направился в Италию и Рим, где его ожидала новая проблема, решить которую ему позволили его победы на Востоке.
Пока Митридат, вернувшийся в свое Понтийское царство, восстанавливал силы, новый правитель провинции Азия, Луций Лициний Мурена, вместе со своим сыном, для которого позже Цицерон напишет знаменитую защитную речь, трижды предпринимал наступательные действия против Понта — с 83 по 81 год до н. э. Поводом для этих кампаний (которые были названы 2-й войной Митридата с Римом) стала Каппадокия, которую, как считал Мурена, Митридат покинул не полностью. Сулла погасил конфликт, и римляне занялись борьбой с пиратами, которая становилась неотложной. Чтобы разбить их в открытом море и затем преследовать до их укрытий, необходимо было, во-первых, занять и полностью контролировать побережье, где располагались их базы, а во-вторых, организовать военные действия на море под единым командованием с возможностью доступа в любой пункт. Такова была цель этих двунаправленных мер, результат которых не мог быть немедленным. Разного рода действия были проведены в глубинных землях Южной Анатолии в связи с образованием римской провинции Киликии (точная дата которого не установлена — приблизително около 80 года до н. э„согласно другой версии — около 100-го). С другой стороны, впервые в истории Рима в Средиземноморье была учреждена необычная должность с неограниченными полномочиями (imperium infinitum) для единого главнокомандующего, который имел власть над побережьями всех провинций (74). Первым обладателем этих полномочий стал вполне заурядный человек Марк Антоний Кретик (отец будущего триумвира Марка Антония и сын знаменитого оратора), который уже в 102 году до н. э. руководил кампанией против пиратов. Марк Антоний был разбит и взят в плен критскими корсарами и вскоре умер (71). Дерзость пиратов от этого возросла: они напали на остров Делос, который Сулла вернул афинянам, и разграбили его. Этот набег, случившийся в 69 году до н. э. — менее чем через 20 лет после разорения, причиненного Митридатом в 88 году до н. э., стал роковым для торогового порта, который в течение века был главным коммерческим центром в Кикладах и который уже по-настоящему так и не поднялся из руин. Римский легат Триарий безрезультатно пытался отстроить город и восстановить его обороноспособность, возведя временные укрепления, следы которых можно увидеть даже сегодня. Немногочисленное население вело жалкое существование среди остатков былого процветания и разоренных храмов. Излюбленной темой поэтов стала печальная судьба былой славы Киклад, острова Аполлона, превратившегося в пустыню, — знаменитого Делоса, теперь ставшего adelos, то есть «невидимым», «безвестным» — каламбур, построенный на традиционной для греков игре с этимологией слов.
Потеря крупного греческого религиозного центра, бывшего в то же время одним из главных центров товарооборота в эллинистическом мире, стала наглядным проявлением агонии этого мира.
Митридат, избавившись от Мурены, который был призван в Рим, снова взялся за свой великий замысел. Он установил отношения с находившимся на другом крае Средиземноморья мятежником Серторием, который в 82 году до н. э. поднял против Рима население Испании и с тех пор успешно противостоял посылаемым против него войскам. Серторий обещал ему в случае победы отдать Вифинию и Каппадокию. Это была попытка ведения мировой политики, подобной той, о которой мечтал Филипп V, заключая в 215 году до н. э. союз с Ганнибалом. Но, как и в случае с Филиппом V, здесь она не дала никаких конкретных результатов. Вскоре в Азии снова началась война из-за Вифинии. Царь Никомед IV умер в 74 году до н. э., завещав свое царство Республике. Сенат принял решение превратить его в провинцию Вифинию, но Митридат немедленно вторгся туда и был радостно встречен населением, которое боялось притеснения откупщиков. Рим, вопреки обыкновению, отправил в Азию двух консулов — к счастью для себя, поскольку один из них не справился со своей задачей, но другим консулом оказался Лукулл, бывший квестор Суллы, опытный и решительный. С помощью киликийских легионов, которые сражались с пиратами, он исправил ситуацию, допущенную его потерпевшим поражение коллегой, вынудил Митридата снять осаду с Кизика, расположенного на азиатском побережье Пропонтиды (Мраморного моря), а затем выбил его из Вифинии. Благодаря опыту, который он приобрел, командуя эскадрой при Сулле, Лукулл знал, какое значение имело для этого конфликта господство на море: поэтому он приложил все усилия, чтобы собрать флот и в 72 году до н. э. разбил корабли Митридата у острова Лемнос, вынудив царя освободить Эгейское море и отвести свои суда в Черное море. Перейдя теперь в наступление, Лукулл напал на сам Понт и после тяжелых боев занял все царство (71), а Митридат бежал к царю Армении Тиграну, своему союзнику и зятю. В 70 году до н. э. два главных понтийских города — Синопа на побережье и Амасия — один за другим попали в руки Лукулла, который предложил сенату преобразовать страну в новую римскую провинцию. Крымские владения Митридата на севере Понта Эвксинского, которые царь доверил своему сыну, тоже были им потеряны: его сын вступил в прямые переговоры с Лукуллом, чтобы остаться у власти в Пантикапее. Третья война Митридата с Римом завершилась полной победой Рима благодаря военному таланту Лукулла, который временно стал наместником четырех провинций Малой Азии: Понта, Вифинии, Азии и Киликии, в которых за свое гуманное и мягкое правление и стремление защитить население от жадности римских откупщиков удостоился симпатии народа. Тем временем брат Лукулла, управлявший провинцией Македония, двинулся в поход против фракийцев через болгарские равнины, дошел до Дуная, который римские войска достигли впервые, а затем до Добруджи, на западном побережье Черного моря, где взял под покровительство Рима греческие полисы региона, с которыми у царя Понта были особые отношения. Теоретически эти старые колонии продолжали быть свободными, так же как были провозглашены свободными после победы Лукулла греческие полисы Понта, отнятые у Митридата, — Синопа и Амис. Но эта свобода^ как и у полисов Малой Азии, остававшихся теоретически независимыми, была лишь видимостью автономии, границы которой определялись интересами Рима.
Стремясь раз и навсегда положить конец всем завоеваниям Митридата, Лукулл потребовал от Тиграна выдать своего тестя. Царь Армении отказался, и тогда Лукулл в 69 году до н. э. начал против него войну, разбил его в самом центре его владений, в верхней Македонии, недалеко от его столицы Тигранакерт, которая была взята римскими войсками. Эта победа нанесла выстроенной политической системе Тиграна, который в течение пятнадцати лет собирал остатки Селевкидской империи. Он потерял Сирию, которая ненадолго вернулась к Селевкиду Антиоху XIII, который стал последним правителем этой династии. Небольшое царство Коммагена, которое имело свою столицу — Самосату, в верхнем течении Евфрата, входила в число государств, правители которых продемонстрировали свою лояльность в отношении Рима: царь Коммагены Антиох I, добавив к своему имени эпитеты Романофил и Филэллин, приветствовал Лукулла. От этого государя на вершине Немрут-Даг, в горах Антиливана, остался великолепный архитектурный ансамбль с храмом, в котором возвышаются огромные статуи греческих богов и самого царя: яркое свидетельство глубокой эллинизации этого маленького государства, изолированного во внутренних землях Армении между горами и верховьем Евфрата.
В следующем 68 году до н. э. Лукулл продолжил военную кампанию против Тиграна и дошел до Армянской равнины, но после успешных действий вынужден был вернуться на свои базы, потому что его легионы были измотаны тяжелыми испытаниями этой войны. Митридат в свою очередь возвратился в Понт с преданными ему войсками и начал собирать там своих сторонников, которые покинули земли, занятые римскими войсками. В 67 году до н. э. он отвоевал свое царство, а Лукулл, от которого политические противники в Риме и откупщики, недовольные тем, что он мешал им наживаться в Азии, уже давно хотели избавиться, был лишен всех своих полномочий. На этот раз Митридат был снова спасен.
Но не надолго. Преемником Лукулла стал человек, только что прославившийся своей блестящей победой над пиратами, — Помпей. Благодаря противникам Лукулла был принят закон о передаче Помпею чрезвычайных полномочий — аналогичных тем, что были доверены в 74 году до н. э. Марку Антонию, но совсем для другой цели: все Средиземное море от Испании до Сирии было доступно для него, и он имел право углубляться до пятидесяти миль внутрь побережья. Она разделил море на сектора, каждый из которых контролировался эскадрой, затем очистил все Средиземноморье с запада на восток и наконец уничтожил пиратов в их убежищах в Киликии. Оставшимся в живых он предоставил возможность вернуться к честной жизни, переселив их в несколько городов, в частности в Киликии, обезлюдевших в результате недавних потрясений. Этому-то человеку закон, предложенный трибуном Манилием, поддержанный речью Цицерона и принятый голосованием, несмотря на то что Помпей осуществлял морское командование, поручил ему к тому же вести дела в Малой Азии с 66 года до н. э.
В этом году, двинувшись из Киликии на север, Помпей захватил Каппадокию, вторгся в Понт и вытеснил оттуда Митридата, который теперь отступил в Колхиду. Оттуда старый царь, которому было более 65 лет, достиг Херсонеса Таврического (Крыма) и снова установил там свою власть, заставив покончить с собой своего сына, предавшего его пять лет назад. В это время у него родился дерзкий план, вдохновленный походами Ганнибала, — перенести войну непосредственно в Италию: выйти из Причерноморья и собрать против Рима народы Центральной Европы, двигаясь верхами вдоль Дуная до Паннонии, чтобы достичь долины реки По в Цизальпийской Галлии. Этот грандиозный план, так и оставшийся в стадии проекта, был мечтой старого человека, который до самого конца отказывался признавать себя побежденным, но эта мечта потрясла современников своей масштабностью, и об этом свидетельствуют отголоски, доносимые до нас самыми разными историками: Флором, Плутархом, Аппианом, Дионом Кассием. Однако вокруг старого монарха все рушилось. Его сын Фарнак провозгласил себя царем вместо него и был утвержден Помпеем во владении Боспором. Митридату не оставалось ничего другого, как умереть: поскольку яды, к которым он из предосторожности долго привыкал, были для него безвредны, он приказал своему солдату — галлу Битуиту нанести ему смертельный удар мечом. Приведем стихи Расина:
Итак, царь, который в одиночку сорок лет
И который на востоке, испытывая судьбу,
Отомстил всем царям за общую вражду,
Мертв…
Это был поистине последний эллинистический царь, умерший, когда перестало биться «это неутомимое сердце, которое закалилось под тяжестью обременявшей его ноши». Он отступил в конце концов перед заносчивым и удачливым Римом.
Помпей не захотел преследовать Митридата в Колхиде. Ему достаточно было завоевать Понт, чтобы 4-я Митридатова война закончилась. Он занял Парфию, с которой еще Лукулл подписал договор, заключил мир с Тиграном, отныне владевшим только Арменией, и реорганизовал Малую Азию: большую ее часть теперь составляли четыре римские провинции — Понт, Вифиния, Азия и Киликия. Каппадокия с преданным Риму царем, занимала центральное положение в восточной части вместе с землями за верховьями Евфрата. В царстве Галатия объединились предводители галатских племен. Эллинистическая Анатолия по сути сохранит свою административную структуру при Римской империи.
Помпей завершил свою миссию, разобравшись с Сирией. Антиох XIII, для которого Лукулл в 69 году до н. э. восстановил селевкидскую монархию, не мог избежать разлагающего действия династических распрей: его двоюродный брат Филипп И, отстраненный от власти в 83 году до н. э. в пользу Тиграна, потребовал свое царство, оспариваемое теперь двумя претендентами, которых поддерживали арабские вожди, воспользовавшиеся уходом Тиграна, чтобы расширить свои владения в Сирии. Филипп погиб во время мятежа, царство досталось Антиоху. Помпей, отправившись в Сирию в 64 году до н. э., собирался укрепить безопасность страны, имевшей с Парфянским царством общую границу, проходящую по Евфрату. Он сомневался в способностях Антиоха XIII поддержать порядок в регионе, охваченном внутренней анархией, и отказался утвердить его как главу государства. Антиох отправился искать убежища у своего арабского покровителя, который избавился от него, приказав его убить. Так бесславно угасла эта династия, и Помпей в том же 64 году до н. э. превратил Сирию в римскую провинцию. Таким образом завершилась история селевкидской монархии, подобно тому как ранее это произошло с Антигонидами в Македонии или с монархиями в Пергаме, Вифинии и Понте, словно бы превращение в провинцию, управляемую непосредственно Римом было роковым финалом этих эллинистических государств.
Создавая провинцию Сирию, Помпей тем не менее не ввел там единой администрации: греческие полисы, постепенно укреплявшие свою автономию, сохранили свои привилегии, о чем свидетельствует выпуск ими собственных монет. Евреи, разделенные династическими спорами, вынудили Помпея к военному вторжению в Иерусалим: он упразднил независимое еврейское царство, оставив лишь структуру еврейской общины с этнахом, которым стал прежний царь. Набатейские арабы Петры продолжали откупаться серебром ради сохранения своей независимости. В Иерусалимском храме Помпея поразило отсутствие изображений бога. В это время он узнал о смерти Митридата; оставив управление Сирии наместнику новой провинции, он вернулся в Понт, где завершил свою задачу организатора завоеванных территорий. Он принял там останки Митридата, которые передал ему Фарнак и которые были захоронены в Синопе с царскими почестями. В конце 62 года до н. э. он вернулся в Италию после пяти лет отсутствия, где был встречен с невиданным триумфом, как победителя «над всем миром», de orbe terrarum universo. Действительно, Помпей заслужил прозвание Великий, Pompeius Magnus, под которым вошел в историю. Конечно, он воспользовался благоприятным стечением обстоятельств, предыдущими победами, одержанными Лукуллом, поддержкой римских финансистов, надеявшихся снова получить широкое поле для своей прибыльной деятельности, и двигало им не просто стремление к славе, но также жажда власти и наживы. Однако он проявил выдающиеся организаторские качества в борьбе с пиратами как в тактике военных действий, так и в умении воспользоваться своими победами. Преображенный им Восток хотя и не был вселенной, как утверждала формула его триумфа, тем не менее обрел свою будущую форму и до конца существования империи зависел от Рима, но говорил по-гречески и в основном сохранял эллинистическое наследие в рамках латинского суверенитета, этот Восток оставался связан со средиземноморским миром и поддерживал с ним особые отношения как в политике, так и в экономике и культуре. Помпей закрепил в общих чертах облик западной Азии, которая со времен Александра жила в тесных контактах с Грецией, умножала связи с ней и выступала посредником между эллинистическим миром и народами Среднего Востока. Граница по Евфрату, признанная Лукуллом и затем подтвержденная Помпеем, отмечала отныне восточный рубеж античного мира, который от Испании до Каппадокии составлял единое целое, культурную греко-римскую вселенную, составные части которой постепенно осознавали общность своей судьбы. В этом смысле этап, который ознаменовали деяния Помпея, покончившего с Митридатовыми войнами, стал решающим в истории цивилизации.
Единственный уголок эллинистического мира до сих пор избегал влияния Рима: лагидское царство, ослабленное династическими распрями и внутренними конфликтами, но все еще богатое ресурсами, которые предоставляла плодородная долина Нила. Его вхождение в римский мир произошло в связи с борьбой, которая противопоставила друг другу двух амбициозных римских военачальников и следствием которой стал конец Республики: их соперничество было в то время главной движущей силой истории, где ведущая роль личности в греческих традициях была сыграна поистине замечательной женщиной — великой Клеопатрой. Она стала связующим звеном между последними эпизодами завоевания.
Птолемей IX Сотер II, оставшийся в 88 году до н. э. единственным государем Египта, носил странное прозвище Латир («турецкий горох»[29]) — Конец его царствования, завершившегося в 80 году до н. э., был бесславным: ему пришлось подавить восстание коренного населения в Верхнем Египте, что вызвало вспышки подобных же народных движений. На этот раз он разрушил Фивы — древний фараонский город: это было одно из самых ожесточенных столкновений, к которым приводило сосуществование бок о бок в этой стране греков и фелахов. Его последователь Птолемей XI Александр II правил всего несколько недель и был убит во время мятежа. По завещанию он должен был передать римскому народу свое царство, то есть Египет и Кипр. Рим предпочел пока не вступать в права наследования. Два сына Птолемея IX, освобожденные после плена у Митридата, могли сесть на трон: старший, Птолемей XII, прозванный Авлетом («Флейтистом»), получил Египет; младший стал царем Кипра, согласно практике разделения власти, не раз применявшейся их предшественниками. Но в 58 году до н. э. благодаря демагогу Клодию был принят закон, превращавший Кипр в римскую провинцию: остров был присоединен к провинции Киликия, а Птолемей Кипрский покончил с собой. Что касается Авлета, в конце концов после щедрых займов влиятельным людям он добился, чтобы Рим признал его. Но жители Александрии взбунтовались, прогнали своего царя, который достиг Родоса, затем Рима и, наконец, был возвращен в свою столицу в 55 году до н. э. военачальником Птолемея, управлявшим Сирией. Вспомогательный корпус галлов и германцев под командованием римского офицера, служил ему охраной: Египет фактически стал протекторатом. Эти политические и военные операции обошлись очень дорого, отсюда рост налоговых требований со стороны лагидского государя и обыные последствия такой пркатики: бегство от налогов, оставление крестьянами своих земель, неповиновение и бандитизм. Развал египетской экономической системы ускорялся. Местное жречество, чьей благосклонности добивались, всегда получало больше льгот и привилегий, которые сокращались, как и площадь плодородных земель, находящихся под контролем государства. В этих неспокойных обстоятельствах Птолемей Авлет даже сделал своим министром римского финансиста, чтобы разобраться с финансами. Такое сотрудничество плохо кончилось, и римлянин, будучи арестован, бежал в Рим. Это долгое царствование, длившееся до 51 года до н. э., стало смутным периодом в истории Египта, который не оплакивал «Флейтиста», несмотря на громкие эпитеты, которыми тот любил украшать свое имя: бог, новый Дионис, Филопатор и Филадельф.
Умирая, он оставил царство своему юному сыну Птолемею XIII, которому было всего десять лет, с тем чтобы он женился на своей старшей сестре Клеопатре VII, его семнадцатилетней дочери. Не многие женщины в истории настолько мифологизированы. Уже при ее жизни пропаганда Октавиана изображала ее развратным и порочным чудовищем, околдовывающим своей красотой, чтобы вершить свои черные дела, восточной чаровницей, отвращавшей римлян от своего долга, лишая их возможности противиться ей. Этот поверхностный и романтический образ и остался в представлении потомков. Изучим тексты и изображения, особенно прекрасный бюст из Шершелл, оставшийся от статуи, воздвигнутой ее дочерью — Клеопатрой Селеной, которая была женой мавританского царя Юбы II. Мы увидим лицо с крупными чертами, отражающими властность и холодное величие, с длинным орлиным носом, который указывает на природное достоинство и всегда подчеркивается в профилях на монетах. Ничего, что свидетельствовало бы об обольстительности царицы-соблазнительницы, regina meretrix[30], как о ней предпочитали говорить римские писатели. Она была не азиаткой и не египтянкой, а гречанкой, умной и утонченной, говорившей на нескольких языках, в том числе и на египетском, а ее чары, о которых бесспорно свидетельствовали ее победы, следует связать не столько с пленительным телом, умело украшенным роскошными и изысканными уборами, сколько с проницательным и живым умом или душевными качествами. Разумеется, она использовала свои женские хитрости с теми, от кого ждала защиты и поддержки. То, что она таким образом добилась этого как от Цезаря, обладавшего ясной головой, искушенного во всяческих соблазнах, но имевшего страстное сердце, так и от наивного Антония, великого воина, легко поддающегося обольщению и быстро воспламеняющегося, — доказывает, что она была способна пробуждать любовь. Только Октавиан — хладнокровный, хитроумный, бесстрастный — мог быть невосприимчив к ее очарованию. Сама она, как свидетельствует рассказ Плутарха, не была бесчувственной женщиной: в отношениях с Цезарем ее очаровывали его слава и талант; с Антонием, бывшим ее любовником и мужем, ее соединяла обоюдная страсть, которая была более безрассудна с его стороны, чем с ее, но глубину и искренность которой в достаточной степени доказывает их добровольная, не по-театральному трагическая смерть. Клеопатра стала последним представителем династии Лагидов, женщины которой отличались умом и страстностью, — достойный конец ее высокого предназначения.
Незадолго до смерти Авлета, в 53 году до н. э., на Ближнем Востоке произошло серьезное событие. Римлянин Красс, один из триумвиров, который вместе с Помпеем и Цезарем управлял тогда Республикой, в качестве проконсула прибыл в провинцию Сирию и неблагоразумно развязал там войну с парфянами. Во главе их в то время находился сильный правитель Ород. Он нанес Крассу, перешедшему через Евфрат, сокрушительное поражение при Каррах (в Месопотамии). Красс погиб в бою. Римлянам, отброшенным от границы, проходившей по Евфрату, теперь пришлось отказаться от дальнейшего продвижения: равновесие сил, которое признал Птолемей, было таким образом закреплено. Но смерть Красса, лишившая триумвират одного члена, наряду с другими причинами привела к столкновению Помпея и Цезаря, которое произошло несколько лет спустя, в 48 году до н. э., при Фарсале (в Фессалии) и стало триумфом Цезаря. Бежавший Помпей вспомнил о том, что лагидский Египет до его поражения предоставил ему корабли и что в 55 году до н. э. Авлет был восстановлен в своем царстве одним из его легатов. Помпей возымел надежду обрести там убежище и поправить свое положение. Он прибыл в Пелузий, находившийся на восточной границе Дельты, где юный Птолемей XIII, окруженный своими советниками Потином и Ахиллой, поскольку Клеопатра, рассорившись со своим младшим братом и супругом бежала в Келесирию и собрала там армию. Подстрекаемый своими советниками, Птолемей, стремясь заручиться благоволением победителя при Фарсале, счел необходимым для этого убить Помпея, после того как притворно пообещал ему убежище.
Цезарь несколько дней спустя прибыл в Александрию, где с болью и гневом принял от Птолемея странный подарок. Тогда же он получил еще один подарок, завернутый в ковер: это была царица собственной персоной, которая придумала этот авантюрный способ приблизиться к Цезарю, избежал шпионов своего брата и стражи римлянина. Это был выигрышный ход для Клеопатры, потому что Цезарь поддержал ее в конфликте с ее супругом. Но, подстрекаемое агентами царя, население Александрии восстало и окружило царский дворец. До марта 47 года до н. э. бушевала эта война в Александрии и закончилась, когда из Сирии прибыли резервные войска, чтобы освободить Цезаря. Птолемей XIII погиб при этом, Клеопатра тут же вышла замуж за своего второго брата — Птолемея XIV. Волнения в Александрии привели к невосполнимой для античной культуры потере — сгорела знаменитая Библиотека, единственное хранилище произведений греческой литературы и науки. Спасшись от мятежа, Цезарь и Клеопатра вместе отправились в Верхний Египет по Нилу, благодаря чему римлянин, как когда-то Сципион Эмилиан, увидел собственными глазами просторы страны и ее богатства. По возвращении Клеопатра и ее новый муж Птолемей XIV были утверждены в своем царском достоинстве, и Цезарь, прежде чем покинугь Египет, разместил там оккупационный корпус из нескольких легионов: под предлогом защиты лагидской монархии он, таким образом, укреплялся в Египте как в собственном владении. Вскоре после его отбытия Клеопатра родила сына Птолемея Цезаря, прозванного Цезарионом, который был признан своим отцом в Риме перед сенатом. Этот ребенок должен был позволить царице чувствовать при живом Цезаре тесную связь с диктатором.
Этот последний прибыл в Малую Азию, где Фарнак, вероломный сын Митридата, оставив свое Боспорское царство, пытался восстановить отцовские владения, отвоевав Понт. В июне 47 года до н. э. по спешно прибывший Цезарь одним-едннственным сражением разбил все надежды мятежного принца: именно после этой битвы он произнес знаменитую фразу: «Veni, vidi, vici». Вернувшись в Рим в октябре, он был встречен там Клеопатрой, которая жила на одной из его вилл до самой смерти диктатора. Там она держала целый двор, которым восторгались все, кто боялся и льстил Цезарю, пока тот между своими походами в Африку и Испанию завершал политическую и административную реорганизацию, которая подготовила трансформацию Республики в монархию. Покушение Брута и Кассия в мартовские иды (15 марта 44 года до н. э.) прервало этот процесс. Клеопатра в начавшейся сумятице, которая царила в Риме, охваченном гражданской войной, вернулась в Египет, избавилась от своего никчемного мужа и брата Птолемея XIV и стала править совместно со своим сыном Цезарионом: под именем Птолемея XV Цезаря он официально стал последним Лагидом, но, так же как и его дядя, он не имел реальной власти в управлении Египтом, которую полностью оставила за собой его мать. И с этой задачей явно справилась, насколько позволили обстоятельства. Несмотря на два серьезных неурожайных года, вызванных недостаточными разливами Нила (один между 50 и 48 годами до н. э., другой — в 42-м), несмотря на слабость местной администрации, несмотря на растущую инфляцию, о чем свидетельствуют нумизматические данные, царица сумела поддержать внутренний порядок и в египетских деревнях не происходило прежних возмущений. Бесспорно, это затишье следует приписать той заботе, которую эта государыня, первая из Лагидов, говорившая на местном языке, проявляла к своим египетским подданнам. Если ей было за что негодовать на греческое население Александрии, всегда готовое взбунтоваться, то она старалась предстать царицей фелахов: по крайней мере, формально она разделяла собственно египетские религиозные обряды по традиции древних фараонов. На глазах жрецов и верующих она совершала некоторые фараонские ритуалы, идентифицирующие правителя с великими местными божествами: так, например, родившийся Цезарион был уподоблен Хору и представлен как сын Цезаря-Амона и Клеопатры-Исиды. Это стремление выглядеть повелителем всего Египта проявилось у Клеопатры в еще большей степени, чем у ее предшественников, и объяснялось отчасти потерей монархией всех внешних владений. В любом случае, это было в духе традиции, установленной Александром Великим как преемником Ахеменидов.
Мы видели, какое влияние имел на средиземноморский мир греческий Восток в первые месяцы после смерти Цезаря. Два главных заговорщика, Брут и Кассий, бежали: один в Македонию, другой — в Сирию. В Азии они собрали средства и армию, обложив тяжелой данью провинции, свободные полисы и союзных правителей. Так что в конце концов во Фракии, при Филиппах, на Эгнатиевой дороге, в октябре 42 года до н. э. произошло решающее сражение между убийцами Цезаря и его мстителями. Когда поэт Гораций, сражавшийся на проигравшей стороне, вспоминает, что ему пришлось, спасая свою жизнь, позорно бросить щит, relicta non bene parmula, он не случайно воспроизводил слова Архилоха шестисотлетней давности: именно во Фракии древний паросский поэт вынужден был совершить такой же унизительный поступок[31]. Речь идет об оде Горация «К Помпею Вару».
Один из двух победителей в битве при Филиппах, бывший полководец Цезаря — Марк Антоний — взял на себя задачу в свою очередь собрать на Востоке достаточно средств, необходимых для новых триумвиров. В связи с этим он изучал обстановку в этом огромном регионе, охваченном волнениями. Оказавшись летом 41 года до н. э. в Тарсе, в Киликии, он призвал Клеопатру поддержать его. Она прибыла по реке Кидн на пышно украшенной галере, окруженная роскошью, способной ослепить римлянина, хотя бы даже и знакомого с великолепием восточного приема: чуть раньше жители Эфеса приветствовали его как Нового Диониса. Такое появление Клеопатры произвело немедленный эффект: Антоний, очарованный женщиной, покоренный царицей, готов был во всем ей подчиняться. Следующую зиму он провел с ней в Александрии, где они вместе проводили время в удовольствиях, празднествах и пирах — образовав так называемый «союз неподражаемых», ведя себя, как боги, которым их уподобляли — Дионису-Осирису и Афродите-Исиде. При этом Клеопатра, как истинный Лагид, была безжалостна из предосторожности: в Тарсе она добилась, чтобы ее сестра Арсиноя, укрывшаяся в храме Артемиды Эфесской, была, несмотря на право убежища, выведена оттуда и убита. Так, в разгаре любви и безумств политические расчеты оставались для Клеопатры делом первостепенной важности.
Наслаждение образом жизни «неподражаемых» продолжалось всего несколько месяцев. Политическая обстановка в Риме и угроза парфянского вторжения в Сирию вынудили Антония покинуть Александрию и вернуться в Италию, чтобы урегулировать свои отношения с Октавианом и потребовать армию для войны с парфянами. Он добился от других триумвиров, чтобы ему передали управление на Востоке, и, женившись на Октавии, сестре Октавиана, провел в Афинах зиму 39/38 года до н. э. Один из его военачальников взялся очистить Сирию от парфянских захватчиков. В 37 году до н. э., планируя подготовить большой поход на Средний Восток, Антоний переселился в Антиохию. Он отослал в Италию свою жену Октавию и вызвал к себе Клеопатру. Она привезла с собой двух близнецов, которых родила в 40 году до н. э. после его ухода и которые не знали еще своего отца: сына Александра-Гелиоса и дочь Клеопатру-Селену, названных так, чтобы получить покровительство космических божеств — Солнца и Луны, ибо им предназначено было править вселенской империей. Тогда Марк Антоний, прежде чем отправиться в следующем году за Евфрат в поход, явно вдохновленный примером Александра и, по-видимому, задуманный еще Цезарем, в свете недавнего опыта реорганизовал административное деление греческого Востока, бывшего во власти Рима.
В Малой Азии провинция Понт, которая считалась слишком отдаленной, чтобы сохранять там прямое управление, снова становилась царством, которое предоставлялось контролируемому правителю. Провинции Вифиния и Азия сохраняли свой облик. В Киликии было введено сложное управление: теперь она была разделена надвое — восточная часть присоединялась к соседней провинции Сирии, а западная половина, или Киликия Трахея, старое горное убежище пиратов, преобразовывалось в царство и поручалась образованному царю и поэту Полемону. Галатия и Каппадокия остались зависимыми царствами. Независимые греческие полисы и некоторые мелкие царства дополнили римскую Анатолию, в которой Антоний, проявив политическую осторожность, поддерживал в основном систему, установленную Помпеем, но в связи с упразднением двух провинций — Понта и Киликии — внес в нее некоторые изменения, чтобы облегчить тяжесть прямого управления и сделать более гибкими механизмы политического и финансового контроля в обширной и разнородной стране. Южнее провинции Сирия, расширившейся до равнины восточной Киликии, Антоний оставил без изменений арабское государство набатеев и еврейское государство Иудею, преобразованное в царство после парфянского вторжения и получившее в качестве царя клиента Рима Ирода Великого, в правление которого тридцать лет спустя родился Христос. Зато большая часть Южной Сирии с Дамаском, Халкидой Ливанской и побережьем Финикии была возвращена лагидскому Египту, который тем самым неожиданно опять оказывался в Келесирии. Кроме того, к Египту снова был присоединен Кипр вместе с частью Западной Киликии. Эти пожалования были не просто подарками пылкого любовника своей возлюбленной: речь шла о том, чтобы обеспечить лагидское царство необходимым лесом для восстановления военного флота, который, как предвидел Антоний, мог понадобиться в ближайшем будущем. И для похода в Азию нужны были крепкие базы, существенным элементом которых являлись ресурсы Египта.
В 36 году до н. э. Антоний двинулся в Азию во главе многочисленного войска. Выйдя из Коммагены, он пересек Армению и достиг Мидии Атропатены, находящейся на юго-западе от Каспийского моря. Но с ним не было осадных машин, что помешало ему взять город Фрааспу. Застигнутый врасплох неблагоприятным сезоном, он вынужден был возвращаться в суровых погодных условиях. Плутарх очень живо описал страдания, которые пришлось испытать армии во время этой кампании, где Антоний проявил свои качества полководца, храбрость и несгибаемую стойкость, сближавшую его с простым солдатом. Тем не менее это было поражение. В результате второй кампании, в 34 году до н. э., была занята и сделана провинцией Армения, чтобы наказать царя, оказавшегося неверным союзником.
Между тем в 35 году до н. э. Антоний испортил отношения с Октавианом и запретил своей жене Октавии воссоединиться с ним на Востоке, что было равносильно разводу. В то время пока Октавиан готовился на Западе к неизбежному столкновению, настраивая общественное мнение против своего соперника как против врага Рима, Антоний силой обстоятельств все теснее связывал свою судьбу с судьбой Клеопатры и лагидского царства. Рядом с царицей, родившей ему третьего ребенка, названного Птолемеем Филадельфом, он воспринимался как некоронованный царь средиземноморского Востока, как наследник эллинистического мира, в последний раз представшего единым целым под единой властью. Он жил в Александрии, ставшей, таким образом, на короткое время фактически политической столицей всего Востока — честь, которой этот великий город никогда раньше не удостаивался. Осенью 34 года до н. э. состоялось потрясающее знаковое празднество: в гимнасии Александрии перед народным собранием Антоний тожественно провозгласил Клеопатру «царицей царей», Цезариона, который разделял с ней власть, «царем царей», а трех малолетних детей, рожденных от него Клеопатрой, — правителями царств, завоеванных Римом в настоящем и будещем: Александру Гелиосу отдавалась Армения и земли за Евфратом, Клеопатре Селене — Ливия, то есть, по сути,
Киренаика, Птолемею Филадельфу, самому юному, зачатому после разлуки в 37 году до н. э., — Сирия и Киликия. Этому провозглашению предшествовали своеобразные дионисии, во время которых Антоний, как Новый Дионис, играл первую роль бок о бок с Клеопатрой, Новой Исидой. Теперь этот римлянин разделял верования и обычаи эллинистических монархий и народов. Он упразднил римские провинции Сирию, Киренаику и Армению, чтобы превратить их в царства для своих детей. Он сделал Александрию центром нового мира, контуры которого только что наметились. Через полтора века, в течение которых Рим непрерывно одну за другой разрушал политические структуры, восходящие к империи Александра, чтобы заменить их своей безраздельной властью, Антоний волевым решением, возможно отчасти реализуя планы Цезаря, совершил революцию: старая мечта македонского Завоевателя и диадохов возродилась после столетнего забвения, и дочь Лагидов, опираясь на крепкую руку триумвира, была близка к тому, чтобы вместе с новым супругом и детьми получить своего рода вселенскую монархию в рамках средиземноморского Востока.
Мечта эта вскоре оказалась разбита. Раздача владений в Александрии предоставила Октавиану прекрасную возможность для пропаганды: она обрушилась против неверного римлянина, отказавшегося от своей родины и своих богов ради чужестранки. Официальный развод с Октавией, позволивший Антонию узаконить своих детей, рожденных Клеопатрой, и стать супругом царицы, послужил еще одним аргументом. Другие обнаружились в завещании Антония, которое хранилось у весталок и было бесцеремонно вскрыто Октавианом. В нем указывалось, что для Антония единственным наследником Цезаря является Цезарион, тогда как на это наследство претендовал Октавиан как внучатый племянник диктатора. Решение о войне против Клеопатры, то есть против Антония, принятое голосованием в Риме, стало неизбежным завершением этого конфликта.
Через два года подготовки с обеих сторон произошло столкновение армий на границе греческого и римского миров — у побережья Ионийского моря, у Амбракийского залива, отделявшего Акарнанию от Эпира. По совету Агриппы Октавиан занял Керкиру на севере и Патрас на юге, тогда как лагерь Антония в заливе и его флот и присоединившийся к нему флот Клеопатры, которая присутствовала в нем лично, были оторваны от своих баз. Сражение произошло на море, у мыса Акций, 2 сентября 31 года до н. э. Когда исход битвы был еще сомнителен, Клеопатра приняла решение бежать, уведя свои суда. Увидевший это Антоний повернул корабль и последовал за ней в Александрию, бросив свою армию и эскадру и отдав Октавиану победу, которая не была предрешена заранее, но которая определила на века судьбу античного мира. Эта дата по праву была избрана во многих регионах Римской империи в качестве точки отсчета новой эры — «от победы цезаря». Действительно, она ознаменовала триумф Октавиана и начало нового порядка, но в то же время она означала крушение восточной мечты Клеопатры и Антония и положила конец тому, что мы называем эллинистической эпохой.
Нам остается напомнить о последних месяцах побежденной пары, волнующее описание которых можно прочитать у Плутарха в «Жизнеописании Антония»: Октавиан, призванный в Италию в связи с бунтом в армии, дал им отсрочку на год. Потеряв большую часть своих войск, которые, оставшись при Акции, вскоре примкнули к победителю, Антоний, без со мнения, осознавая, что ответственность за разгром, по сути, лежит на нем, впал в меланхолию. Он то запирался в одиночестве в покоях царского дворца, который назвал Тимонионом — по имени знаменитого мизантропа Тимона Афинского, желая по его примеру удалиться от людей, то, наоборот, пытался забыться вместе с Клеопатрой в самых безудержных развлечениях, бывших уже не играми «союза неподражаемых», а весельем «союза смертников», как они теперь называли себя. Когда летом 30 года до н. э. Октавиан, прибыв из Сирии, где он высадился в Птолемаиде Аке (Сен-Жан-д’Акр) и подошел к Александрии, Антоний вступил в последний бой без всякой надежды, а потом убил себя. Клеопатра, стремившаяся любой ценой сохранить династию для себя или для своих детей, пыталась соблазнить Октавиана, но ее чары были бессильны перед холодным честолюбцем. Поняв это, она покончила с собой, чтобы избежать унизительного положения трофея в триумфальном шествии своего победителя. Подобно тому как ее роман с Цезарем начался авантюрной уловкой с ковром, в который была завернута молодая женщина, так и теперь тридцативосьмилетняя царица заканчивала свою роковую связь с Антонием с помощью хитрости — корзины со смоквами, среди которых таился аспид. Некоторые современники считали, что самоубийство через змеиный укус было продиктовано египетскими религиозными представлениями, согласно которым жертва кобры, змеи, посвященной АмонуРа и изображаемой на короне фараонов в виде урея, становится бессмертной и равной богам. Но аспид — это не кобра, и Клеопатра, которая как царица уже была для греков богиней, не нуждалась в подтверждении своей божественности за пределами смерти. Плутарх просто и сочувственно рассказывает, как хладнокровно она приготовилась к смерти, сохраняя царское величие, и в последний момент думала о том, кто покончил с собой раньше ее, до самого конца разделяя с ней судьбу. С Клеопатрой исчезла последняя великая эллинистическая монархия. Ее детей ждала разная судьба: Октавиан убил Цезариона, которого опасался как сына Цезаря. Дети Антония предстали в триумфальном шествии, которым было отмечено возвращение Октавиана в Рим. Нам неизвестно, что стало впоследствии с двумя мальчиками — Александром-Гелио-сом и Птолемеем Филадельфом. А девочка, Клеопатра Селена, позже вышла замуж за образованного и просвещенного мавританского правителя Юбу II, в чьей столице Цезарии (Шершелл, в Алжире) был позже обнаружен единиственный бесспорно идентифицируемый портрет ее матери. Что касается Египта, вновь утратившего все свои внешние владения, он, в свою очередь, стал римской провинцией, но с особым статусом: Октавиан назвал себя наследником Лагидов и управлял ею не в качестве проконсула, как другими провинциями, контроль над которыми сенат доверил ему в 27 году до н. э., а тот осуществлял его через своих легатов, а посредством префекта, который вел дела от его имени, как вице-король. Египет стал личным владением правителя, которому подчинялся напрямую. В остальном Октавиан, получивший имя Август, в основном сохранил облик, приданный римскому Востоку Помпеем и упорядоченный Антонием. Именно в этих рамках на протяжении существования Империи эллинизм продолжал свою историю на службе у Рима.