На этот раз предупредил родителей, что ночевать не приду. Разумеется, начались расспросы: где, с кем? Сказал, что с Ирой — отстали.
— Ты только не наделай глупостей, — попросил отец в этой связи.
— Детей, ты хотел сказать? — прикололся я.
— Эдик! — охнула мама.
— Пардон, — тут же покаялся я, настроение у меня было преотличное.
Собирался уже выходить, но куда-то запропастилась нужная кассета. Впопыхах выбирать что-то новое не хотелось, и без того переслушал кучу треков, пока нашёл «Rock it». Хорошо хоть догадался спросить у матери. Это она, оказывается, взяла кассету. Тоже, кстати, вопрос — что она делала в моих карманах? Но это я решил выяснить позже, потому что время уже поджимало.
Не знаю, зачем Мочалка велела прийти к пяти, если я до полшестого не знал, куда себя деть. Майер, кстати, молодец, наплевала на её наказ. Я поискал её там-сям, от нечего делать, разумеется. В конце концов, встретил одну из её подружек, ту, с которой, как я понял, она и должна будет петь дуэтом. Подружка бегала с таким лицом, будто у неё кошелёк с последними деньгами спёрли. Потом услышал, как она жаловалась Мочалке, что Майер не явилась. Не то, чтобы меня это сильно огорчило, просто немного разочаровало.
Да нет, мне пофиг. Не пришла и не пришла. Ну и чёрт с ней. Какое мне вообще до неё дело? У меня вон Ирка есть.
А Майер, кстати, тоже, оказывается, любит почесать языком. Сегодня подслушал случайно, как она со своими подружками мыла нам с Иркой косточки. Вот от неё — не ожидал этого, но, видать, все девки такие. Однако как она поёт, всё равно было интересно послушать, но, по ходу, не судьба.
Я всучил диджею Стасику две кассеты, показал, какую и с какой стороны включать, а заодно пояснил, что за обе он несёт личную ответственность и в случае чего ответит. Стасик недовольно прогундел:
— Ничего с твоими кассетами не случится. У меня ещё ни разу ни одна кассета не пропала.
— Тогда тебе повезло, отвечать не придётся.
Стасик снова что-то прогундел невнятное, но я не стал цепляться, а напомнил:
— Ну ты понял? «Rock it» включаешь ровно на минуту, потом потихоньку убавляешь звук и сразу же врубай Скорпов.
— Да всё я понял, не дурак. А ты что, и под Скорпов будешь брейк танцевать?
А говорит — не дурак. Представляю, брейк под «Still loving you». А вообще, я хотел для Ирки сюрприз сделать. Чтоб самый первый танец был её. Она обожает выделяться, чтоб все смотрели и завидовали.
Концерт начался с небольшим опозданием. Под «сцену» отвели дальнюю треть зала, где сидел Стасик со своей музыкой. Вместо кордона — стулья, за которые, как десять раз повторила Мочалка, преступить нельзя. Видимо, чтоб фанаты своих кумиров не разорвали в порыве экстаза.
Первыми выступали девятиклашки и, кстати, довольно задорно. Исполнили русский-народный танец под какой-то фольклор. Самый шик был в том, что пацаны и девчонки нарядились друг в друга. Ну и танцевали они соответственно: ряженые пацаны махали платочками, а девчонки наяривали в присядку. Вторыми вышли девчонки из 11 «Б». Декламировали переделанную сказку Пушкина. Ира, вцепившись мёртвой хваткой мне в руку, щебетала под ухо, как она боится выступать, как страшно волнуется и скорее бы уже дискотека.
— После дискотеки всё в силе, — с таинственной улыбкой подтвердила она. Ещё бы не в силе.
— А что будет после дискотеки? — встрепенулся Белый.
— Пойдёшь домой и ляжешь спать, — грубо ответила ему Ирка. Умеет она быть милой.
— Прости, братан, это будет закрытая вечеринка, — попытался я смягчить её выпад.
Белый шутя скроил скорбную физию, но тут же захохотал — очередной класс выступал с какой-то сценкой и тоже с переодеваниями.
— Ой, скоро мы, — снова запричитала Ира, когда Мочалка объявила 10 «Б» с частушками. — Боюсь…
Я очень ждал сегодняшний вечер, поэтому прощал ей и грубость, и беспардонность, и это нытьё, терпел и даже пытался подбодрить, хотя кого она боится? Кого тут вообще можно бояться? Что за чушь?
— Ой, смотри, какая Мингалиева жирная, — переключилась Ира. — Бочка с салом. Сейчас сарафан по швам лопнет… Ой, всё, мы! Эш, пожелай мне ни пуха ни пера. Эш! Ты меня слышишь? Эдик!
Она трясла меня за рукав, но я её больше не слышал. Я увидел Майер. Она сидела с той стороны «сцены», прямо на столе Стаса и в открытую с ним флиртовала. Мне было плохо видно — их загораживали пацаны с гитарами, но в просвет я заметил, что она всё время смотрит на него, а он — на неё. И мило беседуют при этом. Я попробовал сместиться вправо и чуть привстал. Он её касался! И пялился на неё так, будто сейчас съест. А она при этом смеялась. Она — я-вся-такая-из-себя- королева и близко ко мне не подходи! — смеялась вместе с этим толстым лошком! Они ещё и пили из одной бутылки! Всё настроение сразу же и бесповоротно испортилось. Ладно, настроение, фиг с ним. Ощущение было такое, будто хлебнул кислоты и теперь всё нутро разъедает. Вот же с…! Дико хотелось ногой распинать дурацкие стулья, ломануться к ним сквозь хор поющих, сдёрнуть её со стола, а этому лошку по репе настучать. Меня она даже не видела! Не взглянула ни разу! Всё на этого толстого любовалась. Бред! Дурдом!
— Эш! — Ирка, оказывается, уже отпела и дёргала меня за рубашку. — Ну как мы выступили?
— Отлично.
Честно говоря, их выступление как-то прошло мимо меня. Я даже не понял, что они там пели.
— Но ты даже не хлопал. Нет, ты честно скажи, тебе понравилось? А как я смотрелась? Эш! Ты вообще меня слышишь?
Мочалка объявила её. С арией из оперы! Ну, дела… Майер спрыгнула со стола и пошла к пианино… Я как её увидел, целиком, так челюсть у меня и отвалилась.
— Ого! Мама дорогая! Майер-то, Майер! — охнула Ирка.
Честно говоря, я сам впал в шок. Она с ума сошла! Все же пацаны на неё пялятся, открыв рот. Пялятся и слюни пускают. Зачем она так вырядилась?
— А чо? Да ну, класс! — у Белого аж глаза загорелись. — Мне нравится! Какие фо-о-ормы!
Еле сдержался, чтоб не врезать ему локтём. Но он не один такой. Со всех сторон глазели на неё, шептались и причмокивали. Да, блин, куда Дракон вообще смотрел?
Потом подружка села за пианино, а Майер запела: «Ты меня на рассвете разбудишь…». И сразу все смолкли. Забыли про её наряд и про формы. Все слушали и, по-моему, офигевали. Я так точно.
Голос у неё, конечно, крутой. С таким голосом можно хоть в драном мешке на сцену выходить. Я даже не ожидал. И наверное, именно в тот момент я вдруг понял, что чувствую к ней что-то. Теперь мне казалось, что это началось ещё недели две назад или три, или больше, не знаю. Просто я не отдавал себе отчёта. Не задумывался, зачем выискиваю её глазами в школе, зачем вообще постоянно к ней цепляюсь.
Я не знаю, влюблённость это или влечение, или и то, и другое вместе, но с этим надо было что-то делать. Потому что как только я это осознал, оно, это чувство дурное, как будто вырвалось на волю и теперь расползалось во мне тяжёлым, чёрным комом, тянуло жилы, перекручивало внутренности, не давало нормально дышать. Как это терпеть-то? Как обуздать?
— Браво! — закричал Белый. Да все вокруг кричали и хлопали, один я стоял в оцепенении. — Прикольная какая! — весело восторгался он. — Эм! Я твой фанат!
— Ты с неё глаз не сводишь, — периферийные отделы мозга автоматически фиксировали шипение Ирки, её тычки и толчки, но этот раздражитель был сейчас для меня слишком слаб, когда напротив стояла она. Майер. Эмилия. Эм.
— Твой выход, маэстро, — Белый гаркнул в самое ухо, и я как будто очнулся. Но и то лишь стряхнул оцепенение. Чёрный ком никуда не делся.
Заиграл «Rock it». Тело двигалось само, по привычке. Все фризы и слайды выходили на автомате. Когда же ровно через минуту Бурлаков переключил на Скорпов, я неожиданно для себя самого двинул прямиком к Майер. В её глазах промелькнула паника. Почему она вечно так на меня реагирует? И сейчас наверняка заартачилась бы и не пошла со мной, если б я её просто пригласил. Поэтому я буквально вытащил её на «сцену». И то она трепыхнулась, но я прижал её к себе крепко — казалось, так станет легче на душе. Но она так одуряющее пахла, что у меня чуть крышу не снесло. Хотя чего уж — снесло, раз я набросился на её губы как голодный. Только вот она и не думала сопротивляться. Я не очень ясно помню тот момент, это был какой-то морок, но она совершенно точно отвечала на поцелуй. И вот это обстоятельство окончательно выбивало почву из-под ног. Я почувствовал, что надо сейчас же, сию секунду остановиться, пока ещё могу, иначе… ещё бы чуть-чуть и остановиться просто уже не смог бы. После этого я сразу же ушёл.
Пока бродил по улицам как неприкаянный, не чувствуя ни дождя, ни ветра, понемногу успокоился. Однако это успокоение было лишь на поверхности. Эм уже влезла в меня, в кровь, в мозг, под кожу, как яд, как токсин. И чем это вытравить? Не общаться с ней? Не видеться? Это сложно, учитывая, что мы учимся в одной школе, а живём в одном доме. А будем видеться, так я рано или поздно опять сорвусь, я ж себя знаю. А выглядеть идиотом, слабаком, который из-за девки не может держать себя в руках, меньше всего хочется. А если… если мы будем с ней встречаться? Она ведь точно целовала меня в ответ…
Меня буквально раздирали противоречия. С одной стороны только от мысли, что я могу с ней встречаться, быть вместе, сладко поднывало внутри. А с другой — хотелось немедленно избавиться от этой дурной тяги, освободиться. Это ведь когда симпатия, ну или лёгкая влюблённость — отношения приятные. Но тут другое, я не мог описать словами, но чувствовал — совсем другое. Это как болезнь. Как зависимость. А оно мне надо? Вообще нет! Я вон чуть не рехнулся, когда она всего лишь разговаривала с толстым. Это смешно и глупо, сам понимаю, и при этом сделать ничего не могу, это совершенно тебе не подвластно.
Домой заявился около девяти. Даже не заметил, как время прошло.
— А ты же хотел остаться у Иры, — удивился отец, выглянув из кухни с бутербродом в руке, пока я возился со шнурками в полутёмной прихожей.
Вот чёрт, про Ирку я совсем забыл. Просто вылетело из головы. Впрочем, я бы всё равно никуда с ней не пошёл. Я бы просто не смог с ней быть, во всяком случае, сейчас точно не смог бы.
— Передумал.
— Поссорились, что ли? — жуя, спросил он и коротко махнул бутербродом. Кружок сервелата упал на пол. — Чёрт! — отец присел, сразу потеряв ко мне интерес, и стал свободной рукой шарить в потёмках по ковру. — Нонночка, включи свет в прихожей!
— Ах! Ты весь промок! — охнула мать, щёлкнув выключателем. — Как бы не заболел.
— Заволновалась она. — Пойду сделаю тебе горячий чай с малиной и мёдом. А ты иди переоденься в сухое.
Я прошлёпал в свою комнату. Из кухни донеслось: «Обязательно надень шерстяные носки!».
Ночь выдалась странная. Спал так, что сам не понял, спал или не спал. В мозгу рефреном долбилось: Эмилия, Эм, Эм… Вспоминал тот поцелуй, вспоминал её губы и увязал ещё глубже… Эм, Эм…