Эм + Эш. Книга 1

Глава 5. ЭМ

Слухи про Светкино приключение всё-таки разлетелись по школе. Папа пытал меня — подружки ведь, но я с невинным лицом пожимала плечиками, мол, абсолютно не в курсе, что произошло.

— Я запрещаю тебе с ней дружить! — в итоге изрёк папа. И даже мама не вступилась. Наоборот, сидела поддакивала. Дурдом!

Шестакова тоже после той дискотечной истории полторы недели в школу не ходила. Видимо, Светка не растеряла бойцовские навыки и сумела дать отпор. И неплохой, судя по тому, что Светка оклемалась раньше своей соперницы.

Но зато когда появилась Шестакова, стало ясно, почему она так набросилась на Светку — они и впрямь задружили с Шаламовым и в ней, видать, взыграло возмущение: «Как так?! Кто-то посмел посягнуть на её собственность!». Что забавно — именно по той же причине сама Светка в прошлом году оттаскала за волосы девчонку из восьмого. Охраняла бывшего возлюбленного от чужих поползновений. А тут сама оказалась на месте той восьмиклассницы. Правда, Светка не знала, что Шаламов уже занят. Никто из нас не знал. Однако быстрый он! Не успел появиться, как отхватил самую видную девушку. И теперь они постоянно ходят вместе, то парочкой в обнимку, то под ручку. Прямо идиллия! Даже когда он в компании своих одноклассников, Шестакова зачастую околачивается с ними.

Вообще, Борин класс всегда казался мне очень дружным. Во всяком случае, что касалось мужской половины. Парни — а их в одиннадцатом «В» семь, теперь с Шаламовым восемь — всегда и всюду ходили дружной толпой. Только один вечно держится в стороне от всех. Но тот — ботаник, ни от мира сего, весь в учёбе (ха, это говорю я).

В других классах, в моём в том числе, дружат, но разрозненно, парами, тройками, но никак не все вместе. А эти на переменах, бывало, оккупируют подоконник и сидят до звонка, болтают, хохочут. И летом сколько раз встречала их компанию, только Болдина и Бори с ними не было. Но в школе они всегда как единый организм. Теперь вот к ним примкнул Шаламов. Органично так вписался и стал как свой. Иногда, с балкона вижу, они торчат толпой у его подъезда, взгромоздившись на лавочку с ногами. Лузгают семечки, матерятся и разрывают двор гоготом. И вот теперь Шестакова отирается среди них.

Раньше с ними девчонок не наблюдалось. Хотя некоторые — тот же Гулевский — понемногу дружили, но никто и никогда не приводил своих подружек в тесную мужскую компашку, а Шаламов, новенький, без году неделя, привёл и её приняли. Значит, у него среди своих авторитет. И значит, с Шестаковой у них всё серьёзно.

Выходит, Светке не повезло на этот раз. Я тоже слегка досадую. Всё-таки Светка — моя подруга, я ей добра желаю. Ну и свои несбывшиеся интересы жаль. Ещё одна дорожка, которая могла привести к Боре, оборвалась. Иногда я злюсь на него ужасно. Почему он такой индифферентный? Ведь наверняка ему кто-то нравится. Почему же он ничего не предпринимает? Даже если это не я (хотя, пожалуйста, пусть это буду я!), но если вдруг… всё равно пусть бы как-нибудь проявил своё отношение. Так хотя бы мне стало всё ясно. Любая горькая правда лучше, чем неизвестность. А пустые надежды — это вообще самое зло.

Светку мне тоже жаль, по-настоящему. По-моему, на этот раз она влюбилась всерьёз, насколько такое возможно. А Ира Шестакова — это ооочень крутая соперница. Внешне — вылитая Софи Лорен, а это уже о многом говорит и сводит Светкины шансы почти к нулю. Светка, конечно, тоже по-своему красивая, но она — девчонка, бесшабашная и легкомысленная, а в Шестаковой есть какая-то совсем не девичья, а уже женская притягательность. Я не знаю, какими словами выразить, но это просто чувствуется во взгляде, в повадках, в походке. Она многим нравится. Неудивительно, что Шаламов выбрал именно её.

Одно лишь хорошо — и Светка, и Куклина, и Капитонова перестали меня осаждать. В школе они всё так же косились на Шаламова с затаённой тоской, но ко мне больше не бегали и у моего подъезда посиделок не устраивали. Опасались, наверное, что Шестакова снова кинется на них с кулаками.

Сегодня со мной случилось нечто ужасное! Если трезво подумать, катастрофы, конечно, никакой нет. Но на душе ощущения именно такие. Будто что-то изменилось, причём бесповоротно и отнюдь не к лучшему.

Главное, никто не умер, утешаю я себя, а сама места не нахожу. Как вспомню, так аж внутри всё заходится и буквально со стыда сгораю. И случилось это по моей собственной глупости и неосторожности.

На четвёртом уроке — было черчение — Мария Никаноровна отправила меня в учительскую за журналом. В учительской оказалось пусто, хотя обычно там обязательно хоть кто-нибудь да торчит. Я прошла к стойке с журналами, взяла наш и вдруг увидела журнал 11 «В». Кажется, у меня даже рассудок помутнел. Потому что как ещё объяснить, что я прямо там же, в учительской принялась его листать? Да, мне безумно хотелось узнать что-нибудь про Борю, но так опрометчиво, так глупо рисковать! Сто раз уже прокляла себя за эту слабость!

В общем, стала я смотреть журнал — Боря, кстати, оказался абсолютным троечником. Ни единой четвёрки за целый месяц. Даже по физкультуре, ОБЖ и трудам — тройки. Не то, чтобы я разочаровалась, но меня это немного удивило. Ладно, может, он просто ещё не вошёл в колею после каникул, предположила я и полезла в конец журнала — там всё самое интересное и нужное: адрес, телефон, место работы родителей. Это я уже знала — мама в конце каждой четверти приносит журнал своего класса домой, чтобы по нему заполнить ведомость успеваемости, так что где и какие сведения искать, мне известно.

Быстренько нашла фамилию Бори и наконец-то узнала, когда у него день рождения! Двадцать первого ноября. Затем прочла адрес: Восточный посёлок, улица Западная (хм, у того, кто занимается местной топонимикой, скудновато с воображением?), дом 2. А квартира какая? Или он живёт в частном доме? Телефона вообще не было. Ну да, Восточка совсем недавно начала застраиваться, вряд ли там протянули телефонную линию. Сведения о родителях прочесть я не успела, даже не посмотрела, как их зовут…

Я, скорее, почувствовала, чем услышала, что за спиной у меня кто-то стоял. Я так и оцепенела на месте с чужим журналом в руках, который успела лишь судорожно захлопнуть. Внутри всё похолодело. А в следующий миг ощутила на щеке чьё-то тёплое дыхание, бросила журнал, резко развернулась и оказалась нос к носу с Шаламовым. Он не просто смотрел мне в глаза, он словно проникал в мои мысли. Собственно, в тот миг все мои мысли и ощущения можно было запросто прочесть по лицу, и стараться особо не нужно.

От неожиданности, растерянности и страха я совершенно потеряла самообладание. А его близость, взгляд будто насквозь и, главное, сама ситуация эта дурацкая смутили меня так, что я тотчас покраснела. Впервые лет за десять, наверное. И не какой-нибудь нежно-розовый румянец проступил на скулах, нет. Я вспыхнула так, что всё лицо огнём горело. И что Шаламов? Насмотревшись вдоволь на мой позор, он криво, самодовольно улыбнулся:

— Всё прочитала? Можно уже наш журнал забрать или ещё подождать?

Я хоть и сгорала от смущения, но решила на этот раз ему ответить. Фыркнуть этак пренебрежительно и спросить: «Уж не думаешь ли ты, что это я тобой интересовалась?». И ухмыльнуться на его манер, типа «Ну-ну, мечтай дальше». Но он вдруг подался вперёд, сократив и без того близкое расстояние между нами, и у меня все слова тотчас застряли в горле. «Что он собрался сделать? — запаниковала я, не в силах сдвинуться с места. — Поцеловать меня?». Но он всего лишь протянул руку мне за спину и взял со стойки злосчастный журнал. Правда, при этом случайно коснулся моего виска своей щекой, и кожу словно огнём опалило. Он уже ушёл, а висок продолжал пылать и в ушах набатом стучала кровь.

Не знаю, как я в таком состоянии вообще сумела выйти из учительской, вернуться в класс, отсидеть урок (со следующего я трусливо отпросилась). Впрочем, на уроке я всего лишь присутствовала, но ни думать, ни сосредоточиться на задании, ни тем более вычерчивать сечения и разрезы была совершенно не способна. Бедную мою голову так и распирало от тяжких дум: «Что он успел увидеть?», «Догадался ли он, что я читала про Борю?», «Или и впрямь считает, что я интересуюсь им?». Трудно сказать, что хуже. Мало приятного было, конечно, в его самодовольной ухмылке, но мысль о том, что кто-то узнает о моих чувствах к Боре и вовсе казалась невыносимой. Нет уж, пусть лучше этот самовлюблённый болван принимает всё на свой счёт, чем вскроется правда. И чувствовала я себя так гадко, будто меня поймали как какого-то воришку на мелкой краже. Поймали и унизили. И теперь я со стыда готова умереть!

Весь день терзаюсь, кляну себя на чём свет стоит. Фет в голову не лезет, раз двадцать прочла «Шёпот, робкое дыхание…». Коротенькое такое стихотворение, а ни строчки не остаётся в памяти. Злюсь на себя, пытаюсь успокоиться, внушаю, что этот случай, пусть и неприятный, но, по сути, незначительный, просто мелочь — всё тщетно. Ещё бы! Стоило только вспомнить Шаламова — как тут же щёки, уши и даже лоб начинают полыхать и внутри всё мучительно ноет. Как же хочу больше с ним никогда не встречаться! Кажется, я начинаю его ненавидеть…