Эм + Эш. Книга 2

Глава 12-2

В уборной Шаламов снял галстук, сунул небрежно в карман. Сам привалился к прохладной стене спиной и, откинув голову назад, закрыл глаза. Глубоко, шумно вдохнул и выдохнул несколько раз. Шок никак не отпускал, но хоть дышать более-менее получалось полной грудью.

С трудом отлепившись от стены, Шаламов склонился над раковиной, пустил холодную воду на весь напор и стал брызгать пригоршнями в лицо. Ледяные струйки затекали под воротник рубашки, остужая разгорячённую кожу.

— Кхм, — услышал он сквозь шум воды. Поднялся, закрыл кран, рассеянно оглянулся. Гайдамак. Сверлил его тяжёлым, испытывающим взглядом.

— Подружка твоя бывшая? Так? — процедил.

— Нет. Просто знакомая, — ответил Шаламов, чувствуя, как снова заходится сердце.

— От просто знакомых дар речи не теряют, — заметил Гайдамак и посмотрел выжидающе — мол, как дальше оправдываться будешь? Но Шаламов тоже молчал. Минуту молчал, другую, третью и явно не собирался ничего говорить. И смотрел на Сергея Петровича так, будто его даже не видел. Ситуация становилась нелепой до комичности. Так и не дождавшись ответа, Гайдамак придвинулся к Шаламову совсем близко и тихо произнёс:

— Обидишь Нику — очень горько пожалеешь.

Потом он вышел, и Шаламов снова открыл холодный кран. Он бы сейчас без раздумий и душ бы ледяной принял, лишь бы худо-бедно взять себя в руки. И плевать ему на Гайдамака, его угроза даже не отложилась в голове.

— Ой, ты весь мокрый, — зашептала Вероника, когда он вернулся за стол. — Тебе уже заказ принесли.

Никакая еда в горло не лезла. Он залпом выпил виски. Уже какой раз? Третий? Четвёртый? Хоть бы чуть в голове зашумело. Нет же, будто снова воду пьёт.

И тут опять появилась Эмилия. Шла, опустив голову, Шаламов же вперился в неё голодным взглядом. За столом тотчас скакнуло напряжение, оно буквально физически ощущалось. Воздух, казалось, сейчас искрить и потрескивать начнёт.

Эм и сама держалась с трудом, он это видел. Двигалась как-то неловко, неуклюже, не то что шустрый блондин.

— Поживее можно? — раздражённо бросил Гайдамак. — Спите вы, что ли, на ходу, девушка?

Она зарделась, разволновалась ещё больше, случайно выпустила из рук поднос, уже пустой. Он поехал и сшиб высокую перечницу, стоявшую посреди стола. Шаламов безотчётно протянул руку поднять, их пальцы соприкоснулись, и кожу будто опалило. Он даже еле слышно охнул.

— Поосторожнее можно? — рявкнул Гайдамак.

Шаламов почувствовал, как к щекам прихлынула кровь, будто его, а не её стыдят.

— Папа, — укоризненно сказала Вероника.

— Что папа? — вскинулся Сергей Петрович. — Она еле шевелится, всё роняет. Я бы такого работника даже держать не стал. Отвратительное обслуживание!

У Шаламова вновь перехватило горло. Он с ненавистью взглянул на Гайдамака и, наверное, впервые в жизни не нашёлся, что сказать. В груди пекло невыносимо.

Эмилия отошла и теперь стояла за спинами родителей, вытянувшись в струнку. Шаламов видел её боковым зрением, но лишь изредка позволял себе слегка скосить взгляд, развернуться к ней не осмеливался. Иногда и она мимолётно поглядывала на него. Он это чувствовал, потому что кожа тотчас покрывалась мурашками.

Чёртов вечер никак не заканчивался. Каждая минута, казалось, растянулась до бесконечности.

— Филе-миньон — прямо объедение, — нахваливала блюдо Вероника, пытаясь сгладить обстановку. — Эдик, а тебе как?

— Да, — кивнул он.

— Что да? Понравилось?

— Да. — Он и вкуса-то еды не чувствовал, и ел с трудом, практически давился.

Разговоры он не слышал, потому что против воли все органы чувств сосредоточились на Эм. Как долго, как сильно он хотел её увидеть. И вот она в двух шагах, а он не может к ней подойти — это же какой-то абсурд!

— А я бы тоже съездила на Мальдивы, — мечтательно произнесла мать. — Завидую я вам. По хорошему, конечно. Но когда мы с Лёшей поженились, ни о каких Мальдивах и мечтать не могли, правда?

— Мы в поход ходили, — хохотнул отец. — А что, разве плохо было?

— Так сходили, что Эдька появился, — кокетливо хихикнула мать. — Может, и вы с Никой нашему примеру последуете, а, Эдик?

Она специально всё это говорила, для Эм, понял Шаламов. Чтобы она узнала, что у него другая, что они скоро поженятся. Ну и для него, конечно же. Типа очнись и вспомни, зачем ты здесь и кто с тобою рядом. Он и вправду об этом совершенно забыл. Никогда в жизни мать его так не раздражала, как сейчас. Никогда в жизни ему не было так мучительно стыдно, как сейчас.

— Не то чтобы я против, — засмеялась Вероника. — Я даже совсем не против, но Эдик, по-моему, сам ещё как ребёнок. И этот мотоцикл его… прямо любимая игрушка…

— Не стойте столбом, — снова стал цепляться к Эмилии Гайдамак. — Не видите, что ли, грязные тарелки? Зачем тогда вы здесь? Уберите всё сейчас же! И это называется вип-обслуживание!

Эмилия стала торопливо и неловко составлять тарелки на поднос. Шаламов пожирал глазами её руки. Пальчики эти тонкие… На виске у неё просвечивала маленькая голубая жилка. Он, оказывается, так хорошо помнит эту жилку — он целовал её. И крохотную родинку на скуле тоже. И губы… В груди щемило нестерпимо.

— Да не говорите, Сергей Петрович! — подхватила мать. — Наберут тут всяких, а приличные люди должны страдать…

— Да что вы все к ней прицепились? — выпалил вдруг Шаламов, вскакивая из-за стола, за которым тотчас стало тихо.

— Эдик! — ахнула мать.

Но он её не замечал, он прожигал взглядом Гайдамака.

— Что она вам сделала? Какого чёрта вы весь вечер… — потом вдруг резко смолк, рвано вдохнул и добавил уже почти спокойно: — Знаете, вы не её унизили, вы себя унизили.

— Сядь, — процедил Гайдамак. — Заткнись и сядь.

Шаламов смерил его уже не злым, а каким-то полунасмешливым взглядом, потом коротко посмотрел на Эм с невыразимым отчаянием и, не говоря ни слова, решительно направился к дверям. Вероника поспешила следом.

Всю дорогу до дома они ехали молча.

Голову буквально распирало от сумбурных мыслей и образов. Да, эти чёртовы образы так и стояли перед глазами, сводили с ума, рвали душу. Такие живые, яркие, и такие мучительные.