Эм + Эш. Книга 2

Глава 22-2

Сергей Петрович никак не ожидал такого поворота и растерялся, выпустив нить разговора. Наверное, сейчас он так бы и ушёл ни с чем, обескураженный, если б Шаламов сам невольно не напомнил ему о главном.

— И она — не девка.

— Что? — встрепенулся Гайдамак, распаляясь. — Да как ты смеешь?! Пусть сегодня ты грузил вагоны, но вчера ты был с ней! Вас видели! Ты обманул Нику…

— Я не хотел её обманывать, — опустил голову Шаламов. — Мне жаль, что так получилось.

— Ему жаль! — взревел Сергей Петрович. — Да знаешь ли ты, как она страдает все эти дни? На неё смотреть больно. Кому легче от твоего «жаль»? Она… Ты и мизинца её не стоишь…

— Не стою. Я сегодня поговорю с Никой. Объясню ей всё…

— Что? Что ты ей объяснишь? — прищурился Гайдамак.

— Всё. Расскажу Нике про Эмилию…

— Только вздумай! Только заикнись! Я тогда тебе, твоему отцу и девке твоей такую жизнь устрою! Я вас по миру пущу. А твой отец попросту сядет. И уж будь уверен, это не пустые слова.

— За что это он сядет? — хмыкнул Шаламов, но Гайдамак видел — мальчишка хорохорится только для виду, по привычке, а сам-то занервничал. Ой, как занервничал! И отлично. Так приятно сбить с него гонор!

— Ещё Вышинский сказал: «Был бы человек, а статья всегда найдётся». До сих пор эта его фраза очень актуальна. Ну а что касается твоего отца, там и стараться не надо. Он сам всю почву подготовил. Взять хотя бы то, как он выкупил леспромхоз за копейки, как участок получил или как сертификат сварганил. А сколько леса он вывез нелегально в Китай, а? Это ж хищение в особо крупном, до десяти лет с полной конфискацией. Людям и за меньшее давали реальные сроки, а уж в вашем случае у меня на руках все документы имеются. Так что преподнесу органам твоего отца тёпленького на блюдечке, ещё и связи все свои задействую, чтоб его не просто посадили, а впаяли срок на полную катушку. А с подружкой твоей разобраться и того легче. Сегодня она есть, а завтра её нет. Ты даже не представляешь, молокосос, до чего же просто уничтожить человека.

Шаламов молчал, ошарашенно глядя на Сергея Петровича, а тот уже не гневался, он был абсолютно спокоен и уверен в себе.

— Вы что, бредите? — наконец вымолвил он охрипшим голосом. — Что за ересь вы несёте?

— Ты не думай, что это блеф. Я ведь не какой-то там гопник из подворотни, угрозами просто так не разбрасываюсь и, уж поверь, обещания свои выполняю чётко. Так что если ты не хочешь, чтоб твой отец сел, а с твоей девкой случилось что-нибудь нехорошее…

— Чего? Да вы…

— Если ты не хочешь никому неприятностей, — продолжал Гайдамак, — ты забудешь эту девку и никогда больше не огорчишь Нику.

— Она не девка, — мрачно повторил Шаламов.

Гайдамак спорить не стал. Девка — не девка, не в том суть.

— Зачем вам это надо? Вы же знаете про нас с Эм, знаете, что я люблю её…

— Мне — ни за чем, — устало вздохнул Сергей Петрович. — Ты думаешь, я хочу этих отношений? А уж тем более брака? Да будь моя воля, тебя бы близко с моей дочерью не было. Но Нике ты зачем-то нужен. Ей очень плохо без тебя. А я хочу, чтобы ей было хорошо. И в твоих интересах хотеть того же. Я надеюсь, что со временем она одумается и тогда вы тихо-мирно разойдётесь. Но если ты бросишь её сейчас, она сломается. Потому что сейчас она не готова к разрыву. Я знаю, я уже такое наблюдал.

— Абсурд какой-то! Я же вам не вещь. Я очень хорошо отношусь к Нике, но люблю я Эм. Вы что, не понимаете?

— Это ты, по-моему, ничего не понимаешь. Про свои любови надо было думать раньше, до того, как… — Гайдамак снова вспыхнул. — В общем, дискутировать тут не о чём. Я тебе уже всё сказал, выбор за тобой.

В комнате повисло тягостное молчание.

— Хорошо, чтоб легче соображалось, давай прикинем все возможные варианты. А собственно, вариантов не так уж и много: всего два. Первый: ты соглашаешься со мной, больше не встречаешься с этой своей Эмилией и всячески стараешься сделать счастливой Нику. В этом случае вагоны разгружать тебе больше не придётся. С твоим отцом мы заключаем союз, его бизнес процветает, надзорные органы обходят стороной, деньги льются рекой, ну и прочее. В общем, все живы, здоровы, богаты и счастливы. Второй вариант: ты отказываешься. Бросаешь Нику, остаёшься с официанткой. А вскоре с ней, допустим, происходит несчастный случай. Ты…

— Я не понял, это вы что сейчас, угрожаете убить Эм? Да я же вас…

— Не помню, чтобы я такое говорил. Убить! Придумаешь тоже! Это будет чистой воды несчастный случай. Скажем, личико ей попортят, а может, ноги переломают или ещё что-нибудь. Знаешь, всяко бывает. Не я, разумеется! Что ты! Но сейчас столько психов развелось.

— Только попробуйте… — задохнулся Шаламов.

Гайдамак взглянул на него снисходительно и продолжил:

— Не успел ты оправиться, как новая беда: всплывают вдруг кое-какие бумаги и твой отец оказывается за решёткой. Будет громкий суд, это тоже гарантирую. Прославлю на всю страну. В итоге он получит лет десять колонии общего режима с полной конфискацией. То есть все счета арестованы, всё имущество отходит государству и вот эту квартирку твою забирают. И мать твою тоже выставят на улицу без штанов. И что дальше? Будете с матерью и калекой-подружкой ютиться в съёмной халупе. Академию свою ты тоже не закончишь, ты ведь на платном учишься, как я знаю. Да и вам вообще придётся уехать из этого города, потому что ты работу здесь не найдёшь. Даже грузить вагоны тебя никто не возьмёт. Это я тоже гарантирую. Вот такие перспективы. А главное, глядя в глаза своей Эмилии, ты будешь знать каждую минуту, что она стала калекой из-за тебя. И отец будет сидеть из-за тебя. И мамаша твоя будет побираться по переходам тоже из-за тебя.

— Да у вас вообще, гляжу, колпак поехал!

— Ну что ж, посмотрим.

— Я не понимаю… только потому что с Никой у нас не получилось, вы готовы разрушить столько чужих жизней?

— Ты уже причинил Нике боль. И сейчас хочешь окончательно её добить. Неужели ты думаешь, что какие-то чужие жизни значат для меня больше, чем она? Тогда ты просто идиот. Потому что если она будет несчастна, то я камня на камне не оставлю, но уничтожу всякого, кто посмел… кто виноват в её страданиях.

— Нет, это какой-то бред, — ошарашенно повторял, качая головой, Шаламов. — Люди постоянно встречаются и расходятся. Такое случается. Это жизнь. Как можно заставить кого-то разлюбить одного и полюбить другого?

— Я тебе скажу так: заставить можно кого угодно делать что угодно. И плевать мне на других людей, моя Ника — не другие люди. Она у меня одна, единственная. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы оградить её от страданий. А если нет, то… я уже сказал, что будет тогда. Ты меня услышал, решение за тобой. И вот ещё что: о нашем разговоре не должен знать никто. Даже Ника. Иначе…

Но тут у него запиликал сотовый. Гайдамак крикнул в трубу: «Алло!» и, зажав её плечом, многозначительно показал Шаламову четыре скрещённых пальца. На тюрьму, что ли, намекал? Очень хотелось выставить в ответ один, средний и прямой, но Гайдамак отвернулся. Затем нахмурился, буркнул что-то малопонятное, поднялся с кресла и стремительно вышел из комнаты. Спустя несколько секунд хлопнула входная дверь.