ДЕЛИТЬ ПОРОВНУ

Валежник цеплялся за ноги и кололся. Дохнул сыростью неожиданно открывшийся овраг. Переплетенные ветви рябины не давали идти, и приходилось разрывать их, чтобы расчистить дорогу. Какая-то ветка царапнула Алешку по лицу. Тропка вела все выше и выше и, когда она, наконец, кончилась и между деревьев появился просвет, Алешка облегченно вздохнул:

— Ну все.

— У меня нога болит.

— Потерпи. Уже скоро.

И вот овраг остался позади. Предвечерний свет окрасил листву в бледно-розовый цвет.

— У тебя кровь, — испуганно уставился на брата Валерка, — на лице…

Алешка мазнул рукой по лицу:

— Сейчас подлечим.

Вырвал пучок травы, поплевал на нее и тщательно вытер царапину:

— Ну как?

— Все.

В поисках поляны прошло несколько часов. И когда, наконец, увидели знакомые уже опаленные пихты, радости особой не испытали — на поляне никого не было. Разве могли они знать, что час назад здесь был отец?

— Никого нет, — огляделся Валерка.

— Никого.

В небе проклюнулись первые звезды. Им не было никакого дела до заблудившихся мальчишек, они даже подмигивали, совершенно равнодушные к земным переживаниям и тревогам.

— Алешка, я… спать хочу… и есть.

У ребят осталась одна рыбина, полхлебца и ягоды. Можно перекусить. Но главное — отдохнуть не мешает. Валерка еле плелся, у Алешки ноги тоже как ватные.

— Поделим на сегодня и… на завтра.

— А зачем? Что мы — зимовщики?

— Кто знает. Петр Никодимыч всегда говорил: думай и про завтрашний день. Понял?

Валерка не стал больше возражать: делить так делить. Алешка на глаз отмерил половину хлеба и разломал, потом разделил рыбу. Братья неплохо подкрепились, закусили ягодами. Валерка даже похлопал себя по животу:

— Как барабан.

— Отчего это?

— От ягод, наверно.

— Заболеешь, поменьше есть надо.

Валерка понимающе кивнул: он тоже знал об этом.

— Выпьем воды, — предложил Алешка и достал из корзины бутылку.

Выпили по глотку воды, и Алешка вставил бутылку обратно в корзину. Вдруг почти над самыми головами ребят бесшумно пролетела огромная серая птица. Казалось, она едва не задела их широченными крыльями.

— Что это? — прошептал Валерка. Он встал, потянул куртку. — Уйдем отсюда… Вон — еще.

Это были совы, летевшие на ночной промысел. Большие, бесшумные.

Алешка не возражал, быстро собрался, дал Валерке палку.

— Пошли.

Сколько прошло времени, как они оставили злополучную поляну, сказать трудно, но шли они довольно долго, пока лес не окутала синяя вечерняя мгла.

— Нога болит, — взмолился Валерка. — Посидим, Лешка.

Они были на маленькой полянке, гораздо меньше той, откуда бежали.

— Давай здесь.

Наломали веток, сложили их под кустом, в головах поставили корзинку.

Тихо стонал лес. Меж ветвей появился серый шар луны. Внимание ребят привлекла странная птица; прижавшись к коре, как бы слившись с поверхностью ствола, птица сидела совершенно неподвижно, и казалось — она часть дерева. Но вот заблестели ее до того почти закрытые глаза: наверно, она заметила мальчишек. Красивый темный глаз ее смотрел пристально, птица насторожилась. Валерка шепнул:

— А что она сидит так? Лешка, слышь?

В ту же минуту птица быстро и бесшумно взлетела, у нее были длинные и острые крылья, а летела она каким-то танцующим полетом, и вдруг тут же села на кучку хвороста, и… пропала. Прошло минуты две, и до слуха ребят донеслось «тр-уэрр», «уэрр», «уэрр» и еще — «фюрр».

— Это же козодой, — сказал Алешка. — Чудная какая, правда? Она любит слепней всяких, что возле коров собираются, а раньше думали, будто она коров доит или коз. Вот и пошло: козодой да козодой.

— Выдумали на нее.

— Ну да, выдумки… Петр Никодимыч говорил: козодой — ценная птица.

— А куда она девалась?

— В хворосте или на дереве… Она же цветом на кору похожа.

Ребята помолчали. Лес наполняли глухие вечерние звуки, и голос козодоя потонул в них.

— Найдет нас папка? — спросил вдруг Валерка. — Темно тут и кусты какие-то… плохие.

— Почему плохие?

— Лохматые очень.

Чтобы успокоить себя и брата, Алешка сказал, что кусты здесь обыкновенные, такие же, как у них в Белозерске, а отец, чтобы идти ночью, наверно, фонарь возьмет с собой и обязательно найдет их. Они утром проснутся, и отец придет.

— А какой фонарь?.. «Летучую мышь»?

— Ага, мышь, — уже засыпая, сказал Алешка.

Загрузка...