Глава 9

Джеймс приехал в «Тауэр» немного раньше обычного. Проснулся он на рассвете, ощущая себя самым счастливым в мире. Если бы он не опомнился, вероятнее всего, не остановилась бы и Полли. Когда он представлял, к чему это могло привести, мурашки бежали по коже. И все же хорошо, что у него хватило благоразумия остановиться. Не хотелось, чтобы Поллиана, осознав, что натворила, пожалела об этом и опять отдалилась. Она была нужна ему вся — не только тело, но и душа. Действовать следовало крайне осторожно.

Ее еще не было за стойкой, когда он вошел в вестибюль. «Оно и к лучшему. Пусть пройдет побольше времени, чтобы при встрече она не смутилась. Подойду к ней во время перерыва на ланч».

Он с воодушевлением принялся за дела и не заметил, как пролетело целых два часа. Очнулся, когда зазвонил телефон внутренней связи.

— Джеймс, зайди, пожалуйста, ко мне, — послышался в трубке голос Гилленхола.

— Да, конечно. Буду через пять минут.

От осознания того, что ему предстоит отчитаться за дело, которым они занимались вместе с Поллианой, идти к главному управляющему было даже приятно. Шагая по длинному коридору, Джеймс тихо напевал. А войдя к боссу, тотчас изложил, как они с Поллианой решили действовать.

— По-моему, это самый мирный и самый безопасный путь, — заключил он.

Гилленхол на минуту задумался.

— М-да… Пожалуй. Держи меня в курсе событий.

— Непременно. Можно идти? — Джеймс уже было собрался встать со стула, на который присел, уверенный, что разговор окончен, но Гилленхол жестом велел ему оставаться на месте.

— Не спеши, — сказал он, глядя почему-то не собеседнику в глаза, а в стол. — Надо обсудить кое-что еще.

Джеймс насторожился. На вчерашнем совещании они основательно проработали все текущие вопросы, и Гилленхол явно остался доволен помощником.

— Что-нибудь не так? — спросил он, сбитый с толку очевидным замешательством начальника.

— Нет-нет, все так, — сказал тот. — Все, что касается работы. — Вот только… — Он вдохнул побольше воздуха и поднял глаза: — Мне весьма неловко заговаривать с тобой об этом, но, боюсь, если я не предостерегу тебя, ты наломаешь дров и долго в «Тауэре» не продержишься.

— Что? — У Джеймса от недоумения вытянулось лицо.

— Дело в том, что вчера после работы я встретился за ужином у сестры со своим племянником Бернардом. Наверно, ты давно понял, что парнишка обожает перемыть всем кости и не слишком серьезно относится к своим обязанностям… С этим я, поверь, пытаюсь бороться, но вопрос в другом. От Бернарда я узнал про тебя массу любопытного.

— Про меня? — От неожиданности Джеймс даже рассмеялся. — Что за ерунда? Я с Бернардом почти не общаюсь.

— Зато он общается со всеми вокруг и впитывает в себя слухи, точно губка. Весь отель болтает, что ты развлекаешься по очереди то с герцогиней, то с горничными, принимаешь у себя посторонних дам, при этом пытаешься соблазнить и других служащих отеля.

Джеймс закрутил головой, но Гилленхол поднял руку и продолжил:

— Можешь ничего не объяснять, но имей мои слова в виду. И не забывай: связи с постоялицами могут обойтись тебе слишком дорого. — Он понизил голос: — Когда мне сказали, какими способами ты усмирил тогда герцогиню, признаться, я решил, что стоит закрыть глаза на нарушение правил. Скандалы этой ведьмы у всех у нас в печенках сидят, а тут она вообще разбушевалась не на шутку. Но люди болтают, ты продолжаешь с ней любезничать, а что вытворяешь с горничной — стыдно подумать!

Джеймс прижал к груди руку:

— Послушайте, я не…

— Ничего не объясняй, — повторил Гилленхол более твердо. — И можешь быть свободен. Я тебя предупредил.

Зазвонил телефон, управляющий снял трубку. Джеймсу не оставалось ничего другого, как выйти из кабинета и отправиться к себе.

Только что услышанное не укладывалось в голове. Кто мог распустить по отелю такие гадости? Поначалу он даже не знал, что предположить. Потом, закрывшись в кабинете и немного успокоившись, еще раз воспроизвел в памяти все, что сказал Гилленхол, и картина мало-помалу стала вырисовываться. Кристин, только она…

Наверняка именно из-за этих слухов Поллиана сторонилась меня, размышлял он. И бог знает что обо мне думает. По-видимому, я в ее глазах бессердечный ловелас — завоевываю женщин из спортивного интереса. Может, поэтому, когда я вчера благодарил ее за вечер, она посмотрела на меня почти с ненавистью…

Он обхватил руками голову, некоторое время сидел не двигаясь и смотрел в одну точку в пространстве. Потом вскочил, хотел было сейчас же пойти и объяснить все Поллиане, но вовремя сообразил, что разговаривать с ней следует за пределами пропитанного злословием «Тауэра». Попытаюсь упросить ее уделить мне часок после работы, решил он, снова опускаясь в кресло. А до вечера на глаза ей показываться не буду.


Эндрю Гилленхол всегда вызывал у Полли уважение, но казался ей человеком почти нереальным, беседовать с которым, что-то обсуждать имеют право лишь избранные. Сегодня же она вдруг почувствовала, что может довериться ему.

Он, не задумываясь, согласился поговорить с ней. И они поднялись в его кабинет.

— Пожалуйста, присаживайся, — сказал он, указывая рукой на небольшой диванчик, обтянутый мягкой коричневой кожей. — Я внимательно тебя слушаю.

Полли все еще колебалась, но потом прижала к груди руки и, отбросив стыд, воскликнула:

— Мистер Гилленхол! Боюсь, я не доработаю до конца смены! И вообще не смогу больше работать…

Управляющий непонимающе повел бровями.

— Видите ли…

Из нее хлынул стремительный поток слов. Она рассказала о погибшей матери, о поездке к отцу, о том, как влюбилась в молодого человека, бывавшего в доме мачехи и отца. В Джеймса Тиммермана.

Гилленхол наклонил голову.

— Не в моего ли нового управляющего?

Полли кивнула. Ее глаза наполнились слезами. Она закрыла руками лицо и сидела, боясь пошевельнуться. Гилленхол встал, подошел к ней, ласково похлопал по плечу и забормотал, стараясь утешить:

— Ну-ну, девочка. Я уверен, все не настолько страшно… На-ка вот, выпей водички. — Он наполнил водой длинный бокал и протянул Полли. Сделав несколько глотков, она немного пришла в себя и продолжила рассказ:

— Со Стороны, наверно, в самом деле кажется, в этом нет ничего страшного. Но когда влюбляешься всей своей юной душой, впервые в жизни, да еще когда у тебя почти нет близких, возникает такое чувство, что предмет обожания — чудо, посланное тебе самим Господом Богом. И пытаешься открыть ему душу, а он вдруг дает тебе понять, что ты ему вовсе не интересна…

Гилленхол насупился.

— Он не принял твою любовь?

Полли в нескольких словах поведала о том, как страдала все эти годы, и объяснила, что изменила внешность специально, чтобы Джеймс ее не узнал.

— До него так и не дошло, что ты — та самая девочка, — с утвердительной интонацией произнес Гилленхол. Полли покачала головой.

— Но дело принимает опасный оборот: он как будто желает развлечься со мной. Оказывает знаки внимания, вчера даже пригласил на ужин… Я держалась с ним крайне строго, а тут вдруг решила: позволю себе расслабиться единственный раз… — Ее стали душить слезы. — Зря я это сделала. Теперь мне в сотню раз больнее, и, кажется, никогда не избавиться… — Она схватилась за шею — к горлу снова подступал ком. — Простите, что обратилась с этими глупостями к вам…

— Бедная девочка. — Гилленхол легонько сжал ее плечо. — Очень хорошо, что ты обратилась именно ко мне. — Он помолчал, сосредоточенно размышляя, чем может помочь. — Что ты собираешься делать?

Полли в отчаянии произнесла:

— Я очень не хотела уходить из «Тауэра», оттого и разыграла весь этот спектакль. — Она провела рукой по стриженым белым волосам. — Но теперь не вижу иного выхода…

— А тебе не кажется, что будет проще и правильнее, если ты возьмешь и обо всем прямо расскажешь Джеймсу? — Слегка прищурившись, спросил Гилленхол. — Он, конечно, не без странностей, но парень толковый и как будто с добрым сердцем.

Полли испуганно закрутила головой.

— Нет, что вы! Если он поймет, что на самом деле я та, которая не вызвала в нем и капли интереса, станет презирать меня за нелепые ухищрения. И опять отвергнет, а я этого не вынесу!

— А если не отвергнет? — предположил Гилленхол. — Если за эти годы он изменился и ценит теперь в женщинах то, чего раньше вовсе не замечал? Чистоту души, порядочность? Конечно, если принимать за чистую монету распространяемые моим племянником слухи, поверить в это не так-то просто…

— Вот именно! — с жаром подхватила Полли. — Потому мне и не стоит на что-либо надеяться. Чудес не бывает!

Гилленхол улыбнулся отечески светлой улыбкой.

— Нет, девочка. В один прекрасный день ты поймешь, что чудеса бывают. Поверь моему опыту. Может, надо лишь немного подождать.

Полли стало значительно легче. Сделав глубокий вдох, она распрямила плечи:

— Наверно, мне все же придется уйти.

— Мне бы очень не хотелось тебя отпускать, — сказал управляющий, глядя ей в глаза. — Может, для начала возьмешь отпуск? Съездишь куда-нибудь отдохнуть, приведешь в порядок мысли и чувства, — он вздохнул, — а я тем временем, так и быть, попробую подыскать тебе новое место. Может, что-нибудь более интересное, чем должность администратора.

— Буду вам очень признательна! — Полли сжала руки.

— Хотя еще раз повторяю: мне будет очень жаль, — сказал Гилленхол.

— Если можно, я уйду в отпуск прямо сегодня, — пробормотала Полли. — Толку от меня все равно никакого.

Гилленхол кивнул. Полли, снова поблагодарив его, уже собралась было уйти, но на пороге замерла.

— Можно попросить вас еще кое о чем? — с мольбой в голосе промолвила она.

— Разумеется.

— Не говорите Джеймсу о том, что я вам рассказала. Вообще не упоминайте о нашей беседе. Хорошо?

Управляющий снова кивнул.


Джеймс еле дождался вечера и за пятнадцать минут до окончания дневной смены спустился в вестибюль. Поллиана никогда не покидала свой пост раньше времени, но Джеймс не желал рисковать. Как убедить ее, что им необходимо побеседовать, он так и не придумал, но надеялся, что все получится само собой. У Поллианы чуткое сердце, и она что-то питала к нему, Джеймсу, теперь он в этом почти не сомневался. В противном случае ни за что не согласилась бы ехать в гости…

За стойкой администраторов стоял один Бернард. Рядом толпились постояльцы, и Бернарду приходилось пошевеливаться, отчего лицо его было напряженным, почти испуганным. От неприятного предчувствия у Джеймса на миг сковало сердце.

— Бернард, где Полли? — спросил он, не пытаясь скрыть волнение.

— Понятия не имею, — с нотками явного недовольства ответил тот. — Уехала после обеда, ничего толком не объяснив. Я сам с удовольствием узнал бы, что с ней и надолго ли она исчезла. — Он подозрительно прищурился. — Может, это каким-то образом связано с вашей вчерашней беседой? На Полли с самого утра не было лица.

Джеймс тяжело вздохнул.

— Не знаю.

В «Тауэре» он пробыл до позднего вечера. Дел скопилось много, но сосредоточиться на бумагах и планах никак не получалось. Вконец измучившись душевными терзаниями и переживаниями за Полли, он вышел из кабинета и вспомнил о вчерашнем происшествии.

Пойду поговорю с дежурными, решил он. И взгляну, привели ли номер в должный вид. Он поднялся на лифте на восьмой этаж и пошел к пострадавшему от вчерашней драки «люксу». Его внимание привлек раздавшийся за дверью взрыв смеха. Хохотала женщина. Мужчина с низким голосом что-то ей говорил.

Кристин, понял Джеймс. Он остановился и шагнул ближе к стене.

— Придешь или не придешь? — настойчиво спрашивал мужчина. — Завтра, в это же время? Я заплачу вдвое больше.

— Всего вдвое? — кокетливо спросила Кристин.

— Если хочешь, втрое! — выпалил ее разгоряченный собеседник.

— Ладно, — сдалась она. — Только никому ни звука! Это большой секрет, понятно тебе?

— Понятно, моя сладкая, — пробасил тот, кто за ее ласки готов был выложить целое состояние.

С минуту не было слышно ни звука. Джеймс, замерев в ожидании, прижался спиной к стене. Дверь стала медленно открываться. Из-за косяка уже показались темные волосы Кристин. Внезапно она ахнула и прошептала:

— А деньги! Я забыла их на столике, так бы сейчас и ушла. Принеси, пожалуйста.

Замечательно! — возликовал Джеймс. Возможность наказать бессовестную лгунью выдавалась просто исключительная. Он дождался того мгновения, когда шаги мужчины, который принес забытые Кристин деньги, приблизились почти к самой двери.

— Можно к вам? — умышленно громко и твердо произнес Джеймс, делая решительный шаг к раскрытому номеру и заставая горничную в самый неподходящий момент. — Я помощник главного управляющего этой гостиницы, — представился он пузатому постояльцу. — Кристин, ты заступила в ночную смену? — спросил Джеймс.

Кристин, побледнев, уставилась на собственную руку, в которой сжимала купюры.

— Я… Да, в ночную смену, — пролепетала она.

Джеймс криво улыбнулся и протянул руку.

— Интересно, сколько же он для тебя не пожалел? Дай посмотреть.

Кристин нехотя разжала руку, и Джеймс взял у нее деньги:

— Тысяча фунтов!

— Если вы позволите, уважаемые, — пробормотал постоялец, напрочь позабыв о своей страсти. — Всего доброго… — Он торопливо закрыл дверь.

Кристин попыталась спастись обаянием. Прикрыв глаза, она ласково протянула:

— Это не то, о чем вы подумали, мистер Тиммерман. Если хотите, я все объясню. Только не здесь. Может, поедем в кафе? — Она с невинным видом улыбнулась, но Джеймс не попался на ее удочку.

— Никаких кафе! — сурово отрезал он. — Продолжим разговор завтра, в кабинете главного управляющего. Деньги я беру с собой и покажу их мистеру Гилленхолу.

— Но почему? — возмущенно спросила Кристин. — Что я такого сделала?

— Ты предоставила услуги проститутки клиенту нашего отеля, — четко выговаривая каждый звук, сказал Джеймс. — Это категорически запрещается правилами. Или ты не знала?

Кристин лишь растерянно хлопнула длинными, густо накрашенными ресницами.

— Можешь считать, что ты уже уволена, — испепеляя ее взглядом, сказал Джеймс. — Признаюсь: лично я вздохну с огромным облегчением.

Загрузка...