Даже если сознание собралось меня покинуть, этого ему не позволили. Не дав сползти на пол, Орланд в очередной раз встряхнул за плечи и наградил парой лёгких пощёчин.
– Вот ещё, Ванесса, я не собираюсь тащить тебя через весь зал. Ты выйдешь отсюда на своих двоих, – сквозь зубы прошипел он.
Перехватил за талию одной рукой и направился к выходу. Я еле перебирала ногами, но шла. В голове было пусто, тело едва слушалось. Внезапно навалившаяся слабость делала всё возможное, дабы уложить прямо посреди обеденного зала. Окружающие, кажется, так ничего и не поняли. Это выглядело странно. Насколько вообще хоть что-то могло удивить в сложившихся обстоятельствах. Обернувшись, мазнула затуманенным взглядом, ни на ком толком не задерживаясь. Отметила лишь Аврору. Она бросила белый платок под ноги и подняла что-то с пола. Затем поторопилась за нами.
Из размытого пятна людской массы выступила какая-то девушка. С моего курса, но я не могла вспомнить имени.
– Что это значит? Виктор!
Чертыхнувшись, парень махнул рукой и раздражённо бросил через плечо:
– Потом, милая.
– Вот ещё! – Её голос раздражал и не давал упасть в спасительную темноту. – Может, мне ещё отвлекающие чары снять?
Точно. Магия. Какая сообразительная девушка.
Девушка Орланда, насколько можно понять. Почему-то этот факт привнёс странное облегчение в душу. Хотя, казалось бы, думать об этом я вообще не должна.
Такой странной компанией мы добрались до плачущего Джеймса и вышли в холл.
Виктор свернул в нишу под лестницей, наконец давая мне осесть на пол. Привалившись к стене, я подняла на него глаза.
– Спасибо.
За что?
За что я говорю ему спасибо? Знаю ведь, вертится на краю сознания.
Парень выглядел озадаченным. Застывшая рядом с ним рыжеволосая сокурсница – раздражённой. Подбежавший Джейми свалился рядом, обхватил мои колени и рыдал уже в юбку, отчего звук был сдавленным и глухим.
Переводя взгляд с одного на другого, я наткнулась на подошедшую Аврору. Аккуратно держа цепочку платком, она хмуро разглядывала медальон. Взглянув на лилию с вдавленными инициалами, я сжала резко разболевшуюся голову и закричала.
Ступени замка, ведущие в сад. Ворота. Сумка, брошенная у ног. Чёрная фигура колдуна и водоворот портала.
Мрачная камера без окон и дверей.
Холодно-серые глаза.
История самого тёмного чародея прошлого века, которого никак не должно быть в нашем времени.
Обрывки фраз забивают гвозди в виски. В один и другой поочередно. Раскалённые, острые, длинные. Они ввинчиваются в мозг, вороша память, выуживая на поверхность всё, что заставили забыть.
«Сапфиры в твоём браслете…»
«История циклична. Трагедия запретной любви должна повториться».
«На самом деле отец был влюблён в другую».
«…свет увидел Фергюса Селвина. Меня».
«Весь этот магический сброд – пыль под моими сапогами!»
«…когда древняя магия решила меня отпустить – тринадцатое августа. Не просто дата…»
«…жить спокойно, когда по земле ходят Адальстейны, Старквуды, Норрингтоны?»
«…Уничтожу их всех. Но сначала верну отнятые дары. И ты мне в этом поможешь, малышка».
Распахнув глаза, резко села.
Сердце колотилось, как после долгого бега. Горло сдавливал не нашедший выхода крик, а лицо было мокрым от слёз. Растерев глаза, огляделась. Моя комната. На первый взгляд всё как обычно. Может показаться, что мне просто приснился страшный сон.
Но у стены – красный лекарский сундук. Двери в смежную спальню приоткрыты. А из коридора доносятся приглушённые голоса. И знания, разрывающие меня на части, рушат версию с кошмарами, оставляя от них лишь пыль.
Я всё вспомнила и не могла справиться с обуявшим меня ужасом. Некромант – не просто никому не известный тёмный колдун! И нападения его – чётко продуманные ходы из давно составленного плана. Плана мести заблудившейся во времени.
Уже давно нет в живых ни тех, кто виновен, ни их детей, ни даже внуков. Есть только строчки в учебниках. Чертовски сильно исказившие реальные события далёкого прошлого.
Но Фергюс Селвин – не эпизод кровавой истории. Он реален. Готов уничтожить всех оставшихся представителей пяти старых семей вместе с их передающимися из поколения в поколение дарами.
Он хотел, чтобы я выманила Аврору из замка.
Но не просто так, нет.
Ему было недостаточно грубой силы и явного вмешательства запрещённого колдовства. Прежде он хотел поиграть. Посмотреть, как поведут себя люди, небезразличные к Ванессе Адальстейн, когда их не сдерживают какие-либо собственные барьеры.
Терпеливый парень, пронёсший запретные чувства через несколько лет, вдруг не смог больше держать их в себе и раскрыл все карты.
Брат, всегда болезненно реагирующий на всякие поползновения в сторону сестры, вдруг понял, что на самом деле нет в этом ничего страшного. Особенно если на неё претендует лучший друг.
Мальчик, душевно раненный недавно отгремевшей трагедией, замкнулся в себе, и страшно представить, что в его личном мирке могло происходить.
И самое страшное – я сама. Слишком скоро утонувшая в, казалось бы, только-только зародившейся симпатии. Воспринимающая нетипичное поведение родных людей как должное. Совершенно не обращавшая внимания на ребёнка, ставшего походить на свою тень.
Если б для Авроры я что-то значила, девчонка так же попалась бы в паутину медальона. Не разглядела странного поведения. Не почувствовала опасности.
Если б Виктору Орланду я оказалась небезразлична, он не понял бы, в чём подвох, и не смог бы сорвать цепочку с шеи.
Возможно, если б я не играла в затворницу все эти недели, чёрную магию разоблачили бы гораздо раньше.
Немного успокоившись, заставила себя встать. На мне всё та же одежда, значит, провалялась недолго. Проигнорировав голоса за дверью, прошла в соседнюю спальню. Сейчас, когда воспринимала реальность ясно и без вмешательства колдовства, в первую очередь рвалась узнать, что же творится с Джеймсом. Почему он был тихим, неразговорчивым и так часто спал. Почти не выходил из комнаты. Мне следовало обеспокоиться этим раньше. Написать отцу, Генри Крейну, хоть кому-нибудь.
Охваченная тревогой, раскрыла шкаф, ящички и дверцы стола, заглянула под кровать, откинула в сторону одеяло. Действовала сумбурно, импульсивно. Я что-то искала. Не знала что, но была твёрдо уверена – найду.
И нашла.
Замерла, открыв чуть мятую общую тетрадку. Рисунки. Чёрные и красные тона. Кривые линии, выгибающиеся в странных фигурах и образах. В них сложно что-то понять, но крылышки бабочек – красные, неровные, местами надорванные и недорисованные – были легко узнаваемы. Выронив тетрадь, обратила внимание на коробку в ворохе одежды. Склонилась над нижним ящиком комода, вытащила её и сняла крышку. Впилась пальцами в картонные края.
Мёртвые мотыльки. Белые, чёрные, голубые, с узорами и без. Какие-то проткнуты иголками. У каких-то оторваны крылья. Были без головы. И без лапок. Десятки бабочек. Маленькое кладбище на дне коробки в детской комнате.
Выйдя из оцепенения, аккуратно вернула крышку на место. Прижала коробку к груди и вышла к себе.
Меня трясло.
В кого превращался мой маленький рыжик? Смешливый Джейми, проницательный и ласковый, до ненормальности привязанный к младшей сестре своей матери.
Он отрывал крылья бабочкам. Хранил мёртвых искалеченных мотыльков в ящике комода с одеждой. С этого ведь всё начинается, да? С насекомых. Потом будут мелкие звери, птицы. А потом?
И в этом виновата я. Потому что не заметила тонкой грани детского горя по матери и необоснованной жестокости к ни в чём не повинным существам.
Входная дверь распахнулась, являя на пороге отца. Собственной персоной. За ним маячило мрачное лицо Фабиана. Был кто-то ещё, но мне это оказалось неважным. Я смотрела на папу и чувствовала, как лицо искажается гримасой горя, а по щекам струятся слёзы. Крепче сжала коробку, будто это помогло бы всё исправить, отмотать время вспять. Как же я хотела, чтобы дар послужил мне на пользу! Но ничего не менялось.
Отец наконец вышел из оцепенения и прошёл в комнату. Обнял меня, успокаивающе погладив по волосам.
– Лекарю пришлось просмотреть твои воспоминания. Я всё знаю. И забираю тебя домой. На какое-то время.
– Джеймс, он… – я не могла выговорить то, что хотела сказать.
– Шарлин пришла в себя.
– Что?!
Отстранившись, широко распахнула глаза. Даже слёзы частично высохли. Облегчённо выдохнув, ткнулась в отцовское плечо.
– Боже, какое счастье…