Это в сердце было моем

- Что вы знаете о воине, красные следопыты?

И красные следопыты, неутомимые исследователи, вернувшие Истории сотни незаслуженно забытых и просто неизвестных имен, основавшие не один музей боевой славы, уверенно скажут:

- Много, очень много!

- А о Пушкине?

И красные следопыты, в каком бы классе они ни учились, ответят уже более осторожно и несколько недоуменно:

- Конечно, знаем, и знаем немало.

- А что вы знаете о Пушкине на Великой Отечественной войне?

- Как, - слышу я удивленные голоса, - разве такое возможно?

Не спешите с выводами - это действительно возможно.

Она существует, реальная, хоть и почти неисследованная область. И она ждет вас, своих первооткрывателей и первопроходцев.

И верится мне, что в результате вашего поиска среди великого множества прекрасных и разнообразных музеев боевой славы возникнет еще один, пусть даже и не совсем обычный, музей.

Как он будет называться? Может быть, "На фронте с Пушкиным", может быть, "А. С. Пушкин на Великой Отечественной войне", а может, и так - "Да здравствует солнце, да скроется тьма!"

Оснований для создания такого музея предостаточно, - и это подтвердит вам любой фронтовик, любой человек, прошедший войну: и те, что писали на снарядах "За Пушкина!", и те, что воевали на танках с надписью: "За нашего Пушкина, вперед!", и те, что освобождали пушкинские места, и те, что спасали его книги от фашистского надругательства... словом, все те, кого поднял и вдохновил великий поэт на великую, священную борьбу с чудовищной тьмой, грозящей гибелью всему живому, прекрасному, человечному.

А чтобы вы не считали, что я все это придумал, вот вам несколько историй, которые произошли с моими фронтовыми друзьями и просто с незнакомыми мне людьми...

Самолет "Александр Пушкин"

Однажды попалось мне на глаза стихотворение Ивана Новикова с необычным названием - "Самолет "Александр Пушкин". Было оно о том, как автор вместе с рабочими создавал этот самолет.

Я удивился: поэт - и вдруг своими руками создает самолет? Но поэтам нужно верить! Прошло несколько лет. И вот в гостях у своего знакомого разглядываю коллекцию плакатов и афиш времен войны и вдруг вижу пригласительный билет, отпечатанный на серой, шершавой бумаге. Вглядываюсь в бледный типографский оттиск: "Весь сбор на вечере И.А. Новикова поступает на покупку боевого самолета "Александр Пушкин"... И сразу вспоминаю то стихотворение о необычном самолете. Как же я тотчас не догадался: поэт И. Новиков и автор известной повести о Пушкине И.А. Новиков - одно и то же лицо!

И хотя по военным условиям город в билете не указывался, установить его название теперь было не так сложно.

И вот что выяснилось. В военные годы жил Иван Алексеевич в глубоком тылу. В канун 106-й годовщины со дня смерти А. С. Пушкина он предложил начать сбор средств на постройку самолета и для этого организовал вечера, на которых читал главы из своей только что законченной повести о величайшем поэте России. Когда было собрано сто тысяч рублей, писатель направил письмо в Государственный комитет обороны: "Пусть боевой самолет, носящий гордое имя "Александр Пушкин", примет участие в освобождении от ненавистного врага нашей родной земли. Прошу включить в список действующей авиации самолет "Александр Пушкин".

Летом 1943 года И.А. Новиков получил одну за другой две телеграммы: "Самолет готов. Надпись "Александр Пушкин" сделана"; "На собранные Вами средства построен боевой самолет-истребитель "Александр Пушкин", который 28 июня передан в ВВС летчику капитану Горохову".

В день получения самолета на боевом счету совсем еще юного командира эскадрильи Юрия Ивановича Горохова числилось триста боевых вылетов и четырнадцать лично сбитых самолетов противника. Но была еще одна причина, по которой выбор командования остановился на нем, - ни на земле, ни в воздухе не расставался пилот с томиком любимого поэта. Друзья шутили, что Пушкин - не только настольная, но и воздушная книга Юрия.

В этот же день, 28 июня, "Александр Пушкин" совершил свой первый боевой вылет, а командир эскадрильи открыл новый боевой счет.

Всего на самолете-подарке отважный летчик сбил 9 фашистских стервятников. 1 января 1944 года Юрий Иванович, атакуя большую группу "мессершмиттов", сбил один из них, но и сам погиб в этом бою. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Но самолет "Александр Пушкин" остался в строю. Другие летчики поднимали его в небо. Во многих ожесточенных воздушных сражениях участвовал он. История "Александра Пушкина", советского истребителя ЯК-3, еще не дочитана до конца. Она ждет своих юных исследователей.

Томик Пушкина

А как мы читали Пушкина на фронте, как жадно следили за всем, что связано с его именем!

Мы, вчерашние школьники, для которых Пушкин (как и для вас сейчас) был всего лишь обязательным разделом школьной программы, вдруг ощутили всем своим существом, что он неизмеримо больше, чем "гениальный русский поэт", что Пушкин - это символ и воплощение всей нашей культуры, всего того, что хотят у нас отнять.

И поняли мы тогда, что пока он жив, - слово его не погибло, живы и не погибли мы сами, и что пока бьется это слово в наших сердцах, никому и никогда не удастся ни сломить нас, ни поставить на колени, ни отнять у нас самого дорогого - Родины.

В госпитале за месяц до Победы я прочитал в газете "Труд" маленькую заметку о последних часах жизни узника фашистского застенка Николая Кокарева. Называлась она "Томик Пушкина".

Столько смертей, столько трагических событий произошло на глазах каждого советского солдата за четыре года войны. Казалось бы, что может добавить еще одна смерть, тем более смерть человека, которого никогда не видел. Но и через десятилетия помню я эту маленькую заметку. Листаю свои давно пожелтевшие блокноты военных лет и нахожу строчки о том, как до самого конца оставался с Николаем великий поэт, как поддерживал его мужество своими стихами, представляю торопливые строчки на полях пушкинского томика.

Я не знаю всей исповеди Николая Кокарева. В заметке приведены лишь отрывки из нее:

"Что ж, умрем! Ведь не задаром, а за дело, которое... должно победить. Прощай, солнечный свет, прощайте, люди, прощай, земля!.. Враг неумолим и пощады не даст. Да я и не желаю этой пощады..."

"Сижу и жду, когда придут и скажут: "Выходи!", и расстреляют... Как не хочется умирать, но не оттого, что страшно, а оттого... что мало сделал для Родины..."

Видимо, ночь последняя. Он опускает подробности, и мы можем только догадываться о переживаниях человека по двум строчкам "Полтавы", которые дважды подчеркнул Николай:

Палач вошел...

О, ночь мучений!

Наступает развязка. Кокарев слышит, как идут палачи, но продолжает писать: "Итак, прощайте! Жизнь кончил... Если кто прочтет, не забудьте найти семью и передать сыну (ему уже пять лет), что его отец погиб за его счастье и счастье миллионов советских детей в будущем..." Томик Пушкина зарыт и спрятан в самом темном углу камеры. Он дождется света... света свободы.

Но и у этой истории нет завершения.

Кем был автор исповеди? За что был приговорен к смерти фашистскими палачами человек, до последнего мгновения разговаривающий с Пушкиным о любви к Родине? В давнишней заметке написано: "На эти вопросы пока нельзя дать точных ответов".

Так, может быть, следопыты и дадут теперь точный ответ?

"...На исторической дуэли"

Лето 1944 года. 2-й Прибалтийский фронт. Приближается день освобождения Пушкинского заповедника. Фронтовая газета "Суворовец" публикует солдатские письма. Вот только два отрывка из них:

"Со своих позиций я вижу высоты, носящие имя Пушкина. Цел ли пушкинский дом, домик няни? Пушкин - это сам воздух России. Иногда можно забыть, что им дышишь, но не дышать им нельзя.

Ефрейтор Ф. Селиванов".

"У твоей могилы теперь проходит передний край войны. Но знай, Александр Сергеевич, что росс не пал перед немцами на колени.

...Здесь, недалеко от твоей могилы, теперь похоронен мой друг Н.В. Рыленко. Он погиб смертью храбрых на исторической дуэли, решая судьбу поколений. Он прошел много боев, он немало перебил врагов, дошел до твоих любимых мест, и вот здесь пришлось ему погибнуть и разделить скромную славу солдата с вечной славой великого поэта русской земли.

Рядовой Николай Аношин".

Фронтовой корреспондент, а ныне известный поэт Яков Хелемский сделал ко многим солдатским публикациям знаменательные приписки.

Есть приписка и к этим двум отрывкам: "...в боях за Пушкинские Горы ефрейтор Селиванов награжден орденом Красной Звезды, рядовой Аношин - медалью "За отвагу".

Вдохновленные великим поэтом на подвиг, словом и делом подтверждали солдаты свою любовь к нему.

Разверни, следопыт, подшивку фронтовой газеты, и на ее страницах ты найдешь не один ключ к поиску новых историй, утверждающих мысль о том, что Пушкин не мог не стать великим участником великой войны.

Голос "Пушкина"

На этом же фронте и в эти же дни командование удовлетворило просьбу гвардейцев-артиллеристов и разрешило батарее тяжелых орудий носить имя А.С. Пушкина. А лучший расчет батареи получил право прикрепить к лафету своей пушки медную пластинку с изображением поэта. Для того чтобы такую пластинку сделать, нашлись и собственные художники, и собственные граверы.

С тех пор гвардейцы называли свое орудие "Пушкин". Голос "Пушкина" гремел на полях сражений до победного мая.

Но в боях за Михайловское орудие не сделало ни одного выстрела. Оно молчало. Почему? И здесь возникает уже новая история и надежда на новые документы, которые смогут отыскать следопыты.

У каждого командира батареи хранилась в планшете подробнейшая карта. На ней множеством значков были обозначены наблюдательные пункты, доты и дзоты, батареи и батальоны - словом, все тщательно разведанные данные о противнике. Стоило пехотному командиру назвать нужные цифры, попросить артиллерийской поддержки - и соответствующие цели накрывались огнем.

Но в дни, предшествующие освобождению Пушкинских Гор, на картах артиллеристов появились редкие для военного времени значки. Ими были обозначены цели, по которым вести огонь при любых условиях категорически запрещалось.

Вы уже догадались, о каких точках на комбатовских картах идет речь? Разве могли орудия батареи, и уж тем более орудия батареи имени А.С. Пушкина, накрыть огнем пушкинский дом, знаменитую пушкинскую ель, даже если рядом с ними, прикрываясь ими, стояли вражеские пушки и минометы!

Уверен, что карты с этими особыми пометками сохранили многие комбаты.

Освобождая Пушкина

Фашисты отлично знали, как дорог для советских людей великий поэт. В подлом расчете на эту любовь они спрятали в святогорский холм более четырех тысяч мин, десять огромных авиабомб.

Освобождать эту землю от притаившейся смерти пошли саперы. Не все из них дошли до пушкинского обелиска. И с тех пор могила поэта в святом окружении солдатских могил.

Среди музейных реликвий Святогорского монастыря хранится деревянная табличка. В июне 1944 года она предупреждала об опасности:

Ребята из 17-й псковской школы провели долгий следопытский поиск, в подробностях восстановили славную жизнь и весь боевой путь сапера, погибшего три месяца спустя после освобождения Пушкинских Гор.

Солдатское спасибо следопытам. Но о скольких саперах, благодаря которым сохранился пушкинский обелиск, можно еще рассказать!

В 1949 году, в дни празднования 150-летия со дня рождения А. С. Пушкина, среди многих статей, отмечающих это событие, промелькнула в газете "Псковская правда" маленькая заметка о том, как в первые минуты освобождения Святогорского монастыря первым поднялся по каменным ступеням лестницы к пушкинской могиле пожилой солдат-сапер Муллай Залилович Киреев. Как поднялся! Каждый его осторожный шаг караулила смерть. 25 фашистских мин обезвредил он на этом коротком пути. У подножия могилы под битым кирпичом, в песке, под дерном, мин было еще больше.

На помощь сержанту пришел лейтенант Пантелеймон Иванович Колошин. Выпросил у командира право на разминирование холма кавалер ордена Славы Георгий Карлович Соц. Вслед за ним пошел Александр Васильевич Онучков...

Так вышло, что могилу поэта возвратили люди разных национальностей: русский и татарин, эстонец и удмурт, люди одной армейской судьбы и разных мирных профессий - строитель и животновод, учитель и столяр. Произошло такое, конечно, случайно. Но эта случайность наполнена глубочайшим смыслом.

Я мог бы рассказать о том, как 17 сентября 1941 года бойцы Народного ополчения до последнего патрона отстаивали сады Лицея, и о том, как тяжело раненный командир сказал своим саперам: "Нет, не будем минировать. Это вековая культура. Это - Пушкин. Мы вернемся сюда!"

Я мог бы рассказать о том, как влюбленный в творчество великого поэта генерал И.В. Хазов повел свой 110-й стрелковый корпус в бой за город Пушкин, как много дней спустя, смертельно раненный в другом бою, он попросил своих однополчан: "Похороните меня в городе поэта".

Я мог бы рассказать о том, как... но подождем. Музей еще не открыт.

А если он возникнет, уверен, что многие фронтовики пришлют ему замечательные документы, и мы узнаем, как вело их пушкинское слово, как помогал им Пушкин идти к Победе.

И откликнутся оставшиеся в живых мальчишки и девчонки военных лет - подпольщики из школы имени Пушкина.

И возможно, отзовется Женя Воробьева - девочка из 1944 года - автор дневника-беседы с Александром Сергеевичем. Ее, жительницу города Пушкина, оккупанты изгнали из родных мест. Волею военных судеб она вновь оказалась рядом с пушкинскими местами, теперь уже на Псковщине.

Отрывок из ее дневника, опубликованный во фронтовой газете, прозвучал для бойцов как самый крылатый лозунг: "Да здравствует солнце, да скроется тьма!" "Да здравствует моя Родина, да здравствует свобода! Нет больше немцев в Песочках! Дорогие герои, освободите теперь Пушкина!"

И может быть, найдутся свидетели гибели пока еще неизвестного жителя города Пушкина, расстрелянного фашистами за то, что он отказался выдать врагу бронзового лицеиста, спрятанного в земле Екатерининского сада.

А солдаты и офицеры - однофамильцы Пушкина! Как обязывала их великая фамилия!

И они были достойны этой фамилии. Откройте воспоминания полководцев Великой Отечественной. Почти в каждой такой книге вы найдете описание подвига рядового Пушкина, лейтенанта Пушкина, капитана Пушкина...

Но были на фронте и прямые потомки Пушкина - его правнуки и праправнуки! Все рода войск Советской Армии представляли они, и как представляли! Фронтовой путь каждого из них отмечен многочисленными боевыми наградами.

Если такой музей возникнет, то рядом с книгами Пушкина, прошедшими сквозь пламя войны, простреленными пулями, пробитыми осколками, обагренными солдатской кровью, лягут листовки, плакаты, почтовые открытки военных лет с портретами поэта, с его стихами, звучащими так, как будто они написаны в окопах перед атакой и для атаки.

И добрый "домовой", бессменный директор Пушкинского заповедника Семен Степанович Гейченко, непременно пришлет музею удивительный сувенир - деревянную пластинку с изображением хвойного шатра. И будет на ней надпись пронзительной силы: "Кусочек пушкинской "ели-шатра", погибшей от тяжелых ранений во время боев с гитлеровскими захватчиками".

И кто-то из военных фотокорреспондентов переберет фотоснимки стен рейхстага, исписанных ликующими автографами советских солдат, и найдет ту фотографию (я помню, помню - была такая!), которая запечатлела солдата-победителя, размашисто начертавшего на логове фашистского зверя: "Да здравствует солнце, да скроется тьма!".