Это в сердце было моем

Не всем, наверное, известно, что в период Великой Отечественной войны общее число советских граждан, сражавшихся с фашизмом на территории Франции, достигало четырех тысяч. Путь их в маки лежал через плен - люди бежали. Раненые, истощенные, больные, но бежали. Впоследствии они вписали в историю борьбы народов с фашизмом свои строки. Мужество и отвагу многих из них Франция отметила своими боевыми наградами. В том, что имена многих этих людей не забыты, есть немалая заслуга следопытов 171-й ленинградской школы. Следопыты шли по следам героев, мы пойдем за следопытами, о поиске и некоторых судьбах бывших бойцов Сопротивления наш рассказ.

В 1968 году следопыты 171-й школы объединились в клуб интернациональной дружбы - КИД. Основное направление деятельности клуба - поиск советских участников движения Сопротивления во Франции. По выражению Тани Мур, активнейшего члена клуба, "школьники заболели своими героями". Заявления о приеме в КИД поступали ото всех классов с третьего по десятый. Шли годы, ребята набирались опыта, росла картотека следопытского музея, более того, по мере деятельности КИДа к ним подключались ветераны, придавая работе следопытов новые направления. Мысленно выдернем из земли картофельный куст. Перед нами как бы модель исследования: клубни - КИД, ботва - схема поиска. Ответвления, переплетения - следопыты ищут ветеранов, ветераны ищут друг друга. Благодаря доброму почину ребят поиск стал массовым. По-разному сложились судьбы героев Сопротивления - об одних уже написаны книги, имена других почти неизвестны. Но всякий раз в результате работы следопытов за этими именами вставали живые люди.

Второе рождение

"Храбрый, отважный, смелый до дерзости..." - так записал капитан Дюма в характеристику Акмед-Мишеля, бойца 4-го эскадрона корпуса франтиреров (вольных стрелков).

Ахмедия Микаил-оглы Джебраилов - он же Рус Акмед, он же Харго, он же Кураже, он же Акмед-Мишель. Человек из легенды, трижды родившийся и неоднократно перехитривший смерть, боевая биография его проходит где-то на грани реального. Слава говорит языком фактов, а в сумятице фактов часто теряется человеческое лицо, возникает вопрос: "И все же какой он?".

...Июнь 1941 года. Война. Ахмедия Михайлович Джебраилов добровольцем уходит на фронт. В июле 1942 года 48-й стрелковый полк, в котором служил младший политрук Джебраилов, вел тяжелые бои на берегу Северного Донца. В одном из боев под городом Изюм Ахмедия был тяжело ранен и в бессознательном состоянии попал в плен. Один концлагерь сменял другой, в каждом из них - голод, холод, истязания. Из каждого лагеря политрук бежал. Но силы были уже не те, его ловили и били, били беспощадно, до полусмерти. Но надо было жить, жить для того, чтобы мстить. Мысль о мщении помогла перенести ужасы Дахау. Но они на этом не закончились - Джебраилова перевезли на юг Франции, в небольшой городок Монтабанс под Тулузой. Этот лагерь оказался последним. После очередного, неудачного побега его избили с особенно изощренной жестокостью и бросили умирать на полу барака. Пошла горлом кровь, начался бред. Похоже, что это был конец.

Тихий, участливый голос донесся словно издалека. Ахмедия с трудом приоткрыл веки и увидал перед собой большие добрые глаза. Голос принадлежал пожилой уборщице, работавшей у начальника лагеря. С риском для жизни она заходила в бараки, чтобы передать пленным еду и лекарство. Стройный, с буйной черной шевелюрой, парень чем-то напомнил ей погибшего сына Робера. Уроженка Кипра, Жанна немного знала турецкий язык и поняла некоторые слова, произнесенные Ахмедия в бреду.

- Вы турок? - спросила она его.

- Азербайджанец из Советского Союза, - еле слышно ответил Ахмедия.

Из того, что потом торопливо говорила мадам Жанна, он понял одно - его хотят спасти.

- Я помогу тебе бежать, - пообещала уходя Жанна.

Посоветовавшись с друзьями, она попросила у начальника лагеря разрешение "похоронить" умирающего русского. Ведь он так похож на ее погибшего сына. Немецкому капитану представлялся отменный случай блеснуть благородством, продемонстрировав лояльное отношение оккупационных властей к французам. Было дано милостивое разрешение.

Потянулось время. Измученное тело Ахмедия начал сковывать холод. Когда пришли с гробом, он уже не подавал признаков жизни. "Похороны" состоялись в присутствии лагерного врача, кюре и охраны. Как только они удалились, оставшиеся у могилы французы разрыли ее и перевезли почти бездыханного заключенного в дом мадам Жанны. Так сентябрьским вечером 1942 года Ахмедия Микаил-оглы Джебраилов пережил свое второе рождение.

У макизаров

Благодаря заботливому уходу мадам Жанны и ее дочери Сарры Ахмедия быстро поправлялся. Для безопасности его перевезли в небольшую деревушку, в партизанскую семью мсье Пинара. Там его приняли как родного. С помощью партизанского врача Ахмедия окончательно встал на ноги, перестали даже мучить головные боли - последствие побоев. Воля к жизни этого человека изумляла врача.

- Ты живуч, как чертополох, - сказал он однажды Джебраилову. За время болезни Ахмедия, невзирая на просьбу врача не переутомляться, усиленно изучал французский язык, и наконец настал день, когда он сказал Жанне по-французски:

- Мама, ведите меня к партизанам.

Поздно ночью в доме осторожно скрипнула дверь, Сарра ввела в комнату высокого моложавого мужчину. Он пристально посмотрел на Джебраилова и представился:

- Капитан Дюма, командир отряда маки.

- Ахмедия Микаил-оглы Джебраилов.

У командира удивленно взлетели брови, он покачал головой.

- Слишком длинно. У нас вы будете называться Акмед-Мишель. Не возражаете?

Ахмед кивнул.

Той же ночью в партизанском отряде появился новый боец.

Отряд капитана Дюма отличался повышенной боеспособностью и оперативностью, командование поручало ему самые ответственные операции. Вскоре в одной из них Акмед-Мишель получил боевое крещение.

Третье имя

Накануне операции Дюма подвел Акмеда к карте:

- Группе предстоит перерезать железнодорожную ветвь между Тулузой и Бордо. При благоприятном исходе операции боши не смогут довести до конца строительство Средиземноморского и Атлантического валов, тем самым мы облегчим высадку союзников в этих районах. Я тоже иду на операцию, но старшим группы назначаешься ты.

Вышли в душную предгрозовую ночь. Небо застлали облака, человек терялся на расстоянии вытянутой руки. Но при подходе к реке, как назло, потянул северный ветер, небо очистилось, яркая луна осветила подступы к мосту; Группа залегла. Ждать, когда снова соберутся тучи? До появления вражеского состава с боевой техникой оставались считанные минуты. Акмед-Мишель горячо уговаривал капитана принять его план. Капитан не соглашался - слишком велик риск. А время шло... Наконец Дюма посмотрел на часы и кивнул. Акмед пополз... Вот у моста показалась потешная фигура пьяного немецкого фельдфебеля. Мотаясь из стороны в сторону, он насвистывал бойкий мотивчик. Часовой насторожился и потянул затвор "шмайсера".

- Хальт! Хальт!

Разглядев фельдфебельский китель, проворчал: "Проваливай, здесь не гуляют". Пьяненький фельдфебель подошел ближе, достал сигарету и, покачнувшись, схватился за часового. Стремительный косой удар ножом - и все кончено. А из кустов уже бежали партизаны. Группа разделилась: одни стали закладывать взрывчатку, другие побежали снимать часового по ту сторону моста. Счет времени пошел на секунды. Вскоре послышался стук колес, показался немецкий эшелон. Паровоз не достиг еще конца моста, как раздался взрыв. Средний пролет рухнул в воду, а за ним - платформы и вагоны. Грохот. Лязг. Пламя.

- А ты смелый, - сказал Дюма Акмеду после операции. Смелый - по-французски "кураже". Так у Акмеда появилось еще одно имя.

Двадцать четыре года спустя

Солнечный июньский день 1966 года. На флагштоках Внуковского аэродрома - флаги СССР и Франции. Москва встречает Президента Французской Республики Шарля де Голля.

...Высокий гость, сопровождаемый официальными лицами, вдруг останавливается, пристально всматривается в худощавое лицо еще молодого, но совершенно седого человека и, улыбнувшись, заключает его в объятия. Короткий диалог на французском языке:

- Как вы поживаете? - спрашивает президент.

- Отлично. Спасибо.

- Как здоровье? Как семья?..

- Все хорошо. Благодарю Вас.

- Желаю вам и семье всех благ...

Очень мало кто тогда знал, что седой мужчина на аэродроме и неуловимый макизар - одно лицо. Не знали об этом и юные следопыты 171-й школы, более того, они вообще не слышали об этом человеке. Да и он вряд ли что слышал о школе в далеком от его родины Ленинграде. Тем не менее им суждено было стать большими друзьями. Вот ведь как бывает!

А все началось с событий, казалось, не имеющих ни малейшего отношения к тому памятному дню на Внуковском аэродроме. Но это только на первый взгляд. Впрочем, по порядку.

Ровно через год после встречи на аэродроме, уже в 1967 году, в школу пришел очередной номер методического журнала "Иностранные языки в школе". В разделе "О французском Сопротивлении" журнал рассказывал о Юрие Александровиче Галузине, участнике движения Сопротивления в Лотарингии. Пионеры запросили редакцию журнала, и вскоре им пришел ответ с адресом Галузина в Орехово-Зуеве.

Следопыты нашли не только героя, но и верного друга, активного помощника в их деле.

Так, при его содействии в Ленинграде была найдена Анна Тимофеевна Михайлова, боец женского отряда "Родина", действовавшего в минувшую войну на территории Франции. Ребятам даже не пришлось просить - Михайлова сама включилась в поиск, передала им список с адресами советских людей, дравшихся с фашистами во французском Сопротивлении.

Ленинградские школьники находят бывших бойцов Сопротивления у себя, в Ленинграде, но через Орехово-Зуево. Представляете, какие витки выписывает следопытский путь!

О пользе чтения на каникулах

И наконец, еще одно событие из хроники КИДа: президент клуба Таня Мур летом 1970 года уехала на каникулы отдыхать. Как вы сами понимаете, событие не столь значительное, чтобы о нем писать, если бы не дождливое лето, если бы не бедноватая библиотека в районном городке, если бы не газетный киоск напротив дома, где поселилась Таня... - сумма всех этих "если" сделала ее аккуратной посетительницей киоска.

Газеты "Сельская жизнь" за 22, 23, 24 июля она прочла залпом. Ночью сон не шел. Старый клен за окном шептал о походах "вольных стрелков" капитана Дюма - за их спиной взлетали на воздух мосты, шли под откос эшелоны, горели танки. И среди стрелков уже знакомый нам Рус Акмед. Его мужество, хладнокровие, смелость на грани безумия неизменно вызывали восхищение его боевых товарищей. Командир назначил его ответственным за наиболее важные и опасные операции. Так было и на этот раз.

Высшее командование поручило отряду Дюма принять участие в спасении угоняемых в Германию детей, женщин, подростков.

На небольшой станции под Тулузой фланировали по перрону офицеры, жались под вокзальный навес цветочницы, сновали пассажиры. В привокзальном бистро привычную картину нарушала компания пьяных солдат во главе с фельдфебелем - галдели, горланили песни. Патрульные снисходительно, но не без зависти усмехались: "Отпускники гуляют". Никому и в голову не могло прийти, что это переодетые в немецкую форму партизаны.

Из-за зарешеченных окошек остановившегося состава послышались плач и крики. Сомнений не оставалось - это был тот самый поезд. Дрогнули и поползли вагоны, "подгулявшая" солдатня с гоготом и криками бросилась вдоль теплушек, по двое-трое вскакивая на открытые площадки. Офицеры на перроне со смехом указывали на них пальцами. Согласно заранее разработанному плану, Ахмедия вскочил в паровозную будку. Находившейся там охранник козырнул старшему по чину (устав превыше всего) и отодвинулся к окну. Однако его не покинула настороженность: предварительный инструктаж посадку в пути дополнительной охраны не предусматривал. Ахмедия высунулся из окна будки, незаметно расстегнул кобуру, нащупал шершавую рукоятку "вальтера". Впереди, в нескольких километрах почти к самому полотну железной дороги подступал густой лес. Там ждали партизаны с подводами. Все быстрее тараторили колеса, летел навстречу лес. Уже можно было разглядеть отдельные деревья. "Пора!" - Ахмедия выхватил пистолет и бросился в сторону. Выстрелы прозвучали одновременно. Охранник без звука повалился лицом вперед. Ахмедия потянул ручку тормоза и только тогда почувствовал боль в плече - "задело". Покосился на испуганно прижавшихся к угольному ящику машинистов, улыбнулся и ткнул себя пальцем в грудь:

- Маки.

Паровоз вздохнул в последний раз и остановился. По всему составу партизаны, разделавшись с охраной, сбивали с теплушек замки.

- Маки! Маки! - раздавались радостные возгласы освобожденных.

Ахмедия приказал всем немедленно уходить в лес. В результате операции из фашистской неволи было вырвано около тысячи детей и женщин.

А быть может, старый клен за окном рассказывал Тане о дерзком налете макизаров на комендатуру, в результате которого были изъяты списки подлежащих уничтожению партизанских семей? Наиболее трудную часть задания - уничтожение часовых - взял на себя Ахмедия со своими друзьями: лейтенантом Бессеком и Пинаром...

"...Держа финку острием к себе, Ахмедия кошкой прыгнул на часового..."

Таня так и не смогла заснуть в ту ночь. Шептал старый клен - оживали картины боевых будней маки.

Остаток каникул прошел скомканно - сломался рекомендованный учителями режим. Допоздна просиживала Таня в местной библиотеке в надежде найти новые материалы об отважном партизане - тщетно. Но ощущение того, что она где-то уже встречала его фамилию, не проходило.

"Дже-бра-и-лов, Дже-бра-и-лов", - выстукивали колеса увозящего ее в Ленинград поезда. "Стоп! Ну, конечно!.. Как же она сразу не вспомнила? Список Анны Михайловой!"

Прямо с вокзала Таня поспешила в школу. Под пятым номером в списке значилось: Джебраилов Ахмедия Микаил-оглы. Азербайджанская ССР, Шекинский район, село Охуд, колхоз имени Н. Нариманова.

Так из тихого городка через Ленинград в далекий Азербайджан протянулась следопытская тропка.

Кто-то из ребят предложил написать Джебраилову. Все сначала оробели - вот так, запросто написать легендарному герою! Ответит ли?..

Он ответил: "С боевым сердечным приветом к Вам. Ахмедия Михайлович Джебраилов. Дорогой КИД и весь коллектив школы №171! Получил ваше письмо, которым, признаюсь, был очень растроган. Большое спасибо за него, очень рад, что вы мне написали..." В конверт была вложена фотография с дарственной надписью: "На долгую память школе № 171 от Ахмедия Джебраилова".

- Ой какой! - вырвалось у кого-то из девочек.

С фотографии смотрело очень молодое лицо, вот только разве что седина. А датирована надпись была: 20 ноября 1970 года.

Под Новый год из села Охуд в школу пришло поздравление:

"Многоуважаемый, дорогой и любимый коллектив школы №171, КИД. Здравствуйте! Искренне благодарю вас за поздравление и в свою очередь поздравляю весь коллектив школы с праздником Нового, 1971 года. Желаю вам отличной учебы, а всем вашим семьям всего самого наилучшего. Долгих лет жизни всем вам, большого счастья и отличного здоровья! С дружеским приветом Джебраилов Ахмедия Михайлович".

По просьбе ребят в своем очередном письме Ахмедия Михайлович прислал перечень опубликованных о нем печатных материалов. КИДовцы приступили к их сбору. Открывались новые страницы боевой биографии этого удивительного человека.

Рожденный в рубашке

Отвага Джебраилова снискала к нему любовь и уважение товарищей по отряду, а неуязвимость его просто поражала.

- В рубашке родился! - посмеивался Пинар, хлопая по плечу своего друга.

Но какой ценой давалась эта неуязвимость!

На полной скорости мчался немецкий эшелон. Находившиеся в нем отпускники тешили себя мыслями о теплом южном море. Когда поезд пошел под уклон, раздался взрыв, за ним последовало еще несколько. Полезли друг на друга вагоны. Скрежет и грохот заглушали стоны раненых. С высокой насыпи партизаны открыли огонь в упор по выскакивающим из вагонов гитлеровцам. Однако это были не тыловые немцы, а обстрелянные солдаты и офицеры с Восточного фронта. Они быстро пришли в себя и залегли в цепь. Партизан накрыл плотный ответный огонь, полетели гранаты.

- Уходите, прикрою! - крикнул Ахмедия товарищам.

Он сменил в ручном пулемете диск и хлестнул по немцам длинной очередью. Прижимал их огнем к земле до тех пор, пока не скрылся в лесу последний из бойцов его группы. Можно было уходить, но в это время перед его глазами плеснуло пламя, ударило в голову, и он потерял сознание.

Очнулся ночью на чистой койке. Огляделся - просторная палата, в углу трое переговариваются на немецком языке, кто-то бредит. Понял, что находится в немецком госпитале. Вероятно, когда его подобрали, из-за фельдфебельской формы приняли за своего и привезли сюда. Он встал, вышел в коридор, распахнул окно. К счастью, оказался первый этаж. Ахмедия выпрыгнул и садами выбрался в поле.

После операции в отряде было непривычно тихо. Давило общее горе - погиб ставший всем дорогим русский парень. И вдруг часовой окликнул двигавшееся прямо на него "приведение"... Через несколько минут все хохотали - целый и невредимый, в одном нижнем белье перед ними стоял Рус Акмед. Ахмедия перевел дух, на него смотрели родные, улыбающиеся лица: Дюма, Пьер, Филипп, Пинар, Бессек. Дома!

Но следующая операция едва не оказалась для Джебраилова последней. Отряд получил задание контролировать движение по железной дороге на участке Марсель - Лион - Дижон - Париж. С этой целью партизаны сделали длительный марш-бросок и встали лагерем в горах под Дижоном.

Как-то в полдень Ахмедия с Бессеком обходили посты. Лейтенант был грустен.

- Что-нибудь случилось? - спросил Ахмедия друга. Бессек указал на ближнюю гору.

- За ней моя родная деревня. Там семья. Совсем рядом, а когда увижу? Как там они?

Тревожное предчувствие его не обмануло. В тот же вечер его младший брат примчался в отряд с тревожной вестью: "В деревню идут каратели!.." Принимать бой без предварительной разведки было опасно, но времени уже не оставалось. Отряд выступил. На подходе к деревне партизаны обстреляли карателей, но неожиданно это оказалось крупное подразделение эсэсовцев. Они взяли отряд в кольцо. Неся потери, маки вырвались из окружения, но Ахмедия среди них не было. Раненный в ногу, он остался за пулеметом. Когда кончилась лента, ловил черные мундиры на пистолетную мушку. Мушка плыла - слишком много потерял крови. Щелкнул вхолостую боек - все, пустая обойма. Шатаясь, Ахмедия поднялся. Сорвать кольцо с гранаты не хватило сил...

По дороге в Дижонскую комендатуру его методически избивали. Бессознательного бросили в подвал. Немцы и не подозревали, насколько им повезло, - попался наконец столь тщательно выслеживаемый ими "Рус Акмед". В расклеиваемых по городу листовках они объявляли о завтрашней казни "разбойника-партизана". Ахмедия лежал в подвале и не знал, что в перестрелке убит брат Бессека, что деревня, в которую вошли каратели, сожжена, а жители ее расстреляны. Ночью сквозь забытье до него донеслись автоматные очереди, разрывы гранат - товарищи пытались его освободить. Неудачно.

Наступило серенькое утро. Ахмедия вывели на улицу. Обложенное тучами небо сеяло мелким дождем. Ему сковали руки цепью, на плечи набросили петлю, другой ее конец привязали к хвостам лошадей. Лошади рванули, Ахмедия упал... К месту казни его потащили волоком. В центре городского парка стоял развесистый каштан, под ним - табуретка. На нее поставили партизана. Эсэсовец начал зачитывать приговор. Дерево окружили автоматчики, за ними толпился пришедший проститься с отважным макизаром народ. В первых рядах стояла Сарра. Эсэсовский офицер закончил читать перечень "злодеяний" приговоренного. Ахмедия выпрямился, посмотрел на небо. Сарра зажала платочком крик - рассыпанные ветерком иссиня-черные волосы Ахмедия вмиг посеребрились. Вокруг его шеи захлестнулась петля. "Смирно!" - скомандовал офицер, охранники щелкнули каблуками. И в это время затрещали автоматные очереди. Партизаны, проникшие на казнь под видом зрителей, в упор расстреливали охрану. Началась давка. С Ахмедия сорвали петлю, усадили в машину. Приземистый "мерседес" запетлял по улицам Дижона, остановился около церкви. Рус Акмеда внесли внутрь. Над ним склонился старик-священник.

- Мой бог, совсем еще мальчик! Не беспокойся, здесь ты в безопасности, мы тебя вылечим.

Так Ахмедия Микаил-оглы Джебраилов родился в третий раз.

В гостях у следопытов

"Здравствуйте, дорогой Александр Михайлович!.. Я Вас очень люблю и уважаю, хочу знать, как Ваше здоровье, как дела, как жизнь? Я и все наши ребята восхищаемся Вами, наш пионерский отряд будет называться Вашим именем... Приезжайте к нам в красивый, чудесный, прекрасный Ленинград!"

Из письма ученицы 6-го "б" класса Вали Бобковой.

Валя оказалась самой смелой - первой пригласила Джебраилова приехать. Вдогонку Валиному письму было отправлено коллективное приглашение ото всех ребят 171-й школы. И начались споры: приедет - не приедет. Как-никак, а слава о Джебраилове к этому времени гремела не только по всей стране, но и далеко за ее пределами. К тому же человек он занятой - много работает. Ответ положил конец спорам: "...очень рад, большое спасибо вам... Я обязательно приеду к вам в гости...".

У следопытов сразу же возникла масса вопросов: когда приедет точно? Поездом или самолетом? Любимое блюдо? Кино больше любит или театр?.. Вопросы в разноцветных конвертах полетели в далекое азербайджанское село на склоне зеленой горы. По ответам выходило, что Ахмедия Михайлович любит все и устраивает его все, лишь относительно срока приезда он не мог сказать ничего определенного. И вдруг телеграмма, а в ней: дата приезда, вагон, место - встречайте. Подпись: "А. Джебраилов". Было это в начале февраля 1974 года. Число сейчас ребята точно не помнят, но что в тот день стояла оттепель - ручаются.

Руководитель 6-го "б" класса, преподаватель французского языка Галина Александровна Озол зачитала текст телеграммы и предложила выделить для встречи наиболее наблюдательных ребят. После ожесточенных споров таковые определились: Алеша Смирнов, Валерий Вигодский, Валя Бабкова, Яша Фридман, Сережа Афанасьев. Перед тем как идти, придирчиво себя оглядели - вроде бы все в порядке. И вдруг засомневались: а ну как не узнают, проглядят гостя в толпе пассажиров. Для верности взяли с собой фотографию. Поезд немного опаздывал - было время рассчитать место остановки восьмого вагона. Прошмыгнули мимо проводника - тот пригрозил милиционером - и пошли по вагону, заглядывая сначала в фотографию, а потом в лица пассажиров.

- Всесоюзный розыск, - прокомментировал их действия проходящий остряк.

Кругом рассмеялись.

В песенке, которую поет герой известного мультипликационного фильма, есть такие слова: "С голубого ручейка начинается река, ну а дружба начинается с улыбки". Из купе навстречу следопытам шагнул смуглый, подтянутый человек и широко улыбнулся.

- Наверное, это за мной, так, ребята? - сказал он с легким нажимом на "а". Точно такой, как на фотографии, только форма маки с наградами скрыта под пальто. И еще, уж так, наверное, повелось - представлять героев большими и значительными. В улыбающемся человеке не было ничего внешне значительного. Роста самого среднего, сухощавый, в легкой, упругой походке есть что-то мальчишеское. На улице - сырой, пронизывающий ветер, а гость - в легком пальто, с непокрытой головой.

- Не холодно, Александр Михайлович? - спросил, поеживаясь, Валерий.

- Зачем холодно? Совсем тепло с вами.

С самого начала было решено - никаких гостиниц, гость есть гость.

- Жить будете у меня, квартира большая, родители уехали, - деловито предложил Валерий.

- А кушать? - шепотом спросил у него Алеша. Валерий растерялся:

- Разве пельмени...

- Эх ты, пельмени! - посмотрел на него с укором товарищ.

- Приготовлю, как в ресторане, - заверил Сергей.

На кухне он смело вывалил пачку в... холодную воду, поставил на газ. Через несколько минут из кастрюли полезла непонятная слипшаяся масса. Валя готова была расплакаться:

- Позор! Позор!

На помощь пришел Ахмедия Михайлович.

- Зачем так говоришь? Мужчина не должен быть на кухне, - подмигнул ребятам и повязал полотенце фартуком. - Такие хинкали будут! М-м-м! Где перец, лук где, соль?

Пельмени получились вкусными, и чай Ахмедия Михайлович заварил необычный. Поели. У ребят накопилось по тысяче вопросов, но главный:

- А было страшно?

- Страшно, - просто ответил Ахмедия Михайлович.

Трудно было понять, в шутку это он или всерьез. Не поверили. Ахмедия Михайлович подошел к окну.

- Город какой у вас красивый и большой, а мы все о войне. Пойдемте гулять.

Джебраилов гостил у ребят всего несколько дней, и каждый день он просил показывать ему город. Спрашивать и восхищаться не уставал. Были в музеях, театре, кино. И даже... заглянули в шахту строящейся станции метро. А получилось так. Проходили мимо, Ахмедия Михайлович распахнул пальто, доставая папиросы, - на груди у него не нашлось бы места и для булавки - сплошные награды. Так и заиграли на солнце. Двое встречных рабочих ахнули и сразу к ребятам.

- Кто это с вами?

В двух словах объяснили. Рабочие преградили дорогу.

- Как хотите, а дальше не пустим. Узнают наши, кого упустили, ни за что не простят. Времени не найдется? Ненадолго, а?

- Зачем не найдется, как раз к вам идем, - ответил за ребят Джебраилов и свернул на стройплощадку.

Состоялся летучий митинг. После него ребятам с их гостем показали строящееся метро. Дальше следопытов провожала вся бригада.

- Александр Михайлович, вы больше не курите, а то так и до школы не дойдем, - шепотом попросил его Яша.

- Совсем брошу, - пообещал Джебраилов, прижимая к груди руки.

В тот день в школе состоялся торжественный вечер. Джебраилов выступал перед переполненным актовым залом. Негромкий голос гостя был слышен в самых последних рядах. Рассказчик излагал факты из партизанских будней по-военному сухо и сжато: организация явочной квартиры в Марселе под видом парикмахерской, уничтожение танкового сосредоточения в Лионе, взрыв складов боеприпасов и горючего в Дижоне, участие в освобождении Бордо и Парижа.

Но если внести в эти факты некоторые упущенные рассказчиком подробности, то мы узнаем, что идея открытия "парикмахерской" в Марселе принадлежит Акмед-Мишелю, танки в Лионе были уничтожены группой под командованием Рус Акмеда, склады в Дижоне взорвал партизан Кураже с лейтенантом Боссаном, решающую роль при штурме Бордо сыграл отряд под командованием Ахмедия Микаил-оглы Джебраилова.

- Какой город во Франции наиболее запомнился?

Ахмедия Михайлович на минуту задумался и улыбнулся.

- Париж, конечно, Париж.

С Парижем у него было связано особое...

В освобождении Парижа отряд Дюма принимал самое активное участие. Нелегкие это были бои. Фашистов приходилось выбивать из каждого дома. Очищая один из подвалов от немецких автоматчиков, Джебраилов взял в плен бывшего премьер-министра Франции. Его опознали сначала женщины на улице, затем оказавшийся неподалеку бригадный генерал Шарль де Голль. Министр тоже опознал генерала и выхватил пистолет. Но сработала молниеносная реакция макизара, на долю секунды опередив выстрел, он выбил из его рук оружие. Жизнь де Голля была спасена.

Из Парижа отряд Дюма (теперь уже полковника, настоящее имя которого было Дельпланк) перебросили в департамент Верхний Рейн - восток Франции. Там он в составе партизанских соединений изгонял оккупантов за пределы Франции.

Декабрь 1944 года. Снова Париж. Встреча и долгая теплая беседа с Морисом Торезом. По его просьбе Джебраилов выступил на торжественном митинге. Зал устроил ему овацию. Пели "Интернационал", "Катюшу". Сдерживая слезы, пел Акмед-Мишель.

В мае 1945 года его пригласил к себе Шарль де Голль.

Расспросив о семье, о близких, де Голль поинтересовался:

- Нет ли у вас каких-либо просьб к правительству Франции?

- Просьб никаких, - ответил Ахмедия. - Только одно желание - поскорее вернуться на Родину.

- Надеюсь, вам недолго придется ждать. Вы доблестно сражались за Францию. Вдали от своей Родины вы оставались ее верным, преданным солдатом.

Прощаясь, генерал протянул Джебраилову бумагу.

- Вы наш гость, - сказал он, - почетный гость. Этот документ дает вам право пользоваться всеми видами транспорта в нашей стране бесплатно.

На документе стояла подпись де Голля.

По дороге домой Ахмедия вспоминал тех, с кем навсегда его спаяла партизанская дружба: Дюма, Бессек, Филлип, Франсуа, Пинар, Сарра и заменившая ему мать мадам Жанна. Было грустно. Увидятся ли когда?

А впереди его ждала быстрая речка Кашычай, деревушка Охуд, а в ней - родные.

Вечер закончился, но расходиться никто не хотел. Ребята окружили Джебраилова.

- Скажите, пожалуйста, семья у вас большая?

- Обыкновенная: Сурия-ханум, три сына, четыре дочери.

- А кем вы работаете у себя на родине?

- Начальником над растениями - старший агроном.

- Какой из себя Морис Торез?

- Невысокий, черноволосый, очень плотный и сильный. Говорит громко и горячо. Тогда в Париже сказал мне, что бывает счастлив всякий раз, когда видит русских.

- Расскажите подробнее, как живете, работаете, - попросили старшеклассники.

Ахмедия Михайлович покачал головой.

- Подробно обо всем долго будет. Лучше я расскажу, как в институт поступал. Когда вернулся, дома картина совсем невеселая: братья в детдоме, мама плоха, в доме даже спички нету. Сначала я в Шеки агрономом работал, потом в Охуд переехал. Трудно было. Строились на голом месте, все руками, машин никаких, знаний тоже. А учиться очень хотел, без образования жить нельзя. Вам легко - только учись. А мне каково было? Среднюю школу в 1938 году окончил. Чтобы хоть что-то вспомнить, в школу тайком ото всех ходил. Не хотел говорить, что в институт поступать задумал. Если не примут, что скажу людям? Как-то дома сказал, что утром в городе собрание, сел на попутку и уехал за двести километров в Кировобад. Сдал документы в заочный сельскохозяйственный институт. Вернулся, жду вызова. Пришел вызов, а в нем сказано, что первый экзамен - физика. Накануне экзамена все ночи читал. Жена спрашивает: что читаешь? То же, что и наши дети, отвечаю. В институт было подано сто двадцать заявлений. Всех собрали в одной комнате. Сидим, боимся. А вдруг два? Мне три хочется. Я сел сзади всех - неудобно, я старик, волос совсем белый. Вызвали, билет вытянул. Законы Ньютона знаю плохо, шпаргалку бы достать, да очки дома забыл, все равно ничего не увижу. За учителя физики меня приняли, "4" поставили. В три часа ночи домой вернулся. Жена: где был? На собрании, говорю, машин не было, пешком вернулся. Потом химия была, нас уже девяносто человек осталось. Далеко стоял - ни одного знакомого. Агроном я, химикаты знаю, реакцию написал, четыре поставили. К литературе нас семьдесят человек осталось. Литература для меня - самый трудный экзамен. Знаю пять-шесть писателей, а больше не знаю. Две-три книги на животе держал, шпаргалку взял. Заглавие большими буквами написал. Входит ректор. Как дела? - говорит. Спасибо, отвечаю, ничего, пишу пока. Ректор на меня показывает: это Акмед-Мишель, товарищи. Все обнимать, целовать меня начали. Ректор говорит, пиши свободную тему - свою биографию... Вернулся домой ночью. На следующий день к председателю: я в институт поступил. Когда? - спрашивает. Сам не знаю. Дальше учеба. До двенадцати работал, ночью учился до трех-четырех часов. В общем кончил. Вы молодые, способные, хорошо учитесь, будете поступать, шпаргалки не понадобятся, - глаза у Ахмедия Михайловича смеются.

Он не рассказал, что отклонил предложение госкомиссии поставить ему оценку, не экзаменуя. Комиссия высоко оценила его практические знания. Диплом он защитил с оценкой "отлично".

Малыши зачарованно смотрят на его награды.

- Дядя Ахмедия, расскажите про те, которые вы во Франции получили.

- Франция вручила мне пять наград: "Военную медаль", Крест за храбрость, медаль "За ранения", "Партизанскую медаль", медаль "За личную храбрость в бою".

О том, что "Военная медаль" дает право на военных парадах идти впереди генералов, он умолчал.

На следующий день Ахмедия Михайлович уезжал. На вокзале обнял ребят, вскочил на подножку поезда.

- В гости ко мне приезжайте. Шашлык сделаю, за стол посажу.

Поезд стал медленно набирать скорость.

- Живите счастливо! Пусть вас и ветер не тронет!

Ребята побежали за вагоном. У конца перрона остановились. Пошел снег, медленно растворяя в пушистом кружении махавшего им из вагона Джебраилова. Оля Книжникова вытянула руку, поймала несколько снежинок.

- А в Азербайджане уже весна.

- Самый сев, - добавил Леня Шаргородский, он любил смотреть на все обстоятельно.

- Ну, пойдемте учиться, - сказала Галина Александровна.

Поезд уносил Джебраилова все дальше, навстречу его работе. У героя французского Сопротивления очень мирная профессия.

Я брожу по просторной комнате музея следопытов. Со стен глядят фотографии бойцов Сопротивления: Василий Порик, Юрий Галузин, Константин Хазанович, Борис Вильде, Вика Оболенская, Иван Кривошеий, Александр Агафонов, Владимир Иванов, Василий Слепоглазов...

Как жаль, что в одном очерке невозможно рассказать обо всех этих людях! Я специально не закрыл их список: во имя дружбы живых и бессмертия павших героев следопыты продолжают свой поиск.