Как это ни парадоксально, значительное большинство идей и новых форм в последнее время родилось отнюдь не в домах моделей, а на улицах городов. Профессиональные создатели моды неожиданно столкнулись с весьма мощной конкуренцией со стороны непрофессионалов — самодеятельных художников движения протеста, создавших течение, получившее название «антимода», объединившее различные тенденции, которые не входят в границы моды, существуют вне, помимо ее и даже наперекор ей.
Начало этому течению положили хиппи, или, как еще они именовали себя, «дети-цветы». Их одежда была своеобразной «изнанкой» официальной, признанной моды.
Разноцветные цыганские платки смело сочетались у них с пышными крестьянскими платьями, эполеты — с индийским сари, майки, испещренные совершенно невообразимыми надписями и аппликациями, — с кружевами и вытертыми до белизны джинсами…
Они надевали все, что им нравилось, любой сколько-нибудь диковинный наряд, способный шокировать общество. Соединяли несоединимое. Сами шили одежду, красили, разрисовывали, расшивали. Словом, это был вызов общепринятым, установившимся вкусам и канонам.
Их отказ от моды салонов и буржуазных кварталов означал желание противопоставить себя прогнившему капиталистическому обществу, побуждающему покупать и уничтожать предметы человеческого труда до того, как они стали непригодными для употребления. Мода представлялась хиппи одним из символов чуждого по духу буржуазного общества, с поразительной быстротой растрачивающего свои богатства в то время, как две трети населения земного шара не имеют самого необходимого.
Еще одна причина отрицания официальной моды заключалась в ее обезличивающем характере. В самом деле, она стремится заставить всех без исключения в данный момент одеваться только в определенной манере, превращая одежду в своего рода униформу, подавляющую всякое проявление индивидуального вкуса. Смены стилей и направлений заставляют постоянно менять свой образ, отказываться от своего «я».
Современная урбанизация делает городских жителей западных стран похожими на пчел, на сонм одиноких, изолированных, но внешне однотипных людей. Хиппи восстали против буржуазного общества, лишающего человека индивидуальности. Они верно указали на язвы, разъедающие сердца и души людей. И все же за пределы чисто внешнего, во многом показного протеста они выйти не сумели, не смогли найти выход из лабиринтов буржуазного индивидуализма.
Единственное, в чем «дети-цветы» в полной мере проявили свое отношение к ценностям капитализма, так это во внешнем облике. Конечно, было бы неверно утверждать, что «бунт идей» свелся лишь к «революции» в одежде, но тем не менее в определенной степени именно молодежь разрушила каноны старой моды.
Прошло несколько лет, и тысячи хиппи вернулись к прежней жизни, облачились в недавно еще столь бурно отрицавшиеся костюмы и платья, сменили сандалии на лакированные туфли. Однако свой след в истории моделирования они оставили. И немалый.
Спрос рождает предложение. И спрос на потертые джинсы и цыганские шали породил предложение со стороны оборотистых дельцов. Сначала появились небольшие лавчонки, где торговали всякого рода старьем. Затем за дело взялись более солидные люди. Именно в это время мы услышали о Мэри Куант, которую газетчики окрестили «самым революционным модельером мира». Но нет, она не «изобрела» новую моду — она подобрала ее на улице. Мэри Куант лишь использовала в своем бизнесе идеи протеста, заключенные в одежде хиппи.
Сначала Мэри Куант открыла в лондонском районе Челси небольшой магазин, где стала торговать своими экстравагантными и чрезвычайно смелыми для того времени нарядами, длина которых буквально с каждым месяцем укорачивалась. Вскоре многие «авангардисты» по достоинству оценили мини-моду, которая затем завоевала сердца миллионов молодых англичан.
Лондон внезапно перехватил у других западных школ моделирования монополию на диктат новых силуэтов и конструктивных решений. Британские дизайнеры одними из первых стали работать не на женщин «возраста элегантности», а на молодежь.
Завоевав поддержку молодых англичан, Мэри Куант предприняла «десант» через океан. В 1965 году она устраивает на борту фешенебельного океанского лайнера «Куин Элизабет» в Нью-Йорке шоу британской моды. Ее мини-юбки были встречены с восторгом. Появившись на Бродвее и Таймс-сквере, манекенщицы в своих суперкоротких нарядах вызвали остановку уличного движения. Через несколько часов «возмутительницы спокойствия», а также пешеходы и водители, с изумлением взиравшие на их платья, предстали в видеозаписи на экранах миллионов телевизоров.
Куант со своей коллекцией стрелой пронеслась по доброму десятку американских городов. И везде — шумный успех. Затем ее маршруты пролегли и по другим странам. Журнал «Вог», рассказывая об ажиотаже, царившем на зарубежных показах ее моделей, дал следующий заголовок к статье: «Мир вдруг захотел выглядеть так, как выглядим мы». Вскоре ателье Мэри Куант разрослось, и его хозяйка уже ворочала миллионами.
Естественно, что у предприимчивого модельера нашлось немало последователей. По всему Лондону, а затем и в других городах и странах, как грибы после теплого дождя, стали появляться и множиться ателье и магазины, специализирующиеся на продаже «антиодежды». Мода на «антимоду» породила целую отрасль легкой промышленности, принесшую многомиллионные доходы последователям Куант. «Хиппитализм» — так язвительно назвали журналисты новое ответвление бизнеса.
Но не только возможность извлечения прибылей двигала бизнесменами от «антимоды». Буржуазное общество получало дивиденды и политического плана. Вот как цинично писал об истинных задачах пропагандируемого «общества вседозволенности» социолог Д. Строкс: «Пусть молодые балбесы делают что хотят: танцуют, занимаются спортом, любовью, посещают ночные клубы, пьют, наконец, дерутся — это их право, и мы не можем отказать им в этом. Но мы можем и обязаны уберечь их от увлечения политикой, которая в конечном счете окажется марксистской политикой». Буржуазия была готова культивировать «революцию» в моде, только бы не допустить пробуждения у молодежи социального самосознания.
Профессиональные модельеры и представители швейного бизнеса подхватили и развили в своих моделях идеи «антимоды». Подавляющее большинство новых форм, появившихся в движениях протеста, вскоре адаптировалось до такой степени, что даже перешло в разряд классики. Оно невольно растворилось в общей моде, естественно, утратив заложенный в ней импульс протеста.
Группы «антимоды» в то же время стали предвестниками и вдохновителями многих современных течений. Фольклорные мотивы вошли во все коллекции от кутюр («высокой моды»), а макси-юбка, явившаяся как бы из прошлого века, стала на какое-то время общепризнанной. Создатели официальной моды взяли на вооружение те идеи, которые, как подсказывало им профессиональное чутье, будут иметь всеобщий успех.
Волна «самодеятельной моды» во многом повлияла на образ мышления модельеров. Прежде всего, она привлекла их внимание к новому потребителю — молодежи, ранее почти полностью ими игнорировавшейся. Именно тогда появились так называемые «стилисты» художники, создающие моду, ориентированную на промышленность. Смягчая и приспосабливая к реальным условиям предложения «антимоды», они ввели в повседневный обиход и мини-юбку, и брюки, и платья из хлопчатобумажных тканей…
Так, мода, порожденная стихийным протестом молодого поколения против обезличивающего «общества потребления», вернулась на круги своя и превратилась в свою противоположность. Выйдя на улицы в новом своем обличье, она стала составной частью буржуазной массовой культуры и утратила весь свой критический запал.
Точно такую же трансформацию претерпели и джинсы, этот элемент «антимоды», более столетия назад появившиеся в качестве рабочей одежды, а в 60-х годах нашего века превратившиеся в непременный атрибут нашей жизни.
Овеянная сейчас ореолом романтики, история джинсов на самом деле более чем прозаична. В течение многих десятилетий они были дешевой повседневной одеждой трудового люда — шахтеров, фермеров, рыбаков и ковбоев. Выражаясь современным языком — спецодеждой. Ни один буржуа не согласился бы надеть их, сменив на джинсы свои отутюженные брюки.
Родоначальником и своего рода «автором» джинсов стал американский торговец Леви Страус, основатель всемирно известной сейчас фирмы, которой в наши дни принадлежит почти треть продукции в этой области. Валовый объем фирмы «Леви Страус» исчисляется ныне сотнями миллионов пар, а филиалы фирмы раскинулись по всему миру. Тогда же, в середине XIX столетия, Леви Страус был всего лишь торговцем средней руки. Он отправился на запад Соединенных Штатов, который переживал бум своего освоения, со значительной партией брезента. Переселенцам эта непромокаемая ткань была нужна как воздух. Из нее они делали палатки и тенты, которые служили им первыми временными жилищами.
И все же брезент, привезенный Леви Страусом, нашел иное применение. Возможно, не были вовремя завезены кожаные брюки, бывшие тогда основной одеждой ковбоев, быть может, причина заключалась в чем-нибудь другом — существует несколько вариантов легенды о рождении джинсов, и определить, какой из них истинный, трудно. Во всяком случае быстро сориентировавшийся Леви Страус весь привезенный брезент пустил на брюки, по покрою имитировавшие ковбойские.
Новая одежда со временем привилась и стала популярной сначала на западе, а затем и в восточных штатах страны. Джинсы начали шить не только из брезента, но и из прочной хлопчатобумажной ткани цвета индиго, доставлявшейся в Соединенные Штаты из французского городка Ним, где ее изготовляли еще в средние века.
Так и кочевали из десятилетия в десятилетие джинсы — практичная и удобная одежда для труда. В конце 60-х годов нашего столетия они словно родились во второй раз. Произошло это вскоре после небывалой волны молодежного протеста против норм буржуазной морали, захлестнувшей города Западной Европы и американские студенческие кэмпусы. На какое-то время джинсы, в которые были облачены бунтари, невольно оказались в центре внимания молодежи. Строптивые, дерзкие молодые люди в синих джинсах произвели на мир впечатление ни одним лишь своим бунтарством, — их джинсы, многократно показанные телеоператорами, нашли тысячи, а вскоре и миллионы поклонников.
Сначала в джинсы стали одеваться молодые люди, разделявшие взгляды участников молодежных волнений. Джинсы стали для них своего рода униформой, говорившей всем об их причастности к движению протеста. Затем в эту униформу оделись и люди, казалось бы, совершенно далекие от бунтарства. Этот процесс объясняет прогрессивный французский писатель Жан-Луи Куртис в своей повести «Метаморфоза», вложив свои слова в уста профсоюзного активиста мсье Эмиля: «Произошел в какой-то степени тот же феномен, что и в 1944 году, когда свирепствовала чистка: тогда все кричали, что они участвовали в Сопротивлении… Люди испугались. Все, хотя бы немного отдававшее коллаборационализмом, пользовалось такой дурной славой…
Молодежь почти вся продемонстрировала, что она думает, какие чувства испытывает к нашему современному обществу. Все буржуазное и консервативное они огульно заклеймили, включая даже свои собственные семьи… Все это привело к тому, что многие испугались то ли оказаться отстраненными, то ли обойденными… И они прыгнули на ходу в поезд, все, как один…
Новые идеи витают в воздухе, и нужно идти в ногу со временем. Ведь на идеи, как и на все прочее, тоже существует мода».
Именно игра в «ниспровержение» всех устоев капиталистического общества и заставила весьма почтенных буржуа, особенно относящих себя к интеллигенции, надеть джинсы и объявить себя «соучастниками» бунтарей из Сорбонны и Кента. Новые идеи, как и новая одежда, были для них модой и, как всякая мода, — преходящей.
Однако была еще одна сторона, внимательно следившая за влиянием новой молодежной волны протеста на остальную часть населения капиталистических стран. Это фабриканты, занимающиеся выпуском легкой одежды. Они быстро поняли, какой богатый рынок им могут дать обновленные, заново родившиеся джинсы. А о лучшей рекламе, чем бунтари в джинсах, размахивающие флагами на экранах телевизоров, они и мечтать не могли.
Джинсы, подобно другим атрибутам «антимоды», были пущены оборотистыми дельцами на поток. Правда, отныне в них было трудно найти приметы тех брюк, которые носили фермеры и ковбои. Брюки стали расклешенными, на них появились наклейки и узоры, «молнии» и множество пуговиц или заклепок, разводы и аппликации. Так на смену джинсам пришел джинсовый стиль. Из джинсовых тканей стали шить юбки, сарафаны, пиджаки, жилеты, шляпы, юбки-брюки, шорты, сумки, туфли… Фабриканты были на вершине блаженства, так как спрос на их продукцию увеличивался из года в год.
Правда, как отмечают многие зарубежные искусствоведы, начиная с середины 70-х годов джинсомания пошла на убыль. Возможно, дело в том, что джинсы вновь возвращаются к своему классическому виду, а их потребитель — к настоящим джинсам, к безупречному качеству тканей и исполнению без «излишеств». Как отмечал в своем обзоре модных течений начала 80-х годов английский журнал «Нау!», «похоже, что деним[1] каждую зиму переживает период своего второго рождения и врывается в весну и лето в своем новом обличье».
Одежда из джинсовой ткани стала в последнее время более женственной и деловой. В то же время она приобрела романтический оттенок, полностью утратив схожесть с униформой бунтарей конца 60-х годов.
Джинсовый бум докатился до нас с некоторым опозданием. На создание отечественной ткани ушло много лет, но и сейчас «джинсовая страсть» полностью не утолена. Как бы то ни было, джинсы прочно завоевали симпатии и вошли в гардероб нашего современника. И в нашей стране все больше фабрик переходит на эту пользующуюся спросом продукцию. Что касается джинсовой ткани, то отныне ее производство в нашей стране увеличивается ежегодно на треть. Только в одном 1979 году ее было выпущено свыше 100 миллионов метров.
Влияние даже не столько джинсов, сколько джинсового стиля огромно. Джинсы еще носят, но рядом с ними вскоре появились сафари. Иная ткань, другой цвет, а покрой брюк тот же. Многие детали, найденные модельерами в джинсовом стиле, перешли в стиль сафари. И такая же всеобщность: промышленность выпускает не только одежду — от пальто до маек, — но и сумки, и обувь, и даже часы в стиле сафари.
Потом снова вошел в моду вельвет. И вновь стали использоваться формы, найденные в джинсовом стиле, — все то же самое, но только из вельвета. Так называемый стиль диско — одежда из черного, сатиноподобного материала, по форме тоже напоминает джинсовый стиль, только брюки поуже и покороче.
Время показало: ткань для джинсов — деним — уходит, а покрой остается. Почему? А потому, что он удобен, ибо подчеркивает стройность фигуры, подает ее в более выгодном свете, делает ее красивее, не сковывает движений. А это, согласитесь, немаловажно!
Джинсы в нашей стране, так же как и за рубежом, завоевали немало сторонников. Они стали популярны не только среди тех, кому меньше двадцати пяти, но и среди людей среднего и даже пожилого возраста. И такой успех вполне понятен и оправдан. В то же время произошла парадоксальная вещь: джинсы стали порой ограничивать гардероб нашего современника. Их носят буквально круглый год, не утруждая себя поисками своего образа, своего стиля в одежде, что приводит к неряшливости и единообразию.
И еще об одной негативной стороне джинсов хотелось бы сказать. Я имею в виду преклонение перед «фирмовым» (извините за жаргонное словечко) дефицитом, которое нередко переходит все границы разумного и дозволенного. Дело в том, что в последнее время кое-кто считает, например, совершенно естественным надевать джинсы в театр. А прийти в них в гости, даже к незнакомым или малознакомым людям, вообще не считается у такого рода «авангардистов» дурным топом.
Возможно, свою роль в подобной универсализации этой одежды сыграли иностранные туристы — для некоторых из них джинсовые туалеты невольно стали и вечерними по той простой причине, что путешествующий, как правило, старается брать в дорогу как можно меньше вещей. Но тогда их экстравагантные наряды достойны отнюдь не восхищения и слепого подражания, а скорее снисхождения, понимания.
Хотим мы этого или нет, но джинсы, несмотря на их трансформацию, продолжают сохранять свое главное предназначение как деловой и спортивной одежды. И поэтому они всегда смотрятся на месте в заводских цехах, в туристских походах, в студенческих аудиториях, на пляже…
Став общепринятой модой, джинсы в то же время превратились в своего рода униформу, подавляющую всякое проявление вкуса. Поэтому, ограничивая круг их применения, мы оставляем то полезное, что принесли они с собой. Но если мы считаем себя сторонниками прогресса во всем, в том числе и в нашем облике, то давайте воздадим кесарю кесарево, а точнее, признаем функциональность джинсов для труда и активного отдыха. Будем шагать в ногу с модой, пытаясь найти в ней то, что ближе всего именно нам, что помогает подчеркнуть, рельефно выделить нашу индивидуальность, создать свой неповторимый облик.
Известно, что всякая новая мода лучше старой. Красивее, удобнее. Но не в том случае, когда мы теряем в аккуратности, корректности своей одежды. Впрочем, не хочется никого убеждать. Нравится — носите. Но нужно время от времени оглядываться, а то легко можно оказаться среди тех, кто плетется в хвосте моды.
Что же касается джинсов, дело тоже, как говорится, хозяйское. Ведь они существуют, как мы выяснили, уже более ста лет, многие же теперешние их поклонники даже не подозревали об этом, когда начался последний бум. Очевидно, джинсы будут жить и дальше, во всяком случае крой-то уж точно останется. Но ведь в этом многоликом мире моды так много еще интересного! Стоит ли ограничивать себя одной лишь этой находкой? Подумайте, прежде чем решать…