Евангелие от Протона

Часть 2 — Глава 1

Я ещё не успела соскучиться по России, но столь скорое возвращение было вызвано тем, что посол России в США, лично нашёл меня и вручил повестку.

По какому поводу вызвали, я даже не предполагаю. На телефонные звонки, тоже никто не отвечал. Первым же рейсом и Нью-Йорка я прилетела в Москву. К моему удивлению, в аэропорту меня уже ждали. Встретил меня сотрудник, как он представился, ведомства. В его удостоверение было написано, что он подполковник Стервин Олег Николаевич, ФСБ. Он любезно пожал мне руку, взял мой чемодан и попросил следовать за ним.

Мы ехали из Домодедово в наглухо тонированном внедорожнике. Коля, как он попросил его называть, сидел сзади рядом со мной. За рулём сидел громила под два метра ростом. Всю дорогу была гробовая тишина. Николай, всячески уворачивался от моих вопросов, пока мы ехали на огромной скорости, нарушая всевозможные правила дорожного движения, пока не приехали к отелю. Водитель остановился практически на тротуаре.

— Соня, вы сейчас пройдёте в отель «Националь», вот туда, — он показал рукой в сторону отеля, — там бронь на ваше имя, прошу вас не покидать страну и город, в ближайшее время с вами свяжутся.

— Мне кто-нибудь, всё-таки, объяснит, что происходит, и почему меня попросили вернуться в страну столь срочно. — Немного грубо, но предельно настойчиво произнесла я.

— Соня, мы вам всё объясним, — замолк он, — но вот когда точно, я вас сориентировать, пока что, не могу.

— Хорошего дня, товарищ подполковник, — я вышла из машины и хлопнула дверью,

Водитель дал по газам, едва не сбивая пешеходов переходящих дорогу, и уехал в сторону кремля. А я тем временем дошла до отеля и не спеша прошла к стойке администратора:

— Здравствуйте, на моё имя должен быть зарезервирован номер, — обратилась я к девушке за стойкой администратора,

— Добрый день. — сказала администратор и улыбнулась, — На какое имя была бронь?

— София Погремушкина, — сказала я и протянула паспорт,

— Минуточку, — администратор, что-то упорно искала в компьютере, нахмурив брови, — Ах да, вот, Соня Погремушкина, номер 306.

— София, — поправила я администратора в Отеле,

— Извините, — опешила администратор.

Администратор выдала мне ключ, и на лифте я поднялась на третий этаж. В отеле было не людно и очень тихо. В номере первым делом сходила в душ. А после, просто упала на кровать. Ноги гудели. Усталость боролась с негодованием. Повалившись минут десять, я снова попробовала позвонить отцу. Но трубку никто не брал. Я начинала переживать всё сильнее. Уже два дня он не отвечает на звонки и сообщения. С ним, конечно, бывает такое, но здесь что-то явно произошло.

Высушив голову, я решила прогуляться. Переодевшись, так как уже вечерело и в Москве было ещё прохладно, я вышла из отеля и направилась по тверской. Москва мне никогда не нравилась. Она всегда казалась мне фальшивой. Подобно человеку, который готов на всё, лишь бы угодить, она порою опускалась до низости. Фальшь была повсюду, весь город, как одна сплошная декорация. Ты словно попадаешь в кино, когда находишься здесь первые дни. А потом это ощущение уходит, и через месяц другой ты становишься ещё одним актёром в этом фильме. Теряя при этом себя и связь с реальностью.

Сложно было не заметить двух мордоворотов, которые старались идти незаметно. Нетрудно догадаться, что это был мой конвой. Но вопрос был в том, зачем? Какой смысл в их наблюдении. Они, что думают, что я прилетела в Россию, чтобы сбежать? Хотя, думаю, что всё-таки, они переживают не из-за этого. Скорее всего, дело как-то связано с моим отцом, зная его отношение к местным властям, неудивительно, что у него проблемы. И он не отвечает. Что же случилось, Папа?

Тем временем один из наблюдающих за мной, свернул во дворы. А второй сократил дистанцию. Мне хоть и нечего было скрывать, все же их присутствие немного напрягало.

Зайдя в магазин, я купила бутылочку воды. Подойдя к окну, но не выходя из магазина, я встретилась глазами с конвоиром. Он отвернулся и пошёл в обратном направлении. Постояв у окна, попивая воды, я рассматривала лица людей. Какой всё-таки гнетущий город. И это я, любитель мегаполисов, вижу. Как должно срывать крышу у тех, кому по душе жизнь вдали от шумных городов.

Простояв так минут двадцать, я обратила внимание на человека, который осторожно поглядывал на меня с улицы. Мы несколько раз встретились с ним глазами. И я решила пристально на него смотреть. Ещё несколько контактов глазами, и он тоже не выдержал, развернулся и ушёл. Второй наблюдатель тоже был дискредитирован. Можно было возвращаться в отель. По пути назад наблюдателей уже не было видно. Так мне было намного комфортнее.

Поднявшись в номер, я заказала ужин. Приняв душ и перекусив, я легла на кровать и уснула, смотря видосики на ютуб.

Я проснулась ночью от чувства тревоги. За стеной, в соседнем номере, слышались какие-то звуки. Вроде как шум, но необычный, он пульсировал. А в определённый момент, пульсации на некой частоте вызывали сперва тревогу, а потом головокружение.

Я встала с кровати. Надела на ноги тапочки и подошла к двери. Звуки прекратились. Медленно повернула ручку замка и отворила дверь. В коридоре был приглушённый свет. Я посмотрела в одну сторону, а потом в другую и никого не увидела.

Закрыв дверь, я пошла к кровати, но мой взгляд остановился на стакане, что стоял на столе. Вода в нём вела себя несколько необычно. Сперва она вытягивалась холмиком, будто кто-то схватил её щипком и тянул вверх. А потом резко отпустил её, и по поверхности побежали волны. Я потёрла глаза и подошла к столу. Вода была спокойна, и на её поверхности отражалась луна. Я взяла стакан в руку и сделал несколько больших глотков. Поставив стакана обратно на стол, я отправилась спать. Улёгшись поудобнее, я ощутила свежий вечерок, что подул с окна. В воздухе повеяло грозой и приближающимся дождём. Лёжа с закрытыми глазами, я думала об отце, но мне было спокойно, хотя и немного тоскливо.

Дождь начался. Забарабанили капли. А я плавно погрузилась в сон, наслаждаясь ароматом озона и лёгкой прохлады. Тьма сменилась сном. И вижу я, словно предо мной стена, будто из стекла. Холодная на ощупь. Вокруг светло, как в жаркий солнечный день. Я приближаюсь к стене всё ближе, чтобы увидеть сквозь неё. И чем ближе, тем чётче всё то, что по ту сторону. А там я вижу сидящего у костра человека, по очертанию напоминающего мужчину средних лет. Но он сидит у костра, спиной ко мне, а вокруг него ночь кромешная. Я окликнула его, но он не услышал и продолжал молча сидеть и смотреть на огонь. Я окликнула его громче, и он начал оборачиваться. Я помахала рукой, когда он посмотрел в мою сторону. И в нём я признала своего отца. Это был точно он, только совсем седой и старый. Он посмотрел ещё и ещё, но всё будто насквозь меня. А когда он отвернулся, я крикнула что есть силы: «Папа!». Я так расстроилась в тот момент, что всё, что было дальше во сне, я запомнила лишь урывками. Запомнился ещё один момент, когда я начала падать, я увидела, что стена из стекла была как купол, который накрыл меня. А пол становился всё более зыбким, и я постепенно тонула в нём.

Пульсирующий низкочастотный звук снова прервал мой сон. Я открыла глаза и осознала себя лежащей поперёк кровати, завёрнутой сикось-накось в одеяло. Поморгав глазами ещё с полуминуты, я села на край кровати в позу мыслителя. Всё тело ломило, я чувствовала себя совершенно не выспавшейся и разбитой. Всё о чём я могла сейчас думать — это крепкий и густой как гудрон кофе. Встав и потянувшись, по телу пробежали волны хруста. Тело начало просыпаться, а вместе с ним и голова.

Звуки отчётливо было слышно, чем ближе я подходила к смежной с соседним номером стене. Я подошла поближе и прислонилась ухом. Ещё несколько пульсаций и звук исчез. — Может быть, там техническое помещение, — подумала я.

Переодевшись, я переключилась на более приземлённые мысли и дела. Выйдя из номера и пройдя через фойе, я спустилась в ресторан, где только-только начинался завтрак. В Москве было без пяти минут семь, а в очереди уже была пара пожилых старушек. Они о чём-то активно беседовали. Отрывками я уловила, что они говорили о каком-то сумасшедшем, который и попался вчера во время прогулки. Та, что была помоложе, всё время заливалась смехом и искоса посматривала на меня. Одеты они были как типичные пенсионерки Костромы, выдавал их разве что австралийский акцент и чрезмерная позитивность.

Добравшись до раздачи, я взяла: овсяной каши, жареное яйцо с двумя маленькими сосисками, миску, мелко порубленных, киви с бананом, йогурт и две кружки чёрного кофе. Не спеша, наслаждаясь тихим и комфортным пребыванием в практически полном одиночестве, я съела всё и тяжко вздыхая, отправилась в свой номер. Сегодня было в планах погулять, а также позвонить дяде Никите, возможно, он знает, что случилось с отцом.

Поднимаясь на свой этаж, я повстречала, дружно шагающую, толпу туристов. «Что они хотят увидеть в этой стране?» — подумала я. Все эти люди, миллионами приезжающие посмотреть нашу экзотику. Жаждущие увидеть своими глазами, как мучится наш брат. Как мать, разрезая чёрствую булку хлеба на пятерых, мечтает, что когда-нибудь, посетит Турцию или Таиланд. А отец, получающий зарплату южноафриканского добытчика соли, но работающий на передовом заводе столицы, имеющий тридцать лет стажа и высшее образование, таксует в свободное от работы время. Или может посмотреть, как наши дети бегают босиком, не потому, что так приятней и ближе к природе, а потому что из обуви у них есть только школьные туфли. Но они для школы, а не для футбола. Хотя меня опять понесло не туда, уверена, что туристов интересует в первую очередь отпечаток культуры, в виде сохранившейся архитектуры, и немногие уцелевшие музеи, демонстрирующие быт, живших на этой земле людей.

«Всё, всё, всё», — мысленно проговорила я, — прочь этот негатив. Всю жизнь во мне закалялась неприязнь к современной России. Но, я думаю, достаточно из-за этого переживать. Худшее позади, лучшее впереди, а я здесь, где-то посередине.

В номере, пока я завтракала, уже навели порядок. Окна были закрыты. Знала бы горничная, как я не люблю закрытые окна. Ощущение замкнутого пространства вызывало чувство тревожности и беспокойства. И я могу понять, когда всё замкнуто в самолёте, но простите меня, когда закупоривают бетонную коробочку, крепко стоя́щую на земле, это уже слишком. Открыв окно, я глубоко вздохнула, надела пару тапочек и вышла на балкон. Какая красота, — подумала я, любуясь видом с балкона, — и неудивительно, что при стоимости «за ночь», равной зарплате учителя, увидеть такое ему, попросту, не получится.

— Доброе утро! — раздался голос с соседнего балкона,

— Доброе утро. — слегка опешив, ответила я,

— Вы не находите этот день замечательным? — продолжил незнакомец,

— Все дни замечательные, — сказала первое, что пришло в голову, — и этот ничем не хуже,

— Интересная позиция, — незнакомец подошёл к краю своего балкона и облокотился на перила, — Не уж то всё?

— Думаю, что каждый день замечательный, покуда вы их замечаете, не так ли? — Я подошла к краю своего балкона, и тоже облокотилась о перила.

— Григорий, но при желании можно и просто, Гриша, — Он протянул руку в знак приветствия,

— София, — ответила я и как смогла, дотянулась до его руки, но было так далеко, что получилось только коснуться пальцами.

— Очень приятно, — произнёс своим бархатистым голосом он, — вы здесь по делу или как турист?

— А вы сразу к делу? — сказала я и улыбнулась, отведя взгляд в сторону, — Я, может, и по делу, но как турист.

— А может, и как турист, у которого есть дело, — сказал он и, подняв чашку кофе со столика, сделал глоток.

— Дьявол в мелочах, — ответила я, переступив с ноги на ногу, — а вы здесь, по делу или как турист?

— Я, самый что ни на есть, турист, — гордо сказал он, — но и дело у меня тоже имеется,

— Интересное дело, важное? — спросила я, глядя, как забегали его глаза, и только сейчас я уловила, что-то мимолётное, знакомое в его глазах. Но что это было? Моя память играла со мной.

— Очень. Признаваться страшно, насколько оно интересное и увлекательное, а самое главное, насколько оно важное. — Глаза его искрились. В его словах веяло фанатизмом с толикой авантюризма. — Но…

— Но это секрет, — продолжила я,

— Эмм. Ну почти. — он улыбнулся мне, глотнул кофе и продолжил, — Во всяком случае пока что. И что-то мне подсказывает, что вы София, сыграете во всём этом не последнюю роль.

— А вот теперь мне страшно, — иронично подметила я,

— Пустое, — махнув рукой произнёс он, — Кому и стоит тут бояться, так это мне.

Раздался стук в дверь моего номера.

— Один момент, — сказала я Грише, входя в номер, — и кому же это не терпится?

В дверь барабанили так, будто в отеле пожар. Я подошла к двери и опустила ручку двери. Не успела я опустить её до конца, а дверь уже распахнулась, и в комнату врывались вооружённые люди в масках.

— На пол, лицом вниз! — крикнул один из вооружённых людей, — Быстро!

Оцепенев от испуга, я продолжала стоять и смотреть на происходящее. В этот момент, я уже ничего не осознавала, меня схватили за руку и повалили на пол, уперев лицом в темно-коричневый ковролин. Что происходит? — Эта мысль, как колокол, звенела в моей голове.

— София Погремушкина? — обратился ко мне, один из ворвавшихся,

— Да, — не сразу ответила я, — что…

— Вы арестованы.

Краем уха я услышала, что кто-то подошёл к моему номеру и начал разговор с людьми в масках. В момент, когда на моих запястьях туго сомкнулись наручники, раздался хлопо́к. Комнату завалило дымом. Глухие хлопки раздавались один за другим. Кто-то очень тяжёлый упал на меня. От газа становилось всё труднее дышать. Очередь выстрелов отозвалась звоном в ушах. По моей спине потекло что-то тёплое. Лежащий на мне что-то похрапывал и слегка дёргался. Ещё хлопо́к совсем рядом. Голова закружилась. Потемнело в глазах. — Дыши, — сказал бархатистый голос прямо над ухом.

Я очнулась на заднем сидении автомобиля, укрытая пледом. Машина была не маленькая, я смогла, практически полностью, распрямиться. Ужасно сильно хотелось пить. В горле прям как в пустыне. Пересохло так, что было больно дышать.

— Пить, — прохрипела я, — пожалуйста.

Машина стремительно остановилась. Водитель выскочил на улицу и открыл багажник. Покопался там в шуршащих пакетах, захлопнул багажник и открыл дверь у моих ног. На фоне зелёного поля, в дверном проёме стоял Григорий. Он залез и сел рядом. Протянув бутылку с водой, он помог мне сесть.

Голова болела и кружилась. А пить хотелось так, что, даже осушив полулитровую бутылку, осталась сухость во рту.

— Слава богу, с тобой всё в порядке, — медленно проговорил Григорий и обнял меня,

— Что это было? — удивлённо спросила я,

— Извини, что не успел предупредить тебя. — он отвёл взгляд в сторону, — Времени было совсем мало.

— И тем не менее, может быть, ты расскажешь всё?

— Всё тебе никто не расскажет, а вот свою часть истории я постараюсь тебе изложить, — он снова крепко меня обнял, — не всё сразу, а по мере знакомства, так сказать.

— Кто были эти люди в масках? — настойчиво спросила я,

— Это были сотрудники ФСБ, я так понимаю. Во всяком случае, твоим делом занимались они.

— Но что им было от меня нужно, — в этот момент меня накрыло неведомое мне чувство и я зарыдала как никогда раньше, — я ведь не преступник какой-то?

— Что ты. Тише… Тише… — Григорий обнял меня и сказал на у́шко, — Не переживай, всё хорошо. Ты в полной безопасности.

Я продолжала реветь. А Григорий обнимал меня и успокаивающе покачивался, обнимая меня. Он что-то говорил, но я ничего не слышала. Слёзы продолжали течь по моим щекам и капали ему на рубашку.

Мы сидели, обнявшись, наверное, целую вечность. Уже стемнело. Мне стало легче и спокойнее. Григорий поглаживал меня по плечу, медленно-медленно.

— Скажи, ты знал, что они придут, и собирался меня предупредить, — нарушив тишину, сказала я, — но зачем? Почему я? Я понимаю позицию государства и силовых ведомств ко мне, наша нелюбовь всегда была взаимной, хотя я до конца и не понимаю, что им от меня понадобилось. Но могу предположить, что им что-то нужно от моего отца. И тут мотивация силовиков ясна. Но в чём твоя роль? Что нужно тебе? Если не то же самое, что и им, то что тогда? То, что твои методы деликатны, не оправдывает тебя.

— Прости, я тебя перебью, — Внезапно заговорил он, — Тебя уносит куда-то не туда. София, я тебе, может, и не друг, но я тебе точно не враг. У меня та же цель, что и у тебя.

— А что ты знаешь о моей цели? — уточнила я,

— Я знаю, что ты, как и я, ищешь отца, — он остановился, — твоего отца.

— И ты думаешь, что я тебе в этом помогу? — спросила я, посмотрев ему в глаза,

— Я очень на это надеюсь. — уверенно сказал он, — Видишь ли, я верю, что ты его найдёшь. И я верю, что найду его я. А ещё я верю, что шансов у нас больше, чем у тебя или у меня в одиночку.

— Что тебе от него нужно? — настойчиво спросила я, — Что вообще всем от него вдруг понадобилось?

— Я не могу говорить за всех, скажу лишь за себя, — он выждал паузу, — а что тебе от него нужно?

— Постой, это вопрос, — удивилась я, — ты сказал, что ответишь. И отвечаешь вопросом на вопрос.

— Прости, я так ответил, по одной простой причине. — он замешкался и проговорил. — Я не знаю, как ответить иначе. Словами не передать. Я обратился к твоим чувствам, чтобы описать свои.

— В таком случае я тебя не понимаю. Он мой отец. И я люблю его. Беспокоюсь о нём. Вот мои причины.

— Я не надеюсь, что ты меня поймёшь, но он, в каком-то смысле, и мой отец тоже. Я по-своему его люблю и беспокоюсь о нём.

— Слишком сложно, — недоверчиво посмотрев на Григория, сказала я, — Мне кажется, вы пытаетесь играть на моих чувствах.

— Никак нет. — возразил он, — Я обещаю, что всё вам расскажу, а что-то вы поймёте, со временем, сами. Но последнее, чего я жду от тебя — это недоверие.

— В таком случае, — сказала я, — меньше загадок и двусмысленных выражений, и больше фактов и конкретики.

— Договорились, — сказал он, — с чего начнём?

— С того, что мне нужно покушать, — ответила я и улыбнулась, — и в туалет.

Мы остановились у первого, более-менее приличного, придорожного кафе. Мы выбрали столик у окна и, оставив свои вещи, отправились, я в уборную, а Гриша оформить заказ.

Когда я вернулась за стол, Гриша расставлял тарелки с едой и параллельно разговаривал по телефону.

— Скорее, пока горячее, — поторопил он меня, убирая телефон в карман, — Я не знал, что именно ты будешь есть, потому взял то же, что и себе: харчо на первое, и хачапури на второе, из напитков я взял чёрный и зелёный чай и какие-то ватрушки.

— Ммм… пахнет обалденно, замечу я, — я протиснулась за стол, еле-еле сдерживая себя, чтобы не наброситься на еду как животное,

— Ты уже подумала, с чего начнём поиск отца? — Григорий спросил меня, кусая хлеб,

— Если честно, последние часы я думала исключительно о еде и туалете, — жадно поедая суп, ответила я, — но вчера… вчера… я думала связаться с дядей Никитой, у меня из родных в России только он.

— Хорошо для начала, — заметил он,

— Кстати, а где мы? — Вдруг спросила я, заметив колорит местного заведение и его посетителей.

— Мы почти что добрались до Кабардино-Балкарии, — сказал он и усмехнулся, глядя, как я рассматриваю туземцев,

— Ого, — тихо удивилась я, — далековато от Москвы,

— Весьма, — Он снова съел ложку супа, — уже почти сутки в пути,

— И я всё это время была в отключке, — риторически подметила я,

— Газ на тебя подействовал сильнее, чем предполагалось,

— А почему мы едем сюда? — Спросила я, доедая последнюю порцию,

— По ряду причин: во-первых, из-за того, что мы официально в бегах, нам идеально подходит данный регион, здесь нет закона которого нам стоило бы бояться, ну а во-вторых, мы держим путь в Грузию, там есть, так сказать, наши союзники.

— Не прошла и неделя, как я прибыла в эту страну, а мне уже жизненно необходимы союзники, — усмехнувшись, сказала я.

Расплатившись за ужин, мы вышли из кафе и подошли к машине. Григорий подошёл ко мне и сказал: — Я с ног валюсь, очень устал, ты можешь сесть за руль, или заночуем прямо здесь?

— Конечно, — я взяла ключи и ловко запрыгнула на водительское место, — Только у меня нет прав!

— У меня тоже, — отметил Григорий.

Мы оба засмеялись и потихоньку поехали по шоссе.

Григорий спал на соседнем, пассажирском сиденье. Несколько раз, он что-то говорил во сне, но разобрать, что именно было очень сложно. Лишь под утро, когда первые лучи солнца упали ему на лицо, он, поморщившись, произнёс: — Только отпустите Джейн.

Я сама уже готова была завалиться спать. Дорога, сама по себе непростая, так ещё и ночью, совсем выжала из меня все силы. Становилось всё душнее и жарче. А кондиционер, по неведомой мне причине, всё никак не включался. В очередном повороте я немного потеряла контроль над машиной. Остановилась и вышла на улицу. Осмотревшись по сторонам и сделав лёгкую зарядку, которая открыла во мне внутренний резерв, я ощутила прилив бодрости. Вид гор, ещё и на рассвете, заряжает позитивными мыслями и верой в успех. Ведь стоя у подножья горы, ты знаешь и видишь, куда стремится. Но находясь на вершине, где среда становится максимально враждебной, а вид говорит о том, какой всё-таки маленький наш мир, ты чувствуешь подавленность и ограниченность. Атмосфера становится клеткой для тела, а бескрайность и необъятность космоса, клеткой для разума.

Я продолжала смотреть, как свет падает на горы. Тогда как Григорий, хлопнув дверью и выйдя из машины, решил составить мне компанию.

— Я рад, что наконец-то познакомился с тобой, — тихо произнёс он заспанным голосом,

— Ты это абстрактно, или снова чего-то не договариваешь, — спросила я и обернулась к нему,

— Снова… чего-то… не… договариваю… — драматично произнёс он, — Но ничего, в принципе, не мешает мне рассказать тебе всё как есть,

— Так и чего тогда ты ждёшь? — поинтересовалась я,

— Сказал бы я, что жду момента, — он посмотрел мне в глаза, — но это будет неправда,

— Кто же вы «мистер загадочный», — саркастически спросила я, взяв за руку Григория,

— Я твой брат, — робко произнёс он,

— Но… — пытаясь сосредоточиться, промолвила я, — как же это возможно? Нет, ты пойми меня правильно, я допускаю, что у отца могла быть другая семья, до того как я появилась на свет, но…

— Это немного иное, — перебил он, — Я не сомневался, что сейчас самое время сказать, кто я и кто мы друг другу. Но чтобы объяснить, как всё на самом деле сложно устроено, а там всё очень сложно, поверь, тебе понадобится чуть больше знаний и веры с твоей стороны. И чуть меньше страха с моей.

— Думаю, что ты преувеличиваешь сложность, — сказала я и отпустила его руку, — Мне сложно поверить, что отец скрывал от меня такое. Кто-кто, а он был со мной откровенен как ни с кем другим.

— А он и не скрывал. — он произнёс это и обнял меня за плечи,

— Хочешь сказать, что он не знал о тебе?

— Всё намного сложнее, — Григорий замешкался, — честное слово, я даже не знаю с чего начать,

— Начни с начала, — уверенно сказала я, — так делают всегда, когда не знают с чего начать,

— С начала чего? — Он снова замешкался и отошёл на несколько шагов, — Здесь настолько всё сложно, что этого начала, с которого можно было бы начать, никто не знает.

— У всего есть начало, — заметила я и подошла поближе, — а я и думаю, с момента нашей встречи, что лицо твоё мне кажется знакомым. Вылитый папа.

— Всё началось с того, я так полагаю, — он отвернулся и посмотрел на горы, — что система породила множество миров, включая и тот в которым мы сейчас. Но миры были не связаны между собой. Напротив, любому, кто нарушит этот порядок, суждено было быть уничтоженным. Так и случилось с моим отцом.

— Ты хочешь сказать, что отца нет? — встревожилась я,

— Я уточню, — он повернулся ко мне, — нет моего отца, да, его убили и очень-очень давно, мне не исполнилось и пятнадцати лет,

— Я потеряла нить, — поперхнувшись проговорила я,

— Но то был мой отец, — заметил он, — твой отец, по моим данным, всё ещё жив, во всяком случае был.

— Я всё ещё не до конца понимаю тебя, — обратилась я, — ты хочешь сказать, что твой и мой отец — это разные люди?

— Чисто технически они разные люди, — активно жестикулируя произнёс он, — но с точки зрения биологии, я уверен, что они абсолютно идентичны. Разница была лишь у них в голове. Некий ключ, как он сам говорил. Разница в этом ключе, который, как я полагаю, не контролировался системой, но внедрялся туда по её же воле, имел ключевое значение в развитии того или иного мира.

— Мне отец ничего не говорил, ни про какой ключ. — воспользовавшись небольшой паузой, сказала я,

— Возможно, именно это и сохранило ему жизнь. — продолжил Григорий, — Видишь ли, то ключевое зерно в знаниях, давало невероятные интеллектуальные возможности, но стоило этим знаниям развиться чуть сильнее, и стечение обстоятельств приводило к тому, что отца убивали.

— Ты говоришь с позиции времени, как наблюдатель. — отметила я,

— Так оно и есть, — Григорий сел на землю, — Я лично знаком с самим собой, но из другого мира, и там отец добился примерно тех же успехов в разработках, связанных с переходом между мирами.

— Всё это звучит как фантастика, — зевнув сказала я, — голова и без того гудит от усталости и дороги,

— Как бы это ни звучало, — он взял долгую паузу и посмотрел вверх, — я лично видел и слышал всё это. И тот я не единственный. Ещё как минимум трое, кого мне удалось отыскать в массиве миров, поделились похожими историями. Но по ряду причин, ко мне присоединился только один. Собственно, он и ждёт нас в Грузии, а в случае моей неудачи, именно он продолжил бы наше дело.

— И во всех тех мирах ты встречал себя?

— Технически это были другие люди, но идентичные мне.

— И ни разу не встречал меня? — улыбнулась я,

— Всё верно, и именно этот факт, что здесь ты, а не я, вселяет большую надежду на успех, — Григорий лёг на землю и подложил руки за голову.

— На успех, чтобы найти папу? — спросила я и легла рядом,

— И не только, — проговорил он и подложил свою руку мне под голову,

— А что же ещё? — прикрывшись рукой сильно зевнула я,

— Остановить систему! — Заявил Григорий.

Дальше всё было как в тумане. Григорий не спеша что-то рассказывал. А я всё глубже погружалась в сон, наслаждаясь свежим горным воздухом, пением птиц, и тёплым баритоном брата, которого у меня никогда не было.

Остаток пути до Грузии мы ехали, сменяя друг друга. Из-за чрезмерной бдительности местных спецслужб, которые были осведомлены, что мы едем в этом направлении, маршрут был выбран через горы и леса. Вдали от дорог и больших городов было ощущение безопасности. Лишь изредка, когда над нами пролетали вертолёты, чувство тревожности возвращалось. А мы с Григорием, то и дело, возвращались к нашему разговору, всё время обходя стороной обсуждение реального плана. Быть может, всё казалось настолько невозможным, что Григорий старался, деликатно переключиться на что-то другое. Мы остановились неподалёку от огромного перевала, дальше ехать было уже невозможно. Мы спрятали автомобиль в густых кустах можжевельника и водрузив на плечи огромные рюкзаки, отправились через горы пешком.

— Гриша, вот ты неоднократно упоминал некую «систему», — спросила я, следуя за ним по пятам, — и я всё никак не могла спросить, что именно за система, и какое она имеет отношение ко всему происходящему.

— Знаешь, но лучше, чем тот, другой Григорий, — сказал он, вполоборота обернувшись ко мне, — тебе никто не объяснит. В своё время он объяснял мне, но я не всё понял до конца, а времени задавать вопросы уже не оставалось.

— И всё же, — настойчиво проговорила я, — расскажи хотя бы то, что понял ты,

— Я попробую, — он ненадолго задумался, а после продолжил, — но предупреждаю, что могу в каких-то аспектах, попросту, тебя дезинформировать.

— Я вся внимание, — взбираясь на большой валун, сказала ему,

— Система — это вполне реальная вещь, — начал он, — точнее, это некоторая конструкция, состоящая из огромного количества вычислительных машин. Вся эта структура объединятся в большую сеть, и работает как слаженный организм.

— Как нейросеть? — спросила я, — Или искусственный разум?

— Что-то очень похожее, но не совсем, — Григорий остановился и умылся из бутылки с водой, — Нейросеть, оказалась не более чем тупиковой ветвью развития разума, так как опиралась на базисы определённые человеком, и, как следствие, попросту копировала его когнитивные функции. А Искусственным разумом, его нельзя считать, так как это в корне неверно, по причине того, что он самый что ни на есть настоящий.

— Ну это ведь чистая формальность, — заметила я, — назови его хоть Дедом Морозом,

— Тут я бы с тобой согласился, — Григорий утвердительно покачал головой, — но не потому, что это так, а лишь потому, что сам разбираюсь в этом вопросе, немногим лучше тебя. И Григорий — другой я — подтвердит это.

— А ты уверен, что тому Григорию можно доверять, — осторожно проговорила я, — я, конечно, понимаю, что он, в буквальном смысле, копия тебя, и это как верить или не верить себе самому, но кто он? Откуда владеет информацией? И почему ты ищешь отца, а он, насколько я поняла, рубильник от «системы»?

— Думаю, на многие вопросы, лучше пусть ответит он сам, — прокомментировал, мною сказанное, Григорий, — но я ему верю, и не потому, что он это я, ведь это не так, мы два разных человека, и похожи лишь генетически. Я ему верю, потому что многое увидел своими глазами.

— Ты видел «систему»? — остановившись, спросила я,

— Я видел, — Григорий остановился и обернулся ко мне лицом, — и ты, Соня, тоже видела. Просто не осознавала масштабов.

— Ты намекаешь на интернет? — иронизировала я,

— Я говорю как есть, — выпалил он, — а интернет, лишь маленькая толика этой глобальной сети, это даже не верхушка айсберга, лишь инструмент ввода-вывода. Связь же охватывает немыслимые и необъятные территории.

— За пределами земли? — спросила я,

— В пределах Всего, что хоть кто-то из нас смог бы увидеть, услышать, почувствовать. — он говорил и в его голосе чувствовались нотки разочарования, — Я больше скажу, связь «системы» распространяется на всё, что нас окружает.

— Прям, напомнило фильм Матрица, — проговорила я,

— Ага, с разницей лишь в том, что в этом «интернете всего», подключены все, и ты, и я, и этот листочек, и камушек, и все мы никогда не выйдем отсюда, так как мы не в программе, и за пределами нашей сети, нет наших аватаров или тел, называй как хочешь.

— Значит, ты видел Матрицу? — удивилась я,

— По-твоему я, что, из пещеры вышел? — улыбнулся он, — Я из другого мира, но скажу тебе, что он скорее брат-близнец твоему миру, нежели сестра.

— Тонко подмечено, — в ответ улыбнулась я, — тогда, чем занимается эта «система»? Какие у неё мотивы? И почему второй Григорий хочет её отключить?

— Не второй, а скорее другой, — поправил он меня, — про мотивы и отключить тебе, точно, нужно поговорить с ним. Я, если честно, в мотивах совсем ничего не понял.

— А что именно ты увидел, когда уверовал в «систему»? — спросила я, остановилась и села на рюкзак.

— Я увидел мир другого Григория, я был там, так же как вижу тебя сейчас, — он развёл руками, показываю мир вокруг, — и видел, как «система» разрушала тот мир, он в буквальном смысле рассыпа́лся на части. Это было похоже на Армагеддон, с той лишь разницей, что не было языков пламени, взрывов, и всего остального, что ждут от конца света. Всё происходило тихо, и без лишних эффектов. Материя аннигилировала всюду.

— Ну а с чего вы взяли, что это дело рук «системы»? — глубокомысленно поинтересовалась я,

— С того, что в его мире, системы пытались дать отпор, — проговорил он, усаживаясь рядом, — Жители его мира, отказывались от многих технологий, уничтожали различные вычислительные центры, крипто фермы, разрушали связи между устройствами, пресекали любую структуру основанную на сетях ЭВМ. Но в первые годы этой войны всюду появлялись миссионеры системы. С виду обычные люди, но с гениальными идеями и нереальными ресурсами. Эти миссионеры утверждали, что сети и связь — это хорошо, что это и есть фундамент высокоразвитой цивилизации. Их речи были убедительны. Им удавалось переманивать людей на свою сторону. В какой-то момент, сопротивление было практически подавлено. Но по стечению обстоятельств, «система» всё же начинала сдавать. И не без помощи отца Григория. Именно благодаря его открытию, влияние системы было парализовано, на долгие годы. После его, конечно, убили. Но сопротивление уже было как раскрученный маховик. Тогда Григорий показал людям, устройство, созданное его отцом. Но было уже поздно. В один из дней, всё вокруг в том мире начало рассыпаться. Так была уничтожена целая планета. Мало кому удалось спастись.

— Это, конечно, сложно себе представить, — я задумчиво посмотрела на первые появившиеся звёзды, — но звучит жутко. Расскажи ещё про один момент, а как ты оказался в моём мире, и как вы посетили мир другого Григория?

— Для этого у нас есть устройство для перемещения в пространстве и между вселенными. Грубо говоря, некая установка, настроив и войдя в которую, можно оказаться где угодно, во всяком случае, я так думаю. И вообще, уже совсем скоро, ты сама всё это сможешь увидеть, — поднявшись и надев рюкзак, сказал Григорий, — а сейчас, я думаю, сто́ит пройти, ещё хотя бы десять километров.

Мы шли всю ночь. Луна казалась такой яркой, что в некоторые моменты я забывала, что сейчас ночь. Григорий шёл поодаль впереди. Мы больше почти ни о чём не говорили с ним. Возможно, он устал, а может, просто, ему нечего было больше добавить. Но после рассказа об апокалипсисе он был явно подавлен. И предпочитал идти молча и отстранённо все шесть дней, до самого лагеря, где нас уже ждал, как оказалось, его друг Иван.