Евпатория. Древний мир. Средние века. Новое время

Гёзлёв в XV—XVIII вв.

В 1475 г. крымский полуостров был захвачен турецкими войсками, последний оплот сопротивления христианского княжества Феодоро — Мангуп — был взят османами, а Крымское ханство признало вассальную зависимость от Турецкой империи. Так началась новая страница в истории Таврики.

Первоначальное поселение на берегу гёзлёвского залива появилось, вероятно, еще в конце XIV в., во времена хана Тохтамыша[4]. Инициатива же строительства крепости на этом месте сразу после подчинения Крыма Порте принадлежит визирю Кефе Сандживан-паше, который испросил и получил на то ферман. Когда крепость была возведена высотой в два человеческих роста, визирь умер[5]. В 1539/1540 гг. Сахиб-Герай-хан (1532—1551) получил у султана позволение сделать Гёзлёв портовым городом. Тогда же был утвержден новый налог на торговцев-немусульман: с каждого горшка масла — 1 акчэ, с каждого дома — 2 акчэ и за каждый ярлык — 2 акчэ[6]. Однако Сахиб-Герай-хан не успел завершить строительство крепости, и ее достраивали другие ханы[7]. Окончательное строительство было закончено, скорее всего, во второй половине XVI века.

Топоним Гюзль-Ёвэ состоит из двух частей: «Гюз», или «гёз», означает «глаз», «ёв» — хижина/дом, то есть «хижина с одним глазом» или «круглым окном»[8]. «Из-за домов с глазами, — пишет Челеби, — она стала довольно известной и теперь ее называют Гёзлёв»[9]. «Тысяча очей» город — такое благозвучное название Козлова приводит Д.И. Яворницкий[10]. Против такого понимания урбонима высказался Г. Спасский: «Не лучше ли согласится с более простым мнением, что слово «гёзлеве» означает «подземелье». Действительно, во время турецко-татарского владычества над Крымом на основании исламизма не позволялось, чтобы кровля какого-нибудь неправоверного молитвенного дома возвышалась над землей. Уверяют, что таких подземелий много находится в Евпатории под строениями, с переходами из одного в другое, часто на большие расстояния; подземелья эти могли также служить убежищем для жителей и хранения их имущества во время смут и неприятельских нашествий»[11]. Однако собранные Г. Спасским сведения, скорее всего, относятся к существовавшей сложной системе подземного водоснабжения города, так называемым кяризам (см. ниже). Совсем неожиданное объяснение семантики наименования города предложила М.А. Усманова: «Козлев (правильнее Кезлев или Гёзлёв) восходит к тюрско-татарскому «кезлеву (кёзлэу)» в значении: «родник», «источник»[12].

На европейских картах второй половины XVI — первой половины XVII веков наименование Гёзлёва приводится в таких формах: Groziida, Grofsida, Großida[13]

План города Козлова 1771 г. Из Российского государственного военно-исторического архива

В 1588 году с приходом к власти Гази-Герай хана II (1588—1607/8) в Гёзлёве был открыт собственный монетный двор. Особый интерес представляют монеты одного типа выпуска 1588 г., в легенде которых обозначено слово ханлык=ханство. Это дало основание предполагать, что Гёзлёв короткое время исполнял роль столицы всего ханства[14]. Однако в дальнейшем хан собирался построить новую столицу выше порогов Днепра. Как сообщает в своем донесении 1593 г. московский посланник в Крыму Семен Безобразов, хан оставил эту мысль и собирается заняться устройством Козлова, куда и перенести свою столицу[15]. На протяжении последующих более чем пятидесяти лет Гёзлёв оставался резиденцией крымских ханов и двора, а также центром серебряной монетной чеканки ханства. Это был единственный портовый и защищенный стенами город Крымского ханства. Только лишь в 1644 г. Мухаммед-Герай IV вновь возвратил столицу и ханский монетный двор в Бахчисарай[16]. Гёзлёву не суждено было остаться столицей ханства, вполне возможно, из-за противодействия Блистательной Порты, под непосредственным контролем которой находился город.

В 1660 г. французский военный инженер Г.Л. де Боплан, находившийся с 1630 по 1647 гг. на службе в Речи Посполитой, записал в своем описании Украины: «Гёзлёве — это древний город на востоке, который принадлежит хану и может иметь 2 тыс. очагов; имеется порт»[17]. Таким образом, в этом произведении впервые были приведены статистические данные о городе.

В 1666—1667 годах Крым посетил знаменитый турецкий путешественник Эвлия Челеби, составивший подробное описании города Гёзлёва[18]. Рассказ османского дервиша можно в отдельных деталях дополнить информацией из сочинения Минаса Бжишкяна, предпринявшего в 20-е гг. XIX в. путешествие по колониям армянской диаспоры и подробно описавшего еще сохранившиеся в то время архитектурные памятники Евпатории[19].

«В крепости имеются со всех сторон 24 четырехугольные башни, высокие и крытые красной черепицей. В промежутках между башнями по 150 шагов. Считая таким образом, окружность крепости Гёзлёв составляет 3400 шагов. Это пятиугольная боевая крепость, благоустроенная и укрепленная, сложенная из по-шаддадовски отесанного камня. Стоит она на морском берегу, на плоском месте, со всех сторон от нее — море. Она расположена на мысе, подобном острову. Там имеется пять крепких, мощных, новых железных ворот»[20]. Стены имеют 40 аршинов в высоту (то есть 28,32 м) и 4 аршина в ширину (то есть 2,8 м); они венчаются геометрически выверенными зубцами и бойницами[21]. Однако, судя по рисункам И. Якубовского, выполненным в 1836 году и хранящимся в Институте рукописей Национальной библиотеки Украины[22], крепостная стена, верхняя часть которой к тому времени была слегка разрушена, имела высоту 4,25 сажени (9,07 м), а ее боевые площадки находились на высоте 2,4 сажени (5,12 м). Куртины отличает довольно большая высота парапета с оружейными бойницами — 2,2 сажени (4,64 м).

Южная сторона Суну Хана (постоялого двора), построенного в 1165 г. от Магомеда Арсан Кирен ханом. Рисунок И. Якубинского, хранящийся в Институте рукописей Центральной научной библиотеки им. В.И. Вернадского в г. Киеве

Крепостные ворота, называемые по-татарски Одун базар-капуси, с частью крепостной стены. Рисунок И. Якубинского, хранящийся в Институте рукописей Центральной научной библиотеки им. В.И. Вернадского в г. Киеве

Искене-капу (Портовые, или ворота Пристани) выходили в сторону моря. У них располагался ханский эмир Ахмед-паша, который взимал со всех приходящих судов падишахский таможенный сбор. За этими воротами размещался невольничий рынок, где ежедневно продавалось несколько сотен человек. Портовые ворота довольно неплохо сохранились еще в 20-е гг. XIX в., когда их увидел армянский путешественник Минас Бжишкян. По его словам, эмблемой ворот являлась высеченная в камне внутри второй арки продолговатая человеческая голова[23]. С восточной стороны находились Одун базар-капуси (ворота деревянного базара), наименование которых свидетельствует само за себя. В 1957 г. они были снесены. Проезд ворот, шириной 10 м, перекрывался полуциркульным сводом, поддерживаемым пятью подпружными арками. Между последними с каждой стороны проезда находилось по три ниши, вероятно, служившими помещениями для караула. Над воротами возвышалась прямоугольная башня, нижняя часть которой видна на одном из архивных рисунков первой половины XIX столетия[24]. Сохранившаяся высота башни, по масштабному рисунку И. Якубовского, составляет 5 саженей (10,67 м)[25].

В северо-восточном углу крепости располагались Топрак-капу (Земляные ворота). В качестве эмблемы с их правой стороны был высечен гребень. Ат-капу (конные ворота) — столь небольшие, что в них не может проехать арба, а только могут пройти пешие и конные люди. Через них в город проходил водопровод, доставляющий воду из источников и водохранилища, расположенных в 4 часах езды от этих ворот. Вода очень хорошего качества, выкачивалась из глубокого колодца при помощи постоянно работающих лошадей[26]. Академик П.С. Паллас, посетивший Козлов в 1793 г., все эти сооружения застал в совершенно разрушенном виде[27].

Город получал прохладную воду и путем использования иранской системы водоснабжения — так называемых кяризов. Это подземные галереи высотой примерно в рост человека и шириной лишь в один метр. Тоннель каптировал глубоколежащие грунтовые воды. Воду доставали на поверхность с помощью устройства на определенном расстоянии друг от друга колодцев, на дне которых и устраивались водоотстойники[28]. По мнению Л.А. Моисеева, непосредственными исполнителями этих работ вполне могли быть проживающие в городе армяне, являвшиеся связующим звеном в традиции создавать кяризы между Крымом, Закавказьем и Ираном. К сожалению, наиболее важный для нас вопрос о времени их сооружения остается до сих пор открытым. Конечно, кяризы, скорее всего, могли появиться здесь в период расцвета Гёзлёва, то есть в XVI—XVII вв. Они были своеобразной резервной системой снабжения города водой в случае осады, когда неприятель мог перерезать идущий из-за города водопровод. Отдельные участки подземных галерей, как, например, ее северо-западная линия, выходили далеко за пределы крепостных стен Гёзлёва[29]. Все это делалось с целью увеличения площади сбора грунтовых вод.

И, наконец, пятые городские ворота — Ак-молла-капу (ворота белого моллы). Через них в город ввозили в больших повозках и бочках всю «воду жизни». Куртины имели ружейные бойницы, расположенные довольно часто: 25 амбразур на участок стены в 64 м[30].

Крепостные ворота Одун базар с открытки начала XX в.

В восточном углу крепости находилась четырехугольная в плане цитадель с башнями, окружность которой равнялась 300 шагам. Самая высокая круглая башня занимала восточный угол. Она получила наименование Хангли-Куле (кровавая башня) — в ней казнили осужденных на смерть. Все пушки смотрели в сторону порта, откуда могли появиться «чайки» запорожских казаков. Еще памятны были события 1589 г., когда черкасские казаки численностью в 800 человек с атаманом Кулагой ночью ворвались в город, ограбили лавки, отчасти перебили, отчасти взяли в плен жителей. Тут же в посаде произошел жестокий бой с калгой Фети-Гераем, в ходе которого атаман погиб, а тридцать казаков попали в плен. Особенно жестокому разорению город подвергся в сентябре 1665 г. при кошевом атамане всего низового запорожского войска Иване Сирко[31]. Гораздо менее удачным оказался набег казаков с атаманом Чалым на окрестности Гёзлёва в 1695 г., закончившийся полным провалом[32].

Гёзлёв представлял собой типично восточный город, площадью около 34 га, с хаотической иррегулярной застройкой. Его кварталы по своим очертаниям были с искривленными, разделенными узкими кривыми улицами с многочисленными тупиками. Высокие глухие заборы, за которыми протекала частная жизнь местных жителей, изредка встречающиеся окна на вторых этажах выходящих на улицу домов — вот неотъемлемые элементы городской застройки. Большое количество небольших площадей, от которых в разные стороны веером расходилось несколько улиц. Лишь в этих, более-менее открытых местах, можно было поднять голову к небу и по многочисленным минаретам мечетей сориентироваться в своем движении. Но это выручало лишь тех, кто хоть как-то был знаком с азиатским городом. Иностранец мог долгое время ходить по его улицам, постоянно расспрашивая прохожих о том, где он находится и куда ему дальше идти. То же происходит и в наши дни с многочисленными туристами в исторической части современной Евпатории.

В случае проникновения внутрь города вражеских отрядов они быстро дезориентировались и деморализовались, а значит, их легко могли уничтожить защитники. О планировке Гёзлёва мы можем судить по планам, выполненным военными топографами в конце XVIII века, сразу после присоединения полуострова к России. Приближающегося к городу путника в пригороде Гёзлёва встречало большое количество ветряных мельниц[33].

28 ноября — 1 декабря 1711 г. Козлов посетил известный французский путешественник Обри де ля Монтре, который оставил нам любопытное описание города: «После полуторадневного пребывания в Перекопе мы оттуда уехали 27 числа утром в Козлов, где Птолемей помещает свою Евпаторию, и мы туда прибыли 26. Козлев — это довольно большой город, густо населенный турками, татарами, греками, армянами, евреями, окруженный старыми стенами, которые разрушаются во многих местах. У турок здесь есть различные мечети, построенные их мягкого белого камня, который добывается, как говорят, из недр земли в окрестностях Бахчисарая: этот камень весьма схож по качеству с мальтийским. У греков здесь имеется только одна церковь, но она довольно велика для того количества их, которое здесь проживает. У армян тоже есть своя церковь, а у евреев — синагога. Порт или, скорее, рейд, малонадежный: суда находятся здесь во власти ветров, потому что он не прикрыт никакими возвышениями суши; кроме того, они вынуждены бросать якорь на приличном расстоянии от города, воды возле которого мелки и дно плохое. Я там видел 2 «чайки», которые некоторое время назад были выброшены на мелководье и разбиты сильным южным ветром. Эти суда привозят сюда, как и в другие порты Черного моря, рис, кофе, сушеные фиги, изюм, финики, фундук, сукно, циновки и т. д. Здесь они загружаются медом, сыром наподобие «тулон пеньера», довольно твердого и весьма соленого, который заворачивают в козью шкуру, рабами и пшеницей, которой полуостров не менее богат, чем во времена Митридата, царя Понтийского, которому полуостров платил ежегодную весьма внушительную дань теми же товарами. Он все еще заслуживает звания житницы Греции, как его называли ранее, подобно тому, как Сицилию называют житницей Рима. Зерно стоит не более 7—8 «пара» за киле, что составляет примерно 50 фунтов, когда меньше, когда больше, в зависимости от качества товара; это касается также тмина, ячменя, меда, воска и т. д. Татары, которые не занимаются земледелием сами, имеют рабов для возделывания земли» (перевод Н.Н. Хлебко и Н.Ш. Шульгиной)[34].

Общий вид на Козлов. Рисунок А. Фадзарди. 1834 г. (по К. Монтадону)

В Гёзлёве в середине XVII в. по сообщению Э. Челеби было 24 мечети, в том числе 12 султанских соборных, 5 бань, 11 ханов (гостиниц), из них 3 в виде крепостей с железными воротами, башнями и бойницами, 2 медресе, 3 текке дервишей, 7 источников свежей воды, 670 лавок. Порт мог принимать до тысячи судов. Кроме татарских, здесь были два цыганских и один армянский квартал.

16—21 июня 1736 г. Козлов заняли российские войска под командованием фельдмаршала Миниха. Еще при их приближении турецкий гарнизон погрузился на 30 судов и бежал в Константинополь, а все население города, за исключением 40 армянских купцов, оставило Гёзлёв; все предместье было обращено в пепел, а внутри города татары подожгли дома христианских купцов. При его взятии был смертельно ранен миргородский полковник Павло Данилович Апостол[35].

«Козлов окружен прочною, каменною стеною, — отмечал в своих записках адъютант главнокомандующего Манштейн, — снабженную большими башнями, ров очень широкий и высечен в скале. Гавань — хорошая и просторная, способная вместить до 200 судов. Это самый торговый город в Крыму; в нем до 2500 домов, большею частью каменных, и несколько красивых мечетей; есть и христианская церковь в предместье. Турки обыкновенно содержали в Козлове гарнизон в 3000 человек»[36].

Весьма интересная информация о Гёзлёве содержится в «Записке о состоянии гражданском, политическом и военном Малой Татарии, посланной в 1755 г. министрам короля», составленной послом французского короля к Крымскому хану Пейссонелем. Он, безусловно, был допущен к государственным архивам ханства: бюджету, податным спискам и т. д. Пейссонель с бухгалтерской точностью сообщает нам, что в городе в то время проживало 200 семейств греков, 400 — армян-схизматиков и 50 — армяно-католиков. Первые две из названных конфессий имели по одной церкви. Причем армянская церковь была сожжена, и община не осмелилась ее восстановить после тех гонений на иноверцев, которые прокатились по ханству при Селим-Герае-хане. Таможенные пошлины с солончаков Гёзлёва приносили 50 000 турецких пиастров, что составляло около 40% всех доходов хана. К примеру, таможня Кафы давала всего 2500 пиастров[37].

В ходе русско-турецкой войны в июне 1771 г. вторая российская армия под командованием генерала В.М. Долгорукова заняла Крымский полуостров. В числе населенных пунктов ханства Гёзлёв был оккупирован одним из первых (так пролегал маршрут и предыдущего похода). Тогда же здесь, на расположенном к западу от города мысе, в последующем названным Карантинным, был сооружен земляной редут. Он имел квадратную форму, со стороной 34,5 сажени (то есть около 74 м), и состоял изо рва (шириной 3 м, глубиной 2 м) и вала (шириной 5 м, высотой 1, 5 м). По углам вала располагалось несколько приподнятых орудийных площадок, хотя здесь и было всего две пушки. Первоначально проезд в укрепление находился с северной степной стороны, затем — с восточной, обращенной к бухте[38]. Это фортификационное сооружение было уже обозначено на первых планах г. Козлова и его окрестностей, составленных военными топографами в 1771 и 1775 гг.[39] Более того, на плане, приложенном к рапорту А.В. Суворова светлейшему князю Г.А. Потемкину от 3 июля 1779 г., редут обозначен уже как старое укрепление[40].

По Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 г. Крымское ханство было объявлено независимым, а Российская империя обязывалась все свои войска вывести из городов, крепостей и селений, оружием ею приобретенных. В свою очередь Блистательная Порта отрешалась от своих прав на оные и обязывалась вновь не вводить туда свои гарнизоны[41]. Иными словами, Гёзлёв навсегда оказался освобожденным от турецкого военного присутствия, за исключением времен Крымской войны. Однако в 1777 г., по просьбе хана Шагин Герая Россия вновь вела свои войска на полуостров, в том числе и в Козлов, где была расквартирована первая бригада Крымского корпуса.

С апреля 1778 по ноябрь 1779 годов командующим войсками в Крыму и на Кубани был генерал-поручик А.В. Суворов. Более того, с октября 1778 г. и по май 1779 г. знаменитый в будущем полководец вместе со своим штабом размещался именно в Козлове, и наименование города значится во всех подписанных полководцем рапортах. По крайней мере первый документ, посланный из Козлова, обозначен 25 октября 1778 г., а последний — 12 мая 1779 г.[42] Перед выходом войск (3 июня 1779 г.) с 15 мая в окрестностях города проводились маневры уже упомянутой первой бригады Крымского корпуса для отработки наступательных действий. Каждый маневр подразделялся на два момента[43].

В литературе высказывалось мнение, что именно в 1793 г., по инициативе А.В. Суворова, началось устройство карантинов в южных причерноморских городах[44]. Однако в данном случае речь может идти лишь о дальнейшем их обустройстве и сооружении капитальных строений. В своем рапорте от 2 января 1779 г. А.В. Суворов сообщает следующее: «Карантины в Крыму состоят в приморских городах, а именно: Козлове, Яхт-Яре, Балаклаве, Судаке, Кефе, в Керчи и Еникале»[45]. В 1795 г. были завершены капитальные каменные постройки Карантина и причала в Евпатории[46].

В 1784 г. в Германии была опубликована книга Тунманна «Крымское ханство», написанная, как сообщает сам автор, в 1777 г., то есть еще до присоединения Крыма к России. К сожалению, Тунманн никогда не был на полуострове и все свои сведения черпал из опубликованных историко-географических сочинений, архивных данных и, вероятно, устных сообщений от негоциантов, дипломатов, военных и т. д. Тем не менее, его очерки достаточно достоверно воссоздают картину жизни региона и его отдельных населенных пунктов. Так, по словам Тунманна, «Гёзлёве или Гьюзлеве — один из самых значительных городов Крыма. Он лежит на северной стороне морского залива, в котором имеет рейд и маленькую и настолько мелкую гавань, что может посещаться только мелкими судами. Несмотря на это, он ведет оживленную торговлю. Он до сих пор является тем местом, куда восточные ногайцы привозят наибольшее количество продуктов своей страны. Турки привозят сюда рис, кофе, сушеный инжир, изюм, финики, сукно и шелковые материи и возвращаются нагруженные невольниками, зерном, особенно ячменем и солью. Город обнесен вокруг каменной стеной и башнями, имеет приблизительно 2500 каменных домов, много прекрасных мечетей и населен главным образом татарами, турками, греками, армянами и евреями. Русские Гёзлёве называют Козлов. Они овладели этим городом в 1736 и 1771 гг.»[47]. Однако уточним: главным продуктом экспорта из Козлова был не ячмень, а мягкая пшеница.

В 1793 г. Козлов сразу после присоединения Крыма к России посетил академик П.С. Паллас, который вскоре опубликовал свои «Наблюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествам Русского государства в 1793—1794 гг.» По его словам, городские стены и четырехугольные башни старой крепости теперь очень разрушены. В городе насчитывается 13 татарских мечетей, 7 медресе, 1 армянская церковь, 1 греческая часовня, 1 синагога и 2 караимские школы, 2 бани со сводами, 11 торговых домов, 212 частных и 111 принадлежавших казне лавок, 24 кофейни и т. д. Кроме того, здесь было 650 татарских домов, 38 греческих и армянских и 240 караимских домов. Они населены 1900 татарами-мужчинами и 1815 татарскими женщинами, 315 караимами мужского пола и 380 женщинами. Основными предметами вывоза из порта являлись соль и пшеница, а также кожи, шерсть и сода. Поскольку торговая деятельность Козлова была самой значительной в Крыму, П.С. Паллас предложил соорудить на западной стороне Евпаторийской бухты мол, используя отмель у карантина. Именно там и был в советское время возведен мол. В 1793 г. в порту грузились зерном, солью и кожами 176 судов[48].

Посетивший в 1799 г. Евпаторию Павел Сумароков описывает многочисленные следы разрушений: «От крепостных стен, его окружавших, и высоких при них башен остались в редких только местах поврежденные оных части, видны основания срытых домов и опустелые мечети; переселение же из него Греков и Армян убавило число его жителей; но со всем тем Козлов есть очень хороший город и пользуется преимуществом Порто-Франко»[49]

Гёзлёв в XVI—XVIII вв. был многонациональным городом. Около 2/3 численности его населения составляли магометане: татары и турки. В городе постоянно находились турецкий гарнизон и падишахский начальник таможни. Среди остальной трети населения доминирующее положение в середине XVIII в. занимали армяне (450 домов). Однако количество их построек резко сократилось в 1783 г. (до 250), а в 1793 г. им принадлежало вместе с греками всего 38 построек[50]. Третье место, по Пейссонелю, в Гёзлёве занимали греки — 200 домов. В момент присоединения полуострова к России их осталось в городе всего 65, а в 1793 г. — и того меньше[51]. Такое резкое изменение в демографическом составе населения Козлова, естественно, было связано с вынужденным переселением в сентябре 1778 г. христиан (греков и армян) в Приазовье, что, безусловно, не могло не привести к экономическому краху Крымского ханства[52].

Улицы восточного Гёзлёва

Улицы Гёзл'ёва. Справа дом С.С. Бобовича - первого караимского гахана

18 сентября 1778 г. в своем рапорте генерал-фельдмаршалу, графу П.А. Румянцеву-Задунайскому, генерал-поручик А.В. Суворов с восторгом писал: «Вывод крымских христиан закончен! Обоего пола отправлено в Азовскую губернию 31 090 душ [на самом деле — 31 386. — В.К.]. О чем Вашему сиятельству ведомость прилагаю... Примерно вышло денег на вывод сей здесь до 130 000 рублей паче на прогоны». В соответствии с этой ведомостью из Козлова было выведено 172 грека обоего пола, 1304 армян, 70 грузин, 1 валах[53].

Совсем противоположную тенденцию мы наблюдаем в отношении проживающих в Гёзлёве караимов. Они впервые упоминаются в связи с разграблением Козлова в 1589 г. черкасскими казаками[54]. Пейссонель ничего не говорит о пребывании их в Гёзлёве. Однако в 1783 г. тут уже было 97 караимских домов[55], а в 1793 г. — 240[56], то есть они составляли почти треть населения города. В чем причина столь активной миграции караимов в Гёзлёв в последней четверти XVIII в.? Как нам кажется, это объясняется, во-первых, потерей Бахчисараем главенствующей роли столицы Крымского ханства, во-вторых, ликвидацией института ханства, на службе которого караимы все время находились; в-третьих, теми широчайшими привилегиями, которые были предоставлены черноморским портам и проживающему там населению в конце XVIII в. Вскоре караимы превратили Евпаторию в свой религиозный и духовный центр. Все попытки Авраама Фирковича возродить жизнь на Джуфт-Кале во второй половине XIX века ни к чему не привели.

В Гёзлёве в середине XVI в., как уже отмечалось, было 24 мечети, из них — 12 султанских с каменными минаретами, не считая квартальных. Тут же находились 3 текке и 2 медресе. Однако в конце XVIII в. в городе осталось только 13 татарских мечетей, но уже насчитывалось 7 медресе[57]. В 1793 г. тут насчитывали 21 мечеть, 1 текке, 3 мектеба[58]. Наилучшим зданием в Гёзлёве, безусловно, было творение известного турецкого зодчего Хаджи Мимар Синана-аги — мечеть Джума-Джами, построенная после середины XVI в.[59] В 1837 г. А. Демидов видел хранящийся в мечети акт, подписанный семнадцатью ханами, начиная от Девлет Герая (1550—1577) и заканчивая последним ханом Шагин Гераем[60]. До настоящего времени в Евпатории за воротами Одун Базар Капуей сохранилось купольное здание текке. Как показали археологические исследования, оно было сооружено в 80-е гг. XVIII в., вероятно, при Шагин Герае[61].

Остальные конфессии имели в городе только по одной культовой постройке: греческая община — церковь Покрова св. Богородицы, армянская — церковь св. Николаса, караимы — кенассу[62]. За исключением эксцесса с армянским храмом, Гёзлёв характеризовался устойчивой веротерпимостью. Например, греки категорически отказывались даже под угрозой репрессий покидать город в 1778 г.

Для нас наиболее важным остается вопрос о численности населения, проживающего в Гёзлёве на протяжении XVI—XVIII вв. Из всех известных источников только П.С. Паллас приводит абсолютные цифры: 4410 человек, из них 3715 татар обоего пола и 695 караимов, но не указывается численность армян и греков[63]. Следует подчеркнуть, что 1793 год — переломный в истории Крыма, связанный с эмиграцией татар и турок, выселением греков и армян, поэтому приведенные сведения не могут полностью отражать действительное демографическое положение. Достаточно сказать, что, исходя из расчетов по этим данным, на один татарский дом приходилось всего 5,7 человек, на караимский — 2,9. Цифры эти явно занижены.

По Боплану (1660 г.), в городе насчитывалось 2000 домов, по Манштейну (1736 г.) — 2500, а вслед за ним, по Тунманну, — 2500. Наиболее достоверный наш источник — Пейссонель — приводит следующую цифру: 650 домов, в том числе греков — 200, армян — 400, католиков — 50. Он не упоминает количество татарских построек. Однако, как показывают статистические данные, например, сообщенные каймаканами Крымскому земскому правительству в 1783 г.[64], татары составляли две трети населения Гёзлёва, то есть в середине XVIII века тут могло находиться около 1950 домов, включая 650 упомянутых Пейссонелем. В 1783 году в Козлове располагалось 1268 домов, из них 856 татарских (91 пустовавшее здание), 97 — караимских, 65 — греческих, 250 — армянских[65]. По другим данным, в указанное время здесь насчитывалось 953 дома, но 97 были разорены[66]. А. Скальковский приводит несколько иные цифры: 965 домов, занятых татарам и евреями и караимами, и 81 дом греков и армян[67]. По П.С. Палласу, здесь находилось 928 домов (650 татарских, 38 армянских и греческих, 240 караимских)[68]. Во время посещения Евпатории П. Сумароковым в 1799 г. в Евпатории насчитывалось всего 800 дворов и 2000 татар[69].

Как уже отмечалось, последние два источника отражают демографическую картину, искаженную теми эмиграционными процессами, которые захлестнули Крым в последней четверти XVIII в. Из всех приведенных данных два показателя практически совпадают: документальная информация, сообщенная Бопланом (2000 домов), и количество зданий рассчитанное нами по Пейссонелю (1950). Незначительно отличается от этих сведений цифра, выведенная Манштейном, — 2500 домов. Осталось решить еще один непростой вопрос: сколько человек проживало в гёзлёвском доме? При этом постулируем: один дом — одна семья. А.Л. Якобсон в отношении Кафы предлагает исходить из такого расчета: в одном доме проживало 5—6 человек[70]. С другой стороны, известно, что при взятии Кафы турками в 1475 г. город имел 8000 домов с населением 70 тыс. человек, то есть 8,75 чел. на дом[71]. А.Л. Якобсон в более ранней статье допускает численность семьи, проживающей в одной городской усадьбе Херсонеса, в 7—8 человек[72]. Восточные семьи, как правило, многодетные, поэтому не будет большим преувеличением принять численность одной среднестатистической семьи, вслед за указанным автором, — в 7—8 человек. В таком случае в двух тысячах домов в середине XVII—XVIII вв. могло проживать 14—16 тыс. человек. При этом надо иметь в виду, что во всех данных отсутствуют цыгане, в то время как в городе была большая цыганская слобода. В наших расчетах не учитываются бесправные члены общества. Нетрудно заметить, что высчитанная нами численность населения Гёзлёва почти совпадает с данными В.Г. Пьянкова о количестве жителей, проживающих в конце XIX века. В 1888 г., по его сообщению, в городе было 15 815 жителей, а по первой всеобщей переписи населения России в 1897 г. — 17 913[73]. Указанные совпадения вряд ли случайны, ибо Евпатория в конце XIX в. с одной стороны, окончательно возрождалась после Крымской войны, а с другой — еще не вступила в полосу активной урбанизации.

Гёзлёв, невзирая на свою мелководную и не защищенную от ветров бухту, являлся главным портом Крымского ханства. Именно сюда из Стамбула прибывали крымские ханы, получившие от султана право на наследную власть. Именно здесь, в мечети Джума-Джами, они всенародно объявляли о вступлении на престол. Основными торговыми контрагентами Гёзлёва были Анатолия и Стамбул. Э. Челеби сообщает нереальную цифру принимаемых портом судов — 1000[74]. По мнению Манштейна, просторная гавань Гёзлёва могла вместить до 200 судов[75]. Непонятно, однако, что под этим подразумевал автор: количество принимаемых кораблей в год или одновременно? Гораздо более реальные цифры для конца XVIII и начала XIX вв. приводит П.С. Паллас — 176 судов в 1793 г.[76] и П. Сумароков — 170 судов в 1801 г.[77] Основными экспортными товарами служили пшеница, соль, шерсть и войлок, кожи, особенно овечьи бурки, а также, до присоединения к России, — невольники. Гёзлёв являлся, по словам Тун-манна, «тем местом, куда восточные ногайцы привозят наибольшее количество продуктов своей страны»[78]. По рапорту первой бригады 21 марта 1779 г., к Козловской пристани причалили две большие лодки очаковских турок для продажи муки пшеничной, сухарей, изюма, табака, хлопчатой бумаги и прочего[79]. Присутствие в номенклатуре товаров хлебной продукции объяснимо, скорее всего, трудностями того сложного времени.

Чтобы получить наиболее полное представление о многообразии привозимых товаров, предоставим слово П. Сумарокову: «Шелковые, бумажные ткани, пряденая бумага, вино, апельсины, лимоны, каштаны, маслины, анапольские яблоки, сушеные груши, финики, сарацинское пшено (рис. — В.К.), волосские орехи, кофий, бекмес, нарде (напиток, варенный из винограда), фурма, рожки, уксус, мед, деревянное масло, жареный горох, ладан, тютси или турецкий ладан, греческое мыло, квасцы, курительный табак, черные сафьяны, медь, медная, глиняная посуда, краска яна, чернильные орешки, сапожной клейстер, красная икра, чеснок, доски кипарисные, чинаровые, ореховые и сосновые, дубовые желуди и разная бакалея». Этот перечень отражает, по сути, номенклатуру товаров типичного восточного рынка[80]. Ведущее положение в крымской торговле Евпатория сохраняла и в самом конце XVIII в., уже и после присоединения к Российскому государству[81]. Справедливо будет утверждать, вслед за Тунманном: «Гёзлёве или Гьюзлеве — один из самых значительных городов Крыма»[82].

Еще до недавнего времени на изучение памятников турецко-татарской эпохи в Крыму было наложено негласное табу, хотя на протяжении 1965—1985 гг. в Евпатории осуществляли реставрацию одного из самых ярких архитектурных творений — мечети Джума-Джами. Но снос в 1957 г. крепостных ворот Одун-базар капуси иначе как проявлением вандализма и мракобесия назвать нельзя, ведь это не диктовалось решением каких-либо градостроительных задач.

В 1991—1992 гг. по заданию Главного управления архитектуры и градостроительства Совета Министров Автономной Республики Крым Западнокрымская экспедиция Института археологии НАН Украины провела предреставрационные исследования единственного сохранившегося в Крыму текке дервишей в Евпатории[83]. Это явилось началом новой эпохи в археологическом изучении Гёзлёва. Вскоре археологи обследовали евпаторийские турецкие бани[84].

В настоящее время перспективы дальнейшего изучения Гёзлёва представляются таким образом:

1. Использование любой, даже небольшой возможности для археологических раскопок территории города с целью выяснения стратиграфии позднесредневекового памятника, мощности культурных напластований, характера их залегания. Для решения этой задачи необходимо привлечь квалифицированных специалистов — профессиональных археологов и архитекторов.

2. Археологическое исследование наиболее ярких образцов турецко-татарской архитектуры, таких как мечеть Джума-Джами, текке, караимских кенасс, ни в коем случае не задевая религиозных чувств верующих. Если же возникает недопонимание со стороны отдельных конфессий, лучше отказаться от проведения таких работ.

3. Археологические раскопки крепостных стен и башен Гёзлёва которые были полностью руинизированы в конце XVIII—XIX вв. никак не обозначены в современном городе.

4. Изучение этно-исторической топографии Гёзлёва по широкому кругу источников: исторические планы конца XVIII — первой половины XIX веков, письменные свидетельства, сохранившиеся до наших дней исторические традиции. В городе отчетливо выделяются: внутрикрепостное пространство, заселенное в свое время татарами и турками, караимский район, армянский пригород и цыганская слободка. Каждый из них, за исключением последнего, обозначен конфессиональными культовыми постройками.

5. Воссоздание объективной картины исторического развития Гёзлёва на протяжении XVI—XVIII вв. с привлечением всего круга источников: письменных, нумизматических, археологических, памятников архитектурного зодчества. Как представляется, главное значение приобретают турецкие источники, которые пока еще остаются terra incognita для отечественной исторической науки. Недавно опубликованный современный перевод «Книги путешествия...» Эвлии Челеби является лишь первым шагом в решении данного вопроса[85] [1999].

Гёзлёв в XV—XVIII столетиях был одним из важнейших центров не только Крымского ханства, но и северных пределов Оттоманской империи, крупнейшим портом на Черном море. Город играл исключительную роль в международной торговле, экономике Северного Причерноморья и, безусловно, заслуживает самого пристального внимания историков и археологов.