Что бы еще-то вспомнить о службе в смешливой армии,
в придурковатой Карелии, как бы еще напрячься?
Там и природа какая-то жидкая, грязно-марлевая,
слизисто-элизийская, призрачная, стоячая.
И березняк там какой-то зябкий, алкоголический.
Вот еще шаг – и кончится всякая ойкумена...
Там древесины такое качество и количество,
как в эпицентре тунгусского феномена...
То на плацу вдруг гаркнет глоточным матюгальником
прапорщик, точно чучело, туго набитый ватой.
То замполит притащится, и дураком-начальником
надобно восторгаться с рожей молодцеватой.
Вроде незрелого яблока, вроде железной маски
сводит улыбочка лживая челюсти мне и щеки.
"Пурин, покрась казарму!" (Нет и не будет краски.)
Но пустота: "Так точно!" – в цинковом водостоке...
"Краску тебе пришлем". Краски вовек не будет...
То солдатню гоняешь пьяную, обалделую
до четырех утра... Милые все мы люди.
И никому-то до нас нет никакого дела.