Еврейский юмор - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Иосиф Телушкин (2. «Спускаются два человека по дымоходу» Еврейская сообразительность и игривая логика еврейского ума) #4

2. «Спускаются два человека по дымоходу» Еврейская сообразительность и игривая логика еврейского ума

Еврейские мозги, еврейская мозговитость

В начале 1900-х годов старый еврей ехал один в купе по Транссибирской железной дороге. На очередной станции к нему в купе подсел офицер царской армии. Какое-то время они ехали молча. Внезапно офицер схватил еврея за грудки и потребовал ответа: «Скажи, почему вы, евреи, настолько сообразительнее других?»

Еврей чуть помолчал, затем ответил: «Потому что мы едим селедку».

Офицер отступил, и они продолжили путешествие. Вскоре еврей достал кусок селедки и начал есть. Офицер спросил:

«Сколько есть у вас еще селедки?»

«Десяток будет».

«Сколько вы за это хотите?»

«Двадцать рублей (немалая сумма – авт.)».

Офицер достал деньги и отдал еврею. Старик дал ему селедку, тот попробовал кусочек, и застыл:

«Черт побери, да в Москве я бы купил всю эту селедку за несколько копеек!»

«Вот видите, – сказал еврей, – уже подействовало».

Многие евреи считают, что среди евреев процент сообразительных людей гораздо выше, чем среди представителей других народов. В Восточной Европе евреи имели обыкновение противопоставлять смышленого, как считалось, иддиш копа (начальника-еврея) и туповатого, как считалось, гойце копа (начальника-нееврея). В СШа многие нерелигиозные и даже вообще не связанные с религией евреи выступают против браков своих детей с неевреями. Причиной часто служит мнение, что супруг или супруга из неевреев будут уступать в смышлености и солидности еврею или еврейке.

Успех книги Эрнста ван дэн Хага «Еврейская тайна» был во многом обусловлен тем, что в ее начале автор-нееврей приводит довод в пользу генетического объяснения еврейской одаренности сообразительностью. Ван дэн Хаг отмечает, что в средневековой Европе люди почти всегда проживали жизнь в том социальном классе, к которому они принадлежали от рождения. Среди христиан для бедного, но смышленого мужчины единственным способом вырваться из нищеты была возможность пойти в священники. Многие из наиболее одаренных, но бедных мужчин из христиан избирали именно этот путь и, как следствие, принимали обеты безбрачия, что нанесло колоссальный вред христианскому обществу: «… наиболее смышленая часть населения не приносила потомства; их гены из поколения в поколение направлялись на другие нужды – на церковные – и не возвращались для мира, пусть и церковного, в качестве генетического обеспечения».[22]

В противоположность этому, юноша из бедной еврейской семьи, который показал свои способности при обучении в ешиве, вполне мог жениться на дочери успешного предпринимателя. Такого рода устроение браков способствовало тому, что многие из наиболее смышленых евреев становились состоятельными людьми и, следовательно, материально были в состоянии вырастить и дать образование большому количеству детей.

Однако некоторые евреи считают подобные заявления об интеллектуальном превосходстве эгоцентричными и глупыми. Вуди Аллен в одной из своих пародий на «Хасидские истории» Мартина Бубера говорит: «Рабби Цви Хаим Исраэль, ортодоксальный ученый и знаток Торы, человек, который развил искусство жаловаться до неслыханных на Западе высот, был единогласно провозглашен своими еврейскими последователями, которые составляли шестнадцатую часть процента от всего населения, мудрейшим мужем эпохи Возрождения».[23]

Вуди Аллен саркастически намекает, что есть некое основание для заявлений о том, что среди евреев процент титанов мысли выше, чем среди неевреев. К примеру, допустим, что евреи составляют менее одной трети от 1 % населения всего мира, тогда еврей должен получать Нобелевскую премию где-то раз в тридцать лет. Но вместо этого евреи получили этих премий столько, что если ежегодно среди награжденных не будет хотя бы одного еврея, то многие из них начнут усматривать в этом проявление антисемитизма. В Соединенных Штатах, где евреи составляют чуть больше 2 % населения, они получили 27 % премий, присужденных американским ученым.[24]

Среди американских евреев в колледжи ходит примерно в два раза больше детей, чем среди неевреев. Они также необычайно широко представлены в профессиях врача и юриста. В искусстве представительство евреев столь велико, что скрипач Исаак Штерн описал американо-советский культурный обмен следующим образом: «Они посылают к нам своих евреев из Одессы, а мы отправляем к ним наших евреев из Одессы». Эти успехи приписываются отчасти врожденному таланту и отчасти тому огромному вниманию, которое уделяется в традиционной еврейской культуре достижениям в интеллектуальной сфере, благодаря чему многие евреи добиваются потрясающих результатов. У американских евреев есть старая загадка:

Какой еврей становится бухгалтером?

Еврейский мальчик, который заикается и который не может вынести вида крови.

Подобные шутки являются странным сочетанием самопорочения и гордыни, их распространители подтрунивают над еврейским высокомерием и при этом считают еврейскую сообразительность само собой разумеющимся фактом. Отсюда недавний вклад в споры об абортах:

Католики считают зародыш полноценным человеком с момента зачатия. Евреи считают, что зародыш остается таковым, пока не получит медицинское образование.

Зазнайство евреев по поводу их сообразительности признается многими неевреями.[25] В жанре обычного этнического и религиозного юмора существуют рассказы о протестантских и католических священниках, о раввинах. В районе, где живут евреи-ортодоксы и где, собственно, я и вырос, мне довелось слышать множество подобных шуток, но последний штрих в анекдоте неизменно оставался за раввином. Я всегда предполагал, что в католических вариантах католический священник должен был бы оказываться на высоте, а в протестантских – протестантский. Потому был немало удивлен, когда из разговора с отцом Эндрю грили узнал, что в анекдотах, которые он слышал от других католиков, последний штрих ставил раввин.

Странно, но похоже, что даже антисемиты верят в интеллектуальное превосходство евреев. Эта вера является одной их характерных черт, отличающих евреененавистничество от других предубеждений. Предвзятое отвержение кого-то обычно связано с тем, что люди считают, что этот кто-то умственно ниже них. Но при том, что антисемиты регулярно рассказывают анекдоты, изображающие евреев как людей ничтожных или нечестных, они не говорят о них как о людях глупых.

С антисемитской точки зрения, сообразительность евреев вряд ли можно назвать достоинством, поскольку, заявляют они, те используют свою мозговитость в злых целях. В 1610 году медицинский факультет Венского университета официально заявил, что еврейский Закон требует, чтобы врач-еврей убивал одного из десяти пациентов-христиан.[26] (Представьте себя пришедшим на прием к врачу-еврею, когда вы видите, что перед вами очередь из девяти человек.) За полвека до этого Мартин Лютер заявил: «Если бы они [евреи] могли бы убить любого из нас, они бы делали это с радостью, неизменно, и часто делают, особенно те, кто занимается врачебной практикой. Они обладают всеми знаниями медицины Германии, и могут дать человеку яд, который убьет его через час, либо через десять или двадцать лет».[27] В недавнем прошлом Иосиф Сталин вернул к жизни обвинение Лютера, чтобы сфабриковать дело против группы врачей, почти все из которых были евреи, вменив им заговор с целью убийства его самого и остального советского руководства. Только смерть Сталина, которая произошла менее чем за неделю до начала судебного разбирательства «по делу врачей», спасла их от смерти, а остальную часть советского еврейства – от ссылки в Сибирь.[28]

В анекдоте о селедке и еврейской сообразительности офицер царской армии, скорее всего, антисемит – в силу глубоко антисемитских настроений в армии Российской империи, – считает евреев более смышлеными. Евреи смеются, поскольку, видимо, согласны с этим, но, что более важно, и потому, что здесь сила ума берет верх над силой мышц – старый и, скорее всего, хилый еврей смог провести офицера.

Но почему мы смеемся столь беззастенчиво? Разве нас не заботит, что у нас вызывает смех то, как глупый человек оказался обманутым на двадцать рублей коварным евреем? Почему мы не испытываем симпатий к тому офицеру? Возможно, тому есть пара причин: во-первых, любой, столь легковерно принимающий заявление, что можно стать сообразительным за счет потребления определенной пищи, заслуживает того, что с ним происходит. Во-вторых, что более важно, мы понимаем, что это всего лишь шутка, забавная своей концовкой. Такие уловки проходят только в анекдотах. Если бы еврей действительно разыграл такую шутку с офицером царской армии, его бы избили, забрали бы деньги назад и он вполне бы мог закончить свою поездку в тюрьме.

В Европе евреи часто чувствовали, что им просто необходимо быть «умнее их», поскольку мозговитость была решающим фактором в ситуациях «жить или умереть»:

В средние века еврейский астролог предсказал королю, что его любимая фаворитка скоро умрет. И она действительно вскорости умерла. Король был вне себя от гнева на астролога, уверенный, что женщина умерла из-за его предсказания. Он вызвал астролога и приказал: «Предскажи, когда ты умрешь».

Поняв, что король собирается безотлагательно его прикончить вне зависимости от результата прогноза, он дал такой ответ: «Я не знаю, когда умру я, но знаю, что в любом случае король умрет через три дня после моей смерти».

Помимо необходимости быть умнее при столкновениях с антисемитами, достижения евреев в интеллектуальной сфере связаны и с традиционной для них любовью к учености. Поэтому среди еврейских анекдотов редко встречаются такие, которые принижали бы важность образованности.

Из Европы на Нижний Ист-сайд (квартал на Манхэттене, заселенный в конце XIX – начале XX века евреями-хасидами из Восточной Европы. – Примеч. пер.) прибыл еврей и подал заявку на должность шамме в синагоге на Ривингтон стрит.

Руководители синагоги уже собирались его принять, как вдруг обнаружили, что он неграмотен, и решили, что для синагоги неприемлемо нанимать такого человека.

Еврей ушел и стал мелким торговцем, разносящим товар по домам. Дела пошли хорошо, и вскоре он приобрел лошадь и повозку. Продолжив далее свое дело, он открыл магазин. Потом – другой. Наконец он собрался открыть еще пять магазинов, но для этого ему понадобилось сделать заем в банке.

Он встретился с управляющим банком, и попросил кредит в пятьдесят тысяч долларов. Управляющий согласился и дал ему подписать договор. Человек начертил «Х».

Управляющий был в шоке: «Вы что, неграмотны?»

Человек кивнул головой.

«Но при этом вы смогли создать столь крупный бизнес, – отмечает управляющий. – Представьте, чего бы вы смогли достичь, если бы умели читать и писать».

«Я бы был шамме в синагоге на Ривингтон стрит».

Для евреев учеба всегда была святым делом. На иврите слово «родитель» (хорех) происходит из того же корня, что и «учитель» (морех). Одна из 613 заповеди Торы гласит: «И тебе следует учить ей [Торе] своих детей» (Второзаконие, 6:7). Почти две тысячи лет назад Талмудом было предписано открывать школу в каждом городе, а размер классных комнат должен быть таким, чтобы в ней на одного преподавателя приходилось не более двадцати пяти учеников.

В Восточной Европе оба родителя торжественно отводили ребенка в первый раз в первый класс, и угощали его сладостями, когда он осваивал алфавит. Писатель-романист Исаак Башевис Зингер, получивший Нобелевскую премию, вырос в Польше и говорил, что первый день школы у них отмечался с большим восторгом, чем Бар Мицва. Зингер вспоминает, что страница текста из Торы перед ребенком была посыпана изюмом и леденцами, чтобы учение ассоциировалось со сладостью.

Еврейская любовь к образованию сохранилась и в Америке. В статье «New York Times» о подготовке агентов по работе с недвижимостью были указаны руководящие принципы для продажи различным категориям граждан: «Если они богаты, расскажите им о ландшафте, клубе и высоком уровне людей, которых они там встретят. Если это молодая пара, покупающая свой первый дом, подчеркните низкие налоги на данную собственность. Если это евреи, расскажите им, насколько хороша в местной школе система образования».

При первом прочтении анекдот о неграмотном шамме, ставшем предпринимателем, кажется разительной противоположностью тому почтению, которое евреи выказывают образованию. Но, высмеивая образованность, он в то же время упрочивает веру в еврейскую смышленость. Если другим для достижения успеха требуется ходить в школу, то этот еврей был столь сообразителен, что безграмотность не стала препятствием для его предпринимательских достижений.

Талмуд

Молодой человек, лет двадцати пяти, стучит в дверь известного ученого Рабби Шварца.

– Меня зовут Сиан Голдстейн, – говорит он. – Я пришел к вам, поскольку хочу изучать Талмуд.

– Вы арамейский язык знаете? – спросил Рабби.

– Нет.

– а иврит?

– Нет.

– Вы Тору изучали?

– Нет, Рабби. Но не переживайте за это, в Беркли я окончил факультет философии и недавно завершил в Гарварде свою кандидатскую диссертацию (на доктора философии) по логике Сократа. И теперь я хочу завершить свое образование, немного изучив Талмуд.

– У меня есть серьезные опасения, что вы не готовы изучать Талмуд. Это сокровеннейшая книга нашего народа. Однако, если вы желаете, я бы хотел проверить, насколько вы хороши в логических рассуждениях, и если вы успешно пройдете проверку, то я возьмусь учить вас Талмуду.

Молодой человек согласился. Рабби показал два пальца:

– Спускаются два человека по дымоходу. Один вышел с замаранным лицом, а другой – с чистым. Кто из них умывается?

Молодой человек уставился на раввина:

– Это что, тест на логику?

Рабби утвердительно кивнул.

– Умывает лицо тот, у кого оно грязное, – со скукой ответил молодой.

– Ответ неверный. Умывается человек с чистым лицом. Логика проста. Тот, у кого лицо испачкалось, посмотрит на того, у кого оно чистое, и решит, что и его лицо чистое. Тот, у кого лицо чистое, увидев, какое грязное лицо у другого, решит, что его лицо такое же. Поэтому умывается тот, у кого лицо чистое.

– Очень хитро, – заметил Голдстейн. – Дайте мне еще задачу.

Снова Рабби показал ему два пальца:

– Мы же уже установили, что умывается человек с чистым лицом.

– Неверно. Умываются оба. логика проста. Тот, у кого лицо грязное, смотрит на человека с чистым лицом и думает, что и его лицо чистое. Человек с чистым лицом смотрит на того, у кого лицо грязное, и решает, что и его лицо грязное, и потому идет умыться. Когда человек с грязным лицом видит, что тот, у кого лицо чистое, умывается, то тоже идет умываться. И, таким образом, умываются оба.

– Я не подумал об этом, – говорит Голдстейн. – Я в шоке от того, что допустил подобную логическую ошибку. Дайте мне еще задание.

И снова Рабби показал ему два пальца:

– Умывается каждый из них.

– Неверно. Никто из них не умывается. логика проста. Человек с грязным лицом смотрит на того, у кого лицо чистое, и решает, что и у него лицо чистое. Тот, у кого чистое лицо, смотрит на человека с грязным лицом и думает, что его лицо грязное. Но когда человек с чистым лицом замечает, что тот, у кого лицо грязное, не умывается, то он тоже решает не умываться. И, таким образом, никто из них не умывается.

Голдстейн в отчаянии:

– Я компетентен для изучения Талмуда. Пожалуйста, дайте мне еще задачу.

Он издает стон, когда видит, что Рабби показывает два пальца:

– Никто не умывается.

– Неверно. Теперь ты видишь, Сиан, почему логика Сократа не является приемлемым основанием для изучения Талмуда? Скажи мне, как может случиться, чтобы два человека, спустившиеся по одному дымоходу, вышли оттуда один с чистым, а другой с грязным лицом? Ты что, не понял? Вопрос сам по себе наришкейт, глупость, и если ты потратишь свою жизнь, ища ответы на глупые вопросы, то все твои ответы тоже будут глупыми.[29]

В традиционной еврейской культуре сообразительность человека проявляет себя в первую очередь при изучении Талмуда. И хотя нееврейский мир зачастую рассматривает Талмуд как искаженную форму еврейского мышления (в английском языке выражение «talmudic mind» – «талмудное мышление» – указывает на скрупулезное выискивание недостатков с помощью логики), для ортодоксальных евреев он всегда олицетворял апофеоз мудрости. Сиан Голдстейн (вероятно, названный в честь своего дедушки Шмуэля; тщетно искать ирландца Шмуэля, названного в честь своего дедушки Сиана), кандидат философских наук, считает, что, уделив некоторое время изучению Талмуда, он станет образованным человеком с широким кругозором. Для Рабби Шварца логика Сократа, Беркли и степень доктора философии гарвардского университета не являются показателями весомой сообразительности. Как может молодой человек, не знающий иврита, никогда прежде не изучавший Тору, иметь чутцпах думать, что он готов к изучению Талмуда, глубочайшему из когда-либо написанных трудов?

Но интеллектуальные нападки раввина на Сиана Голдстейна – это нечто большее чем раздражение, вызванное самонадеянностью молодого человека. Религиозные евреи с давних пор скептически относятся к тому академическому способу мышления, в котором прошел подготовку Сиан. Похоже, что философы потратили неимоверные умственные усилия на бессмысленные поиски (светские евреи, изучающие философию, склонны думать то же о евреях, изучающих Талмуд). Иммануил Кант, один из титанов философии, не желал делать категорических заявлений о реальном существовании кого-то помимо него: возможно, все остальные люди – это плоды его воображения. Спустя столетие после Канта философы изнуряли себя попытками разрешить этот вопрос. Потому Рабби Шварц предупреждает: «Если ты потратишь свою жизнь, ища ответы на глупые вопросы, то все твои ответы тоже будут глупыми».

Сам Талмуд выступает против абстрактного мышления, оторванного от реальности. Подумайте над следующей выдержкой из Талмуда с концовкой, достойной Вуди Аллен.

Если оперившийся птенец будет обнаружен в пятидесяти локтях [около двадцати пяти метров]… [от границ чьего-то участка], то он принадлежит владельцу участка. Если он будет обнаружен вне этих границ, то он принадлежит нашедшему его.

Рабби Иеремия спросил: «Как поступить, если одна лапа птенца будет в пределах установленных границ, а другая – за пределами?»

За этот вопрос Рабби Иеремию вышвырнули из учебного заведения (Бава Батра 23б).[30]

Талмудические раввины были как знатоками акона, так и философами, что делало их правовые дискуссии весьма абстрактными, но при этом они пылко отрицали, что их спекуляции были непрактичны. Случаи, которые они разбирали, даже самые теоретические, всегда были для них тем, что может случиться в действительности.

Взгляните на библейский запрет, предписывающий евреям употреблять во время еврейской Пасхи только пресные продукты и перед праздником вынести из дома все изделия из непресного теста. Как следствие, всякая комната, где человек мог есть хлеб или иные продукты из непресного теста, например, пирожные, должна быть тщательнейшим образом вымыта, а все крошки – выметены. Но что делать, если комнату тщательно помыли, а потом внесли в нее хлеб? Должна ли быть снова проведена вся процедура очищения комнаты? Именно этот вопрос и стал предметом следующей дискуссии из Талмуда.

Рава [раввин, живший в Вавилонии в IV веке] спросил: «Предположим, что в комнату, которая уже была проверена на отсутствие непресного хлеба, попала мышь с кусочком хлеба во рту, которая потом выбежала с кусочком хлеба. Можно ли считать, что мышь [и хлеб], которые покинули комнату, это те же мышь и хлеб, которые в нее попали [и в этом случае нет необходимости повторно обследовать комнату]? Или же это могла быть другая мышь?»

Рава продолжил вопрос: «Предположим, что ответом на мой первый вопрос было то, что нет нужды считать, что это была другая мышь. Но как быть, если вбежала белая мышь с кусочком хлеба, а выбежала черная мышь с кусочком хлеба во рту? Нужно ли допускать, что это другой кусочек хлеба, или же можно предположить, что это тот кусочек хлеба, который бросила первая мышь и подобрала вторая?

Возможно, вы скажете: «Мыши не берут еду друг у друга». В этом случае что делать, если вбежала с кусочком хлеба мышь, а выбежала с хлебом во рту ласка? Можно ли предположить, что ласка взяла тот кусок хлеба, что был у мыши, или же у нее оказался другой кусок, поскольку ласка могла бы иметь во рту и саму мышь? Допустим тогда, что у ласки во рту были как мышь, так и хлеб. Но ведь если бы это был тот же кусок хлеба, то у ласки во рту должна была бы быть мышь, а у мыши во рту должен был бы быть кусок хлеба. Однако могло ли случиться так, что мышь от испуга выронила хлеб, а ласка ухватила мышь и хлеб по отдельности?»

Вопрос так и остался неразрешенным (Песахим, 10б).[31]

Должно быть понятно, какое удовольствие находили раввины в утонченных, зачастую чисто теоретических прениях. Неизбежно настоятельное требование Талмуда о тщательном исследовании всех возможных нюансов и последствий поступков формировало определенный стиль мышления тех, кто тратил на его изучение многие годы. Отсюда среди евреев стал популярен образ знатока Талмуда, который на основе чистой логики и минимума фактов способен приходить к проникновенным и удивительным заключениям.

Следующая история настолько типично еврейская, что ее разные варианты можно отыскать фактически в любом сборнике еврейского юмора (я старался придерживаться версии, приведенной в «Еврейском остроумии» Симона Полака):

Мистер Голдстейн возвращается поездом из Нью-Йорка в Гленс Фолс, небольшой городок на севере штата Нью-Йорк. Рядом с ним в вагоне сидит незнакомый молодой человек. Поскольку дорога длинная, Голдстейн завел разговор со своим молодым соседом. Оказалось, что того зовут Алан Левин и он тоже направляется в Гленс Фолс.

– Вы туда едете по делам? – спросил Голдстейн.

– Нет, просто дружеский визит.

– У вас там живут родственники?

– Нет.

– Вы женаты?

– Нет, не женат.

Голдстейн подумал про себя: «Он едет в Гленс Фолс, не женат, не по делам, и у него там нет родственников. Тогда зачем он туда едет? Очевидно, встретиться с девушкой или, что более вероятно, с ее семьей. Вполне возможно, чтобы определиться с их помолвкой. Но кто она? В Гленс Фолс, помимо моей, есть только три еврейских семьи – Ресники, Фелдстейны и Коэны.

Ресники отпадают, поскольку у них только сыновья. У Фелдстейнов две дочери, но одна из них уже замужем, а другая уехала на год учиться в Европу. Должно быть, это Коэны. У них три дочери: Марша, Шейла и Рахель. Марша уже замужем. Шейла очень толста и непривлекательна для столь симпатичного молодого человека. Остается Рахель. Конечно же, это Рахель! Замечательная девушка!»

С этой мыслью Голдстейн нарушает молчание и улыбается незнакомцу:

– Ну что ж, могу поздравить вас с предстоящей женитьбой на Рахель Коэн.

– Ээ… мм… но, – заикается молодой человек, – мы никому об этом не говорили. Как вы узнали?

– Ну дак это же очевидно, – отвечает Голдстейн.

Притом что в истории показан достаточно тонкий процесс рассуждений, раввины Талмуда могут не понять, что это должно быть смешно. В конечном итоге некоторые отрывки из Талмуда могут убедить любого, что Шерлок Холмс был либо евреем, либо провел по меньшей мере несколько лет в ешиве. Можно легко представить себе молодого Холмса, углубленно обдумывающего следующее событие из Талмуда:

Как-то раз два еврея попали в плен на горе Кармель (в Палестине. – Примеч. пер.). Поскольку тот, кто их захватил, шел сзади, один из пленников сказал другому:

– Верблюд, который идет перед нами по дороге, слеп на один глаз и несет два бурдюка, один – с вином, а другой – с маслом. Один из погонщиков верблюдов еврей, а другой – язычник. Услышав разговор, их конвоир спросил:

– Откуда ты это знаешь? На что ему сказали:

– По траве, которая объедена только с одной стороны дороги – с той, на которую верблюд зряч, а с другой стороны трава не тронута. Очевидно и то, что у верблюда две поклажи, одна – с вином, а другая – с растительным маслом: капли вина впитываются [землей, и она остается влажной], а капли масла остаются на поверхности, и их заметно. Также очевиден и тот факт, что один из погонщиков еврей, а другой – нет, поскольку еврей отходит от дороги, чтобы справить нужду [что видно, если взглянуть на обочину], а второй погонщик – нет.

Продолжив путь, они нагнали верблюда, шедшего впереди них, и все оказалось так, как было описано. Тогда человек, взявший их в плен, поцеловал их в головы, привел к себе домой, приготовил для них еду и услуживал им… После этого он отпустил их на волю, и те благополучно добрались в родные места (Санhедрин, 104а).[32]

Единственное, чего не хватает в этой истории, – это чтобы плененные пожали плечами и сказали: «Ну это же очевидно».

Кал ва-кhомер – принцип логики Талмуда

Из принципов логической аргументации, использованной в Талмуде, наиболее известен кал ва-кhомер, что в классическом переводе Soncino Press передается латинским fortiori. Поскольку сегодня лишь некоторые знакомы с латынью, то лучше переводить это как «то насколько больше того», например, «если законы государства приговаривают людей к смерти за воровство, кал ва-кhомер должно быть наказание за преднамеренное убийство».

Талмуд приписывает происхождение кал ва-кhомер Mоисею. В своем последнем обращении к евреям он использовал эту аргументацию для выражения своей озабоченности их неверностью: «Если вы непокорны Богу, пока я живу с вами ныне, то насколько больший размах это примет после моей смерти?» (Второзаконие, 31:27). В начале своей карьеры Моисей даже обратил кал ва-кhомер против Господа, когда тот велел потребовать от фараона освободить евреев: «…сыны Израилевы не слушают меня: как же послушает меня фараон?» (Исход, 6:12).

Среди знающих евреев из Восточной Европы кал ва-кhомер стал излюбленной темой еврейских острот. Ирвинг Кристол, интеллектуальный крестный отец неоконсервативного мышления и крупный специалист по еврейскому юмору, цитирует кал ва-кhомер одного сумасшедшего знатока Талмуда:

«Если бы у меня было право взять деньги из своего кармана, из которого другой человек взять не имеет права, то разве не обладал бы я большим правом на то, чтобы взять деньги из его кармана, из которого даже он имеет право брать деньги?»[33]

Раввины Талмуда понимали: теоретические аргументы можно выстроить так, что любая правовая система покажется абсурдной. Рабби Иоси бен Тадай из Тиверии, живший в I веке, любил использовать кал ва-кhомер для того, чтобы делать курьезные выводы. Как-то раз он бросил вызов Рабби Гамлиэлю:

Мне запрещено жениться на своей дочери, но позволено на матери моей дочери. Но не тем ли более должно быть мне запрещено жениться на дочери той, которая запретна для меня? [Поскольку] мне запрещено жениться на чьей-то жене, то мне должно быть запрещено жениться на дочери чьей-то жены. Таким образом, следует запретить любую женитьбу [помимо, как замечает Хаим Маккоби, женитьбы на дочерях незамужних матерей, вдов и разведенных женщин].[34]

Рабби Гамлиэль, интеллектуальный лидер из поколения Рабби Иоси, имел массу достоинств, но чувства юмора в этом списке явно не было. Опасаясь, что шутки Рабби Иоси приведут к ситуациям, когда аргументация, используемая раввинами, станет рассматриваться как нелепая, Рабби Гамлиэль отлучил его от церкви.

Отголоски кал ва-кhомер слышны даже в историях на совершенно светские темы. Феликс Мендельсон в своем произведении «Еврей смеется» приводит следующую классическую восточноевропейскую историю:

Два студента ешивы, Сэндер и Мэндел, обсуждали слухи о войне, охватившие ужасом всю Европу в июле 1914 года. Мэндел был катастрофически пессимистично настроен относительно будущего, и Сэндер пытался его утешить.

«На твоем месте я бы не волновался, – сказал Сэндер. – Это событие может миновать, но даже если война все же случится, у тебя все равно будет два варианта: тебя могут отправить воевать на фронт, а могут и не отправить воевать на фронт. Если тебя не отправят на фронт, то тебе не о чем волноваться, но даже если тебе предстоит отправиться на фронт, то у тебя все же остается два варианта: тебя могут ранить, а могут не ранить. Если тебя не ранят, то тебе не о чем волноваться, но даже если тебя и ранят, то у тебя все еще есть два варианта: тебя могут ранить легко, а могут ранить тяжело. Если ранение легкое, тебе не о чем волноваться, а если ранение серьезное, то у тебя по-прежнему остается два варианта: ты можешь умереть от ранения, а можешь и не умереть. Если ты не умрешь, то тебе не о чем волноваться, а если ты умрешь, то у тебя еще есть два варианта: ты можешь отправиться в благое или дурное место. Если ты отправишься в благое место, тебе не о чем волноваться, но даже если ты отправишься в дурное место, у тебя, тем не менее, есть еще вариант: войну могут не объявить, и потому тебе еще не о чем волноваться».[35]

Как ни странно, но моя любимая «талмудная» история не имеет к Талмуду никакого отношения. Когда я был студентом ешивы, у нас был один ученый раввин (я буду называть его Рабби Леви), который в преклонном возрасте ослеп. Тем не менее, поскольку раввин знал столь большие объемы Талмуда и комментариев наизусть, то мог продолжить проводить ежедневные занятия по Талмуду. К сожалению, Рабби Леви знал имя только одного студента – Голдстейна – и ежедневно вызывал его читать и объяснять ту часть Талмуда, которую изучали на занятиях. Голдстейн психовал по этому поводу, и как-то утром, когда Рабби Леви произнес: «Ну, Голдстейн, читай Талмуд», – он измененным голосом сказал: «Голдстейна сегодня нет». Рабби Леви умолк на мгновение, а потом ответил: «Раз Голдстейна нет, то читай Талмуд ты».

Здравый смысл сошел с ума: юмор абсурда

Пришло время, когда ношение таллита (иудейское молитвенное покрывало. – Примеч. пер.) и ермолки не закрывает человеку вхождение в Белый Дом – если только, разумеется, этот человек не еврей.

Джулес Фарбер, из сборника Уоллеса Маркфилда «Ты сможешь жить, если тебе позволят»

Юмор абсурда, как тот, что вдохновлен Талмудом, коренится в парадоксе и иронии. Соответственно, поскольку в иудаизме верят, что этот мир создан Богом совершенным, то это должно иметь смысл. Однако история евреев, полная антисемитского насилия и другой несправедливости, наводит на мысль, что большинство из того, что происходит в мире, не имеет вообще никакого смысла. Отсюда неучтивое мнение Уоллеса Маркфилда об американском плюрализме. При том, что еврейские ценности оказывают влияние на всеобщую культуру (христианство все же начиналось как одно из течений иудаизма), эта культура, тем не менее, не желает принять евреев.

Одним из примечательных образцов неприятия был Мартин Лютер, чей бунт против католической церкви в XVI веке был во многом подогрет его пониманием еврейской Библии. На самом деле он перевел Библию на немецкий язык, и, как он сам позже заметил: «Я старался сделать Моисея настолько немецким, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что он еврей», – что стало непреднамеренно комичным предвестием саркастического замечания Уоллеса Маркфилда.

Более, чем любой другой жанр еврейского юмора, абсурдный юмор часто подпадает под категорию «смеяться, чтобы не плакать».

К главе похоронной компании подходит человек, который хочет оформить похороны своей только что умершей супруги в кредит.

– Но мы же давали вам деньги на похороны жены три года назад, – говорит ему руководитель компании.

– Да, но я снова женился.

– О, я не знал. Мазал тов!

Помимо высмеивания неразумности мира, юмор абсурда обрушивается и на неразумность людскую.

Еврейка катит своего внука в коляске. Ее останавливает женщина и говорит:

– Какой замечательный ребенок.

– А, да разве это что-то. Вот вы бы видели его фотографии!

Бабушка совершила типичнейший проступок, являющий собой антипатию к реальности. Играет роль не то, что мы есть в действительности, а то, какой образ мы хотим представлять. Поэтому люди улыбаются на фотографиях даже тогда, когда они опечалены.

Гручо Маркс был особо искусен в указывании на губительную ошибку популярных, но неразумных убеждений (см. его комментарий на тему антисемитизма в гл. 5). Лео Ростен, друг Гручо, вспоминает, как комик однажды проколол ауру, окружавшую широко известного медиума.

В Голливуде народ был очарован человеком, проводившим дорогостоящие сеансы, на которых демонстрировал сверхъестественные силы.

Гручо сагитировали сходить на один.

Медиум ходил вокруг стола, призывая души давно умерших родителей, передавая послания к умершим и от умерших, делая поразительные предсказания и уверенно отвечая на вопросы на любую тему.

Наконец, спустя два часа, медиум сказал: «Мой ангел-посредник устал. Есть время на один вопрос. Вы можете выяснить все, что хотите».

Гручо закричал: «Что является столицей Северной Дакоты?»[36]

Три анекдота о ресторанах

Есть на удивление много анекдотов на тему еврейских ресторанов, и кажется, что абсурдность – это просто их суть. Начать хотя бы с того, что даже еврейские блюда, по крайней мере, их названия, вызывают смех. Как объяснил Стив Ален: «Такие слова, как копченая лососина, селедка, рубленая печень, куриный суп и маца, неимоверно забавнее, чем форель, окунь, тушеная баранина, овощной суп и хлеб из цельного зерна».[37] Говорят, что Ф. Скотт Фицджеральд специально ходил в гастроном, чтобы послушать, как люди говорят книш.

Возможно, лучше всего из еврейских слов о еде известно слово «кошер». В современной Америке это слово приобрело положительные оттенки, символизируя чистоплотность и чистоту. Многие кошерные продукты, в частности, мясо, покупаются неевреями и нерелигиозными евреями, которые убеждены в том, что эти продукты лучшего качества. Приведенный ниже анекдот американских евреев начала XX века показывает, что это отношение могло появиться в достаточно недавнем прошлом.

Два человека зашли в ресторан в Нижнем Ист-сайде на Манхэттене. Первый заказал чай.

Второй тоже заказал чай, но добавил официанту: «Проверьте, чтобы стакан был чистым».

Официант возвращается с двумя стаканами чая и спрашивает: «Кто из вас просил в чистом стакане?»

Следующий анекдот крутится вокруг восклицания «Axa!» на идише, которое часто используется в споре в качестве решающего штриха. Состоя только из трех букв, оно подразумевает: «Вы видите, насколько я прав и насколько неразумно было с вашей стороны противоречить мне все это время?»

Голдстейн десять лет ходил в один и тот же ресторан в Нижнем Ист-Сайде. Каждый день он начинал с одного и того же – перлового супа. Как-то раз, едва он зашел, официант тут же подал ему на стол тарелку супа.

– Я хочу, чтобы вы попробовали перловый суп, – сказал Голдстейн, когда официант развернулся уходить.

– В чем дело? – говорит официант. – Вы ежедневно заказываете перловый суп.

– Я хочу, чтобы вы попробовали перловый суп, – повторил Голдстейн.

– Вы не желаете перловый суп? – говорит официант. – Я принесу вам что-то другое.

– Я хочу, чтобы вы попробовали перловый суп, – повторил Голдстейн.

– Ну хорошо, хорошо, я попробую перловый суп, – устало говорит официант. – А где ложка?

– Axa!

Дело происходит в другом еврейском ресторане. Заходит посетитель, и у него принимает заказ официант-китаец, говорящий на безупречном идише.

После того, как официант принял заказ и отправился на кухню, человек подозвал управляющего:

– Где вы нашли официанта-китайца, который знает идиш?

– Тсс! – говорит ему управляющий. – Он думает, что изучает английский.

Старейшие абсурдные шутки связаны с Челмом и восходят к XIX веку. За жителями Челма, реального города в Польше, по неизвестным причинам оказался закрепленным образ идиотов. Большинство челмских анекдотов безвкусны, в них горожане изображены настолько глупыми, что смеяться над этим сродни тому, чтобы смеяться над умственно отсталым человеком.

Однако лучшие челмские анекдоты – не о глупости, а, скорее, о наивности, столь неординарной, что слушателей просто выбрасывает в новое видение реальности. Лос-Анджелесский комедийный актер Лари Вилде рассказывает один из них:

Хокман, еврейский учитель, и Лучинский, рабби Челма, потягивают чай и обсуждают городскую экономику.

– На бедных сваливается огромная несправедливость, – вздыхает Хокман. – Богатый, у которого денег больше, чем ему требуется, может покупать товары в рассрочку. Бедный же, у которого даже мелочь в кармане не звенит, вынужден платить за все наличными. Разве это справедливо?

– Конечно, – отвечает рабби.

– Но ведь должно же быть иначе, – настаивает Хокман. – Богатый, который при деньгах, должен платить наличными, а бедный должен иметь возможность приобретать товары в рассрочку.

– Я высоко ценю твои идеалы, – говорит рабби, – но коммерсант, который дает возможность бедным вместо богатых покупать товары в рассрочку, вскорости сам станет бедным.

– Значит, – возражает еврейский учитель, – он тогда тоже сможет покупать товары в рассрочку![38]

А вот другой анекдот:

Еврейский учитель в Челме как-то заявил:

– Если бы я был Ротшильдом, я бы был богаче, чем Ротшильд.

– Почему?

– Потому что я бы давал уроки еврейского на стороне.

Челмские евреи слышат те же слова, что и мы, но понимают их по-другому:

Еврей из Челма попал в Варшаву. В главной шуле (синагоге) он слышит, как шамме загадывает загадку:

«Сын моего отца, но не мой брат. Кто это?»

Никто не знает.

«Это я», – говорит шамме.

На челмского еврея это произвело глубокое впечатление. Вернувшись домой, он после службы в шуле спрашивает: «Сын моего отца, но не мой брат. Кто это?»

Никто не знает, и тогда челмский еврей отвечает сам: «Шамме в Варшаве».

В «Арабском политическом юморе» Халид Киштайни приводит египетский аналог этой истории, который более язвителен своей социальной критикой.

Женщина, живущая бедной жизнью, все время раздражалась тем, насколько ее муж был озабочен политикой и его восторгами по поводу бывшего президента Египта Гамаля Абделя Нассера и его партии Социалистический союз. «Посмотри на себя! Что ты получил от Нассера и всех твоих разговоров о его партии? Почему бы тебе не пойти и не попросить его? Что мы имеем с него?»

Женщина «достала» мужа, и отчаявшийся супруг решил принять ее вызов и поехал встретиться с политическим лидером. Выслушав историю, Нассер предложил ему подойти к окну и рассказать, что он видит. Там были чудесные президентские сады, идеально спланированные и чистые дорожки, величественные дворцы и четырехзвездный отель «Каир». «Теперь отправляйся к своей жене, и скажи ей, что через десять лет, под руководством Социалистического союза, таким станет весь Египет».

Человек был глубоко поражен и спешил домой рассказать обо всем жене. «Подойди к окну и расскажи, что ты видишь». Жена подошла к окну их лачуги и начала описывать, что она видела – разверзнутую помойную яму, смердящую в зной, детей в лохмотьях, дерущихся за заплесневелое печенье, кучу мусора, свалку ржавых машин и т. д. и т. п. «Еще десять лет под руководством Социалистического союза, и весь Египет станет таким», – сказал муж жене.[39]

Псевдоразумный абсурд

К «псевдоразумному абсурду» можно отнести те истории, в которых говорящий претендует на знание чего-то, но в конечном итоге демонстрирует слушателям свою некомпетентность. Вот один из примеров XIX века.

Еврей спрашивает друга:

– Как работает телеграф? Не могу понять, как им удается передавать сообщения по проводам?

– Забудь о проводах. Лучше представь огромную собаку с головой в Ковно и хвостом в Вильне. Потяни за хвост в Вильне, и собака гавкнет в Ковно.

– Понятно, – говорит друг. – Но как работает беспроводной телеграф?

– Точно также, только без собаки.[40]

Две тысячи лет назад Талмуд советовал: «Научи язык свой говорить: „Я не знаю“». Однако из-за того, что еврейская культура придает столь большое значение интеллектуальным достижениям, подобные признания даже в незначительных вопросах, даются евреям очень нелегко.[41]

В вышеприведенной истории ни один из евреев не знает, как работает телеграф, но лишь один признается в этом. Собиратель фольклора Иммануэль Олсвангер отмечает, что варианты этой истории распространены в России и арабском мире. Они, как правило, заканчиваются словами: «Потяни за хвост в Вильне, и собака гавкнет в Ковно», или чем-то вроде этого. Согласно Олсвангеру: «Значение еврейского варианта в том, что в нем есть сверхкульминация, что делает первоначальную концовку всего лишь псевдокульминацией…Рассказчик получает удовольствие от того, что у него есть возможность подразнить слушателей, и когда они начинают смеяться над псевдокульминацией, он получает огромное наслаждение, и может сказать им: „Дурни, что смеетесь? Действительно забавное еще впереди!“ Тогда те, кто рассмеялся, начинают чувствовать себя так, словно они начали аплодировать до того, как музыкант закончил играть произведение».[42]

Голдстейн говорит своему другу Сильверу:

– Жизнь подобна тарелке супа из тунца.

Сильвер помолчал минуту, затем спросил:

– А почему жизнь подобна тарелке супа из тунца?

– Откуда мне знать? Я что – философ?

В другой версии Голдстейн пожимает плечами и говорит: «Тогда она не подобна тарелке супа из тунца».