Миссис Энтерсон привыкла всегда поступать по-своему, и поэтому, когда доктор уложил ее в кровать и приставил к ней сиделку, она энергично запротестовала. Затем объявила всем, что, как хозяйка дома, имеет право командовать, и прежде всего прогнала доктора и сиделку.
После этого миссис Энтерсон позвала к себе в комнату прислугу: девушки подумали, что их госпожа, чувствуя приближение смерти, готовится сделать некоторые распоряжения относительно своего имущества, и втайне надеялись, что и им будут оставлены некоторые суммы. Однако, они были разочарованы: миссис Энтерсон сидела за туалетным столиком перед зеркалом, старательно пудрясь и подкрашивая лицо.
— Если доктор или сиделка вернутся, не впускайте их, — сказала она, не оборачиваясь. — С сегодняшнего дня весь мой дом погружается в глубокий траур. Каждая из вас получит по фунту на покупку траурного платья. Я читала, что у Харродса на этой неделе дешевая распродажа платьев. — Она открыла сумочку, вынула из нее три фунтовые бумажки и отдала их им. Затем сделала знак рукой, чтобы девушки удалились.
Все утро миссис Энтерсон не знала, куда деться от тоски. Днем она пробовала утопить свое горе в коньяке, который поглощала большими рюмками…
Ее размышления были прерваны приходом почтальона. Он принес только одно письмо — очень неприятное для нее:
«Милостивая госпожа!
Я был бы Вам чрезвычайно признателен, если бы Вы вернули мне ту сумму, которую задолжали. Буду ждать Вас в условленное время в условленном месте. Теперь, когда Ваш сын скончался, не может быть и речи о переходе к Вам состояния Вашего мужа. Пеняйте исключительно на себя. Я предупреждал Вас, чтобы он был осторожнее, потому что ему грозила опасность. Повторяю: очень прошу вернуть мне долг.
Старуха, прочтя письмо, пришла в ярость, и вынула из комода старый револьвер. В это время служанка принесла чашку горячего чая. Она была одета во все черное.
— Простите меня, миссис, но кухарка спрашивает, по ком мы носим траур?
Миссис Энтерсон бросила на нее негодующий взгляд и резко ответила:
— По мне!
Служанка бросилась в кухню и рассказала там, что хозяйка, вероятно, помешалась.
Миссис Энтерсон вышла из дому и поймала такси. Когда она подъехала к дому, где помещалась контора Блонберга, шел сильный дождь.
— Подождите меня здесь, — сказала она шоферу.
Старуха быстро поднялась по лестнице и остановилась лишь на последней площадке, чтобы перевести дыхание. Открыв дверь, она очутилась в хорошо знакомой ей грязноватой комнатке и села на свое обычное место у стола.
— Вы здесь? — шепотом спросила она.
— Да, я здесь, — послышался ответ из соседней комнаты. — Вы принесли деньги?
— Мой сын… — взволнованным голосом начала она.
— Ваш сын был таким же психически ненормальным, как и его отец.
Миссис Энтерсон пришла в ярость.
— Вы тоже участвовали в заговоре против моего мальчика — и вы, и Питер, и его жена!
Она пробовала вынуть из кармана револьвер, но он застрял в разорванной подкладке шубы.
— Не говорите чепухи, — послышался голос из соседней комнаты. — Ведь Базиля предупреждали. Ему дали поручение, которое он не исполнил.
— Ах, вот как! — воскликнула она. — Убийца! Убийца!
В лицо ей ударил ослепительный свет. Она поняла, что его нарочно зажгли. Старуха вскочила на ноги, опрокинув при этом стул, и дважды выстрелила в темную комнату, в своего невидимого врага. Она услышала глубокий вздох и с торжеством воскликнула:
— Я убила его! Я убила его!
Шатаясь, миссис Энтерсон вышла из комнаты, спустилась по лестнице и, наконец, очутилась на улице.
— Отнимите у нее револьвер! — услышала она чей-то голос.
Кто-то больно схватил ее за руку и выхватил из рук револьвер. Возле дома собралась уже довольно большая толпа. Полицейский продолжал крепко держать ее за руки.
— Отправьте ее в больницу, — услышала она чей-то резкий голос. — Трое полицейских пойдут со мной в дом. Стреляйте лишь в крайнем случае.