Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый

За десять недель до десяти дней, которые потрясли мир

На протяжении четырех августовских дней (не путать! — 1917 года), Временное правительство Российской республики, ясно понимая, что государственный корабль вот-вот пойдет ко дну, собрало в Москву, на Государственное совещание более двух тысяч представителей всех социальных слоев тогдашнего общества. Собрало с единственной целью — достигнуть консолидации и тем самым отстоять демократическую Россию. Вы прочтете здесь фрагменты речей А. Ф. Керенского — главы Временного правительства, Н. Д. Авксентьева — министра внутренних дел, С. Н. Прокоповича — министра продовольствия, Н. В. Некрасова — министра финансов; В. Д. Набокова — депутата I Государственной думы, отца знаменитого ныне писателя; казацкого атамана генерала А. М. Каледина; одного из руководителей Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов Г. А. Мартюшина; предводителя российских промышленников А. И. Гучкова; В. А. Маклакова — депутата IV Государственной думы; И. Г. Церетели — представителя меньшевиков; П. Н. Милюкова — представителя кадетов; Мачавариани (его инициалы, к сожалению, нам неизвестны) — представителя близкой к кадетам грузинской Национальной демократической партии; О. О. Грузенберга, выступавшего от имени еврейской национальной группы, в которую входили и сионисты; мусульманина А. М. Топчибашева; и двух патриархов российского революционного движения — анархиста князя П. А. Кропоткина и основоположника социал-демократии Г. В. Плеханова.

Причины, по которым предложенные ими — и другими участниками Государственного совещания — рецепты спасения Российской республики не могли быть реализованы, достаточно прозрачно изложены в документе, завершающем нашу публикацию — Декларации большевиков.

Речи печатаются по изданию: Государственное совещание. Стенографический отчет. М. — Л., 1930.

1. Ввиду исключительных событий и в целях единения государственной власти со всеми организованными силами страны, созвать 12–14 августа Государственное Совещание в Москве.

2. Поручить организовать упомянутое в предшедшем 1-м отделе Совещание министру почт и телеграфов совместно с министром торговли и промышленности и путей сообщения.

3. Отпустить по смете канцелярии Временного Правительства 1917 г. на расходы, сопряженные с созывом упомянутого в отделе 1-м Совещания, 50 000 руб., с отнесением этой издержки на счет кредитов на непредусмотренные сметой экстренные, в течение года, надобности.

(Выписка из журнала заседаний Временного Правительства № 144 от 31 июля 1917 г.)

(Городским думам, земским управам, университетам и ученым учреждениям, кооперативным и профессиональным организациям, Советам Р., С. и Кр. Д., фронтовым армейским Советам и т. д.)

Временное Правительство, в виду исключительности переживаемых событий, в целях обращения правительства ко всем организованным силам страны, постановило созвать в Москве с 12 по 14 августа Государственное Совещание. К участию в этом Совещании привлекаются: представители политических, общественных, демократических, национальных, торгово-промышленных и кооперативных организаций, руководители органов демократии, высшие представители армии, научных учреждений, члены Государственной Думы четырех созывов. Особые приглашения будут посланы верховному главнокомандующему и бывшему министру-председателю кн. Львову. Собрание предполагается устроить в Николаевском дворце, в Кремле. Государственное Совещание откроется докладом министра-председателя, который ознакомит членов Совещания с положением страны и с программой деятельности нового правительства. Затем выступят с докладом представители отдельных ведомств — с речами, посвященными выяснению отдельных отраслей государственного управления и государственного хозяйства.

Ожидается свыше тысячи участников.

А. Ф. КЕРЕНСКИЙ. В великий и страшный час, когда в муках и в великих испытаниях рождается и создается новая свободная великая Россия. Временное Правительство не для взаимных распрей созвало вас сюда, граждане великой страны, ныне навсегда сбросившей с себя цепи рабства, насилия и произвола. (Бурные аплодисменты.) Временное Правительство призвало вас сюда, сыны свободной отныне нашей родины, для того, чтобы открыто и прямо сказать вам подлинную правду о том, что ждет вас и что переживает сейчас великая, но измученная и исстрадавшаяся родина наша. Мы призвали вас сюда, чтобы сказать эту правду всенародно в самом сердце государства Российского, в городе Москве. Мы призвали вас для того, чтобы впредь никто не мог сказать, что он не знал, и незнанием своим оправдать свою деятельность, если она будет вести к дальнейшему развалу и к гибели свободного государства Российского. (Аплодисменты.)

А положение, граждане, очень тяжелое, и государство наше переживает час смертельной опасности. Нам говорят, что, может быть, мы нарочно сгущаем краски, преувеличиваем опасность, чтобы запугать кого-то, застращать кого-то и тем усилить авторитет своей собственной власти. Но вы знаете, граждане, что до сих пор мы такого собрания не созывали. Мы только, каждый из нас в частности, и Временное Правительство все в целом, и я, неоднократно предупреждали о том страшном часе, который может настать. Я не буду пред вами подробно излагать положение государства нашего. Все вы люди земли, каждый из вас кровными узами связан с той или другой территорией, с тем или иным классом, с теми или другими служебными, гражданскими или профессиональными обязанностями. И я думаю, все мы ощущаем в душе смертельную тревогу. Все мы это знаем, но не хватает у нас великого мужества самоограничения, и у многих из нас не хватает достаточно стремления и чувства к жертве, к подвигу и к великому самоотвержению. А между тем то небывалое в истории нашего государства дело, которое мы творим, — создание свободной нации из распыленных масс, стонавших под пятой варварского самодержавия, — эта задача, одновременно выпавшая на нас с великой борьбой с организованным, мощным, беспощадным врагом, эта задача подлинно требует жертвенности, подвига, великого пламени любви к родине и самоограничения и отказа от своих личных, групповых и классовых интересов. (Аплодисменты.) Голодающие города, все более и более расстраивающийся транспорт, эта артерия питания и армии, и тыла, и всех граждан государства Российского, падение производительности в промышленной и заводской работе, открытый отказ поддерживать государство великими жертвами имущества и достояния своего со стороны многоимущих и многим владеющих (аплодисменты), — привело к тому, что падение производительности, т. е. расхищение, исчезновение национальных богатств и орудий защиты и творчества, одновременно сопровождается опустошением государственной казны и великим финансовым и денежным кризисом. Но то же и еще большее мы видим и в политических настроениях, где процесс распада и распыления на все новые и новые враждующие между собой партии и группы сталкивается с все более и более поднимающим голову стремлением некоторых национальностей государства Русского искать спасения не в более и более тесном единении с живыми силами государства Российского, а в стремлении все больше и определеннее отмежевать судьбу свою от нас, одинаково и бескорыстно боровшихся за свободу и самоопределение всех народов нашей державы. (Аплодисменты.) И, наконец, все это было покрыто великим испытанием и непереносимым позором, который свершился на фронте, когда части русских войск не под напором и натиском вражеских сил, а по малодушию и презренной трусости уходили назад, забывая свой долг перед родиной и завоеванной свободой. (Аплодисменты.)

Недоверие к власти, неуменье творчески работать, стремление только разлагать и только критиковать, восторг и наслаждение не от творчества, не от подчинения своих личных желаний и иногда партийных интересов железному закону государственного уклада и государственной необходимости — не в этом свободные русские граждане черпают для себя вдохновение и великий восторг творчества (голоса: «Браво»), а только в разрушении, только в новой критике, только в стремлении каждую творческую попытку, если она в чем-нибудь не совпадает с абсолютным желанием той или другой группы, превращать в средство нового разрушения и в средство нового распыления России. (Аплодисменты.)

Это отсутствие творчества и стремления к нему, эта постоянная борьба между собою — это есть наследство от старой власти, это русская болезнь, которая прививалась столетиями к телу русского народа, потому что ненавистная государству власть могла управлять, только натравливая части населения друг на друга и развращая отдельные элементы населения подачками и привилегиями на службе врагам народа. (Аплодисменты.) Но к этому, господа, прибавилось то, о чем мы часто говорили во всех Государственных Думах: это — насилие, издевательство над правом и правосудием, это — воспитание всего населения не в нормах закона, не в праве и справедливости, а в подчинении права и справедливости интересам имущих и власть имеющих. Если теперь мы встречаемся с великим разгулом, произволом, неуважением к человеку и его правам, издевательством над новым правом, то мы, стоящие во главе государства и умудренные не летами, может быть, но опытом управления, мы знаем, с каким наследством мы имеем дело, и с великим терпением и с великой любовью мы стремимся возродить, вернуть, а если понадобится, и заставить признать общее право и великие нормы всемирной человеческой справедливости.

Н. Д. АВКСЕНТЬЕВ. Мы, Временное Правительство, во внутреннем строительстве должны при помощи всех живых сил страны поставить во главу угла идею государственности и идею порядка (аплодисменты), идею новой государственности, идею революционного порядка во имя спасения нашей родины, во имя спасения завоеваний революции, во имя спасения самого смысла существования каждого сознательного российского гражданина и того великого демократического союза, который вмещает в себе все истинно живые, все истинно свободные силы страны. (Аплодисменты.) Ради этого порядка революции, ради твердого и определенного проведения идеи государственного строительства Временное Правительство обладает и должно обладать сильною властью. Оно, опираясь на общественность, покажет, что оно может в области государственной созидать и что оно будет созидать. Оно будет бороться против антигосударственной распыленности со всей полнотой власти. И вы должны ясно сознать, что если правительство не будет в состоянии обладать этой полнотой власти, то придет кто-то другой, который возьмет эту власть, но уже не во имя общественности, а во имя антиобщественных интересов и проявлений. (Аплодисменты.)

С. Н. ПРОКОПОВИЧ. Само собой разумеется, поскольку идет речь о современном положении народного хозяйства, доминирующим фактором, определяющим все и вся, является война. Война взяла у нас массу работников из народного хозяйства. Война нам стоит колоссально дорого.

Позвольте огласить основные цифры: в первый год войны, с июля 1914 года по июль 1915 года, война нам обошлась в 5,3 миллиарда рублей. Во второй год — в 11,2 миллиарда, в третий год мы израсходовали на войну уже 18,6 миллиардов. В общем надо считать, что на войну в третий год ее мы израсходовали до 40–50 % нашего народного дохода, от 40 до 50 % всей той массы материальных ценностей, которую создает страна и которою она живет. Несомненно, мы были плохо подготовлены к ведению такой колоссальной, такой дорогой войны.

Затем чрезвычайно тяжело на нашем хозяйственном положении сказывается еще другое обстоятельство — то, что мы с самого начала, с первого года войны, были отрезаны от мирового рынка. Наши союзники имеют возможность получать те материальные ценности, те изделия, орудия, которые им нужны: пушки, хлеб, одежду, материал для одежды, — все это они могут получать с мирового рынка. Благодаря этому, отягощение их народного хозяйства, национального хозяйства, происходит в относительно незначительной мере по сравнению, конечно, с нашим: нам все приходится брать изнутри. По тем данным, которыми мы располагаем, приблизительно только около 16 % расходов на войну покрывается привозом из-за границы, 84 % покрывается на внутреннем рынке. При таком положении вещей, если нам приходится отдавать около 40–50 % народного дохода на войну, само собой разумеется, в стране прежде всего должно создаться бестоварье. Масса товаров, масса тех материальных благ, которыми жило, которыми существовало население, оттекает на войну, и при таком положении, если бы не было регулирующего вмешательства государства, фатально мы имели бы следующее: наряду с бестоварьем, наряду с оскудением внутреннего рынка материальными ценностями происходил бы колоссальный рост их цен, создалась бы колоссальная дороговизна, колоссальное их вздорожание. Затем в области распределения мы имели бы чрезвычайный рост прибыли на капитал, рост земельной ренты и резкое падение заработной платы. Мы имели бы чрезвычайное ухудшение бюджета трудящихся и чрезвычайное благополучие имущих классов.

Наконец, что касается производства, то, при таком положении вещей, фатально должно было произойти падение производства, падение, которое в настоящее время в Донецком бассейне на одну рабочую силу достигает 50 % выработки. Добыча упала приблизительно наполовину. Вот что неизбежно создается такими оттоками материальных ценностей на войну, и это было бы совершенно фатально, если бы тут не вмешалось своей регулирующей властью государство.

При таком положении вещей абсолютная свобода торговли, абсолютная, неограниченная собственность на продукты и на средства производства должны были бы привести к обнищанию народных масс, к чрезвычайно тяжелому положению этих масс, и поэтому регулирующее вмешательство государства — регулирующее в смысле установления твердых цен, в смысле определяющего влияния на распределение продуктов в стране между различными классами населения, и, наконец, в смысле регулирующего вмешательства в известных случаях в производства — является государственной необходимостью. По этому пути пошло правительство.

Положение страны в продовольственном отношении является в настоящее время очень тяжелым. Все заготовки, которые возложены на министерство продовольствия по хлебному и зерновому фуражу, достигают размеров от 700 до 800 миллионов пудов на этот четвертый год войны. Между тем на первый год нужно было всего 300 миллионов пудов, на второй — 500 миллионов и на третий — 600 миллионов пудов. Вы видите, как растут заготовки, как растет спрос в стране на хлеб. Жиры приходится заготовлять для одной только армии в количестве 8 ¹/2 миллионов пудов, мясо — в размере 50 миллионов пудов. Эти требования, предъявленные к народному хозяйству, колоссальны. А между тем основным продуктом питания — хлебом — население во многих местах не обеспечено. Петроград и Москва все время получают уменьшенный паек — ³/4 фунта хлеба на душу. Таким образом удалось составить в Петрограде и в Москве небольшие 2 ¹/2–3-недельные запасы, но и те за последнее время, вследствие задержки транспорта, иссякли. В настоящее время запасы в этих городах упали до минимума, и приходится принимать экстренные меры, чтобы население не осталось без хлеба. Острую нужду в хлебе в течение всего лета испытывали также губернии Калужская, Владимирская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, Тверская, Смоленская, Витебская, Могилевская, где не только городское, но и сельское население питается в это время привозным хлебом.

В общем, хлебные ресурсы страны нужно считать очень напряженными. При довольно остром недостатке в крупе, хлеба хватит и еще останется. Но взять и распределить этот хлеб в высшей степени трудно. Равновесие в обмене нарушено и восстановить его при данных условиях немыслимо: деревня ни в коем случае не может получить в обмен на свои продукты равновеликое количество ценностей. И те требования, какие предъявляет в этом отношении деревенское население, если бы эти требования были удовлетворены, не могут дать надлежащего эффекта.

Требования же эти таковы:

а) Повышение твердых цен. Это требование идет главным образом из среды крупных помещиков, которые в некоторых местах успели захватить в сферу своей агитации и некоторые слои крестьян. Не говоря о других последствиях, в высшей степени тяжелых, к каким привело бы удовлетворение этого требования, в данном отношении повышение твердых цен привело бы к тому, что деревня еще больше стала бы получать денег, которых и без того у нее имеется избыток, и в результате стимулы к отчуждению продуктов у нее еще более ослабели бы.

б) Установление твердых и справедливых цен на мануфактуру, железо и другие необходимые деревне продукты индустрии. Это требование является со стороны крестьян особенно настойчивым и безусловно справедливым. Удовлетворить его, во что бы то ни стало, необходимо. Но не следует упускать из виду, что удовлетворение его лишь в психологическом отношении даст большой плюс, в экономическом же отношении даст скорее минус.

Дело в том, что доставить деревне нужные ей продукты индустрии и тем более покрыть весь спрос, какой она может предъявить на них теперь, при избытке денежных знаков, государство совершенно не в силах. Таких продуктов может быть дано ограниченное и притом очень небольшое количество.

в) Установление трудовой повинности. (Аплодисменты.) Это требование, и притом с особой настойчивостью, крестьяне начинают выдвигать лишь в самое последнее время. Насколько можно уяснить себе его, оно является наиболее сознательным и целесообразным. С одной стороны, оно продиктовано, по-видимому, сознанием, что никто не вправе при данных условиях выдвигать свои эгоистические классовые требования. Отказываясь от таких требований, со своей стороны, крестьяне желают, чтобы и городской рабочий класс встал на путь жертв, а не защиты только своих классовых интересов. С другой стороны, в этом крестьяне и как класс заинтересованы. Уменьшение производительности труда и чрезмерно высокие оплаты его в городах влекут за собой уменьшение количества полезных и нужных, в частности деревне, продуктов и резкое повышение цен на них.

В связи с крайне напряженной работой всего железнодорожного механизма в течение всей текущей войны, а также с резким за последнее время падением производительности труда, авторитета руководителей на железных дорогах и дисциплины у служащих, равно и в связи с недостатком материала и запасных частей, положение на железных дорогах создалось крайне тяжелое. За 7 месяцев текущего года не догружено против того же периода прошлого года 980 000 вагонов, из коих 250 000 падает на один лишь июль месяц. Это приблизительно составит в нормальном торговом обороте на наших дорогах около 15 %.

Граждане, так дальше наша хозяйственная жизнь идти не может. Дальнейшее падение производительных сил угрожает гибелью всему государству, всему народу, армии, всем нам, делу революции. Граждане капиталисты, отдайте в распоряжение Временного Правительства ваши предпринимательские способности и ваши капиталы. Граждане рабочие, отдайте государству ваш труд. Граждане крестьяне, накормите вашим хлебом армию и города, работающие на оборону страны. Спасение родины в ваших жертвах. (Аплодисменты. Движение в зале.)

Н. В. НЕКРАСОВ. Ни один период российской истории, ни одно царское правительство не было столь расточительно — я не касаюсь мотивов этой расточительности — ни одно не было столь щедро в своих расходах, как правительство революционной России. Если говорить на языке цифр, то я не знаю другой более красноречивой таблицы, характеризующей эту роль революционного периода, чем цифры выпуска кредитных билетов за весь период войны.

В 1914 г., за последние его военные месяцы, в среднем ежемесячно выпускалось 219 миллионов рублей, в 1915 г. — 223 миллиона, в 1916 г. — 290 миллионов, в первые два месяца 1917 г. в среднем — 423 миллиона и с 1 марта по 16 июля в среднем — 832 миллиона. Я привожу эти цифры не для того, чтобы производить панику, не для того, чтобы кого бы то ни было обвинять. Я говорю так для того, чтобы поставить перед всеми это сознание ответственности, которое может сейчас помочь выйти из того исключительно тяжелого положения, в котором мы находимся. Граждане, то расходование средств, которое было до сих пор, нам не по карману. Россия должна это прямо и определенно сказать. (Аплодисменты.)

В этом собрании нельзя говорить иначе как правду, как бы горька она ни была. Я должен сказать, что новый революционный строй обходится государственному казначейству гораздо дороже, чем обходился старый строй. Граждане, мимо этой истины нельзя пройти. Те цифры, которые я должен буду вам назвать, точно также выходят за пределы того, что мы могли знать в прошлом. Мы не знаем еще сейчас всей полноты тех расходов, которые будут возложены на государственное казначейство этими новыми условиями государственного строя. Но кое-какие штрихи уже имеются в нашем распоряжении. Они заставляют с чрезвычайной осторожностью подойти к этому новому революционному строю для того, чтобы внушить всем, имеющим к нему прикосновение, всем владеющим способностью приказывать в этих условиях, призыв к бережливости. По предварительным расчетам, расходы продовольственных комитетов на их организации могут достигнуть 500 миллионов рублей в год. (Возгласы изумления.) Расходы земельных комитетов исчислены по предварительным соображениям министерства финансов в 140 миллионов в год. (Возгласы изумления.) Мне нечего говорить вам, что такого рода расходов государственное казначейство выдержать не может и что им должен быть положен предел. (Бурные аплодисменты, возгласы: «Верно!»)

И я скажу, что есть еще другая сфера, которая чрезвычайно сильно влияет на государственное казначейство. Она незаметна в первый момент, она тоже делается явной и очевидной лишь после, это — повышение заработной платы рабочих. (Возгласы: «Верно».) Позвольте сказать вам, что по одному Путиловскому заводу требования, предъявленные до конца нынешнего года, требования кредита из государственного казначейства поднимаются до 90 миллионов рублей. (Движение в зале.)

И вот в этом отношении министерство финансов и Временное Правительство в целом не могут пройти без грозной, тревожной заботы о том, связано ли это повышение заработной платы с повышением производительности труда, может ли государство, кредитуя промышленность, облегчая и удовлетворяя требования рабочих, может ли государство рассчитывать на то, что повышение производительности труда, что создание новых ценностей даст тот базис для государственного хозяйства, который один может позволить государственному казначейству выдержать эти невероятные требования? (Аплодисменты.)

В. Д. НАБОКОВ. Не та контрреволюция страшна, которая зреет в скрытых заговорах, не та контрреволюция страшна, которая выходит на улицу с оружием в руках, — та контрреволюция страшна, которая под влиянием ужасов окружающего зреет и таится в наших сердцах, когда великие завоевания народные — братство, свобода и равенство ставятся под знаком вопроса, когда, говоря о свободе, мы говорим лишь о попираемой свободе, когда, говоря о равенстве, мы говорим лишь о равенстве перед голодом, холодом, бедствием и нуждой, и когда, говоря о братстве, нам приходится вспоминать, что Каин и Авель тоже были братьями. (Шумные аплодисменты.) И теперь мы должны бороться с этой контрреволюцией. Но эта борьба не есть борьба словами, как бы громки и как бы сильны они ни были. С этой контрреволюцией нельзя бороться железом и кровью. С ней можно бороться единым разумным государственным творчеством власти и готовностью всей страны к самоограничению и самопожертвованию. (Аплодисменты.)

Вникая в основные причины бедствий, переживаемых страной, члены первой Государственной Думы приходят к убеждению, что для борьбы с ними необходима единая власть, независимая, твердая и сильная как в центре, так и на местах. Нужно, чтобы власть эта стояла вне партий и вне классовых различий, осуществляя общие демократические начала, стремясь к установлению порядка, к восстановлению силы закона и обеспечивая личную безопасность и гражданскую свободу.

А. М. КАЛЕДИН. Для спасения родины мы намечаем следующие главнейшие меры: 1) армия должна быть вне политики (аплодисменты справа, возгласы: «Браво»), полное запрещение митингов, собраний (возгласы справа: «Правильно»), с их партийной борьбой и распрями; 2) все Советы и комитеты должны быть упразднены (шум слева, аплодисменты справа, возгласы: «Правильно») как в армии, так и в тылу (возгласы справа: «Правильно», «Браво», шум слева), кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных, при строгом ограничении их прав и обязанностей областью хозяйственных распорядков (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно», «Браво»); 3) декларация прав солдата должна быть пересмотрена (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно»; шум слева) и дополнена декларацией его обязанностей (возгласы: «Браво», «Верно», аплодисменты); 4) дисциплина в армии должна быть поднята и укреплена самыми решительными мерами (шум, возгласы справа: «Правильно»); 5) тыл и фронт — единое целое, обеспечивающее боеспособность армии, и все меры, необходимые для укрепления дисциплины на фронте, должны быть применены и в тылу (возгласы: «Правильно», «Браво»); 6) дисциплинарные права начальствующих лиц должны быть восстановлены (возгласы справа: «Браво, правильно», бурные аплодисменты; шум и свист слева), вождям армии должна быть предоставлена полная мощь. (Возгласы справа: «Правильно», аплодисменты.)

В грозный час тяжких испытаний на фронте и полного развала от внутренней политической и экономической разрухи страну может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных и умелых руках (возгласы справа: «Браво, браво») лиц, не связанных узкопартийными групповыми программами (возгласы справа: «Правильно», аплодисменты), свободных от необходимости после каждого шага оглядываться на всевозможные комитеты и Советы (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно»), отдающих себе ясный отчет в том, что источником суверенной государственной власти является воля всего народа, а не отдельных партий и групп.

(Возгласы справа: «Браво», бурные аплодисменты.)

Г. А. МАРТЮШИН. Всероссийский Съезд Крестьянских Депутатов вынес постановление по наболевшему для всей трудовой крестьянской России вопросу, такое постановление, которое естественно вытекало из всей той мечты нашего крестьянина, всей той земельной нужды и того тяжелого положения, в котором веками находился наш русский крестьянин. Съезд провозгласил тот лозунг, под знаменем которого погибали наши лучшие борцы, погибали наши все лучшие люди, это лозунг — «земля и воля». (Шумные аплодисменты.)

Но, вместе с тем, этот съезд постановил, что осуществление этого пожелания, этой наболевшей нужды может быть проведено только через Учредительное Собрание. (Аплодисменты на скамьях правых.) Наш съезд не пошел по тому пути, на который его толкали, по тому пути, что сейчас же, немедленно, необходимо нужно все это осуществить, все это проводить в жизнь. Он не пошел по тому пути, который называется большевизмом, будь то справа, будь то слева. Этот большевизм в общей форме выражается в том, что отдельные группы и отдельные слои, частью по заблуждению, частью по преступности, стараются воспользоваться тяжелым моментом, в котором находится наша родина, для того, чтобы растаскать сейчас, в этот тяжелый момент, то, что представляется возможным. Мы знаем, что большевизм, это — до известной степени зараза, которая то здесь, то там вспыхивает. Трудовое крестьянство в лице своих органов не стало на этот путь. По вопросу продовольственному этот съезд вынес постановление о том, что необходима хлебная монополия, что вместе с тем необходимо установить твердые цены на предметы первой необходимости.

А. И. ГУЧКОВ. Господа, мы воевали плохо. Теперь мы воюем еще хуже, а иногда и совсем не воюем. Проиграем ли мы войну? Не знаю, но мы к тому идем. Тяжкая моральная болезнь, охватившая армию и страну, протекает дальше своим роковым течением. Народное хозяйство расшатано вконец, непоправимо. Целые отрасли промышленности быстро идут к смерти, другие едва влачат свое существование. В частности, добыча топлива и металла падает в ужасающей прогрессии. Снабжение армии в боевом и интендантском отношениях встречает с каждым днем все новые и новые затруднения. Снабжение страны предметами первой необходимости становится чем-то несбыточным. Падение производительности труда — ужасающее. Продовольственный кризис приобретает уже характер народного бедствия, принимая местами самые острые формы. Сельскому хозяйству нанесены тяжкие, подчас непоправимые удары. Расстройство транспорта, особенно железнодорожного, приобретает размеры чудовищной катастрофы и грозит местами полным прекращением движения. Финансовый крах уже завершился, и благополучие государственного казначейства находится всецело в зависимости от быстроты оборотов и исправности печатных станков в экспедиции заготовления государственных бумаг. Банкротство органов самоуправления грозит в ближайшем будущем оставить без удовлетворения ряд наиболее жизненных и культурных потребностей населения, и в общественной атмосфере грозно накапливается напряженная тревога и озлобленное недовольство.

Такова картина русской современной действительности, картина, которую вы можете восстановить по тем штрихам и фактам, которые рассыпаны в докладах, сделанных представителями правительства. И в этой картине русской современности есть еще одна характерная черта сходства, сближающая ее с дореволюционным периодом. В центре этого трагического хаоса русской жизни стоит, как первопричина, современная русская государственная власть. И все пути врачевания наших общественных недугов, которые в совокупности своей сливаются в ту смертельную болезнь, которая ведет наш государственный организм к гибели, все они приводят нас к одной проблеме, проблеме оздоровления нашей центральной государственной власти. Эта проблема оздоровления власти не перестает быть очередной и жгучей с первых же дней переворота. Господа, эта власть больна тем, что ее нет. Эта власть — тень власти (аплодисменты справа), подчас являющаяся со всеми подлинными и помпезными атрибутами власти, с ее жестикуляцией и ее терминологией, с ее интонациями, в которых слышатся подчас оттенки, от которых мы как будто стали отвыкать, и тем трагичнее этот контраст между жизненной необходимостью создания подлинной, твердой, истинно государственной власти и между судорожными поисками и страстной тоской по этой власти.

Господа, почему же эта роковая, все повторяющаяся неудача? Можем ли мы рассчитывать, что проблема власти будет все же решена в тех путях, по которым шли до сих пор поиски? Я не буду говорить об основной ошибке, допущенной русским обществом, или, вернее, руководящими кругами русского общества, в том кризисе, который привел в конце концов к перевороту. Исторической виной этих руководящих кругов я признаю, что когда выяснилась невозможность дальнейшего мирного сотрудничества с властью, что когда удаление этой власти стало условием спасения родины, эти руководящие круги не взяли на себя самостоятельного руководства, а только присоединились к участию в нем наравне с другими, когда произошел стихийный сдвиг. (Голос: «Правильно»!)

Эта историческая вина предопределила и самый характер переворота, и все последующие события. Переворот в тех условиях, в которых он совершился, выдвинул на одно из первых мест в нашей политической жизни демократические силы, или, вернее, силы так называемой «революционной демократии». Этот термин далеко не покрывал собой все те демократические группы населения, которые столь многочисленны в нашем действительно демократическом русском народе. Это была лишь часть русской демократии, демократии, из которой были исключены некоторые наиболее культурные элементы демократии. Эта «революционная демократия», создавшая себе сперва в Петрограде, а затем и по всей России многочисленные организации, сделалась сейчас фактическим хозяином положения. Если юридически она являлась наравне с Исполнительным Комитетом Государственной Думы источником власти как первого состава Временного Правительства, так и последующих составов, то фактически, располагая значительной частью вооруженных сил среди солдат и рабочих, именно так называемая «революционная демократия» являлась носительницей государственной власти. Эта власть отнюдь не ограничилась моментами назначения и смены правительства. Это была постоянная, очень бдительная и очень деспотическая опека над той официальной властью, которую представляло собой Временное Правительство.

Вы вспомните знаменитую формулу «постольку, поскольку», и горячий протест Исполнительного Комитета Государственной Думы, и мой уход из состава правительства, как последнюю попытку протеста против такого уродливого и опасного положения, когда вся власть принадлежит безответственным людям, а вся ответственность лежит на людях безвластных. (Аплодисменты справа.) Эта черта нашего политического строя сохранилась и до сих пор, и в ней первопричина хронической слабости нашей государственной власти и безнадежности попыток ее оздоровления.

В. А. МАКЛАКОВ. Есть одна программа, один способ спасти революцию, это — программа разумного управления России, без утопий, грехов и ненужных ошибок. Сумейте использовать ее, покажите, что вы на высоте положения, и тогда революция укрепится. И я хочу сказать правительству, которым эта программа уже начата, которое первые шаги по ней сделало: пусть оно по ней идет до конца. Правительство не видит, что политические партии, организованное меньшинство страны — это не все. Правительство не видит, что народ, это — даже не партия, не те, которые голосуют за партийные списки. Правительство не хочет видеть, что партии как таковые могут ошибаться, даже самые передовые, самые популярные. Каждый может знать, что он хочет, но не каждому дано видеть, что можно. Политическая программа момента диктуется не волей политических партий, а волей истории. Пусть поймет правительство, что нужно России, что ей действительно нужно, и пусть идет по этой дороге смело, какие бы сопротивления это ни встретило. И я скажу больше: если правительство думает, что у них, разошедшихся с политическими партиями, не окажется фактической силы, то это ошибка, — за ним будет не организованное меньшинство, не партия, а та глубинная, темная масса народа, которая сейчас тихо, по недоразумению, подает свой голос за партийные списки. Эта масса, голос которой, как говорится, и есть «божий голос», эта масса своим инстинктом поймет, кто ее губит и кто ведет к спасению. (Шумные аплодисменты справа; возгласы: «Правильно!») И того, кто ведет ее к спасению, она окружит той любовью, тем сочувствием и той преданностью, против которых будут бессильны злопыхательства политических партий. (Аплодисменты.)

Россия, большая Россия, не партийное большинство, а большая настоящая Россия, пойдет за всяким, кто поведет ее к указанной цели. Россия, господа, за революцию себя не продаст! Для России нужно — спасать ее, а не революцию. И Россия любит революцию только за то, что революция, по ее мнению, спасет ее, и если она когда-либо в этом усомнится, никакими силами вы завоеваний революции не удержите. И те, кто дрожит сейчас над этими захватами и завоеваниями революции, увидят очень скоро, как они в своей политике ошибались. (Бурные аплодисменты справа.)

И. Г. ЦЕРЕТЕЛИ. Граждане и товарищи. Я имею честь выступать от имени Всероссийского Центрального Комитета Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, а также от имени Всероссийского Центрального Комитета Крестьянских Депутатов.

Вы помните, граждане, говорили о том сыне, который сидит в бешено мчащемся автомобиле, который на верную гибель несет его мать, и говорили о трагическом положении этого сына, обрекшего себя на бездействие. Но оказался тут же рядом другой, более смелый сын, у которого рука не дрогнула сбросить на всем ходу того шофера, который вел к верной гибели мать-родину. И своею рукой, быть может, неумелой, но твердой рукой, с твердой надеждою и верою спасти свою мать, этот сын стал на место сброшенного, ведущего к гибели шофера. И те, которые боялись этого порыва, этого сдвига на всем ходу, когда совершился этот сдвиг, они признали: да, в этом единственный путь спасения страны. И в том, что они это признали, их заслуга. Но в том, что после этого они каждое неверное движение, совершенное неумелыми руками, хотели использовать для того, чтобы в еще более критическую минуту сбросить этого последнего шофера для того, чтобы уже на верную гибель обречь мать, у которой бы не осталось никакого… (голоса: «Правильно!» Аплодисменты. Голос из ложи: «Неверно!»)… в этом, я скажу, вина еще большая, и мне безразлично, сознательна эта вина или бессознательна. Конечно, она бессознательна, но она все равно погубит страну, если на этот путь будет увлечена страна.

Но я вам скажу, есть одна цена — и вы хорошо это заметьте — есть одна цена, которой нельзя купить порядок в стране: нельзя купить порядка ценою потери веры народа в силы народные, силы демократии. Если бы вы создали такой порядок в стране, это был бы порядок не живого борющегося государства, а это был бы порядок кладбища, похороны судеб России.

Здесь говорят о том, что есть один основной вопрос, которым определяется возможность совместной работы. Это вопрос об отношении к войне, вопрос о защите родины, вопрос о патриотизме. Есть два патриотизма — один был сформулирован Вильгельмом Гогенцоллерном в атмосфере войны и в применении к войне. Он сказал, что любит свою родину так, что он хотел бы, чтобы этой его родины все боялись, как гуннов, как Аттилы.

Но есть другой патриотизм, воплощенный в русской революции: мы любим нашу страну и до последней капли крови будем отстаивать ее от всякого насилия, от всякого порабощения. Но великую гордость свою, но величайший идеал свой видим в том, что наша родина, защищая себя, отстаивая себя, свои права, несла миру факел свободы, факел права и братства народов. (Аплодисменты.)

П. Н. МИЛЮКОВ. Верно, что демократические организации пытались организовать революцию; неверно, что они могут спасти революцию от гибельных последствий их собственных ошибок. Верно, что задача власти, когда еще не создан аппарат, правильно выражающий волю народа, уловить эту общую волю; неверно, что общая воля народа выражается исключительно в наскоро сколоченных партийных организациях. Верно, что власть не должна опираться только на цензовые элементы; неверно, что нецензовые элементы сошлись клином в одних только так называемых органах революционной демократии. Верно, что неорганизованные массы населения в настоящее время подчинились тем партийным лозунгам, которые звучат наиболее многообещающе; неверно, что партии, выставляющие эти лозунги, имеют монополию демократизма, ибо Россия не состоит из одних только социалистов. (Аплодисменты справа.)

Это правда, что семена всего происходящего посеяны в самом начале революционного периода, в те первые дни и первые месяцы (март и апрель), когда власть еще не была коалиционной. Эта власть тогда довольствовалась моральной поддержкой страны, которую она готовила к Учредительному Собранию. А партии, которые получили силу потом, в эти два месяца организовали страну для немедленного осуществления своих партийных целей.

С одной стороны, стало быть, мы видели теорию и практику непротивления. «Власть действует не принуждением, а добровольным подчинением граждан» — таков был постоянный припев наших речей. И отголосок их я слышал в речи министра-председателя. А с другой стороны… с другой стороны, развивалась та тактика, точную формулу которой я тогда же, в эти первые дни революции, слышал от одного видного социалистического деятеля, который говорил мне: «Все зависит теперь от того, за кем пойдет армия — за нами или за вами». Это не мы формулировали так задачу момента.

Я при этом вспомнил тот доклад, который за год до революции, уже во время войны, был представлен Аксельродом, Мартовым и Лапинским для известной конференции в Кинтале. Там говорилось: армия должна быть демократизирована для того, чтобы обезоружить буржуазию. Я даже слышу с места подтверждение: «Правильно».

Видите, не для того должна быть демократизирована армия, чтобы легче победить неприятеля, а чтобы дать классовой борьбе, которая намечалась уже тогда внутри, перевес физической силы. Таким образом, на фронте шла демократизация армии, а в стране для той же цели организовывались Советы. Я помню длинную вереницу депутатов от армии, тогда еще не разложившейся, проходивших перед нами в Мариинском дворце и тревожно спрашивавших нас, Временное Правительство первого состава: «Правда ли, что в Петрограде двоевластие, правда ли, что вам мешают самочинные организации? Скажите нам, и мы вас освободим от них». Я помню и паши смущенные ответы: «Нет, нет, это преувеличено… Были, правда, попытки, но теперь все приходит в равновесие, в порядок».

Напоминать ли мне о победе Циммервальда в нашей внешней политике? Центральная идея Циммервальда — это ведь перенесение войны с фронта в тыл, превращение внешней войны в гражданскую. А главная цель при этом не столько достижение скорейшего мира, о котором так много говорят и для которого так мало делают, — точнее, делают все, чтобы его отдалить, — не столько заключение скорейшего мира, сколько союз пролетариата всех стран против буржуазных правительств для всемирной революции. Отголоски, правда слабые, этой идеологии я слышал и сегодня в речи Церетели. Трудно будет поверить впоследствии, что министры русского правительства могли называть себя циммервальдистами. Но это, господа, было. А один из них, министр земледелия, был сам в Циммервальде и в Кинтале и проводил там самые резкие резолюции. (Голоса слева: «Чернов всегда был честен».) И существует документ этой несчастной эпохи, которую сегодня я хотел бы назвать прошедшей, — формальное заявление комиссии для иностранных сношений Совета Р. Д., что русские министры социалисты-интернационалисты вовсе не похожи на заграничных министров социалистов-патриотов. Те, входя в правительство, приносят с собою мир и единение. А наши министры-социалисты — так сказано в этом документе, официальном документе Совета, — наши министры-социалисты приносят усиление классовой борьбы всеми силами доставшейся в их руки власти. (Аплодисменты.) До сих пор мы не слыхали отречения от этого злосчастного документа. (Церетели с места: «Я вам объясню».) Но мы знаем, что поставленные там задачи практически осуществлялись министром земледелия, а в настоящее время есть опасность, что они будут осуществляться также и министром внутренних дел. (Аплодисменты. Голоса: «Правильно».) Я должен сказать, что циммервальдская идея и по существу тесно связывает более умеренные группы социализма с наиболее крайними течениями, с большевиками. Перед лицом очевидных фактов эти более умеренные группы принуждены были допустить, что среди большевиков есть преступники и предатели. Но они до сих пор еще не допускают, что самая основная идея, объединяющая этих сторонников анархо-синдикалистских боевых выступлений, преступна. (Аплодисменты.)

МАЧАВАРИАНИ. Между Грузией и Россией был заключен трактат в 1783 году. Грузия была союзницей России в то время, когда России не принадлежало ни одной пяди земли в Закавказье; только по приказу национального правительства Грузии были открыты Дарьяльские Фермопилы и пущены в Грузию русские войска. Помимо договорных отношений, разве Грузия не служила России верой и правдой? Со времени героя отечественной войны Багратиона до настоящего момента, не говоря о грузинах, как о борцах великой русской революции, геройски, самоотверженно защищающих все позиции революционной русской демократии, разве геройство грузина-воина не является одним из лучших украшений на знаменах русской армии? Разве теперь более двухсот тысяч грузин не проливают там, на фронте, безропотно, с песней на устах, свою кровь за общее дело России и ее союзников? (Аплодисменты.) За что они проливают свою кровь? Не за святость ли международных договоров? Но где же эта святость? Где хотя бы какое-либо уважение к правам грузин? Не только разорван ее клочок бумаги 1783 года, не только расхищено ее национальное богатство, но даже в таких элементарных вопросах права и совести, как религия, как канонический строй грузинской церкви, до сих пор продолжается глумление и издевательство над правами и национальным достоинством Грузии. Если тревога за Россию искренна, если выставляемые цели войны не скандальный обман всего мира, национальная честь русского народа требует, чтобы политические права Грузии были восстановлены. Как совершенно правильно изволил сказать в своей речи гражданин председатель: «Нет свободы без родины, нет родины без свободы». Сто семнадцать лет прошло с тех пор, как Россия отняла у грузинского народа и свободу и родину. Довольно! Пора возвратить ему и то и другое.

О. О. ГРУЗЕНБЕРГ. В страшные дни, когда исторические судьбы России совершаются на наших глазах, когда во многих городах и селениях русской земли дерзко развеваются вражеские знамена, когда во все углы жизни пробралась разруха, — в эти дни разделенный, как и все народы, на многообразные социальные классы и политические партии еврейский народ охвачен единым чувством преданности своей родине, единой заботой отстоять ее цельность и завоевания демократии. (Аплодисменты.) Если дореволюционная российская государственность была громадной тюрьмой, знавшей лишь арестантов и карауливших их тюремщиков, то самая жестокая камера, камера застенков, была отведена для шестимиллионного еврейского народа. С малых лет дети его познавали всю горечь бесправия. День за днем жизнь наносила им новые раны, все больше и больше их растравляла и усугубляла. Словно каторжные в пути, все евреи были скованы одной цепью бесправия и отчужденности. И все же еврейский народ в целом любил свою родину, и этой любви не могли подавить в нем кровавые бани, которые часто, очень часто устраивала старая правительственная власть, будя в отбросах населения чувство ненависти, вражды кровожадности. Еврейский народ стремится к общеземному согласию и порядку, чтобы успокоенная родина могла сосредоточить все силы на совершении главнейшей сейчас задачи. Пока почетный мир еще недостижим, надо напрячь все помыслы, все силы на неотложное дело обороны. (Аплодисменты.) Еврейский народ без разъедающих сомнений готов отдать этому делу и свои материальные, и свои интеллектуальные силы, готов отдать самое дорогое, весь свой цвет, всю свою молодость.

А. М. ТОПЧИБАШЕВ. Граждане. На мою долю выпала высокая честь выступить перед настоящим всероссийским собранием от имени всех участвующих на Совещании мусульман, представляющих следующие демократические организации: 1) Всероссийский мусульманский совет, 2) Всероссийский мусульманский военный совет (Шуро), 3) Комитет бакинских мусульманских общественных организаций, выполняющих функции Закавказского центрального комитета, 4) Центральный комитет объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, 5) Туркестанский краевой Совет, 6) Крымский областной комитет, 7) Киргизский и Башкирский областные Советы.

Едва показалось над Россией солнце свободы, как мусульманские народы, сбросив с себя цепи деспотизма, воспрянули духом и с ликованием, надеждой на лучшую жизнь стали в ряды самых горячих сторонников нового строя на демократических началах, и не только сторонников, но и защитников олицетворяющего этот строй Временного Правительства, решив всемерно поддерживать все начинания народной верховной власти и идти по пути свободы вместе с революционной демократией. Мусульмане заявляют о полной поддержке Временного Правительства в борьбе и с анархией и контрреволюционными попытками, откуда бы таковые ни исходили.

Они уверены, что недалек день, когда свободная демократическая Россия осуществит у себя равенство и братство народов, в том числе и мусульманских, и явит миру небывалый в истории человечества пример уважения прав всех народов, приглашая к раскрепощению на основах свободного самоопределения европейских государств по отношению ко всем подчиненным им народам, в числе их мусульманских народов в Европе, Азии и Африке.

П. А. КРОПОТКИН. Граждане и товарищи. Позвольте и мне тоже присоединить мой голос к тем голосам, которые звали весь русский народ раз навсегда порвать с циммервальдизмом и стать всем дружной стеной на защиту нашей родины и нашей революции. (Аплодисменты.) По-моему, родина и революция нераздельны. Родина сделала революцию, она должна ее довести до конца. В затяжной войне самые ужасные месяцы — это последние месяцы войны. В эти последние решается, кто победил и кто побежден, и правду говорят немцы, что тот народ победит, у которого будет наибольшее мужество, наибольшая энергия, наибольшее единство в последние месяцы войны. Если бы немцы победили, последствия этого для нас были бы так ужасны, что просто даже больно говорить о них и пророчить такие вещи. Если русским народом овладеет усталость, то чем это кончится? Польша и Литва станут частью германского государства и увеличат германскую империю двадцатью миллионами народа. Курляндия отойдет к немцам, и тогда Рига и, может быть, Ревель — во всяком случае Рига — станет военной крепостью так же, как и Ковно. Для чего? Для защиты Германии? Нет, для нападения на Петроград и на Москву. (Голос: «Правильно!») Я уже не говорю о том, что произойдет, если они возьмут при этом Одессу и, может быть, даже Киев. Но что несомненно — это то, что будет наложена громадная контрибуция, и в течение 25–30 лет мы должны будем обнищать так же, как Франция обнищала в первые 15–20 лет после поражения ее в 1871 году. Но знайте, товарищи, есть что-то худшее, чем все это: это психология побежденной страны. (Голоса: «Верно, правильно!») Психологию побежденной страны я пережил во Франции. Я не француз, но я с ними близко сошелся, и мое сердце болело, когда я видел, до чего Франция унижалась перед Александром и Николаем, до чего республика унижалась перед каким-то генералом Буланже, потому что она чувствовала себя до того побежденной страной, что прибегала ко всяким средствам, только чтобы избавиться от гнета этого поражения. Неужели и нам пережить это? Ни за что!

Товарищи, граждане, продолжать войну — одно великое предстоящее нам дело, а другое, одинаково важное дело — это работа в тылу. Репрессивными мерами тут ничего не сделаешь. Нужно что-то другое. Нужно, чтобы русский народ во всей его массе понял и увидел, что наступает новая эра: такая эра, которая откроет всему народу возможность для каждого получать образование, жить не в той отчаянной нищете, в какой живет до сих пор русский народ, даже тогда, когда в Петрограде говорят, что он якобы зарабатывает миллионы, между тем как он во всякое время жил и живет вплоть до настоящего времени в ужасающей пишете. Нужно, чтобы народ русский понял, что мы все, господа, и вы (обращаясь направо), и вы (обращаясь налево) делаете все, чтобы этому народу жилось легче, чтобы ему открыть двери к свету, к свободе и образованию. (Аплодисменты правой.) Разруха у нас идет ужасная. Но знайте, господа, что и в Западной Европе наступает новый период, когда все начинают понимать, что нужно строительство новой жизни на новых социалистических началах. Возьмите Англию. Вы знаете, какая это была страна капитализма, заскорузлого капитализма, а между тем, если рассказать подробно, вы едва поверите, какой переворот совершается теперь в умах всего английского народа, сверху донизу, в особенности снизу доверху, в понятиях о собственности вообще, о земельной собственности, о социализме и коммунизме. Вы не только видите министра Ллойд Джорджа, который произносит речи, проникнутые таким же социалистическим духом, как и речи наших товарищей социалистов, но дело в том, что в Англии, во Франции и в Италии складывается новое понимание жизни, проникнутое социализмом, к сожалению, государственным и в значительной степени, но также и городским. Позвольте же мне, граждане и товарищи, призвать вас к такой же строительной работе. Тут кто-то говорил, что неопытна оказалась наша демократия. Да, да, мы все неопытны в деле общественного строительства. Кроме тех немногих, которые с головой окунулись в рабочую жизнь Западной Европы, большинство из нас проводило время в русских тюрьмах, в «Крестах» и т. п., в Нарымах и Средне-Колымсках, или же (бывали) перелетными, как перелетные птицы, за границей, ждавшие весны в России, чтобы начать полет на восток. Мы многого не знаем, многому еще должны учиться. Но, господа, у вас есть (обращаясь вправо) я не говорю про ваши капиталы — у вас есть то, что важнее капитала: знание жизни. Вы знаете жизнь, вы знаете торговлю, вы знаете производство и обмен. Так умоляю вас: дайте общему строительству жизни ваши знания. Соедините их с энергией демократических комитетов и советов, соедините то и другое и приложите их к строительству новой жизни: эта новая жизнь нам необходима. (Возгласы: «Браво!» Бурные аплодисменты.)

Я не могу долго занимать ваше время, но скажу еще одно. Мне кажется, нам, в этом Соборе русской земли, следовало бы уже объявить наше твердое желание, чтобы Россия гласно и открыто признала себя республикой. (Голоса: «Правильно!» Все встают. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию.) При этом, граждане, республикой федеративной! Товарищи и граждане, заметьте, я не понимаю федерацию в том смысле, в каком это слово употребляют, говоря о федерации в Германской империи: это не федерация. И если бы в России, на несчастье, различные народности разбились на мелкие государства: кавказское, украинское, финское, литовское и т. д., то это была бы такая катавасия (смех, аплодисменты), какую мы видим на Балканском полуострове. Это было бы поприщем для таких же интриг между всеми царьками — романовскими, т. е. гольштейн-готторнскими, кобургскими и т. п. Нет, не такая федерация государства нам нужна, а федерация, какую мы видим в Соединенных Штатах, где хотя каждый штат имеет свой парламент и этот парламент заведует всеми внутренними делами, но во всех делах, где требуется согласие нескольких штатов или же всех штатов, там они выступают, как тесный союз, как действительная федерация.

Г. В. ПЛЕХАНОВ. (Встречен бурными, продолжительными аплодисментами всего зала.) Граждане и товарищи. Позвольте мне прежде всего сказать вам, что в своей весьма, впрочем, небольшой речи я не позволю себе произнести те слова, которые могли бы обострить взаимное раздражение между партиями, здесь представленными. (Бурные аплодисменты.) Но, само собой разумеется, гражданки и граждане, что от человека, который поседел под революционным знаменем, что от человека, который десятки лет сражался в рядах революционной демократии, вы не потребуете, чтобы он, говоря перед вами, склонил это знамя или отложил его в сторону. Я был революционером и остаюсь таковым, и я надеюсь, что у всех вас хватит терпимости, чтобы выслушать откровенную исповедь русского революционера. (Бурные аплодисменты.) В качестве революционера я прежде всего признаюсь, что еще вчера, слушая здесь некоторые речи, я вынес тяжелое впечатление. Мне показалось, что некоторые политические партии отнеслись с очень большим предубеждением к революционной демократии. Мне казалось, гражданки и граждане, что некоторые из ораторов, говоривших здесь, говорили в таком тоне, что, по их мнению, лучше было бы, если бы ее совсем не существовало.

Если точно формулировать то, что произошло ранней весной 1917 года, то надо будет сказать, что революцию сделала вся страна: народ восстал, разразилась буря, и наша Государственная Дума поддержала эту бурю. Она содействовала ее удачному исходу, и в этом ее великая заслуга. Мы были бы неблагодарными и близорукими людьми, если бы стали отрицать это. Но, гражданки и граждане, нужно помнить, что для того, чтобы против позорного режима самодержавия восстал наконец весь народ, для этого нужна была чрезвычайно продолжительная, упорная и самоотверженная работа. Нужно с историческим беспристрастием признать, что эту длинную, упорную, самоотверженную работу сделала именно крайняя революционная демократия. Это неоспоримый исторический факт. И если бы люди позабыли бы о нем, если бы они составили по этому поводу заговор молчания, то возопили бы камни, камни и дерево. Я говорю: «камни и дерево», потому что если в России тюрьмы строятся преимущественно из камня или кирпича, то сибирские этапы строятся преимущественно из дерева. (Бурные аплодисменты.)

Вот, гражданки и граждане, эти-то мирные убежища, эти-то каменные тюрьмы и деревянные этапы, можно сказать, насквозь пропитаны воспоминаниями о тех представителях крайней революционной демократии, которые всем пожертвовали для того, чтобы занести луч политического сознания в головы темной народной массы. (Аплодисменты.) Это надо помнить, господа! И каковы бы то ни были ошибки демократии, каково бы ни было ваше раздражение против нее — я говорю это, обращаясь направо, — вы должны же сказать себе: а ведь действительно велики заслуги русской революционной демократии! Существуют такие партии, о которых можно заметить, (что) если бы они не сделали ни одной частной ошибки, если бы они были чисты, как ангелы небесные, то все-таки в их пассиве была бы огромная, непростительная ошибка. Эта ошибка заключается в самом факте их существования. Такой партией была, например, партия русского самодержавия и такой партией является теперь та, которая хотела бы сделать контрреволюцию, восстановить старый порядок. Партия самодержавия наделала множество частных ошибок. Я не хочу перечислять их здесь. Но повторяю, если бы по отношению к частностям партия эта отличалась ангельской чистотою, то факт ее существования не перестал бы быть колоссальной ошибкой. Есть другие партии, про которые можно сказать, что, каковы бы ни были их частные ошибки, огромная заслуга этих партий заключается уже в том, что они существуют. Я не один раз смело и резко критиковал частные ошибки нашей крайней революционной демократии. Но здесь, на русском Государственном Совещании, я торжественно заявляю, что великая заслуга нашей крайней революционной демократии заключается уже в факте ее существования. Плохие политики те люди, которые хотели бы, чтобы эта демократия исчезла.

Обращаюсь к тем, кто представляет из себя буржуазию, или, так как этому термину начинают придавать некоторый привкус одиозности, — представителям торгово-промышленного класса. Я скажу им: граждане, теперь настал такой момент, когда вам, в интересах всей России и в ваших собственных интересах, необходимо искать сближения с рабочим классом. Я помню, как один из представителей торгово-промышленного класса, встречая в Нижнем Новгороде министра финансов Витте, говорил: «Мы смотрим вперед без боязни». Почему этот представитель торгово-промышленного класса смотрел вперед безбоязненно? Он был убежден, что перед русской промышленностью открывается блестящая будущность в союзе с русским самодержавием. Теперь все расчеты на то, что перед русской промышленностью может открыться блестящая будущность в союзе с русским самодержавием, должны быть совершенно отброшены. Да, отброшены! И я не позволю себе предполагать, чтобы в вашей среде нашлось много людей, которые мечтали бы о восстановлении старого строя (Возгласы: «Ни одного!» Аплодисменты.) Никто из вас не стремится к восстановлению старого порядка. Тем лучше, говорю я. Но если когда-то русская промышленность развивалась, опираясь на поддержку царского самодержавия, то я позволю себе утверждать, не боясь ошибиться, что отныне русская промышленность может развиваться только в том случае, если торгово-промышленный класс придет к соглашению с пролетариатом, если он поставит перед собой задачу широких социальных реформ. (Аплодисменты. Голоса: «Правильно!»)

Граждане, не раз многие из вас говорили, да и кто из нас этого не говорил, что перед Россией в настоящее время стоит, между прочим, великая задача развития ее производительных сил. Вы согласны с этим? Мы, социалисты, тоже согласны. Совершенно очевидно, что страна, производительные силы которой стоят на низкой ступени развития, эта страна, конечно, не способна ни к политическому, ни к экономическому, ни к социальному прогрессу. (Аплодисменты. Голоса: «Правильно!») Да, необходимо широкое развитие производительных сил. Это должно быть программой, которую ставят перед собой все те, которые, с той или другой стороны, имеют отношение к общественно-производительному процессу. Но, граждане, всякий должен понимать, и, надеюсь, всякий понимает в настоящее время, что во всякой передовой стране самой могучей, самой драгоценной, единственной незаменимой производительной силой является ее рабочий класс, ее трудящееся население. (Справа возгласы: «Правильно!»)

И если России в самом деле суждено поднять свои производительные силы на уровень передовых стран Запада, то это может случиться только в том случае, если широкая система социально-политических реформ выведет ее рабочий класс из того жалкого положения нищего-раба, в котором он находился до сих пор, к своему собственному горю и к позору всей России, и подымет его на уровень жизни рабочих самых передовых стран. (Возгласы: «Правильно!») Для этого необходим, повторяю, целый ряд широко задуманных реформ. Если вы, представители торгово-промышленного класса, пойдете с открытым сердцем по пути этих реформ, я утверждаю, что перед вами откроется путь чрезвычайно плодотворного соглашения с сознательными элементами рабочего класса.

Теперь, товарищи, позвольте обратиться к вам, налево. И если то или другое не понравится вам в моих словах, то прошу вас спокойно выслушать меня, ибо если бы оказалась ошибка в моей речи, вы должны сказать себе: человек, сорок лет работавший под революционным знаменем, может позволить себе роскошь некоторых частных ошибок. Товарищи, вспомните, когда печальной памяти Ленин на второй или на третий день по приезде своем в Петроград, выступив в Совете Рабочих и Солдатских Депутатов, доказывал, что рабочий класс вместе с батрацкими и крестьянскими депутатами должен немедленно захватить политическую власть в свои руки, — что вы ответили ему тогда? Вы, огромное большинство Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, сказали: нет, этой программы мы не принимаем, ибо Россия переживает теперь капиталистическую революцию, а когда страна переживает капиталистическую революцию, то рабочему классу захватывать власть, полную политическую власть, совершенно неуместно. И один из вас, я не помню, кто именно (голос слева: «Церетели»), напомнил чрезвычайно глубокие слова нашего общего учителя Фридриха Энгельса о том, что для рабочего класса не может быть большего несчастья, как захватить полноту политической власти в тот момент, когда он еще не созрел для ее плодотворного употребления в дело. Неправда ли, эти слова были сказаны, и этим словам рукоплескало большинство Петроградского Совета? (Крики слева: «Правда!»)

Товарищи, раз вы стоите на этой точке зрения, раз вы понимаете всю политическую и теоретическую глубину этих слов, вы должны сообразно с этим определить свое отношение к торгово-промышленному классу. Не может быть такой буржуазной революции, в которой не участвовала бы буржуазия. Не может быть такого капитализма, в котором бы не было капиталистов. Это неоспоримо, это надо понять и сообразно с этим надо действовать. Раз нам предстоит еще пережить более или менее длинный период капиталистического развития, то надо помнить, что этот процесс является двусторонним процессом, причем на одной стороне будет действовать пролетариат, а на другой буржуазия. И если пролетариат не хочет повредить своим интересам, а буржуазия не хочет повредить своим, то и тот класс, и другой класс должны bona fide искать пути для экономического и политического соглашения. Позвольте мне, товарищи, напомнить вам вчерашние слова Церетели. Он произнес гордые и в известном смысле совершенно справедливые слова: «Вы говорите, что вы еще не знаете, за кем пойдет русский народ, но последние выборы (конечно, он имел в виду муниципальные выборы) своим исходом показали, что русский народ идет за крайней революционной демократией». Это действительно так, товарищи. И когда начнутся выборы в Учредительное Собрание, то, вероятно, русский народ, русские трудящиеся массы снова покажут, что они готовы идти за нашей крайней революционной демократией. Но, товарищи, что означает собою этот факт большого, в некоторых местах даже неожиданно большего успеха социалистов на муниципальных выборах? Этот факт означает, что мы все, революционеры и социалисты, подписали вексель на огромную сумму. Этот вексель был учтен рабочим классом и вообще трудящейся массой. Не может быть такого векселя, по которому не надо было бы платить. Точно так же и для вас, товарищи, настанет такое время, когда вам нужно будет платить подписанные вами политические векселя. Если вы совершили ошибку, которая заключается в изолировании самих себя, если бы вы не сделали всего нужного, чтобы привлечь к себе для совместной работы все живые силы страны, то вы не были бы в состоянии заплатить по этому векселю, не потому чтобы у вас не хватило доброй воли, воля-то у вас была бы, но не хватило бы силушки. (Голоса слева: «Правильно!» Аплодисменты.) И тогда, когда бы мы оказались перед трудящейся массой в положении несостоятельного должника, как отнеслась бы к нам трудящаяся масса? Она отнеслась бы к нам с «насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом».

Признайте же, что вам безусловно необходимо столковаться с представителями торгово-промышленного класса. И помните, что, кроме этого класса и кроме пролетариата, есть еще целый ряд промежуточных слоев, которые будут восторженно приветствовать такое соглашение.

Мне хочется напомнить вам одну ирландскую легенду о двух кошках, которые дрались одна с другой так упорно и так жестоко, что от них остались только хвосты. И вам, представители крайней революционной демократии, и вам, представители торгово-промышленного класса, не надо быть сторонниками такой борьбы, благодаря которой от вас не осталось бы ничего, кроме хвостов. (Голоса справа и слева: «Верно, правильно!» Оживленные аплодисменты справа и слева.)

А. Ф. КЕРЕНСКИЙ. Государственное Совещание заканчивается. Временное Правительство, несмотря на все трудности и сомнения, которые испытывали многие перед этим совещанием, все-таки созвало его и в этом не раскаивается. Временное Правительство полагало и полагает, что даже если бы конкретно, реально близких результатов это совещание и не дало, то его огромное значение оставалось бы все-таки в том, что граждане государства Российского всех классов, партий и национальностей собрались и открыто высказали друг перед другом то, что они думают, то, что, по их мнению, нужно для государства в этот миг великой поистине опасности.

Да, нам трудно, потому что мы знаем силу человеческого невежества не только низов, но и всего русского общества, невежества не элементарного, конечно, а в вопросах государственных и в вопросах управления. (Возгласы: «Верно, правильно!») И мы знаем, что, может быть, мы падем под ударами. Это — совершенно внешне правдивое, потому что все факты действительны, но внутренне на неправде построенное нападение, потому что все, что было в прошлом, возлагают на последнего, который пришел только для того, чтобы это прошлое отбросить навсегда в безвозвратную даль. (Возгласы: «Правильно!» Аплодисменты.) И это линия средняя, это линия даже не средняя, это линия подлинно только линия, которая думает о государстве. Может быть, все те формы власти, о которых вы толкуете, и эта тоска об этой власти, давящей сверху, это — тоска о том самодержавии, которое вы уничтожили (возглас: «Будь оно проклято!»), это непонимание, что сила власти только в общественном мнении и в воле всего народа и что в каждой мере, связанной с жестокостью, она должна быть более осторожной, чем в жизни самого дорогого для себя существа, потому что нет дороже блага и нет дороже ценности, как родина и народ. (Аплодисменты.)

Завтра мы вернемся к новому тяжелому долгу, труду и службе государственной, завтра мы вернемся в наши обыденные условия. Сегодня же позвольте от имени Временного Правительства вам сказать, что никогда не погибнет наша родина и никогда никто не возьмет у нее свободы, которая завоевана всем народом.

Члены Совещания встают с мест и устраивают горячую овацию Керенскому, которая длится несколько минут. Возгласы: «Да здравствует революция!», «Да здравствует Российская республика!», «Ура!», «Да здравствует Керенский!»)

КЕРЕНСКИЙ. Объявляю Государственное Совещание окончившим свои работы и закрытым. (Возгласы: «Да здравствует революция!»)

Заседание закрыто в 1 час 20 минут ночи.

Смертельная опасность грозит делу революции: помещики и буржуазные партии готовят рабочим, солдатам и крестьянской бедноте кровавую расправу, собираются восстановить неограниченное угнетение и насилие над народными массами, целиком вернуть себе власть над ними.

В этот час правительство, называющее себя правительством «спасения революции», не выступает против контрреволюции, против партий, отстаивающих восстановление помещичье-буржуазной кабалы и требующих продолжения разбойничьей войны. Наоборот, оно призывает отъявленных контрреволюционеров на Государственное Совещание в Москву, обеспечивает им там подавляющее большинство, собирается окончательно договориться с ними и открыто опереться на них в дальнейшей своей работе. Клейменых врагов народа Временное Правительство всенародно признает спасителями страны, могильщиков революции объявляет ее живыми силами. Так Временное Правительство подводит итог всей своей политике, направленной на борьбу с рабочими, газеты и организации которых оно громит, на борьбу с солдатами, которых оно одарило восстановлением смертной казни, на борьбу с крестьянами, которым оно не дает земли.

Временное Правительство само стало орудием контрреволюции и международной реакции. Оно созвало Московское Совещание, чтобы здесь почерпнуть новые силы для нового похода на все завоевания революции. Ободренные этой дружественной политикой, враги народа — помещики, банкиры, заводчики — сплотились вокруг партии к.-д. для спасения своих военных барышей, поместий и капиталов. Московское Совещание для контрреволюционных палачей — удобнейшая возможность столковаться, удобнейшая ширма для организации всероссийского контрреволюционного заговора. Кадетским предварительным совещанием уже создан постоянный политический центр контрреволюции, опирающийся на вооруженную поддержку командных верхов армии и реакционной части казачества.

Московское Совещание является грубой подтасовкой и извращением народной воли. Одновременно с его созывом, созыв Учредительного Собрания, подлинного народного представительства, откладывается вновь на два месяца, благодаря проискам буржуазии, неуклонно идущей к своей цели — полному срыву Учредительного Собрания и к замене его таким учреждением, где ей было бы обеспечено большинство.

Ведя подкоп против Учредительного Собрания, буржуазная контрреволюция вместе с тем открыто противопоставляет Московское Совещание Советам Рабочих и Солдатских Депутатов. При помощи его она надеется нанести решительные удары этим органам, на которые рабочий класс возложил обязанность охраны интересов революции, обязанность борьбы за мир, за землю и за хлеб. Однако партии социалистов-революционеров и меньшевиков, которым ныне принадлежит большинство в ЦИК Советов, не воспротивились созыву Московского Совещания, не попытались бороться против этой затеи, явно идущей на пользу контрреволюции, и не могли бороться, ибо сами стояли за соглашение, за совместную работу с буржуазно-помещичьей коалицией, сами шли все время на уступки ей, отказывались от передо всей власти рабочим, солдатам и крестьянам, предложили поделиться властью с буржуазной контрреволюцией.

Московское Совещание показывает самым широким слоям городской и крестьянской бедноты, что необходима энергичная борьба против контрреволюции; рабочий класс, надежный страж и оплот революции, первый заявил свой открытый протест против московского смотра контрреволюционных сил, организованного Временным Правительством. Всеобщая забастовка московского пролетариата выражает мысль и волю всего сознательного пролетариата России, разгадавшего игру контрреволюции. Боевому кличу мобилизовавшейся буржуазии рабочий класс противопоставил свой лозунг пролетарско-крестьянской революции.

Мы, члены революционной партии пролетариата, явились сюда не для того, чтобы вступать в переговоры с врагами революции, а для того, чтобы протестовать от имени рабочих и беднейших крестьян против созыва контрреволюционного сбора, чтобы разоблачить пред всей страной истинный его характер. Но нам решили закрыть рот, и это решение проведено при содействии с.-р. и меньшевиков из советского большинства. Однако мы уверены, что наш голос и наш протест дойдут до народных масс, которые все более сплачиваются вокруг нас, вокруг революционной партии пролетариата. От имени его мы заявляем: пролетариат не допустит торжества буржуазных насильников. Пролетариат доведет революцию до конца, обеспечит крестьянам землю, народу — мир, хлеб и свободу.

Российский пролетариат, сообща с международным пролетариатом, положит конец господству капитала над порабощенным человечеством.

Автопортрет Гаэтано Доницетти.

Self-portrait of Gaetano Donizetti.

Шуточная «Пьеса для скрипки» Франца Шуберта, на нотных линейках которой веселятся кошки.

Fratz Schubert’s humorous «Play for Violin»; cats make merry on the staves.

Страница авторской партитуры оперы «Богема» Джакомо Пуччини.

Autograph page from the score of Giacomo Puccini’s opera «La Bohéme».

Джакомо Пуччини. Рисунок Энрико Карузо.

Giacomo Puccini. Drawing by Enrico Caruso.