Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый

Мыло немыльное, эхо бессвязное,

корм необильный.

Рощица топкая, грязь непролазная…

В автомобиле

тонко живет, а порой задыхается

девушка русская.

Мать-экология, стойбище аистов,

кофточка узкая.

Только и радостей — сладко в обнимочку

с милым в машинушке.

Дымные прелести: две сигаретины,

фильтр напомаженный.

Видно, и там, во глубоком во Западе,

воздух неслаженный,

смог непроглядный. И янки тоскуют

по красной рябинушке.

Кто изобрел песок в пустыне?

Не я, не вы и не они.

Кто по два уха сделал свиньям

и выходными сделал дни?

Кто, переплетчик детских лысин,

газетой голову облил

и в речку шкаф, который высох,

на трех канатах опустил?

Как соловей, плетя нарывы,

кто за рекой привык-отвык?

Кто заразил пшеном червивый

кому не нужный грузовик?

Кто, притворившись попугаем,

освоил клеточную жердь

и с жерди уши оскорбляет

словами, слышными, как дверь?

Он полиглот и субподрядчик,

неотставной бухгалтер вод.

Его лицо — больной задачник

патологических высот.

Он полиглот. Его успехи

не зафиксировал народ,

и он уплыл, разбив орехи

и из медуз построив плот

В заманчивой шляпе, бездомный и дикий,

я вышел на улицу в семьдесят лет.

Меня распознать невозможно. Поэтому

я рядом таскаю портрет.

На нем — удивительной силы попутчик,

как я, но седой и без глаз.

И подписи нету к портрету. Поэтому

я также таскаю блокнот.

В блокноте — стихи о прекрасной медведице,

которая сверху лежит.

Но это не понято всеми. Поэтому

я рядом ношу перевод.

В моих переводах нет строчек о партии,

которую Карпов сыграл,

и все непонятно для слуха. Поэтому

я также таскаю словарь.

Словарь — это средство быть вовсе непонятым,

однако работать и жить.

И я проживаю в сугробе на улице,

похожей на русский язык.