Фантазии

Фантазия третья: Давайте его поймаем

Июль 1776 г.

Стояла жара, непривычная для Первой Зимы. Леди Иона София Джессика ворочалась без сна в душной комнате. Леди Иона ненавидела зной. Стояла жара, когда Джоакин Ив Ханна расстрелял ее солдат. По жаре ее возили в клетке и предъявляли кайрам в обмен на провиант. Зной стоял и в тот день, когда ее впервые избили, и в тот, когда она проводила лучшую подругу на смерть. Иона поискала в памяти что-нибудь хорошее, связанное с жарким летом. О чем должна думать девушка в такие дни? О красивых парнях, о любовных усладах?.. Ничто приятное не шло на ум. Жара — это время, когда трупы гниют быстрее…

Проливной дождь мог бы примирить ее с июлем. Эрвин когда-то обещал ей прогулку под ливнем… Но осадками даже не пахло. Озеро Первой Зимы мелело на глазах. Казалось, еще неделя — и оно высохнет до дна, обнажив сотни старых скелетов.

Иона сказала себе: «Все окончилось. Мы победили, смерть ушла, костей больше не будет. Лето — хорошее время. Завтра я заставлю себя выйти на пляж». Она отшвырнула липкую простыню и поднялась, чтобы открыть окно, впустить в комнату глоток воздуха. Но окно и так было открыто, а рядом с ним стоял человек.

Еще миг назад его не было. Он возник в течение одного вдоха — белолицый, одетый в серебряную ткань. Он раскрыл объятия и произнес:

— Здравствуй, душенька. Ты скучала по мне?

Ужас прошиб ее ледяной искрой. Но перед тем Иона начала действовать.

В пансионе Елены строго запрещалось хранить оружие. Именно тогда она и привыкла прятать в комнате орудия убийства. Иона выдернула из-под подушки искровый стилет, сорвала ножны, прыгнула за кровать, отгородившись ею от мужа.

— Я тоже тебе рад, — усмехнулся граф Виттор Шейланд и сделал шаг.

Иона сунула руку под кровать, выхватила из крепления арбалет с болтами. Муж пошел к ней, и она шарахнулась назад. Оттолкнулась пятками от пола, откатилась, уперлась в стену спиной. Выставила перед собой двойную защиту: стилет и самострел.

— Душенька моя, он же не заряжен…

Иона сжимала стилет в правой руке. Одною левой попыталась взвести арбалет. Пальцами ноги уперлась в дугу, голой рукой потянула тетиву. Боль пронзила ладонь, убив всякую надежду, что это сон.

— Порежешься, бедняжка, — посочувствовал муж. — Лучше раздевайся и идем в постельку. Жара — время утех…

Для Ионы жары больше не существовало. Холодный пот покрыл ее тело, руки тряслись от мороза. С тихим щелчком тетива встала в захват. Она бросила болт на ложе и выстрелила, почти не целясь. Острие вонзилось в стену, даже не оцарапав Кукловода.

— Дрянь ты, а не жена, — с обидою бросил он и растворился.

Иона судорожно глотнула воздуха и закричала с явным опозданием:

— Кайры, к оружию! Тревога! В замке враг!..

Спустя четверть часа гарнизон в полном составе был готов к бою. Поднялись мосты, заперлись ворота, захлопнулись ставни на окнах. Замок герцогов Ориджин оделся в броню и обнажил клинок. Даже императрица надела Перчатку Янмэй, хотя офицеры гвардии заперли ее в комнате и заявили, что выйдет она не раньше, чем последний из них умрет.

Однако Виттора Шейланда не нашли ни в замке, ни в окрестностях. Ни один перстоносец или шаван, или закатник не показался даже в самом дальнем уголке долины. Чтобы убедиться в этом, понадобилось три часа. Иона сидела под защитой лучших иксов и куталась в перину. Ее бил озноб. Получив все донесения, герцог Эрвин пришел к сестре.

— Родная, все хорошо. Никого нет. Видимо, тебе приснилось.

— Я н-не сп-пала…

У нее стучали зубы, было слишком холодно. Эрвин обнял ее:

— Значит, померещилось. Мне тоже видится всякое. Пойми: если б даже Виттор вырвался, в последнюю очередь он пришел бы к нам. Он боится нас, как черт — святой спирали!

— Он — нас?.. — уточнила Иона, дрожа всем телом.

— Хочешь орджа?

Она согрелась, выпив половину фляги. И заявила, что отныне будет спать только в комнате Эрвина. Ни в каком другом месте она не сможет сомкнуть глаз и умрет от бессонницы спустя положенные трое суток. Герцог отметил, что самое защищенное место — это все же спальня владычицы.

— Я не хочу бояться при ней. А с тобой можно… Отнеси меня, пожалуйста.

Эрвин перенес ее на руках и уложил в постель.

На следующий день все занялись поиском объяснений. Очевидно, что таковые могло найтись только в Престольной Цитадели — том месте, где хранилось Чрево с замороженным злодеем. Минерва отправила официальный запрос наместнице в Фаунтерре и неофициальный — надежному человеку. Герцог Эрвин разослал ленты столичной агентуре, Дориан Эмбер — придворным подругам и друзьям. Все письма сводились к одному вопросу: не вырвался ли человек из хрустального гроба?

Но еще до того, как в Первую Зиму стали прилетать ответы, версию случившегося выдвинул кайр Обри. Он играл в прикуп с армейскими друзьями — Фитцджеральдом и Шрамом. Игра шла скучновато: недоставало четвертого. Шрам ностальгировал о том, как здорово было играть с герцогом: у него и деньги, и чувство юмора. Но герцог теперь занят с утра до ночи — к выборам готовится… Фитцджеральд предлагал позвать в игру капитана Шаттэрхенда: раздеть столичника до нитки — дело чести для северянина. Шрам возражал: какой еще Шаттэрхенд, тоже мне замена! Лучше, брат, сходи-ка к герцогу, спроси, вдруг сегодня он свободен… Фитцджеральд отвечал: как раз сегодня точно занят — они с Минервой будут обсуждать версии. Говорят, Минерву хлебом не корми, дай сочинить версию какого-нибудь преступления.

И тут Обри зловещим шепотом изрек:

— Это был призрак.

— Громче скажи, не шушукай.

— К леди Ионе явилось привидение!

Кайры взвесили, не пошутил ли приятель. Но нет, рожа была отнюдь не юморная, да и леди Иона считалась запретною темой для шуток.

— Чтобы стать призраком, надо сначала сдохнуть. А беломордый жив.

— Кто знает, жив ли? Чрево — дело темное. Может, тело хранится, а душа из него вылетела.

— Чушь какая-то. С чего ты взял?

Обри сказал с видом знатока:

— Когда Кукловод летает Абсолютом, то возникает с тихим хлопком, таким вот: пуфф. И прохладой веет, как из колодца. А тут он появился бесшумно, и холод не подул. Не Абсолют это был, а привидение.

— Почем ты знаешь, как он появился?

— Я — личный телохранитель леди Ионы. Я бдительно нес вахту у ее двери.

Шрам и Фитцджеральд заржали:

— Да ты дрых, а не бдил! Вахта — формальность! Для тебя там даже кресло стоит, с подушкой.

— Я сплю чутко, как кот. Если б раздался хлопок или повеяло прохладой, через миг я был бы в боевой стойке.

— А откуда знаешь, что должен быть хлопок? Шейланд никогда при тебе не появлялся.

Обри сделал торжественное лицо:

— Мы с леди Ионой сражались бок о бок в долине Первой Зимы. Шаваны сыпались на нас, словно град. Мой меч рубил так быстро, что я не видел собственной руки. А Кукловод появлялся ниоткуда, хохотал, словно демон, и кричал своим людям: «Уничтожьте их! Дайте мне их сердца!»

— Очнись, брат. Хайдер Лид сказал, что вас даже не заметили.

Обри выпятил подбородок:

— Тебя там не было!

Словом, в тот вечер Шрам с Фитцджеральдом посмеялись от души. А потом стали приходить ответы из Фаунтерры.

«Клянусь Софьей Величавой, белая морда остается там, где ей положено быть. Проверила лично». «В Цитадели не замечено тревожных сигналов. Часовые строго следуют уставу. Присутствуют надзиратели от обоих ветвей Церкви». «Моржи греются на пляже. Никакой деятельности сверх обычной». «Милый, если б знали Дельфины, то знала бы Булочка, а если она, то и я… Ты скоро вернешься? Я соскучилась».

В Первой Зиме отменили усиленную вахту. Осадное положение сменилось вольным, ворота и ставни открылись.

— Дорогая, похоже, тебе просто привиделось. Чего скрывать, с нами такое бывает, — сказал герцог сестре и бережно выдворил ее из своих покоев.

— Я тебе больше не нужна! — Иона с обидою хлопнула дверью.

Потом она сказала кайру Обри:

— Я действительно видела его. Хоть вы-то верите?

Он ответил:

— Так точно, миледи. Это был призрак.

Прошло несколько дней, и замок снова поднялся по тревоге. Капитан Харви Шаттэрхенд принес владычице отчет по отпускам. Минервы не было на месте, а документ носил формальный характер, и капитану предложили: «Положите на стол». Он вошел в ее кабинет — и миг спустя выбежал с воплем:

— Она мертва!! Владычицу убили!

Минерва сидела в своем кресле, почему-то одетая в пеньюар. Кровь из распоротого горла заливала грудь. Капитан мог бы оценить эстетику зрелища — если б не ужас и гнев.

— Мерзавцы, изменники! Не уберегли!..

Шаттэрхенд накинулся на часовых. Случилась драка, которая чудом не привела к смертоубийству. Подоспели вахтенные кайры, вмешались, разняли.

— Что произошло?

— Минерва погибла… Все кончено… — стонал Шаттэрхенд.

Кайры зашли в кабинет — и не обнаружили ни трупа, ни пятен крови.

— Проспитесь, капитан. Никого там нет.

— Что вы сделали с телом?!

От буйных криков занялась тревога. На место событий прибыла Минерва — цела и невредима, в строгом платье. Шаттэрхенд не смел поверить глазам. Он схватил ее за руки и ощупывал намного дольше, чем позволяли устав и приличия.

— Уймитесь, капитан, я жива…

Событие получило разные трактовки. Кастелян Хайрок отчитал Шаттэрхенда:

— Еще раз по пьяни всполошите гарнизон — я вас выкину из замка.

Дориан Эмбер похвалил:

— Красивая работа, капитан. Дерзость к лицу мужчине.

Гвардеец безнадежно оправдывался:

— Клянусь Праматерью, я видел наяву!..

Кайр Обри позвал его сыграть в карты и сказал серьезно:

— Я верю, вы видели. Но не владычицу, а призрака.

Картежники рассмеялись:

— Обри, снова ты за свое!

А кайр Обри спросил у капитана:

— Во что была одета Минерва?

— Покойная или живая?

— Мертвая.

— В пеньюар…

— У нее есть такой?

— Не могу знать, я их величество в белье не наблюдал. Думаю, вряд ли. Владычица невинна, как ребенок, а та вещичка была очень… особого покроя.

— Вот, — поднял палец Обри, будто получил важное доказательство.

— Что — вот?

— Капитан не мог вообразить то, чего никогда не видел. Клянусь вам: это был призрак.

— Обри, ты очумел? Минерва — жива. Шейланд — жив. Какие привидения?!

— Вот увидите, — он приложил руку к сердцу.

Имперский секретариат находился в центре города, как и все здания министерств. Дориан Эмбер квартировался в доходном доме — снимал целый этаж, но не в центре, а ближе к Малому тупику. По меркам Фаунтерры, цены Первой Зимы были просто смешными. Баронет мог позволить себе жилье прямо напротив секретариата, но предпочел поселиться на тихой окраине. Причиною был стратегический расчет: Эмбер не хотел, чтобы придворные видели, кто и в какое время покидает его дом. Молва рисовала баронета коварным хищником, этаким тигром любовных джунглей. Но Эмбер скромно опускал глаза и клялся, что ведет жизнь затворника, день и ночь трудясь над бумагами, согласно воле императрицы. Однажды утром его легенда дала трещину. Художники и маляры, населявшие Малый тупик, проснулись от женского визга. Некая девица выбежала из дома баронета, одетая в плед, с охапкой вещей под мышкой. Эмбер распахнул окно, чтобы крикнуть ей вслед: «Постой же, туфли забыла!», — но девушка умчалась со скоростью и звуками объятого пламенем кота.

Разумеется, Эмбер отрицал происшествие. Конечно, никто ни в замке, ни при дворе не верил его отрицанию. Один кайр Обри кивнул с понимающим видом:

— Снова призрак.

Шрам покривился:

— Прости, брат, но твоя шутка протухла. Не смешно уже, придумай что-то новое.

— Я и не шучу.

— Тогда ответь за слова. Ставлю месячное жалование, что призрак не при чем. Муж этой бабы пришел к парадному входу, она и выбежала с черного.

— Ставка принята, — ответил Обри.

Загадкой осталось то, как он сумел разыскать девицу. Еще большая тайна — как развязал ей язык. Возможно, посулил что-то заманчивое — скажем, приглашение к герцогскому столу. Или впечатлил байками про тысячу шаванов, посланных за сердцами Обри и принцессы. Девушка решила, что на фоне такого вранья ее история звучит не слишком постыдно…

Ее звали Мередит, до войны она была студенткой третьего курса Елены-у-Озера, а теперь стала писарем в отделе анализа новостей имперского секретариата. Именно анализом новостей они и занимались с милордом первым секретарем. А дело-то серьезное: надо все тщательно проанализировать, рассмотреть под разными углами, вывести общие тенденции… Словом, засиделись до полуночи, и у Мередит от усталости слиплись глаза. Милорд проявил заботу, уложил ее в постель и укрыл пледом. Мередит проснулась, когда уже брезжил рассвет, и увидела рядом с собою человека. Он спал, укрывшись с головой. Очевидно, это был баронет — ведь больше-то никто там не жил! Мередит, конечно, возмутилась: «Милорд, что вы себе позволяете? Идите спать в гостиную, нет, даже на балкон!» — и гневно сдернула с него простыню.

Мередит не могла сказать, каким путем покинула дом Эмбера, как вернулась к себе и что кричала по дороге. Зато на всю жизнь запомнила одну картину: под простыней лежал человеческий скелет в гниющих остатках плоти.

— Вы — дворянка, сударыня? — спросил Обри.

— Рода Инессы.

— Дайте слово леди, что увидели скелет.

— Клянусь всеми Праматерями! Это был кошмар, я чуть не умерла от страха!

Бледный вид девушки не оставлял сомнений: она приняла событие очень близко к сердцу.

— Призрак, — припечатал Обри.

Шрам и Фитцджеральд переглянулись. Тут уж не спишешь ни на пьянство, ни на агатовские видения.

— Все это странно, — сказал Шрам. — Если даже верить в призраков (а я не верю), то по слухам они живут в замке и в озере. Малый тупик — далеко отсюда.

Фитцджеральд ответил:

— Да, странно. Но этот явился в виде мертвеца, как и должен. Быть может, на сей раз действительно призрак?..

Когда девушка ушла, Шрам сказал:

— Ее обманули. Это все — какой-то трюк. Баронет подстроил, чтоб от нее избавиться.

— И с леди Ионой подстроил? И с Шаттэрхендом? Ладно, скелет можно достать. А как он прикинулся Минервой?

— Не знаю, но это чушь коровья. Привидений не существует.

— Всем известно: в Первой Зиме есть призраки, — возразил Фитцджеральд.

— Ладно, может и есть, — проскрипел Шрам. — Но они так не поступают.

То лето в Первой Зиме выдалось очень жарким. Солнце палило так, будто перепутало Север с Югом. Мостовая раскалялась, как сковородка: плюнь — зашипит. Камнеметы пересохли и начали трещать, был издан приказ ежедневно обливать их водою. Замковые псы собирались под ними и хлебали из прохладных луж. Озеро прогрелось, как парное молоко. Барышни нежились на пляже, а часовые мрачно глядели со стен, заживо варясь в своих доспехах. Глыбы минервиного лабиринта обливались слезами, всем детям города под страхом порки запретили лазить на них.

И в такую жару, когда самым естественным делом видится мирное лежание в тени, Первая Зима кипела работой. Строились десятки новых зданий: жилые дома, цеха, мастерские, больницы, станции, министерства. Росли ветряки искровых машин и столбы линий передач. Поднимались из земли опоры виадука, на который позже лягут рельсы. Привлеченный работой, в город тысячами съезжался мастеровой люд. Под стенами Первой Зимы, словно грибы, вырастали временные жилища.

Лихорадка охватила не только простолюдинов, но и дворян. Тон задавала Минерва. Каждое утро с помощью Перчатки трудилась над виадуком, затем ехала в министерства и принималась за планы реформ, а вечера проводила в совещаниях с герцогом. Эрвин же вел бурную переписку со всеми на свете, рассылал сотни птиц и принимал десятки курьеров. При этом еще успевал радовать своим вниманием войско, а также изучать и критиковать гениальные планы ее величества.

Подвластная примеру императрицы, остальная знать тоже включилась в дела. Леди Иона, вернувшись из покаянного странствия, сразу взялась за открытие больницы. Джемис Лиллидей отправился в Шиммери знакомиться с чудо-невестой и попал в переплет: бесчисленная родня короля устроила ему смотрины. Леди София заправляла культурной жизнью, а также заботилась о семье — раз уж семья не успевала сама о себе позаботиться. Леди Нексия занималась подготовкой свадьбы (вернее, подготовкой герцога к мысли о неизбежности таковой), но была вызвана в Сердце Света… Словом, все вертелись, как волчок — за исключением воинов в плащах с крестами.

В народе говорят: живет, как у Софьи за пазухой. Именно так и зажили иксы после войны. Уважение и слава окружали их, унылые вахты под палящим солнцем достались другим подразделениям. Иксы несли службу почетных стражей — красивую и не обременительную, да еще порою проводили блестящие маневры. На потную суету горожан иксы глядели со снисхождением. Одним словом, Шрам, Фитцджеральд и Обри имели достаточно времени для мыслей о привидениях.

— Призраки утратили покой, — грозно вещал Обри. — Им не нравится, что замок переполнен народом. Хотят выгнать всех, кто здесь лишний.

Отчасти правда была за ним: людей тут, действительно, собралось многовато. Минерва как бы переехала в городской дворец, но то и дело оставалась ночевать в замке. А с нею дежурные секретари и гвардейцы, и слуги… Однако в подтверждение своей версии Обри приводил сомнительные факты.

— Вы заметили: леди София сняла траур на сто семидесятый день по смерти мужа, но спустя неделю надела вновь? Клянусь вам, это дело призрака! А Минерва постоянно пьет кофе — видимо, ночами не спит от страха. Призрак ее запугал, она стыдится признать.

Фитцджеральд заинтересовался и стал расспрашивать старых слуг о привидениях Первой Зимы. Вечером за игрой пересказывал взахлеб:

— А знаете, когда появилась Распухшая Дама? Уже после Летописца, но еще до Того Кто Воет. Она не смогла подарить ребенка любимому мужчине и от горя утопилась…

— Братья, вы совсем сдурели, — качал головой Шрам.

Он оказался в трудном положении. По логике, легко доказать наличие призраков: нужно просто их увидеть. Но как опровергнуть существование? Что ни скажешь, верящий продолжит верить! Устав искать разумные доводы, Шрам применил неожиданный ход: обратился к авторитету.

— Милорд, позвольте вопрос.

Герцог улыбнулся:

— Я бы с удовольствием, но опять не могу. Ее величество желает плотину на Близняшках. Мы решаем, чье баронство затопить, куда переселить крестьян и что сказать барону. Я предлагаю зайти с вопроса: «Барон, как вы относитесь к рыбалке?..»

— Я не по поводу игры, милорд. Скажите, вы верите в призраков?

— Конечно, нет, — фыркнул Эрвин.

Шрам просиял:

— А сможете повторить это для Обри с Фитцджеральдом?

— Разумеется.

— Буду очень благодарен. В виду некоторых событий, кайрам важно знать ваше мнение.

— О, тогда я могу сделать даже больше: спрошу мнения Светлой Агаты. Позавчера, когда мы виделись в последний раз, она была в хорошем настроении. Полагаю, не откажется ответить.

Шрам нахмурился:

— Намекаете, что видите призрака Светлой Агаты?

— Помилуйте, я не применял бы это слово! Агата — красивая молодая женщина, а призрак — это кто-то страшный и гниющий… Вот Одар Спесивый, например. В первый месяц моей власти он не хотел уступать герцогское кресло. Торчал там безвылазно, не сдвинешь. Приходилось садиться прямо на его бедренные кости. Не самое приятное чувство, знаете ли.

Шрам откашлялся:

— Стало быть, вы в них верите?

Герцог пожал плечами. Шрам сменил тактику:

— А верите ли, что и сейчас виноваты привидения? Шейланд явился вашей сестре, а мертвая Минерва — Шаттэрхенду…

Эрвин рассмеялся:

— Какая чушь! Призраками становятся лишь покойники. Минерва и Шейланд — живы.

— Вот и я говорю! — обрадовался Шрам.

— Иона никак не забудет пережитые ужасы. А Шаттэрхенду просто надо меньше фантазировать.

— Вот и я говорю!

— Порядочные призраки не ходят где попало. У каждого свое место. Одар Спесивый не может уйти от кресла дальше, чем на три шага. А если бы и мог, он точно не поперся бы в Малый тупик пугать эмберовых девиц.

Шрам передал друзьям слова герцога:

— Милорд сказал мне, что все это — не дело привидений. Он высмеял даже саму мысль.

Обри ответил:

— Если кто-то дерзко заявляет, что призраки чего-нибудь не могут, на следующий день он сам становится жертвой. Вот увидите: завтра призрак явится милорду.

Но ни назавтра, ни на второй день, ни на третий никто особенный к герцогу не пришел. Позиции Обри сильно пошатнулись. Даже Фитцджеральд начал сомневаться, а Шрам открыто злорадствовал:

— Друзья, вы слышали новость? Ворон насрал кастеляну на плечо. Это точно был призрак в обличье птицы!

Обри мрачнел, скрипел зубами и просил богов послать нового призрака, хотя бы самого завалящего. Но стояла жара, сияло солнце, дамочки нежились на пляже, работяги пыхтели на стройках… Если судить трезво, какой тут призрак? Привидения бродят, когда холод и тьма.

Лишь одно давало надежду: приближалось полнолуние.

Без логических причин, просто по причуде богов, младший ребенок в семье часто оказывается наиболее любимым. Родители сдувают с него пылинки и потакают капризам, тем самым подвергая душу малыша серьезному испытанию. Ведь даже если ребенок был рожден скромным и трудолюбивым, такой поток баловства не может не сказаться на нем.

К счастью, Минерва Джемма Алессандра была достаточно закалена судьбой к тому моменту, когда леди София Джессика Августа обрушила на нее испытание любовью. Рихарду уже не требовалась забота. Эрвину требовалась, но София стеснялась нежить великого полководца и своего сюзерена. Конкуренцию Мире могла бы составить Иона, но Церковь услала ее в покаянное странствие — и тогда младшенькой досталось все. Лучшая ложа в театре, самые вкусные сладости, самая мягкая перина, редчайшее вино: «Я берегла для особого случая, но если тебе понравится…» После зимних событий Минерва пребывала в глубоком трауре и не ощущала за собою права ни на что, кроме кофе и ежедневного труда. Это убеждение императрицы пошло бы подданным только во благо. Увы, леди София, потерявшая мужа и сына, испытывала яростное желание любить. «Мия, ты снова забыла пообедать? Какие дела, ничего не хочу слышать! Я принесла горячий суп…» «Золотце, почему ты без шляпки? Так нельзя, солнце напечет голову, и волосы выгорят. Вот, надень мою…» «Мия, позволь войти и пожелать спокойной ночи. А это для тебя пирожное, вдруг захочешь полакомиться перед сном…»

Минерва — отдадим ей должное — упорно сопротивлялась: «Леди София, я очень признательна, но всего этого не нужно. Боги неслучайно сделали меня сиротой. Я обязана служить империи, не отвлекаясь на забавы». Однако к июлю броня все же дала трещину: «Миледи, вы печетесь обо мне, будто я того достойна… Если допустить на минутку, что так оно и есть, то напомните: о каком пирожном вы говорили?.. И еще любопытно, какое вино к нему подойдет? Я просто так спросила, из чистого интереса…»

Как раз в это время из покаянного странствия вернулась Иона София Джессика. Мрачная, аскетичная, поджарая, как рысь, привычная к холоду и лишениям. София попыталась приласкать ее, но не преуспела. А вот избалованная Минерва уже легко давалась в руки. Увидев это, Иона прошипела:

— Хорошшо тут у вас. Домашшний уют…

И исчезла в своей комнате, где принялась прятать ножи и арбалеты.

Леди София и Минерва задумались, как исправить положение. София попыталась вкусно накормить дочь. Иона сообщила:

— За полгода я повидала тысячи бедняков. Большинство из них болеют от скверного питания. Простите, маменька, я не готова пожирать все это, когда люди умирают.

Мира применила более хитрый подход:

— Леди Иона, медицина — лишь один ваш талант, военное дело — второй. Попробуйте раскрыть третий — инженерию. Вот Перчатка Могущества. Наденьте, и я научу вас тому, что знаю.

Иона питала уверенность, что исцелять людей — гораздо более благородное дело, чем ворочать камни. Но согласилась, поскольку раньше слышала, как Эрвин восхищался успехами Минервы.

— Я попробую, миледи. Лишь для того, чтобы быть полезной, если вы окажетесь заняты.

Сложно описать метафорой степень полезности Перчатки Янмэй на руке леди Ионы. Ведь даже седло на корове может пригодиться при некоторых условиях… Камни от касания Ионы улетали в неведомую высь, и она не знала, как опустить их, никого не покалечив. Топор отказывался падать на полено, зато питал страстное желание лететь к самой Ионе. Хрупкий предмет — горшок или стакан — неминуемо разбивался, даже когда не имел веса. Мира попыталась объяснить, что такое центр тяжести. Иона отрезала: «Я знаю». События показали — не знает. Мира побоялась указать на ошибку: лицо Ионы имело такое выражение, как в бою за Лидский замок… Уроки окончились тем, что Северная Принцесса переставила телегу, загородившую проход. Владычица поблагодарила ученицу за старательность, сослалась на неотложные дела, вежливо забрала Перчатку. Затем сняла перевернутую телегу с крыши надвратной башни и, извинившись, вернула хозяину.

Поле этого Иона охотно общалась только с одним членом семьи — братом. София испробовала многое, даже послала на переговоры судью. Дед пришел к Ионе, как всегда невозмутимый.

— Я слышал о твоем непонимании с семьей. Знаю по случаю прекрасную историю…

Он рассказал, Иона внимательно выслушала и поблагодарила:

— Отменная притча, как всегда, милорд. А я в странствиях тоже слыхала всякие истории и запомнила для вас одну. Она о пожилой вдове, которая решила повторно выйти замуж. Позвольте, расскажу…

Дед выслушал и дал ответ:

— Превосходная история, благодарю тебя.

Вернувшись к Софии, он сказал:

— Дело сложное, другой подход нужен.

И тут, по совпадению, надежду принесло то же самое событие, на которое уповал и кайр Обри: приблизилось полнолуние.

— Мия, золотце, я знаю, что делать! — заявила София. — Давай устроим гадание духов!

— Простите, миледи, не понимаю…

— Грядет полнолуние, а ночами дует ветер. Идеальное время, чтобы вопрошать духов! Это как гадать на картах, только еще интереснее. Я знаю, вы с Ионой впервые подружились, когда гадали.

Мира откашлялась:

— Миледи, не хочу вас расстроить… То гадание происходило в Уэймаре, мы с Ионой ненавидели друг друга. Спустя несколько дней она бросила меня в темницу.

София всплеснула руками:

— Вот именно! Это напомнит ей, как плохо все начиналось, и как потом обернулось хорошо! Вы были врагами, а теперь — почти сестры. Разве не прекрасно?

Здравомыслие владычицы не было отравлено родственными чувствами. Она понимала весь комизм идеи, но слухи о призраках уже достигли ее ушей и возбудили любопытство.

— Вопрошать духов — это значит, призывать привидений?

— Именно так. Лунной ночью при свече можно услышать их голоса в завывании ветра.

— Какая прелесть! А мы Эрвина позовем?

— Ни в коем случае! Они с Ионой вступят в скептический союз против нас. Нет-нет, только женское общество.

— Хорошо, миледи, — не без сожаления согласилась Мира.

И вот особенности положения знати. Минерва убедила Иону словами:

— Миледи, мы сделаем это в тайне, только втроем. Никто не узнает, что скажут нам духи.

Иона согласилась с блеском в глазах. Если что и могло растопить ее душу, так это обещание тайны. Едва Мира ушла, Северная Принцесса вызвала кайра Обри и предупредила:

— Завтра полнолуние, мы с матерью и владычицей будем гадать в сгоревшей башне. Это строгий секрет, о котором никто не знает. Не волнуйтесь, когда я на время исчезну.

Не прошло и часа, как Обри сказал друзьям:

— Завтра леди Иона, леди София и Минерва собираются гадать. Это полный секрет, никто не знает, что они будут в сгоревшей башне.

Ни Шрам, ни Фитцджеральд не нашли бесчестия в его словах. Разумеется, иксам можно знать все, что знают Ориджины! Иначе как иксы обеспечат должную защиту?

— Сгоревшая башня — опасное место, — заметил Фитцджеральд.

— Думаю, мы должны, — сказал Шрам.

— Мы просто обязаны, — согласился Обри.

Разные народы по-разному удовлетворяют естественное желание поговорить с душами покойных. Шаваны сжигают кости и глядят в огонь; болотники, наевшись грибов, опускают головы в трясину; столичники беседуют с посмертными портретами. Южане кладут на стол доску с написанным алфавитом, а на доску — стеклянный диск. Всей компанией берутся за стекляшку, задают призраку вопросы — и диск начинает скользить по алфавиту, буква за буквой показывая ответ. Очевидно, что это полная нелепица! Во-первых, грамотный участник может подтасовать результат, толкая стекляшку туда, куда ему нужно. А во-вторых, призрак должен уметь писать, что бывает далеко не всегда.

Не вызывает никаких сомнений: северный метод — наилучший. Для него нужны три компонента: свеча, полная луна, шум ветра или воды. Свеча дает душу всему делу. Она стоит посередке стола, и огонек трепещет на сквозняке. Если погаснет — все сорвется, потому участники должны уберечь его. Не допускаются лампы, плафоны, ширмы. Защищать свечу от ветра можно только голыми руками. Ладони участников становятся в кольцо вокруг огня, касаясь друг друга. Таинство наполняется смыслом: круг ладоней — это мир живых, а хрупкий огонек — нить к миру умерших.

Шум ветра или воды нужен призраку, чтобы заговорить. Бесплотный дух лишен легких и гортани, потому не может издавать звуки речи. Но призрак способен использовать силу стихии и сложить слова из ее шумов. Если, конечно, пожелает.

Наконец, полнолуние — это дань уважения к умершим. Скверно, если кто-нибудь станет ежедневно дергать призраков по пустякам: «Что надеть? Эта прическа мне идет? А что обо мне думает такой-то сударь?..» Потому ритуал допускается лишь при полной луне — всего несколько дней в месяц.

Вторая Озерная башня, сгоревшая в день битвы, до сих пор не была восстановлена полностью. Днем велись работы, но вечерами башня пустела. Ветер свистел в черных дырах бойниц, вороны хлопали крыльями на чердаке, старый смрад гари смешивался с приятным запахом свежего раствора.

Три женщины в темных плащах проскользнули в башню во время вечерней смены караулов. Затаились, прислушались, убедились, что не были замечены. Украдкой, на цыпочках, поднялись на верхний этаж. Огня не зажигали, чтобы не выдать себя. Луна давала бледные лоскуты света у бойниц, остальное помещение тонуло во тьме. Строители оставили здесь стол с инструментом, козлы и несколько стульев. Дамы жестами договорились, кому где сесть и куда сдвинуть инструмент.

— Свечу, — велела леди София. То было первое сказанное слово.

Иона поставила свечу в подсвечнике из черной глины.

— Огниво.

Мира достала из сумочки зажигалку — удобное, элегантное устройство.

— Иссскровое? — осведомилась Иона.

— Нельзя?

— Вам, конечно, можно.

— Ладони в круг, — сказала София.

Руки соприкоснулись. София прижалась к Мире ребром ладони. Иона едва коснулась кончиком ногтя.

— Огонь!

Мира применила зажигалку. Свеча вспыхнула, искра щелкнула, будто хлыст. На чердаке закаркали вороны. Иона издала вздох, полный осуждения.

София заговорила торжественным тоном:

— В эту ночь полнолуния мы собрались, чтобы задать несколько вопросов душам тех, кто все еще с нами. Мы не будем призывать конкретного духа. Пускай в беседу вступит тот, кто этого захочет.

Подул ветер, огонек задрожал. Мира плотнее прижала ладонь к руке Ионы. Иона развела пальцы, высвободив себе пространство.

— Мы услышали ваше приветствие, — продолжила София. — Чтобы вызвать интерес, мы расскажем о себе. Сперва каждая из нас сама ответит на два вопроса. Затем мы зададим вопросы вам. Мия, золотце, прошу тебя…

София заранее дала инструкции: что и когда говорить. Увы, Мира запомнила не все.

— Что — прошу?..

Иона выразительно вздохнула. Мира задумалась, какая просьба прозвучит вежливее: «Миледи, не будьте сукой», или: «Пожалуйста, перестаньте дышать»?

— Пусть каждая из нас скажет, когда она в последний раз общалась с духом. Мия, начни ты.

Ответ можно было подготовить заранее, но Мира не успела из-за двух тысяч дел.

— Эээ… Я полагаю…

— Не торопитесь, возьмите время подумать, — это Иона, естественно.

— Целыми днями только сижу и думаю…

София цыкнула на них. На чердаке топнула ворона… Постойте, а разве вороны топают? Видимо, почудилось.

— Ну… Я часто говорю с отцом. Но это не призрак, я просто вспоминаю его и представляю, что он бы мне сказал. Затем, я говорила с любимым человеком, пока считала его мертвым. Но потом оказалось, он не мертвый… хм, и не любимый. Так что, боюсь, я еще никогда не общалась с призраками.

— Духами, — поправила Иона.

— Степи, — не сдержалась Мира.

— Девушки! — упрекнула София.

Ворона каркнула над головой. Мира признала: сценка удается на славу, в Уэймаре настрой был точно таким.

— Иона, твоя очередь.

— Я — леди Иона София Джессика рода Агаты. Дух являлся мне на Софьины дни. Это был Виттор Шейланд, Кукловод. Я часто вижу призраки мерзавцев: тех, кого убила я, и тех, кто хотел убить меня. Даже после смерти они пытаются отравить мое существование. Я очень хочу когда-нибудь встретить духа хорошего человека: Сеймура Стила или Аланис Альмера. Каждое полнолуние зову Аланис, но она ни разу не пришла.

Так вот у кого Иона этому научилась — у Аланис! Альмера обожала кичиться шрамами и стыдить всех, кто мало страдал. Ничего, я тоже так умею, — подумала Мира.

— Ваш черед, маменька, — сказала Северная Принцесса.

— Я — леди София Джессика Августа рода Агаты. Мой покойной муж, лорд Десмонд Герда Ленор, приходил чтобы осудить мое поведение.

У Миры отпала челюсть. Лицо Ионы претерпело ту же перемену. София продолжала:

— Я точно знаю, что это был дух, а не фантом моего воображения. Я спросила его: правильно ли сделала, что сняла траур на сто семидесятый день? При жизни Десмонд всегда говорил: «Смерть кайра — самое обычное дело. Семнадцати дней траура хватает с головой». Я была уверена, что и теперь он так скажет. Иллюзия, созданная мною, повторила бы привычные слова. Но дух Десмонда заявил иное: он ужасно скучает по мне, а я слишком быстро его забыла. Мне только на благо, что больной муж погиб, и я могу скорее выйти за здорового. Так он сказал. Я спросила: «Ты меня осуждаешь?» Ответ поверг меня в ужас, ибо Десмонд применил сарказм, чего никогда не делал при жизни: «Я только рад, что ты наслаждаешься. Сколько игривости в тебе проснулось — на шестой-то десяток! Любо-дорого посмотреть!» Так он сказал. Я заплакала и рассыпалась в извинениях. Снова надела траур и запретила себе думать о помолвке еще по меньшей мере год.

Иона выпалила, забыв свой томный образ:

— И вы отмените помолвку с судьей?!

— Мы ее и не назначали. Я питала некие мечты, но теперь устыдилась их. Все отложено на год, если не больше.

— И что он сказал об этом?

— Милая, мы собрались, чтобы вопрошать духов, а не живых матерей.

Мира ощутила тепло: пальчик Ионы лег на ее мизинец. Общее чувство — удивление — сблизило девушек, и руки сразу выдали это.

— Теперь ответим на второй вопрос, — сказала София. — Мия, золотце, чего ты больше всего на свете хочешь?

О, здесь Мира имела много готовых ответов, осталось выбрать. Есть ряд отличных желаний в сфере политики и экономики — но любое из них Иона сочтет за хвастовство. Есть фантазия из личной жизни — настолько фривольная, что Мира краснела от одной мысли. Нет, такое нельзя говорить вслух… Нужно что-то простое, забавное, но чуточку в духе Аланис. Пускай Иона вспомнит, что не одна страдала.

— Через две недели будет мой день рожденья. Я хочу хороший праздник! Веселый, красивый, с фейерверками и подарками! У меня так давно не было праздника. Прошлый день рожденья я отметила на борту корабля над полем боя, а позапрошлый — в могиле ульяниных пещер, с лопатой в руке. Пускай на этот раз все будет иначе!

— Прекрасное желание! — восхитилась София.

— Мне очень понятны ваши чувства, — сказала Северная Принцесса и убрала палец. — Семнадцатого марта, в свой день рожденья, я узнала, что Рука Знахарки не лечит черную проказу. Это выяснилось опытным путем. Монахи привели меня в дом, набитый гниющими людьми. «От имени и по воле святой Церкви леди Иона София попытается сотворить чудо. Да помогут ей боги». Обо мне уже слыхали в тех местах, и все больные, кто мог ходить, рванулись ко мне толпой. Язвы покрывали лица и гноились. Я чуть не задохнулась от смрада… Рука Знахарки сказала: «Неизвестная форма лепры. Лечение недоступно». Но больные не поверили, стали хватать за руки, умолять. Я еле выбралась оттуда, как вдруг сообразила: «лечение недоступно» — это касается и меня самой. Если заразилась от них, то спасения не будет. Стояла стужа, бани рядом не нашлось. Я мылась в холодной воде, пока не посинела. Мочалкой чуть не содрала с себя кожу… Вышел прекрасный день рожденья. Самый лучший в жизни.

Стало тихо, даже вороны заткнулись. София взяла дочь за обе руки, а та смущенно отвела взгляд. Иона хотела лишь немного прихвастнуть страданием, но увлеклась и перегнула палку. Теперь она стыдилась того, какого мраку нагнала.

Минерва решила ее спасти. Владычице к лицу милосердие, не так ли?

— Леди Иона, давайте выберем время. Например, ваше будет с десяти до одиннадцати, а мое — с одиннадцати до полуночи.

— Простите?..

— Вы получили привилегию жаловаться на жизнь ровно один час в сутки. И я с радостью выслушаю ваши жалобы, но только если потом вы услышите мои.

— С радостью, да? О, я порадую вас множеством своих бед! — Иона не преминула съязвить, но глаза ее смеялись.

— А мне можно хотя бы десять минут? — вмешалась София. — Хочу вам пожаловаться на бездарей-драматургов.

— Свеча гаснет! — воскликнула Иона, и все мигом схватились за руки. Огонек подрожал, почти замер, но ожил вновь.

Поглаживая мизинец Миры, принцесса сказала:

— На самом деле, вот мое желание. Хочу, чтобы меня любили.

— А мое только что сбылось, — сказала София. — Я желала, чтобы вы помирились.

Мира не сдержала улыбку:

— А я действительно хочу день рожденья! То есть, я мечтаю о куче всего — из политики, экономики, из интимной сферы… Я тоже хочу, чтобы меня любили, и чтобы вы, леди Иона, позволяли любить вас… Но день рожденья — это же так здорово!

— Мы устроим тебе самый лучший праздник, — сказала София. — Правда, Иона?

— Ну, не зна-ааю… — закатила глаза принцесса, и мать ущипнула ее.

— А теперь давайте все же поговорим с призраками.

Они стали выбирать первый вопрос. Девушки хихикали, леди София требовала торжественной обстановки. Наконец, установился должный настрой.

— Духи умерших, но не ушедших, — сказала София, — если мы позабавили вас, то окажите встречную любезность. Ответьте: кто будет избран владыкой Полариса?

Дамы затаили дыхание, вслушиваясь в звуки ветра. Воздух ворвался в бойницы, прошелся по залу, просвистел в щелях дырявого потолка — и едва различимо пропел:

— ээээрви-ииин…

— Я услышала: Эрвин, — шепнула Иона.

— Я тоже, — сказала мать.

— А я не разобрала, было слишком смутно. Наверное, призрак не знает ответа.

— Ооориджииин! — пропел ветер яснее.

— Ладно, ладно, я поняла, — огрызнулась Мира. — Давайте новый вопрос.

Леди София спросила о личном:

— Когда мне можно будет снова выйти замуж?

В свистах и завывании ветра проступила пара слов.

— Я услышала: уже скоро, — сказала Мира.

— А я — через год, — сказала Иона.

— Девушки, в моем возрасте вы поймете: через год — это и есть скоро.

Северная Принцесса перехватила инициативу.

— У меня тоже имеется вопрос о браке. Кто станет лучшим мужчиной для леди Минервы?

Дамы навострили уши. И на сей раз, почему-то, услыхали совсем разное.

— Роберт, — сказала София.

— Эмбер, — сказала Иона. — Тоже мне!..

На чердаке раздался хлопок, и вороны массово захлопали крыльями.

Мира нахмурилась:

— А я услышала Фитцджеральд, или что-то подобное… Но я не знаю ни одного Фитцджеральда!

— Видимо, духи хотят сказать, что ты можешь выбрать любого мужчину.

— А можно, чтобы он не был мужем? Если, например, я хочу иметь тайного альтера…

Мира с надеждой прислушалась. Ветер не дал ответа. София прокомментировала:

— Духи не возражают. Хотя лично я не могу одобрить такое поведение. От кого ты набралась этого, золотце мое?

От прошлой приемной матери, — чуть не ляпнула Мира.

— Кажется, теперь мой черед спрашивать. Дорогие духи, скажите, будьте добры…

Но еще прежде, чем задать вопрос, Мира увидела кое-что.

Шрам, Фитцджеральд и Обри порядком устали слушать бабскую болтовню. Приходилось лежать плашмя на пыльных досках чердака; было душно и грязно, всюду шастали вороны. Три доблестных кайра пошли на лишения, дабы узнать что-нибудь о призраках. Но вместо этого битых полчаса пришлось слушать перепалку между леди Ионой и столичной пигалицей, а вдобавок — неловкие откровения леди Софии. Одно слово — женщины…

Наконец, дошло до желанного разговора с духами. Но кайры уже так истомились, что не смогли удержаться от шутки. В выборе владыки разночтений не было. А вот когда коснулось мужа для Минервы, каждый сострил по-своему. Шрам назвал Роберта: ведь это кремень, а не мужчина, выдержит любую бабскую истерику. Обри назвал Эмбера — вот уж кто мастер по столичным пигалицам. А Фитцджеральд не нашел ничего смешнее, как назвать себя. Это уж был перебор, Шрам даже хлопнул себя по лбу, отчего всполошилась вся воронья стая. Жестами Шрам объяснил Фитцджеральду, что тот, чертов кретин, сорвет всю маскировку. Фитцджеральд жестами же ответил, что императрица недостаточно развита умом, дабы раскрыть засаду трех гениев тактики. А Обри жестом показал: глядите вниз! Они прильнули к щелям между досок — и увидели странное.

Минерва вскочила из-за стола и попятилась, жестом защиты вскинув руки перед грудью. Из центра зала, не наблюдаемого через узкую щель, донесся голос:

— Назови число. Ну, пожалуйста.

Минерва раскрыла рот, но слова застряли в горле. Она молча пятилась, пока не наткнулась на козлы. Замахала руками так, будто тщетно пыталась вдохнуть.

— Скажи число, тогда прощу тебя.

Голос был не то женским, не то юношеским. Кайры так и прилипли к полу, пытаясь увидеть сквозь щель… Но говорящий оставался вне поля зрения.

— А может, и не прощу. Тут одного числа не хватит.

Леди Иона встала перед тем существом, закрыв Минерву собою:

— Вы не имеете права. Не вам ее упрекать.

Голос процедил с презрением:

— Забыл тебя спросить, волчица. Все знают, что ты не имеешь души. Скажешь число, Минерва? Или снова бросишь страдать?

— Ты нас пугаешь! Исчезни! — вскричала София и задула свечу.

Голос расхохотался:

— Думаешь, так легко? От меня избавиться сложнее, чем от мужа. Я прихожу, когда захочу.

— Глория-Заступница, укрепи нашу веру, прикрой щитом наши души, — твердо произнесла София, творя спираль.

— Ха-ха! Глория — босоногая нищенка. Может, еще напугаешь меня шлюхой Мириам?

— Я запрещаю! — выкрикнула Минерва и подняла над головой зажигалку.

Бах — сверкнула вспышка.

И стало тихо. Вороны цокали по доскам когтями. Минерва без сил опустилась на пол.

— Он ушел, — прошептал Шрам.

Вот тут Фитцджеральд догадался:

— Это один и тот же призрак! Он меняет лица!

Август 1776 г. от Сошествия

После гадания императрица впала в тоску. Снова надела траурные ленты, как зимой, не посетила любимую рельсовую стройку, отменила совещание с герцогом — видимо, затем, чтобы напиться в одиночку. Леди София Джессика приняла твердое решение, о коем оповестила всех: устроить большой праздник для Минервы.

До дня рожденья оставалось три недели — в обрез, если учесть масштабы затеи. Леди София запланировала следующее. Переоборудовать большую трапезную и придать ей жизнерадостный вид. Замковый двор превратить в бальную залу, башни украсить цветами, а стены — гобеленами. Дать фейерверк и заказать торт, какого не видывал Север. А в ледяном лабиринте устроить представление — спектакль о любви с иллюминацией из цветных прожекторов.

Вдобавок обитатели замка и двора озадачились подарочным вопросом. Раньше дары владычице устраивались согласно протокола: каждая инстанция преподносила что-либо формальное, лишенное личного смысла. Например, труды Янмэй в дорогом переплете, украшение с символикой Династии, набор цветных перьев и чернил (для подписания указов различного толка), молитвенник, священную спираль… Но теперь леди София ясно дала понять, что не потерпит подобной чуши: «Девушка хочет праздник, а не ритуал! Кто не сможет придумать подарок, заимеет врага в моем лице». Никто не рискнул перечить, даже герцог. Лишь Северная Принцесса попробовала ограничить пыл матери, но София ловко подкупила ее: пообещала, что день рожденья самой Ионы будет вдвое ярче минервиного. Все жители замка включились в подготовку.

Все, кроме троицы иксов.

Обри твердил, потрясая кулаком:

— Они ничего не понимают! Не будет праздника. Этот гад всех переполошит.

Фитцджеральд соглашался:

— Дело ясное, он так и задумал. Сначала пугает жертв по отдельности, для пробы. А на праздник люди соберутся — и он настращает сразу всех.

— Теперь-то мы его раскусили. Он воплощается в то, чего жертва боится. Ионе крепко досталось от Кукловода. Шаттэрхенд дрожит от мысли, что Минерва помрет. Леди София трепещет перед покойным мужем. Девица Эмбера — совсем трусиха, с нее и простого скелета хватит. А герцогу он не являлся потому, что у герцога вовсе нет страхов.

— Нам призрак тоже не являлся, — отметил Шрам.

Иксы обменялись значительными взглядами.

— Но что же теперь? — спросил Фитцджеральд. — Мертвый гаденыш так и будет пугать всех, кто менее отважен, чем мы и герцог. А на праздник обнаглеет и прикинется кем-нибудь таким, что все бабы заплачут и разбегутся.

— Гной-гантой, — предположил Обри.

— Точно! Ну, и что нам делать?

Шрам почесал в затылке и изрек:

— Давайте его поймаем.

— Ха-ха. Как, тьма сожри? Духа можно покорить, только если добыть кость из его скелета. Или хотя бы прийти на место смерти и назвать имя. А этот подлец вечно прикидывается кем-то другим! Мы без понятия, кто он.

— Что, кстати, странно. Обычно-то призраки хотят, чтобы их знали…

— Вот именно! А этот пройдоха устроил маскарад. Как мы его поймаем?

— Не знаю, — сказал Шрам. — Но в этом и соль. Мы не знаем — никто не знает. Такого подарка владычице не сделает никто.

Троица переглянулась. Ладно, Минерва — пускай придворные перед нею лебезят, иксам это без надобности. Но утереть нос всем вельможам, которые прибегут с подарками!.. Сделать такой дар, что целое герцогство ахнет!..

— Как говорит лорд Роберт, ага.

— Еще какое ага! Поймаем гада!

Невозможно призвать неизвестного призрака. К счастью, молва описывала несколько известных. Распухшая Дама; Тот Кто Воет; Моррей Летописец, а также король призраков — Одар Спесивый.

— Опросим их, авось что-то знают!

— А с кого начнем?

Хорошо было бы обратиться к агатовцу. Но герцог Одар внушал робость даже отважным иксам, потому решили начать с другого Ориджина — Моррея Летописца. На закате дня трое кайров вошли в городскую библиотеку, звеня мечами и кинжалами. Моррей — Ориджин, хоть и летописец; нехорошо являться к нему без оружия.

— По какому делу, господа?.. — уставился на них служитель библиотеки.

— Желаем ознакомиться, — Шрам оскалил железный зуб, — с литературой.

— Но мы уже закрываемся!

— Вот и славно, нам не будут мешать. — Потомок пиратов вынул ключ из руки библиотекаря. — Ступай домой, сынок.

— П-под вашу ответственность…

Служитель смылся, иксы заперли дверь и принялись за дело. Разыскали две нужные книги, выбрали стол у окна, поставили свечу. Обри, главный мистик среди кайров, дал пояснения. Лорд Моррей Ориджин, прозванный Длиннобородым, посвятил жизнь ведению летописи Полариса. Он не питал надежд, что кто-то еще из Ориджинов захочет описывать историю, а не творить ее, потому после смерти остался в библиотеке, дабы продолжать свое дело. К счастью, он трудился в городской читальне, а не в замковой — иначе пострадал бы этой зимой от Перстов Вильгельма. Говорят, после кончины Моррей написал сорок восемь книг и отрастил бороду длиной в шестнадцать футов. Впрочем, свой самый известный труд Длиннобородый создал еще при жизни — вот этот: «Ошибки полководцев владыки».

Шрам раскрыл фолиант, но Обри подсунул ему другой:

— Моррей не появляется, когда люди читают его собственную книгу. Он думает, это обычное дело. Но если кто-то берет с полки «Историю всех северных земель» монаха Гоблета из Закатного Берега — наш Моррей тут как тут. Отпугивает людей, чтоб не читали чушь.

Они положили «Историю» возле свечи и открыли ставни, дабы появился ветер. Вместе со ставнями открылась и неприятная правда: полнолуние окончилось, на краешке луны появилась щербинка. Фитцджеральд задернул шторой дефект луны.

— Что теперь? Свечу зажечь?

— И руки в круг.

— Как бабы…

Поставили ладони, зажгли огонек. Обри начал на правах мистика:

— Гм-гм… Лорд Моррей Ориджин, известный также как Длиннобородый и Летописец, мы к вам пришли по боевому заданию. Некий призрак творит бесчинство…

— Чины назови, — буркнул Шрам. Обри назвал имена, чины и звания всех троих, затем обрисовал ситуацию с призраком-негодяем.

— Как видите, милорд, он вредит моральному духу гарнизона и безопасности в целом. Просим вашего совета по отлову лазутчика из мира мертвых.

Наступила тишина. Иксы прислушались к ветру. Тот, шельмец, налетел абсолютно бесшумно — и с первого порыва погасил свечу.

— Тьфу, тьма! Что делать?

— Быстро зажги назад. Вдруг он не заметил…

Зажгли, поставили руки плотнее.

— Лорд Моррей, мы просим не от себя, а по долгу службы. Сестра и мать герцога Эрвина, а также владычица пострадали от этого призрака. Помогите поймать его!

Ветер снова не издал ни звука, зато отбросил штору, обнажив неполную луну.

Шрам погладил «Историю всех северных земель»:

— Лорд Моррей, если вы нам не дадите совета, мы начнем искать его в этой книге.

Ветер издал короткий свист. Весьма насмешливый, надо заметить.

— Милорд, мы вас предупреждали.

Шрам стал читать книгу вслух. Злокозненный призрак не отзывался, только заставил дворовую собаку громко звенеть миской. Шрам упорно прочел всю первую страницу. Автор нахваливал закатный народ. Нет людей более гордых и свободолюбивых, чем бывшие рабы, сбросившие цепи. Они узнали подлинную цену свободы и больше никогда не наденут ярмо…

— Чушь какая-то, — не вытерпел Фитцджеральд.

Ветер подул так прицельно, будто плюнул на свечу. Она, само собой, погасла.

Обри вздохнул:

— Дела не будет. Заметил он, что полнолуние кончилось.

Шрам погрозил призраку кулаком и вернул книги на место. Длиннобородый не остался в долгу: когда кайры собрались выходить, ключ намертво застрял в замке. Шрам в сердцах высадил дверь ногой, а на следующий день заплатил за ремонт.

Во имя богов справедливости мы обязаны сказать: отнюдь не всех придворных радовал грядущий праздник. Вождем черных душ, ненавидящих день рожденья, стала фрейлина Лейла Тальмир. Причиною было чистое суеверие: фрейлина считала дурной приметой, если претендентка на трон ест с руки матери другого претендента.

Применив иносказания и намеки, леди Лейла поделилась тревогою с теми, кому доверяла. Минерва отшутилась, приведя Лейлу в плохо скрываемое бешенство. Министры поняли опасения фрейлины, но были по горло завалены работой и не имели времени на интриги. Офицеры гвардии обожали Минерву и не верили, что она способна ошибаться. А старый асассин, который мог повлиять на владычицу, еще зимой убыл в Фаунтерру. И тогда отчаянье заставило Лейлу искать помощи в стане легкомысленных девиц и непутевых ловеласов — то есть, в секретариате.

— Баронет, позвольте пригласить вас на прогулку.

— Я в ужасе, но покоряюсь судьбе. Куда желаете направиться?

— Мы должны найти подарок для ее величества. Предлагаю объединить усилия.

Погожим августовским вечером они вышли на Купеческую улицу. С переносом столицы торговля в Первой Зиме расцвела. Тут и там блестели красивые витрины, каких еще год назад не видывали на Севере. Продавались фарфор и стекло, яркие шелка, пестрые ковры, изысканные парфюмы, всевозможные сорта чая и кофе. Оружейники и гончары, еще недавно правившие бал, теперь откатились в переулки, уступив видовые места привозным диковинкам.

Впрочем, Дориан Эмбер ни на вдох не поверил, что леди Лейла действительно ищет подарок (и был прав: фрейлина приготовила его задолго до общей истерии). Не обращая внимания на прилавки, баронет задал вопрос:

— Что вас гложет, миледи?

Фрейлина изложила суть. Ориджины нашли уязвимое место владычицы и впились клыками и когтями. Минерва — одинокая сирота. Они дали ей все, о чем она мечтала в детстве: мамкину заботу, милых братика с сестричкой, дни рожденья, подарки, даже забавные семейные ссоры, которые всегда кончаются миром. По просьбе новой мамочки она сделает все, что угодно. А нужно-то всего ничего: отдать свои голоса на выборах…

— Вы ревнуете к леди Софии? — предположил Эмбер. — Хотели бы сами удочерить Минерву?

— Да спасут меня боги! Такое дитя измучит любую мать. Однако это наша законная императрица, а Ориджины манипулируют ею. Снова.

— Или она — ими…

— Ее двор здесь, в ратуше, но она регулярно проводит время в замке. Даже ночует там, в крохотной комнатенке, неподходящей для владычицы. Видите ли, ей нравится северный дух… Нет, милорд, я бы сказала иначе: Минерва стала заложницей.

— Видимо, никто кроме меня, не сможет ее спасти. Что ж, так и быть. Я соблазню леди Иону и похищу ее сердце, а потом верну Ориджинам в обмен на нашу Минерву.

Лейла всем видом показала, сколь уместны шутки в подобном деле.

— Тьма сожри, милорд! Вы настолько глупы, что не понимаете опасности?

— Ваша опасность — ничто в сравнении с моею. Видите ли, в странном поведении ее величества отчасти виноват я.

— Что вы натворили?!

— Ну, э, с чего бы начать… Пожалуй, дело в том, что я не очень люблю налоги. Я владею недурными винодельнями около Руайльда. И Корона взымает с меня налог даже в том случае, если сама же закупает вино. То есть, часть уплаченных мне денег сразу отнимаются обратно. Я до сих пор не уяснил тайной справедливости этого процесса.

Лейла чуть не споткнулась, подстреленная мыслью:

— И ради освобождения от налогов вы сделали… что?!

— Боюсь, вы не так поняли, — улыбнулся Эмбер, откровенно забавляясь. — Позвольте начать с другой стороны. Помните, зимой какое-то время ходила сказка, будто в небе есть много Звезд? Некоторые дворяне даже смотрели в подзорные трубы… Потом мода прошла, и все затихло. Но однажды ее величество спросила моего мнения о выборах. Знаете поговорку: «Есть лишь одна Звезда»? Я взял и перекрутил: «Есть не одна Звезда». Владычица узрела в моих словах глубокую мудрость и, кажется, именно тогда придумала новый план.

— Какой еще план?

— Из числа этих ее грандиозных идей, которые обычно не срабатывают, но выходит очень потешно.

Леди Лейла прокляла себя за то, что доверилась самому несерьезному мужчине двора. А между тем, Эмбер успешно справлялся с нелегкой задачей: всеми силами корчил дурака, чтобы Лейла не догадалась, как глубоко он посвящен в планы Минервы. Фрейлина задала еще несколько вопросов, секретарь снова ответил полушутками и скабрезными намеками. Но фрейлина почуяла долю правды и начала понемногу загонять Эмбера в тупик. Он вывернулся неожиданным способом:

— Глядите, книжный магазин! Давайте зайдем!

— Зачем?

— Не забывайте, миледи: мы ищем подарок.

Хозяин лавки радостно напустился на них:

— Чем могу порадовать ценителей литературы?

— Хотим подарить книгу девушке на день рожденья. Ей исполняется двадцать лет.

— Нужен труд об искусстве любви? — просиял торговец.

— О, нет! Это хмурое дитя Севера, равнодушное к усладам. Нужно что-нибудь жуткое — о призраках, возможно.

Торговец ушел на поиски, а Лейла снова взялась за Эмбера:

— Кстати, объясните мне эту историю с привидениями. Тоже манипуляция Ориджинов?

— Ни в коем случае. Последние события — типичный пример того, что я называю летним помешательством. Обратите внимание: призраков встречают лишь те, кто обделен близостью с противоположным полом. Успешные в любви люди, вроде меня или лорда Эрвина, ничего подобного не видят.

— Пф!..

Владелец лавки положил перед Эмбером фолиант, вызывающий уважение своею чернотой и тисненным серебристым черепом на обложке.

— Мегара Эстель Мила, «Тайные ужасы Первой Зимы». Истории о призраках, но не та расхожая чушь, известная всем: про Летописца или Распухшую Даму. Здесь настоящие секреты загробного мира, каких не встретишь в других книгах. Оцените для примера. Одна юная девушка очень хотела понравиться молодому лорду. Она научилась кататься на коньках и стала выделывать пируэты на зимнем озере. Но лорд не смотрел на нее. Девица старалась все сильнее, забыла осторожность и заехала на тонкий лед. Провалилась. Ее вытащили, но не смогли откачать: испустила дух тою же ночью. Если бы лорд пришел на похороны, то рассмотрел ее хотя бы мертвой. Однако мать не пустила лорда: «Эта девица не настолько высокородна». Мертвое тело закопали, а душа девушки осталась бродить по свету. Она не обретет покоя, пока не получит хотя бы взгляд от того самого лорда. Но как же он увидит ее, если она — призрак?

Эмбер дал оценку:

— Жидковато. Поймите, сударь, наша именинница — суровая северянка. Воспитана медведицей, удочерена волками, дружит с головорезами, купается в проруби.

— О, тогда ей придется по душе такая история! — Торговец раскрыл книгу на другой странице. — Один славный воин пал в бою далеко от дома. Его сын был рядом и подобрал отцовский меч, но не защитил мертвое тело. Враги утащили покойника, чтобы поглумиться. А сын был родом из суровой земли. Даже его, лорда, строго наказали бы за то, что не смог уберечь тело героя. И сын побоялся сознаться. Вместе с оруженосцем он нашел другого мертвеца, подходящего по росту, размозжил ему лицо, чтобы сделать неузнаваемым. Обмотал просмоленными бинтами для защиты от червей, одел в парадный мундир павшего отца, вложил в руки фамильный меч — и повез в родовой замок. Стояла жара, как сейчас. Несмотря на бинты, тело быстро разлагалось. Сын привез домой чудовищного кадавра, одетого в гербовый мундир. Стоило бы как можно скорее захоронить этот ужас. Но сын знал, что отъявленную ложь следует прятать на виду. И тогда…

Дориан Эмбер уже сам заглянул в книгу и узнал конец истории.

— Ложь, интриги, трупы, черви — то, что нужно! Именинница придет в восторг.

Леди Тальмир поджала губы:

— Милорд, вы ужасны. Уточняю: это не комплимент.

Позорный провал в библиотеке заставил иксов изменить тактику.

— Нужно что-то сделать с луной, — сказал Фитцджеральд и показал друзьям круглый фонарь. — Заклеим стекло бумагой, будет белый свет — точно лунный.

— Еще нужна девица, — добавил Шрам. — Бабы чутки на все потустороннее.

Обри разыскал Мередит:

— Сударыня, вы нужны войску Первой Зимы. Помогите нам поймать призрака.

— Как — поймать?..

— Изловить, допросить и поместить в темницу душ — то бишь, на службу к Минерве.

— Простите, сир, но я боюсь…

— Поймаем гада — и у вас наладится с Эмбером.

— Уже не наладится, он меня считает истеричкой.

— Тем более, отомстим ему!.. В смысле, призраку, а не баронету.

Кайр сломил сопротивление барышни и привел ее вечером в надвратную башню замка. По слухам, именно здесь обитал Тот Кто Воет. Греи ночной вахты нередко слыхали его жалобные стоны. Нынешний часовой показал иксам помещение, где они раздавались, — комнату с подъемным механизмом моста. Часовой предупредил, что кроме духов в башне водятся крысы и коты — все они тоже умеют издавать унылые звуки. Пожелал удачи и ушел в караулку. Кайры взялись за дело.

Прикрыли створки на бойницах, чтобы спрятать надгрызенный месяц. Подвесили ложную луну в виде фонаря, поставили свечку. На сей раз начал Шрам:

— Тот Кто Воет, мы призываем тебя…

Фитцджеральд встрял:

— Имя назови.

— Я и говорю.

— Думаешь, его зовут Тот Кто Воет?

— Меня зовут Шрам, и что теперь?

— Ладно, давай.

— Тот Кто Воет, срочно на верхнюю палубу. Я, кайр капитан Шрам, командир второй иксовой роты, имею к тебе вопрос. Явись и расскажи про того духа, который всех пугает.

Ветер не издал ни звука, только что-то скреблось внутри подъемного механизма. Вероятно, мышь.

— Я слышала, нужно сказать о себе что-нибудь интересное, — шепнула Мередит.

— Так назвал же имя и чин, чего еще?

— А можно, я попробую? Когда училась на третьем курсе, вышел забавный случай. К нам в пансион приехали двое сыщиков…

Обри стал ее слушать. Шрам и Фитцджеральд, уверенные в неспособности девицы сказать что-либо ценное, глазели по сторонам. И тут Фитцджеральд заметил странность: огонек свечи клонился не к бойнице, и не от нее, а в сторону. Где-то в стене имелась щель, создававшая сквозняк.

— Дайте-ка…

Лейтенант сам взял свечу в обе руки, обошел подъемный механизм, приблизился к стене. Язычок пламени находил путь, словно нос ищейки. Один камень в кладке стоял неровно, и раствор выкрошился, образовав черную щель. Огонек тянулся туда.

— Помолчите, сударыня.

Мередит умолкла, и все услышали тонкий свист из щели между камней. Кайры навострили уши. Ничего особенного: там свистело, тут скребла мышь.

— Ну, призрак, говорить будешь?

И вдруг Мередит изменилась в лице:

— Он уже говорит…

Кайры разинули рты:

— Что?! Где?!

— Тихо! Он еле шепчет… Достаньте… достаньте… достаньте…

— Кого достать? Кончайте шутить, сударыня.

Она явно не шутила. С ужасом и вниманием девица смотрела на щель между камней.

— Достаньте… помогите…

Обри всадил кинжал в щель. Шрам помог с другой стороны. Выскребли остатки раствора, поддели камень, налегли.

— Достаньте! Достаньте!.. — повторяла Мередит, точно завороженная.

Камень со скрежетом выдвинулся из кладки. Кайры ухватили его и вытащили прочь. Мередит охнула. В нише находился череп человека. Он был обращен затылком к иксам, его покрывали комки волос, отпавших при гниении плоти.

— Холодная тьма, его замуровали!

Под черепом виднелись верхние позвонки хребта. В толще стены находился целый скелет, но через проем виднелся только череп. Он припадал лицом к наружным камням кладки. Так, будто пытался сквозь камни увидеть что-то за пределами замка.

Обри указал острием кинжала:

— Глядите, там еще одна щель!

Верно: между наружных камней стены, как раз перед глазницей черепа, имелся просвет. Он-то и порождал сквозняк, затронувший свечу. Неведомое число лет мертвец провел в стене, глядя сквозь щель на дорогу перед замковыми вратами.

— Зверство, — сказал Фитцджеральд. — Прямо как в Лиде.

— Это и есть лидец… — пролепетала Мередит.

— Почем знаешь?

— Он говорит… Молчите, молчите… Он — лидский генерал, пытался захватить Первую Зиму… Его разгромили и замуровали. По лидскому обычаю… Оставили щель, чтобы видел ворота, в которые никогда не войдет враг…

— Ну и ну! Вот так дела…

— Ужасно!

— Ага… Спроси его: это он всех пугает?

— Нет. Он не может покидать стену… Дух намертво прикован к костям. Пока скелет не похоронят, или пока кто-нибудь не возьмет штурмом этот замок.

Фитцджеральд повернул череп лицом к себе:

— А не врешь? Поклянись Агатой, что это не твоя работа!

— Он клянется Глорией… — прошептала девушка.

— Лидец, — буркнул лейтенант.

— Он просит… — сказала Мередит. — Похороните… Достаньте и предайте земле…

Иксы переглянулись. Лейтенант постучал рукоятью кинжала по стене. За исключением вынутого камня, она смотрелась весьма прочной. Обри налег плечом. Какое там! Даже Персты Вильгельма не пробили эти стены…

Шрам поднял извлеченный камень и аккуратно вставил на место. Мередит ахнула:

— Ничего нельзя сделать?!

Фитцджеральд отряхнул руки:

— Ну, я поставил его лицом в другую сторону. Увидит что-то новенькое.

Двое всадников поднимались мощеною дорогой по склону горы Агаты. Их фигуры выдавали близкое родство, а посадка в седле — сходную верховую выучку. Первая Зима осталась внизу, за спинами. Всадники то и дело оборачивались, чтобы полюбоваться на город, купающийся в закатных лучах.

— Мы с мамой сегодня потрудились на славу! Украсили две стены, придумали роспись для въездных ворот, вызвали маляров, выбрали место для музыкантов. Завтра попробуем расставить инструменты и сделать репетицию.

— Наша матушка неудержима. Похоже, сестрица, тебе достались две епитимьи вместо одной.

Иона шлепнула брата по плечу.

— Между прочим, я ужасно устала.

— Но усталость как рукой сняло, когда я предложил прогуляться, правда?

— Ты чудесно придумал навестить Роберта. Всем нам весело, а он взаперти.

— Стараниями твоей новой… прости, я запутался: подруги или сестрички?

— И нечего потешаться: Мия прекрасно вышла из положения. Назначила каторгу, но такую почетную, что Роберт даже не в обиде.

— Тебе сегодня все прекрасно, — со смехом отметил Эрвин.

Иона не стала отрицать очевидное. Лучась от счастья, они подъехали к воротам монастыря Светлой Агаты. Привязали коней, вошли во двор, сказали монахиням о себе. Помолились в храме, держась за руки, как в детстве. Тепло и покой переполняли Иону.

Настоятельница вышла к ним, брат и сестра с поклоном попросили благословения. Святая мать осенила Эрвина спиралью, а перед Ионой сама склонила голову:

— Боги дали вам силу творить чудеса. Почту за честь, если вы благословите меня.

Смущаясь, Иона сотворила спираль над седою головой аббатисы. Когда вышли из храма, она опустила глаза — ждала от Эрвина пусть не злой, но иронии. Однако он шепнул ей на ушко:

— Я очень горжусь. Слово чести.

Они поднялись в гостевой дом. Три этажа занимали паломники, которые летом толпами сходились к гроту Косули. На четвертом, в мансарде, располагалось место каторжных работ. Монастырь — женский, мужчинам нельзя находиться в дормитории. Поэтому келью для Роберта выделили под крышей гостевого дома. Половину небольшой мансарды занимали кипы бумаг, во второй половине находились нары, стул и стол. Дверь была снабжена самым прочным из замков: клятвою Ориджина не покидать этого места, пока не позволит императрица.

Иона тепло обняла кузена, Эрвин крепко пожал руку. Вернее, Эрвин думал, что крепко, пока Роберт не ответил на пожатие.

— Полегче, кузен, руку сломаешь!

— Прости. Я хотел показать, что еще не размяк здесь над пером.

Они кое-как разместились в тесноте и повели разговор. Иона рассказала новости: дела в городе, приготовления к празднику, задумки матери. Эрвин доложил о подарочной истерии. Как приготовить неформальный подарок всего за пару недель?! В другую землю гонца не пошлешь, шедевр у мастера не закажешь, цеха завалены работой. Но Эрвин придумал блестящую идею! Ее величество хотела фейерверк и торт — отчего не совместить? В гигантский торт шести футов диаметром будут вставлены двадцать шутих, стилизованных под свечи, только фитилями вниз, а под слоем глазури замаскирована хитрая система запала. Сладкий стол разместят во дворе, в кульминационный момент Эрвин украдкой подожжет фитиль, и под крики: «Слава Янмэй!» — торт жахнет в небо двадцатью огненными цветами.

— И весь его засыплет зола от фейерверка, — хихикнула Иона.

— Не весь, а только верхнюю глазурь, на которой изображен лик Минервы. Жрать императрицу все равно нельзя, так что глазурь снимут перед поеданием торта.

Иона похвасталась, что придумала нечто получше. Бесстыдно пользуясь своею славой, Северная Принцесса оттеснила всех прочих клиентов и разместила заказ у лучшего художника Первой Зимы, подлинного гения. Он обещал выполнить портрет Минервы в новомодном метафорическом стиле. Владычица предстанет в виде коллажа из ее любимых символов: искра, Перчатка Янмэй, летающий корабль и цветок эдельвейса.

— Клянусь тебе, она ни черта не поймет, — рассмеялся Эрвин.

— Напротив, Мия скажет, что я изобразила ее душу! А лицо на торте — это пошлость для купеческих девок. Знаешь, кто оценила бы? Даю намек: хрю, хрю…

Кузен, однако, остался хмур. Иона и Эрвин уже не раз навещали его и знали, что каторга не слишком печалит Роберта. Да, ему пришлось сидеть взаперти, с утра до ночи сушить мозги и слепнуть над бумагами. Но заключение проходило не в подземелье, а на вершине горы, в святом месте, еще и с допуском к важнейшим документам Короны. По сути, каторга являлась почетною службой, и Роберт нес ее без нареканий.

— В чем дело, кузен? Что тебя огорчило?

— Ко мне приходил Деймон…

Три дня назад, на закате, Красавчик появился в келье. В его глазнице сидел обломок стрелы. Деймон сказал Роберту: «Я погиб из-за тебя. Ты мог быстрее прийти в Фаунтерру. Я ждал, но не дождался». Однако Роберт Ориджин — не из тех, кого легко завиноватить. Он указал призраку брата на крайнюю сложность наступления зимой и усталость воинов после двойной битвы в Лабелине. Он также отметил горячность Деймона, которая делала его безрассудным в бою. «Ты смеешь винить меня?!» — вскричал призрак. «Нет, — ответил Роберт, — но и ты меня не вини. Я бы не стал, если б был на твоем месте». Деймон еще позлился немного и исчез. Роберт лег спать, а уж на следующий день его накрыло.

— Понимаете, я думал, Деймон живет на Звезде, пирует в чертогах Светлой Агаты вместе с лучшими воинами Севера. Но он бродит тут, неприкаянный, несчастный. Как старый Одар прикован к креслу, так и Деймон — к своим костям…

Эрвин ответил:

— Мы не можем рассказать всего, но кое-что важное открылось в ту ночь, и теперь я сомневаюсь, что Звезда — лучшее место на Спирали. Возможно, это и хорошо, что душа Деймона осталась здесь.

Иона подтвердила:

— Я тоже так считаю. К матери приходил наш отец. Он был расстроен, упрекал ее… Но я порадовалась, что он все еще с нами.

Она рассказала подробно, и Роберт выразил облегчение:

— Ну, если так… Лорд Десмонд хотя бы присмотрит за Деймоном. Но я поговорю с аббатисой и попрошу большой молебен за упокой их душ. Возможно, тогда они простят меня и леди Софию…

Чтобы замять тяжелую тему, Эрвин с Ионой поинтересовались работой кузена. Эрвин уже был в курсе дел, Иона многое пропустила и лишь теперь вникла полною мерой.

Почетная каторга Роберта включала безумное количество расчетов. Имперский секретариат и министерства снабжали его кипами бумаг с исходными данными. Роберт должен был вычислить, сколько стоит прокладка одной мили путей, содержание одного гвардейца или кайра, или одного чиновника. Во что обходится обучение одного инженера, врача, ученого, преподавателя. Чего стоит день существования двора, или полка имперской армии, или университета. А затем — самое трудоемкое — разделить все это на численность населения каждой земли и составить гигантскую таблицу. Один средний альмерец отдает в день: столько-то звездочек — на императорский двор, столько-то — на армию, министерства, университеты… А средний путевец отдает ежедневно на те же нужды… А средний закатник…

Работа была чудовищна по масштабу, ведь все данные подавались врозь, без системы. Следовало упорядочить их, просуммировать, свести к общим знаменателям, и лишь тогда вычислять. Что самое главное, все это не имело никакого практического смысла.

Согласно налоговой реформе, которую задумал еще Адриан, а затем поддержала Минерва, каждый работающий житель Полариса обязан был платить в казну от шестнадцати до тридцати двух процентов дохода (в зависимости от вида деятельности). Из этих денег формировался бюджет, который Корона тратила по своему усмотрению. Для сбора налогов не нужно вычислять, сколько пойдет на двор, армию, образование. Достаточно знать, сколько получает в месяц, например, путевский гончар — и какой процент из этого причитается Короне.

Словом, Роберту досталось трудоемкое и бесполезное дело — идеальная каторга.

— Сочувствую тебе, кузен. Но завидую тому, каким умным ты станешь через год вычислений. Я побоюсь сесть с тобою за стратемный стол.

Однако Иону что-то встревожило. Она попросила Роберта повторить объяснения, внимательно выслушала, покусывая ноготь.

— Дорогой, тебе не кажется, что Мия замышляет против нас?

Эрвин усмехнулся:

— Это говорит девушка, которая целует Мию при встрече? Ты, наконец, овладела высшим мастерством лицемерия?

— Не скрою: она симпатична мне, и, похоже, взаимно. Но твои с нею отношения всегда были окрашены узором взаимных интриг. Конечно, Мия не желает тебе большого зла, но может считать новую интригу чем-то вроде изящной партии в стратемы. В ее глазах это — проявление любви.

— Прошу тебя, сестрица! Нет никакой интриги! Она доверяет тебе Перчатку Могущества — самое дорогое, что имеет. А я через день ужинаю с нею, пью дурацкий ночной кофе и выслушиваю планы реформ. Мия столько думает о плотинах и рельсах, что у нее просто не остается умственных сил на заговор!

— Либо она умнее, чем ты полагал…

— Ты говоришь, как Тревога. Кстати, благодарю: она давно не появлялась, но ты успешно ее заменяешь.

Иона потрогала бумаги на столе Роберта:

— Кузен, скажи: что здесь написано?

— Бывает… Я же только объяснил.

— Ты объяснил поверхность. А что это по сути, в глубине?

— Бесполезное дело для развития ума и очищения души. Когда выйду отсюда, стану лучшим финансистом, чем прежде.

Иона погладила кузена по плечу. Вышло немного снисходительно — к счастью, Роберт этого не заметил.

— Милый братец, а ты что думаешь?

Эрвин пояснил Роберту:

— Прости сестру, она успела стать чуточку святой. Сама аббатиса просила у нее благословения… Иона, не умничай, а скажи прямо: что увидела в бумагах?

Принцесса кротко развела руками:

— Не знаю, честно. Никогда не любила и не понимала финансы… Просто чувствую подвох. Эрвин, посмотри, пожалуйста.

Только ради сестры он склонился над таблицами и долго, внимательно вникал. Взял чистый лист, выписал несколько чисел, перемножил, высчитал проценты. Шестнадцать процентов, тридцать два… Покусал кончик пера, перепроверил расчеты… И вдруг расхохотался:

— Милая сестра, здесь точно нет интриги. Это пустой труд во благо души, как и сказал Роберт. Едва Мия получит эти бумаги, она сожжет их в печке.

— Почему ты так думаешь?

— Перед нами доказательство того, что династия Янмэй — бесполезный паразит. Что еще, тьма сожри, может сделать с ним янмэйская императрица?

— Распухшая Дама живет в нашем озере, — излагал первый мистик Обри. — Если девушки заплывают на середину, она хватает их за пятки и тащит под воду. Обычно потом отпускает, а иногда нет. По всему видно: Распухшая Дама — утопленница, и кости ее до сих пор лежат на дне. Просто так она с нами не заговорит: мы не знаем имени, и полнолуние прошло. Но если вытащить со дна хотя бы одну кость…

Иксы внимательно слушали, а Мередит вертела головой. Посмотреть таки было на что: весь двор бурлил подготовкой. Слуги забивали крючья и развешивали гобелены по крепостным стенам. Воины гарнизона, построенные в блестящую шеренгу, слушали наставления леди Софии о нормах поведения на праздник. Герцог и кастелян улыбались, но не перечили герцогине. На боевой галерее репетировал хор, лошади подпевали из конюшни. Леди Иона, вооружившись Перчаткой Могущества, поднимала на стрелковую площадку клавесин.

— О, боги, все так!.. Здесь они все!.. И на ней та самая!.. — Мередит никак не могла выбрать главную цель для своего восторга.

— Как мы достанем кости? Там же чертова глубина…

— Я знаю, кто нам поможет!

Обри увлек иксов за собой — вверх, на стрелковую площадку. Леди Иона трудилась, напряженная до предела. По благородному челу стекали капли пота, губы сжались добела, рука, казалось, превратилась в камень. С большим усилием Иона направила клавесин куда нужно, повернула ножками вниз и опустила на площадку.

— Получилось!.. — воскликнула принцесса, еще не веря в успех.

— Миледи, позвольте обратиться.

— Скажите, он по центру стоит?.. Вроде, не совсем. Ничего, сами подвинут, я сделала главное! — Она расцвела в улыбке. — Слушаю вас.

— Миледи, нам требуется ваше содействие, — сказал Обри.

— Во имя Агаты, — веско вставил Шрам.

— Нужно поднять со дна озера кости утопленницы. Только вы способны помочь.

Леди Иона посмотрела на Перчатку — отнюдь не так уверенно, как хотелось бы кайрам.

— Вы были знакомы с покойной?..

— В некотором роде.

— Хотите предать ее земле?

— Так точно.

— Славное дело, но… — Иона перевела взгляд на синюю воду. — На дне лежат сотни скелетов, как я найду нужный?

Лица иксов обрели торжественный вид:

— Агатовское чутье подскажет вам. Никто, кроме вас, не сможет. Даже Минерва.

В вассальной присяге отсутствуют слова: «Клянусь не манипулировать чувствами своей сеньоры, о которых узнал, подсматривая за гаданием». А зря.

— Ну, если я — ваша последняя надежда… Видимо, мой долг — оказать помощь.

Иона решительно нацелила Перчатку на озеро. Раздался шорох и стук, что-то взмыло к небу.

— Миледи, стойте!

Поздно. Иона забыла отцепить лучи от клавесина. По взмаху руки инструмент взлетел, как ядро из камнемета, описал красивую дугу и плюхнулся точно в центр озера. Утки разлетелись с кряканьем, купальщицы завизжали. Клавесин погрузился по ватерлинию и лег в дрейф, блестя скрипичными ключами на бортах.

— Ой…

К несчастью, именно в этот момент леди София решила проявить заботу и обратила взгляд вверх:

— Как ты там, доченька? Но зачем… Куда… Аааа! Что ты творишь?!

Герцогиня-мать ринулась к лестнице на стену.

— Простите за беспокойство, миледи. Служим Агате.

Кайры отсалютовали принцессе и исчезли ровно за вдох до прибытия леди Софии.

— Что ж, применим резервный план, — постановил Фитцджеральд.

Одинокая лодка бесшумно скользила по ночному озеру. Приятная прохлада поднималась от воды. Звезда и замковые огни отражались в зеркальной глади. Ледовый лабиринт таинственно мерцал на дальнем берегу.

— Как романтично!.. — восхитилась девушка. — Спасибо, что пригласили меня!

— Леди Мередит, слушайте задачу. Сейчас вы падаете в воду. Утопленница хватает вас за пятки и тянет на дно.

Кайр Обри ловко поймал девичью ножку, скинул туфельку и надел на лодыжку петлю.

— Что?.. Зачем?!

— Распухшая Дама схватит вас, а мы вытащим обеих. Так-то она и попадется.

— Нет, я не согласна!

— Сударыня, посмотрите на меня. Вы — очень красивая девушка. А красивые девушки всегда упорно идут к цели.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Красотки славятся упорством.

— Но я боюсь!

Обри стащил с нее вторую туфельку.

— Сударыня, посмотрите мне в глаза. Вы хотели отомстить призраку. Он разбил вашу любовь с баронетом.

— Не такая уж и любовь. Просто…

— Просто или нет, но он вас оскорбил! Выставил истеричкой, такое нельзя прощать. Месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным.

— И мокрым, — добавил Шрам и столкнул девицу за борт.

Она вскрикнула, погрузилась с головой. Вынырнула, отплевываясь.

— Что вы себе позволяете?! Поднимите сейчас же!

— Еще рано. Она еще не схватила.

— Не надо меня хватать!..

Мередит потянулась к борту. Шрам совершил гребок, и лодка на ярд отплыла от девицы.

— Тьма сожри! Это уже полное хамство!

— Если она будет ругаться, ничего не выйдет, — отметил Фитцджеральд. — Распухшая Дама хватает тех, кто плавает в удовольствие.

— Твоя правда, брат… Сударыня, наслаждайтесь!

— Что?!

— Купайтесь с удовольствием. Поплещитесь, скажите: «Какая водичка!»

Она задохнулась от негодования и гневно поплыла прочь от лодки. Прошла минута. Обри не совсем равнодушно наблюдал за девицей. Фитцджеральд и Шрам обсудили судьбу клавесина:

— Думаешь, он причалил или разбился о рифы?

— Скучно мыслишь. Его взяли на абордаж, разграбили и потопили.

— А вода и вправду хороша!.. — донесся голосок Мередит.

Девушка вошла во вкус и плавала туда-сюда, грациозными движениями рассекая озеро.

— То, что нужно, после жаркого дня! Кайр Обри, а вы не… Оох!

Внезапно она ушла под воду. Бултыхнула руками, показалась на миг — и исчезла вновь. Шрам схватился за веревку:

— Клюет!

Фитцджеральд придержал:

— Погоди, пусть заглотит покрепче.

Мередит перестала биться и исчезла в глубине. Несколько пузырей воздуха всплыли на поверхность.

— Тяни!

Иксы дружно потащили веревку.

— Раз-два!.. Взяли… Раз-два!..

Либо утопленница крепко держала Мередит, либо девушка оказалась не такой худой, как виделась на первый взгляд. Тянуть было трудно. В какой-то миг Обри даже запаниковал и собрался прыгнуть в озеро. Но вот из воды показалась ножка, за нею вторая, а там уж рукой подать до остальных частей тела. Мередит затащили в лодку, Обри кинулся делать искусственное дыхание, а Шрам приказным тоном отчеканил:

— Распухшая Дама, мы тебя поймали! Ответь на наш вопрос, не то тебе несдобровать!

Фитцджеральд спохватился:

— Тьма, так она не услышит. Надо же свечу зажечь!

— Сам и зажги, ты младше по званию.

— Огниво у тебя.

Достали огниво и свечку. Последняя оказалась мокрой — девушка забрызгала, падая за борт. Шрам стал вытирать, но лишь измазал рубаху воском.

— Распухшая Дама, — сказал Фитцджеральд, — давай в этот раз как-нибудь без свечи. Ты же слышала, как Мередит наслаждалась, вот и нас услышишь. Один дух проказничает в замке. Хотим знать, не ты ли это?

— Не смей хитрить! — грозно добавил Шрам. — У нас есть леди Иона, а у нее — Перчатка Могущества.

— Кха-кха-кха… Это не она… — прокашляла Мередит.

— Откуда знаете?

— Она сказала… под водой. Кхе-кхе… Сказала: та, другая… Кха…

Несмотря на явные признаки жизни пострадавшей, Обри норовил продолжить искусственное дыхание. Шрам строго отодвинул его.

— Барышня, скажите толком: какая другая?

— Распухшая Дама сказала, кха-кха, дайте мне покой! То этот морозил воду Эфесом, то смолу жгли на льду, то шаваны тонули с конями, теперь вы рыбалку затеяли… Она сказала, кха-кха, устала я, отвяжитесь. Я подумала: тогда сама отвяжись и не пугай нас! А она прочла мысли и говорит: это не я пугаю, а Мерзлячка.

— Мерзлячка?

— Девушка упала в прорубь и замерзла. Но ее вытащили перед смертью и унесли в замок, скончалась уже там. Ее кости не в озере, а где-то еще.

— Мерзлячка… — повторил Шрам.

— Ни костей, ни настоящего имени, — вздохнул Фитцджеральд. — А времени в обрез, послезавтра праздник.

— Но вы отлично поработали, Мередит! — сказал кайр Обри. — Больше того, совершили подвиг.

— Правда?

— Абсолютная. Посмотрите мне в глаза!

Шрам покачал головой:

— Придется идти к Одару. Остальное испробовано.

— Одар пошлет нас во тьму, — ответил лейтенант. — Нас даже лорд Десмонд послал бы, а в Одаре было спеси, как в трех лордах Десмондах.

— Эхх-ма… Значит, добудем аргумент.

— Братья, нас могут разжаловать за это, — сказал Фитцджеральд, и низкий каменный свод эхом отразил слова.

— Бери больше, могут и лишить плащей. Обри, нельзя как-нибудь иначе?

Первый мистик отрицательно качнул фонарем:

— Сам знаешь, что нет. Или место смерти, или косточки. Одар Спесивый погиб под Лабелином, туда нам до завтра не успеть.

Фитцджеральд поднял лом. Таким движением зеленый грей поднимает меч перед дракой с наставником.

— Не хочется, братья… Ох, не хочется…

— Кайры славятся упорством, почти как красотки, — мстительно напомнила Мередит.

— Тьма меня сожри! Ладно, начали.

Три лома со звоном вонзились под крышку саркофага…

День рожденья начался великолепно. Блестящий кортеж доставил императрицу из городского дворца в замок, где и намечались празднования. Минерва хотела воспользоваться Перчаткой и перелететь по воздуху, но первая фрейлина заранее изъяла Перчатку. Владычица и так ежедневно порхает туда-сюда, а образ воробья не к лицу августейшей персоне. Тогда Мира захотела провести ночь прямо в замке, но и это было запрещено.

— Уж сегодня вы переночуете в городе, а утром оденетесь к празднику под моим присмотром.

Леди Тальмир выделила ударением «сегодня» и «моим», давая понять: в торжественный день она точно не допустит, чтобы владычицу одевала какая-нибудь Иона.

В светлом утреннем платье, усыпанном жемчугом, владычица села в открытую карету и степенно пересекла город. Перед нею ехала почетная дюжина лазурных гвардейцев; позади — почетная дюжина алых. Кони — под праздничными попонами; гвардейцы — при полном параде, на подбор высоченные, хоть заглядывай в окна вторых этажей. К слову, низкорослую Минерву фрейлина обула в туфли на здоровенном каблуке: «Пора вашему величеству расти над собою».

Горожане почти не кричали приветствий, просто глазели на роскошный кортеж, поразевав рты. Они привыкли видеть владычицу вечно занятой, на бегу и в удобном платье. Нынешний пафос ошарашил всех, что было Мире весьма приятно.

Вдоль замкового моста выстроилась почетным караулом рота иксов. Владычица проехала мимо шеренги безмолвных воинов, чьи черные плащи колыхались на ветру. Ворота замка встретили ее яркой росписью: рассветное солнце встает из-за моря. Известный символ новой жизни служил метафорой: новорожденная Минерва входит в замок Ориджинов, будто в жизнь. Лейла Тальмир буркнула нечто язвительное.

Во дворе Мира ахнула, увидев интерьер. Башни были украшены цветами и лентами, каждая напоминала букет. Стены спрятались под флагами и полотнищами гобеленов. Журчал фонтан — настоящий фонтан! Мира даже не догадывалась о его появлении: прежде его маскировали мешковиной.

— Как восхитительно! — владычица прижала руки к груди.

Фрейлина скрыла за веером недовольную мину.

Ориджины тепло поприветствовали владычицу и пригласили к столу с закусками, размещенному у фонтана. Леди София дала бой традиции пировать с утра до ночи и разбила день на несколько актов. Утро: легкие вина и закуски, вручение подарков, невинные игры. Дневная песня: обед, крепкие вина и танцы. Вечерняя песня: сладкий стол и особые игры, а после заката — представление в лабиринте.

Согласно плану, Мира проследовала к закускам и с первых шагов сделала открытие: ходить по брусчатке на высоком каблуке — нетривиальная боевая задача. Зато я чуточку выше Ионы, — утешила себя владычица.

Игристое вино разлилось по бокалам, и Эрвин сделал попытку сказать первый тост, но был осажен матерью. Лорды на празднествах обычно говорят в порядке старшинства, из-за чего прим-вассалы грызутся за место в очереди, а секунд-вассалы упиваются в хлам прежде, чем до них дойдет слово. Леди София положила этому край: сложила в шлем пятьдесят бумажек, на каждой значились слово и номер. В начале дня все тянут бумажки, а затем говорят тосты в порядке номеров, причем в своей речи необходимо упомянуть указанное слово. Гости вытащили номерки, леди Софии досталась единица и слово «эксплорада».

— Хуже эксплорады может быть только Темный Идо, — отметил герцог.

Но герцогиня-мать, не моргнув глазом, выдала такое лестное четверостишье, что именинница покраснела.

— Мошенница, — заявил Эрвин.

Мира выпила до дна, заслужив острый взгляд Лейлы Тальмир. Затем все проследовали в большой зал, где именинницу ждали подарки. Их было множество, и самых разнообразных! Мира просто не могла изучить все и решила посвятить этому завтрашний день. А нынче запомнились лишь самые яркие.

Леди Иона подарила очень красивую и совсем непонятную картину.

— Это сюжет какой-то книги? Я должна угадать название?.. Спасибо, миледи, обожаю загадки!

Иона почему-то поджала губы, а Эрвин захихикал.

Дориан Эмбер подарил книгу с черепом на обложке и жуткими историями внутри. Мира раскрыла наугад и не смогла оторваться, пока не прочла страницу до конца.

Подарком леди Софии был сам день рожденья, и, по всем признакам, она постаралась на славу.

Первая фрейлина преподнесла платок, который вышила сама. Это было очень трогательно: никто другой не изготовил подарок своими руками.

Старейшины гильдии воздухоплавания сделали потрясающий дар: нарядную летающую карету! Она была идеально приспособлена для полетов с помощью Перчатки: в полу имелись стеклянные окна, чтобы видеть, куда целятся лучи, а в центре кабины — устройство с гирями, чтобы балансировать нагрузку при разном весе седоков.

— Чудесно! Испытаю прямо сейчас!.. Ах нет, я же не взяла Перчатку.

Мира с упреком глянула на Лейлу, и та шепнула в ответ:

— После игристого вам только летать.

Но больше всех запомнился капитан Шаттэрхенд — поскольку явился с пустыми руками. Прошел строевым шагом через зал, встал навытяжку перед владычицей и отчеканил:

— Ваше величество, приношу поздравления и извинения. Мой подарок не был доставлен вовремя. К вечеру будет всенепременно. Прошу простить.

Мира ответила, что ему не стоит волноваться, она вовсе не желала подарков ото всех. Если бы каждый гвардеец вручил что-нибудь, она бы задохнулась под грудой вещей.

Капитан скуксился от слов «каждый гвардеец», буркнул:

— Виноват, честь имею, — и удалился.

А Эрвин подмигнул ей с хитрым видом:

— Мой подарок тоже прибудет позже, и вы его ни с чем не перепутаете.

За подарками последовали смешные тосты по заданным словам, а потом закуски и утренние невинные игры. Все шло забавно и легко, Мира веселилась от души. Лейла Тальмир пыталась ограничить ее пыл, но владычица призвала на помощь гвардию. Чтобы защитить ее величество, капитан Уитмор принялся спаивать фрейлину. Его зычный голос то и дело взлетал над двором:

— По пор-ррядку номеров! Кто следующий? Какое слово?

— Министр Лиам Шелье, номер семь. Барсучок, с вашего позволения…

— Прриступайте!

— Ваше величество, барсучок — он жирный, пушистый и на вид приятный. Так пусть казна империи под вашим руководством будет такою же плотной, густой и радующей взгляд!

— Засчитано. Пьем до дна. Леди Лейла, команда была — «до дна»!

Гостей собралось порядка двух сотен, и естественным образом все стали разбиваться на группы. Прим-вассалы Ориджина затеяли спор на вечную тему: как можно было еще лучше выиграть битву при Первой Зиме? Для полноты дискуссии применили три стратемных поля и бочонок орджа. Секунд-вассалы (младшие офицеры) привлекли сотрудниц секретариата к игре в шарады по особым правилам. Мира попыталась узнать таковые, но офицеры ушли от ответа, сославшись на военную тайну. Дориан Эмбер и Уильям Дейви окружили вниманием леди Иону. Каждый действовал из чистых дружеских побуждений, как же иначе? Однако Иона решила, что ее соблазняют, и с видом торжества стала поглядывать на Миру. Владычица тем временем посматривала на лорда-канцлера. А на кого поглядывал бы он при естественном ходе событий — мы не узнаем, поскольку герцога отвлекло прибытие официальных гостей.

Послы из Фейриса и Закатного Берега, а также южный вельможа по имени Ней-Луккум не нашли ничего лучше, как явиться с поздравлениями сегодня, прямо в день рожденья. Редкое невежество! Прием официальных делегаций и формальных поздравлений — тяжкий труд для императрицы, не имеющий ничего общего с празднованием. Особый день назначается для этих целей. Но отказать во внимании послам, проделавшим дальний путь, было никак нельзя. Чтобы соблюсти вежливость, герцог лично принял их в своем кабинете и застрял на добрых три часа.

Тем временем гости проголодались, и была подана трапеза. Не дав обеду перерасти в ужин, леди София вскоре выдворила гостей из-за столов и объявила танцы. Владычица хотела одарить герцога честью первого танца, но этот хам до сих пор не явился, и честь досталась генералу Дейви. Замковый двор оказался неплохим местом для бала: высокие стены спасали от жары, а музыка звучала прекрасно, отражаясь от древних камней. Если б только не брусчатка под ногами… Мира на каблуках дважды попыталась подвернуть лодыжку, чередуя стоны боли с заверениями: «Ах, не волнуйтесь, все прекрасно!» Генерал Дейви оказался не только понятливым, но и сильным. Приподнял императрицу, покружил, пока звучала музыка, а затем опустил на землю. После этого Мира забыла про бальную карту и выбирала партнеров сугубо по ширине плеч: барон Стэтхем, кастелян Хайрок, даже Роберт, сосланный ею на каторгу.

— Милорд, вы же не станете смеяться, если я приглашу вас?

— Бывает…

Худосочному Дориану Эмберу было отказано, и он нашел утешение в танце с леди Ионой.

Эрвин София Джессика наблюдал за событиями из окна кабинета, ведя разговор с послами трех земель. Дозорные кайры встретили послов на границе герцогства больше недели назад. Эрвину ничего не стоило устроить их прибытие в Первую Зиму днем раньше или позже. Однако большим влиянием на герцога всегда обладала сестра. В данном случае сказалась ее идея о том, что изящная интрига — это признак любви. Эрвин приказал дозорным доставить послов в тот единственный день, когда владычице не до них.

Много любопытного было сказано в ходе беседы, но вот герцог увидел через окно, что в замок привезли чудо-торт. Пропускать фейерверк Эрвин не желал, потому выделил послам комнаты и распрощался. Он вышел во двор и сразу был пойман теми, кто ожидал его внимания. Генерал-полковник Стэтхем жаждал показать герцогу на стратемном поле новую расстановку битвы. Фитцджеральд и Шрам просили внести изменения в план праздника. Эрвин не успел понять, какие именно, когда в беседу влез баронет со странными вопросами касательно мужской и женской дружбы…

— Господа, увольте! Какие битвы и какая дружба, когда меня ждет торт! Лучше скажите, куда подевался сладкий стол?

— Леди София решила, что во дворе мороженое растает, и перенесла десерты в трапезную.

— Как — в трапезную?..

Герцог вбежал в помещение, движимый нехорошим предчувствием. Первым делом он увидел огромный торт, увенчанный батареей из двадцати взрывчатых свечей. Императрица любовалась портретом на глазури:

— Это же я, какая прелесть!

Иона всем своим видом сигналила: «Без-вку-си-ца». А Дейви склонился над тортом с искровой зажигалкой, и офицеры хором кричали:

— Поджигай! Поджигай!

И что-то еще было неправильно в этой картине, очень неправильно, но Эрвин не успел понять. Раздался крик: «Поберегись!» — и он шарахнулся к стене, а в трапезную въехал конь.

Точнее, не конь, а белая лошадь. Роскошная, мускулистая, пышногривая — из тех кобыл, которых жеребцы чуют за милю. Верхом на ней Харви Шаттэрхенд лихо проскакал всю трапезную, опрокинул несколько стульев и до визга напугал служанок. У дальней стены развернул кобылу и, гарцуя, подъехал к Минерве.

— Вот мой подарок! Если в мире есть лошадь, достойная императрицы, то теперь она ваша!

Хладнокровие при кавалерийской атаке выдает опытного воина. Дамы ахали и визжали, министры пучили глаза, слуги разбегались от копыт… а бывалый генерал Дейви спокойно продолжал свое дело: поджигал свечи на торте. И лишь теперь Эрвин понял, в чем проблема: они стояли фитилями кверху! Некто заботливый перевернул шутихи и воткнул так, как подобает настоящим тортовым свечам: остриями вниз, хвостиками вверх.

— Дейви, нет! Это фейер…

В следующий вдох свечи изрыгнули снопы искр и зарылись в толщу крема. Гости уставились на торт, который выбрасывал к потолку хвосты пламени.

— Прячься! — крикнул герцог и присел за спинку ближайшего стула.

Пуффф! Торт взорвался почти бесшумно, сдобная масса поглотила грохот. Просто он был — и не стало. А вокруг стола вместо людей возникли сорок снеговиков, украшенных ягодами и цветной глазурью.

Первой опомнилась кобыла Шаттэрхенда: издала ржание и ринулась прочь из этого жуткого места. Белый седок, мчащийся на белой лошади, оставлял за собою шлейф из белых капель, словно хвост кометы.

Затем императрица облизнула губы и сказала:

— Вкусно…

Тогда гости начали хохотать. Так всегда бывает: чем сильней удивление, тем громче смех. Люди чуть не падали, заливаясь и таращась друг на друга.

А Эрвин София восславил свою предусмотрительность — ведь никому, кроме Роберта с Ионой, он не сказал о секрете торта. В чистейшем мундире он прошел мимо жертв своей проделки, подобрал на пробу немного крема с шеи сестры, признал правоту владычицы: вкусно. Когда гости устали хохотать, герцог объявил с авторитетным видом:

— Полагаю, это наш призрак поздравил ее величество. Благодарим за подарок!

Последовал новый взрыв смеха. Кто-то спросил:

— А что теперь, милорд?.. Мы же того…

Эрвин едва сдержал хохот: еще как «того», у некоторых только глаза видны.

— Купание намечалось на рассвете, но мы изменим план. Кастелян приготовит для гостей сменное платье, а вы разделитесь на две группы и отправитесь купаться. Сперва мужской отряд, затем женский.

Возникло движение: часть барышень попыталась примкнуть к мужскому отряду, часть мужчин, напротив, затаилась среди кремовых дам. Леди Иона заявила брату:

— Я буду в твоем отряде.

Эрвин повел бровью:

— Я не вхожу ни в какие отряды. Как видишь, я чист душою и телом… Эй, что ты задумала?!

Герцог бросился наутек. Сестра погналась за ним и с помощью пары горстей крема привела в подобающий вид. Мира тоже хотела поучаствовать в охоте на волка, даже приготовила боеприпасы, но фрейлина оказалась тут как тут:

— Время переодеться в вечернее платье. Проследуем в ваши покои, там примете ванну.

— А купание в озере? Я хочу купаться!

— Умение сдерживать себя — ценнейшая черта правителя.

Они ушли, переругиваясь по пути.

— Леди Лейла, вы отравляете мне праздник.

— Когда наступит мой день рожденья, сможете отомстить.

— Я не запрещу вам развлекаться. Нельзя запретить то, чего человек никогда не делает.

— Ха-ха-ха, как тонко. Владычица, у вас мармелад в волосах.

Но три человека не поддавались общему веселью. Напротив, с каждым часом их тревога росла. Только в большой трапезной иксы могли исполнить задуманное, а она постоянно была занята то гостями, то слугами. Даже сладкий стол, который планировался во дворе, тоже перенесли в зал. Когда торт внезапно взорвался, иксы признали: лихо придумано, леди София не лишена пиратского духа. Они ни на миг не поверили, что взрыв — дело рук привидения. Призрак нанесет удар позже, когда стемнеет. Если воины герцога не остановят его!

Одни гости убежали купаться, другие, не задетые кремом, выпили орджа и затеяли игру в фанты. Полководцы вернулись к стратемной доске. Владычица спустилась во двор в ослепительном вечернем платье и делала вид, будто интересуется игрой, а на самом деле собирала комплименты. Трапезная же оставалась занята: слуги убирали последствия взрыва.

Лишь после заката зал, наконец, опустел. Как и весь замок: знать ушла смотреть представление; слуги, окончив уборку, убежали следом за знатью. Тогда скрипнула дверь большой трапезной, и шаги трех кайров прошуршали по коврам. Фитцджеральд, Обри и Шрам подошли к старинному резному креслу во главе стола. Мередит с ними не было.

— Будет опасно, — ранее сказал ей Обри. — Если герцог узнает, нам несдобровать.

— Полно, я видела герцога с сестрой, милейшие люди.

Мередит жаждала узреть финал охоты. Лишь один довод смог убедить ее:

— В ледовом лабиринте — представление. Мерзлячка пойдет в атаку: это лучший момент. Она прикинется Гной-гантой и ворвется в лабиринт, как он тогда. Один из нас должен находиться там, чтобы успокоить людей.

Скрепя сердце, девушка ушла на представление. А трое иксов вступили в трапезную, и их решимость улетучилась, как дым.

— Братья, мы готовимся шантажировать герцога Ориджина.

— Он давно мертвец.

— И живым Ориджинам на него наплевать — ты об этом ведешь речь?

— Давайте начнем по-доброму. Вдруг выйдет…

Обри поставил запертый сундучок у стены, возле склада минервиных подарков. Шрам зажег свечу, шесть ладоней окружили ее.

— Говори…

— Ты говори!

— Герцог Одар Ориджин, просим прощения. Мы обращаемся к вам по важному делу.

Фитцджеральд перечислил имена и чины. Сказал, что речь идет о безопасности замка.

— Один мятежный дух разводит смуту и пугает личный состав. Нужно найти на него управу.

Ни звука. Занавеска тихо болталась на открытом окне. С потолка упала капелька крема.

— Милорд, прямо сейчас дух готовится нанести удар по собранию женщин в лабиринте. Моральный ущерб будет огромен.

В ответ — тишина.

Шрам процедил:

— Ладно, чего уж…

Подошел к креслу, ощупал, будто боясь обжечься, и поместил зад на краешек.

Ничего не произошло. Кайры навострили уши — ни одного шепотка в звуках ветра. Шрам поерзал ягодицами по старинному креслу, покашлял, надеясь привлечь внимание. Призрак ничем не выдал своего бытия.

— Придется, — выронил Обри. — Иначе никак.

Он отпер сундучок и достал человеческий череп. Тот выглядел паршиво: лицевые кости были проломлены, трещины покрывали верхнюю челюсть. Обри поискал места для него. Обеденный стол не так давно был залит кремом, и все вокруг хохотали. Чтобы не осквернять череп герцога, кайр применил подставку: взял книгу из числа подарков — благородного вида, темную с серебром. Книга легла возле свечи, череп разместился на черной обложке, озаряемый тусклым светом.

— Герцог Одар, простите, что мы прибегли к такому средству. Дело очень серьезное. Ответьте нам.

Колыхнулись занавески. Порыв ветра донес отзвуки музыки из лабиринта. Но ни одно слово не достигло слуха кайров.

— Герцог Одар?..

Тишина.

— Братья, — признался Шрам, — я чувствую себя кретином. Что, если нет никаких призраков?

— Как — нет?

— Мы же не видели никого из них. И Дама, и лидский генерал говорили через Мередит. Может, она просто нас разыграла?

— Мередит — честная девушка! — вступился Обри.

— А мы — честные парни. Но шутили же над Минервой в день гадания…

Свеча сгорела уже на треть. От былого азарта не осталось и следа. Становилось тоскливо.

— Пойдем-ка в гробницу, вернем череп, пока не поздно, — предложил Фитцджеральд.

— Нет, стойте! — Обри озарила мысль. — Вспомните: надо что-то интересное сказать. Приманить духа какой-нибудь историей.

— Ну, приманивай…

Шрам встал из герцогского кресла и принялся глядеть в окно. Фитцджеральд смотрел на Обри, но без особенной надежды. Первый мистик задумался:

— Э… Ну… Я вот что расскажу. В день великой битвы я, леди Иона и Хайдер Лид…

— Да брось, — вмешался Шрам. — Хоть духа не смеши, если он существует.

— А лучше как ты, дурную летопись читать? — обиделся Обри.

Однако он глянул на книгу, служившую подставкой. Она называлась: «Тайные ужасы Первой Зимы», и сочинительницу звали подобающе: Мегара Эстель. Типичное имя для ведьмы… Обри решил: попробуем, терять уже нечего. Раскрыл книгу там, где лежало ляссе, и в дрожащем алом свете принялся читать вслух.

Сын лорда знал, что отъявленную ложь следует прятать на виду. Он мог быстро похоронить труп, сославшись на скверное его состояние. Вместо этого сын оказал великому отцу посмертную почесть: выставил тело для прощания на трое суток в большом зале родового замка. Труп не лежал в гробу — он был усажен в кресло во главе стола. Сын первым упал перед ним на колени и поцеловал гниющую руку, с которой едва не сплывала перчатка. Затем подошли братья покойного и другие сыновья. Вдова и дочери, и племянницы. Вассалы и рыцари, и главы городских гильдий. Бинты покрывали лицо трупа, но все же нельзя было смотреть без содрогания. Чудовищный смрад не давал дышать. Дамы плакали, выходя из зала; воины прикладывались к флягам.

Однако все без исключения восхищались сыном. Ему хватило мужества не только спасти покойного, а и довезти до родного замка, и воздать отцу почести, невзирая на страх! По меньшей мере трое могли претендовать на наследство павшего лорда, но после такого проявления железной воли никто не посмел перечить этому сыну. На четвертый день он похоронил гниющего чужака в фамильной усыпальнице, велел отмыть кресло и воссел на него, чтобы править землею. История запомнила его великим и славным лордом, лишь немного уступавшим отцу.

А труп отца достался дикарям, был изрублен на куски и отдан свиньям и собакам. Из черепа сделали чашу, немногими уцелевшими костями украсили щиты и рукояти мечей. Душа покойного не смогла улететь на Звезду и рухнула обратно на землю, словно птица, пронзенная стрелой. Покойный лорд не питал иллюзий относительно шаванов: в их обычаях — глумиться над телами врагов, и по их меркам ничего особенного не сделано. Но вот сын… Родной сын из страха перед наказанием усадил на трон омерзительный труп чужака! И заставил всех, включая вдову, кланяться ему! Душа лорда переместилась в родовой замок и навеки приковалась к оскверненному креслу — чтобы никто чужой больше никогда не сел в него. Несколько веков он провел в этом кресле и около, неспособный покинуть пределы зала.

Обри начинал тихо и слегка стыдливо, ожидая насмешек Шрама. Но по мере чтения голос становился крепче и холоднее, и вкрадчивей. Наполнялся льдом, пробирал до костей, как сквозняк зимою. Фитцджеральд оставил свечу и обхватил себя руками за плечи. Шрам начал постукивать зубами. Да и сам Обри уже дрожал от стужи, но продолжал читать.

И вот в чем жуткая ирония. Среди его потомков были и тонкие люди, способные услышать голос призрака. Лорд мог рассказать обо всем, попросить разыскать ту самую чашу-череп и заменить кости в фамильной гробнице — тогда его душа улетела бы на Звезду. Но для этого следовало сознаться в том, каким трусом и лжецом оказался любимый сын. Призрак не мог стерпеть такого позора. Столетьями он ждал иного способа обрести покой…

— Глядите! — вскричал Шрам.

На окнах появилась изморозь. Узор инея покрыл стекла. Занавеси больше не дрожали — подернулись льдом и задубели в неправильной форме.

Дзинь — раздался звон. Замерзшая капля крема упала с потолка на стол и разбилась от удара.

— Герцог Одар?.. — изо рта кайра вылетело белое облако.

Внезапно окна захлопнулись разом. Одна из занавесок разлетелась ледяной крошкой. Шрам ринулся к двери, но створки накрепко примерзли друг к другу. Все щели запечатались полосами льда.

— Свеча! — крикнул Фитцджеральд.

Над огоньком возник крохотный смерч. Маленькая воронка вьюги неспешно опускалась на свечу. Ее медлительность оставляла кайрам вдох или два…

Они бросились к свечке. Оледеневшие мышцы противились движению. Неуклюже подбежали, упали локтями на стол, накрыли огонек ладонями. Сперва Обри и Фитцдеральд, потом подоспел шрам. Пламя укусило пальцы, но это ерунда. Вот что страшно: воронка смерча окружала их руки, хлестала по коже, морозила суставы, рвалась между пальцев, силясь добраться до свечки.

— Если погаснет, нам конец, — прошептал Обри.

Иней покрыл уже весь зал. Стояла такая стужа, какой не видывали даже январские ночи. Одежда на кайрах ломалась и хрустела, волосы поседели от снега. Единственное тепло излучала свеча. Маленький огонек давал кайрам силы сопротивляться морозу.

— Г-герцог Одар, — выдавил Шрам, — п-простите, что я сидел в к-кресле. Но у нас в-ваш череп, вы д-должны подчиняться…

— Эт-то не его ч-череп, — простучал зубами Обри.

И тогда — впервые — они услышали голос призрака.

Со звоном лопнули бутылки вина, оставленные слугами. Красная жидкость стала быстро замерзать, и в треске возникающего льда проступили слова:

— Вы не должны были знать. Никто не должен.

Воронка вьюги плотнее обхватила ладони. Кожа побелела, кайры уже не ощущали рук. Еще пара вдохов — и мороз доберется до свечки.

— Милорд, мы к-к-клянемся беречь т-т-тайну. Ник-кто не узнает…

Бах — разлетелась еще одна бутылка. Вино замерзло за миг, только два слова успели прозвучать за треском:

— Вы знаете.

— М-милорд, слово к-кайров! Мы иксы отб-борной роты, служим в-в-вашему роду!

Стало еще холоднее. Судорога свела руку Обри, пальцы растопырились, вьюга рванулась к огоньку.

— Книга! — крикнул Фитцджеральд.

Они увидели: во всем зале лишь один предмет не покрылся инеем — фолиант в черной обложке.

— Она м-может г-гореть! Жгите!

Обри не сумел дотянуться, руки не слушались его. Шрам прикрыл свечу левой рукой, а правой потянулся к тому, схватил, сунул страницу в огонь. В тот же миг вьюга ударила по свече и затушила, лишь кончик фитилька еще теплился алым. Рука дрожала слишком сильно, книга ходила ходуном. Шрам схватил переплет зубами, а рукою приложил угол страницы к фитилю.

Обри и Фитцджеральд уронили ладони. Воздух замерзал в легких. Едва держась на ногах, иксы смотрели на свечу. Фитилек продолжал тлеть, источая последние крупицы тепла. А страница не занималась.

Дух Одара Спесивого принимал решение.

И вдруг бумага шевельнулась — и вспыхнула. Огонь побежал по странице, весело треща, и трое кайров услышали разом:

— Читайте.

Как же прочесть, если книга сгорает?! Но они присмотрелись и увидели чудо: горела не бумага, горел воздух в дюйме над страницей! А книга оставалась нетронутой, и воля призрака была теперь кристально ясна: он хочет, чтобы кайры узнали все.

Перевернув страницу, Обри стал читать, и голос сразу окреп, избавился от дрожи.

Однажды, уже в не столь давние годы, в замок принесли девочку. По глупости своей она провалилась под лед. Ее вытащили, но не смогли спасти. Когда лихорадка остановила сердце, душа девочки выползла из тела и сказала жалобно:

— Я только хотела, чтобы он меня увидел…

— Тебя вижу я, — проскрипел старый лорд.

Он состоял из костей, обглоданных собаками и свиньями. Девочка в ужасе завизжала, кинулась бежать… Но воля лорда, закаленная веками мучений, поймала ее дух, словно мелкого жучка, и поставила перед собой.

— Ульяна тебя не взяла на Звезду. Что-то держит тебя здесь. Кое-что держит и меня. Ты поможешь мне, я помогу тебе.

— К-к-как?.. — проблеяла пигалица.

— Где-то в Степях есть чаша, сделанная из моего черепа. Ты ее найдешь. Затем найдешь человека, который сокрушит степняков и вернет мою голову в родовой склеп. А потом я помогу тебе, и вместе уйдем на Звезду.

— Я… я… я не смогу, я всего лишь…

— Мелкая дура. Но я сделаю из тебя свою руку. Как зовут?

— Даллия Рейвен…

Двенадцать лет она служила мертвому лорду. Он был великим человеком: властным, жестоким, умным, упрямым. Даллия была куском мягкой глины. Ей было некуда деться из-под пресса, и стальной характер лорда зеркально отпечатался в ней. Его свирепость стала ее тонкою иронией, его упрямство стало ее гибкостью, его холодный воинский ум стал ее ловким умом любовницы и шпионки. Она познала все виды мастерства, известные ему, овладела тактикой и стратегией, дипломатией и политикой… Даллия сделалась лучшим инструментом, который может изготовить мастер.

Спустя двенадцать лет представился случай. Среди живых сменился правящий герцог, и новый лорд оказался достаточно чутким, чтобы свободно видеть и слышать ее. Он был хитер и, вероятно, смог бы разыскать чашу-череп… А еще, он был тем самым дворянином, который когда-то не удостоил Даллию одного взгляда.

Первым ее желанием стала месть. Она пошла за ним на войну и без конца нашептывала гадости. Пускай усомнится в себе и совершит ошибку, пускай дрогнет меч в его руке. Пусть он окажется тут, в мире призраков, и уж тогда Даллия скажет все!.. Но шло время, и молодой лорд не желал погибать. Он оказался отважным и упорным, но не железным, как остальные, а гибким, как сама Даллия. Нельзя сказать, что она любила его: влюбленность развеялась очень давно — тем днем, когда он не пришел на ее могилу. Но Даллия с ним сроднилась, привыкла ценить его самоиронию, потешаться над смешными метаниями, восхищаться нелепым героизмом… Он был очень неплох, как для живого.

За время войны молодой лорд видел Даллию сотни раз. Оковы проклятья распались, лишь одно теперь держало ее в подлунном мире: обещание найти чашу-череп. Даллия не сказала молодому лорду о чаше: ведь если он вдруг найдет ее, пора будет уйти на Звезду.

Обычные призраки неспособны лгать. Однако Даллия получила воспитание уже после смерти и умела то, что даже не снилось другим духам. Она соврала сюзерену: «Наш мелкий волчонок пока не смог разыскать чашу. Скоро он предпримет новый поход, нужно только подождать». Старый лорд поверил. И Даллия осталась спутницей молодого смертного, который умел ее смешить.

Обри окончил чтение, и стало до жути тихо. Вьюга пропала, огонь вернулся на фитилек свечи. Окна избавлялись от изморози, вино на столе оттаивало и начинало капать на пол.

— Милорд Одар, мы прощены? — уточнил Фитцджеральд.

Ответ на этот вопрос не вызывал сомнений. Другое оставалось неясно.

— Что нам теперь делать? Разыскать череп-чашу?

Одно из окон распахнулось, теплый летний ветер ворвался в зал.

— Можем ли мы рассказать лорду Эрвину?

Новый теплый порыв ветра, отзвук веселой музыки издалека.

— Как быть с Даллией, милорд? Она обманула вас, а также пугает всех. Мы хотели ее поймать.

Было тихо, лишь со двора донеслись голоса. Стэтхем и Блэкберри, наплевав на спектакль, остались в замке, чтобы славно сразиться в стратемы. Один из них сказал:

— Серпушка ваша, милорд.

— Это и есть ответ? — уточнил первый мистик Обри.

— Хорошо сыграно, — ответил кто-то. Либо призрак — первому мистику, либо Стэтхем — полковнику Блэкберри.

Иксы попрыгали на месте, охлопали себя, чтобы согреться. Подкрепились орджем из уцелевшей бутылки. Закрыли окна, чтобы не мешать игре полководцев.

— Ну что ж… Зови ее.

— Зови ты.

— Даллия Рейвен! Явись!

С минуту ничего не происходило, и Обри счел нужным пригрозить:

— Даллия Рейвен, ты лишилась покровительства сеньора. Мы знаем, где твой скелет: на одном из трех погостов в окрестностях замка. Явись по-доброму, или возьмемся за лопату.

И тогда глаза у воинов полезли на лоб, ибо впервые в жизни они увидели призрака.

Около кресла герцога возникла женская фигура. Она была наполовину прозрачна, но все же прекрасно различима. То был не хладный синеющий труп, а соблазнительная девушка в платье с короткой юбкой и огромным декольте.

— Что говор-рили славные кайр-ры? — промурлыкала Даллия.

— Она умеет делаться видимой! — сказал Обри.

— Больше нет сомнений: это она всех стращала, — согласился Фитцджеральд.

— Говорить в третьем лице — очень некрасиво. Извинитесь, или я уйду.

Обри отчеканил:

— Даллия Рейвен, ты натворила бед. Мы намерены наказать тебя.

Вдруг платье на ней треснуло и упало к ногам, обнажив прекрасное тело.

В следующий миг лопнула и кожа. Стала сползать кровавыми лоскутами, обнажая мышцы и сухожилия. Мясо позеленело, покрылось липкой слизью, по нему поползли черви. Кишки выпали на пол из раскрытого живота…

— Перестань, — рыкнул Обри. — Нас этим не напугаешь.

Она поднатужилась и приняла облик однорукого Гордона Сью. Фитцджеральд сказал:

— Мы знаем, ты любишь перевоплощаться. Что гораздо хуже, ты обманула своего сеньора. За это ты понесешь кару.

Даллия снова стала собою.

— И как же вы меня накажете?

— Подарим тебя владычице Минерве. Ты прослужишь ей до тех пор, пока мы не разыщем череп-чашу. Будешь исполнять все ее прихоти, а в свободное время сидеть тихо, как мышь.

Даллия скривилась:

— Ах, прошу вас! Прислуживать этой скучнейшей особе? Смеяться над теми штампами, которые она выдает за остроты? Слушать пьяную болтовню? Поддакивать фальшивым похвалам, когда у нее приступ самолюбования? А от ее попыток соблазнять мужчин меня просто тошнит! Лучше продайте меня самому грубому из шаванов!

Обри усмехнулся:

— Это можно устроить. Мы знаем имя и год смерти, найти могилу не составит труда. Мы выкопаем скелет и продадим… но не шавану, а закатникам для ритуалов. Твои косточки раздадут жрецам. Они изгрызут их, как собаки, и получат такую власть над тобою, какой нет даже у крысы над собственным хвостом. Будешь рабыней тысячи лет, пока твои кости не распадутся в прах.

Даллия расхохоталась. Заявила, что более смешной угрозы не слышала ни в жизни, ни в смерти. Сказала, что такие трое ослов нипочем не найдут чашу-череп. Они не найдут даже пятно от выпивки на своем плаще! Даллия потешалась, как могла, а кайры спокойно смотрели.

Когда она выдохлась, Фитцджеральд произнес:

— Лорд Десмонд писал: война на треть ведется клинком…

— А на две трети — лопатой, — подхватил Шрам. — Идем за инструментом, братья.

И они зашагали к двери. Даллия переместилась, заслонила дорогу.

— Он действительно отрекся от меня?

— Сама скажи: ты его видишь?

Даллия повертела головой, лицо стало тревожным.

— Нет…

— Это потому, что он не хочет тебя видеть.

— Он простит меня, если подчинюсь вам?

— Не знаю, — ответил Обри. — Но точно не простит, если не подчинишься.

Она замерцала, растворилась в воздухе.

Спустя вдох возникла вновь.

— Ладно, зовите вашу Минерву…

— Сама к ней ступай! — рыкнул Обри, но Шрам его одернул:

— Тогда владычица не узнает, что подарок от нас. Приведем Минерву сюда. Даллия, сиди и жди.

— Может, мне еще ленточкой обвязаться?

Она преобразилась и действительно осталась в одной ленте в качестве одежды.

— Шутки — это хорошо, шутки мы уважаем, — неспешно произнес Шрам. — А теперь слушай приказ, тьма сожри. Ты поступаешь на службу к ее величеству. Не офицером, не шутом, и не этой, праматерь ее за ногу, фрейлиной. Ты будешь послушной придворной псиной. И да спасет тебя Темный Идо, если гавкнешь не в ту сторону.

Даллия переоделась в строгое платье и села на стул, смиренно сложив руки на коленях.

Иксы задумались над тем, как же доставить подарок. Времени прошло изрядно, но и пьеса была задумана с размахом: сама леди София постаралась. Видимо, представление еще длится. Пойти туда и вызвать Минерву под каким-либо предлогом? Неловко. Дождаться, пока все вернутся в замок? Но шумная толпа может помешать. Такой подарок требует особой обстановки.

— А может, Минерва уже у себя в покоях? — предположил Фитцджеральд.

— С чего вдруг?

— Я слышал, она говорила, что страдает головной болью и вряд ли досидит пьесу до конца.

— Пф!.. — бросила Даллия.

Шрам прошил ее взглядом. Она исправилась:

— Позвольте доложить, командир.

— Говори.

— Из Минервы театрал, как из меня кузнец, — Даллия создала мерцающий молот в своей ладошке и сразу же выронила себе на ногу. — Она сослалась на голову, чтобы одно из двух.

— Что — одно?

Даллия не успела ответить. В коридоре раздался девичий голос: «Скорее же, я жду!» — и в трапезный зал вбежала императрица.

Она была босиком, одну туфлю держала в руке, дислокация второй оставалась неизвестна. Волосы пребывали в хаосе, на щеках играл румянец. Минерва почти налетела на кайра Обри, в последний миг остановилась, выронила туфлю и междометие «ой». Последовала та самая сцена, когда двое наперегонки справляются с удивлением, чтобы первым задать вопрос.

— Что вы здесь делаете, владычица? — Обри выиграл гонку, но Минерва не осталась в долгу:

— Императрица начинает всякую беседу! Что вы здесь делаете, невежда?

— Мы… эээ… приготовили вам подарок.

— Вы тоже?!

— Да, ваше величество, он прямо здесь.

Почему-то Минерва взглянула не туда, куда указывал Обри, а в коридор. Раскрыла рот, будто хотела сказать одно, но уже налету изменила слова:

— И… что же за подарок?

— Владычица, мы изловили призрака!

Вот тут Минерва заметила Даллию.

— Святые боги! Кто это?

— Она — призрак! Даллия, докажи.

Та с неохотою померцала и исчезла, появилась в виде герцогини Альмера.

— Призрак леди Аланис?! Святые боги, я надеялась, что она жива…

Мерзлячка вернула собственное лицо, поджала губы и процедила уголком рта:

— Даллия Рейвен к услугам вашего величества.

Если б здесь была Мередит, она, пожалуй, поняла бы кое-что в странных эмоциях призрака. Но кайры не уловили подтекста.

— Ваше величество, это то самое привидение, которое являлось леди Ионе и Шаттэрхенду, и Софии, и вам тоже. Она меняла внешность, чтобы всех пугать. Но теперь она будет служить вам верою и…

В этот миг на пороге показался герцог Ориджин. Его одежда пребывала в полной исправности, он был изящен и саркастичен, как всегда. Однако что-то неуловимое роднило его облик с обликом Минервы.

— Кайры, извольте видеть, ее величество сильно утомилась. Как всякая усталая девушка, она хочет немного побегать по замку босиком. Не мешайте ей.

— Мы и не думали.

Герцог узрел свечу и череп на столе:

— Тьма сожри, скажите, что это не то, о чем я подумал!

— Если вы подумали про череп Одара Спесивого, то это действительно не он. С вашего разрешения, о герцоге Одаре мы доложим наедине. Сейчас позвольте вручить подарок императрице.

Тогда Эрвин София Джессика заметил Даллию. Его лицо вытянулось, брови полезли на лоб.

— Кайры, вы… вы что, видите ее?!

— Да, милорд, — сказал Шрам.

— Она делается видимой, если хочет, — пояснил Обри.

— Уж мне ли не знать… — пробормотал герцог.

— Будьте осторожны, она — хитрая лиса.

— Уж мне ли не знать!

Владычица утратила терпение:

— Милорд, сейчас же все объясните! Ненавижу быть той единственной дурой, которая ничего не понимает!

Герцог взял ее за голые плечи.

— Миледи, я не знаю, как сказать это пристойными словами… Наши отношения всегда были сложны, надеюсь, вам уже не привыкать… Кайры подарили вам мою альтессу.

Минерва лишилась дара речи. Хлопала ртом и пялилась огромными глазами то на Эрвина, то на призрака. Даллия смотрела в потолок, скрестив руки на груди.

Эрвин сказал:

— Владычица, позвольте, я все объясню наедине. Это долгая история, и в ней не разобраться без чаши-другой орджа.

Его слова успокоили Минерву:

— Что ж, герцог, я готова дать вам шанс.

Вдвоем, в обнимку они направились к выходу. Эрвин сказал напоследок:

— Кайры, премного благодарю за то, что нашли ее. Я волновался. Тревога, больше не исчезай надолго. Завтра жду за утренним кофе, обсудим твои проделки.

Владычица и герцог ушли, а иксы остались в обществе духа.

Фитцджеральд сказал:

— Ну, дела…

— И не говори, — согласилось привидение.