Фата Моргана. Зов далеких планет

Джек Вэнс. Лунная моль

Джонку строили по самым строгим канонам сиренского мастерства, то есть настолько близко к абсолютному совершенству, насколько это может заметить человеческий глаз. Доски цвета темного воска соединялись пластиковыми заклепками, заделанными вровень с поверхностью и гладко отполированными. Что же касается стиля, то джонка была массивной, собранной из больших бревен и устойчивой как континент, однако силуэт ее нельзя было назвать тяжеловесным или бесформенным. Нос выгибался как лебединая грудь, форштевень высоко поднимался, изгибаясь затем вперед и поддерживая железный фонарь. Двери сделали из кусков темно-зеленого с прожилками дерева, окна состояли из множества сегментов: в переплет вставляли квадратные пластины слюды, окрашенные в розовый, голубой, бледно-зеленый и фиолетовый цвета. На носу размещались прислуга и невольники, а посредине — две спальные каюты, столовая и салон с выходом на кормовой наблюдательный мостик.

Так выглядела джонка Эдвера Тиссела, но факт обладания ею не вызывал у него ни удовлетворения, ни гордости. Прекрасный некогда корабль находился теперь в плачевном состоянии. Ковры вытерлись, резные ширмы выщербились, а железный фонарь на носу проржавел и перекосился. Семьдесят лет назад первый хозяин, принимая только что построенную джонку, выразил мастеру свое восхищение и сам получил от этого немалые выгоды, поскольку сделка (сам процесс был больше, чем просто сдача-приемка объекта) увеличивала престиж и того и другого. Однако те времена давно миновали, и теперь джонка не повышала ничьего престижа. Эдвер Тиссел, находившийся на Сирене всего три месяца, прекрасно видел этот недостаток, но ничего не мог сделать: другой джонки ему достать не удалось. Сейчас он сидел на кормовой палубе, практикуясь в игре на ганге, инструменте, напоминавшем цитру, размером чуть больше его руки. Метрах в ста от него волны омывали полосу белом пляжа, за которым росли джунгли, а на фоне неба рисовался контур изрезанных черных гор. Беглый, приглушенный свет Мирэйл продирался сквозь завесу из паутины, а поверхность океана колыхалась и сверкала оттенками перламутра. Зрелище это было для Тиссела таким же знакомым, хоть и не таким скучным, как ганга, на которой он играл по два часа ежедневно, бренча сиренские гаммы и аккорды и проигрывая простые фразы. Он отложил гангу и взял зашинко, небольшой резонансный ящичек с клавишами, которые нажимали правой рукой. Нажатие на клавиши проталкивало воздух через находящиеся внутри свистульки, извлекая звуки как при игре на гармонике. Тиссел пробежал с дюжину быстрых гамм, сделав при этом не слишком много ошибок. Из шести инструментов, которыми он решил овладеть, зашинко оказался самым послушным (разумеется, за исключением химеркина — клекочущей и стучащей конструкции из дерева и камня, используемой только для общения с невольниками).

Тиссел тренировался еще минут десять, после чего отложил зашинко и стиснул ноющие пальцы. Со времени прибытия на Сирену каждую свободную минуту он посвящал игре на местных музыкальных инструментах: химеркине, ганге, зашинко, киве, страпане и гомапарде. Он разучивал гаммы в девятнадцати тональностях и четырех диапазонах; неисчислимые аккорды и интервалы, никогда не существовавшие на Объединенных Планетах. Он тренировался с мрачной решимостью, в которой давно растворился его прежний взгляд на музыку как на источник удовольствия. Глядя сейчас на инструменты, Тиссел боролся с искушением выбросить все шесть в воды Титаника.

Он встал, прошел через салон и столовую, потом по коридору мимо кухни и вышел на носовую палубу. Перегнувшись через поручень, заглянул в подводную загородку, где двое невольников, Тоби и Рекс, надевали упряжь тягловым рыбам, готовясь к еженедельной поездке в Фан, город в двенадцати километрах к северу. Самая молодая рыба, веселая или злобная, то и дело ныряла, пытаясь увернуться. Она высунула обтекаемую голову на поверхность океана, и Тиссел, глядя на ее морду, почувствовал странное беспокойство: на рыбе не было маски!

Он сконфуженно рассмеялся, коснувшись пальцами своей собственной маски — Лунной Моли. Что и говорить, он уже акклиматизируется на Сирене! Пройден важный этап, если его шокировала голая морда рыбы!

Наконец упряжка была сформирована. Тоби и Рекс вскарабкались на палубу; их красноватые тела сверкали от воды, а черные полотняные маски липли к лицам. Не обращая внимания на Тиссела, невольники открыли загородку и подняли якорь. Рыбы напряглись, упряжь натянулась, и джонка двинулась на север.

Вернувшись на кормовую палубу, Тиссел взял страпан — круглую резонансную коробку диаметром двадцать сантиметров. От центральной ступицы к периметру коробки были натянуты сорок шесть струн, соединявшихся с колокольчиками или молоточками. Когда струны дергали, колокольчики звонили, а молоточки ударяли по железным палочкам, а когда по ним били, страпан издавал резкие, звякающие звуки. Когда на инструменте играл виртуоз, приятные диссонансы создавали эффект, полный экспрессии, а под неопытной рукой результат бывал менее удачен и мог даже напоминать случайные звуки. Тиссел играл хуже всего именно на страпане, поэтому тренировался все время поездки на север.

Через некоторое время джонка приблизилась к плавучему городу. Рыб привязали, а джонку пришвартовали в надлежащем месте. Зеваки, стоявшие вдоль пристани, согласно сиренскому обычаю оценили все аспекты джонки, невольников и самом Тиссела. Он не привык еще к такому внимательному осмотру, и взгляды их весьма его беспокоили, особенно из-за неподвижных масок. Машинально поправляя свою Лунную Моль, он перешел по трапу на пристань.

Какой-то невольник, сидевший до сих пор на корточках, выпрямился, коснулся пальцами черной повязки на лбу и пропел вопросительную фразу из трех тонов:

— Скрывается ли под маской Лунной Моли обличье сэра Эдвера Тиссела?

Тиссел ударил по химеркину, висящему у пояса, и спел:

— Я сэр Тиссел.

— Мне оказали честь, доверив мне задачу, — пел дальше невольник. — Три дня от рассвета до заката я ждал на небережной, три дня от рассвета до заката жался я на плоту ниже пристани, вслушиваясь в шаги Людей Ночи. И наконец глаза мои узрели маску сэра Тиссела.

Тиссел извлек из химеркина нетерпеливый клекот:

— В чем суть твоего задания?

— Я принес послание, сэр Тиссел. Оно адресовано тебе.

Тиссел вытянул левую руку, одновременно играя правой на химеркине.

— Дай мне это послание.

— Уже даю, сэр Тиссел.

На конверте виднелась крупная надпись:

ЭКСПРЕСС-СООБЩЕНИЕ! СРОЧНО!

Тиссел надорвал конверт. Депеша была надписана Кастелом Кромартином, Главным Директором Межпланетного Политического Совета, и после официального приветствия содержала следующий текст:

«АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМО выполнить нижеследующее! На борту „Карины Крузейро“, порт назначения Фан, дата прибытия 10 января УВ, находится закоренелый убийца Хаксо Ангмарк. Будь при посадке с представителем власти, арестуй этого человека и отправь в тюрьму. Это распоряжение должно быть выполнено, провал акции недопустим.

ВНИМАНИЕ! Хаксо Ангмарк исключительно опасен. Убей его без колебаний при малейшей попытке сопротивления».

Тиссел в ужасе задумался над содержимым депеши. Прибывая в Фан в качестве консула, он не ожидал ничего подобного и до сих пор не имел возможности набраться опыта в обращении с опасными преступниками. Задумчиво потер он пушистую серую щеку своей маски. Ситуация, впрочем, не такая уж и опасная: Эстебан Ролвер, директор космопорта, несомненно, окажет ему помощь, а может, даже выделит взвод невольников.

С растущей надеждой Тиссел еще раз прочел сообщение. 10 января универсального времени. Он заглянул в сравнительный календарь. Сегодня сороковой день Времени Горького Нектара… Тиссел провел пальцем вдоль колонки, задержался на 10 января. Сегодня.

Внимание его привлек далекий грохот. Из тумана вынырнул обтекаемый силуэт: планетолет, возвращающийся со встречи с «Кариной Крузейро».

Он еще раз прочел депешу, поднял голову и внимательно посмотрел на садящийся планетолет. На его борту находится Хаксо Ангмарк, через пять минут он ступит на поверхность Сирены. Формальности при посадке задержат его минут на двадцать. Порт находился в двух километрах от города, с Фаном его соединяла дорога, извивавшаяся среди холмов.

— Когда пришло это сообщение? — спросил Тиссел невольника.

Невольник наклонился к нему, ничем не понимая, и Тиссел повторил вопрос, спев под клекот химеркина: — Это сообщение, сколько времени ты хранил его?

— Много долгих дней ждал я на набережной, — пропел невольник в ответ,

— возвращаясь на плот только в темноте. Моя терпеливость вознаграждена: я собственными глазами вижу сэра Тиссела.

Разъяренный Тиссел отвернулся и пошел по набережной. Бездарные, беспомощные сиренцы! Почему они не доставили известие на его джонку? Двадцать пять минут… нет, уже всего двадцать две…

На эспланаде Тиссел остановился, посмотрел направо, потом налево, надеясь, что произойдет чудо: появится воздушный экипаж и молниеносно доставит его в космопорт, где с помощью Ролвера он еще успеет арестовать Хаксо Ангмарка. Или, еще лучше, вторая депеша аннулирует первую. Ну хоть что-нибудь… Но на Сирене нет воздушного транспорта, а вторая депеша так и не пришла.

По другую сторону эспланады возвышался небольшой ряд строений из камня и железа, защищенных от атаки Людей Ночи. В одном из них жил конюший, и, разглядывая здания, Тиссел заметил мужчину в великолепной маске из жемчуга и серебра, выезжавшего на ящероподобном сиренском верховом животном.

Тиссел метнулся вперед. Время еще было, и при капельке везения ему, может, удастся перехватить. Хаксо Ангмарка. Он поспешил на другую сторону эспланады.

Конюший стоял перед рядом боксов, внимательно разглядывая свой инвентарь. Перед ним стояли пять верховых животных, с массивными ногами, плотным туловищем и тяжелой треугольной головой; каждое из них доставало до плеча рослому мужчине. С искусственно удлиненных передних клыков свешивались золотые кольца, а чешую покрывали цветные узоры: пурпурные и зеленые, оранжевые и черные, красные и голубые, коричневые и розовые, желтые и серебряные.

Запыхавшийся Тиссел остановился перед конюшим, потянулся за своим кивом [27], но потом заколебался. Можно ли назвать это случайной встречей? Может, лучше воспользоваться зашинко? Нет, пожалуй, его просьба не требует официального приветствия. Лучше все-таки кив. Тиссел потянулся к поясу, тронул струну, но тут же сообразил, что ошибся, и заиграл на ганге. Он, извиняясь, улыбнулся под маской: с этим человеком его ничто не связывало. Оставалось надеяться, что он по своей природе сангвиник; во всяком случае торопливость не позволяла выбрать нужный инструмент. Взяв второй аккорд, он заиграл, насколько позволяло его небольшое умение, и пропел просьбу:

— Сэр, мне срочно нужно быстрое животное. Позволь выбрать его из твоего стада.

Конюший носил очень сложную маску, которой Тиссел не сумел опознать: то была конструкция из коричневой лакированной ткани, плетеной серой кожи, а высоко на лбу находились два больших зеленовато-пурпурных шара, поделенных на небольшие сегменты, как глаза насекомом. Туземец долго разглядывал нахала, потом демонстративно выбрав стимик [28], исполнил на нем несколько великолепных трелей и канонов, содержания которых Тиссел не понял. Потом запел:

— Сэр, боюсь, мои животные не подходят для такого знатного господина.

Тиссел живо забренчал на струнах ганги:

— Да нет же, все они мне подходят. Я очень спешу и с радостью приму любого скакуна из твоего стада.

Теперь туземец заиграл крещендо:

— О нет, сэр, — пел он, — мои скакуны больные и грязные. Приятно, что ты считаешь их подходящими для себя, но я не заслужил такой чести. — Здесь он сменил инструмент и извлек холодный звук из своего кродача [29]. — И я никак не могу признать в тебе веселого собутыльника, который так фамильярно обращается ко мне своей гангой.

Смысл был ясен, Тиссел не получит животного. Повернувшись, он побежал в сторону космопорта, а ему вслед несся клекот химеркина, но Тиссел не остановился, чтобы послушать, адресована музыка конюшего невольнику или же ему самому.

Предыдущий консул Объединенных Планет на Сирене был убит в Зундаре. Нося маску Трактирного Головореза, он пристал к девушке, носившей ленту избранницы на Празднике Равноденствия. За такую бестактность он был тут же зарублен Красным Демиургом, Солнечным Эльфом и Волшебным Шершнем. Эдвер Тиссел, свежеиспеченный выпускник Дипломатического Института, был провозглашен его преемником и получил три дня на подготовку к новой роли. Будучи человеком спокойным, иногда даже чрезмерно осторожным, он воспринял это назначение как вызов. С помощью субцеребрального метода он овладел сиренским языком, найдя его не слишком сложным, а потом в Журнале Всеобщей Антропологии прочел следующее:

«Жителей побережья Титаника характеризует крайний индивидуализм, что, возможно, является следствием воздействия окружения, не побуждающего к групповой деятельности. Язык, отражая этот факт, выражает настроение единицы, ее эмоциональное отношение к создавшейся ситуации, в то время как фактическая информация имеет в нем подчиненное, второстепенное значение. К тому же на этом языке поют всегда под аккомпанемент небольшого музыкального инструмента. В результате необычайно трудно получить какую-либо информацию от жителя Фана и запрещенного города Зундара. Они угостят пришельца элегантными ариями и продемонстрируют удивительно виртуозную игру на одном из многочисленных музыкальных инструментов. В этом удивительном мире чужак, если не хочет, чтобы к нему относились с презрением, должен научиться изъясняться согласно местным обычаям».

Тиссел записал в блокноте: «ДОСТАТЬ НЕБОЛЬШОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ ВМЕСТЕ С ИНСТРУКЦИЯМИ, КАК ИМ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ». Потом продолжил чтение.

«На Сирене везде и в любое время года существует изобилие, если не избыток, продуктов, а климат мягок. Располагая запасами энергии, свойственной расе, и большим количеством свободного времени, жители планеты занимаются усложнением собственной жизни. Усложняется все: специализированное ремесло, примером которого является резная облицовка, украшающая джонки; запутанная символика, наиболее полно выраженная в масках, которые носят все сиренцы; необычайно трудный, наполовину музыкальный язык, удивительным образом передающий тонкие оттенки настроений и чувств; и прежде всего фантастическая сложность межчеловеческих отношений. Престиж, лицо, репутация, слава — все это содержится в сиренском слове „стракх“. Каждый человек имеет свой определенный „стракх“, решающий, сможет ли он, когда ему понадобится джонка, приобрести плавающий дворец, украшенный драгоценными камнями, алебастровыми фонарями, голубым фаянсом и резьбой по дереву, или же получит просто шалаш на плоту. На Сирене нет всеобщем обменного средства; единственная валюта — это „стракх“…

Тиссел потер подбородок и читал дальше.

«Маски носят постоянно, в соответствии с местной философией, утверждающей, что человек не должен пользоваться физиономией, навязанной ему факторами, находящимися вне его контроля, а должен иметь свободу выбора портрета, наиболее гармонирующего с его „стракхом“. В цивилизованных районах Сирены — то есть на побережье Титаника — человек никогда не показывает лица, это его величайшая тайна.

Ничего удивительного, что в этой ситуации на Сирене неизвестен азарт, поскольку получение превосходства с помощью чего-то, кроме «стракха», было бы смертельным ударом, нанесенным самолюбию сиренца. В языке Сирены нет эквивалента слову «несчастье».

Тиссел записал еще: «ДОСТАТЬ МАСКУ. МУЗЕЙ? СОЮЗ АКТЕРОВ?»

Он дочитал статью до конца, поспешил закончить приготовления и на следующий день сел на борт «Роберта Астрогварда», чтобы проделать первый этап путешествия на Сирену.

Планетолет приземлился в сиренском космопорте — одинокий топазовый диск на фоне черно-зелено-пурпурных склонов холмов. Корабль коснулся земли, и Эдвер Тиссел вышел. Навстречу ему вышел Эстебан Ролвер, здешний агент Галактических Линий. Ролвер поднял руку и отступил на шаг.

— Твоя маска! — хрипло воскликнул он. — Где твоя маска?

Тиссел несмело поднял ее.

— Я не уверен…

— Надень ее, — ответил Ролвер, поворачиваясь к нему спиной. Сам он носил конструкцию из матовых зеленых чешуек и покрытого голубым лаком дерева. На щеках оттопыривались черные жабры, а под подбородком висела миниатюрная копия скорострельного орудия, покрашенная в черно-белую клетку. Все в целом производило впечатление личности ироничной и изворотливой.

Тиссел поправил маску на лице, не зная, то ли сострить по поводу возникшей ситуации, то ли хранить сдержанность, приличествующую его должности.

— Ты уже в маске? — спросил через плечо Ролвер.

Тиссел ответил утвердительно, и Ролвер повернулся. Маска скрывала выражение его лица, но рука невольно пробежала по клавиатуре, привязанной к бедру. Мелодия выражала шок и замешательство.

— Ты не можешь носить эту маску! — пропел Ролвер. — И кстати, откуда… где ты ее взял?

— Это копия с маски, принадлежащей Полиполитанскому Музею, — сдержанно ответил Тиссел. — Уверен, что она подлинная.

Ролвер кивнул, из-за чего выражение его маски стало еще более ироничным.

— Она слишком подлинная. Это вариант типа, известного как Укротитель Морского Дракона, который носят по случаю важных церемоний особы, пользующиеся исключительным уважением; князья — герои, мастера-ремесленники, великие музыканты.

— Я просто не знал…

Ролвер махнул рукой, дескать, понимаю.

— Ты научишься этому в свое время. Обрати внимание на мою маску. Сегодня я ношу Свободную Птицу. Особы не слишком уважаемые — вроде тебя, меня или любого другого пришельца с чужой планеты — носят подобные маски.

— Странно, — заметил Тиссел, когда они шли через посадочное поле к бетонному блокгаузу. — Я думал, что человек может носить такую маску, которая ему нравится.

— Разумеется, — ответил Ролвер. — Носи любую маску, какую хочешь — если можешь это обосновать. Возьмем, к примеру, Свободную Птицу. Я ношу ее, чтобы показать, что не позволяю себе слишком многого. У меня нет претензий на мудрость, воинственность, непостоянство, музыкальный талант, мужество или любое из прочих сиренских достоинств.

— Однако предположим, — продолжал спрашивать Тиссел, — что я вышел бы на улицу Зундара в этой маске. Что бы тогда произошло?

В ответ он услышал приглушенный маской смех Ролвера.

— Если бы ты вышел на берега Зундара — там нет улиц — в какой-либо маске, то был бы убит в течение часа. Именно это случилось с Венком, твоим предшественником. Он не знал, как следует себя вести. Никто из нас — пришельцев с других планет — этого не знает. В Фане нас терпят до тех пор, пока мы помним свое место. Но в маске, которая на тебе сейчас, ты не смог бы пройти даже по Фану. Кто-нибудь, носящий Огненного Змея или Громовом Гоблина — маску, разумеется, — подошел бы к тебе. Он заиграл бы на своем кродаче, и если бы ты не ответил на его вызов острой репликой на скараные [30], он оскорбил бы тебя игрой на химеркине, инструменте для общения с невольниками. Это самый оскорбительный способ выказать свое презрение. Или он мог бы ударить в свой поединочный гонг и атаковать тебя немедленно.

— Я не знал, что люди здесь такие обидчивые, — тихо ответил Тиссел.

Ролвер пожал плечами и открыл массивную стальную дверь, ведущую в его кабинет.

— На Спуске в Полиполис тоже нельзя совершать некоторых поступков без риска нарваться на критику.

— Это правда, — согласился Тиссел, осматривая кабинет. — Зачем такая страховка? Эти бетон, сталь…

— Для защиты от дикарей, — объяснил агент. — По ночам они спускаются с гор, крадут, что попадется, и убивают каждого встреченного на берегу. — Он подошел к шкафу и вынул из него какую-то маску. — Возьми ее. Это Лунная Моль, с ней у тебя не будет неприятностей.

Тиссел без энтузиазма осмотрел маску. Ее покрывал серый мышиный мех, по обе стороны рта торчали пучки перьев, а на лбу — пара перистых антенн. На висках болтались белые кружевные отвороты, а под глазами висели ряды красных складочек. Зрелище было мрачное и в то же время комичное.

— Эта маска выражает какую-то степень престижа? — спросил он.

— Небольшую.

— Я все-таки консул, — мрачно сказал Тиссел, — и представляю здесь Объединенные Планеты, сто миллиардов людей…

— Если Объединенные Планеты хотят, чтобы их представитель носил маску Укротителя Морского Дракона, пусть пришлют сюда подходящего человека. — Понимаю, — тихо ответил Тиссел. — Ну что ж, если надо…

Ролвер вежливо отвернулся, когда Тиссел снимал Укротителя Морского Дракона и надевал более скромную Лунную Моль.

— Полагаю, что смогу найти что-нибудь более подходящее в городском магазине. Говорят, достаточно войти и взять нужный предмет. Это верно?

Ролвер критически оглядел Тиссела.

— Эта маска идеально подходит тебе — по крайней мере пока. И помни, что нельзя ничего брать из магазина, пока не узнаешь стоимости нужного товара относительно «стракха». Владелец потеряет лицо, если особа с низким «стракхом» без ограничений пользуется его лучшими товарами.

Тиссел раздраженно покачал головой.

— Ни о чем подобном мне не говорили! Конечно, я знал о масках, трудолюбии и добросовестности мастеров, но этот упор на престиж — стракх или как там его называют…

— Это неважно, — ответил Ролвер. — Через год-два и ты будешь знать, как следует себя вести. Полагаю, ты говоришь на их языке?

— Да, конечно.

— А на каких инструментах играешь?

— Мне дали понять, что хватит какого-нибудь небольшого музыкального инструмента или что я просто могу петь.

— Тебя неверно информировали. Только невольники поют без аккомпанемента. Советую как можно быстрее научиться играть на следующих инструментах: химеркине для общения с невольниками; ганге для разговоров с близкими знакомыми или особами чуть ниже рангом по стракху; киве для вежливого, поверхностного обмена мнениями; зашинко для более официальных контактов; страпане или кродаче для разговоров с особами ниже тебя — в твоем случае, если захочешь кого-то оскорбить; и наконец на гомапарде [31] или двойном камантиле [32] — для торжественных церемоний. — Он на, секунду задумался. — Кроме того, необходимы кребарин, водяная лютня и слобо — но сначала научись играть на тех инструментах. Они дадут тебе хотя бы ограниченные возможности общения.

— А ты не преувеличиваешь? — спросил Тиссел. — Может, тебе просто захотелось пошутить?

Ролвер мрачно рассмеялся.

— Ничуть. Но прежде всего тебе будет нужна джонка, а потом невольники.

Ролвер проводил Тиссела из космопорта на берег Фана, где они совершили приятную полуторачасовую прогулку по тропе под огромными деревьями, сгибающимися от плодов, хлебных стручков и пузырей, заполненных сладким соком.

— В данный момент, — сказал Ролвер, — в Фане всего четыре пришельца с других планет, включая и тебя. Я отведу тебя к Велибусу, нашему торговому посреднику. Думаю, у него есть старая джонка, которую он сможет тебе одолжить.

Корнелий Велибус провел в Фане пятнадцать лет и обзавелся достаточным стракхом, чтобы позволить себе маску Южного Ветра. Это был голубой диск, выложенный кабошонами лазурита и окруженный ореолом блестящей змеиной кожи. Велибус, более сердечный, чем Ролвер, снабдил Тиссела не только джонкой, но и двадцатью различными музыкальными инструментами и двумя невольниками.

Смущенный его щедростью, Тиссел пробормотал что-то о плате, но посредник отбросил его сомнения размашистым жестом.

— Мой дорогой, ты на Сирене. Такие мелочи ничего здесь не стоят.

— Но джонка…

Велибус сыграл короткую учтивую музыкальную фразу на своем киве.

— Буду с тобой честен, сэр Тиссел. Лодка уже старая и потрепанная. Я не могу ею пользоваться, чтобы не уронить своего престижа. — Слова его сопровождались прелестной мелодией. — Тебе же пока нечего ломать голову над своим общественным положением. Тебе просто нужна крыша над головой, удобство и защита от нападений Людей Ночи.

— Людей Ночи?

— Каннибалов, которые свирепствуют на берегу после наступления темноты.

— Ах, вот как. Сэр Ролвер упоминал о них.

— Это страшные чудовища. Не будем о них говорить. — Его кив издал короткую трель, полную страха. — А сейчас займемся невольниками. — Велибус задумчиво постучал указательным пальцем по голубому диску маски. — Рекс и Тоби должны хорошо служить тебе. — Он повысил голос и заклекотал на химеркине: — Аван эскс тробу!

Появилась невольница, одетая в дюжину узких полос розового материала и элегантную черную маску, искрящуюся цехинами из перламутра.

— Фаску этц Рекс э Тоби.

Вскоре явились вызванные невольники в свободных масках уз черной ткани и коричневых кафтанах. Велибус обратился к ним под громкий стук химеркина, приказав служить новому господину под страхом возвращения на родные острова. Рекс и Тоби упали лицом вниз и тихим пением поклялись верно служить Тисселу. Консул Объединенных Планет нервно рассмеялся и попробовал свои силы в сиренском языке:

— Отправляйтесь на джонку, хорошенько приберите ее и доставьте на борт продукты.

Тоби и Рекс равнодушно смотрели на него сквозь отверстия в масках. Велибус повторил приказы под аккомпанемент химеркина, невольники поклонились и вышли.

Тиссел растерянно разглядывал инструменты.

— Не имею ни малейшего понятия, как научиться на них играть.

Велибус обратился к Ролверу.

— Как там Кершауль? Может, сумеем уговорить его дать сэру Тисселу необходимые указания?

Ролвер кивнул.

— Кершауль мог бы взяться за это дело.

— Кто он такой? — спросил Тиссел.

— Третий из нашей небольшой группы изгнанников, — объяснил Велибус. — Антрополог. Читал «Зундар, называемый Великолепным»? «Обряды Сирены»? «Люди без лиц»? Нет? Очень жаль, отличные работы. Престиж Кершауля весьма высок, и, думаю, он время от времени посещает Зундар. Он носит Пещерную Сову, иногда Звездного Странника или даже Мудрого Арбитра.

— В последнее время облюбовал Экваториального Змея, — вставил Ролвер.

— Вариант с позолоченными клыками.

— Правда? — удивился Велибус. — Должен сказать, он это заслужил. Отличный человек. — И он задумчиво тронул струны зашинко.

Прошло три месяца. Под опекой Мэтью Кершауля Тиссел учился играть на химеркине, ганге, страпане, киве, гомопарде и зашинко. Кершауль сказал, что двойной камантил, кродач, слобо, водяная лютня и прочие могут подождать, пока Тиссел овладеет шестью основными инструментами. Он одолжил ему записи разговоров выдающихся сиренцев в разных настроениях и под разный аккомпанемент, чтобы юноша познакомился с правилами хорошего тона и совершенствовался в тонкостях интонаций и всяческих ритмах — перекрещивающихся, сложных, подразумевающихся и скрытых. Кершауль утверждал, что его дарует изучение сиренской музыки, и Тиссел был вынужден признать, что эта тема исчерпается не скоро. Четырехтональная настройка инструментов делала возможным использование двадцати четырех тональностей, которые, помноженные на повсеместно используемые пять диапазонов давали, в результате сто двадцать различных гамм. Впрочем, Кершауль посоветовал Тисселу сосредоточиться прежде всего на основной тональности каждом инструмента, пользуясь только двумя гаммами.

Не имея других занятий, кроме еженедельных визитов к Мэтью Кершаулю, Тиссел проплыл на джонке двенадцать километров к югу и пришвартовал ее с подветренной стороны скального мыса. Если бы не постоянные тренировки, жизнь его была бы райской. Море было спокойно и прозрачно, как кристалл, а до окруженного черно-зелено-пурпурным лесом пляжа было рукой подать, если бы Тисселу вдруг захотелось размять ноги.

Тоби и Рекс занимали две клетушки на носу, а остальные каюты оставались в распоряжении Тиссела. Время от времени он подумывал о третьем невольнике, возможно, молодой женщине, которая внесла бы немного веселья в его хозяйство, но Кершауль отсоветовал ему, боясь, что это излишне рассеет его внимание. Тиссел согласился с доводами и посвятил себя исключительно искусству игры на шести инструментах.

Дни проходили быстро. Созерцание великолепных оттенков рассвета и заката не приедалось Тисселу: белые облака и голубое небо в полдень, ночное небо, освещенное двадцатью девятью звездами Группы SI 1-715. Разнообразие вносила и еженедельная поездка в Фан. Тоби и Рекс отправлялись за провиантом, а Тиссел навещал роскошную джонку Мэтью Кершауля в поисках знаний и советов. Но спустя три месяца после прибытия Тиссела пришло сообщение, совершенно разрушившее установившийся ритм жизни: на Сирену прилетел Хаксо Ангмарк, убийца, провокатор, хитрый и беспощадный преступник. «Арестуй этого человека и посади его в тюрьму!» — гласил приказ. «Внимание! Хаксо Ангмарк исключительно опасен. Убей его без колебания!»

Тиссел был не в лучшей форме, поэтому метров через пятьдесят у него перехватило дыхание, и дальше он пошел размеренным шагом мимо низких холмов, поросших белым бамбуком и черными древовидными папоротниками, через желтые от траво-орехов луга, через сады и одичавшие виноградники. Прошло двадцать минут, потом двадцать пять. У Тиссела засосало под ложечкой, когда он понял, что уже слишком поздно: Хаксо Ангмарк приземлился и мог идти в Фан по той же дороге. Правда, до сих пор Тиссел встретил всего четверых: мальчика в маске Островитянина из Алка, двух молодых женщин, замаскированных как Красная и Зеленая Птицы, и мужчину в маске Лесного Гнома. Сблизившись с незнакомцем, Тиссел резко остановился: может ли это быть Ангмарк?

Он решил попробовать хитрость. Смело подойдя к мужчине, Тиссел уставился на отвратительную маску.

— Ангмарк! — воскликнул он на языке Объединенных Планет. — Ты арестован!

Лесной Гном равнодушно взглянул на него, затем пошел по тропе дальше.

Тиссел преградил ему путь. Он взялся было за гангу, но, вспомнив реакцию конюшего, извлек звук из зашинко.

— Ты идешь по тропе от космодрома, — запел он. — Что ты там видел?

Лесной Гном схватил рог, инструмент, используемый для насмешек над противником на поле боя, для подзыва животных, а иногда для демонстрации воинственности хозяина.

— Где я хожу и что вижу — дело только мое. Отойди, или я пройду по твоей голове! — Он сделал шаг вперед и, не отскочи Тиссел в сторону, наверняка исполнил бы свою угрозу.

Тиссел стоял, вглядываясь в удаляющуюся фигуру незнакомца. Ангмарк? Вряд ли, он не играл бы так хорошо на роге. Поколебавшись, он повернулся и пошел по тропе дальше.

В космопорте он направился в контору директора. Тяжелая дверь была открыта, и, подойдя ближе, Тиссел видел внутри фигуру мужчины. Он носил маску из матовых зеленых чешуек, кусочков слюды, крашенного в голубой цвет дерева и с черными жабрами — Свободная Птица.

— Сэр Ролвер, — обеспокоенно окликнул Тиссел, — кто прибыл на «Карине Крузейро»?

Ролвер долгое время смотрел на консула.

— Почему ты спрашиваешь?

— Почему спрашиваю? — повторил Тиссел. — Ты же должен был видеть сообщение, которое я получил от Кастела Кромартина!

— Ах, да! — ответил Ролвер. — Конечно.

— Я получил его всего полчаса назад, — горько сказал Тиссел. — Спешил, как только мог. Где Ангмарк?

— Полагаю, в Фане, — ответил Ролвер.

Тиссел тихо выругался.

— Почему ты его не арестовал или хотя бы не постарался задержать?

Ролвер пожал плечами.

— У меня не было ни права, ни желания, ни возможности задержать его.

Тиссел, подавив нетерпеливый жест, спросил с деланным спокойствием:

— По дороге я встретил мужчину в ужасной маске — глаза — блюдца, красные усы…

— Это Лесной Гном. Ангмарк привез эту маску с собой.

— Но он играл на роге, — запротестовал Тиссел. — Как мог Ангмарк…

— Он хорошо знает Сирену, пять лет провел здесь, в Фане.

Тиссел раздраженно буркнул:

— Кромартин об этом не упомянул.

— Все это знают, — ответил директор, пожав плечами. — Он был торговым посредником, пока не прибыл Велибус.

— Они знакомы?

Ролвер рассмеялся.

— Разумеется. Но не подозревай бедного Велибуса в чем-то большем, чем махинации со счетами. Уверяю тебя, он не сообщник убийцы.

— Кстати, об убийцах, — вставил Тиссел, — у тебя есть какое-нибудь оружие, которое ты можешь мне одолжить?

Ролвер удивленно уставился на него.

— Ты пришел, чтобы схватить Ангмарка голыми руками?

— У меня не было выбора. Когда Кромартин отдает приказ, он ждет быстрых результатов. Во всяком случае здесь был ты со своими невольниками.

— На мою помощь не рассчитывай, — гневно заявил Ролвер. — Я ношу Свободную Птицу и не претендую на храбрость и отвагу. Но я могу одолжить тебе излучатель. Последнее время я им не пользовался и не поручусь, что он заряжен.

— Лучше что-то, чем ничего, — ответил Тиссел.

Ролвер вошел в кабинет и вскоре вернулся с излучателем.

— Что будешь делать? — спросил он.

Тиссел покачал головой.

— Попытаюсь найти Ангмарка в Фане. А может, он отправится в Зундар?

Ролвер задумался.

— Ангмарк мог бы выжить в Зундаре. Но сначала он захочет освежить свое умение играть. Думаю, несколько дней он проведет в Фане.

— Но как мне его найти? Где нужно искать?

— Этого я не скажу, — ответил директора космопорта. — Возможно, тебе же будет лучше, если ты его не найдешь. Ангмарк — очень опасный тип.

Тиссел вернулся в Фан той же дорогой, которой пришел.

Там, где тропа спускалась с холма и соединялась с эспланадой, стояло низкое здание из прессованной глины с толстыми стенами. Дверь его была из массивных черных досок, окна защищали украшенные листьями железные прутья. Это была контора Корнелия Велибуса, торгового посредника, импортера и экспортера. Тиссел застал Велибуса на веранде; посредник носил скромную версию маски Вальдемара. Казалось, он глубоко задумался и не узнал Лунную Моль Тиссела — во всяком случае не сделал приветственного жеста.

Тиссел подошел к веранде.

— Добрый день, сэр Велибус.

Посредник рассеянно кивнул и монотонно произнес, аккомпанируя на кродаче:

— Добрый день.

Тиссел удивился. Не так встречают друга и земляка, даже если он носит Лунную Моль.

Он холодно спросил:

— Можно узнать, давно ли ты здесь сидишь?

Велибус ненадолго задумался, а когда ответил, воспользовался наиболее дружественным кребарином. Однако память о холодных тонах кродача наполняла горечью сердце Тиссела.

— Я здесь пятнадцать-двадцать минут. А почему ты спрашиваешь?

— Я хотел узнать, заметил ли ты проходившего здесь Лесного Гнома?

Посредник кивнул.

— Он пошел дальше по эспланаде. Кажется, вошел в первый магазин с масками.

Тиссел зашипел сквозь зубы. Разумеется, именно так поступил бы Ангмарк.

— Я никогда его не найду, если он сменит маску, — буркнул он.

— А кто такой этот Лесной Гном? — спросил Велибус, не выказывая, впрочем, особого интереса.

Молодой человек не видел причин скрывать имя разыскиваемого.

— Это известный преступник Хаксо Ангмарк.

— Хаксо Ангмарк! — воскликнул Велибус, откинувшись на стуле. — Он точно здесь?

— Да.

Посредник потер дрожащие ладони.

— Плохая новость, действительно плохая! Ангмарк — это мерзавец без стыда и совести.

— Ты хорошо его знал?

— Как и другие. — Теперь Велибус играл на кина. — Он занимал должность, принадлежащую ныне мне. Я прибыл сюда как инспектор и обнаружил, что он присваивал четыре тысячи каждый месяц. Уверен, что он не питает ко мне признательности за это. — Он нервно взглянул в сторону эспланады. — Надеюсь, ты его схватишь.

— Делаю, что могу. Так говоришь, он вошел в магазин с масками?

— Наверняка.

Тиссел повернулся. Уже идя по дороге, он услышал, как захлопнулась черная дверь.

Дойдя эспланадой до магазина изготовителя масок, он остановился снаружи, словно разглядывая витрину: около сотни миниатюрных масок, вырезанных из редких сортов дерева и минералов, украшенных изумрудами, тонким, как паутина, шелком, крыльями ос, окаменевшими рыбьими чешуйками и тому подобным. В магазине был только сам мастер — сгорбленный старик в желтом одеянии, носящий внешне простую маску Всезнающего, сделанную более чем из двух тысяч кусочков дерева.

Тиссел задумался, что следует сказать и на чем себе аккомпанировать, затем вошел. Изготовитель масок, заметив Лунную Моль и робкое поведение вошедшего, не прекращал работы.

Выбрав инструмент, на котором играл лучше всего, Тиссел ударил по страпану. Возможно, то был не лучший выбор, поскольку он в некоторой степени унижал играющего. Тиссел попытался нейтрализовать это невыгодное впечатление, запев теплым тоном, и встряхнул страпан, когда извлек из него фальшивую ноту.

— Чужеземец — человек интересный, возбуждающий любопытство, поскольку обычаи его непривычны. Меньше двадцати минут назад в этот великолепный магазин вошел чужеземец, чтобы обменять свою жалкую маску Лесного Гнома на одно из собранных здесь необыкновенных и смелых творений.

Изготовитель масок искоса взглянул на Тиссела и молча сыграл несколько аккордов на инструменте, какого тот никогда прежде не видел: это был расположенный внутри ладони эластичный мешочек, от которого тянулись три короткие трубки, выступая между пальцами. При нажатии мешочка воздух проходил через трубки, издавая звуки, похожие на голос гобоя. Неопытному Тисселу инструмент показался очень сложным в обращении, мастер — виртуозом, а сама музыка выражала полное отсутствие интереса.

Тиссел попробовал еще раз. Старательно манипулируя страпаном, он пропел:

— Для чужеземца, находящегося в чужом мире, голос земляка — словно вода для увядающего цветка. Человек, помогший встретиться двум таким несчастным, получит истинное удовлетворение своим милосердным поступком.

Изготовитель масок небрежно коснулся страпана и извлек из нет серию гамм; его пальцы двигались быстрее, чем мог проследить человеческий глаз. Официальным тоном он пропел:

— Художник высоко ценит минуты сосредоточенности, поэтому не хочет терять время, выслушивая банальности от особ с низким престижем.

Тиссел попытался противопоставить ему собственную мелодию, но хозяин магазина извлек из страпана новую серию сложных аккордеон, значения которых Тиссел не понял, и пел дальше:

— В магазин заходит некто, явно впервые в жизни взявший в руку невероятно сложный инструмент, поскольку игра его не выдерживает критики. Он поет о тоске по дому и желании увидеть подобных себе. Он прячет свой огромный стракх за Лунной Молью, поскольку играет на странен для Мастера и поет глумливым голосом. Однако уважаемый и созидательный художник готов не заметить эту провокацию, поэтому играет из инструменте вежливости и отвечает сдержанно, надеясь, что чужеземцу надоест эта забава и он пойдет своей дорогой.

Тиссел поднял кив.

— Благородный изготовитель масок неправильно меня понял…

Его прервало громкое стаккато страпана владельца магазина:

— Теперь чужеземец старается высмеять понимание художника.

Тиссел яростно заиграл на страпане.

— Я хочу спастись от жары, поэтому вхожу в небольшой скромный магазин. Его владелец, питая большие надежды на будущее, упорно трудится над совершенствованием своего стиля. Он настолько захвачен этим, что не хочет говорить с чужеземцами, независимо от их надобностей.

Изготовитель масок осторожно отложил долото, встал, зашел за ширму и вскоре вернулся в маске из золота и железа, изображающей рвущееся вверх пламя. В одной руке он держал скараный, в другой меч. Исторгнув из скараныя великолепную серию диких тонов, он запел:

— Даже самый талантливый художник может повысить свой стракх, убивая морских чудовищ Людей Ночи и назойливых зевак. Такой случай как раз представился. Однако художник откладывает удар на десять секунд, поскольку на лице у нахала Лунная Моль. — Он взмахнул мечом и занес его над головой.

Тиссел отчаянно ударил по страпану.

— Входил ли в этот магазин Лесной Гном? Он ушел отсюда в новой маске?

— Прошло пять секунд, — пропел изготовитель масок в размеренном зловещем ритме.

Разозленный Тиссел выскочил наружу. Перейдя на другую сторону, он остановился, оглядывая эспланаду. Сотни мужчин и женщин прохаживались вдоль доков или стояли на палубах своих джонок, и все носили маски, выражавшие настроение, престиж и особые качества владельца. Повсюду раздавался гомон музыкальных инструментов.

Тиссел не знал, что делать. Лесной Гном исчез. Хаксо Ангмарк свободно ходил по Фану, а он, Тиссел, не выполнил важных инструкций Кастела Кромартина.

Сзади прозвучали небрежные тона кива:

— Сэр Тиссел, ты стоишь, глубоко задумавшись.

Тиссел повернулся и увидел рядом с собой Пещерную Сову в скромном черно-сером плаще. Он узнал маску, символизирующую отсутствие хороших манер и терпеливость в раскрытии абстрактных идей. Мэтью Кершауль носил эту маску, когда его видели неделю назад.

— Добрый день, сэр Кершауль, — пробормотал он.

— Как твои успехи в учебе? Овладел уже гаммой Циспью на гомапарде? Насколько я помню, тебя весьма удивляли обратные интервалы.

— Я работал над ними, — мрачно ответил Тиссел. — Вероятно, скоро меня отзовут на Полиполис, так что я напрасно терял время.

— Что это значит?

Тиссел объяснил ему ситуацию с Хаксо Ангмарком. Кершауль серьезно кивнул.

— Я помню Ангмарка. Не очень симпатичная фигура, но великолепный музыкант с ловкими пальцами и настоящим талантом к новым инструментам. — Он задумчиво крутил маленькую бородку, принадлежащую маске Пещерной Совы.

— Какие у тебя планы?

— Никаких, — ответил Тиссел, играя жалостную фразу на киве, — Понятия не имею, какие маски может носить Ангмарк, а если не знаю, как он выглядит, то как смогу его найти?

Кершауль вновь дернул бородку.

— Когда-то он любил Экзокамбийский Цикл и использовал целый комплект масок Жителей Ада. Но, конечно, теперь его вкус мог измениться.

— Вот именно, — пожаловался Тиссел. — Ангмарк может находиться в шести метрах от меня, а я никогда этого не узнаю. — Он с горечью посмотрел в сторону магазина масок. — Никто не хочет мне ничего говорить. Думаю, их не волнует, что рядом ходит убийца.

— Ты абсолютно прав. Сиренские понятия добра и зла отличаются от наших.

— У них нет чувства ответственности. Сомневаюсь, бросили бы они веревку тонущему.

— Действительно, сиренцы не любят вмешиваться в чужие дела, — согласился Кершауль. — Для них важна личная ответственность и экономическая независимость.

— Все это интересно, но я по-прежнему ничего не знаю об Ангмарке, — сказал Тиссел.

Антрополог внимательно посмотрел на него.

— А что бы ты сделал, найдя Ангмарка?

— Выполнил бы приказ своего начальника, — упрямо ответил Тиссел.

— Ангмарк — опасный человек. У него значительное превосходство над тобой.

— Это в расчет не идет. Мой долг — отправить его на Полиполис. Но, вероятно, ему ничего не грозит, поскольку я понятия не имею, как его найти.

Кершауль задумался.

— Чужеземец не может скрыться под маской, по крайней мере от сиренцев. В Фане нас четверо — Ролвер, Велибус, ты и я. Если какой-то пришелец решит здесь осесть, весть об этом разойдется быстро.

— А если он отправится в Зундар?

Кершауль пожал плечами.

— Сомневаюсь, что он решится на такое. Однако с другой стороны… — Он замолчал, заметив внезапное отсутствие интереса у своего слушателя, и повернулся посмотреть, что случилось.

По эспланаде к ним шел мужчина в маске Лесного Гнома. Антрополог положил руку на плечо консула, желая его остановить, но тот уже преградил дорогу Лесному Гному, держа наготове одолженный излучатель.

— Хаксо Ангмарк, — воскликнул он, — ни шагу больше! Ты арестован.

— Ты уверен, что это Ангмарк? — спросил обеспокоенный Кершауль.

— Сейчас проверим. Повернись, Ангмарк, и подними руки вверх.

Удивленный Лесной Гном остановился как вкопанный. Взяв в руки зашинко, он сыграл вопросительное арпеджио и запел:

— Почему ты пристаешь ко мне, Лунная Моль?

Кершауль сделал шаг вперед и проиграл на слобе примирительную фразу.

— Боюсь, что произошла ошибка, сэр Лесной Гном. Сэр Лунная Моль ищет чужеземца в маске Лесного Гнома.

В музыке Лесного Гнома зазвучало раздражение, и внезапно играющий переключился на стимик.

— Он утверждает, что я чужеземец? Пусть докажет это или выходит навстречу моей мести.

Кершауль беспокойно окинул взглядом окружившую их толпу и еще раз начал успокаивающую мелодию.

— Я уверен, что сэр Лунная Моль…

Однако Лесной Гном прервал его громкими звуками скараныя:

— Пусть этот наглец докажет истинность обвинения или готовится пролить кровь.

— Хорошо, я докажу это! — заявил Тиссел. Он сделал шаг вперед и ухватился за маску Лесного Гнома. — Твое лицо говорит о твоей личности!

Удивленный Лесной Гном отскочил. Толпа потрясенно охнула, а потом начала зловеще бренчать на различных инструментах.

Лесной Гном, заведя руку назад, рванул шнур дуэльного гонга, а другой выхватил меч.

Кершауль выступил вперед, беспокойно играя на слобе, а смущенный Тиссел отошел в сторону, слыша грозный ропот толпы.

Антрополог запел объяснения и извинения, Лесной Гном отвечал. Выбрав момент, Кершауль бросил через плечо Тисселу:

— Беги или погибнешь! Торопись!

Тиссел заколебался. Лесной Гном отпихнул антрополога, но тот успел крикнуть:

— Беги! Закройся в конторе Велибуса!

Тиссел бросился прочь. Лесной Гном гнался за ним метров пятнадцать, потом топнул ногой и послал вслед бегущему серию язвительных звуков, а толпа добавила презрительный контрапункт из клекота химеркинов.

Больше погони не было. Вместо того чтобы спрятаться к экспортно-импортной конторе, Тиссел свернул в сторону и после осторожного осмотра отправился на набережную, где была пришвартована его джонка.

Уже темнело, когда он вернулся на борт. Тоби и Рекс сидели на корточках на носу, в окружении принесенных запасов провианта: тростниковых корзин с овощами и хлебом, голубых стеклянных кувшинов с вином, маслом и соком и трех поросят в плетеной клетке. Невольники грызли орехи, выплевывая скорлупу. Они посмотрели на Тиссела и встали, но в движениях их чувствовалось какое-то новое пренебрежение. Тоби что-то буркнул себе под нос, Реке подавил смех.

Тиссел гневно застучал по химеркину и спел:

— Выводите джонку в море. Сегодня ночью мы останемся в Фане.

В тишине каюты он снял маску и взглянул в зеркало на почти чужое лицо. Потом поднял Лунную Моль, изучая ненавистные детали: косматую серую шкуру, голубые антенны, смешные кружевные складки. Наверняка эта маска была недостойна консула Объединенных Планет. Если, конечно, он сохранит эту должность, когда Кромартин узнает о бегстве Ангмарка!

Тиссел опустился на стул, мрачно глядя вдаль. Сегодня он пережил цепь неудач, но не был еще побежден. Завтра он навестит Ангмарка. Как верно заметил антрополог, нельзя долго скрывать присутствие еще одного чужеземца, и, значит, Хаксо Ангмарк будет обнаружен. Кроме того, ему самому нужна новая маска. Ничего экстравагантного или хвастливого, а просто маска, выражающая достаточное количество достоинства и самолюбия.

В эту минуту один из невольников постучал в дверь, и Тиссел снова надел ненавистную Лунную Моль.

На рассвете следующего дня невольники привели джонку к сектору набережной, предназначенному для чужеземцев. Там еще не было ни Ролвера, ни Велибуса, ни Кершауля, и Тиссел с нетерпением ждал их. Прошел час, и пришвартовалась джонка Велибуса. Не желая разговаривать с ним, Тиссел остался в каюте.

Чуть позже к набережной подошла джонка Ролвера. Через окно Тиссел увидел, как Ролвер в своей Свободной Птице выходит на палубу. Там его ждал мужчина в пушистой желтой маске Пустынного Тигра. Пришелец сыграл на гомапарде необходимый аккомпанемент к посланию, которое принес Ролверу.

Ролвер, похоже, удивился и забеспокоился. Ненадолго задумавшись, он заиграл на гомапарде и запел, указывая на джонку Тиссела. Потом поклонился и занялся своими делами.

Мужчина в маске Пустынного Тигра тяжело поднялся на плот и постучал в борт джонки Тиссела.

Консул вышел к нему. Сиренский этикет не требовал приглашать к себе незнакомца, поэтому он просто сыграл на зашинко вопросительную фразу.

В ответ Пустынный Тигр заиграл на гомапарде и запел:

— Обычно рассвет над заливом Фана радует взгляд: белое небо отливает желтизной и зеленью, а когда восходит Мирэйл, туман вспыхивает и тает как на огне. Тот, кто пост, был бы очень рад, если бы на море не появился труп пришельца из другого мира, нарушающий спокойную красоту пейзажа.

Зашинко Тиссела почти по своей воле сыграло фразу удивления. Пустынный Тигр с достоинством поклонился.

— Певец признает, что не имеет себе равных в постоянстве настроения, но не хочет, чтобы ему мешали жить выходки неудовлетворенной души. Поэтому он приказал своим невольникам привязать веревку к лодыжке трупа, и за время нашего разговора они прицепили тело к корме твоей джонки. Будь добр, исполни все обряды, принятые на Других Мирах. Певец желает тебе доброго дня и у-ходит.

Тиссел бросился на корму джонки. В воде плавало полуголое лишенное маски тело мужчины, поддерживаемое на поверхности воздухом, заключенных в его брюках.

Тиссел внимательно вгляделся в мертвое лицо, показавшееся ему неинтересным и без особых примет — возможно, вследствие обычая носить маски. Мужчина был среднего роста и сложения, в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Волосы у него имели неопределенный коричневый оттенок, а лицо разбухло от воды. Ничто не указывало на причину смерти.

Это может быть Хаксо Ангмарк, подумал Тиссел. Или кто-то другой. Мэтью Кершауль? А почему бы и нет? Ролвер и Велибус уже вышли на берег и занимались своими делами. Он поискал взглядом джонку Кершауля — она как раз швартовалась. На его глазах антрополог выскочил на берег. Он носил маску Пещерной Совы.

Он выглядел рассеянным, когда шел мимо джонки Тиссела, не отрывая взгляда от набережной.

Тиссел вновь повернулся к трупу. Итак, это, несомненно, Ангмарк. Разве трое мужчин не вышли из джонок Ролвера, Велибуса и Кершауля в привычных для них масках? Разумеется, это труп Ангмарка… Однако разум не хотел удовлетвориться таким простым решением. Кершауль сказал, что еще один чужеземец будет быстро опознан. Каким образом Ангмарк мог сохранить себе жизнь, если не… Тиссел быстро отогнал эту мысль. Тело несомненно принадлежало Ангмарку.

И все же…

Он вызвал невольников, приказал им доставить на набережную подходящий контейнер, уложить туда тело и отправить в место вечного успокоения. Тоби и Рекс не выразили особой радости от полуденного задания, и Тисселу пришлось ударить по химеркину сильнее, чтобы подчеркнуть важность своих приказов.

Затем он прошел по набережной, свернул на эспланаду, миновал контору Корнелия Велибуса и направился на космодром.

Прибыв туда, он не нашел Ролвера. Старший невольник, статус которого определяла желтая звездочка на черной полотняной маске, спросил, чем он может ему помочь.

Тиссел ответил, что хотел бы отправить сообщение на Полиполис.

Это нетрудно, ответил невольник. Если Тиссел напишет текст сообщения печатными буквами, оно будет передано немедленно.

Тиссел написал следующее:

НАЙДЕНО ТЕЛО ЧУЖЕЗЕМЦА, ВОЗМОЖНО, АНГМАРКА. ВОЗРАСТ 48 ЛЕТ, РОСТ СРЕДНИЙ, ВОЛОСЫ КАШТАНОВЫЕ. ОСОБЫХ ПРИМЕТ НЕТ. ЖДУ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ИЛИ УКАЗАНИЯ.

Он адресовал депешу Кастелу Кромартину на Полиполис и подал ее старшему невольнику. Минутой позже послышался характерный треск транспространственного передатчика.

Прошел час. Ролвер не появлялся. Тиссел беспокойно ходил по кабинету директора космопорта. Неизвестно, долго ли придется ждать: в транспространственных передачах время изменялось до неузнаваемости. Порой сообщение прибывало уже через пару микросекунд, в другой раз часами блуждало неизвестно где, а изредка (всего несколько доказанных случаев) принималось еще до отправки.

Прошло еще полчаса, и наконец явился Ролвер. Он был в обычной своей маске: Свободной Птицы. Одновременно Тиссел услышал характерное шипение принимаемого сообщения.

Ролвера удивило присутствие консула.

— Что привело тебя сюда так рано?

— Тело, которое ты переправил мне сегодня утром, — объяснил Тиссел. — Я сообщил о нем своему начальству.

Ролвер поднял голову, прислушиваясь.

— Кажется, пришел ответ. Я займусь этим сам.

— Зачем тебе лишние хлопоты? Твой невольник сделает все сам.

— Это входит в мои обязанности, — заявил Ролвер. — Я отвечаю за четкую передачу и прием всех космограмм.

— Я пойду с тобой, — вскочил Тиссел. — Всегда хотел посмотреть, как действует это устройство.

— К сожалению, это противоречит правилам, — отрезал Ролвер, а подойдя к двери, ведущей во внутреннее помещение, добавил: — Через пару минут я дам тебе это сообщение.

Тиссел запротестовал, но директор космопорта не обратил на него внимания и вошел в комнату связи.

Вернулся он через пять минут, неся желтый конверт.

— Не слишком хорошие новости, — сказал он с неубедительным сочувствием.

Помрачневший Тиссел вскрыл конверт. Текст гласил:

ТЕЛО НЕ АНГМАРКА. У АНГМАРКА ЧЕРНЫЕ ВОЛОСЫ. ПОЧЕМУ НЕ БЫЛ ПРИ ПОСАДКЕ? СЕРЬЕЗНОЕ НАРУШЕНИЕ ОБЯЗАННОСТЕЙ. Я ОЧЕНЬ НЕДОВОЛЕН. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ПОЛИПОЛИС С ПЕРВОЙ ЖЕ ОКАЗИЕЙ.

КАСТЕЛ КРОМАРТИН.

Тиссел сунул депешу в карман.

— А кстати, можно спросить, какие у тебя волосы?

Ролвер извлек из кина короткую трель удивления.

— Я блондин. А почему ты спрашиваешь?

— Обычное любопытство.

Ролвер сыграл на киве другой пассаж.

— Теперь понимаю. Мой дорогой, ну и подозрителен же ты! Смотри! — Он повернулся, раздвинул полы маски на затылке, и Тиссел воочию убедился, что директор космопорта действительно блондин.

— Это тебя успокоило? — шутливо спросил Ролвер.

— Да, конечно, — ответил Тиссел. — У тебя случайно нет другой маски, одолжить мне? Эта Лунная Моль у меня уже в печенках сидит.

— К сожалению, нет, — сказал Ролвер. — Но тебе достаточно просто войти в магазин изготовителя масок и выбрать.

— Да, верно, — ответил Тиссел. Он попрощался с Ролвером и тем же путем вернулся в Фан. Проходя мимо конторы Велибуса, заколебался, после чего вошел. Сегодня посредник носил ослепительную конструкцию из призм зеленого стекла и серебряных бисеринок; маску, которой Тиссел никогда прежде не видел.

Велибус встретил его сдержанно, играя на хиве.

— Добрый день, сэр Лунная Моль.

— Я не отниму у тебя много времени, — отозвался Тиссел, — но хотел бы задать тебе вопрос личного характера. Какого цвета твои волосы?

Велибус заколебался на долю секунды, после чего повернулся и поднял складки маски. Тиссел увидел черные как ночь кудри.

— Устроит тебя такой ответ? — спросил посредник.

— Вполне, — ответил Тиссел. Он перешел на другую сторону эспланады и двинулся по набережной к джонке Кершауля. Антрополог приветствовал его без энтузиазма и покорным жестом пригласил на палубу.

— Я хотел бы задать тебе один вопрос, — начал Тиссел. — Какого цвета твои волосы?

Кершауль печально засмеялся.

— То немногое, что осталось, — черное. А почему ты спрашиваешь?

— Из любопытства.

— Ну, ну, — сказал Кершауль с необычной для него откровенностью. — Наверняка дело не только в этом.

Тиссел, испытывавший потребность в дружеском совете, признал, что тот прав.

— Вот как выглядит ситуация. Сегодня утром на пристани нашли мертвого чужеземца с каштановыми волосами. Я не совсем уверен, но есть шансы — примерно два из трех, что волосы Ангмарка черные.

Кершауль дернул за бородку Пещерной Совы.

— Как ты пришел к такому выводу?

— Я получил эту информацию с помощью Ролвера. Он блондин. Если бы Ангмарк надел личину Ролвера, он наверняка изменил бы содержание депеши, пришедшей мне сегодня утром. А вы с Велибусом признаете, что ваши волосы черные.

— Гм, — кашлянул Кершауль. — Посмотрим, правильно ли я тебя понял. Ты подозреваешь, что Хаксо Ангмарк убил Ролвера, Велибуса или меня самого и изображает убитого. Так?

Тиссел удивленно смотрел на него.

— Но ведь ты сам подчеркивал, что Ангмарк не сможет осесть тут, не выдав себя! Неужели не помнишь?

— Ах, да. Пошли дальше. Ролвер передал тебе сообщение, утверждающее, что Ангмарк брюнет, и заявил, что сам является блондином.

— Да. Можешь ли ты это подтвердить? Я имею в виду прежнего Ролвера.

— Нет, — грустно ответил антрополог. — Я никогда не видел ни Ролвера, ни Велибуса без маски.

— Если Ролвер не Ангмарк, — вслух размышлял Тиссел, — и если у Ангмарка действительно черные волосы, тогда вы двое с Велибусом попадаете под подозрение.

— Очень интересно, — прокомментировал Кершауль, осторожно посматривая на Тиссела. — Но, если уж на то пошло, ты сам можешь быть Ангмарком. Какого цвета твои волосы?

— Каштановые, — коротко ответил Тиссел, поднимая на затылке серый мех Лунной Моли.

— А может, ты обманул меня с текстом депеши, — не сдавался Кершауль.

— Нет, — устало ответил Тиссел. — Можешь проверить у Ролвера, если это тебя так волнует.

Антрополог покачал головой.

— Это ни к чему. Я тебе верю. Но остается еще один вопрос: как быть с голосом? Ты слышал нас всех до и после прибытия Ангмарка. Нет ли тут какого-нибудь указания?

— Нет. Мне кажется, что все вы говорите не так, как обычно. К тому же маски глушат ваши голоса.

Кершауль снова дернул бородку.

— Я не вижу возможности быстрого решения этой проблемы. — Он захохотал. — И кстати, нужно ли это? До прибытия Ангмарка здесь были Ролвер, Велибус, Кершауль и Тиссел. Сейчас — в любом практическом смысле — осталась та же четверка. Как знать, не окажется ли новый член лучше старого?

— Интересная мысль, — согласился Тиссел, — но так сложилось, что я лично заинтересован в идентификации Ангмарка. От этого зависит моя карьера.

— Понимаю, — буркнул Кершауль. — Таким образом, ситуация превращается в поединок между тобой и Ангмарком.

— Ты поможешь мне?

— Я не приму активного участия. Я слишком пропитался сиренским индивидуализмом. Уверен, Ролвер и Велибус ответят так же. — Он вздохнул. — Все мы сидим здесь слишком долго.

Тиссел глубоко задумался. Кершауль выждал некоторое время, затем сказал:

— У тебя есть еще вопросы ко мне?

— Нет, только просьба.

— Сделаю, что в моих силах, — вежливо ответил антрополог.

— Одолжи мне одном из своих невольников на неделю или две.

Кершауль извлек из ганги удивленную трель.

— Я не люблю расставаться со своими невольниками, они знают меня и мои привычки…

— Я верну его, как только схвачу Ангмарка.

— Ну, хорошо. — Антрополог отстучал на химеркине вызов, и в каюту вошел невольник. — Энтони, — пропел Кершауль, — ты пойдешь с сэром Тисселом и будешь служить ему какое-то время.

Невольник поклонился, не проявляя особого энтузиазма.

Тиссел забрал Энтони на свою джонку и долго расспрашивал, записывая некоторые ответы. Потом запретил Энтони рассказывать кому-либо о том, что произошло, и отдал под опеку своим невольникам. Он приказал им вывести джонку из пристани и до его возвращения никого не пускать на борт.

И вновь он отправился по тропе, ведущей к космопорту. Ролвера он застал за ленчем, состоявшим из пикантной рыбы, мелко нарубленной коры салатного дерева и чашки местной смородины. Ролвер отстучал на химеркине какой-то приказ, и невольник поставил для Тиссела стул.

— Как продвигается следствие? — спросил Ролвер.

— Я бы не рискнул утверждать, что дело продвинулось хоть немного вперед. Полагаю, можно рассчитывать на твою помощь?

Ролвер рассмеялся.

— В чем она должна заключаться?

— Говоря конкретно, я хотел бы одолжить у тебя невольника. На время.

Ролвер перестал есть.

— Зачем?

— Я бы предпочел обойтись без объяснений, — ответил Тиссел, — но можешь не сомневаться: это не просто каприз.

Не скрывая своего нежелания, директор космопорта вызвал невольника и отдал его в услужение Тисселу.

На обратном пути на пристань консул заглянул в контору Велибуса.

Посредник поднял голову от бумаг.

— Добрый вечер, сэр Тиссел.

Тиссел сразу взялся за дело.

— Сэр Велибус, ты не одолжишь мне невольника на несколько дней?

Велибус заколебался, потом пожал плечами.

— Почему бы и нет? — Он ударил в химеркин, и в дверях появился невольник. — Этот тебя устроит? А может, ты предпочтешь молодую женщину? — Он неприятно захохотал.

— Вполне устраивает. Я верну его через несколько дней.

— Можешь не спешить. — Велибус беззаботно махнул рукой и склонился над бумагами.

Тиссел вернулся на джонку, где допросил отдельно каждого из новых невольников и что-то записал на своем графике.

Над Титаническим Океаном спускались сумерки. Тоби и Рекс вывели джонку с пристани на гладкие, словно шелк, воды. Тиссел сидел на палубе, прислушиваясь к далеким разговорам и звукам музыкальных инструментов. Огни джонок сияли желтизной и бледной краснотой арбуза. На берегу было темно; скоро тайком придут Люди Ночи, чтобы рыться в мусоре и с завистью смотреть на далекие джонки.

Согласно расписанию, через девять дней мимо Сирены будет пролетать «Бонавентура». Тиссел получил приказ вернуться на Полиполис. Сумеет ли он найти Хаксо Ангмарка за девять дней?

Девять дней — это не очень много, но может оказаться, что в самый раз.

Прошло два дня, потом три, четыре и пять. Каждый день Тиссел выходил на берег и не менее раза в день навещал Ролвера, Велибуса и Кершауля.

Каждый из них по-своему реагировал на его визиты. Ролвер — раздраженно, Велибус — внешне вежливо, а Кершауль — с мягкой, но демонстративной сдержанностью в разговорах.

Тиссел с одинаковым равнодушием сносил насмешки Ролвера, веселость Велибуса и сдержанность Кершауля. И каждый день, возвращаясь на джонку, добавлял что-то к своему графику.

Миновали шестой, седьмой и восьмой день. Ролвер с грубой откровенностью спросил, не хочет ли Тиссел заказать билет на «Бонавентуру». Консул задумался и ответил:

— Да, пожалуй. Забронируй одно место.

— Возвращение в мир лиц! — содрогнулся Ролвер. — Лица! Всюду бледные лица с рыбьими глазами! Губы как мякоть плодов, носы изогнуты и продырявлены, плоские лица без всякого выражения. Сомневаюсь, что смогу жить там после многолетнего пребывания здесь. Счастье, что ты еще не стал настоящим сиренцем.

— А я никуда не лечу, — заметил Тиссел.

— Я думал, ты хочешь, чтобы я забронировал тебе место.

— Для Хаксо Ангмарка. Это он вернется на Полиполис в корабельном карцере.

— Ну, ну, — сказал Ролвер. — Значит, ты все-таки нашел его?

— Конечно. А ты — нет?

Ролвер пожал плечами.

— Насколько я понимаю, он подделывается либо под Велибуса, либо под Кершауля. Но для меня это не имеет значения, пока он носит маску и изображает одного из них.

— А для меня имеет, и большое, — ответил Тиссел. — Когда стартует планетолет?

— Ровно в одиннадцать двадцать две. Если Хаксо Ангмарк улетает, скажи ему, чтобы явился вовремя.

— Он будет там, — пообещал Тиссел.

Как обычно он навестил Велибуса и Кершауля, а вернувшись на джонку, поставил на график последние три значка.

Доказательство было перед ним, простое и убедительное. Правда, оно не было абсолютно неопровержимым, но достаточно убедительным, чтобы оправдать последний ход. Он проверил излучатель. Завтрашний день решит все. Он не может позволить себе ошибиться.

День начинался ясный: небо напоминало внутренность раковины устрицы, а Мирэйл взошел среди опалесцирующего тумана. Тоби и Рекс пришвартовали джонку к пристани; три остальные джонки чужеземцев сонно покачивались на небольших волнах.

Особенно внимательно Тиссел следил за одной джонкой, той самой, владельца которой Хаксо Ангмарк убил и бросил в воды залива. Именно эта джонка плыла сейчас в сторону берега, и Хаксо собственной персоной стоял на палубе в маске, которой Тиссел никогда прежде не видел: конструкция из пурпурных перьев, черного стекла и острых, как шипы, зеленых волос.

Консул не мог не восхищаться преступником. Он придумал хитрый план и ловко реализовал его, но потерпел поражение, наткнувшись на непреодолимую преграду.

Ангмарк покинул палубу. Джонка подошла к пристани, невольники бросили швартов, спустили трап. Держа излучатель, готовый к выстрелу, во внутреннем кармане, Тиссел выскочил на берег. Он поднялся на палубу джонки и открыл дверь салона. Сидящий за столом мужчина удивленно поднял красно-черно-зеленую маску.

— Ангмарк, — сказал Тиссел, — пожалуйста, не сопротивляйся и не делай никаких…

Сзади его ударили чем-то твердым и тяжелым, швырнули на пол, и чьи-то руки ловко вырвали излучатель.

Где-то заклекотал химеркин, и чей-то голос запел:

— Свяжите руки этому идиоту.

Мужчина, сидевший до сих пор за столом, встал и снял красно-черно-зеленую маску, обнажив черную полотняную маску невольника. Тиссел повернул голову. Над ним стоял Хаксо Ангмарк в маске Укротителя Дракона, выкованной из черного металла, с носом как лезвие ножа, запавшими веками и с тремя гребнями, тянущимися параллельно через макушку.

Маска закрывала лицо преступника, но в голосе Ангмарка звучал триумф.

— Я очень легко поймал тебя.

— Действительно, — согласился Тиссел. Невольник как раз кончил связывать ему запястья и ушел, повинуясь клекоту химеркина.

— Поднимись, — приказал Ангмарк. — Сядь на этот стул.

— Чего мы ждем? — спросил Тиссел.

— Два наших земляка по-прежнему на воде. Они не нужны мне для того, что я собираюсь сделать.

— А именно?

— Узнаешь в свое время, — отрезал Ангмарк. — У нас еще есть час или два.

Тиссел дернулся, но путы держали крепко.

Ангмарк тоже сел.

— Как ты меня расшифровал? Признаться, мне это интересно… Ну, ну, — укоризненно добавил он, когда Тиссел не ответил. — Не можешь смириться с тем, что я тебя победил? Не ухудшай своего положения еще больше.

Тиссел пожал плечами.

— Я действовал согласно одному фундаментальному принципу: человек может закрыть маской лицо, но не свою личность.

— Ага, — сказал Ангмарк. — Это интересно. Продолжай.

— Я одолжил по одному невольнику у тебя и остальных чужеземцев, после чего осторожно расспросил их. Какие маски носили их хозяева за месяц до твоем прибытия? Я приготовил график и наносил на него их ответы, Ролвер носил Свободную Птицу примерно четыре пятых всего времени, а остаток делил между Софистической Абстракцией и Черной Сложностью. Велибусу нравились герои Кандаханского Цикла. Большую часть времени: шесть дней из восьми он носил Халакуна, Неустрашимого Князя и Морского Гордеца. В оставшиеся два дня пользовался Южным Ветром или Веселым Собутыльником. Более консервативный Кершауль предпочитал Пещерную Сову, Звездного Странника и две или три другие маски, которые носил через разные промежутки времени.

Как уже говорили, эту информацию я получил из самого надежного источника, то есть от невольников. Следующий шаг заключался во внимательном наблюдении за вашей троицей. Каждый день я проверял, какие маски вы носите, и сравнивал это с моим графиком. Ролвер носил Свободную Птицу шесть раз, а Черную Сложность — два. Кершауль пользовался Пещерной Совой пять раз, Звездным Странником — один раз и по разу Квинкунксом и Идеалом Совершенства. Велибус носил Изумрудную Гору дважды, Тройного Феникса трижды, Неустрашимого Князя всего один раз и Бога-Акулу — дважды.

Ангмарк задумчиво кивнул.

— Теперь я вижу свою ошибку. Я выбирал из масок Велибуса, но согласно своим вкусам — и в итоге выдал себя. Но только тебе. — Он встал и подошел к окну. — Кершауль и Ролвер выходят на берег; скоро они пройдут мимо и займутся своими делами. Впрочем, сомневаюсь, что они захотели бы вмешаться

— оба стали настоящими сиренцами.

Тиссел молча ждал. Прошло десять минут. Наконец Ангмарк протянул руку и взял с полки нож. Взглянув на пленника, он приказал:

— Встань.

Тиссел медленно поднялся. Ангмарк подошел к нему сбоку, перерезал завязки и стащил с головы Лунную Моль. Узник вскрикнул и попытался схватить маску, но слишком поздно: лицо его было уже открыто.

Ангмарк отвернулся, снял свою маску и вместо нее надел Лунную Моль. Потом отстучал на химеркине вызов. В салон вошли двое невольников и замерли, увидев Тиссела.

Ангмарк пробежал пальцами по химеркину.

— Вынесите этого мужчину на палубу.

— Ангмарк! — душераздирающе крикнул Тиссел. — Я же без маски!

Невольники подхватили узника, несмотря на его отчаянные брыкания, и вынесли на палубу, а затем на берег.

Ангмарк надел Тисселу на шею веревку и сказал:

— Теперь тебя зовут Хаксо Ангмарк, а я Эдвер Тиссел. Велибус мертв, и тебя скоро постигнет та же участь. Я без труда справлюсь с твоими обязанностями: буду играть на всех инструментах как Человек Ночи и петь как ворота; буду носить Лунную Моль, пока не развалится, и тогда достану себе другую. А на Полиполис уйдет сообщение, что Хаксо Ангмарк мертв. И все будет в порядке.

Тиссел почти не слышал его.

— Ты не можешь этого сделать, — шептал он. — Моя маска, мое лицо… — Толстая женщина в голубовато-розовой маске шла по набережной. Увидев Тиссела, она пронзительно крикнула и рухнула ничком.

— Ну, идем же, — весело сказал Ангмарк. Он дернул за веревку и потащил Тиссела по набережной. Сходивший с джонки мужчина в маске Капитана Пиратов при виде Тиссела замер как вкопанный.

Ангмарк заиграл на зашинко и запел:

— Вот закоренелый преступник, Хаксо Ангмарк. Его имя проклинают на всех мирах, а теперь он пойман и идет на позорную смерть. Смотрите, вот Хаксо Ангмарк!

Они свернули на эспланаду. Испуганно вскрикнул ребенок, хрипло закричал мужчина. Тиссел споткнулся. Слезы ручьями текли из его глаз, он видел лишь размытые силуэты и цвета. Ангмарк громко орал:

— Смотрите все, вот галактический преступник, Хаксо Ангмарк! Приблизьтесь и смотрите на экзекуцию!

Тиссел крикнул слабым голосом:

— Я не Ангмарк, меня зовут Эдвер Тиссел, а Ангмарк — он! — Но никто его не слушал. Зрелище его голого лица вызывало лишь крики ужаса, возмущения и отвращения. — Дай мне мою маску, дай любую маску, хотя бы невольника… — бормотал он.

Тем временем Ангмарк торжествующе пел:

— Он жил в позоре и позорно умрет!

Перед Ангмарком остановился Лесной Гном.

— Мы снова встретились, Лунная Моль!

Ангмарк запел:

— Отойди, дружище, я должен привести в исполнение приговор этому преступнику. Жил в позоре и позорно умрет!

Их окружала густая толпа: маски таращились на Тиссела с болезненным возбуждением.

Лесной Гном вырвал веревку из руки Ангмарка и бросил ее на землю. Толпа заревела, кто-то крикнул:

— Не хотим поединка! Казнить чудовище!

Кто-то накинул Тисселу на голову кусок ткани. Он ждал удара меча, но вместо этого его освободили от пут. Он торопливо заслонил лицо, поглядывая между складками.

Четверо мужчин схватили Хаксо Ангмарка. Лесной Гном встал перед ним, играя на скараные.

— Неделю назад ты вытянул руку, чтобы сорвать мою маску с лица, и сейчас тебе удалось воплотить свои разнузданные желания!

— Но он преступник! — закричал Ангмарк. — Закоренелый преступник!

— Какие преступления он совершил? — спел Лесной Гном.

— Убивал, предавал, умышленно уничтожал корабли, пытал, шантажировал, грабил, продавал детей в рабство. Он…

— Меня не интересуют ваши религиозные проблемы, — прервал его Лесной Гном. — Но мы можем перечислить твои недавние преступления!

Из толпы вышел конюший и гневно запел:

— Этот наглец, Лунная Моль, девять дней назад хотел взять моего лучшего скакуна!

Другой мужчина в маске Всезнающего протиснулся вперед и пропел:

— Я Мастер — Создатель Масок и узнаю этого чужеземца — Лунную Моль! Недавно он вошел в мой магазин и смеялся над моим искусством. Смерть ему!

— Смерть чужеземному чудовищу! — проревела толпа. Живая волна двинулась вперед, поднялись и опустились стальные лезвия: свершилось.

Тиссел смотрел, не в силах шевельнуться. Лесной Гном подошел к нему и, играя на стимике, спел:

— Мы жалеем, но и презираем тебя. Настоящий мужчина не вынес бы такого позора!

Тиссел глубоко вздохнул, потянулся к поясу и взял в руки зашинко.

— Ты очерняешь меня, друг! Неужели ты не можешь оценить истинной смелости? Скажи мне: предпочел бы ты погибнуть в борьбе или пройти по эспланаде без маски?

Лесной Гном запел:

— Есть только один ответ: я погиб бы в борьбе, не в силах вынести такого позора!

— Я оказался перед выбором, — ответил Тиссел. — Я мог бороться со связанными руками и погибнуть или же молча сносить позор и благодаря этому победить своего врага. Ты сам признал, что не обладаешь достаточно большим стракхом, чтобы совершить такое. А я доказал, что являюсь настоящим героем! Есть среди вас кто-нибудь, кто отважится последовать моему примеру?

— Отважится? — повторил Лесной Гном. — Я не боюсь ничего, даже смерти от рук Людей Ночи!

— Тогда ответь.

Лесной Гном отступил и заиграл на двойном камантиле:

— Это подлинное мужество, если тобой действительно руководили такие побуждения.

Конюший извлек из гомапарда серию приглушенных аккордов и запел:

— Никто из нас не отважился бы на то, что совершил сей муж, лишенный маски.

Толпа ропотом выражала свое одобрение.

Изготовитель масок подошел к Тисселу, униженно гладя двойной камантил:

— Великий Герой, будь добр, зайди в мой магазин и смени эту ничтожную тряпку на маску, достойную твоих достоинств.

Другой изготовитель масок вторил ему:

— Прежде чем сделаешь свой выбор, Великий Герой, осмотри и мой магазин!

Мужчина в маске Сверкающей Птицы почтительно приблизился к Тисселу.

— Я только что закончил великолепную джонку, над которой работал семнадцать лет. Окажи мне честь, прими ее от меня и пользуйся этим великолепным кораблем. На его борту тебя ждут внимательные невольники и милые девушки, в трюме достаточно вина, а палуба выстлана мягкими шелковыми коврами.

— Спасибо, — ответил Тиссел, сильно и уверенно ударяя по зашинко. — Я приму ее с удовольствием. Но сначала маска.

Изготовитель масок извлек из гомапарда вопросительную трель.

— Не сочтет ли Великий Герой маску Укротителя Морского Дракона оскорбительной для его достоинств?

— Ни в коем случае, — ответил Тиссел. — Я считаю ее вполне подходящей. А сейчас пойдем взглянем на нее.